Текст книги "В канкане по Каннам"

Автор книги: Венди Холден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

– А ты не думаешь, что исчезновение Крайтона как-то с этим связано? Что Хардстоун и Сен-Пьер узнали о существовании досье и…

Даррен поднял брови.

– Вполне возможно, – мрачно сказал он, – что кто-нибудь из них почуял, откуда ветер дует.

Кейт откинулась на подушки. Бедный Крайтон! Где он сейчас? Может быть, он спокойно разбирал бумаги, попыхивая сигаретой и шмыгая носом, когда в офис вошел кто-то огромный и страшный? Она представила себе редактора – связанного и с кляпом во рту, – которого скрутили безжалостный Сен-Пьер и его не менее противный брат.

– Как бы там ни было, – радостно сказал Даррен, – им есть что скрывать. Сен-Пьер так увяз в контрабанде, что и подумать страшно. В это невозможно поверить! Сама подумай – неизвестный самолет садится в Ницце каждую среду днем. И…

– О Боже, только не это! – пробормотала Кейт. – Не рассказывай мне. Крайтон тоже хотел выяснить, что там. А теперь сам куда-то пропал.

– Да! – Не обратив внимания на ее последние слова, Даррен восторженно забарабанил кулаками по коленям. – Обстановка определенно начинает накаляться. Как сообщают мои источники, братья задумали нечто серьезное и очень рискованное, чтобы раздобыть денег и спасти компанию.

– Что?

– Не знаю, но собираюсь выяснить.

Кейт обеспокоенно посмотрела на друга:

– Даррен, эти люди очень опасны. Особенно Марти Сен-Пьер. Он отвратительный жестокий придурок. Поверь мне, я видела его. И не забывай, что случилось с Фреей.

– О, Кейт, перестань! – пренебрежительно фыркнул Даррен. – Это же лучший материал в моей жизни.

– Он может стать для тебя последним. – Кейт снова пришлось сесть. – Даррен, пожалуйста, – серьезно сказала она, – держись подальше от него. От них обоих. Если не хочешь, чтобы с тобой случилось то же, что и с Крайтоном. Они опасны, а доведенные до отчаяния, могут представлять смертельную угрозу. Каждого, кто встанет у них на пути, они прихлопнут как муху.

– Она права, – раздался низкий голос от двери.

Глава 28

– Одиль? – Кейт вглядывалась в темноту за плечом Даррена.

Старуха подошла ближе, ее высокие каблуки тихо ступали по деревянному полу, мягкий свет, проникавший сквозь шторы, серебрил морщины.

– Ты права, – сообщила она. – Эти люди опасны, и пришло время остановить их. Пока не случилось беды.

– Кто это? – Даррен перевел взгляд с перекошенного лица графини на Кейт.

– Хозяйка этого дома, – пробормотала Кейт.

– И что она знает о Хардстоуне и Сен-Пьере? – зашептал он в ответ.

– Понятия не имею, – так же тихо ответила Кейт. – Спроси у нее сам.

– Я знаю достаточно, – заговорила на английском Одиль, – чтобы предположить, на что они способны. И сейчас речь идет как раз о рискованном и серьезном деле. – Ее блестящий глаз уставился на Даррена. Поджав губы, она удивленно рассматривала его голубые губы, килограммы браслетов, «иглы» на голове и узкие белые джинсы, все в цепях и заклепках.

Младший репортер выпучил глаза:

– Вы правда так думаете?

Одиль кивнула. Она склонилась над Кейт, и над подушкой разнесся пряный аромат ее дорогих духов.

– Моя дорогая, я хочу кое-что тебе показать. Вам обоим, – добавила она, взглянув на Даррена, и с улыбкой снова обратилась к девушке: – Ты в состоянии совершить небольшую прогулку?

