Текст книги "Две дороги"
Автор книги: Василий Ардаматский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Флориан пробыл в доме Заимова около часа. Все это время Заимов испытывал противоречивое чувство. Чем дольше он был с этим человеком, слушал его, наблюдал, тем острее испытывал неприязнь к нему. Это не было подозрением или недоверием, просто он был ему несимпатичен: какой-то он был неопределенный, непрерывно изменчивый, скользкий. Даже возраст его не определишь – сперва он показался Заимову совсем молодым парнем, а пригляделся, нет, ему можно дать все тридцать. Вблизи видно, что желтоватая кожа его лица не свежая, дряблая, в уголках глаз мелкие морщины. Но необычайная важность дела, с каким прибыл этот человек, обязывала Заимова подавить в себе антипатию к нему и немедленно действовать.
– Завтра в пятнадцать часов мы встретимся в кафе «Сердика», это недалеко от вашего отеля, – сказал Заимов.
– Такая ответственная встреча в кафе? – удивленно спросил Флориан.
– Не беспокойтесь, мы не будем сидеть вместе, а ровно в шестнадцать уйдем оттуда, – ответил он, но, куда они пойдут, не сказал. Эту осторожность он проявил чисто интуитивно.
Когда курьер ушел, Заимов по срочной цепочке связи сообщил о прибытии курьера советскому разведчику Савченко.
Одним из связных у Заимова был Евгений Чемширов. Этот красивый молодой человек пользовался у него большим доверием. И не только потому, что он был его племянником. Он считал, что Чемширов очень хорошо помогает ему, не сомневался в его храбрости и находчивости. Заимов не любил в нем жадность к деньгам, легкомысленность, но думал, что как раз эта опасная работа переплавит его характер. Но ему и в голову не могло прийти, что Евгений может его предать.
Работники болгарской охранки и гестаповцы знали Чемширова лучше, они давно убедились, что за деньги, за «красивую жизнь» Чемширов отдаст и совесть и душу. Но держали они его на крепком поводке страха – у него должна не проходить тревога, что его связь с охранкой и гестапо непрочна, и он должен стараться делать все, чтобы она не оборвалась. Так что видимая Заимову храбрость его связного объяснялась очень просто – ему нечего было бояться.
У советских разведчиков Чемширов вызывал серьезные сомнения, но никаких обоснованных подозрений не было и у них – настораживала все та же несерьезность его характера, какая-то беспечная легкость, с какой он действовал, и даже его бесстрашие. Сказать об этом Заимову они не решались, зная, что он полностью доверяет своему племяннику и доволен его работой. Это было их непростительной ошибкой. Они предпринимали некоторые меры предосторожности – когда через Чемширова проходила важная встреча, в последнюю минуту внезапно меняли порядок или место встречи, ставя его в такое положение, чтобы с этой минуты и до конца встречи он был под контролем и не мог совершить какой-нибудь ошибки. Предосторожность эта была не лишней, но она, увы, положения не спасала.
Вот и на этот раз Чемширов всего за несколько минут до его появления возле кафе «Сердика» получил от Савченко новый адрес встречи.
Без пяти четыре Заимов расплатился за обед и неторопливо направился к выходу. Флориан сидел возле двери и, когда Заимов проходил мимо него, тоже встал из-за стола.
Заимов задержался немного у гардероба и вышел из кафе вместе с Флорианом. Чемширов, увидев их, быстро перешел на другую сторону улицы и пошел к перекрестку. Заимов пошел за ним по своей стороне улицы, немного позади – Флориан.
Впереди, на углу перекрестка, Заимов увидел Савченко – он стоял у афишной тумбы и читал объявления.
Савченко наблюдал за улицей, но ничего подозрительного не видел. И не мог увидеть. По приказу гестапо охранка не вела наблюдений за встречей, им было вполне достаточно того, что они знали о ней. А если бы наблюдение было обнаружено и Заимов, заподозрив неладное, отменил встречу, это означало бы провал всей операции. Наконец, эта встреча была для них не самой важной, они предполагали, что на ней не будет Савченко, а главной целью операции было добыть прямые улики связи Заимова с советской разведкой. О том, что произойдет на сегодняшней встрече, они будут подробно знать и от Флориана, и от Чемширова, но так как ни тот, ни другой не ведали, что оба они в одной упряжке, гестапо, кроме всего прочего, сможет перепроверить точность донесения каждого из них.
