Текст книги "Вторая жизнь Герцогини. Кровь и Дух (СИ)"

Автор книги: Вера Ширай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 30 РАЗМЕРЕНАЯ ЖИЗНЬ

Я вернулась поздно, позже ужина – намеренно. Хотелось тишины. Хотелось отложить неизбежную встречу с вдовствующей герцогиней. А гости и вовсе стали для меня сюрпризом.

Не заходя в столовую или гостиную и не проявляя ни малейшего интереса к вечернему сборищу, я поднялась прямо в свои покои. Эва помогла снять дорожное платье, сдержанно и деловито – видно, что ей не терпелось узнать, кто именно поселился в восточном крыле. Я не задала вопросов сразу. Хотела выдохнуть. Но уже переодевшись и устроившись с чашкой тёплого травяного настоя, всё же вызвала одну из старших служанок.

– Кто именно прибыл? – спросила я, не глядя на неё, как бы между делом, хотя каждое слово отзывалось тяжестью в груди.

Ответ был куда более интересным, чем я ожидала. Не королевские эмиссары, не герцогские советники. Нет – дамы.

– Мисс Лиззи Сарз, миледи. Со своей тётушкой, вдовствующей баронессой Кринс, и младшим братом – господином Филиппом Сарзом. А с ними ещё три юные особы – подруги мисс Лиззи. Все размещены в восточном крыле, как и распорядилась вдовствующая герцогиня.

Имя Лиззи Сарз щёлкнуло в памяти, как отдалённый звук металла по каменному полу, скрипящий, неприятный. В прошлой жизни я встречала ее, в этой лишь слышала о ней – о прелестной, жизнерадостной девушке с изрядным приданым, богатым отцом и ещё более амбициозной тётушкой.

О вдовствующей баронессе Кринс говорили, что она была подругой моей свекрови ещё с юности, служила при дворе в одном из королевских домов, а потом поселилась в деревне. Несложно было представить, как легко и приятно ей вернуться в такое общество – хотя бы и в провинциальном виде – в качестве почётной гостьи герцогини-матери.

Но всё остальное... всё остальное было театром.

Филипп Сарз, брат Лиззи, не вызывал у меня ни удивления, ни интереса. Юноша лет семнадцати, едва перешагнувший границу детства, но уже заносчивый, как петух на балконе. Говорили, он позволяет себе слишком многое – особенно по отношению к служанкам, и уже считает себя игроком на великом балу дворцовой жизни. Я видела таких прежде. Их самоуверенность росла быстрее разума.

А вот появление ещё трёх девушек, сопровождающих Лиззи, уже казалось мне чересчур. Избыточным и даже нарочитым. Приезд целой маленькой свиты молодых незамужних дам в сопровождении старшей – да ещё во двор, где отсутствует герцог, но живёт его молодая жена... Это уже была не просто дружеская поездка. Это был намёк. Непонятная мне демонстрация. Я то не приглашала никого.

Никто не приезжает так спонтанно, в сопровождении полудюжины девушек на выданье, просто «погостить». Особенно, когда нет потенциальных женихов.

Я сжала чашку крепче, чувствуя, как по венам пробегает напряжение. Они приехали с какой-то задачей. И внутреннее чувство мне подсказывало, что задача касалась моего отсутствующего супруга – или, хуже того, моего положения здесь, в этом доме.

Я отставила чашку и встала. Эва уже без слов принесла платье на утро – то, в котором я выгляжу серьёзной, уверенной и ни капли не уязвимой. Завтра я поздороваюсь с гостьями. Как полагается хозяйке.

***

Я тщательно продумала своё появление к завтраку – до мелочей, до жестов и интонаций. Я знала, что опоздание будет замечено, но не осуждено. Я не собиралась быть просто участницей спектакля, разыгранного без меня. Я выходила на сцену в момент, когда все зрители уже собрались – и именно на меня обратятся все взгляды.

