Текст книги "Осколки (Трилогия)"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 73 страниц)

После незапланированной, но оказавшейся полезной дуэли с Хоком положение вещей изменилось, но отнюдь не в ту сторону, на которую хотел бы рассчитывать я. Ведь что произошло, если посмотреть на случившееся беспристрастно? Утверждение превосходства, обычное и для звериной стаи, и для человеческого общества. Видят боги, я к этому не стремился! Больше того: если бы знал, чего добьюсь, наверное, позволил бы себя продырявить, а не оказываться победителем. Сначала дал отпор Мэтту, довольно грубо указав магу его место, потом поставил синяк рыжику, опять-таки, словно говоря: сиди тихо, мальчик, и не лезь под ноги старшим. Да, возможно, эти действия были не только правильными, но и неизбежными, если я хотел установить хоть какие-то отношения между собой и парнями. Уступок они не приняли бы, потому что уже успели убедиться в моих… странных возможностях. Хм. Но почему тогда они вообще бросили мне вызов, и почему сделали это только двое из троих?

Мэтт совершенно очевидно напрашивался на свару, результатом которой, скорее всего, стало бы его поражение: не думаю, что маг забыл, как я умею справляться с чарами, а значит, и не рассчитывал победить. Хотел погибнуть сам или пытался установить пределы моего терпения? Неясно. Но отчаянную дерзость он спрятать не смог, следовательно, вызов был. Ох, знать бы еще его причины…

Что двигало Хоком, обнажившим меч, вообще непонятно. Рыжик должен прекрасно помнить, как я обращаюсь с оружием. Не заметил у меня клинка и потому решил померяться силами? Глупо. Отсутствие предмета, похожего на оружие, еще не означает отсутствия оружия. Или Рогар плохо его учил? Не верю. Разве что, обучение было совсем уж непродолжительным. Да и зачем ему равняться со мной? И по возрасту, и по жизненному опыту мы не можем стоять на одной ступени. К чему тогда проверка моей способности ответить на удар? Как все запутано…

Наконец, третья, но самая загадочная загадка. Бэр. На фоне остальных он кажется нерешительным и вялым, хотя должно быть наоборот: именно от лучника или от Хока я ожидал первого вызова, а никак уж не от мага. Из-за чего произошла столь разительная перемена ролей? Что говорило в Бэре – рассудительность или робость? Если первое, рад за него. Если второе… Дурные дела творятся, потому что невесть откуда взявшаяся робость способна в считанные дни изменить характер до неузнаваемости.

Рогар, старый хитрец! Видел проблему, но не хотел ей заниматься? Пройдоха… Но твои-то мысли и устремления я знаю: ты просто решил меня наказать. За все хорошее и плохое. А поскольку ты предпочитаешь не просто наказывать, а делать это с пользой и для себя, и для провинившегося, остается только отвесить поклон и смиренно принять заслуженную кару. Ты был прав: парни в беде, хотя сами этого не понимают. Пока. Когда поймут, станет поздно, поэтому приложу все силы, чтобы разобраться, откуда взялись их занозы и если не вытащить, то хотя бы найти место ранки.

***

– Этот туман когда-нибудь рассеется? – Сладко зевнул с козел Хок.

– Прекрати сейчас же!

– Что прекратить?

Рыжик повернулся к нам и обиженно уставился на рассерженного Мэтта.

– Свое зевание!

– Оно тебе мешает?

– Оно меня раздражает!

– Потому что он и сам рад зевнуть, но считает это неподобающим своему рангу, – охотно пояснил Бэр.

– А разве магам не положено зевать? – Удивился я.

Мэтт сжал губы и перевел взгляд с растерянно-лукавой физиономии Хока на обочину дороги, тонущую в тумане. Лучник пожал плечами:

– Да он просто злится, что задремал и не уследил, как лошадь свернула не на ту дорогу.

– Я не дремал! – Взвился маг.

– Угу. Просто спал, – согласился Бэр, ехидно улыбаясь.

– Я… не знаю, как это получилось, – выдержав виноватую паузу, признался белобрысый.

– Думаю, переживать не стоит: раз есть дорога, и на ней видны свежие колеи, куда-нибудь мы обязательно выедем!

