Текст книги "Осколки (Трилогия)"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 73 страниц)

Протянется или нет, по этой ниточке еще придется проползти от одного конца к другому, чтобы найти, кого и чем она связывает. А по городу все это время будет ходить человек, не питающий пиетета к Приюту Немощных Духом, и это поистине жутко. Потому что когда уважение слабеет, необходимо завоевывать его заново, а для этого… Не хочу думать, что может понадобиться.

И если Каллас прав, если… Как он сказал? «Имело значение для твоего предка и только для него»? Так вот, если dan Советник угадал, он даже не представляет себе всей глубины своей догадки. Для моего предка, насколько могу судить по семейным хроникам, имела значение только одна вещь на свете, настоящее, истинное значение. Безопасность Антреи и ее жителей. А посему несколько пожелтевших от времени клочков пергамента и странные серьги могут быть столь же важны, как и личность поджигателя. Нет, не могут быть. Важны. Вот только я пока не могу понять, в чем заключается их важность.

Девятый день месяца Первых Гроз

Ка-Йи в созвездии Ма-Лонн, четыре румба к Солнцу, слияние с Лучником.

Правила дня: «Посмертный покой покупается исполненным предназначением. Назвался лососем – полезай в коптильню».

«Лоция звездных рек» предостерегает:

«Девятый день Ка-Йи, лучше бы его не бывало, однако… Всегда случается событие, которое нарушает привычное течение жизни и приводит к утрате власти над собственными чувствами. Легко попасть в сети своих же заблуждений. Сражение внутри и вокруг души.

День не подходит для принятия решений, совершения важных дел, лечения болезней. День оплаты душевных и денежных долгов, грубый и жесткий. Если можете, устройте себе день отдохновения».

Антреа, предместье Хольт, особняк daneke Тармы Торис,

начало утренней вахты

Утро выдалось столь же гадостным, как и предыдущие.

Начать с того, что хоть я и приказал себе проснуться ровно по окончании ночной вахты (а я – парень покладистый, несмотря на лень, и своим приказам следую… то есть, стараюсь следовать), о моем пробуждении позаботились за меня: Микис начал топтаться по постели еще затемно, чередуя тяжелые шаги с вкрадчивым мяуканьем. Жрать хотел, подлец, вполне его понимаю: в определенном состоянии духа и сам неспособен на осмысленные действия, пока не затолкаю в желудок шмат какой-нибудь еды. Желательно, вкусной, но обычно сходит и простая каша из белых зерен саира, недоваренная и недосоленная.

Пришлось продирать глаза, вставать, искать на ощупь шкаф для домашней утвари и ящики в нем (потому что кое-кто забыл накануне долить в домашний светильник очередную порцию масла, без которой мало какая магия в мире способна рассеять ночную темноту светом), возвращаться обратно, ставя синяки на частях тела, не желающих двигаться плавно и в полном согласии с намерениями полупроснувшегося разума, наполнять-таки сосуд (проливая большую часть масла себе же на ноги), и только после всего этого командовать: «Свет!» Чтобы некоторое время спустя ужаснуться разгрому, который постиг убранство комнаты на всем маршруте моего следования, и удивиться отсутствию в небесах луны. Впрочем, последнее легко объяснялось низкими и плотными облаками, обещающими устроить дождь самое раннее к обеду, и самое позднее – к ужину. Еще бы, после стольких подряд дней жары! Я люблю дождь: когда с неба льется вода, мне не нужно ходить на службу. И потому, что корабли предпочитают пережидать непогоду на рейде, и потому, что влага в воздухе очень сильно снижает ясность моих ощущений. Согласно официальному заключению консилиума, определявшего мою пригодность к несению наследственной службы, разумеется, а не реальному положению дел…

Завтрак проходил в задумчивости. Моей, чем воспользовался Микис, нагло забравшийся прямо на стол и ни с того ни с сего решивший, что моя тарелка – это его тарелка. Правда, на овощи кот покушаться не стал, но куски подкопченного лосося уминал охотно и быстро. Сначала я делал вялые попытки отогнать прожорливое животное или внушить ему, что человеческая еда ничем не лучше еды кошачьей. Целых три попытки. Потом плюнул (мысленно, чтобы не пачкать и без того не слишком чистый после моей готовки пол кухни) и отдал все силы размышлениям.