Когда они пришли на конспиративную квартиру, уже наступили ранние мартовские сумерки. Чемширов задернул гардины на единственном окне и зажег свет. Тепло, такое доброе после холодной слякоти на улице, домашняя обстановка маленькой комнаты, мягкий свет лампы над столом, за который они сели, сразу создали ощущение домашнего покоя и даже безопасности.
– Ну, вот видите, ничто не помешало нам встретиться, – сказал Заимов, обращаясь к курьеру. – И мы очень рады помочь нашим чехословацким друзьям и боевым товарищам. Чтобы бороться с фашистами, надо прежде всего не бояться их. Верно?
– Безусловно... безусловно... – согласился Флориан, пригладив ладонью волнистые волосы. Он сцепил на столе пальцы беспокойных рук, его узкое лицо выражало почтительное внимание.
– Конечно, то, что мы делаем, сопряжено с опасностью, – спокойно, размышляя вслух, продолжал Заимов – Но что такое для нас опасность? Это люди, стоящие по ту сторону баррикад. Но они люди, и им присущи все человеческие качества. Они могут думать точно так же о нас. Это и есть трезвое ощущение борьбы. Да, как у вас обошлось с паспортом? – сказал он.
Флориан достал из кармана паспорт.
– Безотказная немецкая четкость. В дирекции полиции мне вернули паспорт без единого слова, – ответил он.
Заимов вместе с Чемшировым внимательно осмотрели паспорт. Он был порядком потрепан и выглядел натурально. Однако Заимов сразу заметил, что печать на фотографии поставлена неправильно.
Отдав паспорт Флориану, он сказал:
– Часть печати, которая на фотографии, не совпадает.
– Вы не представляете наших трудностей, – угрюмо ответил Флориан, рассматривая паспорт. – Ошибки неизбежны. Мы по сравнению с вами зеленые ученики.
– Ну что ж, всему надо учиться, – примирительно сказал Заимов. – А то, что вам трудно и что у вас нет опыта, я понял еще в прошлый раз, когда была Стефания. Кстати, как у нее прошел обратный путь?
– Раз я здесь, значит, все сошло хорошо, – ответил Флориан. – Только врачи опасаются, что нервное напряжение может сказаться на ребенке.
– Да, да, я когда увидел, что она в положении, готов был заплакать, – сказал Заимов.
– Но у нас другого выхода не было, – объяснил Флориан. Он смотрел на красивое, лениво равнодушное лицо Чемширова, казалось, что происходящее его мало интересовало и он был занят какими-то своими мыслями. Какими? А Чемширов думал в это время о нем, о том, что курьер наверняка крупная птица и немцы за него хорошо заплатят.
– Мне ваше лицо кажется очень знакомым, – обратился Флориан к Чемширову.
– Ничего удивительного, я привел вас сюда, – ответил Чемширов.
– Ну да, конечно, – согласился Флориан, – Очевидно, нервы мешают мне думать логически.
– Нервы надо держать в руках, – назидательно заметил Чемширов. Флориан услышал в его словах скрытый смысл и насторожился. А ему еще советовали не тратить на него ни времени, ни нервов.
– Ваш паспорт следует исправить, – сказал Заимов и спросил Чемширова: – Мы можем это сделать?
– Попробуем, – не сразу ответил тот.
– Мы слышали, что делается в Чехии, а что делаете вы в Словакии? – спросил Заимов.
– Я лично? – спросил Флориан.
– Ваша группа... ну и вы в том числе.
– Мне приказано рассказать это советским товарищам. Не обижайтесь, пожалуйста, но я послан к ним. Именно к ним. Мне приказано... – Флориан виновато улыбнулся: – Мы учимся и конспирации... тоже...
– Тогда, может, вы расскажете нам о положении в вашей стране... вообще? – сказал Заимов.
