Текст книги "Незаконченная жизнь. Горянка (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
21
В пятницу, накануне свадьбы, в доме не протолкнуться было от народу, но Лия почти не обращала на это внимания. Как и родственники не особо обращали внимания на нее – декорацию, не более. Да, они приехали на ее свадьбу, но отмечали укрепление связей с сильным кланом, закрытие старого долга. Девушки в доме были веселы, смеялись, сплетничали, только делая вид, что следуют традициям подготовки и провода невесты. На деле же Лия и Зарема единственные, кто общались друг с другом – что вполне их устраивало.
– Ты не передумала? – точно между делом спросила Лия, когда сестра подала ей пахлаву в меду.
– Он там будет, – одними губами, даже не шевеля подбородком, ответила Зарема, подавая Лие тарелочку с пахалавой. – На твоей свадьбе. Ему можно – он не член нашей семьи.
Запнулась на секунду, разливая чай по маленьким стеклянным стаканчикам с позолоченной каёмкой.
– Он снова будет смотреть, – её плечи едва заметно дрогнули. – Смотреть так… будто раздевает. Лия, мне от его взгляда плохо, понимаешь?
Лия кивнула и почти одновременно подняла голову – какая-то двоюродная тётя подошла пожелать ей «богатой жизни» и «счастья в браке». Лия натянуто улыбнулась, выслушала, кивнула, приняла поцелуй в щёку и протянула женщине сладости. Лишь когда та отошла, Лия снова наклонилась к сестре, не поднимая глаз.
– Я уговорила маму дать мне на завтра телефон, – продолжила Зарема, и на её лице снова появилась вежливая улыбка – к ним подошла соседка семьи. Зарема пригнулась к столу, разрезая пахлаву, и шёпотом добавила: – Мы же поедем одни, даже братьев не будет. Я смогу позвонить твоей маме.
– Лучше в первую очередь – Светлане Анатольевне, – перебила её Лия привычным сдержанным тоном, будто они обсуждали, сколько сахара положить в чай. – Мама растеряется, а Муратова скажет, что тебе делать. Даже если она не имела дела с Кавказом, у неё всё равно опыта больше.
Она подняла чашку, чтобы скрыть шёпот за её краем.
– Потом – выкинешь телефон. Они пробивают номера быстро.
– Я знаю, – еле слышно кивнула Зарема, одновременно вставая – к ним подошла ещё одна родственница обняться и обменяться поцелуями. Сёстры ловко разыграли светскую сцену: обнимашки, смех, «ой ты у нас красавица», «нет, ты», «ешь, не стесняйся».
– Зара, завтра мы уже не сможем поговорить… В ресторане, где будет свадьба, я отвлеку внимание Ахмата, когда ты пойдешь в туалет. Там есть маленькое окошко на задний двор – оно без решеток, а двор не закрывается на улицу.
– Ты там была? – изумленно посмотрела на нее Зарема.
– Уговорила Халиму и Лейлу показать мне ресторан. Мы там даже пообедали, – криво ухмыльнулась Алия. – Ну и в туалет я сходила. В кабинке снимешь платье и спрячешь его где-нибудь, хоть в мусорный бак набросай только сверху бумажных полотенец, а сама вылезай через окно и беги подальше. Только вот одежда…
Она говорила спокойным голосом человека, который обсуждает план расстановки посуды, не давая ни единого повода заподозрить серьёзность разговора. За спиной смеялись какие-то дальние родственницы, возмущённо щебетали девочки, примерявшие украшения, где-то на кухне громко стучали крышками кастрюли – в этом хаосе можно было говорить только осторожно, маневрируя голосом между шумами дома, как между волнами.
– Джинсы я надену под платье, благо они плотные у нас, – согласилась Зарема. – А футболку примотаю скотчем к ноге.
– А туфли?
– Я ногу поранила, – улыбнулась сестра, – не смогу идти на каблуках. Уговорила маму купить мне балетки.
– Умница, – Лия не смогла не восхититься сестрой, та бледно улыбнулась. – Денег бери, не стесняйся – они тебе ох как понадобятся. Есть где временно спрятаться?
