Текст книги "Мемуары"

Автор книги: Варвара Головина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

_______________

* Говорили, что ему было поручено также возобновить переговоры относительно брака, но я знаю из верного источника, что, как только король стал совершеннолетним (а это исполнилось через несколько дней после смерти Императрицы Екатерины), он оставил всякую мысль об этом браке, находя, что он не согласуется с его долгом по отношению своей страны ввиду различия религий. Но Клингспор, как хитрый политик и слуга Герцога Зюдерманландского, стараясь во всем вредить своему племяннику, говорил во время своего пребывания при петербургском дворе о желании Шведского двора возобновить переговоры, так что Императрица. положительно рассчитывала, что брак состоится. В дальнейшем увидят, как отозвались на Великой Княгине Елизавете обманутые ожидания Государыни, когда Шведский король женился на принцессе Фредерике, ее сестре. Примеч. авт.

______________

Император очень любил представления всякого рода, и так как глубокий траур не разрешал ни балов, ни спектаклей, ни других удовольствий, кроме приемов, baise-mains, игр и ужинов, то двор часто посещал общежитие Института благородных девиц. Ставшее очень интересным местом по причинам, о которых я расскажу. Это учреждение было основано Императрицей Елизаветой, дочерью Петра I. Говорили, что она намеревалась окончить дни в этом монастыре. Императрица Екатерина сделала из него Институт благородных девиц и в первые годы своего царствования очень занималась им, но впоследствии стала меньше обращать на него внимания, и Император Павел при восшествии на престол отдал управление Институтом в руки Императрицы, своей супруги.

Там и произошло в первые дни царствования знаменитое примирение. Когда Императрица Мария была Великой Княгиней, в числе ее фрейлин была м-ль Нелидова. Это была особа небольшого роста и совершенно некрасивая: смуглый цвет лица, маленькие подслеповатые глаза, рот до ушей, длинная талия и короткие, кривые, как у таксы, ноги – все это в общем составляло фигуру малопривлекательную. Но она была очень остроумна, обладала талантами и, между прочим, хорошо играла на сцене. Великий Князь Павел часто смеялся над нею, но, увидя ее в роли Зины в La Folle par amour, увлекся ею. Это было еще в то время, когда он любил выезжать в свет и когда у него часто бывали любительские спектакли.

Но чтобы объяснить суть этой интриги, надо перейти к еще более раннему времени. В 1783 или в 1784 году Великий Князь Павел особенно полюбил камергера князя Николая Голицына¹⁴⁾, человека очень ловкого, который близко сошелся с м-ль Нелидовой и старался убедить Великого Князя, что пора ему стряхнуть гнет своей супруги, прибавляя, что он с болью видит, как она управляет им вместе со своей подругой г-жой Бенкендорф*. Он коварно преувеличил их маленькие интриги; Великий Князь поддался обману, и м-ль Нелидова стала предметом его предпочтения. Это чувство вскоре превратилось в страсть, причинившую очень сильное огорчение Великой Княгине Марии. Она очень явно выказала свою ревность, оказала сильное сопротивление во всем, что касалось м-ль Нелидовой, державшей себя не очень почтительно по отношению к ней.

Великая Княгиня решила пожаловаться Императрице, которая стала уговаривать своего сына, но напрасно, и пригрозила увольнением Нелидовой. Князь Голицын воспользовался этой угрозой, чтобы еще более вооружить Великого Князя против матери. Последний уехал в свой дворец в Гатчину и прожил там всю зиму, приезжая в город только на те празднества, где его присутствие было необходимо. Великая Княгиня своей жалобой достигла только удаления от себя лиц, больше всего ей преданных. Г-жа Бенкендорф была отослана, потому что Великий Князь справедливо предполагал, что жену научают подруги и что, оставшись одна, она скорее уступит его воле. Он не ошибся, и Великая Княгиня, лишенная поддержки, подчинилась самым оскорбительным унижениям.

Через несколько лет как-то произошла ссора между Великим Князем и Нелидовой. Вызвана она была ревностью. Великий Князь, казалось, занялся другой фрейлиной своей супруги, и Нелидова покинула двор и поселилась в общежитии Института, где она раньше воспитывалась.

_______________________

* Госпожа Бенкендорф приехала из Монбельяра вместе с Великой Княгиней Марией и была при ней с детства. Примеч. авт.

