Текст книги "Незаконченная жизнь. Горянка (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

16

Ближе к вечеру слова Аминат подтвердила и бабка Ильшат, поджимая тонкие губы и брезгливо осматривая девушку, точно кобылицу на базаре.

– Собирайте вещи, – поджала она губы, – завтра уедете с отцом.

Лицо Аминат осветила сдержанная улыбка – показывать внутреннее ликование девочка не рискнула. А Лия так и замерла над едой, чувствуя абсолютное, тотальное бессилие от собственного положения.

Она вскочила на ноги, схватила одно из ведер и понеслась к двери.

– Куда? – крикнула ей вслед Джейран.

– Воды принесу! – первое, что пришло в голову.

Знала, что будет наказана вечером, знала, что пожалеет о своей несдержанности, но не могла больше находится в этом доме, рядом с этими женщинами – рабынями и надзирательницами в одном лице.

Хотелось бежать, бежать и бежать, не к колонке в центре села, а дальше – к шумному ручью, протекающему около дороги – единственной дороги в селе. В этом проклятом, прекрасном, похожем на рай аду.

Хотелось кричать – голоса не было, хотелось плакать – слез не осталось. Губы шептали только одно:

– Мама! Мама! Спаси меня, мама!

Она неслась вниз по гравийной дороге, выскочила из села и побежала дальше, туда, где шумел ручей. И хотя она ясно понимала – этот побег смешон, глуп, обречён с самого начала, – внутри всё равно теплилась крошечная, отчаянная надежда: если не спасение, то хотя бы глоток свободы перед тем, что будет дальше.

Свернула с дороги, увидев отблески фар в сумраке вечера, отбросила в сторону ведро и подбежала к ручью, падая на колени в буйно росшие по берегу травы – ароматные и свежие. Уткнулась лицом во влажную землю, жадно вдыхая запах воды, мяты и нагретых за день камней.

Разум твердил: «нужно вернуться, выждать, выжить любой ценой», сердце, все ее нутро молило: «беги и не останавливайся!».

От злости и отчаяния Лия закричала, кидая в воду огромный камень с берега.

– Вижу, красавица, – услышала за спиной, – тебя так и не укротили.

От этого знакомого и нереального голоса волоски на голове зашевелились в прямом смысле слова. Лия резко обернулась и попятилась назад, прямо в ручей.

Ахмата она узнала сразу: по широким плечам, по гордому, высокомерному повороту головы. От ужаса в горле пересохло.

Она отступила еще на два шага, поскользнулась на мокром камне и рухнула прямо в ледяной поток.

– Осторожно! – мужчина в два шага оказался рядом и протянул руку.

– Не трогай меня…– прошептала девушка, справляясь с паникой. – Что ты здесь делаешь?

– Приехал проверить, выполнили Алиевы свои обещания или нет, – не дожидаясь её ответа, он шагнул в воду, обхватил её за талию и поднял так легко, будто она ничего не весила. Вода стекала с её одежды, вниз по его рукавам, но он не обращал на это ни малейшего внимания. Поставил её на камень – но не отпустил. Наоборот – притянул ближе. Слишком близко. – А у нас с тобой традиция появилась, встречаться при побеге.

– Пусти, – Лия снова, как и тогда, пыталась освободится.

– А если нет? – вкрадчиво спросил он, вглядываясь в ее лицо.

– Не посмеешь нарушить традиции…. – прошептала девушка, стараясь отодвинутся от него хоть немного.

Ахмат рассмеялся – искренне и громко.

– Алият, ты уже – моя. Позавчера были последние переговоры с твоим дедом, я могу забрать тебя прямо сейчас!

Лия с ужасом поняла, что это правда. Что сейчас он посадит ее в свою машину и сделает все, что угодно его душе: никто и никогда больше о ней даже не спросит.

Ахмат видел её страх. И пил его. Спокойно, неторопливо, как вино. Ему нравилось смотреть, как расширяются её зрачки, как учащается дыхание. За этот месяц она изменилась – загрубела, осунулась – но стала такой, что удержаться от желания было уже почти невозможно. В ней была сила, которую он не хотел ломать – хотел подчинить. Целиком и навсегда.

