Текст книги "Незаконченная жизнь. Горянка (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

5

Два дня ее даже на несколько минут не оставляли одну, приучая к домашним делам и обучая порядкам. Сначала – платок. Ей по десять раз показывали, как правильно укладывать волосы под ткань, как завязать концы, чтобы не торчала ни одна прядь. За малейшую небрежность Патимат щёлкала языком и поправляла сама, стягивая узел так туго, что казалось, голова вот-вот треснет.

Потом учили, как заходить в комнату: дверь не распахивать, а тихо приоткрывать; ступать негромко, с опущенными глазами; никогда не проходить перед мужчиной, если можно остановиться и подождать. Лия всё это делала через силу, сжимая зубы, но запоминала – понимала, что ошибки будут стоить ей унижений, а то и наказания.

На кухне Лию приучали к самому простому: нарезать хлеб тонкими ломтями, подавать чай так, чтобы не расплескать, раскладывать на тарелки лепёшки и сладости. Показывали, в какой последовательности ставить блюда на стол, кому подавать первым, а кому последним. «Гости – прежде всего, старшие мужчины потом, женщины после», – повторяла Патимат.

А ночью Лия снова и снова просматривала пространство перед окном. Она уже с закрытыми глазами могла сказать где какое расстояние, наметила основные точки опоры и прыжков. Основное затруднение вызывал забор – её так и не выпустили из дома даже в сад, поэтому подойти к нему вплотную, ощутить реальную высоту или проверить крепость лианы она не могла. Приходилось прикидывать на глаз: где зацепиться, выдержит ли камень опору, хватит ли сил, чтобы подтянуться.

Старик Ахмат следил за внучкой, как степной коршун. С одной стороны, его радовала разумность девушки – не пришлось использовать силу, чтобы заставить ее повиноваться. С другой стороны, прожив на земле не один десяток лет, укротив не одного коня он прекрасно знал, что за смиренным фасадом зреет бунт, который может прорваться в любой момент.

Пока же он не спешил «зажимать удила». Он видел – девчонка присматривается, запоминает, подстраивается, и в этом было что-то от него самого, от его рода. Её невероятно нежная северная красота с бледной кожей и серебристыми волосами, казавшимися почти неестественными на фоне темноволосых женщин дома, и огненный, гордый взгляд вызывали в нём одновременно раздражение и странную гордость. Даже он, закалённый годами, ловил себя на том, что девичья строптивость будто пробуждает в нём инстинкты, которые он привык считать давно уснувшими.

Молодых же парней – племянников и дальних родственников, что жили в доме, – пришлось срочно отправить к другим семьям, чтобы не провоцировать беды. Их взгляды задерживались на пленнице слишком долго, слишком явно, и Ахмат, знавший мужскую природу лучше всех, не хотел испытывать судьбу. «Чужачка», да ещё с такой внешностью, могла смутить кровь даже самого рассудительного, а для рода лишние разговоры были непозволительной роскошью.

Поэтому Ахмат ждал и надеялся на все то же благоразумие, которым когда-то отличался его старший сын. Надежда, сила семьи, его отцовская гордость. И самое большое разочарование.

Ах эта русская Надежда! Разбившая, вопреки имени, надежду семьи Алиевых. Ни слова бы не сказал Ахмат, выбери эта тонкая, как тростинка красавица среднего Саида, который первый с ней и познакомился на учебе в Волгограде. Но ведь нет, даже не смотрела она на красавца, а вот сговоренного с Патимат Рустама из семьи увела.

Покачал Ахмат головой и отпил из чашки черный, крепкий напиток, посмотрел в спину уходившей девушки. Точно так же гордо шла ее мать, а рядом – его сын. И в ответ на проклятия старейшины, лишь губы поджал, потемнел лицом, кивнул и больше о себе никогда не напоминал.

А Саид молча женился на скромной Патимат, ни разу вслух про Надю не вспомнил. Только вот когда Алият увидел, поджал губы, зло глаза прищурил.

Лия молча прошла в свою комнату, развязала платок и бросила на спинку мягкого, обитого белой шелковистой тканью кресла. Запах роз кружил голову, но она начинала его уже ненавидеть. Как же хотелось выйти на свежий воздух – пусть всего лишь в саду, окруженному высоким забором. Просто подставить лицо вечернему ветерку, просто прикрыть глаза, на всего лишь одну минуту забывая, что она – всего лишь пленница, захваченная больными людьми.

Утром в спальню проскользнула тонкая Зарема, разбудив сестру за плечо.

