Текст книги "Роман, написанный иглой"
Автор книги: Вали Гафуров
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
ЗАПАДНЯ
Максум-бобо с доброжелательной, приветливой улыбкой встретил гостей и, как положено, проводил их в большую комнату – мехманхану. Жена его хотела было отчитать их всех, столь бесцеремонно ввалившихся в дом, по лишь глянула на беззаботно ухмыляющегося Хайдарали, на его тоненькие, словно мышиные хвостики, усы, как прыснула и сама. Прикрыв кокетливо лицо модным платком, она бросила гостям полувежливое: «Заходите, пожалуйста», – и выскользнула в переднюю.
Максум-бобо расстелил вокруг хантахты ещё несколько одеял и пригласил гостей садиться.
– Соскучились мы по хозяйкиному плову. Вот мясо и сало, совсем свежее, только барана зарезали, – сказал Мирабид и протянул Максуму-бобо большой свёрток.
– Не успеете опомниться, как плов будет готов. Вы же знаете мою хозяйку, – ухмыльнулся самодовольно Максум-бобо, нашаривая ногами галоши.
Хайдарали между тем достал из-за пазухи две бутылки водки и поставил их на столик. Потом наклонился к Мирабиду.
– А она ничего, – вполголоса сказал он, кивая в сторону передней. – Совсем как молоденькая…
Мирабид засмеялся:
– Замолчи! Если Максум-бобо услышит, может сильно обидеться.
Это была вторая жена Максума-бобо. Молодо выглядела она потому, что не рожала. Поэтому при встрече с нею и чесались языки у таких циников, как Хайдарали.
Максум-бобо вошёл в комнату с дастарханом в руках, увидел на столе бутылки и снова начал надевать галоши:
– Ах, вот оно что! Значит, закуска требуется. У меня реповый суп есть, сейчас пойду разогрею.
Мирабид глянул на потолок:
– Не беспокойтесь, вон теми аппетитными плодами и закусим.
– Нет, нет. Какое там беспокойство! Я мигом подогрею суп…
Хайдарали стал с интересом разглядывать комнату. На потолке ровными рядами были нарисованы гранаты, айва, гроздья винограда, груши. В нишах поменьше расставлена фарфоровая посуда, а в тех, что побольше, стоиками уложены одеяла. Они, правда, прикрыты покрывалом, но край его будто нечаянно откинут, чтобы гостям было видно, что одеяла дорогие и красивые – из шёлка, плюша, бекасама. На иолу толстый кашгарский ковёр. В углу мешки с зерном…
Вошёл Максум-бобо с тремя касами на подносе.
– Репа вещь хорошая. Впитавшая осенним иней, она становится лекарством от тысячи самых различных болезней. Да и приготовлена эта репка на славу. Вот, горяченькая…
Хайдарали взял со стола бутылку, открыл её и налил водки в три пиалы.
– Мне не наливайте, я не пью, – запротестовал было Максум-бобо.
– Это с нами-то? С нами, значит, не хотите выпить? – сразу обиделся Мирабид.
– Ладно, коли обиды пошли. Только я уж лучше благородного винца выпью. У меня где-то мусаллас есть, – сдался Максум-бобо.
– Вот как? Ну, да ладно, – махнул рукой Мирабид, и Хайдарали поспешно разлил водку в две пиалы, – А вообще-то ещё никто мне в этом деле не отказывал.
Максум-бобо промолчал. Быстро глянув в сторону передней, он достал из ниши внушительную посудину с мусалласом и налил себе в пиалу вина.
– Ну! – подмигнул Хайдарали, поднимая свою пиалу. – Дай бог, чтобы плов хозяйке удался на славу!
Максум-бобо выпил, вытер усы и заверил:
– Удастся, хозяйка не подведёт,
– Ты ещё не пробовал плова, приготовленного хозяюшкой, – обернулся Мирабид к Хайдарали. – Если я тебе скажу, что никогда в жизни не ел такого вкусного, можешь мне верить.