______________________

Таково было положение дел, когда Император вступил на престол. При первом же своем посещении общежития он примирился с Нелидовой и обошелся с ней так хорошо, что предложил Императрице считать Нелидову его лучшим другом и обращаться с ней так же. С этого момента, казалось, самая тесная дружба установилась между Императрицей и Нелидовой, получившей звание фрейлины «с портретом» – титул, которым пользовалась до сих пор только одна Протасова. Императрица вместе с Нелидовой проявляли свою власть; они вмешивались во все дела и награды и поддерживали друг друга.

Этот союз вызвал бы удивление, если бы не заметили вскоре, что он основан на личном интересе. Императрица без Нелидовой совершенно не могла рассчитывать на доверие своего супруга, что последующие события и доказали вполне. Но без Императрицы и Нелидова, очень самолюбивая, не могла играть той роли при дворе, какую она играла там, и нуждалась в милостивом отношении Государыни для защиты своей репутации.

Поездки в общежитие участились. Императрица была в восхищении развлекать двор в таком месте, где она командовала; Нелидовой нравилось доказывать публике, что Император был увлечен ею, и Император охотно ездил туда, потому что Нелидова оказывала предпочтение этому месту. Три заинтересованных лица находили поэтому эти вечера прелестными и часто проводили их почти целиком в разговорах. Но придворные, присутствовавшие там, потому что Император направлялся туда всегда с большой свитой, с Великими Князьями и Великими Княгинями, смертельно скучали. Иногда молодые воспитанницы исполняли концерты, иногда танцевали, но часто ничего не было, кроме закуски, а остальное время проходило без всякого занятия. Можно себе представить приблизительно, сколько тяжелого было для Великой Княгини Елизаветы в этом новом образе существования. Она более чем когда-либо подвергалась обращению и выходкам, которых до сих пор не могла предположить и в мысли. Я приведу только два примера. Зная, что главным преступлением в глазах Государя является опоздание, обе Великие Княгини, одетые так, что немедленно могли сесть в карету, дожидались у Великой Княгини Елизаветы, чтобы за ними прислали. Они поспешили отправиться к Государю, как только явился посланный. Когда вошел Государь, он грозно посмотрел на Великих Княгинь и сказал Государыне, показывая на них:

– Вот неподобающие манеры! Это обычаи прошлого царствования, но не мои. Снимите ваши шубы, сударыни, и не думайте никогда надевать их, как только в передней.

Это было сказано сухим и оскорбительным тоном, свойственным Императору, когда он был в дурном настроении.

Второй случай подобного рода был в Москве в самый день коронации. Все были в парадных платьях. Это был первый раз, когда появились придворные платья, заменившие русский костюм, бывший в употреблении в царствование Екатерины II. Великая Княгиня Елизавета, желая дополнить свой туалет, очень искусно прикрепила свежие розы к алмазному цветку, бывшему у нее на груди. Когда она вышла к Государыне, та осмотрела ее и, не говоря ни слова, вырвала розы из ее букета и бросила на пол.

– Это не подходит к парадному платью, – сказала она.

Это не подходит было обычными словами, когда что-нибудь не нравилось. Великая Княгиня остановилась в изумлении, более удивленная этими манерами, действительно не подходившими к коронованию и причастию,чем огорченная судьбой своего букета. Противоречие между постоянно спокойными манерами, достойными и величественными, прошлого царствования с мелочностью, взволнованностью и манерами, часто вульгарными, которые Великая Княгиня видела теперь, оскорбляло ее свыше всякой меры. Долг является справедливым законом, помогающим нам вести себя, это – узда, сдерживающая живость наших поступков и желаний, устанавливая порядок. Но долг, продиктованный и внушаемый высокомерным стремлением властвовать, неизбежно разрушает чувство. Душа Великой Княгини Елизаветы была слишком благородной, чтобы не возмущаться, а ее характер слишком справедливым, чтобы не чувствовать оскорбления. Ее существование превратилось в тяжелый долгий сон, который она боялась признать действительностью. Каждую минуту встречала она противоречие и чувствовала себя нравственно оскорбленной. От этого увеличилась ее гордость. Она старалась по возможности удалиться от порядка вещей, который ей не нравился. Она исполняла все обязанности, сопряженные с ее рангом, но в возмещение она создала себе внутренний мир, где воображение имело больше власти, чем рассудок. Туда скрывалась она, освобождаясь от скуки и противоречий, испытываемых ею в действительной жизни. Это гибельное средство имело для нее печальные и продолжительные последствия.