– Это с удовольствием, – ответил Флориан и, подумав немного, начал рассказывать. Положение в стране, как сотрудник гестапо, он знал хорошо и рассказал о нем конкретно, приводя много примеров из жизни. По его словам получалось, что в Словакии царит террор еще более свирепый, чем в Болгарии, что патриоты загнаны в глубокое подполье и фактически лишены возможности реально бороться с врагом.
– Но у нас рассказывают, что там храбро действуют партизаны, – сказал Заимов.
Флориан посмотрел на него.
– Оставьте иллюзии... Топор занесен над каждым, – печально и подавленно сказал он. – Лично мне несколько легче, потому что немецкий мой родной язык. Оттого меня и курьером сделали.
– Как? Вы немец? – удивленно спросил Чемширов.
– Судетский немец, – уточнил Флориан, – По шкале нацистов, мы немцы третьего сорта. Кстати, и Ганс Шварц, и Генрих Фомфер тоже судетские немцы. Для всех нас это значит только то, что мы стали первыми жертвами Гитлера. И первыми его противниками.
– Население Судет приветствовало Гитлера, – произнес Чемширов с усмешкой.
Провокатор внимательно посмотрел на него и спросил:
– Может, вы будете утверждать, что Гитлера приветствовали и болгары?
– Вот это было бы ложью, – ответил Чемширов.
– Этой ложью закамуфлированы все действия Германии, – сдержанно, с напряжением начал Флориан. – Откуда вы знаете, как в Судетах встретили Гитлера? Из кинохроники, которую состряпали жулики Геббельса. Из газет и цветных журналов! А все это ложь, ложь и еще раз ложь! А правда в том, что мы – судетские немцы – первые жертвы и первые противники Гитлера. – На смуглых щеках Флориана выступили темные пятна.
– Все-таки, Евгений, надо признать, что наш гость ближе к Судетам, чем мы с тобой, – мягко сказал Заимов.
– Значит, ваша группа фактически не словацкая, а немецкая? – не унимался Чемширов.
– Мы действуем в Словакии, – ответил Флориан. – Во Франции, как известно, вместе с французами против немцев борются и англичане, и поляки, и даже, я слышал, русские, и мне, признаться, в голову не приходило делить их по национальному признаку, для меня все они борцы за свободу Франции. Нас судьба забросила в Словакию, и мы боремся за ее свободу.
Чемширов выслушал отповедь Флориана с равнодушным лицом, но останавливаться не собирался – он решил, что курьер не кто иной, как немецкий коммунист, а он знал, с какой яростью охотится за ними гестапо.
– Я готов понять все, что вы говорите, – сказал он, не сводя пристальных черных глаз с курьера. – Но мне непонятна ваша нервозность, ведь то, что вы немец, конечно, никакого значения не имеет... в конечном счете.
– Еще раз повторяю: я судетский немец, – опять уточнил Флориан и спросил Заимова: – Может быть, мы будем говорить о деле?
– Самое время, – улыбнулся Заимов, не заметив, что десять минут назад Флориан отказался об этом говорить.
– Интересно, как вы обходитесь в Словакии без их языка? – вдруг спросил Чемширов.
– У нас в ходу интернациональный язык борьбы, а не мутной демагогии, – отрезал Флориан.
– Но у нас в Софии ваш родной язык будет вам весьма полезен, – поспешил вмешаться Заимов.
– Я уже убедился в этом, – улыбнулся Флориан. – Когда в отеле я говорю с портье по-немецки, он встает со стула. А он, между прочим, болгарин, – добавил он Чемширову.
– Болгары бывают всякие, – ответил Чемширов и спросил: – Ваш передатчик работает?
– Увы... – вздохнул Флориан, – Нас по-прежнему не слышат. Очевидно, нужен новый передатчик. Лампа, которую доставила от вас Шварц, оказалась не единственным его дефектом. Я должен об этом говорить с русскими. Могут они помочь?
– Я не знаю – ответил Заимов.
– А может быть, нам лучше работать с вами? Пользоваться вашим шифром? И через вас проложить радиомост Братислава – Москва? Вас Москва принимает?
– У нас связь уверенная, – подтвердил Заимов. – Но то, что вы предлагаете, очень сложно. Я, правда, в радиоделах специалист неважный. Надо посоветоваться с нашим радистом.