– Замерзла? – спросил прямо в губы, посиневшие от ледяной воды и страха.

– Да… – прошептала Лия, стараясь отвернуться.

Он наклонился еще ближе, дразня не ее – себя. Разжигая собственный огонь в венах.

– Не смей… – прошептала девушка из последних сил пытаясь вырваться.

– Хватит, соколенок, – спокойно сказал он. – Мне нравится твой характер, но запомни, что я – твой хозяин и муж.

– Я никогда…

Он снова рассмеялся.

– Хорошо, – неожиданно легко отпустил её, даже чуть оттолкнул, словно отрезая от себя ненужную слабость. – Допустим. Ты не хочешь замуж. Печально, конечно, – его голос изменился, в нём исчезли и шелковистая вкрадчивость, и обжигающая страсть предыдущих слов; остались только сталь и пустота. – И что ты будешь делать, Алият?

Он словно наслаждался её немым протестом.

– Думаешь, это что-то меняет? – продолжил Ахмат, делая шаг назад, но взглядом всё так же удерживая её, как цепью. – Хорошо. Не ты – так другая. Твой клан отдаст мне Зарему. Или Аминат. Или любую из своих женщин – в конце концов, у Алиевых их хватает. Мне всё равно. Мне нужна лишь жена. А разве не всё ли равно, какая именно, если контракт заключён?

Он чуть склонил голову, наблюдая, как её дыхание сбивается, как бьется тонкая, голубая жилка на виске.

– Но знаешь, что будет дальше? – тихо спросил он. – Ты перестанешь быть им нужна.

Произнес это ласково, будто объяснял простую житейскую истину.

– И вот тогда, Алият, мне по-настоящему интересно – как, по-твоему, твои родные поступят с тобой? С девушкой, которая опозорила семью, отказалась подчиниться и сорвала сделку? Люди, которые продали тебя один раз… продадут ли второй? Или просто избавятся – чтобы не позорить дом?

Он медленно поднял бровь – лениво, цинично, будто это всё давно решённый вопрос.

– А как ты думаешь, что сделают с твоей матерью? —шёпотом спросил он, и от этого у Лии внутри словно всё оборвалось. – С женщиной, которая воспитала неблагодарную дочь, отказывающуюся подчиняться старшим и традициям? Женщиной, которая однажды уже осмелилась пойти против воли семьи мужа?

Он не повысил голоса ни на полтона.

Лия не сразу поняла, что перестала дышать. Кровь зашумела в ушах, мир вокруг размывался. Все мышцы сжались, пальцы похолодели, она начала задыхаться. Смотрела на него – и не могла вымолвить ни звука.

Мама.

Он ударил туда, где боли больше всего.

И Ахмат знал это, видел, как побледнело её лицо, как в глазах мелькнуло отчаяние – не отвёл взгляда, наблюдая, как рушится последняя иллюзия свободы.

– Ты… угрожаешь мне….

– Неет, – потянул он. – Даже не думал, Алият. Я и пальцем не трону ни тебя, ни твою мать – за меня это сделают другие. Смотри, – он обвел руками вокруг себя. – Вся эта земля – собственность Алиевых и их родни. Можно на этих просторах отыскать одну единственную глупую девчонку? Нет, Алият, это невозможно. Здесь можно похоронить сотни таких как ты, и никто об этом даже не прознает. Сначала привезут Надю сюда, а потом вас обеих просто придушат. Как бешенных сук, с порченным пометом.

Лия смотрела в ледяные синие глаза и понимала, что он не лжет. Ни капли лжи нет в его словах. Она могла сомневаться в том, о чем предупреждала Зарема, о чем намекали Джейран, она могла думать, что жестокость мужчин ее клана – это попытки сломать ее. Но в словах Ахмата звучала жуткая правда этих мест. Пока нужна – она жива.

