Текст книги "Гранит не плавится"

Автор книги: Варткес Тевекелян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Пришёл ко мне и Пахомов с дымящимся котелком.

– Мясного бульона тебе принёс – лучше всякого лекарства силу даёт. Выпей, сразу поправишься. И как это тебя угораздило? – Пахомов кормил меня с ложки, как маленького, а Шурочка стояла рядом и посмеивалась:

– Гляди-ка, как все балуют его, аж завидки берут! Хоть бы меня кто-нибудь так пожалел…

– Тут особая статья, – строго ответил Пахомов.

Ночью Шурочка, не раздеваясь, легла рядом со мной, прижала мою голову к груди.

– Спи, миленький, спи. У тебя сильный жар, даже губы потрескались. Рассказать тебе сказку?

– Расскажи…

– В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царевич, молодой, красивый… Словом, вроде тебя…

За занавеской кто-то прохрипел:

– Пить…

Шурочка нагнулась, крепко поцеловала меня в губы и убежала…

Через три дня я вернулся в свою часть и узнал, что и в тот раз наша атака захлебнулась. Бойцам под сильным кинжальным огнём пулемётов белых пришлось откатиться назад.

Командир полка и комиссар требовали точных данных о противнике. Каждую ночь разведчики отправлялись за «языком» и каждый раз возвращались ни с чем. В конце концов они всё-таки приволокли какого-то высокого, тощего солдата.

В землянке, при свете «летучей мыши», Кузьменко допрашивал его, а я вёл запись.

– Из какой части? – грозно спросил командир роты.

– Пехота мы. – Солдат переступал с ноги на ногу и часто-часто моргал. На нём была новенькая английская шинель, но вид он имел жалкий.

– Ты дурака не валяй, всё равно заговоришь. Отвечай по существу! – Кузьменко стукнул кулаком по столу. – Из какой части, кто командир, сколько у вас пушек, пулемётов, где стоит кавалерия, сколько сабель, откуда и когда прибыли?

– Известно откуда – из деревни Большие Выселки!.. Мобилизовали, дён десять в казарме продержали…

– Не об этом я, дурья башка! Про вашу часть спрашиваю, про войска белых, понимаешь? Отвечай по порядку, а то расстрелять велю!

Солдат затрясся.

– За что, господин-товарищ? Разве мы по доброй воле…

– Тьфу, чёрт!.. Дурак или притворяется. Ваня, попробуй ты, – обратился Кузьменко ко мне. – Может, вытянешь из этого сукина сына хоть одно толковое слово.

– Ты не бойся, – начал я мягко. – Мы зла тебе не хотим. Скажи, кто ваш командир?

– Известно кто, офицер…

– Какого звания, как его фамилия?

– Кто его знает. – И опять: – Вы не думайте, господа-товарищи, мы не по доброй воле… Вот святой крест. – Солдат перекрестился.

Зазвонил полевой телефон. По ответам Кузьменко я понял, что говорит комиссар.

– …Какой-то он недоделанный! Целый час бьюсь – слова не могу вытянуть… Есть отправить к вам в штаб!..

Кузьменко вздохнул и, позвав связного, приказал доставить пленного солдата в штаб полка к комиссару.

Через час и мне было приказано явиться туда.

Боевое задание

Штаб полка – ветхий домик за оврагом. Ночь была тёмная, я не без труда нашёл штаб и доложился дежурному.

Через несколько минут меня позвали к комиссару. Я одёрнул гимнастёрку, поправил ремень и, войдя в комнату, чётко отрапортовал:

– По вашему приказанию красноармеец Силин прибыл!

– Здравствуйте, красноармеец Силин! – Комиссар улыбался. – Садись, Ваня. – Он показал на свободную табуретку.

В комнате с земляным полом и низким потолком за столом, на котором лежала карта, сидели Власов, командир полка и пожилой плотный военный с седеющими висками. Его я раньше не встречал.

– Командир полка и товарищ Овсянников хотели кое-что узнать о тебе. Расскажи коротко, – сказал комиссар.

Я начал рассказывать о своей семье, о себе. Командир полка неожиданно перебил меня, спросил по-французски:

– Говорят, ты и музыке учился?

– Да, с четырёх лет… Мама занималась со мной.

– Отлично! А теперь поговорим о другом, – сказал он опять по-французски и кивнул комиссару.

