Текст книги "Вторая жизнь Герцогини. Кровь и Дух (СИ)"

Автор книги: Вера Ширай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 37 НОЧЬ

Я решила, что останусь с ним этой ночью. Не ради упрямства или каприза, а из тревоги, что не отпускала с самого момента, как я увидела его обмякшее тело в лохани. Если вдруг с ним случится что-то – я буду рядом. Смогу позвать на помощь, позвать лекаря… тем более, что я не боялась герцога. Я была уверенна, он проспит до самого утра.

Я переоделась в тонкое ночное платье – простое, светлое, почти прозрачное при свете камина. Его тепло теперь распространялось не только на комнату, но и на меня. Я аккуратно, чтобы не потревожить его, легла рядом на край кровати. Сердце билось громко, но я боялась каждого своего движения, будто оно может нарушить его покой. Повернулась на бок, подогнула ноги и уставилась на его лицо.

Я не знала, сколько прошло времени. Только тени от огня на стенах ползали всё выше и выше. И именно тогда, когда я уже начала думать, что ночь будет тихой, в покои раздался стук.

Сухой, настойчивый.

Я укрыла плечи платком, встала, приоткрыла дверь – и, как и следовало ожидать, за ней стояла предприимчивая вдовствующая герцогиня. Прямая, как стрела, с холодным взглядом, в котором ни капли сна. На ней был тёмный бархатный плащ с меховой оторочкой, волосы прибраны идеально, ни одной пряди не выбивалось.

– Мне нужно поговорить с сыном. Немедленно. – она явно не ожидала увидеть меня в покоях мужа в столь поздний час.

– Герцог спит, – тихо сказала я, стараясь говорить спокойно, но с достоинством. – Что бы вы ни хотели обсудить, это подождёт до утра.

– Что за глупости! – вспыхнула она, громко, почти нарочито. – Это не вопрос, который можно откладывать. Его ждут бумаги, решения, подтверждения! Ему полагается знать, что происходит в его отсутствие. Где он? Позовите его! Он не может игнорировать свою мать!

– Он спит, – повторила я, не отходя от дверного проёма. – И если вы не желаете разбудить его из-за отчёта, который он сможет прочесть утром – вам стоит уйти. Он ранен!

Но она, конечно, сразу не ушла. Ей хотелось первой рассказать свою версию событий. Ей хотелось первой оклеветать меня. Но к ее несчастью у жены больше доступа к телу мужа.

– Сын мой! – почти выкрикнула она, повернувшись к дверям спальни. – Проснись! Это важно! Ты должен поговорить со мной сейчас же!

Я стояла между ней и покоями, почти заслоняя собой вход. Я чувствовала, как в груди всё сжимается от напряжения. Она сделала шаг, намереваясь пройти мимо меня – я инстинктивно подняла руку, положила на дверную створку, и мой голос зазвучал тверже:

– Миледи. Прошу вас. Он устал. Давайте вести себя достойно и помнить, что сейчас важно его здоровье. Он же ранен. Герцог не в состоянии сейчас заниматься герцогством.

– А ты откуда знаешь, в состоянии он или нет? – прошипела она, её глаза вспыхнули холодной яростью. – Что ты вообще знаешь о нём?

Я ничего не ответила. Просто стояла молча. А в спальне, за моей спиной, всё так же спокойно и ровно дышал мой муж. Не слышал крика своей матери, не отзывался на зов. Пусть думает, что он просто не хотел говорить.

Женщина бросила последний взгляд – то ли на меня, то ли на приоткрытую дверь. Лицо её побледнело, и что-то в нём дрогнуло. Может быть, обида. Может, ревность. Или уязвлённое чувство контроля. Она резко развернулась и ушла, не попрощавшись.

А я вновь вошла в спальню, закрыла за собой дверь и вернулась в постель.

Следующим в эту беспокойную ночь появился сэр Артур. Стучал он не слишком громко, но с той осторожностью, которая всегда выдает истинное любопытство. Может, он тоже не ожидал увидеть меня в спальне собственного мужа, а желание собственными глазами убедиться в состоянии герцога пересиливало чувство такта.

Я поспешно накинула халат поверх ночной рубашки и открыла дверь. Артур выглядел уставшим, но глаза его блестели живым интересом. Он задержался на пороге, всматриваясь вглубь комнаты, где под тяжёлым балдахином по-прежнему лежал герцог и ненавязчиво разглядывал мое одеяние.

– Я хотел проверить его. Мы оставили лекаря в городе. Я мог бы осмотреть его рану… миледи, и заставить нанести мазь, если вы этого не сделали. – сказал он, почти извиняясь.

