Текст книги "Незаконченная жизнь. Горянка (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

37

Она стояла на краю обрыва, подставляя лицо солнцу. Легкий горный ветер трепал пряди волос, касался щек, пах травой, камнем и водой. Это место – узкая площадка, выложенная плоскими серыми плитами, – находилось в двух шагах от дома Ахмата и давно стало для Лии единственным убежищем, точкой, где можно было дышать без страха. Внизу, в расщелине, между черных скал, гремела река: полноводная, живая, она клокотала, разбиваясь о камни, и бежала дальше, вниз, теряясь где-то за поворотом ущелья. На солнце вода играла бликами, ослепительно блестела, и Лия, стоя над этой бездной, могла часами смотреть вглубь, не думая ни о чем.

Дом Ахмата, стоявший чуть выше, был таким же величественным и неприступным, как и сам его хозяин. Каменные стены – серый гранит с вкраплениями светлого мрамора – поднимались над склоном, сливаясь с горой, будто его не строили, а вырубали прямо из скалы. Крыша – темный шифер, высокий конек, широкие балконы, резные перила из старого дуба. Окна – огромные, панорамные, с тяжелыми ставнями, защищающими дом от зимних ветров и чужих взглядов.

С одной стороны – внутренний двор с конюшней, где всегда стояли несколько лошадей; с другой – каменная лестница, уходящая вниз к узкой тропе, ведущей к реке. Вдоль ограды – камеры, датчики движения, почти незаметные на фоне листвы. По периметру – два поста охраны: один у ворот, другой на верхней площадке, ближе к обрыву. Днем охранники были почти незаметны, но ночью во дворе горели прожекторы, а у ворот дежурил вооружённый человек.

Ахмат уехал до рассвета, как и говорил. В доме, кроме неё, осталась охрана и пожилая женщина – управительница, строгая, немногословная, с лицом, на котором всё было сказано годами молчания. За три недели Лия слышала от неё не больше десятка фраз – сухих, формальных, без попытки сблизиться. Женщина чётко давала понять: в этом доме только один хозяин, и его слово – закон.

Лия не спорила. Не пыталась ничего менять. Она могла бы – чувствовала это, знала, что Ахмат позволил бы ей чуть больше, если бы она проявила инициативу, особенно сейчас. Но не хотела. Не видела смысла. Её не интересовала власть над домом, слугами или даже над собой.

Она до сих пор ощущала на себе его руки, крепко обнимающие ее за плечи всю ночь. После того, что произошло в его кабинете, он еще долго работал, лежа в кровати она слышала его переговоры по телефону. В его речи не было ни раздражения, ни усталости, но в нем отчетливо слышались другие ноты – счастливые, что ли... а после пришел и лег рядом с ней. Думая, что она спит – обнял, что-то прошептал на родном языке – мягко, нежно, звуки, в которых слышалось обещание и клятва, но ни одного слова Лия не поняла. Только тон. В нём было слишком много тепла, слишком много чувства, и от этого становилось страшнее, чем от грубости. Он не стал будить её, не потребовал ничего, просто держал, прижимая к себе, целовал в волосы, пока его дыхание не выровнялось и не стало глубоким, тяжёлым. Он спал спокойно, как человек, который уверен, что победил.

А внутри Лии всё застывало. Словно тонкий лёд покрыл сердце, лёгкие, каждую жилку тела. Не боль – пустота. Не страх – оцепенение. Потому что именно такой Ахмат – спокойный, внимательный, ласковый – был страшнее всего. Он не ломал, он привязывал.

Привязывал так, что не оставалось сил ненавидеть.

И именно от этого становилось невыносимо холодно.

И вдруг память, будто устав от напряжения, подкинула что-то совсем иное – яркое, живое, с запахом асфальта, пота и адреналина. Она вспомнила свои последние соревнования по паркуру: утренний холод, резину кроссовок, звонкий звук приземления и лёгкий привкус крови во рту, когда неудачно задела коленом о стену и прокусила губу. Финальный рывок, падение, вывихнутую лодыжку, боль, от которой потемнело в глазах, и собственное упрямство.