Будь здесь моя мама, она, наверное, поправила бы его произношение, но мне было не до этого.

– Мы вызвали тебя для серьёзного разговора, – обратился ко мне Власов. – Внимательно выслушай товарища Овсянникова, но д ответом не торопись, сперва хорошенько подумай. Дело, которое мы собираемся поручить тебе, сложное, я бы сказал даже – рискованное. Ты имеешь право отказаться.

Тот, которого называли Овсянниковым, подсел ко мне ближе.

– Вот в чём дело, – сказал он. – О противнике мы почти ничего не знаем. Воевать же вслепую – значит зря губить людей и провалить дело. Ты сам знаешь: наши части трижды пытались лобовой атакой смять врага, но безуспешно. А время не ждёт, зима на носу. Нам во что бы то ни стало нужны точные сведения о противнике. Вот мы и решили забросить тебя в тыл к белым. Походишь, посмотришь, что и как. Вернёшься – доложишь… Как думаешь, справишься?

У меня мурашки пошли по телу: одному в тыл к белым!.. Я готов был целую ночь сидеть в секрете, ходить с бойцами в атаку, охотиться за «языком», но-только не в тыл, да ещё одному! Заметив мою нерешительность, комиссар сказал:

– Видишь ли, Иван, мы тут долго советовались, прежде чем послали за тобой. Решили, что ты больше всего подходишь для выполнения такого задания. Образованный, знаешь французский язык, музыку. В случае чего вполне сойдёшь за мальчика из богатой семьи. Можешь придумать историю, будто отец твой был офицером, ушёл на войну, пропал без вести. Мать умерла с горя, и ты остался один. Пришли большевики, дом реквизировали, тебя выгнали на улицу… Такая история белым понравится, они поверят тебе. В рассказ, будто невзначай, вставь несколько французских фраз. Ты будто знаешь, что в Тифлисе живёт дядя, мамин брат, вот и пробираешься к нему… Разумеется, мы не стали бы рисковать, если б не крайняя нужда. Речь идёт о жизни сотен и тысяч твоих товарищей, об успехе нашего дела.

– Раз нужно, сделаю всё, что прикажете, – собравшись с силами, проговорил я.

– Не приказываем, а просим, – поправил комиссар. – А теперь иди, отдохни. Утром поговорим обо всём более подробно.

Спать я устроился в соседнем доме на полу. Спал тревожно, часто просыпался, всё думал о предстоящем деле. Справлюсь? Не попадусь? Мне вспомнилось злобное лицо капитана из ростовской контрразведки. Попадёшь в руки к такому – жизни рад не будешь, он из тебя все жилы вытянет!.. Запросто может расстрелять. А вдруг не сумеешь выбраться обратно, застрянешь у белых? Об этом и думать не хотелось…

Встал на зорьке, распахнул окно. С гор дул свежий ветер. На листьях блестела ночная роса. Перекликались птицы. Но сегодня всё это не радовало меня… Умылся в речушке ледяной водой, привёл себя в порядок и, присев у подоконника, написал маме письмо, в котором изобразил своё чуть ли не райское житьё – пусть не тревожится! Живу я, мол, хорошо, здоров, кормят прекрасно, все товарищи замечательные люди и опасностей никаких…

Вестовой принёс хлеб, полный котелок каши. Я поел и пошёл к товарищу Овсянникову.

– Я приготовил тебе отличный костюм1 – сказал он, улыбаясь, и показал на кучу тряпья, валявшегося в углу. – Сперва поговорим, потом переоденешься. Посмотрим, как ты будешь выглядеть в этом одеянии.

Он усадил меня рядом с собой и начал подробно излагать свой план:

