Текст книги "В канкане по Каннам"

Автор книги: Венди Холден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

– Давай… – сказал Даррен. – Расскажи мне о самом интересном.

– Гм… ну… В следующую пятницу методисты из Слэк-Боттом устраивают соревнования по висту в сельском клубе.

Даррен одобрительно захихикал:

– Что здесь можно сказать? Нужно держаться от них подальше…

– А бойскауты из Шестьдесят девятого гримсдайкского южного отряда приглашают в свои ряды биверов. [7]7
  Самая младшая дружина (дети от 6 до 8 лет) в ассоциации бойскаутов.


[Закрыть]

– Само собой разумеется, – фыркнул Даррен.

– Следующее собрание Клуба слабослышащих пройдет четырнадцатого…

– А? Что ты говоришь? – закричал Даррен, прикладывая ладонь к уху.

– А с пятницы будут регулярно проходить вечера живой музыки в… Господи, я же совсем забыла!

И Кейт рассказала ему о беседе с Джелин Шоу. Даррен сиял от восторга – это было заметно даже на его мертвенно-бледном лице.

– Думаешь, она нас пригласит?

– Не сомневаюсь.

– А где это?

– В «Панч ап».

– В «Панч ап»? – Восторга у Даррена поубавилось. – Ты шутишь? Мне казалось, что живой концерт в его стенах – это потасовка с болельщиками «Манчестер юнайтед».

– Судя по всему, уже нет. Джелин Шоу хочет вывести паб на более высокий уровень и собирается приглашать местных музыкантов.

Разволновавшись, Даррен запустил худые, унизанные кольцами пальцы в волосы – черно-фиолетовые, обильно смазанные гелем и топорщившиеся, словно иглы ежа. Подведенные черным карандашом глаза сияли.

– Здорово! Это как раз то, что нам нужно. Я ей позвоню, – улыбнулся он и добавил: – Сегодня Слэкмаклетуэйт, а завтра – весь мир.

– А где Джоан? – спросила Кейт. Она только сейчас заметила, что обычно аккуратный стол их менеджера по продажам на этот раз выглядит идеально чистым. Можно сказать, совсем пустым.

– Да, я забыл тебе сказать… – Даррен прикусил нижнюю губу, покрытую черной помадой. – Тут произошла такая неприятная сцена из-за «Рождений и браков».

– Правда? – Даже учитывая переменчивое настроение нового владельца газеты, сложно было представить, что страница с информацией о смертях и рождениях или небольшие объявления о продаже принадлежностей для боулинга (в связи с кончиной прежнего владельца) или с призывом «Избавьтесь от ужасного акцента!» могут вызвать у него отрицательные эмоции. Кейт выжидающе смотрела на Даррена.

– Ты ведь в курсе, что в последнее время Хардстоун требовал от Джоан расширить раздел?

Кейт кивнула.

– Похоже, она очень волновалась и делала ошибки в записях. Одна двадцативосьмилетняя женщина пожелала сообщить, что выходит замуж за фермера тридцати лет…

– И?..

– А в объявлении в итоге было написано, что ей пятьдесят восемь, а фермеру восемьдесят…

– О Господи!

– Хардстоун ужасно разозлился. Ты ведь его знаешь: как только встает вопрос о судебных исках и перспективе за что-то платить…

– Но для Джоан такие ошибки совсем нехарактерны!

– Она нервничала и говорила мне, что последнее время плохо спит. Помнишь, в каком состоянии она вернулась после разговора с Хардстоуном о плане продаж?

Конечно, Кейт помнила. Всегда розовые щеки Джоан в тот раз были серыми – такими же, как ее волосы после химической завивки.

Даррен взволнованно теребил заклепку в носу.

– Джоан, бедняжка, никогда не слышала о планах продаж. Она думала, это как-то связано с теми людьми, которые ночуют на раскладных стульях около универмага «Харродз». А уж что такое в ее понимании крупноформатная таблица, я даже думать боюсь! Но, как бы там ни было, новости такие – сегодня Джоан вызвал Хардстоун, и, честно говоря, я не жду ее назад. Если вспомнить последние события в Слэк-Палисэйдс, вряд ли он готов проявить сочувствие.