А потом – вечеринку с Кристиной и другими приятелями. Кристина смеялась, в ярком платье, с распущенными волосами, увлекая всех в ритм румбы. Она всегда обожала латиноамериканские танцы – пламенные, чувственные, живые, как дыхание самой жизни. А Лия тогда сидела в мягком кресле с приподнятой ногой, обмотанной эластичным бинтом, и наблюдала. Любовалась подругой, ощущала себя живой.

Вспомнила свою предзащиту и спор с одним из преподавателей. Он – старший, уверенный в своём авторитете, говорил о «традициях» и «необходимости следовать проверенному пути». А она – о том, что время меняется, что за ними, молодыми, будущее, что пришло их поколение – дерзкое, мыслящее, не боящееся рисковать.

Не будет больше ни горячего асфальта, ни дерзких танцев, ни любимого дела, ни ощущения головокружения от побед. Не будет тихих разговоров с мамой, ее гордого взгляда на победившую дочь, ее крепких объятий и гордости за успехи Лии.

Будет муж, дети, тесный женский мир, где каждое слово, каждый поступок будут сделаны с разрешения других. Она привыкнет, она подчиниться, она станет считать это нормой, как считают сотни и тысячи женщин по всей планете.

Ахмат бросит мир к ее ногам, но сам усадит у своих ног. А ребенок, который уже зародился внутри нее, станет надежнее любой цепи, любого замка или тюрьмы.

Перед глазами появилось лицо, мужское лицо. Появилось и пропало, повинуясь ее воле – никогда она не узнает, что такое любить по своему выбору. Смотреть в лицо мужчине и замирать внутри от чувств, ощущать как колотится о ребра сердце, как замирает мир от счастливых мгновений двух влюбленных.

Она оглянулась.

Ахмат приедет, ей придется рассказать о возможной беременности, она станет его женой и по закону. Маму заставят замолчать, ей не дадут уйти.

Даже сейчас наблюдают пристально, не сводя с нее глаз.

Хотелось кричать.

Она открыла глаза и посмотрела на поток внизу.

А если судьбе не сдавалась,

То прыгала с кручи в Койсу.

И белая грудь разбивалась

О черные камни внизу. *

Сердце замерло всего на долю секунды. И Лия, не оглянувшись, не думая, не сожалея, сделала шаг вперед.

* Поэма «Горянка» Расула Гамзатова

38

Воздух выбило из груди мгновенно, будто кто-то с силой ударил в грудь изнутри. Лия не успела даже закричать. Рефлексы сработали раньше мысли – она инстинктивно прижала подбородок к груди, сомкнула руки вдоль тела, пытаясь войти в воду правильно, но всё равно удар пришёлся жёстко. Холодный поток встретил её не мягко, а как бетонная плита.

Секунду она ничего не видела. Уши заложило, в голове звенело. Солнце исчезло, звук и свет будто выключили одновременно. Вода сомкнулась со всех сторон – тяжёлая, вязкая, ледяная. Её крутило, тянуло вниз, сжимало в комок, и она потеряла ориентацию: где верх, где дно.

Лёгкие горели, тело отказывалось слушаться, но годы тренировок всё же помогли – мышцы сработали автоматически. Она согнула ноги, сделала короткий, резкий толчок вверх, потом ещё один.

Наконец, где-то впереди показался слабый отблеск – солнце, искажённое водой. Она рванулась к нему, чувствуя, как уходит последняя сила. И вынырнула.

Лицо на долю секунды оказалось над поверхностью. Она жадно глотнула воздух, захлебнулась, вдохнула снова – и тут же снова ушла под воду. Поток не отпускал. Сильный, горный, он швырял её, как щепку, ударял о воду, разворачивал, затягивал в узкие участки течения.