– У моей школьной подруги родители на все лето в Турцию на работу уехали, я могу у нее пожить. Она меня не выдаст…
Лия устало закрыла глаза, понимая, что их план – полная провальная катастрофа, но другого не было совсем. Сама-то она вообще наивно решила в полицию сходить, пожаловаться.
Всю ночь она лежала без сна, прислушиваясь к звукам снаружи ее комнаты. Родня праздновала, подружки невесты шептались и тихо смеялись друг с другом.
Под утро пришла Зарема и прилегла рядом.
– В моей комнате Аминат, Зухра и Бати, – призналась она. – Болтают без умолку. Не могу там….
Лия кивнула, подвигаясь.
– Ты вообще не спала? – шепотом спросила Зарема.
Девушка отрицательно помотала головой.
– Я тоже…. Не могу уснуть. Лия, если меня поймают… – голос стал едва различимым. – Я не скажу, что ты помогала…
– Скажешь, – Лия повернулась к сестре. – Если тебя поймают…. Зара, я не хочу так жить. И ты не должна будешь одна… через это проходить. Ну а если тебе удастся, скажи маме… скажи, что я не смирилась. Скажи, что меня могут заставить сказать, что я согласилась на брак, на жизнь в этой семье – но это все ложь. Скажи, что если она будет в безопасности, то у меня снова будет стимул бежать. И еще скажи, что брак – не зарегистрирован официально, что юридически я Магомедову – никто. И пусть мои документы у нее будут – как доказательство того, что меня похитили.
– Да, – кивнула Зарема, закрывая глаза. – Я скажу, Лия. Скажу. Спасибо тебе. Я не рискнула бы бежать, если бы не ты…. Я видела тебя на соревнованиях…. На ютубе. Ты такая красивая там. А я учится хочу, стать стилистом, работать, ездить по миру и не зависеть ни от чьей воли: ни отца, ни мужа. Пусть, Лия, мой выбор мужчины будет ошибкой, пусть у меня будут трудности, но я сама хочу решать, кто ко мне прикоснется.
– Легко не будет… – прошептала Алия, глядя в потолок. – В моем мире нужно иметь характер, чтобы не улететь на дно. Но у тебя он есть, Зара.
Обе замолчали, наблюдая как медленно встает солнце, заливая спальню золотистым светом.
Утро прошло в суете и хлопотах, в которых на некоторое время Алия забыла про сестру. На нее надели свадебное платье, идеальное, потрясающе красивое, удивительно подчеркивающее ее красоту и изящество. Светлые волосы заплели в косу и убрали под белый платок, повязанный так, как учила девушку Халима. Из украшений на ней был только пояс, украшенный золотым шитьем и кольцо – подарок жениха: огромный изумруд в обрамлении мелких рубинов.
Когда на палец надевали кольцо, Лия сжалась от внутреннего панического страха. Накатило осознание того, что этот день последний перед ужасом ночи. Внезапно выдержка подвела, она невольно всхлипнула, покачнувшись, и если бы не подоспевшая тетка Джейран, упала бы прямо на пол.
– Ничего, – тихо сказала та, поглаживая племянницу по голове, – ничего….
Остальные женщины в комнате сделали вид, что ничего не произошло и продолжили свои занятия. Патимат только недовольно поджала губы и приказала Зареме, закончившей колдовать над прической Лии, идти переодеваться самой. Перед тем как выйти из комнаты Зарема перехватила взгляд сестры и улыбнулась. За улыбкой отчетливо просматривались страх и понимание.
Окаменевшая Алия прислушивалась к каждому звуку с улицы, улыбаться как вчера сил просто не было, к счастью, по обычаям ей этого и не требовалось.
Она сжала изящный букетик белых роз, поданный Аминат в насыщенно-синем, атласном платье, и повинуясь жесту Патимат, вышла из комнаты. Шла осторожно, стараясь не повредить платье, не сбить платок с головы, а когда поймала свое отражение в одном из зеркал, почувствовала горькое отвращение – она была и красива, невероятно красива, и, в то же время бледна, как загнанный в угол заяц.