Погрустнев, Кейт вертела в пальцах скрепку. Она не представляла «Меркьюри» без менеджера по продажам. Джоан нельзя назвать яркой личностью – скорее она была тихой, как мышка, – но ее оптимизм, безумная любовь к королевской семье и вкуснейшие вишневые пироги вот уже много лет были неразрывно связаны с их командой. В особенности пироги. Как ей удавалось добиться того, чтобы тесто не намокало, а начинка лежала ровным слоем, Джоан хранила в строгом секрете.

– Я буду скучать по ее оговоркам, – с грустью произнес Даррен. – У меня набралась уже приличная коллекция. Как тот перерыв на ленч, когда она проторчала в супермаркете, пытаясь найти «брахматический» уксус…

Кейт кивнула, вспомнив «репродуктивную мебель», которую хотела купить Джоан, и ее мечту провести ближайший отпуск на греческом острове Пафос. Интересно, удастся ли ей туда добраться?

Глава 2

– Что случилось?

На следующее утро, когда Кейт пришла в офис, Даррен был вне себя от ярости.

– Сама посмотри! – И он бросил ей свежий номер «Меркьюри». «Новое расписание движения автобусов посеяло панику среди пенсионера», – сообщал заголовок на первой странице. – Между прочим, здесь опечатка! Должно быть «пенсионеров».

Кейт недоуменно смотрела на газету.

– А куда же делась статья о Слэк-Палисэйдс? Ты слишком поздно сдал ее?

– Нет! – резко произнес Даррен. Кейт редко видела, чтобы он так злился. – Я отправил ее вовремя.

– Тогда почему ее не напечатали? Это была потрясающая история!

– Именно это Хардстоун и сказал Деннису. Ты ведь знаешь, теперь он утверждает все материалы на первую полосу.

Кейт кивнула. О том, что хозяин собирается это делать, их уведомили вчера по факсу.

– Но если он назвал ее потрясающей…

– С официальной точки зрения чуть более потрясающей, чем нужно! – недовольно объяснил Даррен.

– Что значит «с официальной точки зрения»? – Кейт в недоумении прищурилась.

– Официальная позиция гласит, что негативная информация о происходящем в городе может плохо сказаться на бизнесе – в особенности это касается застройщиков.

– Значит, Хардстоун вообще не хочет, чтобы мы писали о происшедшем?

– Нет.

– Но ведь это в его интересах. Статья о том, почему его дом провалился под землю…

– Дело в том, что, как выяснилось, его дом почти не пострадал и он по-прежнему там живет.

– Все понятно, – устало выдохнула Кейт. – Только этот материал мог бы положить начало расследованию, которое вывело бы на чистую воду «Фантазию» и помогло бы прояснить, что на самом деле случилось в Слэк-Палисэйдс. А это пошло бы на пользу нашему городу, продемонстрировало полную неподкупность и всякое такое… Плюс экологическое самосознание жителей. Фрея собиралась рассказать тебе все, что знает.

– Вот в этом-то и проблема.

– О чем ты говоришь? Почему проблема? Думаешь, у нее очередные безумные теории о заговоре или что-то подобное?.. – Нужно признать, к словам Фреи они всегда относились с опаской.

– Не совсем. Дело в том, что Фрея нарыла массу интересных фактов. Для начала, здесь не обошлось без городского совета. И Брейсгирдл, один из его членов, увяз в этом деле даже не по пояс, а по уши.

– Правда? – Кейт удивленно смотрела на Даррена. – Городской совет?

– Ну, если задуматься, без него никак. С этим делом вообще все непросто. Слэк-Палисэйдс построили в зеленом поясе, границы которого не менялись со времен принятия трехпольной системы земледелия. И к тому же неподалеку от Слэк-Топ – деревни ткачей, известной с восемнадцатого века и имеющей статус исторического памятника. Подкуп городского совета, возможно, всего лишь начало… Все это очень плохо пахнет.

– Но, – перебила его Кейт, – именно поэтому Хардстоуну следовало поручить нам расследование. Это ведь настоящая бомба! – От возбуждения у нее заколотилось сердце. – Об этом может узнать вся страна!

– Только ничего такого не случится, – уныло произнес Даррен.