– Разведчики перебросят тебя километров на пять за линию фронта и укажут, куда идти. Будешь выдавать себя за беспризорника. С собой никаких документов, бумаги, карандашей не брать. Вертись около походных кухонь, – голоден, мол, дайте поесть… Общайся с рядовыми – солдат везде солдат, народ сердобольный, пожалеют бездомного Паренька, поделятся пайком. Офицерам и фельдфебелям на глаза не попадайся. Главное – как можно ближе подойти к передовым. Всё, что увидишь, держи в памяти, ничего не пропускай, даже мелочи. Запомни, например, какие номера на погонах у солдат. На сколько рядов тянутся окопы. Имеются ли другие укрепления. Где расположены пулемёты… Особое внимание обрати на артиллерию: где она установлена, какого калибра, сколько стволов. Где стоит кавалерия и сколько. Подозрительных вопросов никому не задавай, только наблюдай!.. Как я уже говорил, ничего не записывай, тем более не рисуй. Разведчики придут за тобой в ночь на вторые сутки и будут ждать в заранее условленном месте. В случае, если не сумеешь вернуться к этому сроку, они придут на следующую ночь. Обстоятельства могут сложиться и так, что тебе придётся выбираться самостоятельно. Если попадёшь в расположение других наших частей, попроси отвести к начальнику особого отдела. Ему, и никому другому, назовёшь условный номер: «Двадцать шесть». Он всё поймёт и поможет тебе добраться до нас. Ещё раз повторяю: кроме начальника особого отдела, никому ни слова!.. Если тебя задержат белые, держись так, словно чёрт тебе не брат, – никакого страха не показывай. Хорошенько запомни историю, которую рассказал тебе комиссар. Добавь к ней ещё кое-какие подробности: родился где-то на севере, где именно – не помнишь, отца перевели в город Ростов-на-Дону, в каких частях он служил – не знаешь… Ты в Ростове в каких-нибудь богатых домах бывал? – вдруг спросил Овсянников.

– Бывал…

– Тем лучше! Назовёшь улицу, расскажешь, что было по соседству. Смотри, чтобы всё было точно! Среди белых может оказаться кто-нибудь из Ростова, он и поймает тебя на пустяке. Сам говори поменьше, – только на вопросы отвечай… Ну-ка, скажи, как звали твоего отца-подполковника?

– Евгений Константинович Ключинский, – назвал я первое, что пришло мне в голову.

– Стало быть, отныне ты Иван Евгеньевич, запомни!.. А мать?

– Маргарита Петровна.

– Сойдёт! Если, паче чаяния, засадят под замок, не рыпайся. Попытаться улизнуть можно только в том случае, если есть полная гарантия успеха. Не то терпи, жди, пока сами не выпустят. Всё понял?

– Вроде всё…

– А теперь примеряй новый костюм!

Костюмом он назвал грязные лохмотья, валявшиеся в углу, – в таких бродили тогда по всей стране беспризорники. Я с отвращением надел давно не стиранную, чёрную от грязи рубаху, натянул брюки из мешковины, рваный, без подкладки пиджак. На одну ногу надел старый, без шнурков ботинок, на другую – тапочку, она оказалась большой, пришлось привязать шпагатом. Нахлобучил на голову засаленную, потерявшую форму кепку и в таком виде повернулся к Овсянникову.

– Отлично! – сказал он. – Вот только у беспризорников не может быть таким чистым лицо. Придётся тебе что-нибудь предпринять… Деревянными ложками стучать умеешь?

– Нет, не приходилось…

– Жаль! Ну, а песни какие блатные знаешь?

– Знаю…

– Спой!

Я запел хриплым, жалобным голосом:

 
…И никто не узнаить, где могилка моя!..
 

– Здорово! Молодец! – похвалил меня Овсянников. – Хватит, отдохни теперь. После обеда мы ещё побеседуем. И вот что: из этого дома никуда не выходи. Не надо, чтобы тебя видели в этом костюме, а переодеваться не имеет смысла: времени у нас в обрез. Ночью в путь-дорогу, а тебе нужно хоть немножко освоиться со своей ролью…

Остаток дня прошёл в бесконечных репетициях. Овсянников, изображая контрразведчика, допрашивал меня по всем правилам и со всей строгостью. Он угрожал, уговаривал, пытался ловить на противоречиях. Убедившись, что сбить меня трудно, протянул мне лист бумаги, карандаш и велел нарисовать по памяти всё, что я видел по дороге от окопов до штаба.

– Так, так… А где кусты? Разве ты не видел их вот здесь?

– Зачем кусты-то рисовать?

– Вот тебе и раз!.. На войне, брат, кусты тоже стреляют. Ничего не пропускай: кусты, овраги, ямы, всё запоминай!

В полночь за мной пришли разведчики. Их было трое, все молодые, отчаянные на вид ребята.

Провожать нас вышли комиссар и Овсянников. Они говорили мне какие-то напутственные слова, но я плохо слушал: мысли мои были поглощены предстоящим.