Ее проводили в центральную комнату дома, поставив как статуэтку по центру. Каждый член ее семьи подходил и поздравлял с замужеством, мужчины приходили с огромными, невероятно большими букетами роз. Лия отвечала механически, не вдумываясь в слова, отдавала все новые и новые букеты Зареме или Аминат, которые стояли рядом с ней. И внезапно почувствовала, как жалеет эти самые розы, срезанные только для того, чтобы она несколько минут подержала их в руках. Несколько лепестков упали на ковер перед ее ногами, алые как кровь и белые, как ее прошлая жизнь. И вот уже чья-то очередная нога наступила на нежные лепестки, даже не заметив этого.
Снаружи раздались сигналы машин. Сердце застучало в висках, в ушах зашумело, голова закружилась. Лия бросила панический взгляд на Зарему, но та ничем не могла помочь сестре. Она слышала шум множества голосов, смех девушек, сигналы свадебного кортежа, ощущала как вспотели ее ладони. Опустила голову, чтобы не видеть происходившего, на реснице повисла слеза, затуманившая взгляд.
Почти видела как выходит из машины Ахмат, как встречают его и Халиму ее родственника, как приветствует он тетку Патимат, представляющую мать невесты на этой свадьбе. Слышала звуки его шагов по ступеням, дыша все чаще, все более и более панически. Воздуха не хватало, стало жарко, спина взмокла. Хотелось рвануть плотный воротник платья, мешающий дышать, но она так и осталась стоять на месте. Только видела, как подходит к ней жених, как протягивает ей руку.
Замерла, не в силах пошевелиться, а вместе с ней замерло и время, даже голоса на несколько секунд притихли.
Медленно подняла голову, сталкиваясь глазами с синим взглядом Ахмата, протягивающего ей букет снежно-белых роз. Как во сне приняла от него букет, тихо поблагодарив, как приписывали традиции. Вокруг сразу вспыхнули вспышки камер и телефонов – Ахмат ничуть не скрывал, что берет вторую жену.
Он встал рядом, позируя для фотографий, до Алии донесся аромат его парфюма – свежий, приятный. Она спрятала лицо в подаренном букете, стараясь не встречаться с женихом взглядом.
Впрочем, он этого и не ждал. Сам взял ее за руку, с силой сдавив тонкую ладонь, потянул за собой. Лия передала букет кому-то из девушек, получив свой, маленький и удобный, и последовала за женихом. Шли медленно, позволяя поздравлять. На лестницах Ахмат чуть приостановился и перехватил Лию за талию под смех родни и друзей, помогая спуститься вниз в свадебном платье.
На пороге их ожидала Патимат, держа в руках миску с медом и угощая молодых, желая крепкой семьи, любви и детей. Каким издевательством звучали эти слова.
На негнущихся ногах Лия села в машину, благодаря бога, что двери за ней захлопнулись. Ахмат сел рядом, оставаясь наедине с невестой – неизменный водитель слился со своим креслом.. Алия задрожала мелкой дрожью.
22
Он это заметил, осторожно накрыл холодную руку своей.
– Устала? – спросил тихо, спокойно, низким голосом.
Лия не ответила, просто не смогла – каждый вдох давался с трудом. Ей вообще казалось, что сейчас она задохнется, как выброшенная на берег рыба.
– Дыши спокойнее, – велел Ахмат, доставая из подлокотника воду в бутылочке и маленький стеклянный стакан. – Пей, Алият.
Она молча приняла у него стакан с водой, сделала несколько мелких глотков – сразу стало легче. Допила воду и молча вернула стакан.
– День будет сложным, – заметил Ахмат, убирая стакан назад. – Но традиции того требуют.
Лия кивнула, соглашаясь.
Ахмат тяжело вздохнул, коснулся лица невесты, заставляя поднять голову, посмотреть на себя. Лия могла разглядеть каждую черточку его лица – красивого, жесткого, от упрямой линии губ, до хищного разреза удивительно синих глаз. Сейчас они смотрели на неё без тени сдержанности, с голодной жадностью, от которой по её позвоночнику прошла дрожь.