– Не хочешь ли ты сказать, что она даже лучше меня готовит, – несколько обиженно уставился на Мирабида Хайдарали…
– Слов нет, ты настоящий мастер, только в хозяйкином есть какой-то особый вкус,
Максум-бобо с нескрываемым удовольствием слушал, как Мирабид хвалил его жену, но всё же забеспокоился, как бы она именно сегодня не подвела его, и потому встал, чтобы выйти во двор и попросить жену как следует постараться.
– Ну, нет, вы сначала осушите свою пиалу, а потом идите, куда вам надо, – потянул Максума-бобо за полу Мирабид, а Хайдарали между тем до краёв наполнил пиалу.
– Хорошо, хорошо, – покорно опустился на корточки Максум-бобо. – Однако крепкое винцо… бай, бай, бай… Того и гляди опьянеешь…
– Ничего, не опьянеете, Максум-бобо, только получше закусывайте, – со знанием дела посоветовал Хайдарали.
– На этом свете всё возможно, брат мой. Грех будет, если это проклятое вино меня свалит… Мне ведь скоро на молитву идти.
– А молитву можете и дома прочитать, – поддержал друга Мирабид. – Берите. Отводить душу, так отводить. Посвятим этот день отдыху и удовольствиям…
– А что, может быть, так и сделать, а? Ну, ладно, пусть простит меня сегодня аллах…
Снова послышался мелодичный звон, выпили одну за другой по две пиалы.
– Да, вы правы оказались, репой очень хорошо водку закусывать. А мы и не знали, – шамкал Хайдарали с набитым ртом. – Вы с Мирабидом поговорите. Пусть он расскажет, из-за чего в своём магазине слёзы лил.
– Слёзы? Не будь, дорогой, неблагодарным, не гневи бога. Удача, кажется, тебе пока не изменяла, – сказал Мирабиду Максум-бобо.
– Да, пока тысячу раз слава аллаху! Только боюсь, как бы не пришлось мне в этом мире сожалеть о многом, так и оставшемся неосуществлённым, – вздохнул Мирабид.
– Спаси, господь, и помилуй! На что тебе ещё жаловаться? – изумлённо уставился на него Максум-бобо.
– Всё тот же старый недуг, – снова вмешался в разговор Хайдарали. – Вон недавно Рустам на машине в город уехал. А после работы Мухаббат зашла в магазин. Купила конфет, печенья. Когда она вышла, Мирабид протягивает мне бутылку водки. «Открывай, – говорит, – выпьем». Вылили. Он осушил залпом два стакана подряд и ушёл куда-то в глубь магазина. Пошёл я следом за ним, а Мирабид сидит и плачет. Да, всё тот же старый недуг. Как только увидит её, так начинает с ума сходить. Вы что-то должны придумать, Максум-бобо, иначе и предположить трудно, что из всего этого может получиться.
– Помогите встретиться с ней – на два платья парчи дам, Максум-бобо, – заговорил, не поднимая головы, Мирабид.
– И один ковёр впридачу, – добавил Хайдарали.
Затем он, видимо, для того, чтобы оставить Мирабида и Максума-бобо наедине, встал и вышел из комнаты. Зашёл на кухню, достал из очага щипцами уголёк побольше и бросил на него несколько крупинок анаши. Загодя сделанной бумажной трубочкой стал вдыхать поднимавшийся с уголька дурманящий дым.
Жена Максума-бобо, ошеломлённая, растерянная, смущённая, прижалась в уголке, не зная, что делать.
Хайдарали, покурив анаши, бросил уголёк обратно в очаг, потянулся и оглядел женщину с головы до ног откровенно оценивающим взглядом.
– Что это вы так уставились? – рассердилась она.