Я постарался примирить враждующие стороны, но хмуро сдвинутые брови одного, насмешливость второго и недоумение третьего не исчезли. Стали чуть слабее, быть может, но не пропали совсем.

Хорошо, что право решать предоставлено мне!

– Вот что, парни… Кажется, подошла моя очередь держать вожжи? Чем я и займусь, а вы можете совершенно спокойно вздремнуть. Согласны?

Ответа я не получил, но расценив молчание, как знак согласия, поменялся местами с рыжиком, принимая залоснившиеся бразды правления.

Можно все время за вожжи не держаться, но едва лошадка почувствует, что возница расслабился, как и сама поступит точно так же. Наверное, именно поэтому мы и попали на странную дорогу: Мэтт задремал, перестал пошлепывать вожжами по крупу, раз, два – и куча неприятностей. Впрочем, преувеличиваю: всего лишь небольшое отклонение от маршрута. Как только рассеется туман, станет ясно, где мы находимся.

Я посмотрел на грязно-белое марево, не доползшее до обочины буквально нескольких футов. Высокое-то какое… Обычно туман стелется по низу, а этот не позволяет разглядеть небо. Или оно такое же мутное? Нет, не может быть: если бы оно было закрыто облаками, мы дрожали бы от холода, а здесь… Тепло. И сыро. Воздух вязкий, как кисель. Дышать не трудно, но кажется, что он давит на глаза, заставляя их закрываться… закрываться.. закрываться…

«Подъем!..» – командирским басом орет Мантия.

Что-то случилось?

«Еще нет, но очень хочет случиться…» – укоризненное ворчание.

Не понимаю. Что плохого в нескольких минутах сна?

«Плохого? Ничего… Всего лишь смертельная опасность. Экая безделица…» – равнодушное объяснение.

Смертельная? О чем ты говоришь?

«Тебе ничего вокруг не кажется странным?..»

М-м-м-м-м… Туман слишком густой.

«И все?..»

Дорога несколько… однообразная.

«Скажи уж прямо: не меняющаяся!.. Ты помнишь хоть один поворот?..»

Я задумался.

В самом деле, мы все время едем по прямой. Но ничего не видим впереди, словно только и делаем, что поворачиваем. Поворачиваем…

Мы движемся по кругу?

«Возможно… Не берусь утверждать, что это круг, а не овал, но основное ты уловил: вы описываете кривую…»

Еще скажи, замкнутую!

«Догадался? Браво!..»

Ни до чего я не догадывался! Что происходит?

«И от кого ты только набрался этой лени?..» – Вздыхает Мантия. – «Ладно, намекну… Ты ведь ходил с караванами? Ходил… Помнишь, почему погонщики в дороге всегда бодрствуют, а того, кто заснул, ждет скорая и жестокая расправа?.. Ну, вспоминай!..»

Почему погонщики в дороге не спят? Но… Не может быть. Сонная Дорога?!

«Именно!..»

Самый жуткий кошмар путешественников, место, где нет ни «вчера», ни «завтра» – одно только бесконечное «сегодня», в котором несчастные обречены блуждать вечно. На Сонную Дорогу попадают, если все живые существа в караване задремлют хоть на одну минуту: должно быть лошадь плелась в полусне, если мы таки свернули сюда… Что же теперь делать?

«Прежде всего, не засыпать: если вы все заснете здесь, то уже никогда не проснетесь…»

Легко сказать «не спать», если вся обстановка вокруг располагает к дремоте!

«Ты уж постарайся…»

А что потом? Ведь этого мало, чтобы выбраться обратно в мир.

«Молиться о спасении не пробовал?..» – В словах Мантии нет даже тени насмешки.

Молиться? И только-то?

Я спрыгнул с козел в жидкую грязь, прошел вперед и взял лошадь под уздцы. Ты уж извини, милая, но повишу немного на тебе: глядишь, так нам обоим бодрствовать будет легче.

Темные глаза посмотрели на меня с сомнением, но возражений не последовало, и телега покатилась дальше, меся дорожную грязь.

Молиться, значит. А есть ли смысл в молитве? Говорят, что Сонная Дорога проходит между мирами, не принадлежа ни одному из них. Если это правда, какому богу мне жаловаться и кого просить? Кто сможет меня услышать? Только я сам: мои спутники спят глубоким сном, а лошади глубоко безразлична ее участь, потому что рядом шагает тот, кто несет ответственность. Круг замкнулся.