Вот и последние окопы. Часовые пропустили нас беспрепятственно, и мы тихонько поползли по «ничьей» земле. Впереди – старший группы, парень с длинным чубом, торчащим из-под кубанки. За спиной у него был короткий кавалерийский карабин, за поясом бомбы-лимонки и охотничий нож. За ним полз я, а позади, с интервалами в двадцать шагов, как бы прикрывая нас, ещё двое. Кругом темень, тишина…

Мы благополучно миновали секреты белых и вошли в глубокий овраг. Здесь старший остановился и некоторое время прислушивался. Ни единого шороха, словно всё вымерло вокруг. Он подал знак следовать за ним и взял вправо. Начался подъём. Грунт каменистый, ползти было трудно – больно рукам и коленям. Вдруг послышались отчётливые звуки шагов. Мы прижались к земле, замерли. В нескольких метрах от нас показался солдат с винтовкой. Он немного постоял, прислушиваясь, и, не заметив ничего подозрительного, пошёл по направлению к передовой линии. Я облегчённо вздохнул. Первая опасность миновала…

Разведчик в кубанке повёл нас в горы, остановился под скалой, лёг рядом со мной и зашептал:

– Это место называется Верблюжья гора, запомни. Мы будем ждать тебя здесь послезавтра ночью, в три часа. Если что нам помешает и ты нас не найдёшь, иди к оврагу, где останавливались в первый раз. Видишь эту тропинку? Она приведёт тебя прямо туда. Сигнал – трижды крик совы. Знаешь, как совы-то кричат? А теперь – шагай. Через полверсты, за скалой, увидишь деревню. Туда не заходи – собак не пугай. Возьми влево. Ночь проведи где-нибудь в стоге сена, их здесь много. Утром сам сообразишь, куда идти.

Он пожал мне руку и исчез в темноте.

Последняя нить, связывающая меня с нашими, оборвалась. Я остался один во вражеском стане.

Обойдя стороною деревню, я увидел высокий стог сена. Он как утёс чернел в темноте. Только я собрался было залечь в нём, как вдруг почувствовал запах дыма. В лощине, не видный с поля, горел костёр. Вокруг сидело несколько беспризорников. Удачная встреча!.. Подошёл.

– Здорово, братва!

Никто не ответил.

Курносый, рябой парень, приподняв голову, внимательно оглядел меня и спросил:

– Ты откуда взялся?

– На пуховых перинах спал – жарко стало, решил выйти на холодок!

Беспризорники захихикали.

– Садись, коли пришёл, – предложил рябой. Двое посторонились, освобождая мне место у костра.

– Чем промышляешь? – снова спросил рябой.

– Гуляю в своё удовольствие! Проедаю денежки, которые батька оставил на моё имя в банке! – Я отвечал наугад, но, кажется, сошло.

– Ну, чего пристал, Бугай? Видишь, свой парень! – сказал мой сосед, пацан лет четырнадцати.

– А ты помалкивай!.. Все свои, – заворчал Бугай. – Ну ладно!.. Коли хочешь войти в компанию, знай наши порядки: подчиняться атаману, мне то есть, – раз. Из жратвы или барахла что добудешь – всё в общий котёл, – два. Попадёшься – своих не выдавать, с лягавыми не связываться, – иначе пеняй на себя. Понял?

– Понял!..

– То-то!.. Один работал или дружки были?

– Один.

– По какой части?

– Выпрашивал…

– Тю! Самое поганое дело! – Бугай с презрением сплюнул. – Ничего, коли не дурак, мы тебя научим!

На этом допрос закончился.

Щупленький чумазый паренёк продолжал прерванный моим появлением рассказ о своих приключениях:

– В другой раз дело в Новочеркасске было… Вижу, идёт разодетая барынька с серебряным радикулем в руке. «Барыня, говорю, не пожалейте ребёнку десяти рублей». Говорю деликатно, хотя сам второй день не жрамши – в брюхе черти на барабане играют. «Что ты с ума сошёл? Что ты?» – закудахтала барынька. «Дай, говорю, иначе в рожу плюну, у меня сифилис». Она роется, ищет мелочь, а я цап, и готово – вырвал радикуль и ходу!..

– Много было монет? – поинтересовался Бугай.

– Не, рублей семнадцать. И ещё разное барахло: коробочка с пудрой, платок сопливый, пузырёк с духами. Думал, за сумку дадут прилично, а она оказалась поддельная!..