– Эти румяные щёчки, эти необыкновенные глаза…
Хайдарали одним прыжком оказался рядом с женщиной и хотел было обнять её, но здесь ему ответили такую пощёчину, что возбуждение после выкуренной анаши в один миг улетучилось.
– А вы подлец, оказывается, – дрожащим от брезгливости и негодования голосом произнесла женщина.
Хайдарали, потирая лицо, чтобы, не дай бог, не осталось следов от довольно-таки увесистой пощёчины, снова вошёл в комнату. Здесь висела гнетущая тишина. И Максум-бобо и Мирабид сидели, безмолвно уставившись в землю.
– Ну и как, договорились? Твержу же я вам, он и ковёр даст в придачу. А может быть, вы наличными желаете?..
– Пять тысяч рублей даю, – вставил Мирабид.
– Так ты же женат! – укоризненно качнул головой Максум-бобо.
Мирабид, действительно, женился недавно на Гульчехре, дочери Тешабая-ата. Той закатил пышный, роскошный, шумный. Знай, мол, наших.
– Я её выгоню… Разведусь с ней.
– Вот как?
– Человек без любви, что колодец без воды. Ну так как?
– Я вам не сводник, – давая понять, что разговор на эту тему закончен, решительно встал с места Максум-бобо. – Оставьте себе и парчу, и ковры, и деньги ваши. Мне своего пока хватает.
– Знаем, – иронично заметил Хайдарали. – У вас и золотишко водится. Вы богач. Только думалось нам, что вы согласитесь сделать доброе дело.
– Я вам не сводник, – ещё раз повторил Максум-бобо, наливаясь гневом.
– Да, оскандалились мы, – прошептал Мирабид, нагнувшись к Хайдарали. – Я же говорил тебе, ничего путного из этой затеи не выйдет. А ты заладил: клюнет жадный старик, не устоит перед соблазном.
Увидев, что у мужа неожиданно испортилось настроение – он даже побледнел и осунулся – жена спросила с удивлением:
– Что с вами случилось? Вам нездоровится?
– Да вот, заставили выпить. Говорил им, не идёт мне, так нет же, не отстали, пока не выпил, – ответил уклончиво Максум-бобо.
Жена принесла с террасы одеяло, постелила в уголке кухни.
– Идите, прилягте немного. Сейчас я уже плов буду заправлять.
Максум бобо лёг и с облегчением вытянулся на постели. Он что-то проворчал. Жена не обратила внимания, решив, что это спьяну, и продолжала возиться у казана. Потом она налила в пиалу чаю и подошла к Максуму-бобо:
– Вот, выпейте горяченького, сразу полегчает…
Максум-бобо приподнялся на локте, выпил чай и снова лёг, но долго не пролежав, проворно вскочил с места и прямиком направился в большую комнату. Подошёл к нише и сунул руку под одно из парчовых одеял. Достал оттуда внушительную пачку денег и поспешно сунул её в карман.
Проследив за тем, что делает Максум-бобо, Хайдарали рассмеялся:
– Гляди, Мирабид, мы прямо в сокровищницу попали и не знали этого.
– Не деньги нам нужны, Максум-бобо, а жизнь для души, – снова попытался вернуться к прерванному разговору Хайдарали.
– Нет, ничего у вас не выйдет. На такое дело я не пойду. Есть бог, есть какие-то человеческие правила и законы, стыд и совесть наконец…
– Вы это племяннице своей расскажите. У неё-то, между прочим, этого самого стыда как раз и не осталось, – медленно и раздельно проговорил Хайдарали, в упор глядя Максуму-бобо прямо в глаза. – Да, она своё удовольствие получает, а на стыд ей наплевать.
– О чём это ты? – в волнении спросил Максум-бобо.
– Не прикидывайтесь простачком, – раздражённо проворчал Хайдарали и наклонился к Максуму-бобо, уперев руки в колени. – Знаете, о чём. Знаете и помалкиваете. Стыд и совесть, видишь ли…
Максум-бобо начал терять терпение:
– Так о чём же я всё-таки знаю? И перед кем и о чём молчу?