Но возвратимся к приготовлениям к коронации и некоторым событиям, предшествовавшим ей

После того как Императрица получила некоторую власть над своим супругом, подружившись с Нелидовой, оба брата князья Куракины были назначены: старший – вице-канцлером, младший – генерал-прокурором¹⁵⁾. Князь Безбородко остался первым членом Коллегии иностранных дел.

Несмотря на чувства Императора против графа Панина¹⁶⁾, он назначил его одним из первых членов Коллегии иностранных дел. Нелединский¹⁷⁾, двоюродный брат князя Куракина, тоже был приближен благодаря особому покровительству Императрицы, которой удалось таким образом окружить Императора своими людьми. Из людей, приближенных к Государю, им выбран был только Ростопчин, которого он сделал флигель-адъютантом и первым министром.

Февраль 1797 года был отмечен приездом польского короля. Одним из первых дел Императора по восшествии на престол было освобождение всех поляков, заключенных в Петербурге за защиту своего отечества. Несчастный Понятовский, живший почти пленником в Гродно, был приглашен Государем в Петербург и там великолепно им принят. Ему предложили сопровождать двор в Москву, чтобы присутствовать там на коронации.

Двор Государя отправился 1 марта 1797 года и на два дня остановился в Павловске; дворы Великих Князей поехали отдельно с промежутком двух дней. После пятидневного путешествия дворы один за другим прибыли в Москву и остановились в Петровском дворце. Этот дворец был построен Екатериной, чтобы служить временным помещением, потому что, по обычаям, государи делали каждый раз торжественный выезд, отправляясь в Москву²³⁾. Впоследствии в нем жил Бонапарт, и дворец был сожжен его спутниками*. .

________________________

* Это лучшее, что могло случиться, потому что он осквернил его своим присутствием. Примеч. авт.

________________________

Дворец был построен в то время, когда Государыня предпочитала готический стиль всем другим, но в общем Петровский дворец производит впечатление бесформенной массы. У него печальный вид, и он плохо расположен, примыкая одной стороной к лесу с плохими дорогами; из дворца видно большую дорогу, проходящую по довольно голой равнине. Хотя город находится в четверти часа езды, его совершенно не видно. Кроме Государя и Государыни, у всех были плохие помещения и оттого дурное настроение. Несмотря на это, необходимо было присутствовать на ежедневных приемах, так как московское общество приезжало на поклон к своему Государю.

Государыня получила извещение о смерти своей любимой подруги, г-жи Бенкендорф. Она оплакивала ее целые сутки и появилась на следующий день. Государь часто ездил в Москву, и, хотя эти поездки считались инкогнито, весь двор сопровождал его. Целью их было посещение больниц и других учреждений. Однажды вечером, когда возвращались ночью по дороге, ставшей невозможной от оттепели, карета, в которой сидели Государь, Государыня, оба Великих Князя и Великая Княгиня Елизавета, каждую минуту была готова опрокинуться. Государь забавлялся этим и спросил у Великого Князя Александра, боится ли Великая Княгиня Елизавета; Великий Князь, думая похвалить свою супругу, ответил, что нет, она не трусиха и не боится ничего.

– Вот именно этого я и не люблю, – сухо заметил Император.

Великий Князь спохватился и прибавил:

– Она боится только того, чего она должна бояться.

Но зло было уже сделано: Император был недоволен. Несмотря на великодушные стороны его души, у него была такая странность характера, что он готов был считать того врагом, в ком он не уверен был вызвать чувство страха. Из этого не следует, что в другие минуты он не показывал бы, что умеет ценить возвышенность чувств и энергию; и эту мелочность надо приписать недоверию, которое ему сумели внушить;

В Петровском дворце наладилась свадьба, которую довольно торжественно отпраздновали при дворе через несколько месяцев.

Граф Дитрихштейн, чрезвычайный посол венского двора, упоминавшийся мною раньше, был очень хорошо принят Государем и последовал за двором в Москву. Он жил не во дворце и каждый день приезжал обедать к Государю, а время до ужина проводил у графини Шуваловой, младшая дочь которой самым сильным образом влюбилась в него. Граф Дитрихштейн совсем не отвечал на эту страсть, но в дело вмешалась графиня де Шуазель и так хорошо повела интригу, что через шесть недель граф уезжал из Москвы вместе с графиней Шуваловой в качестве ее будущего зятя.