– Но для чего же еще существует «Меркьюри»! Ведь наш девиз: «Мы ведем борьбу в интересах местных жителей!» – Схватив свежий номер, Кейт нахмурилась: – О, это какая-то ошибка! Здесь написано «Мы сообщаем вам все местные новости!».

– Это не ошибка. Отныне так будет всегда. Наша борьба закончена.

– Так вот почему нам нельзя писать о происшествии в Слэк-Палисэйдс? – медленно произнесла Кейт.

– Нет, настоящая причина в другом… – Даррен набрал полную грудь воздуха. – Когда мы с Фреей обратились в Регистрационную палату, чтобы выяснить, кто входит в состав совета директоров компании «Фантазия», выяснилось – там есть некий мистер П. Хардстоун.

– Что? Это он построил Слэк-Палисэйдс?

– Боюсь, что да. Наш хозяин еще более скользкий тип, чем мы думали.

– Но это невозможно. Ты уверен?

– Абсолютно.

– Но он никогда не говорил об этом. Хотя, если задуматься, мы ведь сделали поселку неплохую рекламу. Даже я написала пару материалов, что было непросто, поскольку я там ни разу не была.

– Все правильно. Он использовал газету для рекламы. Выходит, это изначально очень запутанная история. Грязное дело о землях, являющихся культурным наследием, старых угольных шахтах и взятках – крупнее, чем дают перед финальным матчем Уимблдона.

Кейт с сомнением посмотрела на коллегу. Ей показалось, что он слишком все драматизирует: обман и мошенничество такого уровня были совсем не характерны для их городка. На ее памяти случился лишь один большой коррупционный скандал, когда человек незаконно прибрал к рукам все деньги Фонда ежегодных уличных выступлений, которые Союз пенсионеров ежегодно проводил в Блэкпуле, и скрылся. Было ли очередное выступление запланировано в поддержку или против чего-либо, так и не удалось установить. Что же касается истории с Хардстоуном, Кейт предполагала, что Даррен может слегка преувеличивать.

– А что говорит Деннис? – осторожно спросила она.

– Что это темное дело и рисковать нет смысла.

– Я его понимаю, – мягко сказала Кейт. – Мне очень неприятно об этом говорить, – добавила она, исходя уже из практических соображений, – но даже если все это правда, мы работаем на Хардстоуна. И если мы не собираемся менять место работы, нам лучше забыть об этой истории.

Даррен засунул газету в мусорную корзину, выразив таким образом свои чувства.

– И это еще не все. Он не просто затыкает нам рот, а, черт возьми, фактически уничтожает нас.

– Как это?

– Джоан сказала мне, что Хардстоун распорядился наполовину сократить типографские расходы. Теперь текст будет таким бледным, что никто вообще не сможет ничего прочитать. Похоже, всем молодым журналистам пора понять, что пришло время сваливать.

«Пришло время сваливать»? Кейт прекрасно это понимала. Вопрос только – куда. С Дарреном все ясно – он собирается стать рок-звездой и так уверен в себе, что, можно считать, находится уже на полпути к успеху. А что делать ей? Нельзя сказать, что в Слэкмаклетуэйте так уж много возможностей.

– Всегда остается «Слэк найлонс», – поддразнил ее Даррен.

– Ха-ха… – раздраженно отреагировала Кейт. Воспоминания о фабрике нижнего белья угнетали ее, и Даррен прекрасно знал об этом.

Когда-то во время каникул ей пришлось там работать. И до сих пор в кошмарных снах Кейт видела это мрачное здание и себя, вшивающую ластовицу в поддерживающие колготки.

Единственное примечательное событие в истории «Слэк найлонс» было связано с коронацией ее величества, когда в качестве подарка фабрика направила ей сотню первосортных трусов телесного цвета. Скорее всего, известная своей аккуратностью королева до сих пор их носит.

Но в «Слэк найлонс» было очень даже неплохо по сравнению с другими местами, где Кейт довелось поработать в каникулы. Например итальянское заведение «Дворец пиццы», где она подавала пиццу, приготовленную «поварами», которые никогда в жизни не видели помидоров, «гурманам», которые заходили туда сразу после паба и, принеси она им кусок старого ковра, не заметили бы разницы. А с точки зрения питательной ценности старый ковер был бы даже полезнее.