– О Мухаббат молчите. Об этом толстяке молчите. Знаем, как он слепому помогает. Удовольствие своё справляет. Замечательный помощничек!..
– О каком это вы толстяке болтаете? Неужели о Фазыле?!
– Говорил же я, что вы всё знаете… То-то он, сын блудницы, жениться не торопится. Видно, хорошо в помощничках ходить, – почти уже кричал Хайдарали, всё больше и больше раскаляясь.
– Да брось ты чепуху молоть… Никогда в такое не поверю! Он же Рустаму друг… С тех пор, как он появился у нас в кишлаке, никто о нём слова дурного не сказал!
– Вот, оказывается, вы какой. И видите, да глаза отводите, и слышите – уши затыкаете. И у ладно, пусть они продолжают наслаждаться, не будем завистниками, – заговорил молчавший на протяжении всей этой странной беседы Мирабид.
– А видел это кто-нибудь? – не сдавался Максум-бобо.
– Я видел. Да, я. Однажды, обходя но своим делам поля, я вышел на берег арыка, а они лежат под трактором. Правда, заслышали шаги и тут же вскочили как ошпаренные. Мухаббатхон глаз от земли не поднимает, а Фазылу хоть бы что. Стоит себе ухмыляется. Я подмигнул ему и пошёл своей дорогой. Мне-то что…
У Максума-бобо будто всё оборвалось внутри. Он снял висевшую на гвозде чалму и проворно намотал её поверх тюбетейки.
– Куда это вы, Максум-бобо?
– Надо сходить помолиться.
– А нам как же, ждать вас или но ждать?
– Это уж вы сами решайте…
Оба друга засобирались вслед за Максумом-бобо. Даже не дождались, когда поспеет плов.
НЕ СДАВАЙТЕСЬ, ТОВАРИЩИ!
Заведующий райсобесом очень тепло встретил Рустама. В помещении было многолюдно и шумно. Все стулья вдоль стен оказались занятыми. Шакирова усадили на единственный свободный стул у самой двери. Уже сидя, он начал здороваться с друзьями и знакомыми. Собравшиеся здесь, как и он, были незрячими. С ними Рустам встречался каждый раз, когда приезжал по делам в собес. У всех на лицах застыли какие-то неестественные, полувиноватые улыбки. Люди они в большинстве своём малоразговорчивые, невесёлые.
Рустам услышал незнакомый голос женщины, доносившийся оттуда, где сидел обычно заведующий. «Девушка, должно быть, лет двадцати», – решил он. А голос продолжал звенеть чисто и мелодично, как звонок. Она говорила, не умолкая, шутила и задорно смеялась на весь зал. «Здоровая, наверное, вот и радуется, – с лёгкой неприязнью подумал Рустам. – Конечно, здоровая.
Что ей?! Всю красоту белого света каждый день видит, всеми цветами жизни наслаждается и сама живёт как цветок, беззаботно и весело. Всё вокруг принадлежит ей, она может пойти и поехать, куда только захочет. Не то что мы. Коротаем дни в одиночестве, готовые от тоски голову о стену размозжить. Она небось ни разу не наступала босой ногой на нож, не опрокидывала, потянувшись за ломтём арбуза, чайник с чаем при всём честном народе и не проклинала после этого несчастную свою судьбу. Да, она здорова и потому может весело и беззаботно хохотать. Смейся, сестрёнка, смейся, не каждому это дано!..»
Невесёлые эти мысли Рустама прервал заведующий:
– Дорогие товарищи! Мы пригласили вас вот почему. К нам приехал представитель Республиканского общества слепых – товарищ Долгова. Она расскажет о деятельности Общества и работе его лечебниц, предприятий и других учреждений. Пожалуйста, Зоя Кузьминична.