– С ним можно встретиться? – спросил Флориан. – Нужно посоветоваться с ним, может, о нашей идее стыдно говорить русским?
Заимов только сейчас заметил, что курьер, вначале категорически уклонившийся от разговора о делах, теперь вдруг заговорил. Он молча, вопросительно смотрел на Флориана.
– Дорогие друзья, вы должны мне простить все, – начал курьер проникновенно. – И нервы... и непоследовательность. Если бы вы только знали, в каком мы там положении. Мы накануне решения прекратить всякую борьбу. Ведь все, что мы делаем, имеет смысл только при наличии связи с Москвой. Рискуя жизнью, добыть бесценную для русских информацию и выбросить ее в мусор, Ганс Шварц однажды дошел до того, что хотел с такой информацией пешком пробиваться к русским через фронт.
– Это уже истерика, – заметил Чемширов.
– Конечно... конечно... – поспешно согласился Флориан.
– Нужно все честно рассказать русским товарищам, и они наверняка помогут, – сказал Заимов.
– Где я с ними встречусь? – спросил Флориан.
– Это мы сообщим вам позже, – ответил Заимов.
– О встрече с ними я извещу своевременно, и прошу вас ежедневно в полдень быть у себя в отеле, – вмешался Чемширов.
– Хорошо, – Флориан наклонил голову. Он хотел взять свой паспорт, лежавший на столе, но Заимов остановил его.
– Паспорт останется у нас, мы приведем его в порядок.
– А вдруг он мне понадобится? Облава? Мало ли что... – с тревогой сказал Флориан.
– Не надо без дела ходить по улицам, – посоветовал Чемширов.
– Завтра к вечеру паспорт будет готов, – сказал Заимов. – А теперь расстанемся.
Все встали.
– Первым выхожу я, – сказал Чемширов. – Вы сразу за мной – постойте за дверью не больше минуты и выходите на улицу, – продолжал Чемширов. – Я буду стоять на другой стороне. Пойдем к вашему отелю – каждый по своей стороне. Понятно?
Флориан протянул руку Заимову.
– До свидания.
Закрыв дверь, Заимов вынул носовой платок и вытер руку – страшно неприятно пожимать потную руку.
Погасив свет, он отодвинул гардину и посмотрел на улицу – там уже никого не было. Падал редкий невесомый снежок. И казалось, посветлело.
На другой день он рассказал об этой встрече советскому разведчику Савченко.
Красивый, темноглазый человек, очень похожий на болгарина, Яков Савченко, хмурясь, слушал его, часто останавливал и просил повторить. Заимов дословно повторил рассказ. Потом Савченко попросил описать, как вел себя курьер. Заимов видел, что Савченко встревожен, и старался говорить как можно точнее.
– Очень много странного, – сказал Савченко, выслушав, и надолго замолчал. – Затея с радиомостом через Софию просто подозрительна. Он так прямо и предложил – работать на вашем шифре?
– Именно так.
– Учитывая абсолютную нецелесообразность такой связи, это выглядит как прямая провокация с целью получить шифр! Вы думаете иначе?
– А может быть, это от неопытности? – предположил Заимов.
– Боюсь, Владимир Стоянович, это не так, – сказал Савченко с побледневшим лицом. Он спросил: – Зачем ему понадобилась встреча с вашим радистом? Зачем ему понадобилось еще сегодня знать, где он встретится со мной? Зачем? Дальше. Согласен – Чемширов бестактно полез к нему со своим национальным вопросом. Но с чего курьеру было разозлиться? Он же мог ответить, как и Чемширов, – судетские немцы бывают всякие, и делу конец. Нет во всем этом никакой логики.
– Но Чемширов тоже говорил с ним нетактично, – напомнил Заимов.
– Кстати, вы ему поручили поднимать этот национальный вопрос?
– Нет.
– Бог с ним, с Чемшировым. Значит, по рассказу курьера выходило, что в Словакии борьбы с нацистами нет?
– Да. И когда я сказал о словацких партизанах, он предложил мне оставить иллюзии.