Говорят, нет ничего хуже ожидания. Врут. Есть одна вещь гораздо омерзительнее: когда ожидание заканчивается. Более того, она еще и куда опаснее, потому что убаюкивающий ритм дней и ночей сменяется встряской. В лучшем случае, разочарованием неисполнившихся надежд, в худшем – встречей с непредвиденными обстоятельствами. Конечно, можно (и, пожалуй, даже нужно) готовить себя к любому возможному развитию событий, но при одном условии: представлять себе эти самые развития хотя бы приблизительно. Мне же никак не удавалось наметить для себя правильную линию ожидания.

Самое неприятное: пока Каллас не выяснит у своих знакомых что-нибудь по поводу сгинувшей в веках красотки (например, ее имя или описание внешности: наброски тушью, разумеется, проливали свет на черты незнакомки, но хотелось бы располагать сведениями и о «цветном» воплощении), мне нет ни надобности, ни возможности рыпаться с собственными измышлениями. Да и куда рыпаться-то? В семейных архивах сохранилось прискорбно мало письменных свидетельств о жизни первого Стража. Нет, отчеты о выявлении дурок имелись, в количестве достаточном, чтобы испытывать к предку непреходящее уважение. Но больше… Больше ничего не было. Ни переписки с женой (правда, если верить рассказам дедушки, которому, в свою очередь, рассказывал его дедушка – уже совсем близкий по времени проживания к первому Рэйдену Ра-Гро, «супруги поневоле» терпеть друг друга не могли и оказывались рядом только при острой необходимости). Ни заметок современников (честно говоря, найденное в тайнике письмо, скорее всего, было единственным оставшимся с тех далеких дней). Я ничего не знал о своем прапрапрародиче, и это меня немного раздражало, хотя… Будь я на его месте, возможно, тоже постарался бы не оставлять никаких следов, могущих выставить в ненадлежащем свете перед потомками, ибо легенда должна оставаться легендой. Только так.

У каждого из нас в жизни случаются моменты, которых мы стыдимся. Потом. А пока они происходят, нам, опьяненным азартом мнимого всемогущества, иногда бывает несказанно весело и хорошо. Но когда наступает похмелье… Хочется и самому все забыть, и сделать так, чтобы остальные тоже забыли. Наверняка, мой предок шалил ничуть не меньше меня, а то и больше, раз уж его силой вынудили принять на себя заботу о целом городе. И шалости, могу поклясться, были злыми. Очень злыми, потому что нельзя в один вдох взять и полюбить навязанную обстоятельствами жену, нудную и опасную работу, расписанную до самой смерти жизнь и судьбу, одинаковую для всех будущих поколений. Думаю, он и не любил. Исполнял долг, как того требовали, но не любил. И раз уж сохранил несколько листков пергамента, сделал это не просто так, в память о друге и его влюбленности. Да еще серьги эти.

Лилии. Что они значили для того Рэйдена? Возможно, именно из-за его неприятия в городе и ходят легенды о губительном для рода Ра-Гро аромате этих цветов. Возможно… Но лучше знать наверняка, чем предполагать. Спросить самому? Подняться вверх по течению, к отрогам? Пожалуй, рискну. Но не сейчас, а ранней осенью, когда судоходство станет более размеренным, и у меня появятся свободные дни.

А сегодня…

Антреа, Малая гавань,

последняя треть утренней вахты

В чем нельзя отказать daneke Амире, так это в приверженности традициям: с самого первого посещения Антреи визиты совершались исключительно в день, посвященный Глендо – покровителю торговцев и… воров. Правда, между теми и другими разницы почти что нет: ни один уважающий себя купец не продаст вам товар без выгоды для себя, следовательно, совершается кража, пусть обоюдно приемлемая и признаваемая, но это ведь сути не меняет, верно?