Чувствуя слабость, Кейт спустила ноги с кровати и с облегчением заметила, что кто-то – хорошо бы это была Селия – оказался очень предусмотрительным и надел на нее пижаму, хотя и не очень красивую – фланелевую, в красно-синюю полоску, которая оказалась не по размеру. «Можно даже не гадать, чья она», – подумала Кейт, заметив удивленный взгляд Одиль.

– Тогда пойдем… – Стуча каблуками, графиня вышла из комнаты, Кейт – за ней, а Даррен, звеня браслетами, следом.

Они миновали лестничную площадку, выложенную черной и коричневой плиткой, и оказались в спальне графини. Здесь, таким же привычным движением, как и раньше, Одиль отодвинула один из книжных шкафов, за которым была ее гардеробная.

Даррен присвистнул, когда его взгляду открылись ряды нарядов в прозрачных чехлах.

– Все винтажное, – выдохнул он и принялся взволнованно разглядывать ярлыки.

– Я и не знала, что ты разбираешься в моде, – пробормотала Кейт.

– Это входило в мой экзамен по истории искусства.

– Я не сомневалась, что тебя это заинтересует, – перебила их Одиль. – Это видно по твоей одежде. У тебя очень редкое чувство стиля, – любезно добавила она.

Даррен выглядел польщенным.

– И какой период ты изучал? – Графиня достала еще одну сигарету.

– Современное искусство, – ответил Даррен. – Творчество многих из тех, чьи картины висят у вас в холле. Лорансен, Лихтенштейн – эта коллекция должна стоить больших денег.

Одиль кивнула, прищурившись от дыма:

– Да, так и есть. Но, честно говоря, они лишь отвлекают внимание. Как и эта коллекция винтажных платьев. Это хорошо известный прием, чтобы обмануть воров. Ты выставляешь напоказ что-то менее ценное, чтобы…

– Отвлечь внимание отчего-то действительно ценного? – предположила Кейт, чувствуя, что ее сердце от волнения колотится все сильнее.

Одиль кивнула.

– Только в этом случае, – тихо произнесла она, – трюк, похоже, не сработал.

Графиня направилась в другой конец комнаты и сняла со стены свою фотографию. Под ней оказался небольшой пульт управления, мигающий красными и зелеными лампочками. Она нажала на кнопку, и стена отъехала в сторону, открыв их взгляду еще одну комнату – без окон, с деревянным полом и простым белым потолком. Там не было ничего, кроме картин. Около десяти больших холстов занимали все стены, от пола до потолка. Огромные, яркие, самобытные – ошибиться было невозможно.

– О мой Бог! – Кейт сразу же узнала художника.

Даррен взглянул на хозяйку:

– Это же Пикассо, да?

Одиль кивнула и выпустила большое облако дыма.

– Но я хотел спросить… как… как вы… – Даррен растерянно замолчал.

– Откуда у меня столько? Естественно, он сам подарил их мне. А некоторые я купила… Он не очень любил отдавать, только не он! – Графиня улыбнулась, и ее здоровый глаз подернулся мечтательной дымкой. – Он был моим другом. Я позировала ему. Эта, эта и вот эта, – показала она, и ее кольца сверкнули в свете ламп, закрепленных над каждой картиной, – мои портреты.

Кейт с Дарреном принялись рассматривать картины, на которые она показала. На одной была изображена темноволосая женщина в профиль: два больших глаза с сине-зелеными ресницами, красные губы и черные брови – все это уместилось на одной половине ее лица. На другой темноволосая темноглазая женщина превратилась в цветок – ее лицо было словно раскрывшийся бутон, а тело – стебель. Несмотря на абстракцию, в обеих женщинах можно было узнать Одиль.

– Гораздо больше напоминают меня нынешнюю, – усмехнулась Одиль, показывая на свое перекошенное лицо.

– Когда он вас рисовал? – спросила Кейт, а в голове у нее уже теснилось множество других, более личных вопросов. Пикассо был вежливым или грубым человеком? Были ли они любовниками? Ведь, как известно, он вел свободный образ жизни. И Одиль тогда была очень привлекательна.