Ты любишь шутить, Пресветлая Владычица? Наверняка, любишь. Зачем иначе сотворила такую пакостную штуку, как Сонная Дорога? Не знаю, что ты находишь забавного в том, чтобы погрузить людей в сети сна: от спящих игрушек ни проку, ни забавы.

– Это верно, – доносится с обочины.

Голос. Звонкий. Детский. Что за фрэлл?!

Рядом с дорогой на поросшем мхом валуне сидит девочка. Совсем юная: лет десяти, не больше. Бледная, невесомая, со смешно торчащими в стороны косицами. С глубоким темным взглядом. В простой рубахе с чужого плеча, которое с легкостью заменяет крохе платье.

– Чего уставился? – Перекатываются в голосе серебряные монеты.

Монеты…

– Я тебя знаю!

– Да-а-а-а-а? – Недоверчиво тянет малышка. – Тогда тебе повезло больше, чем мне: я себя и не пытаюсь узнать.

– Ты… Это ты заставила меня посмотреть в Зеркало!

– Ну уж, и заставила… – Тонкогубый рот девчонки растягивается в довольной улыбке. – Всего лишь подтолкнула. Ты-то сам так и не решился бы.

– Это мое дело.

– Ты, правда, так считаешь?

Она посерьезнела, сползла с камня и, шлепая по мокрой глине, подошла поближе.

– Да.

– А вот врать – нехорошо!

Маленький пальчик поднятой руки грозно качнулся из стороны в сторону на уровне моей груди.

– Я не вру!

– Значит, лжешь. Обманываешь. Притворяешься. Такие слова тебе больше подходят?

– Ни одно из них!

– Вот ведь, упрямец… – она вздохнула, словно после тяжелой работы. – Ну да ладно, упрямство – вещь полезная. Хотя и вредная.

Наградив мое внимание сим противоречивым откровением, девочка повернулась и двинулась по дороге, словно приглашая следовать за ней. Я так и поступил, потому что других вариантов действий все равно в наличии не имелось.

Некоторое время грязь чавкала от наших шагов, но взглянув на голые ноги нежданной попутчицы, в очередной раз по щиколотку погрузившиеся в глиняную лужицу, я не выдержал: подхватил девчонку и усадил на лошадь, за что был удостоен загадочного взгляда и вопроса:

– Это еще зачем?

– Какая разница? – Опешил я. – Ты не хочешь прокатиться верхом?

Она помолчала.

– Может, и хочу. Но не просилась же! Так почему ты решил так сделать?

– Почему-почему… – Я дернул лошадь за уздечку, заставляя двигаться быстрее. – Потому что босиком – холодно. И ноги можешь поранить.

Девочка расхохоталась, обхватила шею лошади руками и долго хрюкала в гриву, а я вымещал досаду на попадавшихся под ноги камешках, поддевая их носком сапога и отправляя в полет.

Что смешного, скажите на милость? Опять выставил себя дураком, но в отличие от прочих ситуаций сейчас совсем не понимаю, почему надо мной смеются. Потому что проявил неумелую заботу? Это достойно осмеяния? Никогда бы не подумал.

– Извини, – фыркнули сзади.

Не отвечаю.

– Я же сказала: извини, – повторяется уже с меньшей долей смешливости в голосе.

Нет, так просто меня не разжалобить. Продолжаю молчать, считая собственные шаги.

– Я вовсе не над тобой смеялась.

– А над кем же? Здесь кроме меня есть еще хоть кто-то смешной?

– Есть.

– И кто?

– Я сама.

Упрямо качаю головой:

– А вот теперь ты врешь!

– И почему же? Разве ты сам над собой никогда не смеялся?

Над собой? Что-то не припоминается. Если и я и вызываю сам у себя улыбку, то скорее печальную, нежели по-настоящему радостную и беззаботную. Пожалуй, не смеялся.

– Никогда.

– Вот! – Жизнеутверждающе звучит сзади. – В этом твоя главная беда!

– Есть еще и не главные?

– Сколько угодно! Но это самая страшная.

– Может, объяснишь, чем?

– Да ты и сам знаешь, верно? Только не находишь времени, чтобы отложить дела, сесть и чуточку помолчать, не мешая телу и духу договариваться.