Лия стояла на камнях, пошатываясь от осознания слов Ахмата. Солнце почти село, скрывая их лица, размывая фигуры.

– Решай, Алият, – холодно поторопил ее мужчина, – решай быстро. Или идешь со мной сейчас, или я сажусь в машину и уезжаю в город. А твою судьбу пусть Аллах решает, я заберу Зарему.

Дыхания не хватало, Лия быстро заморгала, пытаясь хоть немного собраться с мыслями.

Ахмат – без лишних слов, без суеты, с неизбывным спокойствием человека, привыкшего решать за других, – протянул ей руку. В его движении не было просьбы, не было сомнения; это было приглашение, которое не терпит отказа. И Лия, не успев осознать, в какой именно миг перестала сопротивляться, вложила свою холодную дрожащую ладонь в его горячую уверенную руку.

– Умница, – негромко произнёс он, и эти три простых слога прозвучали как похвала, как приказ и как обещание одновременно. В следующую секунду он притянул её к себе, прижал к своей мокрой футболке так близко, что Лия ощутила каждую линию его сильного тела, его тёплое дыхание у виска и ещё кое-что – то, что не оставляло места иллюзиям: он был возбуждён, не скрывал этого и, похоже, даже хотел, чтобы она это поняла.

Легкое, невинное движение его руки по её спине – медленное, неторопливое скольжение ладони по ткани, прилипшей к её коже – несло в себе откровение куда более опасное, чем грубые прикосновения: оно было намеренным. Ахмат словно проверял, как далеко может зайти, не встретив сопротивления, и находил в каждом её нервном вздохе немой ответ.

Он поднял её на руки – с той естественной лёгкостью, с какой мужчина берёт то, что считает своим, – и понёс к машине, вовсе не спеша, наслаждаясь каждым шагом, позволяющим удерживать её ближе. Лия невольно вцепилась в его плечи, вызвав кривую усмешку. Мужчина заставил ее прижаться сильнее, жадно вдыхая запах волос.

– Печку включи, – коротко бросил он водителю, усаживая Лию на сиденье. Сам сел рядом и положил ладонь ей на бедро, чуть выше колена. – Твоим скажем, что ты упала в ручей, когда набирала воду, – прошептал на ухо, когда машина тронулась. – Не бойся, тебя и пальцем не тронут, а ты будешь умницей. Договорились?

Лия молча кивнула, стараясь не смотреть в лицо мужчины, но его это не устроило. Он двумя пальцами повернул ее лицо к себе, наклонился и коснулся губами губ. Грубо и жадно, но быстро. Поцелуй был не просьбой, не пробой – заявлением. Он словно говорил: привыкай.

Затем отстранился, откинулся на сиденье и достал телефон, будто прервался лишь на незначительную паузу, прежде чем вернуться к делам. Не смотрел на неё, не говорил ни слова до самого села, но его ладонь так и осталась на её бедре. Рука хозяина на рабыне.

17

Ахмат не солгал – ее действительно никто не тронул даже пальцем. Только дядя грозно сверкнул глазами и старуха Ильшат недовольно поджала губы, когда Алия вышла из заехавшей во двор дома машины Ахмата.

Джейран же напротив, быстро сориентировалась, подхватила девушку под локоть и незаметно для остальных, стараясь не попасть на глаза мужчин, увела в дом.

– Видишь, – довольно шепнула она племяннице, – Ахмат не выдержал, сам приехал. Даже не предупредил нас о визите. Сейчас с мужем обсуждает бизнес, но ведь не ради ячменя и овец под вечер примчался.

По телу Алии прошла дрожь, когда она сняла мокрую одежду, переодеваясь в поданное теткой темно-синее платье – простое и элегантное. Удивительно было снова надеть что-то красивое, по-настоящему дорогое и удобное, взамен вечных рабочих рубашек и штанов. А Джейран шептала, скрывая довольную улыбку.

– Говорят подарки Ахмата даже лучше, чем когда он Айшат сватал, а о тех по всей Махачкале шептались. Ты второй женой идешь, а внимание – как к первой, Алият.