Когда я вошла в гостиную, там уже царила напряжённая, почти немая тишина. Все гости, в том числе вдовствующая герцогиня, собрались и, судя по лицам, ожидали завтрак – или хотя бы напитки. Но этого не происходило. Ни подносов, ни чашек, ни аромата кофе. Слуги, как я и велела заранее, проявляли сдержанную вежливость и ровно такое внимание, какое положено без прямого приказа хозяйки дома. И сегодня, этой хозяйкой была я.

С гордо поднятой головой, легко скользя по ковру, я вошла первой, за мной – Эва, несущая серебряный поднос с графином лимонада и хрустальными бокалами. Я задержала шаг ровно на мгновение, позволяя всем заметить наше приближение.

– Доброе утро, дорогие гости, – произнесла я, остановившись у центра зала. Мой голос звучал спокойно, но с лёгкой ноткой превосходства. – Я узнала о вашем приезде лишь вчера вечером и рада приветствовать вас лично – на правах хозяйки дома. Через десять минут в южной столовой будет накрыт завтрак.

Некоторые лица вытянулись, другие наоборот – застыли в любезных полуулыбках. Вдовствующая герцогиня резко повернулась ко мне, глаза её вспыхнули, но лицо оставалось непроницаемым. Видимо, ей либо не сообщили о моём возвращении, либо она понадеялась, что мне хватит такта не мешать её маленькому представлению.

Первым ответил юный барон Филипп Сарз. Он вскочил так резко, что едва не опрокинул свою чашку – пустую, разумеется.

– Миледи, – с подчеркнутым восторгом воскликнул он, – мне говорили, что вы прекрасны, но никто не упомянул, насколько. Как герцог сумел оставить такую красоту без внимания?

Его шутка вызвала легкий смешок у одной из дам, но я не позволила себе даже усмешки. Только кивнула, и посмотрела на него с лёгким снисхождением. Он ещё мальчик, которому кажется, что он уже мужчина.

Лиззи Сарз выглядела так, словно её неожиданно обрызгали холодной водой. Взгляд её стал тяжёлым, губы поджались, и вся её поза говорила о недовольстве. Очевидно, она надеялась застать дом без меня. Или думала, что не представленная им, я не выйду из свои покоев.

Я пыталась вспомнить, что я знала о девушке из прошлой жизни. Я избегала ее всегда и никогда не общалась. Но ходили слухи, что у нее планы на герцога, или у герцога на нее. Я не помнила, об этом говорили совсем давно, а после я была занята семейной жизнью с господином Форшем.

Вдовствующая герцогиня напротив выглядела… удивлённой. Не рассерженной – пока что. Просто ошеломлённой тем, что я вдруг снова здесь и более того – контролирую ситуацию.

– Я думала, дела у нашего соседа, графа Дюка, задержат тебя надолго, дорогая невестка, – произнесла она с мягкой фальшью. – А после ты ведь собиралась по делам в город?

– Ну что вы, матушка, – ответила я с таким же тоном – фамильярным, почти игривым. Я специально произнесла это слово – матушка, – вслух, и с особым ударением. Я заметила, как напряглась вдовствующая баронесса Кринс, будто его звучание задело ее лично. – Я планирую решать вопросы герцогства здесь. В отсутствие моего мужа.

Ответ был прост и точен – и в нём звучало больше, чем просто фраза. Он был напоминанием. О моём титуле. Моей власти. Моей законной роли.

– Ах да, – спохватилась вдовствующая герцогиня, – позволь представить тебе старых друзей моего сына. Их связывает очень давняя и тесная дружба с Феликсом.

Вот как. Давняя и Тесная.

Она начала по очереди представлять присутствующих. Лиззи, её подруг, баронессу Кринс, юного Филиппа. Все – улыбчивые, нарядные, молодые.

Но я знала одно наверняка: никто из этих людей не был другом моего мужа. Ни по возрасту, ни по духу, ни по характеру. Точно не другом.

***

Дни в замке тянулись как растянутая резина – вязко, бессмысленно, с каким-то липким чувством усталости от чужого присутствия. Гости, похоже, не торопились никуда. Они обжились, как пролитое вино в трещинах старого стола – и вытравить их было делом сложном, не хватит одного неловкого намёка.