Долгова достала из портфеля бумаги, ещё что-то и выложила всё на стол.
– Товарищи, – начала она, – для начала я хотела бы записать ваши имена и фамилии.
Постукивая ручкой, будто курица зёрна клюёт, Зоя Кузьминична стала составлять список присутствующих, интересовалась их возрастом, местом работы и жительства. По подсчёту Рустама, она за короткий срок опросила таким образом тринадцать человек. Теперь у него не осталось и тени сомнения, что она абсолютно здорова и зряча.
Между тем Зоя Кузьминична спрятала готовый список в портфель и заговорила:
– Товарищи! Меня вы, конечно, не видите. Но и я такой же, как и вы, слепой, человек. Одним словом, люди мы одной судьбы. Однако я чувствую, все вы сидите в подавленном настроении, терзаетесь душевными муками от сознания своей неполноценности, беспомощности. Такое ваше состояние объяснить, конечно, нетрудно, оно до некоторой степени естественно. А всё дело в том, что вы, во-первых, изолировали себя от коллектива, от общественно-полезного труда и маетесь в одиночестве в четырёх стенах своих домов и квартир. А хуже чем такое одиночество, в мире ничего не бывает. Даже получаемое от государства пособие вам не в радость. Вам кажется, что вместе с увечьем вы навсегда утеряли интерес к жизни. А вот я, я чувствую себя по-настоящему счастливой. Потому что я всегда на людях, в коллективе. Потому что я тружусь и наслаждаюсь этим трудом. И вы можете стать такими же, и вам доступно счастье полноценной жизни. В этом отношении наше Общество слепых может многое для вас сделать: дать работу, помочь приобрести специальность. Кроме того, специально для слепых есть азбука системы Брайля. Освоить её не так уж и трудно. А это откроет перед вами двери того высшего учебного заведения, которое вы пожелаете избрать. Даже задачи по высшей математике можно решать с помощью созданного для незрячих прибора. Чтобы далеко не ходить за примерами, расскажу хотя бы о себе.
Я училась на Украине, на первом курсе сельскохозяйственного института. Когда началась война, было принято решение эвакуировать институт в глубь страны. Но на станции вражеские самолёты разбомбили наш эшелон. Свист и грохот, крики и плач, вой и скрежет… Когда я пришла в себя, вокруг было темно. После госпиталя совсем растерялась. Попыталась разыскать родных: папу, маму, братишек. Куда только не летели написанные по моей просьбе письма! Но ответы или вовсе не приходили, или приходили неутешительные: «Ничего неизвестно. Принимаем меры к розыску…» Что делать? Куда деть себя? А в госпитале, оказывается, лежал вместе со мной один парень из Ташкента. После тяжёлого ранения ему ампутировали ногу. Как он узнал обо мне, о моём состоянии, ума не приложу! Но только слышу как-то: костыль поскрипывает. И всё ближе, ближе. У скамейки в госпитальном дворе, где я просиживала дни напролёт в горестном отчаянии, скрип затих. «Вас как зовут?» – слышу участливый голос. «Зоя», – отвечаю. «А меня Самад. Самад Ташматов». Разговорились. В его голосе было столько тепла и участия, что я сразу прониклась к нему доверием, будто родной брат со мною разговаривает. Рассказала обо всём, что случилось со мной, и от слёз, конечно, не удержалась. Самад успокаивает: «Надо держаться, Зоя! Нельзя сдаваться. Жизнь не любит слабых». И неожиданно предложил: «Поедем со мной! Про Ташкент слышала? Ташкент – город хлебный, а?.. Но дело, сестрёнка, не только в хлебе. Народ там добрый, отзывчивый. А это уже хлеб подороже, потому что он для души. Оттуда и семью твою разыскивать будем…» Так я оказалась в Узбекистане. Самад предложил жить у них, я мама его – отец тоже был на фронте – так искренне, душевно уговаривала… Но я отказалась. Не хотелось в такое