Лия крепче сжала кулаки, пока тетка расчесывала и заплетала длинные волосы в элегантную косу.

– Скоро все сами увидим, – в уши племянницы она вдела изумрудные серьги, глаза едва заметно подвела карандашом.

Но Лия не слушала. В груди у неё поднималось что-то новое, непривычное, обжигающе острое – то самое чувство, к которому обычно прибегают лишь те, кому больше нечего терять. Ненависть. Она появлялась медленно, как огонь из искры, но с каждой секундой становилась сильнее. Ненависть к миру, где женщина – разменная монета. К мужчинам, которые считают себя вправе распоряжаться чужой судьбой. К тем женщинам, что смирились и научились гордиться своей клеткой. Даже к Джейран – за её мягкую покорность, за готовность назвать ловушку подарком судьбы.

И сильнее всего – к самой себе, потому что не сумела вырваться раньше, не сумела сказать «нет» там, где надо было кричать.

– Давай, – улыбнулась тетка, не замечая злого огня в глазах девушки, – иди, принеси им чаю. – На этот раз на пепельные волосы Лии платок не лег – тетка оставила ее голову непокрытой. Первый раз за все это время.

Алия послушно встала прошла на кухню, взяла приготовленный поднос и под пристальные взгляды других женщин, прошла в комнату, где расположились дядя Бекбулат и незваный, неожиданный гость.

Мужчины замолчали, когда она вошла. В комнате сразу стало как-то тише, гуще, плотнее. Лия не посмотрела ни на одного из них, опустила взгляд – так положено – и начала накрывать стол. Движения её были спокойны, точны и безмолвно красивы: она сняла полотенце с подноса, разложила на столе тарелки с угощением, ближе к гостю – мёд и пахлаву, как самое почётное, расставила пиалы, повернув каждую ручкой вправо. Затем, держа чайник двумя руками – в знак уважения – налила крепкий, густо-золотой чай, следя, чтобы ни одна капля не пролилась.

Она молчала – но знала, что на неё смотрят. Дядя наблюдал с прищуром – оценивающе, холодно. Но взгляд Ахмата она почувствовала всем телом, каждой клеткой. Он не скрывал его, не отводил даже тогда, когда по правилам приличия должен был бы перевести внимание на старшего в доме.

Нет.

Он следил за каждым её движением – за тем, как её пальцы касаются фарфора, как подрагивают ресницы, как узкая ткань темно-синего платья мягко очерчивает её талию, как светлая коса соскальзывает с плеча на грудь. Он жёг её, скользя по ней настойчиво и неторопливо, словно невидимая рука касалась ключицы, затем шеи, затем опускалась ниже, ласкала и угрожала одновременно.

И тогда ей захотелось уронить поднос, расплескать кипяток, разбить пиалы, чтобы только разорвать эту вязкую тишину и уничтожить чужую уверенность, спокойную, тяжёлую, как кованая цепь. Но вместо этого она поставила чайник в центр стола так, как велит традиция, и едва слышно – почти беззвучно – произнесла:

– Угощайтесь.

И вопреки традициям подняла глаза, встречаясь взглядом с Ахматом, чьи губы тронула улыбка.

– Иди, дочка, – властно приказала Бекбулат, жестом приказывая ей выйти.

Лия с радостью повиновалась, спасаясь и от глаз Ахмата и от собственного желания со всей силы смахнуть со стола угощение, опрокинуть чай, мед и сладости на дорогого гостя, увидев на его лице изумление и негодование.

А в ушах снова и снова звенели слова о том, что, если она испортит эту игру, ее мать пострадает первой.

А через два дня, как и говорила Джейран, ее, вместе с Аминат, отправили обратно в Махачкалу. На этот раз никто не усыплял ее, она не находилась в полубредовом состоянии, поэтому могла оценить дорогу от села до города, длинную, извилистую ленту асфальта, вьющуюся среди каменных гор, то исчезающую в глубоких ущельях, то вновь всплывающую на солнечных высотах. Машина словно плыла через мир, одновременно дикий и торжественно прекрасный, и этому величию, где горы смотрели на мир сверху, а ветер нес холодную свежесть ледников, было мучительно больно противопоставлять свою судьбу – тесную, навязанную, как чужая кожа.