– Договариваться? О чем?

– Как им дальше жить со своим нерадивым хозяином!

Новый взрыв смеха, но теперь не столько обидного, сколько озадачивающего.

Всю жизнь мечтал попасть в место, которого нет, чтобы вести дурацкий разговор с малявкой, которой… А кстати, существует она в реальности или родилась в воспаленном воображении?

– Это, как тебе удобнее, – ответила девочка на невысказанный вопрос.

Читает мои мысли? Точно, разговариваю сам с собой!

– Если тебе нравится так думать, думай, – следует милостивое разрешение.

– Прекрати копаться в моей голове!

– Было бы в чем копаться… – хмыкает моя собеседница. – Как будто у тебя там целое поле! В лучшем случае, маленькая клумба.

– Послушай, если я сразу не отшлепал тебя по… – И какое определение подобрать? Задница? Сомневаюсь, что даже на ощупь отыщу названный предмет под рубахой. И взяться-то не за что… – В общем, если не отшлепал сразу, думаешь, не сделаю этого чуть позже?

– Не сделаешь, – довольно подтверждает малявка.

– Не будь так уверена!

– А я и не уверена. Я знаю. Хороший отец никогда не наказывает своих детей. А из тебя получится очень хороший отец.

Я оступился, и от падения носом в грязь меня удержала только уздечка, за которую судорожно схватились мои пальцы. Какой, к фрэллу, отец?!

Гневно поворачиваюсь, собираясь отчитать маленькую насмешницу, но встречаюсь взглядом с темными и теплыми, как южная ночь, глазами.

– Очень хороший, – повторяет девочка и улыбается. Такой странно беззащитной улыбкой, что все мое негодование бесследно улетучивается.

– Я… вряд ли смогу стать отцом.

– Не торопи время: оно способно на истинные чудеса, но все происходит в свой черед, а не по заказу.

– Да, но…

– Тебе еще рано думать о детях! – Важно заявляют мне. – Вот на пару годков старше станешь, тогда и…

Она вдруг осеклась, словно к чему-то прислушиваясь, потом кивнула и весело сообщила:

– Как раз сейчас один шаг по оси времени ты сделал. С днем рождения, Джерон!

«С днем рожд…» Фрэлл! В самом деле. Как я мог забыть? А, зачем спрашиваю: потому и забыл, что слишком давно не отмечал годовщину своего появления на свет. Неужели, именно сегодня? Значит, дома начинается траур…

– Не волнуйся, траура больше не будет.

– Ты-то откуда знаешь?

Девочка обиженно поджимает губу:

– Моя осведомленность в других вещах тебя не удивляет, а простейший вывод, который ты мог бы сделать сам, вызывает прямо-таки бурю эмоций! Вот уж кто состоит из странностей, так это ты!

Опять сглупил. Все верно: нет нужды в трауре, если никто не умер. То есть, умер, но вернулся. В другой форме и с другим содержанием, но все же вернулся. И привел с собой новую жизнь.

– Это правда? Будет праздник?

– Ну ты как ребенок… Какой же день рождения без новорожденного? Этот праздник – твой и только твой, а все остальные участвуют в нем, если ты им это позволяешь.

И она права. Мой праздник… Но не думал встречать его на Сонной Дороге.

– Почему там? Мы давно уже вернулись на тракт, и не дальше, чем в миле отсюда, есть трактир, в котором ты сможешь выпить за собственное здоровье, – невинным тоном изрекла девочка.

Вернулись?! Я огляделся по сторонам.

Никакого тумана: лес, ощетинившийся голыми ветками и темнеющий мокрыми стволами. И дорогу видно, несмотря на быстро приближающиеся сумерки. Самый обычный пейзаж, разве что… Ветки деревьев не такие уж голые: даже в сером свете заметны набухающие на них почки. Но когда мы выезжали из Виллерима, не было даже намека на появление листьев!

– Туда, куда вы попали, время не заглядывает, но это не значит, что оно обходит стороной и весь остальной мир! – Ехидно подмигивает девочка.

– Мы… опоздаем?

– Почему? Приедете как раз вовремя: дорога шла хоть и между мирами, но параллельно вашему пути. Ты все успеешь, Джерон. Все, что должен.