Каждый раз, когда ей удавалось вынырнуть, она хватала воздух и снова исчезала под волной. Вода била в лицо, в уши, в грудь, срывала дыхание, сбивала ритм. Но Лия цеплялась за каждый вдох, за каждую секунду, старалась не думать – просто двигаться.

Её крутило, бросало, швыряло в разные стороны, ведь сама река решила доказать, что человек здесь – лишний. Поток был мощным, неумолимым: с каждой секундой вода словно тяжелела, сбивая дыхание, вырывая последние силы.

Резкий, пронзительный удар по ноге – что-то твёрдое, возможно, камень или подводное коряга – выбил воздух из лёгких. Боль прострелила лодыжку, обожгла, как ножом, и отдалась в бедре. Нога отказалась слушаться, а тело повело вниз, в ледяную темноту. Лия попыталась согнуть колено, но волна ударила сбоку, перевернув её лицом в воду.

Холод был не просто сильным – он вгрызался под кожу, в мышцы, в кости, как будто каждый нерв превращался в тонкую проволоку. Казалось, даже кровь в венах замедлилась, густеет от холода. Пальцы сводило, плечи ломило, грудь сдавливало так, что нельзя было ни вдохнуть, ни крикнуть.

Если бы закричала – всё было бы кончено. Вода мгновенно заполнила бы рот, лёгкие, и река забрала бы её без звука. Поэтому она делала одно – выжидала.

Сжимая губы, не открывая рта, терпела, пока поток не выбрасывал её на поверхность. И всякий раз, когда это происходило, Лия хватала воздух – коротко, отчаянно, судорожно.

Руки цепляли пустоту, тело било о невидимые подводные камни, плечо ободрало, локти разодрало до крови. Волосы намотались на лицо, липли к глазам, мешали видеть. Она рванулась ещё раз – бездумно, на инстинктах – и ударилась спиной о подводный выступ, почувствовав, как по позвоночнику разошлась тупая боль.

Вынырнула, и снова упала, что-то ударило по затылку. И снова вынырнула. А вода ревела и бушевала.

И вдруг словно смягчилась, чуть замедлив течение.

Лия раскрыла глаза и рванула, не обращая внимания на боль в теле. Увидела то, на что надеялась – отмель. И знакомую фигуру из скал – обнимающаяся пара.

Вода не хотела отдавать жертву, тянула обратно, несла вперед. Туда, все дальше и дальше в ущелья, в пороги, выбраться откуда живой было невозможно.

В один момент Лия вдруг поняла, что нет сил, что проиграла. Рванулась.

Ощутила под ногами твердое дно.

Снова рванулась. Снова. Снова. И снова.

Упала на мелкую гальку, задыхаясь. Уткнулась лицом дрожа мелкой дрожью, не в силах даже пошевелиться.

Такого жуткого, лютого холода она не испытывала никогда в своей жизни.

Прошло, может быть, минута, две, три – время потеряло смысл. Тело казалось чужим, неподвижным, тяжёлым, будто кто-то налил в него свинца. Но сознание уже начинало возвращаться, и вместе с ним – боль. Сначала тупая, в пояснице, потом резкая, пульсирующая в ногах, особенно в правой лодыжке, которая теперь просто горела.

Она знала, что должна подняться, что нельзя оставаться на берегу – вода ещё могла подняться, а солнце, каким бы ярким оно ни было, не согреет. Нужно идти – выйти на луг, где были Ирина и Николай, спуститься к селу, попросить помощи. Но всё это звучало как нечто из другой жизни.

Тело не слушалось. Мышцы дрожали, руки были холодными и чужими. Лия попыталась подняться – подтянулась, опёрлась ладонями о камни, но те соскользнули, и она снова упала ничком, ударившись подбородком о гальку. Солёный привкус крови наполнил рот.

Лия перевернулась на спину, зажмурилась от резкого света. Солнце било в глаза, обжигало кожу, но тепла не приносило. Хотелось плакать – не от боли, а от бессилия. Она выжила, и это казалось почти наказанием.