ГЛАВА ШЕСТАЯ 1797

В Вербную субботу, 27 марта, был торжественный въезд Государя в Москву. Шествие было огромно, и войска выстроены от Петровского дворца до дома Безбо-родко. Из Петербурга, как это принято, прибыли все гвардейские полки. Император и его сыновья ехали верхом. Государыня, Великая Княгиня Елизавета и одна из Великих Княжон были в большой карете, приготовленной для всех Великих Княгинь и Государыни, но участвовали только перечисленные лица, остальные были больны*.

__________________

* Великая Княгиня Анна поехала из Петербурга уже больная, но, так как Государь не любил этого, она старалась пересилить себя, пока у нее не сделалось воспаление легких. Ее перевезли из Петровского дворца в Москву, где ей сделали кровопускание. На другой день после Государь пришел к ней и сказал: «Теперь я вижу, что это серьезно, и мне очень досадно, что вы так больны; признаюсь, до сего времени я думал, что все это маленькие привычки (petitcs manieres), приобретенные во время прошлого царствования и которые я стараюсь искоренить. Неизвестно, что он хотел сказать этими маленькими привычками прошлого царствования, о которых он упоминал каждую минуту. Примеч. авт.

________________________________

Шествие остановилось в Кремле, и Императорская

Фамилия обошла соборы и поклонилась мощам. Оттуда оно двинулось дальше и к восьми часам вечера прибыло во дворец Безбородко, выйдя из Петровского около полудня. Дворец принадлежал князю Безбородко, первому министру; он отделал его для себя с особой роскошью и изысканностью, но предложил его Императору на время коронации, потому что дворцов, кроме Кремлевского, в Москве не было, и Императрица Екатерина также останавливалась в домах частных владельцев в последние свои посещения Москвы, Императорский дворец уже давно сгорел. Вскоре после коронации Государь купил дворец Безбородко*. Он находился на окраине города в одном из самых красивых кварталов. Около него был маленький сад, отделенный бассейном от дворцового сада, прекрасного места общественного гулянья. Дворец не был стеснен строениями, и из него открывался обширный вид, что делало пребывание в нем более приятным, чем в Петровском. Великий Князь Александр, его супруга и Великие Княжны остались там, а Великий Князь Константин вместе со своим двором остановился напротив, в здании, называемом Старым Сенатом.

Двор провел во дворце Безбородко всего не-: сколько дней и в страстную среду с большой пышностью переехал в Кремль, чтобы приготовиться к коронации.

___________________________

* Он почти целиком был разрушен во время пожара Москвы, когда этот город был занят врагом. Примеч. авт.

______________________________

Надо обладать талантом историка, чтобы вкратце рассказать все, что делает Кремль местом почита ния, и пером поэта, чтобы описать впечатление, производимое этим древним и прекрасным памятником старины, описать его соборы и возвышающийся над всею Москвою дворец, которому готический стиль с террасами, сводами и оградой придает вид чего-то воображаемого. Сам по себе дворец недостаточно велик, чтобы вместить всю Императорскую Фамилию: Великого Князя Александра с супругой поместили в архиерейском доме, а Великого Князя Константина – в Арсенал. Великая Княгиня Елизавета говорила мне, что она никогда не забудет впечатления, произведенного на нее видом Кремля в вечер ее приезда.

Выйдя от Императрицы, она отправилась к Великой Княгине Анне и ушла от нее, только когда стало темно. Она была печальна, пребывание в Москве не имело для нее никакой прелести, но зато тысячи неприятностей. Все окружавшее далеко не восхищало ее воображения, скорее душило его и сжимало ей сердце. Но в тот вечер, выходя от Великой Княгини Анны и садясь в карету, она бросила взгляд на древнюю красоту Кремля, усеянную ярким светом луны, чудно отражавшимся в золотых крышах, и она испытала мгновение невольного энтузиазма, воспоминание о котором никогда не изгладилось из ее памяти.

Обряд коронования свершился 5 апреля, в день Святой Пасхи, в Успенском соборе. Посредине церкви, напротив алтаря, было устроено возвышение, где стоял трон Императора, возвышение для Императрицы было рядом на некотором расстоянии. Направо были трибуны для Императорской Фамилии и напротив – другие. Кругом собора были устроены места для публики.