– Опять странно. Не дальше как на днях в сводке Информбюро было сообщение об успешных боях партизан в горах Словакии. Нет, Владимир Стоянович, надо немедленно принимать меры. Я с ним все же встречусь дня через два в квартире на Тотлебена. Чемширов вызовет его в условное место и приведет туда.
– Но зачем вам рисковать? – спросил Заимов.
– Пока еще риск вызван только предположением, – напряженно думая, ответил Савченко. – Если он провокатор, им руководят не дураки и я им нужен не меньше как с радиостанцией в кармане, или с шифром, или, на худой конец, хотя бы с каким-нибудь документом. А я приду пустой. Но пообещаю ему. Кстати, и вас я прошу помнить об этом.
Они уже должны были проститься, как Савченко сказал жестко, в тоне приказа:
– Вам надо уничтожить все улики и дома. Не задавайте вопросов, сделайте это сегодня же, сразу, как вернетесь домой. Береженого бог бережет. – Савченко подошел к Заимову, смотрел на него своими черными живыми глазами, и впервые Заимов видел в них плохо скрытую тревогу.
Однажды вы оказали мне высокую честь, сказав, что мы с вами родные братья, – тяжело произнес Савченко. – Я никогда не позволял себе... Но сегодня... Дорогой братче, я чувствую опасность. Но отступать нельзя.
– Мы же солдаты, братче, зачем об этом говорить? – чуть улыбнулся Заимов. – На войне как на войне.
– И впереди у нас, может быть, решающий бой, – ответил Савченко.
Их рукопожатие несколько затянулось, как будто оба хотели сказать друг другу что-то еще, но так и не сказали.
Заимов неторопливо шел домой. День был нелегкий, и он чертовски устал. Противно ныла раненая нога, и он подумал: все-таки необходимо выкроить часок и показаться врачу, что-то последнее время стало хуже. И сейчас нельзя сразу лечь в постель – надо сделать то, что просил Савченко. Только бы Анна не встревожилась.
Думал ли Заимов в этот вечер о грозной опасности, нависшей над ним? Анна отвечает – нет, он был такой, как всегда: спокойный, нежный, немного ироничный, подтрунивал над ее страхами.
В тот вечер она ждала его, не ложилась спать. Последнее время всякий раз, когда он не возвращался до темноты, она не находила себе места, в безотчетной тревоге бродила по комнатам, придумывала себе работу и все поглядывала на часы: не остановились ли? Хорошо еще, что дома теперь были дети, из Варны приехал сын, но она боялась, как бы они не заметили ее тревоги.
Подходя к дому, Заимов замедлил шаг и внимательно посмотрел: нет ли шпика? Улица была пустынна, ни одно окно не светилось.
Шпик сидел у темного окна в соседнем доме и в эту минуту уже докладывал по телефону, что «объект» возвращается домой. Дежурный офицер охранки записал время: «23 часа 19 минут». И немедленно доложил об этом начальнику полиции Драголову, в кабинете у которого в это время находился гестаповец Козловский.
– Где же это он пропадал после своей конторы? – спросил Козловский.
– Я смог бы вам ответить, если бы вы не приказали нам снять наблюдение за его передвижением по городу, – ответил Драголов. – Если мы их завтра же не возьмем, они улизнут.
– Это будет сделано, когда я прикажу, – ответил гестаповец. – До завтра.
Заимов не успел протянуть руки к кнопке звонка, как дверь перед ним раскрылась – в темноте передней он увидел силуэт Анны.
– Здравствуй, милая.
Он прикрыл за собой дверь и положил руки на плечи жены, она прижалась щекой к его руке.
– Почему так поздно? – спросила Анна, когда они прошли в его комнату.
– Ты иди спать. Я еще немного поработаю.
Заимов сел за стол и открыл все ящики.
– Надо привести в порядок бумаги.
– Что-нибудь случилось?
– Для того, чтобы не случилось, – улыбнулся Заимов. – Иди, иди, я скоро.
Она не ушла, помогала ему жечь бумаги. Легли спать, когда уже приближалось утро.
Анна сделала вид, будто сразу уснула. И сам он тоже долго не мог заснуть. Вокруг глухая, тревожная тишина.
– Я боюсь этого курьера, – вдруг услышал он тихий голос Анны.