Хоть границы месяцев очерчены предельно точно, внутри этих границ значимые дни перемещаются, можно сказать, безбожно. Но мне грех жаловаться на Первые Грозы: с легкой руки жрецов, день Глендо и в прошлом месяце угодил в самое его начало, так что пауза между встречами с «женщиной моей мечты» выдалась счастливо долгой. Настолько долгой, что я даже начал забывать громоздкие обводы…

Нет, не начал, как выяснилось.

Ало-золотое пятно, сверкнувшее над бортом кайаны [43]43
  giiry – дословно, «малыш» или «малышка». Обычно употребляется родителями по отношению к детям, но часто используется и любовниками.


[Закрыть], мигом воскресило в памяти детали и подробности, заставившие меня стиснуть зубы и ускорить шаг, потому что, если окажусь у сходен одновременно с daneke Амирой, а не на пять минут раньше, меня ждет позор. Вечный.

Правда, не так уж далеко надо идти: спуститься в район Торгового порта, к причалам Первой линии, куда швартуются наиболее успешные и выполняющие королевские заказы купцы. А сегодня там пустовато – только одна широкобедрая кайана и намечается, и это не может не радовать, поскольку Амира, по обыкновению, вряд ли везет что-то с собой. Нет, в лучшем случае закупит здесь, в Антрее, и потащит к себе на юг очередные шелка или шкуры. Кстати, любопытный способ торговать… Не скажу, что неправильный: в купеческом деле важно и приобрести товар, который можно выгодно сбыть с рук, и собственно, найти, кому его всучить. Вполне возможно, что дома у моей «любимой женщины» имеется помощник, сведущий как раз в искусстве помрачения сознаний покупателей, а она лишь подбирает нужные ингредиенты для сего чародейства. Да, скорее всего, так и есть. И потом, должен же кто-то присматривать за хозяйством в отсутствие хозяйки?

Не нагруженный… Значит, понадобится от силы пара шестивесельных лодок, чтобы подтащить корабль к причалу. Могла бы вообще остановиться на Внутреннем рейде, как поступают те, кому нет нужды перевозить груз. Фессы, к примеру, и вовсе не заходят дальше, чем Внешний рейд. А зачем? Доставить курьера с посланием – лодки хватит. На веслах не выгрести? Можно милю и под парусом пройти, особенно если ветер не страдает в этот день ленью. А тащиться к пристани, доверяя свою безопасность швартовым суденышкам и их командам… Не всякий капитан отважится. К слову сказать, у нас такие умельцы находятся, что после их трудов на королевскую казну падает немалая неустойка. Да, именно на казну, потому что все портовые службы подчиняются Ее Величеству и находятся в собственности престола. С момента установления этого самого престола.

Разгрузки не предвидится: есть шанс быстро и незаметно провести встречу и убраться восвояси. Но когда мне это удавалось? На памяти – ни разу. Пусть зрителей будет немного, но и одной пары любопытных глаз достаточно, чтобы к вечеру последний портовый служка во всех подробностях знал обстоятельства прибытия daneke Амиры, и не только знал, а еще и расцвечивал их на свой лад. Когда мне становится совсем муторно и скучно, я, чтобы набраться здоровой злости, интересуюсь последними сплетнями на свой счет. Надо признать, помогает. Главное, не переусердствовать: некоторые истории обрастают, как днища кораблей ракушками, такими непристойными фантазиями, за которые даже набить морду покажется слишком человеколюбивой мерой наказания. Да и есть ли смысл бить? Лучше не замечать. Хотя показное равнодушие зачастую служит более явным подтверждением совершенного греха, чем яростное отрицание…

А хорошо парит: к вечеру можно со всей уверенностью ожидать в гости дождик. Хоть висевшие с ночи в небе облака слегка поистерлись, словно ношеный плащ, позволяя солнышку кокетливо подглядывать за происходящим на земле через редкие прорехи, дымка никуда не делась. Что ж, и к лучшему. Не так сильно взмокну, как можно было бы предположить.