Но самые ужасные воспоминания остались у нее от фермы по разведению бройлерных цыплят. Кейт вернула белые резиновые сапоги, халат и сетку для волос и отказалась бросать скудную порцию корма несчастным обреченным птицам в то же утро, когда впервые вышла на работу. Она и сейчас начинала рыдать при одном воспоминании об этом дне. И незадолго до того, как газета перешла к Хардстоуну, Кейт, вдохновленная прежним девизом «Мы ведем борьбу в интересах местных жителей!», убедила главного редактора разрешить ей написать материал о царящей на ферме жестокости по отношению к несчастным цыплятам, сидящим в переполненных клетках. Но сегодня, в эпоху Хардстоуна, «Слэк кантри чикенз» была их основным рекламодателем. И недавно Кейт была вынуждена – правда, под угрозой не расстрела, а увольнения – написать о них лестный отзыв на пятьсот слов в разделе «В центре внимания – местные производители продуктов питания».

Учитывая все это, Кейт не сомневалась, что даже в нынешних условиях работа в «Меркьюри» – один из лучших вариантов трудоустройства в Слэкмаклетуэйте. И поэтому об уходе в никуда не могло быть и речи.

– Гм!

Кейт и Даррен резко обернулись. Редактор вышел из своего кабинета размером с аквариум для золотой рыбки и оказался в центре комнаты прямо у них за спиной.

– На пару слов, если позволите, – произнес он с присущей ему учтивостью. – В моем кабинете.

Было ясно, что новость, которую он собирается им сообщить, требует соблюдения определенных церемоний. Деннис Уэмисс любил всякого рода ритуалы. Его коньком был официоз. Кейт подумала о том, что, хотя Уэмисс был уже далеко не молод, со своими причудами, которых становилось все больше, и безнадежно зациклен на «Меркьюри», все равно в нем оставалось что-то от романтика. Особенно ей нравилось, что он требует употреблять «правильные» редакционные термины – называть материалы, написанные в день сдачи номера в набор, «горячими», вдень публикации – «с колес» и так далее. И хотя в типографии этих терминов не понимали, у Кейт создавалось ощущение – хотя и слабое – причастности к живому, волнующему миру, в котором существовали все газеты, за исключением ее собственной.

Внешность Уэмисса была такой же своеобразной, как и его речь. Острая седая бородка, фетровая шляпа с узкими полями и шелковый галстук – от всего этого веяло воспоминаниями о прошлой, более строгой и романтической, эпохе в журналистике. Поступая на работу, Кейт завороженно слушала Уэмисса, который с затуманенным взором вспоминал о тех временах, когда старшие сотрудники «Таймс» сидели в собственных, отделанных дубом кабинетах с каминами и приветливые дамы после обеда развозили на тележках чай и печенье.

Еще одной особенностью их главного редактора было то, что его фамилия на самом деле произносилась как «Уимс». Но Питер Хардстоун считал это крайне претенциозным и называл редактора исключительно «Уэмисс», аргументируя свою позицию следующим образом: «Если она так пишется, то какого черта я должен говорить по-другому! Очень странно, что ты вообще достиг чего-то в журналистике!»

Когда они вошли, в кабинете почти не осталось свободного места. Рядом со столом главного редактора помещался только один стул, маленький и шаткий, и Кейт опустилась на него даже с большим страхом, чем обычно. Она с беспокойством взглянула на Даррена и по тому, как дергался его кадык, поняла, что они думают об одном и том же. Им сейчас объявят о том, что Хардстоун увольняет не одну Джоан, а их всех. Вот и настал этот момент. Они здесь для того, чтобы выслушать приговор своей карьере.

Уэмисс поправил галстук горчичного цвета и провел по редким седым волосам рукой. Кейт запаниковала. Пока редактор собирался с мыслями, перед ее глазами возникла фабрика нижнего белья – огромное и мрачное здание, закрывающее собой весь свет.

А потом случилось то, чего никто не ожидал.

– Отличные новости, – сообщил сияющий Уэмисс. – Хорошие вести не могут не радовать!

Кейт и Даррен удивленно переглянулись.

– Хорошие? – осторожно спросила Кейт.