– Ты чего? – Лия открыла глаза.

– Мне страшно, – едва слышно прошептала Зарема.

Алия сразу же проснулась, не понимая, почему сестра, которая эти дни если с ней и говорила, то только через губу и в лучшем случае перекинувшись парой слов, внезапно прибежала признаваться в своем страхе.

– Ты чего? – повторила Лия, приподнимаясь на локтях и сонно щурясь.

– Мне так страшно… – снова выдохнула Зарема, опуская огромные глаза к полу, и голос её дрожал, будто от холода. – Меня замуж отдать хотят….

– Тебе же всего 18, – возразила Лия. – Ты слишком молода….

Та ничего не сказала, только еще ниже опустила голову.

Лие захотелось громко и смачно выругаться.

– Зарема, давай сбежим, – вдруг вырвалось у нее. – Это, бля, средневековье какое-то, честное слово. Ну что за хрень у вас тут творится?

– Тише, тише, – Зарема замахала на нее руками, – ты что говоришь? Нельзя так! Это же позор, Алият! И жениху, и нашей семье!

Алия вдруг поняла, что сейчас волчицей завоет на встающее солнце вместо луны. Так и хотелось бросить: что тогда ко мне приперлась? Но отталкивать первого дружелюбного человека в этом зоопарке не хотелось.

– Погоди немного, с чего ты взяла, что тебя сватать придут? – она облизала сухие губы.

– Потому что сама Халима Магомедова в гости придет. И ее старший сын Ахмат. Зачем еще-то? Клан Магомедовых – сильнее нашего.

Господи! – про себя застонала Лия, чувствуя себя участницей средневековой драмы.

– Погоди, Зарема, с чего ты решила, что тебя сватать будут? Может кого-то еще…

– Аминат меня на год моложе… – закусила губу Зарема, – но ее тоже представят Халиме….

– Он педофил? – вдруг вырвалось у Лии. – Кто вам мешает в ЗАГСе сказать нет и пошел на хрен?

– Алият! – Зарема вскинула голову, – ты с ума сошла? Ахмат за такие слова войну объявит. А дедушка и папа меня вообще убьют. Они с Ахматом из-за меня ссориться не будут, – горько добавила она.

Алия не могла поверить в услышанное.

– Ну пару раз ремнем по заднице дадут… – пробормотала она, – я вон на соревнованиях пару раз конечности ломала – ничего живая. А этому извращенцу башкой нужно думать, а не…. – она проглотила ругательства. – Не преувеличивай, Зарема. Может они вообще просто в гости придут. Чаю попить.

Зарема горько покачала головой. Чужачка вызывала в ней двойственные чувства: непонимание, как можно настолько не ценить семью и острую зависть к ее прежней жизни с одной стороны, и невольное уважение с другой. Когда Адам ударил ее в живот – не закричала, не ударилась в слезы, а повиновалась. Но так, точно одолжение всем сделала.

Была у Заремы крохотная надежда, что русскую Ахмату отдадут, но и она как дым рассеялась, когда мать велела ей при встрече присутствовать.

Не то, чтобы Зарема была против замужества, нет. Она всегда знала, что хочет быть женой и матерью, что у нее будет семья, муж, дом. Но Магомедов пугал ее до смерти.

Он был красивым – она загуглила его фото еще тогда, когда слухи о помолвке были только слухами. Высокий, смуглый, с красивыми, правильными чертами лица и ослепительно синими глазами, одетый в костюм он разительно отличался от ее братьев и родни. Похож был скорее на европейца, да и дела вел в Европе и Эмиратах, часто уезжал. Девушки шептались о нём украдкой, краснели, едва произносили его имя. Знали и о его любовницах – не таясь, он появлялся с ними за границей, в клубах и на курортах. И всё равно женился на Айшат, девушке из уважаемой семьи. Та жила закрыто, появлялась с мужем лишь на официальных мероприятиях, и даже тогда в её глазах читалась холодная покорность.

А потом пошел слух о избитой им до полусмерти молодой украинке. Дело никто заводить не стал, а вот слухи поползли один страшнее другого, обрастая деталями. Да и родители, не смотря на силу семьи Магомедовых, не сильно радовались тому, что Халима намекала на близкое родство.

С Аминат вчера, когда Патимат пришла в спальню девушек, истерика случилась – пол ночи ее отпаивали чаем и успокоительными. И все же, не смотря на слезы, женщина приказала и дочери, и племяннице встретить дорогого гостя. А на вопрос, пойдет ли Алият, дернула плечом.