– В пятидесятые годы, когда он жил в Жуан-ле-Пен.

Кадык Даррена задергался от благоговейного восторга.

– Должно быть, это стоит… – Его глаза с, густо накрашенными ресницами были широко открыты, в них читалось любопытство.

– Миллионы, – спокойно сообщила Одиль. – Десятки миллионов.

Даррен расхаживал между рядами картин с видом хранителя королевского собрания живописи.

– Здесь представлены все этапы его творчества, так ведь? Это потрясающая коллекция.

– И к сожалению, она постоянно растет в цене.

– К сожалению?! – воскликнула Кейт. – Что плохого в картинах стоимостью в десятки миллионов?

Старуха пожала плечами:

– Это с какой стороны посмотреть. Понимаете, деньги меня не волнуют. Я всегда хотела лишь одного – чтобы дорогие мне картины висели у меня дома. И я могла бы любоваться ими. Но сейчас это уже невозможно. В наши дни все, к чему прикасался Пикассо, стоит целое состояние. Как, вероятно, и тысячи вещей, не имеющих к нему отношения. Если бы кто-то знал, что у меня есть эти картины, я не могла бы даже посмотреть на них. Мне пришлось бы подвести к каждой сигнализацию, поместить их в защитные контейнеры, нанять вооруженную охрану. Или даже отдать в банковское хранилище. – Она замолчала и вздохнула. – Теперь, конечно, мне придется это сделать.

– Придется? – эхом отозвалась Кейт. – Почему?

– Потому что кое-кто знает, что они здесь.

– Кто?

Наступило молчание, а потом Даррена как прорвало.

– Да! – закричал он, прерывисто дыша от возбуждения. – Я все понял. В этом-то все и дело. Вот за чем охотятся братья Хардстоун! Это и есть их грандиозный план!

– Ты хочешь сказать… – Кейт удивленно посмотрела на своего бывшего коллегу.

– Конечно, им нужны картины Пикассо! – воскликнул Даррен. – Хардстоуны планировали ограбление. Хотели украсть эти картины и тайно продать их какому-нибудь частному коллекционеру. Готов спорить, у них был конкретный заказ. Картины исчезли бы без следа, о них никто бы не знал. Я ведь прав? – обратился он к Одиль.

– Думаю, да! – Носком элегантной черной туфельки Одиль потерла невидимое пятнышко на блестящем деревянном полу.

– Да! – Даррен ударил невидимого противника. – Наконец-то тайна разгадана! Господи, жаль, что здесь нет Крайтона!

– И мне тоже, – грустно сказала Кейт, понимая, что разгадана не одна тайна. Вероятно, призрак тоже имеет какое-то отношение ко всей этой истории. Она взглянула на Одиль. – Кто-то был в доме и хотел напугать меня. Крайтон и в этом оказался прав.

– Дорогая, я должна извиниться перед тобой, – сказала Одиль. – Я подозревала, что кто-то узнал о картинах, еще до того, как уехала в Париж. Помнишь, как мы познакомились?

– Когда вы упали на мостовую… О, теперь понятно. Вы хотите сказать, что не падали?

Седая голова медленно качнулась из стороны в сторону.

– Только когда кто-то стукнул меня сзади по голове. – Она дотронулась до затылка. – К счастью, у меня крепкие кости. А они очень торопились, поэтому ударили несильно. Когда ты появилась из-за угла, они рылись в моей сумке в поисках ключей от дома.

– Понятно, – медленно выдохнула Кейт. – Но ведь они очень сильно рисковали, верно? Кто угодно мог увидеть… Ведь день был в самом разгаре.

– Дорогая, ты забываешь о том, что это было время ленча, – слабо улыбнулась Одиль. – Все вокруг были заняты гораздо более важными вещами. Поэтому я и попросила тебя присмотреть за домом. Мне казалось, что человек моложе и сильнее, чем я, несколько охладит их пыл.