– Он выпил слишком много крепкого вина, – ответила я спокойно. – Я пыталась его разбудить, но он спит мёртвым сном. Впрочем, можете проверить сами – но осторожно. Мазь я нанесла, и наложила чистые бинты.

Сэр Артур отказался входить и сказал, что надеется с ним действительно всё в порядке – по крайней мере, насколько это можно было понять без осмотра. Он не стал задавать лишних вопросов и, к своей чести, не пытался ничего выяснить у меня. Просто молча кивнул, бросив на меня прощальный взгляд, и удалился, как пришёл.

Его поведение мне показалось еще более странным, чем появление вдовствующей герцогини. Друг герцога был вежлив и внимателен, но при этом оставалось чувство, как-будто он видел во мне опасность, подозревал в чем-то.

Но едва я вновь устроилась на краю постели и попыталась уловить хоть тень сна, как по коридору раздались новые шаги. Лёгкие, неуверенные… И затем – тихие мольбы о помощи. Я насторожилась, подойдя к двери, и только отворив её, поняла, кто следующий гость этой странной ночи.

Госпожа Лиззи.

– Ах, миледи, простите! – прошептала она, словно актриса на сцене, опуская глаза. – Я… я заблудилась. Совершенно не могу найти свои покои. Как назло отпустила служанку в город, а самой вдруг… – она сделала паузу, – …захотелось молока. С кухни.

Я взглянула на неё долго и без выражения. Конечно, посреди ночи ей понадобилось именно молоко. Конечно, именно этой ночью, когда в замок вернулся герцог, и я впервые спала в его покоях. Бедняжка Лиззи.

– Вы разбудили меня, миледи, – сказала я спокойно. – Проводить вас до вашей комнаты?

– А, ге… – осеклась она на полу слове. Её губы дрогнули, а в коридоре повисла неловкая тишина.

Деввушка кивнула. И мне ничего не оставалось, как накинуть тот же халат и сопроводить её до нужной двери, которая, как оказалось, находилась всего в нескольких поворотах. Заблудиться здесь было бы сложно… если только не делать вид, что ты не знаешь, куда идёшь.

Когда я вернулась, рассвет уже начинал пробиваться сквозь шторы. Голова кипела от раздражения, будто я была не женой герцога, а стражем у его дверей, охраняющим его сон от собственной семьи и любовницы. Если верить Рею, лучший сон в его жизни!

Мысли не давали мне покоя. Одна догадка сменялась другой, и каждая казалась подозрительнее предыдущей. Я пыталась найти логичное объяснение – возможно, сэр Артур явился по поручению вдовствующей герцогини. Она вполне могла в спешке послать его проверить здоровье своего сына. Но тогда… чему он так удивился?

Мог ли он действительно не знать, что я нахожусь в комнате? Или – что пугало сильнее – он ожидал увидеть в спальне моего мужа... другую женщину? Мог ведь. Господи, мог.

Но в одном я не сомневалась ни на мгновение: леди Лиззи пришла к герцогу не случайно. В столь поздний час, в домашнем платье – нет, она знала, что делает. А вся её история о том, как она якобы заблудилась в коридорах замка – дешевый фарс, разыгранный специально для него.

Эти мысли, как назойливые мухи, жужжали, не давая ни сна, ни покоя. Я лежала, уставившись в темноту, чувствуя, как напряжение сжимает горло, а в груди растёт тяжелая, тягучая тревога.

***

Я не спала почти всю ночь. Только под утро дала себе несколько минут – не сна, нет – покоя. Я все пыталась придумать, как объяснить герцогу его сон, не вызывая его гнев.

А затем надела доспехи. Те самые, над которыми не шутил только слепой. В этих латах я чувствовала себя сильнее. Они не были тяжёлыми, всего лишь кожаные– но они защищали во время тренировок.

Я направилась на тренировочную арену. Мне нужно было выплеснуть боль. Страх. Усталость. Всё, что за ночь накопилось в сердце.

Тренировочная площадка погрузилась в утреннюю дымку. Воздух ещё хранил прохладу ночи, пахло влажной землёй, древесиной и дымом от угасающих факелов.