– Ее нельзя пускать к гостям, она… дикая, – только и ответила, и вышла.

Так и умерла последняя надежда сестер, что их судьба мимо пройдет.

Пол ночи лежали и шептались. А может, все только слухи.

Ахмат красивый, сильный мужчина. Ну что, что есть первая жена – даже лучше. И богатый, ни той, ни другой работать не придется. Говорят, очень щедрый.

Успокаивая друг друга и уснули, а на рассвете Зарема проснулась от холодного ужаса, но понимала, что Аминат будить не надо. Вот и пошла к этой русской, которая сладко спала в роскошной спальне, выделенной дедом. А теперь сидит, зевает, и не понимает, что за отказ никто пороть Зарему не станет.

Лия молчала, глядя на розовеющее небо, машинально поглаживая темные волосы этой странной девочки, которая рассуждала, как маленькая женщина.

Пора бежать, – решила про себя. Потому что другого варианта не видела. Проведя неделю в этом доме, запертая за семью замками, ей казалось, что она сходит с ума от нереальности происходящего. Все, абсолютно все, в этом мире было ей чуждо. Страха уже не было, был только азарт. И весь день она едва скрывала нетерпеливую улыбку.

Тетка даже удивилась тому, что Лия ни разу не ошиблась в поручениях, которые ей давали. Впрочем, особо ее никто и не нагружал – все были заняты подготовкой к вечернему визиту.

После обеда Патимат только принесла ей красивое голубое платье, не сказать, что сильно закрытое, но юбка была чуть ниже колена и к нему – бело-золотистый платок.

– Не боитесь, тетка Ли…. – Алия прикусила длинный язык, едва не назвав Патимат данным прозвищем, – я могу случайно опозорить вас: обычаев не знаю, могу и пожаловаться, что вы меня похитили.

– Чай занесешь, когда прикажу, – резко ответила та, – не дай Аллах тебе нас опозорить, Алият. Дед защищать не станет.

Лия на это и не рассчитывала, а вот на свои силы – вполне.

В тот момент когда чай прикажут подавать – ее в этом уголке дедушки Кащенко уже не будет.

6

Солнце медленно садилось за горами, отбрасывая на долину и город длинные тени.

Как и предполагала Лия, в доме все готовились к визиту, собак из сада убрали заранее, а на нее последние пол часа никто внимания не обращал. Она вышла из своей комнаты на втором этаже, по коридору бегала взволнованная Патимат и еще несколько женщин, чьи имена Лия даже не запомнила – они все были или дальними родственницами или нанятой прислугой. В комнате Заремы и Аминат слышались голоса и тихий смех, неестественный, скорее нервный, чем веселый.

Одна из женщин что-то бросила на ходу девушке, и та догадалась, что ее загоняют обратно в комнату. Собственно, она и не возражала.

Подошла к окну, наблюдая за садом из-за полуприкрытых штор, прислушиваясь к каждому звуку снаружи. Перед ней открывался вид задней части дома, но отчетливо доносились голоса мужчин, которые готовились встречать гостью и ее сына у ворот.

Шаги в коридоре стали все более частыми, вот уже и девушки вышли из своей комнаты – звонкий, как колокольчик голосок Аминат послышался более отчетливо.

Лия обернулась к кровати и быстро переоделась: натянула выданные ранее зелёные брюки и свободную рубашку. Платок оставила на голове. Хоть и ненавидела его каждой клеткой, но здравый смысл говорил, что побег – если он состоится – не закончится на пороге дома. Из республики ещё нужно будет выбраться. А значит, не стоило заранее привлекать внимание местных, которые сразу заметят чужачку с непокрытой головой.

Вот из сада послышался тихий шорох открываемых ворот, шелест шин по гравию и голоса встречающих.

Лия ждать больше не стала. Оттолкнувшись, она прыгнула вниз. Воздух рванул грудь, волосы вырвались из-под платка, но мозг чётко держал траекторию. Колени согнуты, руки впереди, взгляд – на точку приземления. Ещё в полёте она сгруппировалась, чтобы энергию удара увести в перекат.

Приземление оказалось резким, но выверенным: носки ног коснулись земли первыми, колени ушли в глубокое приседание, и сразу же – перекат через плечо, трава скользнула под спиной, хлестнула по ладоням. Дыхание сбилось, но кости целы.