– С разодетыми всегда так: форсу много, а денег ни шиша, – с видом знатока заявил Бугай. – Я у одного буйвола увидел золотую цепочку на животе. Целый час вертелся около, – наловчился, вытащил. Часов нет, а за цепь полтинник дали: медная, сволочь.

– Вот с офицерами дело швах – бьют больно, – вставил другой.

– Офицеры гады, – подтвердил мой сосед.

– Ничего! Скоро Будённый даст им жару, – сказал Бугай.

Незаметно наступил рассвет. Облака, низко нависшие над головой, начали сереть. Послышались голоса птиц, застрекотали кузнечики. Кое-кто из беспризорников растянулся тут же, возле костра, и задремал.

Я страшно устал, хотелось спать. Но заснуть боялся – мало ли что может случиться? Превозмогая сон, думал: как быть дальше?

До сих пор всё шло на редкость гладко. Я только боялся, не помешает ли моя встреча с беспризорниками выполнению задания? Я ведь проник сюда не для того, чтобы научиться, как вырывать «радикули» из рук барынек!..

Не зря мама говорила, что я «везучий». И на этот раз мне повезло. Мой сосед, потягиваясь, сладко зевнул.

– Жрать охота, – сказал он.

– Не мешало бы, – ответил я.

– Хочешь, попытаем фортуну у солдат?

– Дают?

– Когда как… Бывает, дадут, а то и по шее получишь.

– Пошли! – Более подходящего случая не мог предвидеть даже Овсянников.

– Бугай, мы с новичком прогуляемся до солдат, жратву пошукаем, – обратился мой сосед к атаману.

– Валяйте, – сонным голосом откликнулся тот.

Пошли по вспаханному полю. Уже совсем рассвело.

– Как тебя зовут? – спросил мой спутник, когда мы отошли на порядочное расстояние от костра.

– Иваном.

– А меня Миша… Только все меня Телёнком называют.

– Почему же тебе дали такое прозвище?

– За ласковость мою. У меня характер такой: лаской я беру. У одной старухи за будь здоров целый месяц прожил. Не жизнь, а лафа была. Ешь, пей – не хочу. Яичница в масле плавает, в борще жиру с палец толщиной, каша, парное молоко, хлеб пшеничный. Спал на мягких перинах. Потом тягу дал, – от сытой жизни такая тоска взяла, что хоть удавись. Старухе записку оставил: мол, так и так, благодарим за угощение. Можете не сомневаться, я у вас ничего не стащил и своим дружкам не велю вас и пальцем трогать…

– Разве дружки послушаются?

– Ещё как! Ты что, законов наших не знаешь? Братва решит – значит, амба. За нарушение смертным боем забьют.

– У меня был дружок, его Костей звали, – сказал я, чтобы переменить тему разговора.

– Куда ж он делся?

– Не знаю, кажется, к красным подался…

– Я и сам махнул бы к ним! Боюсь, не возьмут. Годы мои малые, да и ростом не вышел. – Телёнок вздохнул.

Вышли к лощине. Там расположилась войсковая часть. Кони, палатки, походные кухни, тачанки. По красным лампасам на шароварах и по высоким шапкам я догадался, что это казаки. А сколько их – полк, бригада, – не мог определить. Думал, подойдём поближе, я на глазок посчитаю лошадей, но Телёнок потянул меня в сторону.

– Ну их, казаков! Они злые как собаки – ничего не дадут, да ещё нагайками огреть могут, – сказал он.

– И что это казаки сюда сунулись, фронт-то далеко? – спросил я, надеясь выведать что-нибудь полезное.

– От красных прячутся!

– А много их?

– Целый полк! Вот там, – Телёнок показал рукой на юг, – в трёх верстах, ещё одна кавалерийская часть стоит… Вань, ты броневики видел?

– Нет!..

– Хочешь, покажу?

– Далеко?

– Совсем рядом! – Телёнок зашагал по высохшему руслу речки.

Показалась зелёная полянка, обнесённая изгородью из прутьев. У прохода стоял часовой. В конце полянки белела палатка, рядом громоздились бочки, ящики. Подальше, под скалой, стояло три броневика, выкрашенных в защитный цвет. Издали они казались игрушечными. Если бы не резиновые колёса и не стволы пулемётов, их можно было принять за ящики, в которых развозят хлеб.

Часовой преградил нам путь:

– Куда?!

– Дяденька, хлебца, – жалобно заныл Телёнок.

– Проходите!