– Спасибо большое, – недовольно сказала Кейт. – Значит, вы оставили меня на растерзание Хардстоунам.

Здоровый глаз старухи умоляюще посмотрел на Кейт.

– Поверь, тогда еще я не знала, кто эти воры. И не понимала, что происходит, пока сейчас не услышала слова твоего друга. Но если он прав – а я в этом уверена, – ситуация очень серьезная. Марти Сен-Пьер – очень неприятная личность.

«Скажите это кому-нибудь другому!» – подумала Кейт и произнесла:

– Только посмотрите, что случилось с Крайтоном.

– Вот именно. Кейт, дорогая моя, я не хочу, чтобы что-нибудь подобное случилось с тобой.

«В этом мы солидарны», – подумала Кейт.

– Но как Хардстоуны узнали о картинах? – вслух размышляла она. – Если они десятки лет были спрятаны? Кто еще о них знает? – Она вопросительно взглянула на графиню. – Фабьен? – Конечно, он обязательно должен быть в курсе. Одиль не могла скрывать это от него. И то, что секрет стал известен еще кому-то, прямо подтверждает, что Фабьену нельзя доверять. И графиня, его большая поклонница в прошлом, сейчас все поймет.

– Фабьен? – Одиль очень удивилась. – Нет, он никак не мог им рассказать.

– Почему вы так уверены? – спросила Кейт.

– Потому что он ничего не знал и никогда их не видел. Я не показывала ему картины, хотя сделала бы это с удовольствием. Когда-нибудь он станет великим художником, я в этом не сомневаюсь.

Кейт нахмурилась:

– Но если вы так считаете, то почему не рассказали ему?

– Потому что такой огромный секрет невозможно сохранить. Рано или поздно он выплыл бы наружу. Фабьен очень горяч…

– Это уж точно, – с чувством подтвердила Кейт.

Графиня подняла брови.

– Он рассказал мне о вашей ссоре. Надеюсь, у вас все наладится.

Кейт промолчала.

– Будет очень жаль, если этого не случится, – продолжила Одиль. – Мне казалось, вы отлично подходите друг другу.

«Да! – хотела закричать Кейт. – Я тоже так думала. Пока не выяснила, что ему отлично подходит и Николь, и бог знает сколько еще женщин!» Но она промолчала в надежде, что Одиль оставит эту тему.

Но к сожалению, графиня думала иначе.

– Дорогая, ты поступила правильно. Его студия в ужасном состоянии. Даже у Пикассо было больше порядка, а это о чем-то да говорит.

Кейт видела, что Даррен ничего не понимает и ждет от нее объяснений.

– Единственный, кто знает о картинах, – моя сестра Одетт, – сказала Одиль. – Она тоже позировала Пикассо – вон там, в середине, ее портрет. Тот, где нога торчит из головы, а рука из уха. Но она тоже до сих пор молчала…

– Почему? – поинтересовалась Кейт. – Что изменилось сейчас?

– Как ты знаешь, Одетт больна уже несколько недель… И до приезда в Париж я не знала, что она часто бредит. Говорит постоянно, особенно о прошлом, и, сама того не осознавая, выдает много секретов. Такие новости распространяются очень быстро, особенно учитывая круг ее знакомых. – Одиль неодобрительно поджала губы. – Коллекционеры, владельцы галерей – все слышат эти рассказы. У моей сестры до сих пор много приятелей в мире искусства. И не все они честные люди.

– Какой ужас! – сказал Даррен.

– И еще кое-что. – Кейт наморщила лоб. – Почему вы сейчас рассказываете нам о картинах?

Плечи Одиль поникли.

– Потому что я больше не могу хранить их здесь. И теперь не имеет значения, кто о них будет знать. Скоро это станет широко известно.

– Конечно, станет! – Даррен облизывал блестящие голубые губы и потирал руки. Его браслеты громко звенели. – Когда мы поймаем Хардстоунов с поличным и мой материал об этом обойдет все газеты.

Блестящий глаз графини уставился на него.