Лия поднялась почти на автомате, ощущая, как кровь гудит в висках. Сад был ровным и просторным, дорожки мягко уходили к забору – никаких препятствий. Она рванула вперёд короткими, быстрыми шагами, сохраняя скорость и баланс, как училась на тренировках, к забору, высокому, метра три, густо оплетённому плющом. Разбег, последний шаг – и она «прошагала» по стене вверх, ухватилась пальцами за край лозы. Руки напряглись, мышцы горели, но она подтянулась, перекинула ногу, и, почти срывая кожу с ладоней, перевалилась через верх.

Не думая, повисла на руках, сбросила тело вниз и прыгнула, сгруппировавшись. Приземлилась на носки, колени тут же ушли в приседание, и перекатом смягчила удар о землю.

Встала. Сердце колотилось так, что казалось – его слышно всему району. Ноги дрожали, пальцы горели от лозы, но она стояла уже по другую сторону забора.

Побежала вдоль забора, не обращая внимания на кусты, стараясь понять и поймать ориентиры. На асфальтовую дорогу, которую заметила через деревья, старалась не выбегать, чтобы не привлечь лишнего внимания – она все еще находилась слишком близко к дому похитителей.

Бежала, а в сердце закрадывалось бешеное ликование – свободна! Ветер в лицо, ровный стук сердца, ровное дыхание – она никак не могла надышаться воздухом свободы. Если повезёт, хватятся её не раньше, чем через полчаса, а то и час. Этого должно хватить, чтобы спуститься с холма и затеряться в кварталах Махачкалы, где шумный город смешивает всех и всё. Огни домов уже отражались в чёрных волнах Каспия, и с этого холма, на котором стоял дом деда, город был виден как на ладони – манящий и опасный, как обещание.

Она заставила себя остановиться и перевести дыхание. По прикидкам отбежала от дома на километр – полтора – сейчас нужно беречь силы. Документов у неё не было, денег – тоже. Брать что-то из дома, где её удерживали, Лия побоялась: не хотела оставлять ни малейшего повода обвинить её в воровстве. Она прихватила только лепёшку, оставшуюся от обеда, и маленькую пластиковую бутылочку воды, которую незаметно стянула с кухни. Этого должно было хватить хотя бы на то, чтобы добраться до людей.

Сейчас главное – спуститься вниз, в город, и спросить дорогу к ближайшему полицейскому управлению. А там уже позвонит маме. Эта мысль согревала, подталкивала вперёд: всего несколько часов – и всё закончится.

Она вышла на асфальтовую дорогу и пошла по обочине, чувствуя, как с каждой минутой внутри разливается предвкушение. Радость была осязаемой: вот ещё немного – и она вернётся домой, обнимет маму, вдохнёт привычный запах вишни и просто уткнётся в её плечо, стараясь забыть всё это нелепое похищение, как странный, страшный сон.

А если эти придурки захотят ее вернуть – обратиться к своей начальнице, у которой проходила практику – раздуют скандал на всю страну.

Алия не замечала, как улыбается, просто шагая под уклон.

И вдруг, из-за поворота, с хищным рывком вылетел чёрный Maybach – тяжёлый, блестящий, словно зверь, сорвавшийся с цепи, – и едва не снёс её с дороги.

Снова спасло тело, привыкшее к риску и тренировкам: за долю секунды, прежде чем разум успел осознать опасность, она отскочила в сторону, уходя от столкновения.

Ударившись коленями о жёсткий гравий и чувствуя, как по коже тут же разливается жгучая боль, Алия упала, но, не сдержавшись, громко и зло выругалась, позволив отчаянию и ярости прорваться наружу вместе с этим криком.

– Идиот!

Машина тут же затормозила. Девушка села на земле, пытаясь понять насколько сильно пострадала, но к счастью, кроме дыры на колене повреждений больше не было. Платок же слетел на землю, и волосы пышной волной упали на спину.

Прихрамывая, она поднялась и подняла грязную, пыльную тряпку, посмотрев на нее с нескрываемым отвращением и представляя, что сейчас это снова нужно намотать на волосы.

– Сильно ударил? – раздался глубокий голос с характерным акцентом.

Алия вздрогнула, нахмурилась и отступила назад. Хотела ответить от души, но напомнила себе, где находится и только буркнула под нос.

– Все в порядке.

Мужчина, стоявший около машины, уезжать не торопился, осмотрев девушку с ног до головы.

Она быстрым, резким движением набросила на голову потрёпанный платок и впервые за всё время поймала себя на мысли, что эта ткань, которую она ненавидела, всё-таки спасает её – не от позора, а от жадного, слишком внимательного мужского взгляда.