– Кто ты? – Наконец решаюсь задать вопрос, с которого следовало бы начать беседу.

– Ты же говорил, что знаешь меня? Или передумал? – Так могла бы улыбаться зрелая женщина, но и на бледном детском личике эта улыбка кажется удивительно уместной.

– Я говорил, что знаю ТЕБЯ, но не говорил, что знаю, КТО ТЫ!

– И верно… – тихий смешок. – Но ты мог бы и понять… Сначала спросил, люблю ли я шутить, а потом дурачком притворяешься. Некрасиво.

Шутить? Но в мыслях я поминал…

– Пресветлая Владычица?

Она поморщилась, словно не одобряла такого обращения к себе.

– А еще Всеблагая Мать. Так меня называют. И все время ошибаются… Я ничем не владею, и у меня нет детей, потому что…

– Потому что ты сама – дитя.

– Правильно! А что больше всего любят делать дети?

– Играть.

– Странно, что ты знаешь это, хотя сам никогда не был ребенком. Впрочем… Ты ведь уже играешь со мной, а значит, не отказываешься от детства. Подойди поближе!

Я исполнил ее просьбу, и когда оказался совсем рядом с лошадиным крупом, девочка нагнулась и мимолетно прикоснулась губами к моему лбу.

– С днем рождения, Джерон!

А в следующий миг она соскользнула вниз, по другую сторону лошади, но босые ноги так и не коснулись земли. Словно и не было никакой девочки и странного разговора. Я бы подумал, что мне все приснилось, если бы не глиняные разводы, оставшиеся на желто-серой шкуре в тех местах, где Пресветлая Владычица возила по ней испачканными ступнями…

***

– У тебя и в самом деле сегодня день рождения?

Поскольку, заканчивая фразу, Хок впился зубами в куриную голень, последние слова прозвучали совершенно невнятно. Впрочем, смысл вопроса был полностью ясен и мне, и Мэтту, который смерил рыжика взглядом, полным сожаления, и заметил:

– Ты спрашиваешь об этом уже в одиннадцатый раз.

– Правда? – Потрясенный Хок на мгновение оторвался от поглощения жареного мяса. – Ты что, считал?

– Конечно, нет, – вздохнул я. – Он тебя дразнит.

– А-а-а-а! – Успокоенно кивнула рыжая голова.

Теперь маг посмотрел на меня. С легкой досадой в темных глазах.

– Зачем испортил веселье?

– Веселье? – Я подпер подбородок рукой. – И часто тебя веселят издевки над теми, кто слабее?

– Это почему я слабее? – Возмутился Хок.

– Да-да, расскажи, в чем он слабее меня! – Подхватил Мэтт, злорадно улыбаясь.

Я вздохнул.

– Потому, что поддаешься на чужие уловки. Веришь каждому слову.

– И вовсе не каждому!

– О, прости: каждому слову, произнесенному персоной, которую зачислил в друзья.

Мэтт насмешливо сузил глаза, но не спешил вмешиваться в разговор. А рыжик нахмурился:

– С чего ты взял, что мы друзья?

– А разве вы враждуете? Что-то незаметно.

– Ну, мы…

Последовавшая заминка показала: в данном случае дружба – понятие одностороннее. То есть, для себя Хок уже решил дружить со своими попутчиками, но понятия не имеет об их мнении на сей счет. Занятно. Хотя, зная характер старшего брата и его способность определять, с кем стоит водиться, а с кем нет, можно и у младшего предположить наличие схожих качеств. Да и нет ничего дурного в том, чтобы идти навстречу людям с открытым сердцем. Трудность состоит в другом: Мэтт и Бэр уже покинули «возраст доверия» и, похоже, со снисходительной улыбкой воспринимали энтузиазм своего более молодого спутника.

– Друзья, разумеется. Я прав?

Обращаюсь к магу. Тот легонько кривится, но, догадываясь о причинах моего вопроса, кивает:

– Конечно. Друзья.

– Вы меня несказанно этим порадовали! Так вот, что я хотел сказать: друзьям, конечно, можно и нужно верить. Но их слова не всегда следует воспринимать всерьез.

– Почему?

– Потому что друзья обожают шутить, но их шутки могут сильно обидеть, если вовремя не будут распознаны.