Он наклонился.
Поцелуй не был похож на тот короткий, резкий, что случился между ними несколько дней назад. В этом не было ни сомнений, ни вопроса – только требование, определённость, право, которое он уже считал своим. Его губы накрыли её губы твёрдо, властно, горячо, и Лия почувствовала, как что-то внутри неё словно ломается под этим натиском – гордость, защита, осторожность. Он не просил позволения – он брал. Его рука скользнула ниже, обхватила её затылок, удерживая, не давая отстраниться, а другая прижала её ближе, не оставляя и пространства для воздуха между ними.
Он поцеловал её так, будто хотел проникнуть в самую суть, добраться до самой сердцевины её сопротивления, вытеснить её дыхание своим. Его губы двигались жёстко, но в этой жесткости было мучительное удовольствие; он размыкал её губы снова и снова, пока она не сдалась инстинкту вдохнуть его, а не воздух. Его язык медленно, жарко проскользнул внутрь, и Лия вдруг поняла – это не просто поцелуй. Это клеймо. Метка. Его заявление миру – и ей.
Она задыхалась, и не знала – от нехватки воздуха или от потери опоры. Её пальцы судорожно сжались на его рубашке, белоснежной и пахнущей дорогим одеколоном и его потом, но под тонкой тканью она ощутила сталь его тела – напряжённые мышцы груди. Она упёрлась ладонями в его грудь не затем, чтобы оттолкнуть – потому что в этот момент знала: не сможет – а чтобы удержаться.
Он пробовал её вновь и вновь, будто не мог насытиться вкусом её рта, теплом её дыхания, её дрожью, которая выдавалась даже в том, как подрагивали её пальцы, сжимающие ткань его рубашки. Он завладел её дыханием, вырывал его из неё, забирал себе, вынуждая принимать его – снова, снова и снова. Каждое новое прикосновение становилось глубже предыдущего, каждое сладостно-насильственное проникновение – всё более требовательным.
В какой-то момент он задержал губы у её губ, не уходя далеко, и она услышала его низкий, тяжёлый вдох – и поняла: он наслаждается этим, её растерянностью, беспомощностью, тем, что ей некуда деться. Он пил её смятение, смаковал, как опытный мужчина смакует женщину, еще не коснувшись её тела.
– Всё ещё боишься меня? – его голос не резал слух – он скользил вдоль позвоночника, проникал под кожу.
– Ахмат… – её голос сорвался, она и сама не поняла, зачем произнесла его имя – чтобы остановить? Попросить?
Он едва заметно улыбнулся, пальцами провёл по линии её подбородка, так, будто запоминал её кожу на ощупь.
– Я умею быть ласковым, Алият, – сказал он, и в этих словах не было ни фальши, ни спешки, лишь уверенность человека, привыкшего говорить только правду, которая ему выгодна. – Поверь мне… – его большой палец медленно провёл по её нижней губе, и Лия ощутила, как от этого короткого, невинного касания внутри всё болезненно сжалось. – Мне не нужна сломленная кукла. Мне нужна женщина – умная, гордая. Та, которая будет идти рядом. Та, которую я смогу уважать. Я буду хорошим мужем… той, кто будет достойной женой для меня.
Он не дал ей ответить – снова наклонился, снова коснулся её губ, но теперь иначе. Его поцелуй стал неожиданно мягким, тягучим, бережным. Он больше не разрывал её дыхание, а втягивал в себя, убаюкивал, заставлял потеряться в медленном, бесконечном касании. Его губы двигались лениво, он наслаждался не спеша, и именно эта неторопливость сводила с ума сильнее, чем прежняя жёсткость.
Когда он отстранился, его губы мазнули по уголку её рта, по щеке, по виску, будто он не мог не коснуться, ещё и ещё, как если бы её кожа стала для него новой формой зависимости.
– Ты такая красивая, Алият, – прошептал он низко, опасно, и его дыхание согрело её шею. – Даже не представляешь, как сильно я хочу тебя.