Аминат, сидевшая рядом, сияла, как ребенок, которому вернули отнятую игрушку: она радовалась возвращению в город, к удобствам и знакомым улицам, и несколько раз пыталась заговорить с Лией – о пустяках ли, о дороге, о том, что ждёт их впереди, – но Лия не отвечала. Она сидела, прижавшись головой к стеклу, и смотрела в непроглядную высоту неба, такого бездонно-синего, будто оно могло укрыть любого, кто осмелился бы выбирать свободу. Но её никто не спрашивал, чего она хочет.

Дед, тетка, дядя встретили гостей почти радушно, улыбаясь и даже обнимая обеих девушек. Настроение в доме царило радостное, праздничное. А внутри Лии точно все покрылось корочкой льда и безразличия. Тетка Патимат сразу же забрала девушек в их комнаты, и Алия оказалась в старой, роскошной тюрьме, которую покинула несколько недель назад.

Ничего не изменилось в этой комнате – все та же кричащая роскошь, все тот же тяжелый, одурманивающий аромат роз, исходивший от букетов расставленных почти на всем свободном пространстве – сотни алых, белых и кремовых бутонов стояли в хрустальных вазах, занимая почти каждую поверхность: на туалетном столике, у окон, на резных тумбах, даже у изголовья кровати. Казалось, будто комната превратилась в цветущий сад, созданный не столько для радости, сколько для того, чтобы оплести, связать, поглотить.

Лия бросила быстрый взгляд на Патимат, когда та завела ее в комнату.

– Ахмат распорядился прислать к твоему возвращению, – улыбнулась та, совсем не зло и не холодно. И Алия вдруг с ужасающей четкостью поняла – они знают, что она дала согласие на весь этот фарс. И возможно, знают, какой ценой было это согласие получено.

Она перестала быть пленницей этого дома – никто больше не боялся, что она сбежит. Она стала частью семьи, которую больше никто не выпустит на свободу.

Никогда.

Никогда.

Тетка оставила ее на время одну – переодеться и принять душ, обжигающе горячий, дарящий облечение деревянным, скованным мышцам. Каким блаженством было стоять под упругими струями, зная, что вода не закончится, что ее много и хватит даже если она проведет в душе несколько часов.

Но как только вышла в комнату забежали Аминат и Зарема.

– Ты видела? Видела? – от враждебности Аминат не осталось и следа, ее глаза возбужденно блестели, щеки покрылись румянцем.

– Что? – спросила Лия, не повышая голоса.

– Твое платье, Алият, – сестра едва не подпрыгивала на месте, – оно такое роскошное, такое красивое!

Лия перевела глаза на Зарему и едва заметно вздрогнула. Сестра, хоть и улыбалась вместе с Аминат, но счастливой или возбужденной не выглядела. Напротив, ее лицо стало более бледным, если не сказать осунувшимся, а глаза – потухшими, усталыми. Она быстро опустила голову, точно стыдясь собственного состояния.

– Его прислала Халима, мать Ахмата, – тихо пояснила она. – Вчера прислали, завтра будут подгонять по тебе, Алия.

Лия едва сдержала резкий выдох, услышав, как назвала ее Зарема, закусив щеку изнутри.

– Хочешь посмотреть? – мягко спросила та, не глядя на Лию.

– Конечно, хочет, – ответила вместо девушки Аминат, – ну пошли, пошли! Там и украшения прислали! Тетя Пати говорит, что сделаны на заказ!

Девушки вышли в коридор и, следуя указаниями Заремы, прошли еще в одну комнату, где на манекене Лия впервые увидела платье, потрясающей красоты. Никаких кружев, никаких пышностей. Ткань платья была атласно-матовой, плотной, тяжёлой, держала форму, словно доспех, созданный для невесты гор – крепкий, надёжный, но удивительно изящный. Её цвет нельзя было назвать просто белым – скорее жемчужным, с едва уловимым холодным оттенком, как снежные вершины, освещённые зимним солнцем.