Баронесса Кринс прочно заняла место рядом с вдовствующей герцогиней, став её неразлучной тенью, советницей, поддержкой и, что особенно утомительно, новой союзницей в каждом домашнем деле – от перестановки мебели до распределения сладостей к чаю. Их старческое единение лишь усугубляло общую атмосферу – вязкую, как сироп в жаркий день. Они находили силы в нравоучениях и жалобах о молодом поколении.

Лиззи же, в полной мере чувствуя свою безнаказанность и покровительство, развлекала тётушку, свекровь и, увы, весь замок своим даром приносить радость и колкими замечаниями, бесконечным щебетанием, жеманными смешками и язвительными шутками, объектом которых чаще всего оказывалась я. Словно моё существование в этом доме – досадное недоразумение, которое она охотно обсуждала за спиной, но и не упускала случая уколоть в лицо.

Ариана – моя бедная, сбитая с толку сестра мужа – всё чаще и откровеннее подражала Лиззи. В её глазах искрилось слепое восхищение, и даже в манере одеваться, говорить и смеяться появилось нечто искусственное. Ричард же увязался за Филиппом, как щенок за новым мальчиком во дворе. Их невинные шалости, до этого трогательные и весёлые, теперь приобрели оттенок показного бахвальства.

Три молодых девицы, подруги Лиззи, совсем растерялись в отсутствии кавалеров. Казалось, они ожидали, что герцог вот-вот вернётся, а если не он, то, может, какой-нибудь второй сын знатного рода прибудет в составе его свиты обязательно на белом коне. Но вместо этого – глупые разговоры, карточные игры и пустые комплименты Филиппа, который, не получив от меня ни малейшего ответа, моментально переключался на Ариану, а потом и на других девушек. От его навязчивости веяло юношеским отчаянием и полным отсутствием воспитания.

И вся эта делегация – как её ещё иначе назвать? – лишь мешала мне.

Тем временем, от графа Дюка я уже получила несколько писем. Они были вежливы, полны благодарности и осторожных упоминаний о "нашей беседе" и его поддержке. Письма пришли запечатанные, с гербом Дюков, и вызвали живейший интерес у всей замковой публики. Ироничные взгляды, полуулыбки, перешёптывания – я чувствовала их затылком, даже не поворачивая головы. Вот так и рождаются слухи.

Но куда важнее – в замок прибыли первые десять плугов от графа. Усовершенствованные, выкрашенные в темно-зелёный цвет, с аккуратными металлическими насадками и удобным управлением. Мы с Ленноксом и Реем лично отвезли их в ближайшие деревни. Фермеры, сначала смотревшие с опаской, едва ли не благословили наши имена, когда увидели, как легко новая вещь режет землю.

Рей почти полностью восстановился после нашей ночной вылазки. Теперь он возглавлял работы по укреплению дорог и уже завершил важнейшие участки между двумя деревнями. Письма от старост теперь приходили со словами благодарности, а не жалоб.

Жизнь текла своим чередом. Всё шло по плану, выверенному, выстраданному, исполненному точности – казна в моих руках, дороги строятся, плуги вспарывают землю, как нож масло. И только одно звено выпадало из этой выстроенной мозаики: мой дар.

Я ожидала, что после суда над Реем, после того, как магия вновь хлынула через меня, как весеннее половодье – дар пробудится окончательно. Я мечтала, как почувствую его силу в каждом вдохе, в каждом шаге. Как мысли станут яснее, как энергия подчинится моим желаниям. Но вместо этого... он оставался словно под слоем льда – чуть слышный, неуловимый, скользкий, как дым в пальцах.