И только теперь она заметила – под её боком, на камне, расползалось тёплое пятно, густое, ярко-алое. Кровь медленно стекала по гальке, смешиваясь с водой. Лия отвела взгляд – думать об этом не хотелось.

Впереди послышались голоса.

Лия тихо взвыла – проклиная все на свете.

Нет! Нет! Не сейчас, не когда она выжила! Не сейчас, когда рискнула всем, чтобы сбежать от охраны! Не сейчас, когда позволила реке за несколько минут отнести ее за несколько километров от дома, ставшего тюрьмой!

Она попыталась отползти, вжалась плечами в землю, но тело не слушалось. Ноги скользили по мокрым камням, руки дрожали, пальцы не держали опоры.

Хотела ударить кулаком по гальке – чтобы хоть так выплеснуть бессилие, но мышцы не подчинились, и вместо удара вышло жалкое движение, больше похожее на судорогу.

Они не могли найти так быстро. Не могли.

Но голоса становились ближе.

И холод, до этого въевшийся в тело, уступил место чему-то новому – острому, рвущему изнутри страху.

Нет, Господи, нет. Только не сейчас. Только не он.

Она сжала зубы, стараясь не застонать.

Мужской голос, уверенный, спокойный, с чёткой, ровной дикцией, в которой не было привычного кавказского акцента:

– Значит, здесь её вчера встретили?

Лия замерла.

Голос был чужим – не из этого мира. Чистый, профессиональный, привыкший командовать, но без грубости.

– Да, – отозвался другой, звонкий, женский, даже девчачий. – Андрей Всеволодович, это точно была Алия! Я узнала её. И она увидела футболку.

– В нескольких километрах отсюда дом Магомедова, – задумчивый первый, – дороги до него нет, только тропа. Верхом, говорите, они приехали?

– Да, – подтвердил третий.

Лия набрала воздуха в легкие и…. застонала. Так тихо, что едва услышала самое себя.

Закричать, позвать.

И нет сил, а в глазах темнеет.

– О боже! Андрей Всеволодович, там кто-то есть!

Лия опустила голову на руки и… засмеялась.

Безумно, прерывисто, беззвучно. Смех выходил рывками, будто от боли.

Смех человека, который уже не верит, что это происходит.

Она смеялась, дрожа всем телом, пока из глаз текли слёзы – то ли облегчения, то ли полного, окончательного срыва.

– Твою мать… твою мать… твою мать… – услышала она совсем рядом, над собой, глухо, срывающимся от шока и облегчения голосом.

Сильные, уверенные руки осторожно подхватили её, перевернули на спину, будто боялись причинить лишнюю боль. По коже прокатилась новая волна холода, но теперь к ней примешивалось живое тепло человеческих пальцев.

В нос ударил запах – смесь свежего парфюма, перегретой ткани, пота, запах дороги, напряжения, усталости, запах настоящей жизни.

Лия моргнула, и перед глазами, на фоне яркого солнца, проступило лицо. То самое, которое она видела всего один раз, но которое представляла десятки и сотни, не давая стереться из памяти.

Волевой подбородок, прищуренные глаза, тень небритости, пересохшие губы.

– Лия… – выдохнул он, почти не веря в то, что говорит.

– Бляяяя… – вырвалось у нее с хохотом, – а попозже найти не могли?

39

Резник не мог поверить своим глазам, что лежавшая перед ним, поломанная, окровавленная девушка и есть Лия. Гордая, сильная Лия, которую он знал по фотографиям.

Известие о том, что её нашли, пришло накануне вечером. Волонтёры из Екатеринбурга, участвовавшие в полевых поисках, сообщили, что девушку, похожую на Лию, видели в сопровождении Ахмата Магомедова – в горах, на частной территории, куда не вела ни одна официальная дорога. Ирина прислала и фото, сделанное украдкой: камень, похожий на двух влюбленных, а под ним на двух лошадях мужчина и женщина. Андрей узнал обоих сразу, хоть лицо Алии и получилось не очень точным.