Ненавижу форменную одежду, но вовсе не потому, что она неудобна, а потому что она – форменная! Во-первых, черный цвет камзола и штанов. Теплынь, подавляющую часть года царящая в Антрее, протестует вообще против любого темного цвета, а уж угольно-черный… Просто издевательство. Это, мол, традиция, от морских, мол, мундиров, да и краску проще готовить. Угу. Проще. Но кто сказал, что простое – значит, единственно правильное? Мне гораздо больше нравится обмундирование Городской стражи, чем Береговой. К тому же, подчиненным амитера положены разные одежки для патрулирования и для сидения в кабинетах, что, согласитесь, немаловажно, поскольку очень трудно приспособить один наряд к разным обстоятельствам. Но «городским» проще, у них есть Виг, который и сам не дурак уютно чувствовать себя на службе. А кто есть у меня? Калли, совершенно не заботящийся о моем удобстве, и седоволосая бестия, по странному стечению обстоятельств оказавшаяся у руля моей хрупкой лодчонки.

За какие заслуги Хеллен Ра-Ван получил в свои руки управление Береговой стражей, можно только догадываться. Интересоваться – ни-ни! Несовместимо с жизнью и здоровьем. Нет, я ничего не имею против этого парня: с должностью справляется, дай боги каждому. Но мелкая вредность, заключающаяся в том, чтобы запретить нижестоящим офицерам носить мундиры из более приятной, чем сукно двойного плетения, ткани… Прощения не заслуживает. По моему скромному мнению. Сам-то щеголяет шелковыми камзолами, а все остальные должны и в дождь, и по солнцепеку таскать на себе лишнюю тяжесть. А если еще учесть, что пот, впитываясь и высыхая, оставляет на черной ткани белые разводы… Уверен: если Калласа только с трудом и большим напряжением воображения можно заподозрить в деловом сговоре с daneke Марой, то Ра-Ван, уж точно, получает свой постоянный (и поверьте, весьма изрядный) процент с отстирывания форменных мундиров!

Хорошо хоть, ворот не глухой, а при случае можно и вовсе расстегнуть пуговицы до пояса – когда назначенный для еженедельной проверки вида подчиненных капитан находится на другом краю порта. Впрочем, сейчас я и сам не рискну дать свободу и свежего воздуха груди, потому что…

Все-таки, успел: щелкнул каблуками и опустил подбородок, изображая поклон, в тот самый момент, когда гостья появилась на верху сходней.

– Ай-тай, как любезно с вашей стороны лично встречать старую больную женщину!

Как же. Старая и больная? С такой-то гладкой кожей? С сияющими глазами, белки которых своим цветом походят на молоко? С движениями, обманчиво неуклюжими, но говорящими о полном контроле над необъятным телом? Не смешите меня. Старая и больная… Ххаг! Если бы это было кокетством, пусть. Смирился бы. Но раз за разом, с надоедливым упорством вести себя, как избалованная вниманием придворная дама? Хотя…

Она ведь и есть что-то вроде того. Придворная. Насколько могу доверять сведениям Калласа, daneke Амира – одна из немногих южных купцов женского пола, получившая право вести торговлю именно по настоянию хаиффа, любимому сыну которого была кормилицей. Наверное, в те годы, пятнадцати лет от роду, будучи замужем и только-только родив собственного ребенка, она была хороша собой. Впрочем, призрак красоты и сейчас витает в ее чертах, но красоты какой-то неправильной. Суровой. Словно эта женщина давным-давно отставила в сторону мысли о том, чтобы кому-то нравиться, любить и быть любимой, отдав всю себя другим устремлениям. Да, пожалуй, так и есть. Но на кой ххаг тогда доводить меня нелепым кокетством?!

– Счастлив приветствовать вас, daneke.

– Как сухо, любезный dan! Чем я заслужила такую холодность? Но надеюсь, моя провинность не настолько серьезна, чтобы вы помогли мне спуститься на твердую землю?