– А как это делать? – Хок проявлял все больше и больше интереса.

– Довольно просто: обычно шутник сохраняет на лице очень серьезное и спокойное выражение.

– Да? – Рыжик немного подумал, а потом радостно заявил: – Тогда выходит, что Мэтт все время шутит!

Белобрысый маг чуть не поперхнулся:

– Ах ты, маленький мерзавец!..

– Ну, не такой уж маленький, да и не мерзавец, – я поймал Мэтта за рукав и удержал, не позволив броситься вдогонку за сорванцом, довольно скалившимся уже через стол от нашего. – Он просто принял урок к сведению и повторил твою глупость.

– Глупость? – Гнев, предназначенный Хоку, излился на меня. – Да кто ты такой, чтоб об этом судить?

– В сущности, никто.

Маг заглянул в мои глаза, осекся и опустился на скамью.

Пресветлая Владычица оказалась права: до придорожного трактира, совмещенного с гостевым домом, мы добрались затемно, и он даже не был слишком переполнен. По крайней мере, нам нашлись места и за столом, и для ночлега под крышей. Когда я заявил парням, что в честь своего дня рождения угощаю всех праздничным ужином, мне не хотели верить и не верили, пока истекающие соком ароматные и румяные тушки куриц не оказались в пределах досягаемости. А когда к мясу присоединились свежевыпеченные лепешки и кувшины с элем, все прочие вопросы уступили место одному: как быстро мы сможем все это съесть?

– Тогда зачем…

– Зачем я разбираю ваши отношения по косточкам? Не знаю. Можешь считать, что мне это интересно. В качестве наглядного пособия по теории ошибок и заблуждений. И вообще, могу я получить свой подарок?

– Подарок… – Мэтт задумчиво погладил глиняный бок кружки. – У тебя, действительно, сегодня день рождения?

– Двенадцатый раз! – Торжественно объявил я. – Жаль, что Хок не слышит.

Тонкие губы мага тронула нерешительная улыбка.

– Смешно, конечно. И все-таки?

– Да. Именно сегодня.

– Почему же ты раньше об этом не говорил?

– С какой целью?

– М-м-м-м… Мы бы хоть придумали, что тебе подарить.

– А если мне ничего не нужно? Нет, я бы принял подарок и радовался ему напоказ, чтобы вас не обижать, однако… То, о чем я мечтаю, не в силах подарить никто. А все остальное ни к чему.

Мэтт помолчал, внимательно изучая засохшие разводы на поверхности стола.

– Тогда не надо было и праздновать.

– Вот уж нет! Вы (да и я тоже, чего греха таить?) соскучились по хорошей еде, а тут как раз подвернулся повод наесться до отвала. Зачем же откладывать?

– Притворяешься, что не понял, да? – В голосе мага снова проступила горечь.

– О чем ты?

– Нехорошо садиться за праздничный стол, не отблагодарив хозяина праздника. Не по-людски это.

Я едва сдержался, чтобы не сказать: все правильно, ведь я и не человек. Нет, не нужно парням об этом знать. Не сейчас.

– Потом отблагодарите. Позже. Я не тороплюсь.

– И что же ты согласен принять в знак благодарности?

– Я могу сказать. Но вряд ли вы поймете, почему это важно для меня.

– Так скажи!

– Не хочу, чтобы вы отгораживались друг от друга. Раз уж учитесь у одного Мастера и вместе едете исполнять его поручение, постарайтесь быть единым целым.

– Это в каком же смысле? – Усмехнулся маг, глядя на Бэра, обхаживающего одну из служанок в глубине зала. Вот молодец! Хоть кто-то из нас делом занят. Но кажется, имелось в виду… Тьфу!

– Не в этом! Вас разве не учили, что для наиболее эффективного взаимодействия каждый участник боевой группы должен, с одной стороны, четко выполнять предписанные ему одному действия, но с другой стороны, он должен знать, что, как и в какой момент времени делают все остальные?

– Учили, – нехотя признался Мэтт.

– Так почему вы оказались плохими учениками? Почему не желаете понять мотивы друг друга? Почему не пытаетесь открыть перед другими себя?

Лицо моего собеседника стало неподвижным, как камень. А миг спустя маг встал и направился прочь, не говоря ни слова.