Эти слова не были угрозой. Не были обещанием. Они были признанием желания – мужского, плотского, реального. От них по телу Лии пробежал холодок, и в ту же секунду обжёг жар. Она не знала, чего больше в своём сердце – ярости, страха или чего-то гораздо страшнее – того, что предательски отзывалось внизу живота, заставляя её тело жить по тем законам, которым разум сопротивлялся.
– Не сопротивляйся, – он точно прочел ее мысли, – мой маленький сокол, ты все равно не выиграешь. Только сделаешь хуже, себе, мне…. Нашим детям. Я всё равно возьму тебя, – прошептал он, медленно очертив ладонью линию её талии, будто делал это не для тела, а для сознания, оставляя на коже ощущение его права. – Так стоит ли сопротивляться? Зачем ломать, если можно склонить? – его губы коснулись её уха, и она почувствовала, как по спине побежали мурашки. – А взамен я могу подарить многое, Алият. Очень многое. – Его голос стал бархатным, обещающим. – Думаю… ты уже начала это понимать.
Он снова поцеловал её – и теперь его поцелуй был не торопливой нежностью и не прежней жёсткой яростью, а чем-то третьим – опасной, почти гипнотической лаской, заставляющей забывать всё, кроме ощущений. Он пил её дыхание, гладил контур её губ, целовал долгими, медленными, мучительными касаниями, которые заставляли сердце биться быстрее, а колени терять силу. Её мысли рассыпались. Логика таяла. Был только он. Его запах. Его голос. Его воля.
И затем – внезапно – резкая боль. Он схватил её за шею одной рукой. Сила его пальцев обожгла, прижала, лишила её воздуха. Глаза Лии расширились, и немой крик сорвался с губ.
– И никогда, Алият… – его голос больше не шептал – он резал. – Никогда, слышишь? Никогда не зли меня.
В его глазах вспыхнул мрачный огонь, зрачки расширились, по виску вздулась жила – в одно мгновение мягкость сменилась угрозой. Настоящей. Физической. Без сомнений и компромиссов.
Это длилось всего секунду.
Лия невольно вскрикнула – и от боли, и от ужаса, и от осознания того, что в этом мужчине живут сразу два зверя: один – страстный и требовательный, другой – безжалостный.
Но как только он услышал её крик, его рука… отпустила. Пальцы разжались так же внезапно, как сомкнулись.
– Видишь, Алият, все просто. Нет смысла боятся меня, если за тобой нет греха. Но если ты пойдешь против меня – я тебя уничтожу, – сказано это было ровным, спокойным голосом, в котором не осталось и тени былой страсти.
– Не бойся, – продолжил он. – Сегодня день нашей свадьбы, я хочу, чтобы ты была счастлива. Никто больше никогда не рискнет обидеть или унизить тебя. Ты моя, Алият, моя.
Лия тяжело дышала, проклиная себя за то, что поддалась, всего на несколько минут, но поддалась чарам этого непостижимого человека, почувствовала себя женщиной – желанной, пусть и против воли. А еще, мысленно поблагодарила Ахмата, что он быстро разрушил опасные иллюзии.
Оставалось только взять себя в руки и приготовить тело к ночной боли.
Ахмат внезапно притянул ее к себе снова, положив ее голову себе на грудь. Так, чтобы она слышала биение его сердца. Гладил по голове, успокаивая, убаюкивая, точно и сам сожалел о своей вспышке. Лия старалась не шевелиться, вдыхая запах мужчины.
23
В зале ресторана вовсю шел праздник. Когда свадебный кортеж прибыл, Ахмат вышел первым, неохотно выпустив девушку из рук, открыл ей двери и подал руку. У имама и после никаха они не сказали друг другу больше ни слова. Сейчас Алия больше не сомневалась, что любое ее неверное действие может снова вызвать вспышку ярости. Они медленно шли по ковровой дорожке, позируя для фотоаппаратов. Народу около ресторана было столько, что у девушки закружилась голова, сотни людей. Но, как заметила Лия, и охраны было не мало – главный вход был почти полностью перекрыт для посторонних.