– «Меркьюри» будет оказана небывалая честь, – с дрожью в голосе произнес Уэмисс. Его глаза светились счастьем. – Мы готовимся встретить особу королевских кровей!

– Неужели приезжает ее величество? – удивился Даррен. «Бедная Джоан! – тут же пронеслось в голове у Кейт. – Столько лет просидеть в «Меркьюри» и не увидеть даже Софии Уэссекской!»

Но Уэмисс уже качал седой головой:

– Королевской крови, но другой. Той, которая гораздо ближе к нам. Натаниэль Хардстоун будет некоторое время работать в «Меркьюри»!

– Натаниэль Хардстоун? – задумчиво переспросила Кейт. – Вы говорите о сыне Питера Хардстоуна?

– Именно о нем, о сыне владельца газеты. Сыне и, что еще важнее, наследнике. Это замечательная новость, не правда ли?

– Зачем? – спросил Даррен.

– Зачем? – переспросил Уэмисс.

– Да, зачем? – Даррен крутил в руках серебряный крест на кожаном шнурке, свисавший с шеи на его костлявую грудь. – Зачем ему приезжать сюда?

Уэмисс широко улыбнулся:

– Конечно же, чтобы изучить все составляющие нашей работы! Ведь когда-нибудь придет, время и он возьмет все в свои руки! – произнес редактор с дрожью в голосе, и Кейт поняла, что Уэмисс очень положительно воспринял новость. – Из всех изданий в империи «Хардстоун холдинге», – восторженно добавил он, – Натаниэль выбрал именно… «Меркьюри».

– Кейт? – Мама барабанила кулаком по тонкой двери в спальню. – Что ты там делаешь, черт возьми? Уже почти восемь! Шевелись!

Кейт помчалась в ванную и встала под прохладный душ. Как обычно, всю горячую воду уже давно слили, но она знала, что жаловаться не имеет смысла. У отца была твердая позиция по этому поводу: «Милочка, а о чем ты думаешь, валяясь в постели?» Быстро одевшись, Кейт отправилась на кухню, где – что опять же было обычным делом для этого часа – из-за ревущего гриля и постоянно кипящего чайника стояла жара, как в кузнице.

Вздохнув, Кейт потянулась за тостом. К этому времени ее карьера и жизнь уже могли бы сложиться совсем по-другому. Она должна была сидеть, изящно выгнув спину, за стойкой на кухне собственной, элегантно обставленной квартиры на набережной Темзы и, положив ложечку от Мэтью Уильямсона в фарфоровую чашку от Джейд Джаггер, наслаждаться блеском полов светлого дерева и открывающимся через панорамные окна видом на дорогую ее сердцу реку, медленно несущую свои воды.

Но увы… Ее зарплаты никогда не хватало до конца месяца – с «пришествием» Хардстоуна ситуация только ухудшилась, – и именно поэтому она до сих пор жила с родителями и бабушкой в примыкающем к соседнему доме под названием «Витс-энд». [8]8
  Досл.: «Край дураков» (англ.).


[Закрыть]

Справедливости ради стоит заметить, что, когда ее семья купила дом, он уже носил это название. Кейт знала, что родители не обращали на него внимания и им было абсолютно все равно. В отличие от нее всех остальных членов семьи их адрес не смущал. Однажды, много лет назад, она предложила отцу заменить слова «Витс-энд» на номер, но он походя заметил – отчасти оправданно, это она готова была признать, – что «если у его дочери нет другого повода для волнений, то ей, черт возьми, очень повезло».

Насколько она знала, более нелепый адрес был только у Даррена. Его семейное «гнездо» звалось «Шахта Эрзан». Родители совместно владели домом, и к тому же название отражало их страсть к курению: стены и потолки в доме были светло-коричневого цвета, и внутри стоял отвратительный застарелый запах сигаретного дыма. Даррен говорил, что впервые увидел родителей, когда дорос до их коленей, – настолько плотными были вокруг них клубы дыма от «Суперкингз».

– Чай, дорогой? – Встряхнув заварку в большом коричневом чайнике, мать показала его отцу.

– Спасибо, дорогая! – Широко улыбаясь, отец протянул ей чашку.

Кейт никогда не слышала, чтобы родители повышали голос друг на друга.

– Ох, я только что убрала молоко в холодильник, – вспомнила мама.