Император короновался сам, потом он короновал Императрицу, беря свою корону и дотрагиваясь ею до головы супруги, на которую минуту спустя была надета маленькая корона. После обедни, причастия, коронования и Те Deum (благодарственный молебен) Император приказал прочесть громким голосом у подножия возвышения, где стоял его трон, Акт о престолонаследии, составленный по его приказанию. Этим Актом он устанавливает порядок престолонаследия и исключает из него женщин, кроме случая отсутствия мужчин в прямой линии. Он предусматривает случай несовершеннолетия. Он определяет положение вдовствующих Императриц и Великих Княжон и условия, предоставляющие им полное право на это положение, ограничивая их в наследовании. Этот Акт был положен на алтарь в Успенском соборе, где его и читали.

Их Величества обедали на тронах в Большом зале дворца. Он находится в первом этаже дворца, сделан со сводами и столбами. Со стороны входа находится возвышение, где Их Величества присутствовали на обеде. Небольшие окна находятся на некотором расстоянии в трех других стенах, покрытых, как и пол, красным сукном, что придавало залу совсем странный вид и делало неприятным балы, которые там давались впоследствии. Маленькая комната примыкает к возвышению, и в ней подали обед Императорской Фамилии и Польскому королю, присутствовавшему на всех церемониях коронования в королевской мантии. После обеда Великие Княгини отправились до вечерни к Великим Княжнам, которых одних поместили во дворце. Но у них было такое плохое помещение, что Великая Княгиня Елизавета все послеобеденное время провела сидя на сундуке, хотя и в парадном придворном платье.

Во время коронации были значительные награды и производства. Император высказал Великому Князю Александру, что ему нравится его дружба с князьями Чарторижскими, и спросил у него, что он мог бы сделать для них, чтобы это им было приятно. Великий Князь, зная любовь отца к военной службе и желая оградить своих друзей на будущее время от немилости Императора и поставить их на хороший счет в его мнении, сказал об их желании вступить в военную службу. Император действительно очень хорошо принял эту просьбу и назначил обоих братьев адъютантами: старшего – к Великому Князю Александру, младшего – к Великому Князю Константину, и в то же время очень милостиво предоставил им отпуск на три месяца, чтобы съездить в Галицию повидаться с отцом. Отпуска в это время года были чрезвычайной милостью, потому что обыкновенно они разрешались только осенью.

Это назначение, в силу которого князь Адам Чар-торижский должен был по обязанности находиться при Великом Князе Александре, что как бы разрушало тесную дружбу князя с его Императорским Высочеством, не понравилось многим и было причиной впоследствии многих событий.

Князь Безбородко был награжден огромными богатствами. У Государя был камердинер, цирюльник Кутайсов³⁾, турок по происхождению, в детстве он был привезен в Россию. Государь был его крестным отцом. В это время он назначил его гардеробмейстером – должность, специально для него созданная. Быстрое повышение Кутайсова привлекло к нему внимание всех, в особенности когда он в конце того же года получил орден Св. Анны на шею. Двор был за обедней в понедельник и вторник Пасхи в различных соборах Кремля, а начиная со среды Их Величества каждое утро в течение двух недель проводили на троне, принимая поздравления. Императору все казалось, что приходило слишком мало народу. Императрица постоянно повторяла, что она слышала от Императрицы Екатерины будто во время коронации толпа, целовавшая руку, была так велика, что рука у нее распухла, и жаловалась, что у нее рука не распухает. Обер-церемониймейстер Валуев, чтобы доставить удовольствие .Их Величествам, заставлял появляться одних и тех же лиц под различными названиями. Если случалось, что какое-нибудь лицо занимало не одну должность, то Валуев заставлял появляться его в один и тот же день то как сенатора, то как депутата от дворянства, то как члена суда.

Вся Императорская Фамилия и двор присутствовали при принесении поздравлений. Государь и Государыня сидели на тронах; Императорская Фамилия с двором находилась направо, и различные корпорации и московские дамы, которых тоже заставляли приходить по несколько раз, подходили к трону, кланялись, поднимались по ступеням трона, целовали руки у Их Величеств и уходили с другой стороны. Потрясение, происшедшее от замены самого мягкого царствования режимом террора, произвело совершенно неожиданное действие, которое было бы необъяснимым, если бы не было известно, что крайности соприкасаются. В большинстве случаев, когда не дрожали от страха, то впадали в безумную веселость. Никогда так не смеялись, никогда так удачно не подхватывали смешные стороны, преувеличивая их; но часто также саркастический смех превращался в гримасу ужаса.