В замке, как и в прошлой жизни во дворце, витала незримая, но ощутимая завеса, искусственная атмосфера счастья и спокойствия – поток чар, тонких, изощрённых, сотканных с умением, против которого я не могла бороться открыто. Леди Лиззи. Она была источником. Нет, не зла, – но силы. Силы, направленной на влияние, очарование. Целью её чар была свекровь, затем тётушка, затем Ариана, но и я находилась под её действием, даже если не была объектом напрямую. Поток не обходил меня – он не обтекал, а касался, проникал. Ее не раз тетушка и свекровь просили использовать этот дар, становясь и вовсе зависимыми от него.

А мой дар не просыпался. Он дремал, сжался в комок где-то под кожей, и я чувствовала, как чужая магия словно укладывает мой дар в спячку снова и снова.

А потом однажды... всё изменилось. Я вошла в свои покои вечером, под звуки приглушённого смеха и бряцания посуды где-то внизу, и остановилась. Словно ударилась о стену.

Не тревога – нет, скорее опасность. Это было плотное, осязаемое чувство, как если бы в комнате скрывался преступник. В этот раз у меня получилось призвать свой дар, и выпустить тонкий поток силы из своих пальцев. Туго сплетённые нити энергии, тянувшиеся в воздухе, вились над полом, и сходились в одной точке – в самом центре комнаты.

Я не могла дышать. Я почувствовала их кожей, как ток, пробежавший по позвоночнику. Это был не страх, это было повторное пробуждение моего дара и чувство опасности, которое селилось в моей душе. Наконец-то я почувствовала свой дар. Но только кто-то – или что-то – угрожает мне прям сейчас. И моя сила, едва тлеющая, спасибо влиянию леди Лиззи, слабо среагировала на это.

Я не двигалась. Лишь стояла в полумраке своей комнаты, вглядываясь в невидимое, и впервые после суда над Реем ощущала не просто себя – но и свой дар.

ГЛАВА 31 ОПАСНОСТЬ

Я всё ещё стояла у стены, когда в комнату, как буря, ворвалась Эва. Она несла в охапке платья, коробку с лентами, несколько моих головных уборов – её шаги были спешными, привычными. Она даже не поняла, что нарушила нечто… хрупкое.

Как только она пересекла невидимую границу чар, магия в комнате дёрнулась, словно раненое животное, и исчезла. Просто рассыпалась в воздухе – обрезалась, как нить ножом. Я вздрогнула. И в следующую секунду в груди вспыхнул страх – но не за себя.

– Эва! – Я резко метнулась к ней, шёлк подола зашуршал по полу. Я схватила её за талию, отдёрнула назад, к двери. Она в изумлении смотрела на меня, не понимая, что происходит.

– Миледи?.. – Она едва не уронила платья, но поддалась, послушно отступая.

– Беги. За сэром Алдредом… и, если найдёшь, возьми с собой Рея или Леннокса. Быстро, Эва. – Я подтолкнула её к двери. – Сейчас же.

Она не стала задавать вопросов. Эва всегда была умной. И всегда слушала. Она исчезла так же стремительно, как и появилась, только с лёгким шелестом юбок и тяжёлым хлопком двери за спиной.

Я осталась одна. Стоя у самого порога. Закрыв глаза, я попыталась активировать дар снова. Раз, другой, третий. Кончиками пальцев тянулась вперёд, представляя, как тонкие красные нити расплетаются из моих рук, нащупывают воздух, извиваются, ищут.

Ничего. Или почти ничего.

Я чувствовала присутствие опасности. Оно снова тянулось от центра комнаты – затаившееся, не оформленное, но реальное. Я не могла увидеть источник. Не могла даже понять природу угрозы – только знала: она есть. Как гниль под гладкой поверхностью яблока. Как шёпот за стеной, когда ты уверена, что одна.

Я прокручивала в голове разные варианты.

Что, если я просто лягу спать? Вижу себя в постели, свет погашен, лицо спрятано в подушку. И вдруг… Тьма. Не конец, не убийство, но и не безопасность. Только неведомое, как если бы само пространство над кроватью замерло, ожидая.

А если наполню ванну и останусь там? Образ воды был чище, спокойнее. Но угроза оставалась. Не уходила. Она не зависела от моих действий. Она была словно вещь в комнате.