– Это не совсем то, что я имела в виду.

Энтузиазма у Даррена поубавилось.

– Нет? Вы не хотите их поймать?

– Нет, я решила передать картины государству. Прямо сейчас. Я сделаю все необходимые звонки сегодня днем.

Голубые губы Даррена раскрылись от удивления.

– Отдать эти картины?

– Да, вместе со всеми остальными в этом доме. Да и дом тоже. Внутри он, как вы наверняка заметили, представляет собой отличный образец дизайна эпохи модерна. – Графиня резко соединила ладони – изрезанные венами, в печеночных пятнах и с сияющими бриллиантами на пальцах – и крепко сжала их. – Я всегда хотела, чтобы здесь когда-нибудь появился Музей современного искусства.

– Как музей «Иль-де-Франс» на мысе Ферра, – медленно сказала Кейт, – чья владелица передала дом и всю обстановку государству.

– Да, моя дорогая, именно так. Хотя, конечно, тот дом совсем не в моем вкусе, но идея та же. Я хочу, чтобы этот дом и сад стали меккой современного искусства и могли соперничать с фондом «Маэт» в Сен-Поль-де-Ванс. С моими картинами Пикассо, несомненно, так и будет.

Фонд «Маэт». Кейт вспомнила, что это то самое чудесное место, куда Фабьен обещал отвезти ее. А потом их ожидал бы ленч в «Коломб д'Ор»… Что ж, понятно, теперь этого уже никогда не будет. Под пристальным взглядом Одиль девушка подавила вздох разочарования.

– Но эти картины, они ведь стоят целое… – повторял потрясенный Даррен.

– Меня не интересует, сколько они стоят, – устало отрезала старуха. – Неужели ты можешь думать только о деньгах?

– А как же Хардстоуны? – Даррен решил зайти с другой стороны. – Разве вы не хотите видеть их на скамье подсудимых? Или запертыми в тюрьме?

Одиль раздраженно топнула.

– А что это даст? От этого на Лазурном берегу не станет меньше мошенников. Главное, чтобы мои картины были подальше от них, а остальное меня не волнует.

– Но вы не можете, – упрямо повторил Даррен, – так просто отдать их.

– Почему нет? Хранить их здесь теперь опасно. Почему бы людям не увидеть то, чем я так долго наслаждалась в одиночестве? Кроме того, мне осталось совсем недолго ими любоваться.

– Почему? Вы куда-то собираетесь? Переезжаете в другой дом?

– Конечно же, нет, – рявкнула графиня. Даррен шагнул назад, и его браслеты тревожно зазвенели. – Я говорю о том, что уже немолода… И слишком много курю… Похоже, мне недолго осталось…

– «Недолго осталось»? – послышался ворчливый голос от двери. – Что за глупые разговоры?!

Все разом обернулись и уставились на дверь.

– С тобой ничего такого не происходит, – настойчиво продолжал голос, обращаясь к графине, – что не могла бы исправить хорошая еда. Только посмотри на себя. Ничего удивительного, что ты плохо себя чувствуешь. Ты такая худая, что, если повернешься боком, тебя не будет видно. На леденце и то больше мяса.

Одиль открыла рот от изумления, а Кейт вышла вперед, протирая глаза.

– Бабушка?

Похоже, у нее опять начались галлюцинации. Ведь ее восьмидесятилетняя родственница никак не могла здесь оказаться. Хотя женщина в дверях была очень на нее похожа. Всего в нескольких футах от Кейт, на верхней площадке лестницы в доме графини, стояла ее бабушка в своем темно-синем дождевике и со знакомой большой белой сумкой. Ансамбль завершала кремовая шляпка, на которую был натянут прозрачный капюшон. Одиль потрясенно разглядывала ее.

– Конечно, это я, черт возьми! – Уверенно переставляя ноги в чулках цвета крепко заваренного чая, старушка вошла в комнату. – Здесь, кстати, тепло, – добавила она, снимая дождевик. – Я всегда ношу его, мало ли что. Но здесь можно расслабиться.