Из палатки вышел человек в синем комбинезоне.

– Что там у тебя, Карасёв?

– Оборванцы тут, хлеба просят, – ответил часовой.

– Погоди! – Человек в комбинезоне вернулся в палатку и вынес нам полбуханки хлеба, коробку мясных консервов и два куска сахара.

– Спасибо, дяденька! – пропел Телёнок.

– Ладно, а теперь убирайтесь!

Отойдя шагов пятьдесят, мой напарник остановился и испытующе посмотрел на меня.

– Консервы съедим, а хлеб и сахар ребятам отнесём, – предложил я, поняв его мысль.

День складывался для меня удачно. Я узнал, где расположилась белая кавалерия, видел три броневика, о существовании которых наши и не подозревали. Если бы мне удалось подойти к передовым линиям и узнать расположение окопов, укреплений и артиллерийские позиции, я считал бы свою задачу выполненной. Но как подойти?

– Хлеба этого ребятам на один зуб, – сказал я Телёнку, когда мы расправились с консервами. – Давай попробуем ещё достать?

– Давай! – с готовностью согласился он.

Пошли по высохшему руслу ручья. Чем ближе к передовым, тем больше встречалось людей – одиноких солдат, ездовых. Попадались подводы, гружённые продовольствием и боеприпасами. На нас никто не обращал внимания.

Добрались до какого-то лагеря. У сколоченных на скорую руку длинных складских помещений, похожих на железнодорожные пакгаузы, суетились солдаты – грузили и разгружали подводы. Подошли к складу, – к нему только что привезли тёплые, пахучие буханки хлеба.

– Дяденька!.. Мы голодные… дайте хлебца, – начал Телёнок.

На беду, из склада вышел офицер.

– Это ещё что за явление? – крикнул он, указывая на нас.

– Говорят, голодные, – ответил солдат на подводе.

– Гони их в шею! – приказал офицер, повернулся и ушёл.

Солдат подмигнул нам и бросил буханку. Я поймал её на лету и сунул в бездонную торбу Телёнка.

– Пошли, – заторопился он.

Мне очень хотелось ещё побродить в этих местах, подойти как можно ближе к передовой. Но пришлось возвращаться обратно: Телёнок был смышлёным пареньком, – достаточно одной моей неосторожной фразы, чтобы он начал подозревать меня.

Беспризорники кипятили в большой закопчённой кастрюле воду и с нетерпением ждали нашего возвращения. Бугай молча взял у Телёнка хлеб, разделил его на восемь равных частей, достал коробочку с сахарином и дал каждому из нас по таблетке. Два куска сахара он спрятал себе в карман. К моему удивлению, никто не роптал. Мы съели хлеб. Потом из двух жестяных кружек по очереди пили сладкий кипяток.

Атаман встал, потянулся.

– Скучно здесь! – сказал он. – Айда на работу. Запасёмся жратвой на дорогу и – в город… Тюфяк, ты с Гвоздём пошукаешь в деревне, – может, попадётся чего из барахла – полушубки овчинные, шапки-ушанки, сапоги какие. Скоро зима, пригодятся. Да и на толкучке можно загнать, – цену дадут стоящую. Ты, Косой и Артемка промышляйте по части живности: куры, утки, индюшки. Давно мясного не ели!.. Телёнок пойдёт с новичком. Доставайте у солдат побольше хлеба. Соберёмся здесь, как стемнеет, покимаем и – ходу!..

Беспризорники послушно поднялись и разошлись. Ушёл и Бугай со своим напарником. Мы с Телёнком остались вдвоём.

Я был в нерешительности: идти с Телёнком или как-нибудь отделаться от него? Конечно, вдвоём было удобнее. Но пойдёт ли Телёнок, куда я захочу? Вот если бы сагитировать его, но я понимал, что это слишком рискованно. Решил до вечера побыть с ним, а к ночи улизнуть. В моём распоряжении был ещё целый день.

Ходить по местам, где мы побывали утром, не было смысла – нас просто прогнали бы. Это понимал и Телёнок. Он сам предложил выбрать новый маршрут. Мы взяли левее и попали на ту тропинку, по которой я добирался сюда ночью. Вот и Верблюжья гора. У меня от радости забилось сердце. Ещё день – и под той скалой я встречусь со своими!..