Ощущение тревоги никогда не покидало ее. Она не хотела бы давать волю этому чувству, но было невозможно всегда прятать его в себе. Она хочет одного – чтобы он был осторожнее. Только этого: «Будь, милый, осторожней... осторожней... Ты же у меня такой храбрый... что это опасно. Но... будь осторожней...»
Прошло много времени, прежде чем он ответил ей:
– Все очень сложно, милая.
Ему тоже несимпатичен этот курьер, особенно сейчас, после разговора с Савченко, но он не собирается праздновать труса – на войне бывает всякое, в том числе и предательство. Конечно, все это дьявольски сложно и даже опасно. Посмотрим... посмотрим...
– Мне страшно за тебя, Владя.
Она не хотела бы сознаться в этом вслух, но это вырвалось из ее измученного тревогой сердца, как бы помимо сознания. И это было больше, чем признание в любви.
В ответ он только коснулся ее мягких волос, это было ответом на ее признание. «Я люблю тебя, Анна».
Она взяла его руку и прижала к своему виску.
А вокруг глухая тишина – дома, города, вселенной.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Адрес конспиративной квартиры Флориан получил от Чемширова на улице за десять минут до встречи, и с этого момента они оба находились под наблюдением Савченко.
Флориану было сказано: дверь будет открыта, звонить не надо, если квартира окажется пустой, нужно терпеливо ждать.
Он пошел прямо по указанному адресу, «хвоста» не было.
Свет в передней не горел, и Флориан, прикрыв за собой дверь, остался стоять у двери. Постепенно его глаза привыкли к темноте.
Он был профессиональной ищейкой гестапо и мог, конечно, предположить, что ему устроена ловушка, но вряд ли испытывал страх.
В темную переднюю вонзилась узкая полоска света. Флориан сделал шаг в сторону, и в это время услышал голос Заимова, приглашавший его войти.
Он вошел в освещенную комнату и невольно зажмурился.
– Садитесь, пожалуйста, – Заимов указал на стул.
– Я уже подумал, что ошибся адресом, – сказал Флориан, садясь к столу и быстро оглядывая комнату.
Это была, очевидно, столовая. Посредине – большой стол, покрытый светлой скатертью. Над ним – уютный зеленый абажур. Напротив старинного буфета с посудой висела картина: две женщины ссыпают в корзину золотистые гроздья винограда.
В передней хлопнула дверь – Флориан вздрогнул и оглянулся.
– Все спокойно, – сказал входивший в комнату Чемширов и тоже сел к столу.
– А вы ничего подозрительного не заметили? – спросил Флориана Заимов.
– Абсолютно, – ответил тот и, мимолетно взглянув на Заимова, продолжал: – А у себя дома мы боимся и шаг сделать. Видимо, нам нужно учиться у вас уверенности.
– Наука не хитрая. Она называется разумная осторожность, – заметил Чемширов, глядя на курьера своими большими черными глазами.
– Я уже говорил: наши противники тоже люди, – сказал Заимов, опасаясь, что племянник опять сцепится с курьером. – И мы, как правило...
Услышав звонок в передней, он извинился и вышел в переднюю.
Это, как всегда точно, минута в минуту, пришел Савченко.
– Здесь? – тихо спросил он, снимая легкое пальто и шляпу.
– Да.
– Как держится?
– Как и вчера. Евгения я предупредил – он его больше не задирает. – Они вошли в столовую. Флориан встал.
– Сидите, сидите, здравствуйте, – кивнул Савченко и сел напротив. Его красивое лицо не выражало ничего, разве что усталость. Он лишь на мгновение остановил взгляд на курьере.
Тишина. Только часы на стене вели свой размеренный счет. Чемширов, приподняв в изломе густые брови, рассматривал свои холеные ногти. Заимов сидел прямо и из-под опущенных тяжелых век ожидающе смотрел на Флориана, который, наклонясь вперед, уставился на полотняную скатерть, покрывавшую стол, на узком лбу у него обозначились морщины, будто он напряженно обдумывал что-то.