Какой же ярости я предалась, когда сэр Алдред – с холодным лицом и каменной уверенностью в голосе – заявил, что никому из рыцарей не дозволено тренироваться со мной на мечах, пока сам герцог не даст на то прямой и явный приказ. Его слова резанули по самолюбию, как кинжал. Я пыталась возразить, я говорила о том, что мне необходима практика, что каждая леди должна уметь постоять за себя, особенно если её муж отправляется в затяжные походы, а замок остаётся полон интриг, а территория граничит с Дикими землями. Но сэр Алдред, вежливо выслушав мою тираду, лишь кивнул, молча подвесил мишень из старого холста, и вручил мне лук для тренировок – явно детский, с тонкой тетивой и тремя облезлыми стрелами.

Моя гордость была задета. Я стояла на тренировочном поле, под взглядами оруженосцев и пажей, чувствуя, как на щеках пылает унижение. Рыцари, стоявшие поодаль, бросали взгляды, но никто не решался подойти. Лишь кто-то выкрикивал издалека:

– Левее локоть, миледи!

– Плечо выше, иначе стрела уйдёт вниз.

– Не напрягайте запястье…

И всё это – с расстояния ста метров, будто я чумная, будто одно прикосновение к моему телу способно свалить их с ног или вызвать гнев герцога.

Я едва не сломала стрелу о тетиву, и была готова метать уже сам лук в мишень, когда в полной тишине за моей спиной раздалось едва слышное дыхание. Кто-то приблизился так близко, что я почти почувствовала, как его тень ложится на мою спину. Сильные, уверенные руки мягко коснулись моих локтей, аккуратно поправляя позицию, не позволяя мне дёрнуться в сторону.

На дальнем конце арены, где вонзённые стрелы дрожали в мишенях, стало непривычно тихо – никто из рыцарей не осмелился нарушить тишину, как будто меня невидимо отделяла от других тренирующихся прочная стена.

Его прикосновения были точными, выверенными. Одна рука коснулась моей спины, выпрямляя осанку, другая – уверенно повела мою руку со стрелой. Мы держали тетиву вместе, и я почувствовала, как его грудь едва касается моей спины, как дыхание касается моего уха.

Я стояла с луком в руках, стараясь сосредоточиться, но дыхание сбивалось. Герцог Терранс молча учил меня, и его руки – сильные, уверенные – скользнули по моим плечам, выправляя стойку. Он не говорил ни слова, но я чувствовала каждый его вдох, каждый мягкий толчок ладоней, указывающий, где поднять локоть, куда развернуть грудь. Его пальцы на мгновение задержались на моей талии, затем чуть ниже, будто случайно, будто просто поправляя равновесие.

– Расслабь пальцы, – наконец произнёс он, низко, у самого уха. – Лук – это не оружие ярости и гнева. Это дыхание и спокойствие.

Я кивнула, но едва ли услышала свои мысли за стуком собственного сердца. Он взял мою руку, натянул тетиву вместе со мной – медленно, терпеливо, как будто не торопился вовсе. Стрела скользнула по коже, холодная, как его кольцо на пальце.

– Отпусти, – шепнул он.

Стрела сорвалась и вонзилась в мишень чуть правее центра. Я не смогла сдержать довольной усмешки – больше от ощущения его тела рядом, чем от меткости. Но и от этого ощущения становилось страшно некомфортно.

Он не отпускал меня, его ладони по-прежнему обнимали меня за талию, дыхание всё так же касалось моего затылка. Я попыталась шагнуть вперёд, но он не сразу позволил.

– Ты дрожишь, – сказал он негромко.

– Просто утренний холод, – соврала я, даже не попытаясь добавить убедительных интонаций голосу.

Я боялась. Не лука, не стрельбы. Боялась говорить о прошедшей ночи. О том, что он не проснулся ни от одного крика и шума. О несостоявшейся третьей брачной ночи. О его матери.

Он снова передал мне стрелу. И я, повинуясь, подняла лук. Не потому что была готова к следующему выстрелу – а потому что он стоял за моей спиной. И я бы предпочла тренироваться стрельбе из лука, чем перейти к важным вопросам, которые интересовали нас обоих.

– Отличный выстрел– наконец сказал он. – Для начала держи ещё стрелу. У тебя получается.

Эта похвала для меня, как бальзам на душу. Я не могла скрыть своей радости и продолжала улыбаться своей маленькой победе.

– Я бы очень хотел с тобой обсудить, что же всё-таки произошло этой ночью… Почему же я так крепко уснул?– прошептал герцог тихо мне на ухо. Его лицо больше не выражало радости за мои успехи, а на лице не было и тени улыбки. Он смотрел на меня так, как когда-то с интересом разглядывал советников, провинившихся перед королем. А мое сердце пропустило очередной удар уже от страха. Я чувствовала себя мышью в лапах у кота.