Помог бы с удовольствием. Выбить привычку делать из меня идиота при скоплении народа. Вот сейчас краем глаза вижу, что швартовщики уже с трудом сдерживают смех. Но они-то сдерживают, а чуть дальше по причалу «береговые» и моряки, имеющие представление о моих взаимоотношениях с вновь прибывшей в Антрею дамой, похихикивают почти что в голос. Знаю, почему: ждут грандиозного представления. И оно состоится. Куда ж мне деться?

Стараясь сохранить на лице спокойное и слегка равнодушное выражение, я поднялся по сходням и подал женщине руку. Вообще-то, если сравнить наши размеры, то еще неизвестно, кто кому должен помогать: Амира ростом почти с меня, а объемом раза в три больше и тяжелее, соответственно. Объем этот, конечно, спрятан от глаз в ворохе шелка, полотнища которого обмотаны вокруг внушительной фигуры, но иллюзия мало помогает при столкновении с грубой действительностью, которая…

Так и знал. Ну, стерва!

Примерно на последней четверти сходен южанка решила, что настал подходящий момент поскользнуться (и это – на совершенно сухих и в меру шероховатых досках!). Поскользнуться, всем весом обрушившись на меня. Я проехал на каблуках вниз – до каменной плиты причала, изловчившись одну ногу застопорить о поперечину сходен: если уж падать, то лучше на деревянный настил, чем на шершавый камень. А чтобы остановить скольжение Амиры, пришлось подхватить ее за… назовем ЭТО талией, потому что где-то в этом месте над уровнем земли и впрямь может располагаться талия.

Шелк взметнулся, на несколько мгновений лишая меня обозрения и окатывая волной удушливого аромата южных притираний, а полная ладонь игриво шлепнула по моей щеке:

– Ай-тай, какой шаловливый мальчик!

И доказывай потом всем, что рожа у тебя была красная не от смущения, а от натуги…

Антреа, Караванный путь, гостевой дом Иль-Махин,

последняя треть дневной вахты

– Ай-тай, какой славный выдался день!

Daneke Амира блаженно улыбнулась, опускаясь в россыпь подушек на коврах кушетки.

Да уж, славный. Все ноги стоптал. До колен. И в отличие от присутствующих дам присесть не могу себе позволить. Нет, не в силу воспитания и хороших манер, о которых я иногда вспоминаю, хотя прислонить пятую точку к чему-нибудь хочется. Все гораздо скучнее: я должен в любой момент быть готовым к действиям, а подушки, вязкие, как болото, не способствуют боеготовности. С другой стороны, в моих услугах по обеспечению безопасности дорогой гостьи Ра-Дьена нужды мало. Собственно говоря, я таковой вообще не наблюдаю. Нужды, то есть. С самой первой встречи…

Лукавый выстрел глазами из-под гладко причесанной челки, цветом напоминающей вороново крыло. Услужливо, с самой малой долей насмешливости подставленный поднос, темный лак которого почти не виден из-под груды тарелочек.

– Благодарю вас, я не голоден.

На самом деле, жрать хочется, но то, что протянула мне одна из прислужниц daneke Амиры, не возьму в рот даже под страхом смертной казни.

Как южане могут есть этакую сладость? Ума не приложу. От одного запаха внутри уже все слипается, а они ничего. Едят, да столько, что приобрести пышные формы – задача наилегчайшая. Сама Амира обожает заталкивать в себя все эти приторные лакомства, и поначалу норовила втянуть в свои забавы меня. Я отказался. Вежливо. Она стала настаивать. Я снова отказался. Все еще вежливо. Через полчаса пререканий самообладание участливо вздохнуло и покинуло меня. Помню, я подскочил к толстухе вплотную, буквально нос к носу, и предельно простыми (можно даже сказать, простонародными выражениями) объяснил, что не собираюсь есть сладкое. Ни из ее рук, ни из чьих-либо еще. И только выпустив пар, почувствовал упирающиеся в бока лезвия кинжалов. Вот именно тогда и возник первый повод усомниться в необходимости составления компании госпоже с Юга во время пребывания в пределах Антреи.