Никто не начинал разговора. Так было условлено – беседу должен начать Флориан. Теперь Савченко откровенно рассматривал его. Лет ему тридцать, не меньше. Лицо приметное: узкий высокий лоб, иссеченный морщинами, резко прочерченное надбровье, сильный подбородок. А желтизна лица, пожалуй, нездоровая.
Молчание затягивалось.
– Я хотел бы услышать о целях, с которыми вы прибыли? – спросил Савченко.
– Я должен сказать об этом советским представителям, – подняв голову, тихо ответил Флориан. Он прекрасно знал, с кем говорит – в охранке он хорошо изучил фотографии всех работников советского посольства.
– Вот я и пришел, – сказал Савченко.
Они смотрели друг на друга, и Савченко видел, как у курьера подрагивали белесые ресницы, такие неестественные на его смуглом лице.
– Могу ли я узнать... с кем имею дело? – запнувшись, спросил Флориан, с опозданием понимая, что его настойчивость в данной ситуации излишняя, если не подозрительная.
– Давайте не терять зря времени, его у меня мало, – сказал Савченко.
– Цель, собственно, одна – связь... Мы не имеем связи с Москвой, – начал Флориан, тщательно подбирая слова.
– Что с вашим передатчиком? – перебил Савченко.
– Я смог бы вам ответить, если бы не был полным профаном в радиотехнике, – ответил Флориан.
– Но тогда как мы можем узнать, что от нас требуется? – жестко спросил Савченко.
– Очевидно, нам необходима новая рация. Или нужно установить связь с Москвой через вас, мы могли бы работать вашим шифром.
– Право же, странно, – не сразу заговорил, словно размышляя вслух, Савченко. – Вас посылают в такой рискованный рейс, с такой ответственной и сложной целью, а вы начинаете деловой разговор со слова «очевидно». – Савченко из-под густых нахмуренных бровей смотрел на Флориана скорей сочувственно, чем строго. – Говорите, что вы профан в радиотехнике, и поднимаете вопрос о сложнейшей ретрансляционной радиосвязи через Софию. Вы попробуйте стать на наше место – как нам отвечать на ваше «очевидно»? Новая рация... Легко произнести... Это же не коробка спичек.
Флориан отвел взгляд в сторону, у его висков вспухли желваки.
– Да... Мы все люди без опыта, – тихо произнес он. – И потому пришли к вам. Больше обратиться за помощью некуда.
– Это лирика, – отрывисто сказал Савченко и, подождав, спросил: – Кто у вас работает на радиосвязи?
– Генрих Фомфер.
– Почему же не он пришел?
– Идти к вам должен был совсем другой, более знающий человек, но он заболел. Тогда было решено послать меня.
– Но товарищ Фомфер мог хотя бы написать пару строк по чисто техническому вопросу, он разбирается в этом лучше вас и знает, что вы в этом деле профан, – быстро проговорил Савченко, не сводя пристального взгляда с Флориана.
– Понимаете... С той лампой, которую привезла от вас товарищ Шварц, наш передатчик работает, но, наверно, сигнал у него настолько слабый, что Москва нас не принимает, – с отчаянием в голосе ответил Флориан
– А до того, как вышла из строя лампа, Москва вас слышала?
– Во всяком случае, по радиограммам, которые мы получали из Москвы, можно было понять, что они нас принимали.
– Установленные подтверждения приема вы получали?
– Каждый раз, когда мы начинали работать, на нашу волну влезала немецкая радиостанция, которая мешала нам уверенно принять подтверждение.
– Так. – Савченко откинулся на спинку стула. – Оказывается, вы не такой уж профан, картина чуть прояснилась. – Он вздохнул. – Но вы понимаете, какую неразрешимую задачу перед нами ставите?
– Догадываюсь, – тихо ответил Флориан.
– И все же мы попытаемся эту задачу решить.
Савченко встал из-за стола и попросил Заимова выйти вместе с ним в соседнюю комнату.
– Извините, нам надо посоветоваться, – объяснил он Флориану.
В комнате, куда они вошли, горела только настольная лампа с глухим абажуром, круг света лежал на полированной поверхности стола, а вокруг был полумрак.
– Я уверен, что это подставное лицо, он провокатор, – отойдя подальше от дверей, сказал Савченко.