– Но как?.. – Кейт была удивлена даже больше, чем графиня.

– Как я узнала, где тебя искать? У меня ведь был адрес, правильно? Из того письма – между прочим, одного-единственного, – которое ты мне отправила. И с тех пор – тишина. Ничего, несмотря на все твои обещания!

– Прости, – пробормотала Кейт, чувствуя на себе взгляды Одиль и Даррена.

– Так что я поднялась, сама знаешь откуда, и приехала сюда, – продолжала бабушка, уперев сильные ладони в широкие бедра.

– Но я даже не предполагала, что у тебя есть паспорт.

– О, я держала его на всякий случай, – подмигнула старушка. – Никогда не знаешь, когда он может пригодиться. Я пошла в библиотеку, заглянула в Интернет…

– Интернет? – ахнула Кейт. Она всегда считала, что бабушкины походы в библиотеку заканчиваются около отдела с книгами издательства «Миллз энд Бун».

– …нашла один из дешевых рейсов. Двадцать пять фунтов, конечно, тоже деньги, но ничего страшного. С собой ведь ничего не заберешь, на том свете нет карманов. – Бабушка критически оглядела Кейт с головы до ног. – Боже мой, а ты похудела!

– Тебе так кажется? – смущенно пробормотала девушка.

– Минус несколько килограммов, – подтвердила она. – И должна признать, тебе это идет. Волосы немного выгорели на солнце. Ты очень изменилась с того момента, когда я в последний раз тебя видела.

– Поверь мне, я даже чувствую себя другим человеком, – печально улыбнулась Кейт. – Бабушка, это все твои вещи? – Она показала на большую белую дамскую сумку.

– Естественно. Путешествовать надо налегке. Это я поняла еще во время… Ладно, сейчас это не имеет значения. Вот она я. Мне сказали, что ты больше не живешь в отеле. Этот дом показал мне очень милый молодой человек. Хорошо сложенный. Если я не ошибаюсь, его имя Бернар.

Тролль! Мысль о том, что ее бабушка и Тролль встретились – и даже разговаривали, – показалась уставшей и взволнованной Кейт просто невероятной.

– С ним была такая приятная женщина. По-моему, она сказала, что ее зовут Мэнди. Выглядит очень ветреной, но на самом деле довольно практичная особа.

Мэнди? С Троллем? Так вот, значит, что означало его таинственное исчезновение с ящиком для инструментов.

Неужели он наперекор всем помогал Мэнди с ее маслодавильней?

– Кстати, она очень хорошо о тебе отзывалась, – добавила бабушка.

– Кто такая Мэнди? – поинтересовался Даррен, пока Кейт продолжала с открытым ртом разглядывать свою родственницу.

– Удивлена? Хе-хе… – Старушка потирала красные руки. – Что ж, ты не писала, почти… Не звонила. Что еще я могла сделать?

– А мама знает, что ты здесь?

– Твоя мать считает, что я отправилась в ежегодную поездку в Блэкпул вместе с обществом пенсионеров Слэкмаклетуэйта.

– Как она? – с опаской поинтересовалась Кейт.

– Очень волновалась, конечно. Перестала нормально спать с тех пор, как вы поссорились тогда по телефону.

– Правда? – Кейт тяжело сглотнула. Каждый раз, когда она думала о маме, на глаза наворачивались слезы. Вот и сейчас она готова была расплакаться и быстро заморгала.

– Правда, она в этом никому не признается, – продолжала бабушка. – Ужасно упрямая, если вобьет что-нибудь себе в голову. Вы с ней в этом очень похожи. Именно поэтому я и приехала. Кто-то должен был попытаться разрубить этот чертов узел. И заодно выяснить, жива ли ты еще.