Надо сознаться, что никогда раньше высшая власть не давала столько поводов к смешному, чего народная наблюдательность никогда не оставляет безнаказанным, где бы она это смешное ни находила. Император вкладывал в представительство и приемы всю свою склонность к преувеличению*. Казалось иногда, что он был просто знатным человеком, которому позволили сыграть роль монарха, и торопился насладиться удовольствием, которое у него скоро отнимут. Небольшое количество спокойного достоинства, вкладываемое Императрицей в свою роль, ребяческая радость, которую ей доставляла эта роль и которую она не могла скрыть, – ничто не ускользало от внимания общества, и оно вознаграждало себя за состояние постоянного страха, в котором его держал характер Государя, шутками, иногда довольно острыми.

Этим занимались, главным образом, во время упоминанаемого мною выше принесения поздравлений, и, сказать по правде, в этом чувствовалась необходимость, чтобы выносить скуку и утомление от этой церемонии. Кавалеры двора из свиты Великих Княгинь, в особенности мой муж и князь Голицын²⁾, делали злые замечания и смеялись над тем, что происходило, и над отдельными лицами, и, благодаря тому, что мы находились вдали от Их Императорских Величеств, можно было внести некоторое разнообразие в монотонность этих приемов.

_________________

* Я не могу не привести здесь одно замечание, а именно: эта преувеличенная склонность к приемам Императора Павла оказала печальные последствия в царствование его сына. Император Александр был шокирован, как и все, отсутствием меры в этом отношении и запомнил все насмешки и жалобы, вызванные этим. При своем восшествии на престол он бросился в противоположную крайность и вызвал недовольство общества, уничтожая, насколько возможно, всякие приемы и поздравления. Примеч. авт:

_________________

Было много балов, ставших источником беспокойства для Государыни и м-ль Нелидовой. Среди большого числа московских дам, приезжавших ко двору, было много красивых особ и между ними княжны Щербатовы³⁾ и барышни Лопухины⁴⁾. Последние особенно привлекли внимание Императора. Он часто принимался говорить о них, и беспокойству Государыни и Нелидовой по этому поводу приписывают ускоренный отъезд двора из Москвы. Государь .жил попеременно то в Кремле, то во дворце Безбородко, и так как каждый переезд совершался торжественно, то Государь устраивал их как возможно чаще. Двор делал много поездок в окрестности Москвы и в Троицкий и Воскресенский монастыри. Последний называется также Новым Иерусалимом*. Ездили в Коломенское, место рождения Петра Великого, в Царицыно, где находится Императорский дворец, лежащий в чудной местности, и в Архангельское, имение, принадлежавшее тогда князю Голицыну. Государь совершал эти поездки всегда в большой шести– или восьмиместной карете, и дорогой его секретари чередовались, докладывая текущие дела, военные донесения и прошения разного рода, адресованные ему. Великая Княгиня Елизавета, всегда находившаяся во время поездок в его карете, говорила мне, что она часто бывала поражена раздражительностью Государя, когда что-нибудь ему не нравилось в

__________________________

* Монастырь расположен в прелестной местности, а еще более интересен оттого, что его церковь построена по образцу Иерусалимского храма и в нем представлены все места, где происходили Страсти Христовы. Примеч. авт.

______________________________

докладе, и холодной жестокостью, позволявшей ему делать предметом шутки просьбы, с которыми обращались к нему несчастные. Быть может, молодость и неопытность Великой Княгини Елизаветы вводили ее в обман относительно настоящих намерений Государя, но подобный род шуток приводил ее в возмущение.

Последние празднества коронации состояли: из итальянской оперы; дворянского бала, который Их Величества почтили своим присутствием; обеда у Польского короля; торжественной прогулки в дворцовом саду и прогулки 1 мая на общественном гулянье.