– У меня он тоже вызывает сомнения, – не сразу ответил Заимов. – Хотя полной уверенности нет.
– Но как же? Вспомните все, что он говорил, – взволнованно, торопливо заговорил Савченко. – Не могли товарищи послать в такую рискованную поездку человека, по существу, не знающего, зачем он едет. А с другой стороны, он же предлагает сложнейшую техническую идею радиосвязи через нас.
Заимов молча слушал, но когда Савченко сказал в заключение, что провокатора необходимо немедленно обезвредить, он резко поднял голову.
– Как обезвредить?
– В самом радикальном смысле, – громко ответил Савченко и шепотом добавил: – Змею надо ловить, не ожидая, пока она укусит.
Заимов прошелся по комнате и сел к столу, положив свои сильные руки в круг света.
– У меня нет уверенности, что он провокатор... я не могу в этом участвовать, – произнес он очень тихо.
– Всю ответственность за это я беру на себя. – Савченко подошел к Заимову и продолжал: – Поймите, Владимир Стоянович, или мы его обезвредим теперь же, или завтра же он поставит под удар нас. А может, еще и сегодня. И дело-то не в нас с вами, вы понимаете. А то, что он провокатор, – несомненно, несомненно.
– А если это впечатление от... его неопытности? – спросил Заимов, подняв на Савченко обеспокоенные глаза.
– Нет, Владимир Стоянович, нет! Для неопытного все, что он говорит, чересчур гладко. За всем виден определенный расчет. Предложить передать им наш шифр! Это разоблачает его окончательно, это не могло прийти в голову неопытным, это замысел гестапо! Поймите, Владимир Стоянович, промедление может стоить слишком дорого. И повторяю – дело не в нас с вами лично.
Заимов, подумав немного, решительно встал.
– Хорошо, – сказал он. – Но я должен поговорить с племянником. Пришлите его сюда.
Савченко вернулся в столовую. Когда Чемширов вышел, он сказал с усмешкой:
– Задали вы нам задачку, втроем не разберемся.
– Может быть, если так трудно и опасно... – начал Флориан, но Савченко перебил его:
– То не надо делать? Да?
Их взгляды встретились, и в их скрещении – горячий живой взгляд черных глаз Савченко и отрешенный взгляд Флориана – точно замкнулась цепь высокого напряжения. Но в следующее мгновение Савченко улыбнулся.
– А делать меж тем надо, и ни трудности, ни опасности остановить нас не должны. Вы же вот тоже через силу взяли на себя обязанность курьера и тоже ведь поручение не дай бог.
– Какое там, – вздохнул Флориан. – Так вышло, человек заболел, а у нас каждый на счету. Надо – пошел...
– Перетрусили, наверно, когда паспорт на границе отобрали? – спросил Савченко, пытаясь улыбкой ободрить собеседника.
– Если б у меня одного отобрали...
– Но у вас-то чужой был и вдобавок сделан плохо. Я бы, пожалуй, не рискнул потом явиться за ним в полицию.
– А что же было делать? – спросил Флориан.
– Идти на явку и просить новые документы. Это разумней. Разве товарищ Шварц не рассказывала, какой отличный паспорт ей тут сделали?
Флориан молчал, опустив глаза, он прекрасно понимал всю опасность этого разговора и не хотел залезать в него дальше.
– В полиции легко могли обнаружить, что ваш паспорт – плохая подделка, – продолжал Савченко.
– Ну что об этом говорить, раз все сошло хорошо, – повысив голос, сказал Флориан.
– Все же это урок, – улыбнулся Савченко.
– Конечно, урок, – согласился Флориан и тоже улыбнулся.
Некоторое время они сидели молча.
– Скажите мне честно, может, вы сомневаетесь в моей личности? – вдруг спросил Флориан.
– С чего вы это взяли? – удивился Савченко. – Да если б у меня была хоть тень сомнения, разве я находился бы сейчас здесь? Вас там в вашей Словакии, видимо, порядком запугали, вам черти в раю видятся. – Савченко пригладил свои черные волосы и сказал: – Мы ведем переговоры о том, как в самом срочном порядке добыть для вас рацию. Дело, как вы понимаете, не простое.