Вдоль длинных рукавов и по всему лифу расстилалось тонкое золотое шитьё – строгие узоры, повторяющие старинные дагестанские орнаменты. Они не утяжеляли платье, а наоборот – придавали ему величие, будто вплетали в ткань невидимую историю рода, честь предков и силу горской крови.

Но то, что делало платье по-настоящему неземным, – это рассыпанные по ткани мелкие кристаллы. Они были так умело вшиты в материю, что не бросались в глаза сразу. Но стоило солнечному лучу скользнуть по поверхности платья – и оно оживало: кристаллы вспыхивали холодным, ледяным светом, и казалось, будто на платье легли снежинки, застывшие хрустальными искрами.

Алия не удержалась от восхищенного вздоха – платье было скорее произведением искусства, чем одеждой. Как и любая другая девушка на несколько мгновений она не устояла перед искушением и осторожно задела прохладную ткань, любуясь игрой искр, пробежавших по подолу.

– Оно прекрасно, – тихо заметила Зарема, тоже касаясь рукава и невольно задевая ладонь Лии.

– Да, – Алия не могла не согласиться, но ощутила такую тяжесть внутри, что хотелось закричать. Она резко отвернулась от этого великолепия и быстро вышла из комнаты.

– Вот больная…. – услышала быстрый шепот Аминат вслед.

И ответ Заремы.

– Забыла, кто ее жених?

Вбежала в комнату и ничком упала на кровать, в кровь кусая губы, чтобы не разреветься.

18

Зарема пришла одна, тихо постучалась и тенью проскользнула в двери.

– Мама велела тебе передать, – она принесла коробочку с кремами и мазями, – это для рук. Старая Ильшат явно перегнула палку.

Лия стиснула зубы и отвернулась от окна.

– Достойная дочь Гитлера, – вырвалось у нее, при упоминании старухи. – Спасибо. Поставь на стол.

Зарема выполнила указание, но уходить не спешила.

– Хочешь, я тебе волосы расчешу, косу красивую заплету? – вдруг вырвалось у девушки.

Лия горько посмотрела на нее, поджав губы, но кивнула.

Зарема робко улыбнулась, взяла со стола расческу и подошла ближе к девушке.

– У тебя очень красивые волосы, – довольно громко сказала она, наклоняясь чуть ближе к сестре и проведя по длинным прядям острыми зубчиками, – только сиди тихо, хорошо?

Лия молча кивнула.

– Я ходила на курсы парикмахера, – сказала она нарочито непринуждённо, как будто вела обычный разговор. Но потом, наклонившись ещё чуть ближе, почти касаясь губами уха Лии, добавила уже иначе: тише, осторожнее, так, чтобы никто не мог прочитать её по губам: – Я звонила твоей маме.

Лия едва не опрокинула стул, на котором сидела, но Зарема, не смотря на юный возраст, с неожиданной силой дернула сестру за волосы так, что у той слезы на глазах выступили.

– Прости, прости… – пробормотала она, – не хотела так сильно!

Лия снова села на место и заставила себя успокоится.

– Она знает, что ты жива… – едва слышно прошелестела Зарема.

– Спасибо! Спасибо, – Лия схватила сестру за руку, не зная, то ли обнять ее, то ли расцеловать.

– Сиди смирно, – рассмеялась та, – а то косо получится.

– И про твое замужество сказала… – снова едва ощутимый ветерок над ухом.

– Зарема…

– Я не могу так, Алия…. – вдруг призналась она, и когда Лия увидела лицо девушки, заметила, как в больших черных глазах сверкают слезы.

– Что… случилось? – одними гуьбами спросила Лия.

– Твоя свадьба через неделю, – бодрым голосом отозвалась Зарема, и, помолчав, добавила, – а моя еще через две! – сказала с гордостью, а по щеке скатилась слеза, губы дрожали.