– Если верить моей матери, я и вовсе был отравлен? Что скажешь? – спросил он снова, сильнее сжимая мою руку.

ГЛАВА 38.1 УТРЕННЯЯ ТРАПЕЗА

– Если верить моей матери, я и вовсе был отравлен? Что скажешь? – спросил он снова, сжав мою руку чуть сильнее, чем нужно.

Его голос был тихим, невозмутимым, но в этом спокойствии, между словами, звенело ожидание. Я знала, что этот вопрос прозвучит. Ждала его – и в то же время боялась. Ночь ушла в пустоту: я не придумала ответа, не смогла выстроить ложь, которая не зазвучала бы фальшиво. Солнце, пробившееся сквозь лёгкую дымку над лесом, ещё не вошедшее в полную силу обнажило мою усталость – не только телесную, нет, скорее душевную, ту, что живёт под кожей.

Я устала. Почти не спала. Мне хотелось сказать правду – хотя бы её часть. Но как он отреагирует? Герцог не был человеком, чьи поступки легко предсказать, не в этой жизни. А Эва, со всей своей наивностью и детской доверчивостью, была мне дорога. Рей тоже был нужен этому замку. Я не могла рисковать ими.

В прошлой жизни – в другом времени, в другой версии себя – я бы не колебалась. Я бы сказала всё. Но сейчас… я лишь протянула руку вперёд к его ране, коснулась пальцами его груди, словно могла прикосновением заставить его забыть о заданном вопросе.

– Как вам спалось, милорд? Как ваша рана? – спросила я тихо, поднося пальцы к вороту его рубашки, будто забота могла помочь увести разговор в сторону.

– Миледи, с раной всё в порядке… – его голос был ровным, почти мягким, но глаза не отрывались от моего лица. Он не моргал, смотрел пристально. Он ждал.

– Первый раз вижу, чтобы вино так подействовало… – выдохнула я, выдавив из себя слабую улыбку.

К моему облегчению, герцога почти сразу отвлекли его войны – он был занят улаживанием дел с теми, кто получил временную свободу от службы на время пребывания герцога в столице и отправлялся к своим семьям в города и посёлки герцогства. Я же, воспользовавшись ситуацией, поспешно вернулась в замок.

Когда утро окончательно вступило в свои права, и последняя стрела была выпущена, на плацу тренировочные бои закончились, пришло время всем отправляться на завтрак.

Я понимала, что тянула с разговором слишком долго. Каждая отсрочка грозила стать огромной проблемой. Я винила себя за это, но ничего не могла с собой поделать. Признание жгло изнутри, а страх его последствий сковывал движения, делая меня чужой в собственном теле.

А мысли о прошлой жизни, о том, как герцог почти не замечал свою жену, отзывались тревогой, что накатывала волнами. Я всё никак не могла оставить мысли, что это теперь это моя судьба. Казалось, язык перестал слушаться, а голос, стоило только подумать о правде, терял силу и угасал.

Я успела лишь бегло умыться, сменить тренировочный костюм на более изысканное дневное платье – светло-изумрудное, с тонкой золотой вышивкой вдоль корсажа – и уложить волосы, нанести румяна, чтобы хоть как-то скрыть следы бессонной ночи.

Главный зал замка наполнялся солнечным светом, пробивавшимся сквозь высокие стрельчатые окна. За огромным дубовым столом уже шла утренняя трапеза. С тех пор как герцог вернулся, все приёмы пищи стали происходить здесь – в общем зале, при полном составе дома. Женщины, привыкшие к более уединённым и изысканным завтракам, теперь делили стол с рыцарями, оруженосцами и советниками, как того пожелал хозяин замка.

Вдовствующая герцогиня восседала в своем почётном месте, её спина была выпрямлена до болезненной строгости, а подбородок чуть приподнят – взгляд холодный, почти надменный. По правую руку от неё расположилась Ариана – юная, свежая, в нежно-розовом платье, похожая на распустившийся цветок. Она не теряла времени зря и посылала искренние, немного дерзкие улыбки сэру Артуру, сидевшему через стол. Это, несомненно, вызывало у её матери раздражение: щеки герцогини-матери налились багрянцем, а пальцы сжались на бокале.

Маленький Ричард, совсем не заботясь о придворных приличиях, бегал вокруг стола с деревянным мечом, который едва не сбивал с ног служанок с подносами. Он с воодушевлением приставал к рыцарям, засыпая их вопросами о настоящих битвах, драконе в ущелье и ранениях от стрел. Один из стражников позволил ему рассмотреть свой кинжал, отчего ребёнок загорелся ещё больше.