тяжёлое время людям лишней обузой быть. Самад сначала обиделся, даже рассердился, но потом, кажется, понял меня. «Значит, хочешь сама по жизни шагать? Ну, что ж, сестрёнка, выходит, я в тебе с самого начала не ошибся. А помочь я должен до конца…» И с тем ушёл куда-то. Вернулся к полудню и заявил: «Собирайся!..» – «Куда?» – спрашиваю. «Там узнаешь…» Самад привёл меня в правление Общества слепых. Встретили меня там с распростёртыми объятиями. Помогли окончательна прийти в себя, встать на ноги. Прежде всего я начала работать. По системе Брайля научилась читать и писать. Потом поступила в Среднеазиатский государственный университет. Окончив в этом году САГУ, я снова вернулась па своё, ставшее мне родным, предприятие. И пот теперь я специалист с высшим образованием. Между прочим, Самад тоже окончил институт. Работает инженером на Ташсельмаше. Мы часто с ним встречаемся. Я бываю у них дома. Будто вторую семью нашла. Своих-то я так и не разыскала… Вот так и шагаю по жизни. А ведь после того, как ослепла, не раз приходила в голову мысль: «Ну, теперь всему конец! Как знойный суховей иссушает цветущие деревья, нежные молодые побеги, так, думалось мне, злой судьбой выжжены в душе лучшие мои и самые светлые мечты и чаяния, моя вера в счастливую жизнь и стремление к прекрасным целям. Теперь ты будешь в жизни как бесполезный камень, Зоя». Дорогие товарищи, кто хочет так же, как и я, испытать подлинное счастье созидательного труда, кто хочет снова почувствовать себя полноценным человеком, кто хочет жить по-человечески интересно и содержательно, пусть, не раздумывая, обращается в областное правление Общества слепых. Не поддавайтесь пораженческому настроению, не сдавайтесь, товарищи!..
Когда Зоя Кузьминична кончила говорить, все вдруг почувствовали себя ожившими, будто очнувшимися от долгого и кошмарного сна. Каждый вдруг о чём-то оживлённо заговорил с соседом. Сидевший рядом с Рустамом Шакировым парень встал и заговорил, обращаясь ко всем.
– Зоя Кузьминична рассказала нам всю правду о себе. Но это и обо всех нас правда. Всё так и есть. В самом доле, каждый, в чьей душе осталась хоть искорка человеческой гордости и человеческого достоинства, не может не согласиться с её словами. Возьмём хотя бы меня. Научившись за год по системе Брайля читать и писать, я поступил в музыкальную школу. Через два года закончу её. И в любой школе, в которой пожелаю, смогу преподавать музыку. На вопрос: «Кто ты в жизни?» – я смогу с гордостью ответить: «Я работаю учителем. Я учу детей прекрасному!» Да и в материальном отношении жизнь моя, конечно, заметно улучшится. Это же всё равно, что после удушья вынужденной бездеятельности вздохнуть полной грудью, расправив, в труде и творчестве крылья! Вот рядом со мной сидит Рустам Шакиров. Раньше он был учителем. И сейчас, стоит ему только по-настоящему захотеть, и он сможет снова с радостью и, я думаю, с чувством огромного удовлетворения вернуться к прежней своей любимой профессии. Таким же образом, без всякого сомнения, и все присутствующие здесь товарищи сумеют найти своё место в большой жизни.
Поднялся и Рустам.
– А нет ли возможности, – поинтересовался он, – организовать учёбу по этой системе на местах? Для меня лично трудновато посещать городские организации Общества. Живу я далеко, сам ходить по улицам, а тем более ездить куда-нибудь, не могу.
– Ничего, мы вас сами отвезём. А при Обществе есть общежитие, временно можно пожить и там. Ведь в Обществе нашем учат не только грамоте, дают профессию, но и обучают навыкам и правилам самостоятельного хождения по улицам. Постепенно вы всё это усвоите, и тогда улица не будет страшить вас, вы сможете свободно по ней передвигаться.