Лия не знала, что сказать, только и спросила:

– Кто?

– Друг семьи, глава района, Алия, – пальцы, заплетавшие косу заметно дрожали.

Лия чуть прикрыла глаза, а потом пораженно посмотрела на сестру. Вспомнилась молодая, коротко стриженная девушка, работающая в поле, как автомат – дочь главы района. От шока Лия вскочила на ноги, а потом зажала нос рукой.

– Ой… Зарема…. Кровь… подожди…. – она говорила отрывисто, – помоги мне…

– Ох, – та бросила расческу на кровать и метнулась за сестрой в ванную.

Там они включили воду, перекрывающую их голоса.

– Господи, Зарема, у него дочь едва ли не старше меня… – выпалила Лия, присаживаясь на край ванной.

Зарема горько кивнула и заплакала не сдерживаясь.

– Я не пойду, Алия, не пойду… я умру… я как представлю, что он меня…. Что он…. – ее язык заплетался. – Я его как вижу, меня тошнит. Он воняет как старый дед, Алия, а еще смотрит так, словно раздевает. Не могу, – она зажала рот рукой, – не могу, понимаешь?

– Еще бы… – Алия положила голову на руки, сложенные на раковине.

– А если откажусь – они меня убьют… – плакала Зарема. – Лучше я сама себя… или сбегу… Все равно мне не жить с таким вот…

Обе молчали, глядя на бегущую воду и ощущая безнадежность собственной жизни.

– Ты убежишь, – вдруг четко сказала Алия. – У тебя телефон есть?

– Нет, – покачала головой Зарема, – мама отобрала, – шмыгнула она носом. – мне, когда сказали, у меня истерика случилась. Я… в общем у меня теперь ни телефона, ни доступа в интернет, ничего…. И Аминат от меня отселили, запретили ей мне что-либо в руки давать. Алия, ты прости меня… прости….

– Да ладно, – девушка обняла сестру, глядя по блестящим черным волосам. – Нужно просто все продумать, Зарема. Твой побег должен быть более успешным, чем мой, понимаешь? Нужны деньги, документы…

– Где мой паспорт, я знаю, – прошептала Зарема, – а вот если возьму деньги – дед и отец меня в краже обвинят, Алия. И в розыск объявят. Да и наличка вся у них в сейфе, а мой паспорт мама у себя держит.

Лия закрыла глаза, заставляя себя успокоится и начать думать.

– В первую очередь тебе нужно придумать, куда уходить. Нужен телефон и деньги. Это самый первый и сложный этап. Я работала юристом в одном центре помощи женщинам в Волгограде – «Дом надежды». Там моя руководительница – правозащитник. Как только мы придумаем, где достать телефон, ты свяжешься с ней, а она поможет тебе уехать как можно дальше отсюда.

– Если будут деньги, я могу купить телефон с рук, – прошептала Зарема, – у нас тут на каждом углу продают. Но я даже не знаю, когда бежать, меня хватятся сразу… твою пропажу обнаружили через пол часа, дед сразу позвонил начальнику полиции…

Алия невольно улыбнулась, взяв сестру за холодную руку.

– Не хватятся. Ты убежишь во время моей свадьбы. Номер моей мамы ты уже знаешь, заучи еще один номер – Светланы Анатольевны, Зарема. Передашь им весть от меня. Расскажешь все, что знаешь о Магомедовых. А они тебе помогут. И маме… маме моей скажи, чтобы тоже защиту просила.

– Лия….

– Если я не подчинюсь, – Лия смотрела прямо в глаза Заремы, – мне пообещали убить маму. Но если она будет в безопасности, я снова попытаюсь бежать, понимаешь?

Зарема кивнула и отвела глаза, а потом прижалась головой к груди сестры.

– Спасибо тебе…ты прости меня, что не помогла и…

– Ты помогла, Зарема, очень помогла, – Лия закрыла глаза, утыкаясь лицом в макушку Заремы.