И вдруг, на долю секунды, у Лии проскользнуло по коже странное, почти что иррациональное ощущение наблюдения. Она споткнулась, но сильная рука мужа не позволила ей не то что упасть, даже пошатнуться. Лия испуганно подняла глаза на Ахмата, но его глаза светились улыбкой. Бережно придерживая ее за талию, он выглядел довольным. Улыбнулся ей и повел дальше.
В пышно украшенном зале ресторана, ослепительном от света хрустальных люстр и переливов золотой ткани, они прошли по ковровой дорожке, устланной розовыми и белыми лепестками, почти до самого центра – туда, где начиналась сцена свадебного действа. В этот момент музыка сменила ритм: гул голосов стих, и пространство вокруг молодых словно замкнулось, собирая на них все взгляды.
Из разных сторон зала вышли юноши и девушки в национальных костюмах – мужчины в чёрных черкесках с газырями на груди, в высоких папахах, женщины – в длинных бархатных платьях благородных оттенков, с широкими шелковыми поясами и мерцанием золотой вышивки на рукавах. На головах у девушек сверкали тонкие украшения, а длинные прозрачные платки, спадавшие с их плеч, казались крыльями птиц. Танцоры выстроились широким кольцом вокруг молодых и, склонив головы, отдали им дань традиционного почтения, после чего музыка взяла ритм – сначала тихий, едва различимый, как дыхание горного ветра, а затем стремительно нарастающий. Начался танец.
Он был точен, как ремесло, и прекрасен, как легенда. Юноши двигались в гордом, уверенном ритме, словно сошли со страниц истории Кавказа: их шаги были быстрыми, отточенными, их движения – исполненными внутренней силы и достоинства. Девушки же кружились вокруг, плавно, будто по воздуху, – их ладони взмывали вверх, едва касаясь пространства, и всё в их танце было таким утончённым, что напоминало молитву без слов.
В каждом шаге, каждом повороте угадывалась невероятная грация – живая, полная энергии, подчёркнутая музыкой, в которой слышались и зов предков, и дыхание гор, и древняя красота чуждого современности мира. И Алия, несмотря на собственное напряжение и страх, невольно залюбовалась танцорами, словно на мгновение забыв, где она находится, и ради чего этот праздник устроен. Красота танца была неподдельной – как дыхание свободы, которой ей так не хватало.
– Ты намного красивей любой из них, – услышала шепот над ухом. Ахмат чуть наклонил к ней голову.
Ответа не требовалось, Лия просто опустила глаза, ожидая конца танца. Глазами она нашла столик за которым уже сидели сестры: возбужденные, веселые, а Зарема – бледная, улыбающаяся, с тревогой в глазах. Девушки встретились глазами – разряд тока прошел между ними – прощание, благодарность, уважение.
За еще одним столиком сидела Халима, рядом – Лейла, которая смотрела на брата и его жену с неподдельным восторгом, а потом глаза Лии столкнулись с глазами еще одной, незнакомой девушки. Невероятно красивая, точно сошедшая с обложки журнала, тонкая, изящная, она чем-то неуловимо сама напоминала Алию. Не внешне, девушка была жгучей смуглой брюнеткой, с черными глазами в обрамлении длинных ресниц, но скорее по типажу. И глаза ее – глаза дикой серны – горели неистовой ненавистью. Такой неприкрытой, такой откровенной, что Алия почувствовала себя физически плохо. Не испугалась, нет, но было чувство, что она наступила на хвост ядовитой гюрзе, которая только и ждет момента, чтобы напасть.
И каким-то шестым чувством угадала – Айшат – первая, официальная жена Ахмата.
Рука на ее талии напряглась, похоже и сам Ахмат заметил неприкрытую ненависть своей благоверной.
Танец завершился, к молодым по традиции шла мать жениха, приветствуя новую дочь семьи традиционным угощением.
Алия механически улыбнулась свекрови, приняла угощение, замечая, как выходят из-за столов гости, как окружают их с мужем в круг, понимая, что сейчас наступает ее выход. Зарема была совсем рядом, готовая помогать старшей сестре.