– Что ты? Кто ты? – прошептала я, обращаясь в пустоту. – Что ты хочешь?

Комната молчала. Дар не слушался. В груди нарастал тупой страх – не паника, а предчувствие беды, которую невозможно назвать по имени.

Сегодня? Завтра? Через три дня? – повторяла я мысленно все эти вопросы.

Сэр Алдред вошёл первым, за ним двое стражников – серьезные, настороженные, ладони уже лежали на рукоятях мечей. Эва вбежала сразу за ними, а чуть позже – Леннокс с Реем, оба явно встревожены, хотя Леннокс – как всегда – прятал это под маской спокойствия. Все они остановились на пороге, готовые увидеть… хоть что-то. Следы борьбы, выбитое окно, чернильные письмена на стенах, может кровь или следы ограбления.

Но в комнате царила пугающая тишина и порядок.

Покрывало лежало ровно, балдахин ниспадал мягкими волнами, кубки блестели свежевычищенной медью. Ни пятнышка. Ни намёка. Всё как всегда – только слишком чисто. Слишком идеально.

– Герцогиня? – осторожно спросил Алдред, оглядываясь. Он явно искал объяснение происходящему. – В чём угроза?

Я уже стояла у стены, наблюдая за ними. Затем, медленно, вытянула руки и активировала дар снова. Нити, явные только моему глазу, красные, тонкие, как волос, сорвались с пальцев и еле-еле поползли по комнате, вплетаясь в воздух. Я наблюдала за их дрожью, за тем, как они колебались возле одной точки.

– Кровать, – выдохнула я. – Что-то не так с кроватью. Там есть… нечто.

Алдред нахмурился, но не стал спорить. Он подал знак одному из стражников, и тот, с неохотой, шагнул вперёд. Протянул руку, сдёрнул покрывало.

И сразу отшатнулся.

– Там змея, – сказал он сдавленно. – Небольшая, но живая.

Все одновременно придвинулись ближе.

На белоснежных простынях, лежала змея – длиной чуть больше локтя, тонкая, блестящая, с плотно прижатыми к телу кольцами. Она не шевелилась, но её крохотный язык быстро скользнул в воздух, улавливая запахи.

– Пф. Просто змейка, – хмыкнул второй стражник, и шагнул, чтобы схватить её.

– Не трогай! – резко рявкнул Алдред. – Это шарна, если я не ошибаюсь.

– Подтверждаю, – сказал второй стражник, чуть бледнея. – Агрессивная и очень редкая. При укусе – паралич, иногда смерть. Она атакует без предупреждения.

Он уже поднимал меч, замахиваясь, но я шагнула вперёд и подняла руку:

– Стойте.

Все повернулись ко мне.

– Не убивайте. Поймайте её. Осторожно. И посадите в деревянный ящик. На замок. А потом принесите второй, пустой – точно такой же. И оба отнесите в мой кабинет. Я хочу, чтобы оба стояли там, рядом.

Алдред уставился на меня так, будто я сошла с ума.

– Простите… вы хотите… хранить её?

– Да, – сказала я спокойно, глядя прямо на него. И не потому, что я жалею ядовитых змей. Мне нужен… вызов. Мне нужен объект, с которым я могу работать. Дар не будет расти в пустоте. Я должна учиться чувствовать угрозу – и отличать её от пустоты. От иллюзии.

Я не собиралась делиться своими планами о развитии дара и не знала, кто мог подбросить змею. Не хотела показывать ни страха, ни сомнений. Змейка, пусть и опасная, стала подарком, возможностью, шансом на развитие силы.

После того, как змею унесли, и мы остались одни, я посмотрела на всех четверых – на Эву, Алдреда, Ленокса и Рея – и сказала:

– Прошу вас. То, что случилось, должно остаться между нами. Хотя бы первое время.

Молчание повисло тяжёлым полотном. Первым отозвался сэр Алдред. Он встал прямо, положил ладонь на сердце и коротко кивнул:

– Клянусь. Это не покинет пределов нашей группы.