Я много слышал о йисини – клане воительниц, посвятивших свою жизнь служению богине, превыше всего ценящей в своих почитательницах стремление помогать. Не безвозмездно, конечно: услуги телохранительниц стоят недешево, но, как говорится, того стоят, потому что помимо собственно «хранения тела» нанимателя, девицы не имеют ничего против ублажения этого тела. Разумеется, по взаимному согласию и для взаимного удовольствия. Но это вовсе не значит, что йисини легкодоступны для любовных интрижек. Скорее наоборот: семь потов сойдет прежде, чем добьешься благосклонности чернявой прелестницы, которая обращается с оружием ловчее многих мужчин, всю жизнь отдавших воинскому искусству. Так вот, слышать-то я слышал, но воочию увидел только теперь – благодаря вынужденному знакомству с пышнотелой южанкой.

Меня спасло только то, что Амира заранее приказала своим охранницам сдерживаться, иначе… Наверное, я не успел бы сделать и шага. Но моя вспышка сослужила неплохую службу: йисини перестали относиться ко мне, как к предмету мебели, коей они почитают всех, кто не может за себя постоять. Правда, выпуск на волю раздражения был вызван тем, что я не чувствовал угрозы со стороны двух девиц с открытыми взглядам животами и скрытыми за тонкими полосками ткани лицами. Только ведь я и дал волю чувствам, потому что угрозы не было… Сложновато для понимания, но так и есть: сильные чувства мне очень легко «читать». Причем речь идет не только о эмоциональном накале, отнюдь. Намерение исполнить долг по своей яркости иногда превосходит и ненависть, и ярость. Для моих ощущений. К тому же, в отношениях между Амирой и ее стражей отчетливо слышались и нежные нотки любви, что только упрощало мою задачу. По-хорошему, я мог прояснить всю ситуацию в два счета и полностью исключить риск, если бы не одно «но».

Моя первая встреча с южанкой произошла почти семь лет назад, в пору горячности и азарта, а не взрослой рассудительности. Пожалуй, именно искренность моего негодования и подкупила Амиру. А еще то, что, заметив стальные жала, царапающие кожу, я не удивился и не испугался, а хладнокровно предложил всем вернуться на исходные позиции. Во избежание. Помню, толстуха усмехнулась и спросила: «Вы надеетесь опередить моих девочек?» И получила ответ, предельно честный: «Когда речь заходит о жизни и смерти, я не пользуюсь таким опасным оружием, как надежда». Конечно, в устах вчерашнего мальчишки подобные слова звучали смешно, однако… Были приняты к сведению и не только: Амира больше не пыталась насильно кормить меня сладостями. Хотя и не упускала случая посетовать на то, что я – «нехороший мальчик».

Конечно, я и сам сглупил: следовало просто признаться, о чем мне напоминает сладкий вкус, и тогда… Хм. А как признаешься, если это – семейный секрет и государственная тайна в одном лице? В моем, что особенно неприятно. Вот и приходится вести себя, мягко говоря, странно, уповая на то, что мои «странности» будут отнесены на счет моего участия в жизни Приюта. Мол, с дурками поведешься, от дурок и наберешься…

– А я проголодалась хуже сотни габбаров [44]44
  Кайана – торговое судно, в «Объединенном судовом регистре» отнесена к классу «Щекастых».


[Закрыть]!

Пальцы, длину и изящество которых не могла до конца скрыть даже полнота, потянулись за истекающим сиропом кусочком дыни.