Леди Лиззи выбрала место крайне продуманно. Она уселась не напротив вдовствующей герцогини, что было ее обычным местом, но подозрительно близко к тем местам, что традиционно предназначались для герцога и его жены – для нас. Она нарочно села так, чтобы её рукав касался спинки соседнего стула – моего стула. В её взгляде не было невинности, только выверенный интерес и тонкая игра.

Я приблизилась к столу с той же невидимой грацией, что помогает выжить в волчьей стае. Я видела, как глаза матери герцога скользнули по мне сверху вниз, как она оценила моё платье, мою причёску. Видела, как сжалась челюсть леди Лиззи, когда я заняла своё место.

Герцог прибыл в сопровождении своей свиты, приветствовал всех за столом и пожелал приятного аппетита, отдельно отметив меня как свою жену, вдовствующую герцогиню, почётных гостей и нескольких рыцарей. После этого он кратко объявил планы на предстоящий день.

Сев на своё место, он оказался рядом со мной – его рука почти касалась моей. Затем он взял моё железное блюдо, на котором уже лежал кусок запечённой птицы, и поставил его поверх своего, выровняв точно по центру между нами. Свой пустой кубок он передал служанке.

Эти жесты были хорошо знакомы, я читала о таком, – они являлись частью традиционного брачного ритуала, еще распространенного в отдаленных от столицы землях. Обычно после службы в храме супруги в течение недели продолжали подчеркивать свою связь, разделяя еду и питьё: один кубок, одно блюдо – символ единства, общей жизни и взаимной ответственности.

Действия герцога вызвали немалое удивление не только у меня, но и у всех присутствующих. Мы были женаты уже не первый день, даже не первый месяц – и столь демонстративный жест казался… неожиданным для собравшихся.

– Позвольте выразить вам знак внимания, моя герцогиня, – произнёс он с лёгкой, почти насмешливой улыбкой. – В качестве извинения за долгую разлуку. Муж и жена, как известно, должны делить всё – и пищу, и содержимое кубка.

Муж специально выделил слово «содержимое кубка», мои щеки тут же отреагировали свежим румянцем. Он аккуратно подвинул мне наполненный кубок. Для остальных это выглядело как трогательный жест супружеской привязанности, но я прекрасно поняла – наш утренний разговор далёк от завершения. И сейчас я буду в наказание выслушивать намеки о содержимом кубков и тарелок, пробуя еду первой.

Трапеза подходила к концу. Шум за столом стихал, разговоры рыцарей сменялись звоном отодвигаемых скамей и шагами, направлявшимися к тренировочной арене. Некоторые уходили по делам герцога, другие – просто, расходились выполнять свои ежедневные задачи.

Когда в зале оставалось меньше двадцати человек, вдовствующая герцогиня, до этого молчаливая и чинная, вдруг нарушила затишье своим голосом, звучащим одновременно мягко и расчетливо, как будто она припасла для меня заточенный кинжал в бархатной обивке.

– Я так рада, что ты вернулся, мой сын. – Она перевела на него глубокий, материнский взгляд. – Теперь, окружённая твоими рыцарями, я, наконец, вновь чувствую себя в безопасности.

Даже я поверила этим отголоскам страха и облегчению в её голосе. Герцог Терранс, до этого погружённый в какую-то рассеянную мысль, поднял глаза и, не моргнув, посмотрел прямо на неё.

– Что такое, миледи? Что же могло вызвать ваши тревоги и беспокойства в стенах родного дома? – спросил он с усмешкой.

Я почувствовала, как пальцы сами собой крепко сжали ножку кубка. Серебро чуть не треснуло от напряжения в моей ладони. Вот оно. То, чего я ждала и опасалась с самой ночи его возвращения. Противостояние между мной и вдовствующей герцогиней, наконец, вырывалось на поверхность, именно сейчас, когда я упустила шанс объяснить его столь крепкий сон, наладить наши отношения.

Ариана тихо потупила взгляд, будто заранее зная, что её молчание – лучший щит. Леди Лиззи, сидевшая с поразительной близостью, не могла скрыть своей тонкой, хищной улыбки – предвкушение зрелища, которое она, несомненно, собиралась растянуть на весь день.

– Последнее время, – продолжила герцогиня-мать с напускной задумчивостью, – слуги и работники замка подбирались без должного внимания. Такая халатность... и несёт она угрозу не только порядку в замке и делах, но и нашему спокойствию. Разве ты не замечаешь?