Эва, сжимая руки перед собой, смотрела на меня со страхом и преданностью, как смотрят на близкую, но раненую птицу:

– Вы моя госпожа… Я никому. Никогда.

Рэй, обычно ироничный, был непривычно серьёзен и просто кивнул. И, наконец, Ленокс. Его взгляд был острым, цепким, почти хищным.

– Клянусь, – сказал он. – И раз уж вы решили не шуметь… я воспользуюсь этим.

Я вскинула бровь, но не перебила. Он продолжил:

– Если за этим стоит кто-то из наших... кто-то из служанок, кого-то подкупили и этот кто-то принес змею … Я найду этого человека. Тихо. Отправляйте по одной девушке в вашу спальню – менять постель, наливать воду, приносить одежду. А я буду наблюдать. За реакцией, за жестами, за взглядами. Пусть думают, что змея еще здесь. А я буду искать того, кто напуган без причины.

– Это опасно, – заметила я. – Если кто-то из них действительно подложил змею – он или она могут повторить попытку.

– Именно поэтому мы сделаем вид, будто ничего не произошло, что змея все еще здесь. И пусть думают, что их план не сработал пока еще. Это даст нам преимущество. А если вы позволите – я сам буду следить, а иногда и подменять стражников, которые сопровождают служанок.

Я кивнула, чувствуя, как сердце всё ещё гулко стучит где-то в груди, отдаваясь звоном в висках.

– Хорошо. Пусть будет так.

Я хотела наказания. Хотела узнать, кто осмелился. Но… я также боялась ответов. Боялась, что придётся взглянуть в лицо тому, кого ещё вчера я называла союзником. Или, не дай бог, – членом семьи.

ГЛАВА 32 ГЕРЦОГ ТЕРРАНС

Герцог Феликс Терранс наконец-то возвращался домой после долгого отсутствия.

Высокий, плечистый, с темной отросшей бородой и спутанными от дороги волосами, он сидел верхом на гнедом жеребце, молча наблюдая за знакомыми просторами. Над горизонтом лежал его замок – мрачный, величественный, в тумане вечернего солнца, с башнями, в которых уже скоро начнут зажигать огни. На плечах пылился дорожный плащ цвета выцветшего индиго, и следы долгого пути скрывали былую выправку придворного воина.

За ним тянулась свита: десятки вооружённых рыцарей, оруженосцы и слуги, повозки, гружённые товарами – тканями, пряностями, редким оружием, заморским вином. Пыль дороги пропитала всё, даже воздух, но в груди ощущалась странная лёгкость – это был родной воздух.

– Чёрт возьми, я скучал по этим землям, – глухо сказал он, не оборачиваясь, но зная, что Артур, верный спутник, всё равно услышит.

Сэр Артур, младший сын старшего ныне покойного лорда Дербиша, ехал по правую руку от герцога, не столь внушительный, но выправка, облик и умение держаться сдержанно даже в сёлах, говорили о столичном воспитании. Артур бросил короткий взгляд на замок.

– Всё же хорошо вернуться. Хоть на время, – добавил герцог. – Обоснуемся тут на несколько недель. Наконец-то, родные земли. Здесь всё... как было.

Он замолчал, будто прикусил язык. Многое изменилось. Матушка написала ему множество писем и о жене, и о гостях. Дом, в котором теперь обитали дамы, гости и вдовствующая герцогиня, не был тем тихим пристанищем, каким он его оставил. Но всё равно – это был его дом.

– Говорят, в замке теперь веселье. Танцы. Приглашённые дамы. – Артур усмехнулся. – Возможно, и наши люди найдут, чем отвлечься после такого пути.

– Да, – нехотя кивнул герцог. – Пусть повеселятся и рыцари после долгого похода.

Герцог Терранс был из тех людей, кто умеет служить – с честью, с достоинством и без лишних слов. Но даже ему уже казалось, что лояльность к короне – слишком высокая цена, когда за нее приходится платить собственным домом.