Что его так задело в моих словах? Не понимаю. А, ладно! Наверное, ляпнул по пьяни очередную заумную глупость, которую и сам потом не вспомню. Впрочем, не так уж я и пьян: всего-то пару кружек опорожнил.

Заглядываю в стоящую передо мной посудину. М-да, вторую даже не допил. А голова тяжелая и тупая, как будто перебрал. И настроение скверное. Больше похоже не на день рождения, а на поминки. Хотя, что есть празднование начала нового года жизни, как не проводы старого? Тризна по прожитому, вот что такое день рождения. И чему, спрашивается, радоваться? Тому, что ушло и никогда не вернется? Да и не особенно хочется, чтобы возвращалось.

Печально сосчитав оставшуюся на столе снедь, я поманил пальцем служанку, свободную от мужского общества, и попросил приберечь мясо и все прочее для нашего завтрака, а сам поднялся на ноги и, пошатываясь, отправился на свежий воздух.

Кому как, а мне приятнее, приняв на грудь определенное количество выпивки, оказаться в одиночестве. Наверное, потому, что в такие минуты голова счастливо прощается с мыслями, позволяя наслаждаться самим фактом существования и не задаваться вопросом: зачем все это нужно. А ночь очень располагает к безмятежному покою, хотя многие предпочитают проводить ее как минимум вдвоем, и вовсе не глядя на звезды: вон, в одной из дворовых пристроек кто-то хихикает на два голоса и шуршит сеном. Рановато еще для забав на природе, но уверен: замерзнуть полуночники не успеют. Да и ночь хорошая выдалась: сухая, напитанная горькими ароматами молодой листвы, покидающей созревшие почки. Луна яркая, хоть и не полная – можно разглядеть почти каждый камешек под ногами. Буду считать безоблачное небо подарком от Владычицы, хоть это и самонадеянно с моей стороны. Но думаю, она обижаться не будет…

В тихое дыхание ночи вплетается голос:

– Твое имя Джерон?

Поворачиваюсь к вопрошающему.

Молодой человек. Статный. Высокий. Одет просто и неприметно, но держится в полном несоответствии с костюмом: так, будто привык к собственной значимости. Правильные черты лица то ли расслаблены, то ли напряжены, а может, и то, и другое сразу. Незнакомый. Да и меня не знает, если уточняет мое имя. Вот только, для чего?

– Да, меня так зовут.

Короткий вдох, и я получаю удар в живот. Снизу вверх. Куда-то рядом с печенью: точнее сказать не могу, потому что в тот же миг (или за миг до?) область поражения немеет настолько, что перестаю ее ощущать. Совсем. Словно сразу под нижними ребрами находится дыра. Пустая.

А он бьет второй раз, чуть правее, но с те же результатом: ничего не чувствую. Сила удара сгибает меня пополам и я полагаю правильным упасть на землю вместо того, чтобы ответить своему обидчику. Почему поступаю именно так? Не знаю. Может быть, потому, что незнакомые ощущения волнуют меня гораздо больше, чем возможность и необходимость нанести ответный удар.

– Джерон! Ты где? – Раздается с крыльца, и незнакомец отступает в тень, забиваясь в узкое пространство между двумя пристройками. Насколько помню, второго выхода оттуда нет, поэтому могу себе позволить еще немного полежать, тем более что онемение начинает проходить, медленно и болезненно.

– Эй, ты что?

Надо мной нагибается Хок.

– Ты ранен?

Шепчу одними губами:

– Справа, десять шагов, в щели между домами. Справишься?

Рыжик еле заметно кивает, кладя руку на меч, с которым в людных местах не расставался никогда.

Не могу видеть, что происходит, но мастерства Хока хватает, чтобы вынудить противника сдаться: да и нелегко выстоять с ножом против более длинного клинка, особенно если не ожидаешь нападения. Шума было произведено немного, но видно, не признаваясь самим себе, трое моих попутчиков уже начали чувствовать друг друга: ничем другим нельзя объяснить скорое появление во дворе и Мэтта, и Бэра, который пожертвовал удовольствием ради неясного ощущения тревоги. Ну, а трое против одного – расклад просто замечательный!

***

– Кажется, я где-то тебя уже видел, – глубокомысленно изрекает Бэр, разглядывая плененного незнакомца.