Почему эта женщина вызывает у меня… Неприятие? Нет, слишком сильное слово. Да и не могу сказать, что Амира так уж страшна на вид. Ну, толстая. Очень толстая. Чересчур толстая. Правда, это ужасает только меня: очень многие мужчины любят больших женщин. «Чтобы можно было, за что подержаться». А во всем прочем южанка вполне очаровательна. Еще бы волоски над верхней губой выщипала…

Кожа – чудная, гладкая просто на зависть придворным красоткам. Можно подумать, каждый день шлифует ее тряпочкой. Косы – загляденье, толстые, упругие, блестящие. Глаза глубокие, как море, только темно-синего, почти фиолетового оттенка. Черты лица плавностью тоже могут сравниться с волнами. Женщина, привлекающая внимание, одним словом. И, что немаловажно, внимание удерживающая. Вот я, к примеру, терпеть ее не могу, а забыть почему-то не получается. Даже когда появляется возможность «позабывать». Впрочем, впечатления меняются. Если раньше при упоминании имени «Амира» я испытывал несказанное раздражение, то сейчас в основном дурачусь, чтобы повеселить Калласа. И он прекрасно это понимает, гад, но делает вид, будто верит в мою горячую неприязнь к этой женщине.

Вообще-то, мне редко доводится испытывать по-настоящему сильные чувства. Наверное, из-за того, что большее значение для меня имеет внешний, а не внутренний мир. Мой мир. Почему так происходит? А кто его знает! Может быть, потому что я – лишь крохотная пылинка на полу огромного зала. Ветерок может сдуть меня в сторону с привычного места, поболтать в воздухе, зашвырнуть далеко-далеко, туда, где на меня наступит сапог, на подошве которого отправлюсь в новое путешествие, не давая согласия и понимая всю бесполезность споров… Если так оно есть на самом деле, то что проку в изучении себя, когда вокруг полная загадок бесконечность? Хватило бы времени разыскать хоть малую часть прячущихся в ней кладов, и только. На большее не претендую. Да и нечего мне вырыть в глубинах собственной души. И глубин-то нет…

Та из двух сопровождающих Амиру йисини, что была росточком пониже, а движениями поплавнее, распустила шнуры чехла и извлекла на свет божий лютню. На южный манер, конечно: палка со струнами, вот какое сравнение приходило мне в голову всякий раз, когда я видел сей музыкальный инструмент. Не спорю, даже с его помощью можно было получить приятную для слуха мелодию, но мне в песнях пустыни вечно чудится заунывность, вызывающая непреодолимое желание спать. Тем более, в вечернее время.

Я подавил зевок и обратился к своей подопечной с сообщением:

– Если daneke не сочтет это неуважением, я хотел бы на некоторое время избавить вас от своего общества.

Амира изобразила на лице (именно на лице, потому что глаза остались серьезными и понимающими) капризное сожаление и протянула:

– Ай-тай, ничем не угодить моему сладкому мальчику: ни увеселением тела, ни радостями духа… Я несчастнейшая из несчастных женщин, когда-либо живших в подлунном мире!

Я приподнял левую бровь (проделать то же самое с правой никогда не мог) и проникновенно-скорбно заметил:

– Не гневите богов, daneke: как вы можете быть несчастной, если знакомы со мной?

Сливы темных глаз усмехнулись, но продолжения беседы не последовало: в самом деле, что Амира могла ответить? Сказать: знакомство со мной и есть настоящее несчастье? Но тогда у меня появится замечательнейший повод в дальнейшем избегать подобного времяпрепровождения. А открыто и честно признать, что я по каким-то причинам устраиваю ее, как сопровождающий, значит, показать свою зависимость и определенную слабость, чего женщины ой как не любят! Будете со мной спорить? Скажете, что они всегда норовят выставить себя беззащитными и хрупкими, чтобы вызвать желание защитить? Ну-ну. Истинное положение вещей совсем иное: по сравнению с женщинами слабаки как раз мы, потому что вечно покупаемся на ведущуюся испокон веков игру. И, ххаг подери, покупаемся с наслаждением, хотя знаем: победа никогда не будет на нашей стороне.

Я коротко поклонился и под первые переливы струн вышел из покоев, отведенных южанке для проживания.