Расчёт Овсянникова оправдался полностью. На нас, оборванцев, никто не обращал внимания. Иногда прогоняли, иногда кормили, давали хлеб, сухари и даже сахар. Скучающие от безделья артиллеристы долго расспрашивали: откуда мы, куда путь держим, есть ли у нас родители? Пока Телёнок рассказывал им всякие небылицы, я считал количество стволов.

Орудия были хорошо замаскированы – в тридцати шагах их трудно было отличить от окружающих скал и кустарников. С артиллерийских позиций были видны три ряда окопов, соединённых между собой ходами сообщения.

Моё внимание привлекло одно странное обстоятельство: к передовым позициям беспрерывно подъезжали подводы, гружённые боеприпасами. Обратно они возвращались порожняком. Но ведь ни боёв, ни даже перестрелок не было. Белые к чему-то готовились…

В самый разгар нашей беседы с артиллеристами неожиданно подъехал на коне полковник в сопровождении двух офицеров и солдата. Увидев нас, он остановил коня.

– Где ваш офицер? – спросил он у вытянувшихся перед ним солдат.

– Поручик Никольский уехали в штаб, – ответил высокий артиллерист с двумя нашивками на погонах.

– А эти как попали сюда? – полковник хлыстом указал на нас.

– Сами пришли…

– Разумеется, сами, не с неба же свалились! – Он обратился к сопровождающему его пожилому офицеру: – Видите, капитан, что творится? В двух шагах от передовой свободно разгуливают переодетые большевистские лазутчики, а наши доблестные воины, вместо того чтобы задержать их и немедленно отправить в штаб, делятся с ними пайком… Взять немедленно!

Молодой офицер и солдат спешились, подошли к нам.

– Дяденька, вы зря на нас думаете! Мы мирные!.. Хлебушка собираем на дорогу, – захныкал Телёнок.

– Молчать! – грозно прикрикнул молодой офицер и указал на землянку: – Марш сюда!

– Обыскать и допросить, – сказал полковник по-французски.

Неужели попался? Страха я не чувствовал, – не расстреляют же нас без всяких причин. Но задержать могли, а это хуже всего.

Нас втолкнули в полутёмную, пахнувшую сыростью землянку. Солдат с карабином встал у дверей. Я шепнул Телёнку:

– Не говори, если спросят, что мы встретились недавно. Сюда пришли вместе потому, что слыхали, будто около солдат кормиться легче…

В ответ он хитровато подмигнул нечего, мол, учить, сам знаю. Вошёл офицер.

– Ну-с, господа путешественники, покажите, что у вас есть?

Телёнок молча вытащил из сумки хлеб, сухари, несколько кусков сахара, разложил всё это на столе перед офицером.

– А ещё что?

– Ничего больше нет, – ответил Телёнок.

– Обыскать!

Стоявший у дверей солдат подошёл, пошарил по нашим карманам и протянул офицеру нож Телёнка.

– Больше ничего нет, ваше благородие!

– Рассказывайте по очереди, откуда, куда держите путь, и главное, что делали здесь? Только правду. – Офицер повысил голос. – Предупреждаю, солжёте – расстреляем!

– Из Таганрога я, батька ушёл на фронт, не вернулся… Мамка померла, остался один… Мы вольные, – куда хотим, туда и идём!..

Пока говорил Телёнок, я обдумывал свой ответ.

– Родился в Ростове-на-Дону… Сирота… Знаю, что в Тифлисе живёт брат мамы… Пробираюсь туда, – сказал я, когда офицер обратился ко мне.

– Да… Хорошо выучили урок, отлично!.. А теперь не скажешь ли, почему выбрали для ваших увеселительных прогулок именно прифронтовую полосу, и в частности расположение артиллерии?

– Около солдат кормиться легче, – они добрые, хлеб дают, – сказал я.

– Опытный комиссар вас проинструктировал! Как его фамилия?

– Кого?

– Не понимаешь? Ничего, поставят вас к стенке как большевистских шпионов, тогда поймёте!

– Вы нас не пужайте, господин офицер. Мы давно напужанные. – Телёнок дерзко посмотрел на офицера.

– Молчать! – рявкнул тот и опять обратился ко мне: – Вижу, ты разумный парень. Расскажи мне всю правду. В награду получишь хорошую одежду и двести рублей денег.

– Мне бы хоть пару ботинок, ходить больно, – я показал на свои ноги.

– Дадим тебе настоящие английские ботинки, им сносу нет. Итак, рассказывай.