Отец отправился за ним.

– Кто это купил? – спросил он, вынимая пакет с перекошенным от отвращения лицом.

Мать с беспокойством посмотрела на него:

– Наша Кейт. А что? Неужели оно просрочено?

– Даже хуже, – проворчал отец. – Обезжиренное. – Он хитро посмотрел на дочь. – Это черт знает что такое! Чтобы забелить чай, придется налить в него в два раза больше!

Кейт покраснела. Отец любил доставать ее за любое отклонение от обычного списка покупок. Однажды, решив немного разнообразить семейные десерты, она купила упаковку заварного крема с добавлением настоящей ванили. А в результате ей пришлось терпеть насмешки отца о «заварном креме с пеплом».

С тостом в руке Кейт направилась в гостиную, где, как обычно, сидела бабушка с вязаньем в руках. Она время от времени поглядывала в телевизор, который отец всегда держал включенным. В течение дня он никогда не садился у «голубого экрана» – предпочитал стоять, делая вид, что лишь ненадолго отвлекся от какого-то важного домашнего дела.

– Привет, бабуль.

– Привет, детка.

Бабушка сидела в кресле у окна. Это было специальное кресло для пожилых людей – с высоким сиденьем, чтобы было легче подниматься, в эластичном нейлоновом чехле, где на коричневом фоне кружились коричневые осенние листья. Оно служило ей еще в пансионе для пожилых людей, когда бабушка жила там вместе с дедом. А после его смерти она забрала кресло с собой к родителям Кейт. Вместе с креслом в доме появилась масса всяких безделушек: пепельница с берегов Южного моря, карусель с латунными ангелами, которая вращалась, когда под ней зажигали свечки, триумвират пластмассовых «мудрых обезьянок» и свадебная фотография бабушки и деда в рамке. Все это стояло на подоконнике рядом с ее креслом, а на стене висели пластмассовые часы с изображениями птиц на месте цифр. Днем и ночью они издавали различные «орнитологические» звуки – для каждого часа разные.

– Что это ты смотришь? – Кейт искоса взглянула на экран.

Взъерошенная блондинка с огромными зубами высаживала целый сад карликовых деревьев на гигантском каменном надгробии и укладывала вокруг настил. «Поставьте на месте упокоения дорогого вам человека современную ограду», – агитировала она с широкой улыбкой.

– О, детка, не знаю… Какую-то ерунду. Да я и не смотрю.

Бабушка быстро вязала, спицы в ее руках так и мелькали. Кейт ни разу не видела ее без вязанья, за исключением тех моментов, когда она ела, но даже тогда, прежде чем отправить в рот очередной кусок, бабушка умудрялась набрать несколько петель. «Никто не заставит работать ленивые руки», – иногда говорила она, громко стуча спицами. Старушка вязала везде: в постели, в очереди за пенсией и даже на автобусной остановке. «Она могла бы одеть всю Англию!» – снисходительно замечала мать, и Кейт хотелось, чтобы это было правдой. Хотя, наверное, единственный человек, кого не испугали бы связанные бабушкой вещи, – это Дэвид Бэкхем. Но даже для него это могло бы стать настоящим испытанием. Кейт с беспокойством посмотрела на нечто нейлоновое в ярко-желтую и огненно-оранжевую полосу, болтающееся у бабушки на спицах. Всю неделю Кейт не оставляла надежда, что это будет чехол илидля чайника, или для одежной вешалки, но уже готовая, цвета яичного желтка, часть изделия очень напоминала горловину. Господи, пожалуйста, только не очередная безрукавка! И уж тем более не пончо! Нижний ящик комода в комнате Кейт и так уже забит ими! Она не сомневалась, что скоро наступит день, когда бабуля – несмотря на то, что один глаз у нее стеклянный, а другим она видит все хуже – заметит, что внучка ни разу не надевала ее подарки.

– А это тебе пойдет… – Бабушка помахала спицами и посмотрела на Кейт здоровым глазом. – Будешь как картинка!

Вот только интересно какая. Оранжевый и желтый цвета вряд ли удачно оттенят ее иссиня-бледную кожу.

– Отличная расцветка для лета, – удовлетворенно добавила бабушка.