Мужчина усмехнулся уголком губ.

Лия подняла глаза. Высокий, подтянутый, с той же гордой осанкой, что была у многих горцев, но одет не по-деревенски и не по-уличному: никакой спортивной одежды, никаких джинсов, только деловой костюм, и, судя по посадке, явно от Armani.

Да и выглядел он совсем не как типичный дагестанец – черты лица были мягче, ближе к европейским, с правильной линией носа и чёткими скулами, глаза тёмные, но не карие; в полумраке заката она не могла разобрать их цвет, лишь уловила странный блеск, будто они светились изнутри. На лице – не борода, как у большинства мужчин её «родни», а лишь лёгкая, небрежная щетина, подчёркивающая мужественность.

Его взгляд скользнул вниз, задержался на её коленях, где ткань брюк расползлась, обнажив кожу, стёртую в кровь.

– Вот шайтан… – вырвалось у него, негромко, с досадой. – Всё-таки задел… прости, не увидел в темноте. На встречу опаздывал, разогнался.

Говорил он спокойно, сдержанно, без агрессии, и от этого его слова звучали непривычно мягко, чуждо, будто не здесь и не сейчас.

– Могу помочь? – он чуть наклонил голову.

– Нет, не надо, – Лия перевела дыхание, стараясь унять дрожь в голосе. – Извините, я спешу.

– В город? – его голос стал тише.

– Да.

– Одна?

– Не заметно? – она не удержалась от колкости и шагнула вперёд. – Пропустите, пожалуйста.

Но он едва заметно изменил стойку, перекрыв ей дорогу.

– Послушай, – сказал он серьёзно, и всё веселье исчезло из глаз. – Ты одна. В темноте. В порванной одежде. Девочка, ты хоть понимаешь, что с тобой тут могут сделать? Русская?

– Да, – скрипнув зубами ответила она, и в тот же миг ощутила его запах: лёгкий, свежий, спортивный аромат, без тяжёлых восточных пряностей, к которым она успела привыкнуть в доме деда. На коже едва заметно держался запах пота, живой, тёплый, интимный. На секунду ей показалось, что этот запах ближе, чем следовало, и сердце ударилось о рёбра сильнее.

– Меня не бойся, – мужчина тут же чуть отступил назад. – Я не трону. Но за других не ручаюсь. Наш район – спокойный, красавица, но в городе случится может всякое. Туристка?

– Да, – снова кивнула Лия, облизнув губы, – приехала с группой, но отстала да еще и сумку с документами потеряла.... не мой сегодня день.... – она улыбнулась незнакомцу.

– Бывает, – снова усмехнулся он, осторожно коснувшись ее локтя рукой, – поехали, довезу до отеля.

– Мне в полицию нужно, – покачала она головой.

– Ну да... согласен, – мужчина снова улыбнулся, глядя мягко-мягко. И тогда она заметила: глаза у него, форма которых напоминала горца, вовсе не тёмные, как показалось вначале. В сгущающихся сумерках они светились ярко-голубым, чистым цветом, слишком контрастным для лица с восточными чертами. И Лия вдруг осознала, что стоит очень близко от него, ощущая его дыхание.

На улице быстро темнело, и это грозило стать проблемой. Но и садиться в чужую машину она не хотела. Да, говорил он почти чисто на русском, выглядел как европеец, но все ее инстинкты кричали о том, что расслабляться здесь, в этом месте не стоит однозначно.

– Тебе мои документы и права показать, чтобы ты перестала боятся? – улыбнулся он, сверкнув белыми зубами. – Я твоего имени, к слову, тоже не знаю.

– Лия... Лия Астахова, – пробурчала девушка, чувствуя, как болит содранная нога. – Можно попросить ваш телефон? Мне позвонить нужно….

– Конечно, – сразу кивнул незнакомец. – Он в машине, на зарядке. Подожди минуту….

Они уже почти подошли к автомобилю, когда из-за поворота, со стороны города, показалась ещё одна машина – чёрный внедорожник, блеснувший фарами в сгущающихся сумерках. Он резко затормозил рядом, и из салона один за другим вышли трое молодых мужчин, тоже в дорогих костюмах, каждый двигался уверенно, с той особой сдержанной силой, которая сразу выдавала людей, привыкших к подчинению и власти.

– Ахмат Гаджиевич, всё в порядке? – спросил один из них, поглядывая сначала на незнакомца, а потом, украдкой, на Лию.