При свете свечи напавший на меня парень выглядел еще страннее, чем прежде, поскольку и манера держаться, и аккуратная стрижка русых волос выдавали в нем по меньшей мере жителя городского, а то и столичного. Даже сейчас он сидел с гордо выпрямленной спиной и поднятым подбородком. Хотя, вполне возможно, что связанные за спинкой стула руки просто не давали ему расположится более вольготно.

«Пеленанием» пленника занимались без меня: я попросил отвести его в комнату, а когда остался на дворе в относительном одиночестве (любовники на сеновале мне общества так и не составили), занялся исследованием собственного живота.

Куртка и рубашка, конечно же, были прорезаны насквозь, но вот под ними открывалась поистине странная картинка. Если принять во внимание длину лезвия, которым в меня тыкал несостоявшийся убийца, рана должна была оказаться глубиной в половину ладони, не меньше. Но я обнаружил всего лишь царапину, из которой вытекло несколько капель крови. О, простите: две царапины, вторая из которых по времени появления была еще мельче. И тут осмотр пришлось прервать. По очень прозаичной причине: меня вывернуло наизнанку полу– и совсем не переваренной пищей.

Это еще почему?

«Замещение тканей состоялось, но то, что ты успел проглотить за вечер, восстановлению не подлежит…» – Пояснила Мантия.

Замещение? Так вот, что это было… Мой серебряный друг не просто подставил себя под клинок, а и окружил своим телом лезвие, ворвавшееся в плоть. Никогда бы не подумал, что такое возможно.

«Не вижу ничего невозможного… Если он живет в твоей крови, что может помешать ему внедриться в мышцы и прочие ткани?..»

Не совсем понимаю, что имеется в виду.

«Забыл строение тела? Сейчас напомню…»

Позже, драгоценная! Пожалуйста! Сейчас меня интересует строение мозгов того человека, который пытался меня убить.

«Хорошо, развлекайся… Но потом мы непременно продолжим!..» – Строго пообещала Мантия.

Конечно, продолжим.

Войдя в комнату, я остановился у двери, за спиной пленника. Тот, если и хотел знать, кто еще появился в комнате, обернуться не решился.

– Точно, видел! – Утвердительно кивнул Бэр. – Ты учишься у Мастера Глэвиса, верно?

– А если и так? – Надменно спросил незнакомец. – На каком основании вы меня задерживаете?

– Попытка убийства.

– Правда? И где доказательства? Вы нашли оружие?

Бэр зло сощурился. Все верно, нож исчез в неизвестном направлении, да и находясь здесь, ничем не мог бы помочь: сомневаюсь, что на лезвии остались следы крови.

– У вас есть свидетели, которые видели, как я кого-то убивал?

Я тоже слегка разозлился, хотя и по совсем иному поводу. Голос незнакомца был пронизан уверенностью, но не в счастливом избавлении от улик, а… В избавлении от меня. Неприятное открытие, ничего не скажешь. И кроме того, его вполне достаточно для вынесения приговора. Осталось лишь выяснить причины преступления. Просто так, ради соблюдения приличий.

Молчание лучника грозило затянуться, поэтому разговор пришлось продолжить мне:

– Лучше. У нас есть жертва, которая очень хорошо запомнила убийцу.

Парень вздрогнул, услышав мой голос, но настоящий ужас охватил пленника, когда он увидел меня.

– Ты… Ты же умер!.. Ты должен был умереть!

– О да, конечно. Должен. Но видишь ли, передумал. Извини, что обманул твои ожидания.

Губы убийцы побледнели и мелко задрожали.

– Значит, он тоже учится в Академии? – Спросил я у Бэра.

– Да, совершенно точно. Не назову имя, но я видел, как он несколько раз беседовал с Мастером Рогаром.

– Вот как? И о чем?

– Не знаю, не подслушивал, – ухмыльнулся лучник, – Только в последний раз этот парень выглядел расстроенным.

– Занятно… Чем же тебя расстроил Рогар, скажи, пожалуйста!

– Не твое дело!

– А вот тут ты ошибаешься. Мое. Потому что четверть часа назад я едва не простился из-за него с жизнью. Не хочешь отвечать? Не надо. А как насчет проекции памяти? Думаю, Мэтту пора начинать практиковаться в полезных вещах!