– Увидимся позже! – Кейт наклонилась, чтобы поцеловать старушку, и почувствовала запах мыла «Камэй», исходящий от ее кожи.

Проходя через холл, Кейт взглянула на себя в зеркало. Хорошо ли она выглядит? Прав ли был Даррен, когда говорил о ее волосах?

– Ты ведь вернешься к чаю? – В голосе матери слышалась надежда. Кейт знала – ее мать предпочла бы, чтобы она сейчас шла гулять с бойфрендом. Или – это устроило бы ее еще больше – с мужем и детьми, как большинство ее ровесниц. Но Кейт слишком часто видела в торговых центрах бывших одноклассниц, толкавших то вверх, то вниз огромные коляски с близнецами, и давно уже решила про себя, что этот путь не для нее. Должна же где-то быть лучшая жизнь…

– Да, – сказала она, глядя прямо в глаза матери, – я вернусь к чаю.

Та печально покачала головой:

– Как жаль, что у тебя ничего не получилось с этим милым парнем, Найджелом Херрингом! [9]9
  Herring – селедка (англ.).


[Закрыть]

Кейт почувствовала прилив раздражения. Несколько недель назад она наконец-то бросила «милого парня», и мама была очень недовольна. Кейт училась вместе с Найджелом в школе и снова встретилась с ним, когда делала для «Меркьюри» материал об адвокатской конторе его отца. У них завязались отношения, основанные, как ей поначалу казалось, на обоюдном стремлении уехать из Слэкмаклетуэйта.

– Такой милый мальчик! – вздохнула мама.

Она была в восторге от Найджела, в ее представлении он мог бы стать для дочери «замечательной парой». Другими словами, профессионалом с хорошими перспективами. Наследник отцовского бизнеса, успешно сдавший экзамены, имеющий диплом и служебный «пунто»… Принц Уильям – и тот не отвечал бы всем требованиям матери.

– И так мил со своей матерью. Замечательная дама эта миссис Херринг.

– В ней есть что-то от Хайацинт Буке, [10]10
  Героиня популярного английского сериала «Соблюдая приличия».


[Закрыть]– не согласился отец.

Ему нравились рассказы Кейт о том, что мать Найджела подавала ужин и завтрак на разной посуде и, уходя спать, обязательно выставляла в столовой сервиз к завтраку. Еще больше отца веселила ее безумная любовь к двум старым таксам, которые очень часто и громко портили воздух, а она оправдывала их, говоря: «У этих бедняжек такая грубая кожа».

Но причиной их разрыва стало совсем другое. И дело вовсе не в том, что Найджел Херринг не был сексуальным и всякий раз, когда он пытался поцеловать ее, они стукались зубами и волосы Кейт цеплялись за его очки. И не в той ночи, которую они вместе провели в машине на придорожной стоянке. Кейт тогда поразили его трусы – она даже не подозревала, что такие еще есть в продаже, не говоря уж о том, что их кто-то носит… Нет, смертельным ударом для нее стало то, что она узнала: амбиции Найджела не простираются дальше наследования компании «Херринг энд К°, адвокаты». А Кейт вовсе не собиралась связывать свое будущее с человеком, который был в курсе всех тайн жителей Слэкмаклетуэйта, какими бы они ни были.

– Маргарет, прошу тебя, перестань вспоминать Найджела Херринга! – Шаркая ногами, в кухню вошла бабушка. – Ты как заезженная пластинка!

Кейт с благодарностью посмотрела на старушку. В такие моменты она даже прощала бабушке то, что та убедила родителей назвать дочку Кэтлин, в честь ее любимой певицы. Отец, всегда готовый бороться с тем, что казалось ему претенциозным, долго дразнил дочь, когда та попросила звать ее Кейт. Но девушка держалась твердо, и теперь он, как и вся семья, вспоминал ее полное имя только в редкие минуты гнева.

– Яи не отрицаю, что он был неплохим мальчиком, – добавила бабушка, – только наша Кейт достойна лучшего.

– Лучшего? – Мама недоуменно подняла брови. – Но в нашем городе нет ничего лучше.

– А я и не говорю про наш город! – вспылила бабушка. – Если тебя интересует мое мнение, Кейт нужно уехать отсюда. Немного приключений – вот что ей нужно. Поверь мне, уж я-то знаю.