Он был рад, что смог спасти жизнь королю. Даже горд. Нападение на востоке оказалось неожиданным – никто не ждал там тёмных магов. И уж точно никто не думал, что руна, начертанная на предплечье ничем не примечательного торговца, окажется началом проклятого ритуала. Терранс заметил её в последний миг, едва уловив сияние сквозь грязь и ткань рукава. И успел. Пошатнулся, но закрыл собой монарха. Стрела, проклятая, тёмная, вонзилась в грудь, оставив жгучую рану, которая болела до сих пор, словно отравленный след магии всё ещё пытался пробраться глубже.

Когда герцог смог обходиться без помощи целителя, которого он теперь держал при себе, король пожал ему руку, обнял как брата и даровал почётный титул – Мастер Теней. Это было и почетно, и опасно: с этого дня на него возлагались тайные поручения, наблюдение за колдунами, влияние на тайные советы, сопровождение миссий и разведка. Король ждал его во дворце – срочно, как только тот оправится от ранения и поправит дела дома.

Но Феликс не торопился. Ему было нужно домой. И не только из-за ран. Всё чаще его мысли возвращались к замку – не к каменным стенам и не к слугам. К жене. Справилась ли она хоть с малой частью обязанностей герцогини.

Она была не той, кого он себе представлял в браке, и не той, кто обычно вызывал бы у него живой интерес. Ни слишком хрупкой, как музы и нимфы, ни слишком покладистой, ни жеманной. Он надеялся, что она – женщина с умом и характером, тонко чувствующая ситуацию, способная держаться в любой компании. Он женился на ней по воле короля, как подобает подданному. Но теперь надеялся на большее.

А она... молчит.

На его письма – короткие, но искренние, по делу – приходили лишь формальные ответы, или вообще ничего. Ни просьбы о визите, ни жалоб, ни капризов, свойственных дамам. Ни просьбы о дарах – как будто она не нуждалась ни в нем, ни в его внимании. Это ранило его сильнее, чем он хотел бы признать.

Он – герцог, воин, мастер Теней. Его уважали, ему подчинялись, его боялись. Но та, кого он звал женой, будто не замечала его вовсе. Он ожидал, что она будет просить о его возвращении, о помощи, писать ему стихи и милые подробности, как другие женщины с которыми он общался до.

Что она задумала? Что происходит в его собственном доме, пока он защищает короля на чужих границах?

Он был зол. Не просто раздражён, не обижен – именно зол. На короля, который не дал ему выбора. Зол на тот факт, что его союз оказался политическим актом, а не осознанным решением. Он ведь сказал, не умолял – нет, – но выражал своё мнение: он хотел жениться на девушке с магией крови. Настоящей, глубокой, древней магией, дарующей связь с землёй, способной брать клятвы, питающей род и крепость. Такой союз дал бы их потомкам силу, которую не даст ни титул, ни золото. Такая девушка смогла бы понять бремя его семьи. Но король решил, что герцог и так выделен милостями.

Герцог был согласен взять жены даже девушку из семьи духовных магов, но с выраженной силой. Вот, например, дар мисс Лиззи, украшения королевского двора, хоть и звучал красиво в балладах, казался ему совершенно бесполезным. Иллюзии, обаяние, чувство удовольствия – это хорошо для танцев, а не для управления землями. И всё же даже у неё была магическая кровь. Магическая.

Он был уверен, что по королевству рассеяны десятки женщин с куда более редкими и сильными дарами – он встретил одного такого мага на востоке. Юноша, худой и молчаливый, одним прикосновением определил опухоль у правителя южного племени. Великий дар. Герцог не сомневался – если искать, можно найти и целителей, и прорицательниц, и ведьм с глазами, видящими прошлое.

А его вынудили жениться на другой. Даже не на средней магичке. Он получил в жёны девушку без заметного дара. Без связи с магией Земли. Без поддержки двора. С красивым именем Оливия.

Но теперь он вынужден был признать – виноват и сам. Он не попытался узнать её, не дал ей шанса раскрыться. Был холоден, суров и требователен. Сознательно оставил ее одну в первые дни их брака. Ему казалось, что она должна трепетать при одном его взгляде, тянуться к нему как к свету, доказывать свою полезность и благодарность. А она… молчала. Жила своей жизнью. И, судя по редким вестям, вовсе не страдала от его отсутствия.