– Она до сих пор сердится из-за «Жиголо с……. из-за книги? – спросила Кейт. Честно говоря, она не прикасалась к своему роману уже целую вечность и вряд ли когда-нибудь снова за него возьмется… Эта книга не стоит того, чтобы ради нее расставаться с близкими и дорогими ей людьми.

– Сердится? – Бабушка сняла шляпку и, осторожно положив ее на туалетный столик, встряхнула блестящими белыми кудряшками. – Конечно, нет, все уже позади. Она слишком волнуется, чтобы сердиться. Между прочим, – усмехнулась она, – я на днях видела, как она читала твою книгу. Правда, захлопнула ее сразу же, как увидела меня.

Кейт почувствовала колоссальное облегчение – правда, длилось оно всего несколько секунд, потому что потом, неожиданно, словно во сне, бабушка повернулась к Одиль и быстро заговорила по-французски.

«Я действительно схожу с ума», – подумала Кейт. Чем еще, если не больным воображением, можно было объяснить, что бабушка на хорошем французском предлагала графине приготовить настоящий йоркширский пудинг с жареной говядиной, а на десерт «ришар» с изюмом «или «пятнистую собаку», как мы называем его в Англии, с…»?

– Как будет «заварной крем»? – внезапно спросила старушка.

– Creme anglaise. – Кейт вспомнила шутку отца про пепел. Как хорошо, что бабушка ее забыла!

Бабушка кивнула:

– Ну конечно, «тот заварной крем с пеплом внутри», – процитировала она и повернулась к Одиль: – Хорошо. Уже иду готовить это для тебя. Все должно получиться… очень жирным.

– Жирным? – чуть слышно повторила Одиль.

– Я не предполагала, что ты знаешь французский! – Кейт восхищенно смотрела на бабушку.

Бабушка гордо подняла подбородок, продемонстрировав морщинистую шею цвета слоновой кости.

– Дорогая, ты многого обо мне не знаешь!

Кейт улыбнулась:

– Ты всегда так говоришь. И все же признайся, где ты его выучила.

– Во Франции, конечно, – тут же ответила та. – Где же еще?

– Но я всегда считала, что ты не выезжала из Йоркшира.

– Ты же знаешь, что случилось с любопытной кошкой.

Кейт улыбнулась, услышав знакомое замечание.

– И все же когда? – продолжала допытываться она. – Когда ты была во Франции?

– О, когда Иисус еще был маленьким! До твоего рождения и даже до того, как появилась на свет твоя мать.

Кейт поняла, что это было лет пятьдесят – шестьдесят назад.

– То есть во время войны? – Ее бабушка и дедушка почти ничего не рассказывали – и это было для них нехарактерно – о том, чем именно занимались в то тяжелое для страны время.

– Как я уже сказала, это было давным-давно. И сейчас уже не имеет никакого значения! – Бабушка сжала губы, но Кейт все равно не могла удержаться и продолжила расспросы.

– Во время войны ты была во Франции, – вслух размышляла она. – Медсестра? Военно-морская служба?

Бабушка покачала головой.

Кейт пыталась вспомнить все, что знала о том времени. Работа в тылу? Строительство укреплений? Хотя, если она была во Франции…

– Миссис Гокроджер, не хотите ли вы сказать, – вмешался в разговор Даррен, – что состояли в особом женском подразделении, которое десантировалось во Францию для помощи движению Сопротивления?

Он спросил это в шутку, и все же Одиль резко вскинула голову и ее здоровый глаз уставился на бабушку. Старушка промолчала, лишь сильнее сжала губы.

– Бабушка? – шепотом спросила Кейт, осознав наконец, что имел в виду Даррен. – Это правда? – Бабушка, прыгающая с парашютом за короля и отечество? Крадущаяся по кустам с ножом в зубах и секретными документами в бюстгальтере; волосы уложены в пучок по моде сороковых? Живущая одна в чужой стране, полагаясь лишь на собственный ум и сообразительность, – ведь если задуматься, именно к этому она и призывала свою внучку!