– Я и не подозревал, что у тебя была такая бурная жизнь, – заметил отец.

– Да, бывали моменты…

Кейт стало интересно, что она имеет в виду. Насколько она знала, в жизни бабушки не случалось ничего особенного. Возможно, эти «моменты» касались деда. У них, как и у родителей Кейт, был очень счастливый брак. И хотя вот уже пять лет как дедушки не стало, не проходило и дня, чтобы бабушка не брала в руки их черно-белую свадебную фотографию. Она гладила снимок, и на полном красном пальце поблескивало простое, потускневшее от времени обручальное кольцо, которое уже невозможно было снять. И Кейт очень хотелось, чтобы ее семейная жизнь с тем человеком, которого она в итоге выберет, была хотя бы наполовину такой счастливой.

– Как жаль, что ты не постаралась как следует! – сокрушалась мать, недовольно оглядывая Кейт с головы до ног. – У тебя такие восхитительные глаза и хорошая чистая кожа! Ты умеешь делать макияж, если, конечно, не ленишься…

Кейт считала свою внешность обычной и понимала, что этим утром она далеко не в лучшей форме. Честно говоря, до лучшей формы было как до Луны! Ногти обкусаны, волосы немыты, к тому же отросшие корни не покрашены.

Выбор одежды занял считанные секунды: черные брюки и черный джемпер-поло – шкаф Кейт был полон однообразных и одноцветных вещей. Что касается макияжа, она не нуждалась в подсказках Даррена относительно «естественности», потому что уже почти не видела смысла краситься. Для чего это нужно в Слэкмаклетуэйте? Ведь здесь нет ни единого человека, ради которого ей хотелось бы хорошо выглядеть!

– Не понимаю, почему ты все время носишь брюки, – добавила мать. – У тебя вполне нормальные ноги, но об этом никто не догадывается, потому что их не видно.

Кейт опустила глаза на свои длинные ноги, которые хоть как-то компенсировали отсутствие талии и слишком большую, по ее мнению, грудь. Она потянулась к подоконнику рядом с дверью, чтобы взять ключи от машины. Но мама еще недоговорила.

– А я надеялась, что ты хотя бы сегодня постараешься, – вздохнула она. – Ведь должен приехать сын вашего босса, не так ли? По-моему, ты упоминала об этом вчера вечером…

– Натаниэль Хардстоун? – Кейт скорчила гримасу. Она чуть не забыла об этом. Может быть, Уэмисса его приезд и взволновал, но для нее он ничего не значил.

– Послушай, Маргарет, – сказала бабушка, выходя из кухни, – оставь девочку в покое. Когда придет время, она найдет себе парня.

– Если только не упустит его, – мрачно промолвила мать.

– Кого – парня или время? – решил пошутить отец.

– Ха-ха! – угрюмо отреагировала Кейт.

– Хотя сын твоего босса может оказаться вполне ничего, – заметила бабушка. – Заранее не угадаешь.

Кейт сжала зубы: она уже все знала. Во-первых, Натаниэль – глупое имя. На ум сразу приходят пухленькие вздорные мальчики, красные бархатные «пажеские» костюмчики, стрижки «под горшок» и роман «Маленький лорд Фаунтлерой». Определенно с таким именем он не может быть красавцем, хотя на это и так нет никаких шансов. Ведь сын Хардстоуна обязательно должен быть, как и его отец, невысоким, напыщенным и ужасно неприятным человеком.

Кейт бежала под дождем к машине, радуясь, что у нее все же есть один необыкновенный секрет. О нем не знали ни мама, ни даже бабушка – в ее жизни все-таки был мужчина. И не какой-нибудь заурядный… Марк был сногсшибательно красив, невероятно сексуален, очень общителен… Как и она, он был уверен, что где-то за пределами Слэкмаклетуэйта кипит настоящая жизнь.

Это именно из-за Марка Кейт в последнее время опаздывала к завтраку. И из-за него рано уходила в спальню, а потом не спала полночи, взбудораженная его обаянием, красотой и безграничной изобретательностью в сексе. Единственным недостатком Марка было то, что в действительности его не существовало. Кейт придумала его, он был героем романа, который она писала по ночам в спальне, прячась под одеялом.