Как только заиграли первые, еще робкие ноты зурны, тут же подхваченные яростным ритмом барабана, сердце Лии замерло. Наученная Джейран она плавно пошла по кругу около гостей в традиционном танце невесты. Справа, на полшага позади, двинулся Ахмат. И если танец невесты – благородная и тихая красота, то танец мужчины здесь – демонстрация силы и достоинства рода. Он двигался гордо, уверенно, словно в его теле каждый жест был отточен годами – резкие шаги, повороты на носках, широкие движения плеч, властный разворот корпуса. Он казался хищником, окружённым священным пространством танца – и при всей ненависти, которую Лия продолжала к нему испытывать, она невольно отметила, как по-мужски красиво он двигается – опасно, ритмично, ярко, будто музыка принадлежит ему.
И вдруг девушка поняла, что на нее сверху сыплются деньги – все как и говорила Джейран. Словно по невидимому сигналу, в воздухе замелькали разноцветные банкноты. Сначала одна, потом другая, а через мгновение на Лию обрушился самый настоящий денежный ливень. Пятитысячные купюры с шуршанием падали на плечи, доллары и евро кружились в воздухе, словно осенние листья. Ей даже на секунду показалось, что они сыплются прямо с потолка, из-под плафонов гигантской люстры, осыпая ее фантастическим, дурманящим снегом.
Зарема и Аминат не успевали подобрать купюры с пола, они все сыпались и сыпались и сыпались на невесту, застревая в белой ткани платка, на плечах и голове. Наверное, промелькнула шальная мысль, такого она больше не увидит никогда.
А мужчины все подходили и подходили и подходили. Ни один не посмел прикоснуться к ней, они танцевали рядом, а отходя щедро осыпали невесту деньгами. Лия шла по кругу, как учили, сохраняя плавный шаг и лёгкость движений, но в какой-то момент едва не оступилась, когда каблук её туфель соскользнул на гладкой поверхности купюры в пятьсот евро. Она удержала равновесие только потому, что успела чуть сильнее развести руки, изобразив изящный танцевальный жест, будто так и было задумано.
Когда этот кажущийся бесконечным танец подошел все-таки к концу, Лия не чувствовала ног. Тамада весело подвел ее к жениху и пригласил пройти на своем место во главе зала. Сестры все еще собирали разлетевшиеся по залу купюры, а Алия была довольна – при таком количестве денег Зарема успеет выхватить несколько так необходимых ей бумажек. Даже приблизительно не могла себе представить, сколько тысяч валялось только что у нее под ногами – разум отказывался принять такое.
Внезапно она заметила, что Ахмат, сидевший рядом, едва заметно подвинул свое кресло к ее, незаметно, буквально на несколько сантиметров, но теперь его нога под столом касалась ее ноги. Ничего особенного, а сердце сжалось.
Она знала, что основная часть ее роли уже выполнена, больше никто не потянет ее танцевать, никто не заставит произносить речи, она теперь – только декорация, украшение. Их поздравляли, родственники, друзья, партнеры по бизнесу, а она просто сидела с каменным лицом, наблюдая за залом.
Зарема, казалось, веселится от души, даже вышла танцевать. К ней тот час присоединился невысокий мужчина, лет 50-55 пяти, какой-то несуразный, странный, с маслянисто сияющими глазами. И по тоскливым глазам сестры Лия поняла – это тот самый жених, ожидающий своей очереди на свадьбу. По окончании танца он вложил в руку Заремы пятитысячную купюру, и Лия невольно усмехнулась внутри – старый стручок сам приложил руку к побегу девушки.
– Ты почти ничего не ешь, – раздался над ухом голос мужа. Лия вздрогнула всем телом. – Не хотелось бы, чтобы ты вечером свалилась в обморок от голода, – заметил он, кивая на тарелки, полные еды.
Алия кивнула и заставила себя есть.
Зарема поднялась из-за стола, что-то с улыбкой сказав другим сестрам. Сердце девушки гулко стукнуло, она сделала глубокий вдох-выдох, с трудом сдерживая желание самой уйти в туалет и проконтролировать побег. Но нельзя, нельзя – она только привлечет к Зареме лишнее внимание. И нельзя обдирать ногти на руках, Ахмат любит ухоженные руки, как сказала ей Халима.