– Я ничего не скажу! – Это окончательно расстроило Кейт. – Знай одно – что бы ни говорила твоя мать, моя жизнь была интереснее, чем у многих.

У Кейт закружилась голова – ей столько всего нужно было осмыслить. Дворец Каскари, история с бананом и ее похищением, картины Пикассо – все это было просто невероятно. Но самым потрясающим открытием для нее стало то, что ее обожаемая, рассудительная бабушка, которая, как они думали, всю жизнь прожила на одном месте, оказалась героиней войны.

– Бабушка, ты должна написать об этом.

– Да, миссис Гокроджер, обязательно, – поддержал ее Даррен.

– С какой это стати?

– Миллионы книг написаны и по менее интересным сюжетам.

– Ну и к черту их все! – заявила бабушка.

– Но, бабушка, ты никогда раньше об этом не говорила!

– И сейчас не собираюсь.

– Но ты должна!

– Черт возьми, я ничего не должна! И так об этом слишком много болтают. Стоит только открыть газету или включить телевизор – везде эта чертова война! Такое впечатление, что она так и не закончилась! Вся эта ерунда о нацистах и им подобных. Повсюду! Как мы можем оставить все в прошлом и двигаться дальше, когда сейчас об этом говорят не меньше, чем в то страшное время?

Кейт заметила, что Одиль одобрительно кивает и часто моргает.

– Но это же часть нашей истории, – возразила Кейт. – Всемирной истории, если уж на то пошло.

Бабушка снова поджала губы. Это означало, что тема закрыта.

– Это тот самый молодой человек, о котором ты упоминала в письме? – спросила она, бросив на Даррена такой грозный взгляд, что он даже вздрогнул. Его браслеты снова тревожно звякнули. – Франсуа, или как там его зовут?

– Фабьен, – пробормотала Кейт, стиснув зубы в надежде, что Одиль, погруженная в свои мысли, не услышит их. – Нет, бабушка, конечно, это не он.

– О! – В ее голосе послышалось разочарование. – Вы ведь не поссорились? Судя по твоему рассказу, он хороший парень.

– Был. То есть так и есть, – перебила их Одиль. – Я согласна, – обратилась она к бабушке. – Очень жаль, что они перестали встречаться.

– А я так надеялась познакомиться с ним, – огорченно произнесла та.

– Тебе бы он понравился! – подлила масла в огонь Одиль.

Кейт промолчала, разозлившись, что на нее набросились две восьмидесятилетние старухи. Бабушка нахмурилась и снова посмотрела на Даррена:

– И кто же это тогда? Откуда ему известно мое имя?

– Бабушка, это же Даррен.

– Миссис Гокроджер. – Младший репортер почтительно кивнул.

– Ты видела его, – подсказала Кейт. – Он из «Меркьюри». Мы вместе работали, и Даррен иногда заходил на чай.

– Может быть, у меня тогда волосы были другого цвета, – подсказал младший репортер.

– Раз он не твой парень, мне все равно, – сказала старушка. – Никогда бы не подумала, что ты можешь связаться с человеком, который выглядит так, словно засунул пальцы в розетку.

Одиль это замечание позабавило, Даррен разозлился, а бабушка начала расстегивать плащ.

– Лучше его снять, а то я не почувствую разницы, когда выйду на улицу. Пошли, дорогая, – скомандовала она графине, – покажи мне свою кухню. Пора приниматься задело. Тебе станет гораздо лучше, стоит только хорошенько поесть. Уж поверь мне!

– Ты очень добра, – улыбнулась Одиль. – Меня очень заинтересовала «пятнистая собака»!

– Ничего странного, что ты в таком состоянии, – ворчала бабушка. – Мало того что ты не ешь, так у тебя и мебели в доме почти нет. Нужно купить несколько удобных кресел. И картины получше. – Выходя из комнаты вместе с Одиль, она бросила равнодушный взгляд на полотна Пикассо. – Они будут сниться мне в кошмарах!

– И мне, – с легкой улыбкой согласилась графиня.