– Охрана, – улыбнулся мужчина, легко, по-дружески бросив пояснение Лие, – что-то ты, Мурад, не слишком торопился.

– Виноват, Ахмат Гаджиевич, – коротко кивнул тот, вновь скользнув взглядом по девушке.

– Халид, – обернулся мужчина к другому, – садись за руль. Лия, видишь, – он снова посмотрел на неё своими пронзительными глазами, – даже гонять никто не будет, просто отвезём тебя туда, куда скажешь.

И вот только теперь Лие по-настоящему стало страшно. Четверо мужчин, все взрослые, сильные, уверенные, и она одна, да ещё и со слегка повреждённой ногой, которая предательски напоминала о падении.

– Нет… спасибо. – Она сглотнула и попыталась придать голосу твёрдости, хотя внутри всё уже дрожало. – Я только позвоню… и за мной приедут. – Ложь срывалась слишком быстро, слишком отчаянно. – Спасибо за беспокойство, но всё в порядке.

Ахмат прищурил глаза, и в этом прищуре не было ни насмешки, ни злости, только хищное, спокойное внимание хищника, который точно знает: добыча всё равно не уйдёт.

А в следующее мгновение он внезапно перехватил её за талию – легко, небрежно, словно она ничего не весила. Лия взвизгнула и забилась в его руках, но его хватка была железной.

– Ты птичка высокого полёта, Алият, – произнёс он негромко, на ухо, и от его дыхания по коже пробежал холодный озноб – горячие губы почти задели кожу. – Наслышан… наслышан… и ведь из-под носа псов старого Алиева сбежала. Упорхнула, соколенок.

Лия на секунду замерла, а потом забилась с удвоенной силой, пытаясь оттолкнуть мужчину. Но он только рассмеялся над ее попытками.

Легко донес до машины и посадил на заднее сидение. Она пыталась вырваться – бесполезно.

Сам Ахмат сел рядом, захлопнул двери и одним уверенным движением снова притянул её к себе, обняв за талию и прижав к боку.

– Тише, птичка, тише, – его голос был мягким, убаюкивающим, от чего становилось ещё страшнее. – Красивая… не солгали…

– Пусти…. – Лия толкнула его в грудь – бесполезно, словно на каменную стену налетела. А он только засмеялся.

– Алият, – коснулся губами уха, чуть прикусив мочку, – ты проиграла. Я тебя сразу узнал, хоть и не ожидал встретить на дороге. Удивила, соколица. Теперь у тебя два пути, либо замуж за меня, либо…. Старик Ахмат и твой дядя Саидмурад пощады не дадут.

– Совсем охренел? – Лия снова ударила его в грудь. – Придурок ненормальный.

– Алия! – он рыкнул и внезапно прижал ее к сидению. – Хочешь быть современной бабой? Так я тебя сейчас по-современному и оттрахаю прямо здесь? Хочешь?

Её затрясло. Лия почувствовала, что оказалась зажатой между жёсткой спинкой сиденья и его тяжёлым телом; не могла пошевелить ни рукой, ни ногой – Ахмат держал так крепко, будто стальные обручи сомкнулись вокруг неё. Запах его кожи и духов ударил в нос, тёплый, слишком близкий, от которого становилось невыносимо тесно. Сердце грохотало, дыхание сбилось, и в горле поднималась паника, как волна, угрожая захлестнуть её целиком.

– Успокойся, – голос его стал мягче, вкрадчивым. Кончиками пальцев он скользнул по её лицу, чуть приподнял край платка и освободил прядь серебристых волос, ласково пропуская её сквозь пальцы. – Не трону. Сейчас приедем к твоему деду, и я, как положено, попрошу твоей руки. Всё по правилам – не будет ни позора, ни урона чести. Поверь, девочка, я умею быть добрым…

Лия зажмурила глаза, чтобы спрятать подступившие слёзы. Мир вокруг будто растворился в этом запахе – его кожи, лёгких духов, тёплого дыхания рядом с её щекой. Сердце колотилось в груди так, что казалось, он тоже должен это слышать. Она ощутила, как железная хватка постепенно ослабевает, его руки уже не сжимают, а словно обнимают, удерживая её прижатой к своему боку. Но это не было свободой. Напротив, в этом прикосновении чувствовалась какая-то властная нежность, от которой по коже побежали мурашки.

Он что-то сказал на своем языке водителю, и они тронулись.

Лия запретила себе плакать, вцепившись ногтями в руку, раздирая ладонь в кровь.

Ахмат продолжал ласково играть светлыми прядями.