Ехавший рядом с женой Ахмат вызвал в Резнике первобытное, мало с чем сравнимое бешенство – вся фигура Магомедова показывала, кто хозяин этих мест. Короткое видео, сразу отправленное и коллегам в Москву и Светлане в Волгоград: опасный, злой разговор, перекошенное ревностью и паранойей лицо Ахмата, бледное, каменное – Лии.

Его Андрей прокручивал снова, снова и снова, неосознанно стараясь уловить в поведении девушки подсказку, ловить которую не имел права.

Ехавший рядом Расул, проводник, знавший местность как свои пять пальцев, только вздохнул, покосившись на начальника.

– Зря, наверное, вы сами поехали. Там свои правила, Андрей Всеволодович. За женщину, если узнают, что чужак увёз – кровь будет.

Андрей кивнул, посмотрев на черную, ночную дорогу. Прикрыл глаза, вспоминая карту местности: от ближайшего села, где под видом туристов, влюбленной парочки жили Коля и Ирина, к камню любви вела отсыпанная гравийка. К дому Ахмата, находящемуся в трех километрах, шла другая дорога – асфальтовая, частная, которая выходила на прямую на трассу, а не вела через село, сокращая владельцу время поездки. Местные на ту дорогу не выезжали – следовали негласному правило, что сейчас было на руку Андрею. В село заезжать по понятным причинам было нельзя: чужие машины и неожиданные лица тут же привлекли бы внимание, а большинство мужчин в этих краях работало на Ахмата и не стеснялось докладывать о подозрительных гостях.

Ехали всю ночь, чтобы проскочить мимо села пока солнце не показалось над краем гор, остановились в неприметной ложбинке, со всех сторон прикрытой деревьями, внизу которой шумел ручеек, впадавший в реку под скалой – бурную и полноводную.

– Местные здесь ходить не любят, – заметил Расул, глуша мотор.

Андрей поднял на него удивленные глаза.

– Не смотри, что ручей маленький, – усмехнулся проводник, выходя из машины и потягиваясь в предрассветной мгле, – в дожди тут такой поток несется, что никого не щадит, Андрей-хан. Ни человека, ни животное. Вот и обходят стороной, особенно сейчас: осень близко, дожди могут в любой момент пойти.

Резник кивнул, тоже выходя из машины и предлагая Расулу кофе из термоса.

Пока ждали известий от ребят, Резник вновь разложил на капоте планшет, карты, снимки со спутника – всё, что прислал Всеволод за последние часы.

После короткого звонка отец, узнав, что сын выехал сам, выругался негромко, но так, что даже сквозь помехи телефона слышалось, как в голосе скрипнуло раздражение. Через десять минут на почту Андрея упал зашифрованный архив: подробные спутниковые карты, прогноз погоды, схемы дорог с отмеченными участками видеокамер, стационарные посты полиции, расписания патрулей и контрольных точек – сухой, выверенный отчёт, какой Всеволод всегда готовил, если понимал, что спорить поздно.

Муратова отреагировала по-другому – быстро и эмоционально.

– Долбоёб! – прорычала она в трубку, даже не поздоровавшись. – Хочешь, чтоб и тебя потом по кускам собирали? Магомедов же тебя знает, придурок одержимый!

Андрей не ответил. Только выслушал, пока на том конце не стихли возмущённые вздохи, и коротко сказал:

– Подстрахуй по линии наблюдения.

Минут через двадцать ему на экран легло уведомление – Светлана переадресовала координаты и метки двум другим группам, дежурившим около двух других домов Ахмата, куда могли привести Лию.