– О чём, господин офицер?

– Кто вас подослал, с какой целью?

– Я же говорил, мы сами по себе.

– Врёшь!

– Зачем мне врать? Нас никто не предупредил, что сюда нельзя…

– Что ж, раз вы не цените хорошего отношения, чёрт с вами! Отправим в контрразведку, там заговорите, голубчики, заставят, – офицер повернулся и вышел.

Мы с Телёнком переглянулись: первая гроза миновала. Когда совсем стемнело, к нам в землянку вошёл солдат. Он молча зажёг коптилку, поставил на стол два котелка с дымящимися щами, положил большой кусок хлеба и ложки.

– Вот это жизнь! – воскликнул Телёнок. – Как в ресторане, – шамовку доставать не нужно, сами подают! – Он потянул к себе котелок и с жадностью стал хлебать щи.

Мне есть не хотелось. В голову лезли мрачные мысли. Завтра ночью наши придут в назначенное место, будут ждать меня. Не дождавшись, вернутся обратно. Потеряв связь со своими, я надолго застряну у белых. Комиссар решит: «Подвёл нас Ваня, не сумел выполнить задание!..» Убежать? По дороге в контрразведку убегу, решил я. А там будь что будет!.. Голос Телёнка вывел меня из этих размышлений.

– Ты поешь и не бойся! Выкрутимся, вот увидишь…

Я заставил себя проглотить несколько ложек щей и лёг на земляной пол. Телёнок растянулся рядом.

– Оно конечно, хорошо жить на готовых харчах, но страсть как не люблю сидеть взаперти!.. У старухи на что лафа была, и то не выдержал, – говорил он задумчиво. – А однажды со второго этажа сиганул. Дело было в Грозном, – облавку устроили, ну и посадили нас, беспризорников, в участок. День сидим, второй сидим – тоска заела. Мы с корешом залезли на окно и со второго этажа – р-раз! И – ходу! Ногу малость повредил. Месяц целый хромал – ничего, обошлось…

Лёжа рядом, мы тихо разговаривали. Телёнок рассказывал про своё детство, как жил у самого моря, помогал отцу рыбачить. Потом отца забрали на войну…

– Мамка пошла раз со стариками сети тянуть, простудилась, слегла и через три дня померла. Взяла меня к себе тётка, мамкина сестра, злющая-презлющая, каждым куском попрекала, дармоедом называла. Рассердился я, ушёл от неё. Про папку ничего не знаю, – пропал он у нас ещё в первый год войны, не пишет. Может, в плен попал, вернётся ещё. – Телёнок вздохнул и умолк.

Незаметно заснули, прижавшись друг к другу. Утром солдат вывел нас на прогулку, дал воды умыться, принёс еду и опять оставил одних. Меня охватило уныние. Лучше бы уж повели в контрразведку, – может, по дороге удалось бы убежать…

После обеда в землянку вошёл новый офицер. Он был молод, высокого роста, в очках. По двум золотым пушкам на его погонах я догадался, что это и есть тот самый поручик Никольский, про которого спрашивал полковник.

– Здравствуйте, орлы! – весело поздоровался он с нами и сел на табуретку. – Как отдохнули?

– Ничего… – Телёнок поднялся с земли. Офицер достал из серебряного портсигара папиросу, закурил.

– Давно пожаловали в наши края?

– Вчера… На хуторе помогали кукурузу убирать, за это нас кормили. Работа кончилась – прогнали. Решили добыть на дорогу хлеба – и обратно в город, – уверенно говорил Телёнок.

– Чем же думаете в городе промышлять?

– Известное дело, чем бог пошлёт…

– Воровать, значит?

– Зачем воровать? Мы этим не занимаемся. Где дадут…

Офицер со смехом перебил Телёнка:

– Где и сами возьмём!

– Бывает… Не с голоду же подыхать…

– Всё ясно! Блохин, накормите пацанов, дайте им буханку хлеба и отпустите на все четыре стороны, – обратился поручик к солдату с нашивками.

– Приказано отправить их в штаб и сдать контрразведке, – ответил тот.

– Выполняйте мой приказ! Они и без того достаточно намытарились. Нашему полковнику везде шпионы да лазутчики мерещатся. По-моему, он не доверяет даже собственной жене. – Офицер встал. – Поешьте и поскорее убирайтесь, иначе нарвётесь на неприятности…