Надо сказать, когда Амира приезжала, гостевой дом Иль-Махин закрывался для посторонних. Дабы обеспечить спокойствие и безмятежность ночных часов дорогой гостьи. С этой целью даже стражников – рослых молчаливых детин в кожаных доспехах – становилось чуть ли не вдвое больше: в обычное время для охраны хватало и пяти человек, а сегодня я насчитал аж одиннадцать рыл, до неприличия похожих друг на друга тупым остервенением вояк, исполняющих свой долг. Впрочем, все стражники таковы, ведь их задача отпугнуть, а не защитить всерьез. Именно поэтому южанка возит с собой йисини: уж они-то в силах спасти свою нанимательницу от возможного покушения.

Правда, не припомню, чтобы за все ее посещения Антреи случались мало-мальски опасные для жизни события, потому что Амира все же занимается торговыми делами, а не шпионит в пользу… Хм. Может, и шпионит. Честно говоря, не задумывался над такой возможностью. Да и зачем? В самом вероятном случае моя надоедливая знакомая лишь перевозит сведения с места на место, сама не опускаясь до копания в грязном белье, а обвинять ее в исполнении обязанностей курьера… Глупо. Очень трудно доказывать, что человек знает истинную ценность груза, который ему доверен для перевозки. Практически невозможно, поскольку чаще всего «перевозчик» и в самом деле не знает, что везет. Для пущей безопасности и его, и всех остальных. Даже не знает отправителя лично, так что… Шпионов нужно отлавливать иначе. Точнее, надо бороться с ними с другой стороны.

Проникновение в не подлежащие огласке тайны возможно лишь в одном случае: если среди стражей этой тайны есть кто-то, готовый ее выдать. Ну а добиться такой «готовности» можно разными способами. Подкупить. Очаровать. Запугать. Вынудить. Да мало ли чем еще? Поэтому до действительно важных секретов стараются допускать только фанатиков, способных скорее умереть самим или похоронить всех вокруг, но не разгласить доверенной тайны. Правда, у фанатиков есть свои слабые стороны, но по большому счету…

О чем это я? Ах да, о том, что daneke Амира может заниматься всем, чем угодно – хоть торговать, хоть шпионить, хоть замышлять ужасающие злодеяния. Мне все равно. Мой долг состоит в другом. Хочет Каллас, чтобы я неотступно следовал за южанкой? Пожалуйста. Сразу двух зайцев убиваем: отслеживаем все возможные встречи и обеспечиваем дополнительную охрану. Если Ра-Дьену дорога эта женщина, ничего не имею против. Если dan Советник желает знать, как она проводит время в Антрее, но не желает тратить деньги на «ищеек», его право. Неотъемлемое. Я вникать в подробности не хочу. Своих дел хватает. Хотя мог бы…

«Почитать» ее, что ли, для оттачивания навыков? Нет, не буду. Поздно трепыхаться: надо было еще в самый первый раз это делать. Надо было… Ха! А ведь она выбрала удивительно правильный способ сбить меня с настроения – разозлила. Это сейчас, по прошествии нескольких лет, я могу справиться с собственными эмоциями, а тогда любая неурядица заставляла почти что взрываться и… напрочь терять контроль над происходящим вовне.

В моем деле главное – спокойствие. Почему? Все очень просто: пары воды, несущие в себе необходимые сведения, смешиваются друг с другом, и в, например, людном месте довольно проблематично уловить оттенки намерений каждого из присутствующих. Но если к внешним потокам примешивается еще и твой собственный… Вот тогда ты, что называется, «попадаешь», потому что в полной связи с небольшим расстоянием (а следовательно, самым ближним и самым сильным периметром влияния) и противоположным направлением следования перестаешь чувствовать правильно, погружаясь в чехарду внешнего и внутреннего. Выход только один: успокоиться. Но на успокоение нужно время. Даже чтобы насчитать десяток барашков. Сколько мгновений протечет мимо? То-то. А ведь каждое из них может стать роковым. Поэтому на службе я – само умиротворение. Зато после… Могу вспылить из-за любой мелочи, почему меня и не шибко любят приглашать на приемы. Особенно королевские. Я ж «при дурках», мне можно… Все. Почти все, и без тяжких последствий.

А на воздухе хорошо, только темновато для окончания дневной вахты. Ну да, конечно: облака стали плотнее.