Через несколько часов в посёлке появятся новые лица – молодые «путешественники» с рюкзаками, семейная пара на внедорожнике, даже один якобы блогер с камерой. Все они будут изображать беззаботных туристов, забредших не туда, куда нужно. И все они будут работать на одну цель – собрать максимум информации о доме Ахмата и его охране, не подняв шума.

Расул закурил, глядя на розовеющее небо.

– Красиво, – вздохнул он, житель города, любивший свои горы. Навалился на капот старого внедорожника и задумчиво помолчал.

– Вытащим девушку, Андрей-хан, поедем другим путем. Не к городу, через горы в другой район. Нас искать на трассах будут, а мы гюрзой по камням проскользнем. Шакал выть будет, а нас не учует.

Резник поднял голову от карт и плотнее застегнул походную куртку.

– Спасибо, Расул, что помогаешь, – слова прозвучали устало.

– У меня три дочери, Андрей-хан. Три! И все красавицы! Две уже в университете учатся, одна ах в МГУ! А третья в этом году школу заканчивает. Как я подумаю, что и моих красавиц такой вот зверь умыкнет, под замок посадит и силой любить его заставит, так мне самому хочется горло ему перегрызть.

Он сжал зубы, провёл ладонью по бороде, затем, чуть смягчив тон, прибавил:

– Нет в нашей религии, Андрей, такого права – женщину силой брать. Женщины – наши матери, жены, сестры и дочери. Охранять мы их можем, любить их – можем, а вот ломать, бить и насиловать – это не честь, это – подлость.

Тихо звякнул телефон, пришло сообщение от Ирины и Николая – местные говорили, что Ахмат с утра уехал в Махачкалу. Такой удачи и ожидать не приходилось. Но Резник заставил взять себя в руки и не торопиться – осмотреться, прикинуть, как можно установить контакт с Лией.

В машине несколько квадракоптеров, но охрана у дома усилена – Магомедов берег свое сокровище как дракон. Около десяти утра Ирина и Коля подошли и сами, провожая мужчин к тому месту, где вчера встретили Алию и ее мужа.

Говорили тихо, карие глаза Резника фиксировали местность, как фотоаппарат: камень, едва заметная тропинка, ведущая к заветному дому, следы копыт на глине.

И тихий стон со стороны реки.

Расул мгновенно поднял голову. Он услышал первым, инстинктом горца, привыкшего различать, где ветер, где камень, а где живое. Сделал короткий, резкий знак рукой – молчать. Второй стон услышали уже все.

– О Боже, – Ирина прижала руку ко рту, – Андрей Всеволодович, там кто-то есть.

Она первая побежала к берегу, сокрытому высокой травой. Сам Резник, проклиная все в своей голове, в том числе и этот неожиданный фактор, побежал за ней следом – удобные походные ботинки застучали по сухой земле.

На берегу лежала тонкая девушка. Он узнал ее сразу, даже не видя лица. Длинные волосы – грязные и свалявшиеся, изящная комплекция. Она лежала на отмели и смеялась.

Рванулся к ней, опережая всех, не смея поверить в удачу, перевернул на спину, склонился, едва не завыв от ужаса, боли и облегчения.

Её лицо было белым, прозрачным; бровь рассечена, кровь тут же окрасила ладони в алый цвет. Правая нога лежала под неестественным углом, кожа местами содрана до мяса, ключица синеет под тонкой кожей, губы в трещинах. Лия дрожала крупной дрожью у него в руках.

– Лия…. – позвал он, все еще не веря.

Открыла большие глаза, посмотрела на него в упор, и выдала:

– Бля…. А попозже найти не могли?

И снова расхохоталась, а по щекам текли слезы, смешиваясь с кровью.

Дорогие читатели, у меня была очень загруженная неделя по работе, поэтому муж увозит на три дня на отдых с семьей. Главы будут выходить один раз – утром, а отвечать на комменатрии я смогу только по возможности. Прошу простить и понять – я очень устала и хочу немного больше временри посветить семье и написанию второй части, которая приостановилась из-за работы. В понедельник войдем в привычный ритм))))