Матушка же писала обо всём, не стесняясь в выражениях. О растратах. О подозрительно вежливом отношении к мужчинам. О праздниках, которые устраивались без его ведома. О том, что Оливия не слушается, не кланяется, не боится.

«Дикарка», – писала герцогиня-мать, – «груба, своевольна, не способна к дворцовому этикету. Посмотри на Лиззи – вот настоящее сокровище».

Он знал свою мать. Знал её манипуляции, её язвительность, её страсть к драме. Любую новость, исходящую от неё, он мысленно делил на два. Иногда на три. И всё же в письмах сквозила тревога – не за титул и не за честь дома, а за что-то более личное.

С госпожой Лиззи у него не было ничего серьёзного. Она – любимая знакомая герцогини-матери, всеми расценивалась как едва ли не идеальная партия. Знатное происхождение, изящество, ум, врождённое умение блистать при дворе и редкий магический потенциал – всё сходилось. Даже он сам, устав от уговоров и доводов, начал поневоле видеть её рядом с собой: на балах, в приёмных залах, в седле во время охот, – достойную супругу в отдалённом, почти абстрактном будущем.

Их часто намеренно оставляли наедине, будто подталкивая к неизбежному. Сама леди Лиззи, казалось, не возражала. Она принимала его ухаживания с тем взглядом, с которым дамы примеряют дорогие украшения: оценивающе, с долей интереса, но без сердечной привязанности. Он отвечал тем же. Один раз – только один – он позволил себе забыться. Вино, её дар … Он прикасался к ней, знал изгиб её талии, гладкость кожи под тонкой тканью. Его губы касались её щёк, её губ – слишком лично для простого флирта. Дальше этого дело не зашло, он чувствовал, что несмотря на всю радость на душе его сердце оставалось спокойным.

Уже после объявления королевского указа – того самого, в котором говорилось, что герцога пора женить, – леди Лиззи почти открыто предлагала себя. Она не играла в недотрогу, не кокетничала, – она сделала осознанный шаг. Возможно, с надеждой, что всё же станет герцогиней. Но он прекрасно понимал: король не позволит ему жениться на ней. Слишком знатная, слишком магическая, слишком заметная фигура. А забирать её невинность, не предложив ничего взамен, он не мог – не по совести, не по чести. И сам прекратил общение с милейшей леди.

Герцог узнал от сплетников двора, что когда придёт время, ему назначат жену. Ту, чья фамилия известна едва ли за пределами уезда. Девушку из провинции, со слабым, почти потухшим даром, быть может, даже не старшую дочь – не наследницу магической линии. Ему не позволят выбрать сильную жену.

Он даже знал, почему. Оппоненты герцога шептали при дворе, что его влияние на востоке слишком велико. Что его магический потенциал – угроза балансу. Что его земли сравнимы по масштабу с королевским доменом.

Герцог не грустил по леди Лиззи и не искал себе других любовниц. Некоторое время у него были отношения с другой женщиной, она постоянно была с ним, можно сказать была его другом, известная вдова, – та, чьё имя он пообещал забыть сразу после свадьбы, как и дорогу в городской дом к этой леди. Он предложил ей оплатить жильё у моря, обеспечить безопасность и попрощался без особых сожалений. Всё было честно. Вдова была умна и все прекрасно понимала, она не раз жаловалась, что устала от жизни придворной дамы. И он решил, что это знак, помочь ей и себе.

Он дал себе слово быть верным своей жене, даже не испытывая к той ни капли привязанности.

А вот леди Лиззи, находящаяся в замке, рядом с его семьей, с его женой, среди гостей и союзников – тревожила. Напрягала. Что она, чёрт возьми, здесь забыла? Зачем ее пригласили? И ради чего?

И навязчивая мысль не давала покоя… Как со всем этим справляется его жена?