Он тоже заметил, как она положила руки на стол. Его рука накрыла её ладонь – твёрдо, уверенно, без права на отдёргивание. Он развернул её руку и поднял, рассматривая. Его пальцы были тёплыми, тяжёлыми, но при этом сейчас – не грубыми. Провел пальцем по линии жизни, погладил шрам от пореза.
– Старая Ильшат совсем сдурела, – буркнул недовольно, замечая следы мозолей, ссадин и ожогов на тонкой ладони.
– Уже почти все прошло, – Алия заставила себя говорить мягко. – Еще пара недель и…
– Я не собираюсь мстить старой мегере, – фыркнул он, – успокойся. У тебя красивые руки, Алият, мне бы не хотелось, чтобы их портили шрамы, только и всего.
Лия несмело улыбнулась мужу.
Мужу.
Нет, поправила себя мысленно. Чужому человеку, который почему-то возомнил, что имеет на нее право.
Праздник тянулся час за часом, и Лия дорого бы отдала, чтобы продлился еще дольше, как можно дольше. Заремы в зале больше не было, это давало крошечную надежду, Ахмат находился в хорошем настроении, даже несколько раз ласково заговаривал с ней, снисходительно рассказывая кто из гостей кто. Алия совсем затосковала, понимая, что на свадьбе присутствуют если не первые, то вторые лица республики точно. С каждым мгновением ей казалось, что выхода из ловушки больше нет и никогда не будет.
И когда Ахмат поднялся из-за стола и подал ей руку, она даже не сразу поняла, что он дает ей понять, что их праздник завершился.
Поднялась на ватных ногах и просто последовала за ним, старясь отключить голову.
Безмолвный водитель привез их на окраину города, к большому двухэтажному дому, где на пороге ждала Халима. Лия ощутила, что настолько устала за этот бесконечный день, что даже не очень соображает, что делает, машинально исполняя предписанные обычаи.
Ахмат повел ее на второй этаж, к одной из комнат, открыл дверь, пропуская внутрь.
Комната утопала в цветах, они были повсюду: огромные букеты стояли на прикроватных столиках, вдоль стены, на туалетном столике, а на широком подоконнике разместились массивные вазоны, переполненные свежими цветами, так что стекло окна полностью скрывалось за живой стеной лепестков. Аромат был густым, тягучим, сладким – почти одуряющим, как благовония из восточной сказки, которые медленно крадут способность ясно мыслить.
На полу лежал мягкий ковёр цвета слоновой кости, и когда Лия ступила на него, её босые ногти буквально утонули в глубоком, пушистом ворсе. Свет был приглушён – лишь тёплые бра на стенах разливали по комнате мягкое медовое сияние, сглаживая контуры предметов и растворяя тени. И среди этого золотистого полумрака в центре стояла широкая кровать – огромная, с высоким изголовьем и сложной резьбой, покрытая тяжёлым шёлковым покрывалом цвета шампанского.
Лия замерла на пороге спальни, понимая, что не может пройти дальше – ноги ей больше не повинуются.
– У тебя есть пять минут, – услышала позади ровный голос Ахмата и услышала, как захлопнулась за ним дверь, оставляя ее в полном одиночестве.
Она опустилась прямо на пол, глядя на руки, что ходили ходуном. Кое как справилась с платком, начала расстегивать платье, застревая пуговицами в каждой петельке – не слушались пальцы, ставшие точно деревянными.
За дверями слышала, как Ахмат говорит с кем-то по телефону, и голос его внезапно становился все злее и злее. Неужели стало понятно, что сбежала Зарема?
От страха Лия побелела как полотно, стараясь справится с одеждой быстрее, чтобы не злить мужа еще сильнее.
Он вошел в комнату стремительным шагом, сильно ударив дверями.
Лия вскочила на ноги и машинально отшатнулась от него.
– Ахмат…. Пожалуйста…. Я не успела…. Мне нужно еще пять минут, не больше, – зачастила она.
– Кто такой Андрей Резник? – зло спросил он, прищурив синие, ледяные глаза, в которых плясал бешенный огонь.