Я не присутствовала ни на одном из празднеств, дававшихся в это время в Петербурге. Я оставалась с Толстой. Мое сердце было облечено в вечный траур, и я избегала общественных увеселений. Но я была вынуждена отправиться на маскированный бал не по приглашению, а по приказу полиции. Тот, кто отказывался подчиниться ему, заносился на особый лист, и, таким образом, об этом доходило до сведения Государя. Я отправилась на этот печальный праздник, так же как и Толстая. Вначале было заиграли полонез, который я привыкла слышать в счастливые времена. Эта музыка произвела на меня ужасное впечатление, рыдания душили меня.

Шумная радость и празднества являются для пеЧа-ли чем-то вроде судорожной улыбки, устрашающей природу. Я бежала от света, казавшегося мне ужасным. Могила была у меня в сердце, и мои взоры, казалось, стремились к ней, ища в ней отдохновения. Мы вернулись с этого бала измученные и усталые, точно мы возвращались после тяжелого и опасного путешествия.

Во время коронации князь Репнин получил письмо от графа Михаила Румянцева⁵⁾, служившего тогда генерал-лейтенантом под начальством фельдмаршала Суворова. Граф Михаил Румянцев был светским человеком, очень ограниченным, самолюбивым и сплетником худшего сорта, вроде старой бабы. Фельдмаршал обращался с ним, как он того заслуживал. Граф обиделся и решил отомстить. Он написал князю Репнину, что фельдмаршал овладел умами, и дал ему понять, что подготовляется восстание. Князь Репнин почувствовал, насколько лживо это известие, но не мог удержаться от удовольствия распространить его с целью повредить фельдмаршалу, заслугам которого он завидовал. Он отнес письмо графа Румянцева Ростопчину. Последний указал ему, как опасно возбуждать порывистую горячность Императора. Эти доводы нисколько не подействовали на князя Репнина. Он сам отнес письмо его Величеству, и фельдмаршал Суворов был удален.

Несчастный характер Императора был причиною стольких несправедливостей, совершенных им, что их едва можно согласовать с понятием прекрасной души.

Я позволю себе на минуту прервать рассказ и приведу малоизвестный анекдот, доказывающий природную доброту и великодушие, заложенные в глубине души этого Государя. Граф Панин, сын графа Петра Панина, о котором я говорила выше, ни в чем не походил на своего отца. У него не было ни силы характера, ни умения себя держать, и он был способен только к интригам и возмущению. Император Павел, когда был еще Великим Князем, принимал в нем участие как в племяннике графа Никиты Панина, его воспитателя. Граф Панин воспользовался склонностью Великого Князя, удвоил усердие и старание и достиг того, что овладел его доверием. Заметив несогласие, царившее в отношениях между Государыней и ее сыном, он захотел нанести последний удар, чтобы потом осуществить свои честолюбивые и даже преступные проекты. Он возвратился в Гатчину после кратковременного пребывания в городе и попросил у Великого Князя особой аудиенции, чтобы сообщить ему дело первой важности.

Великий Князь назначил ему время, когда граф должен быль прийти к нему в кабинет. Граф вошел со скромным видом, очень ловко прикрыв скромностью, как маской, свое вероломство, и наконец сказал Великому Князю с притворным колебанием, что откроет ему самую ужасную для него вещь, чтр дело идет о заговоре, образованном против него Государыней, его матерью, и что она посягала на его жизнь.

Великий Князь спросил у него, знает ли он имена заговорщиков, и, услыхав утвердительный ответ, приказал написать их на листе. Граф Панин при помощи своей фантазии составил большой список. «Подпишите!» – прибавил Великий Князь. Панин подписал. Тогда Павел взял лист и сказал:

– Идите, предатель, и не показывайтесь никогда мне на глаза.

Он рассказал об этой ужасной клевете своей матери; Государыня была так же возмущена, как и он, а этот список остался у Великого Князя Павла в отдельном ящике, хранившемся у него всегда в спальне.

Возвратимся к придворным происшествиям после коронации. Третьего мая Государь уехал из Москвы вместе с сыновьями, отправляясь в объезд вновь приобретенных в силу раздела Польши губерний и оттуда прямо в Петербург. Государыня уехала из Москвы одновременно с Государем, вместе с Великими Княгинями, своими невестками, и со своей дочерью, Великой Княжной Александрой. Она объявила им, всем трем, что они не будут расставаться с ней ни днем, ни ночью. И действительно, как в дороге, так и по приезде в Павловск, она оставляла их ночевать в своей комнате. У Великих Княгинь Елизаветы и Анны даже не было другого отдельного помещения, кроме ее апартаментов.