– Всё это, конечно, очень хорошо. Только…
– Что «только», товарищ Шакиров? – спросила Зоя Кузьминична.
– Семья у меня…
– Ах, вот оно что! А я – то думаю, красивый, стройный парень, уже и о знакомстве начала помышлять. Вот здесь-то дела мои швах!
Сидевшие дружно расхохотались.
– Так вы же и сами не видите… Откуда вы взяли, что он стройный да красивый? – с трудом сдерживая смех, проговорил заведующий собесом.
– Вы не думайте, что мы совсем ничего не видим. Если уж и не видят, то только глаза. Зато мы сердцем, душой умеем видеть. Наша способность видеть перешла в пальцы и сердца. – Зоя Кузьминична, повернувшись к Рустаму, продолжала: – В этом нет ничего страшного, что вы далеко живёте. Найдём выход и из этого положения, том более, что безвыходных положений не бывает. У меня есть ваш адрес. Для начала направим к вам учителя, будете учиться дома.
– Спасибо, Зоя Кузьминична! – растроганно сказал Рустам.
Собрание кончилось. Парень, что учился в музыкальной школе, взял было Шакирова под руку и направился с ним к выходу, но тут послышался голос Зои Кузьминичны:
– Товарищ Шакиров, подойдите ко мне поближе.
Рустам направился туда, откуда ему послышался голос, и остановился.
– Вы, оказывается, живёте в колхозе «Коммунизм»? – спросила Зоя Кузьминична.
– Да. А что? – поинтересовался Рустам.
– Там есть наше подсобное хозяйство.
– Тогда поедемте вместе со мной.
– Нет, как-нибудь потом я сама подъеду.
– Ну что ж, воля ваша…
Попрощавшись со всеми, Рустам вышел на улицу. Его там уже ждал Эрбута.
Происшедшее на полевом стане всё ещё продолжало терзать душу. Пока добирались до собеса, Эрбута из сил выбился, чтобы хоть как-то рассеять мрачное настроение Рустама, рассказал ему всё, какие знал, анекдоты и присказки. Только безрезультатно – сам рассказывал, сам и смеялся. Рустам даже не улыбнулся.
На обратном пути Эрбута снова было принялся развлекать друга. Но и на этот раз у него ничего не выходило. И тут он на что-то решился. Эрбута остановил машину у столовой, где когда-то обедали Мухаббат и Мирабид.
– А ну, дружище, слезайте, – весело пригласил он. – Надо о желудках своих побеспокоиться. Даже руль держать нет больше мочи. И утром «заправка» получилась неважнецкая…
И он повёл Рустама в столовую.
На самом деле Эрбута нисколько не был голоден. В чайхане, что возле хлоппункта, он совсем недавно съел четыре свежих, ещё горячих самсы с большими кусочками курдючного сала внутри и запил их двумя чайниками чаю. Но он шёл с Рустамом в столовую, надеясь растормошить его по-другому. На минуту оставив Рустама одного, Эрбута вернулся к столу с лагманом и стаканом водки.
– Вот, я лагману принёс. И выпить немножко. Всего несколько глотков. Давай, как говорят, по маленькой за дружбу.
– Тебе же нельзя, ты за рулём… Не натворим ли мы дел?
– Ну, если мне нельзя, то вам-то можно. Выпьете вы, это всё равно, что и я выпил. А ну, подняли!
Рустам, поколебавшись, одним духом опустошил стакан, со стуком поставил его на стол и принялся за лагман. Тут ему вспомнилось, как Зоя Кузьминична сказала: «Красивый вы, оказывается, парень…», – и невольно улыбнулся. «Ну вот, отошёл наконец, повеселел», – облегчённо вздохнул Эрбута.
– Молодец, Рустам-ака! Я уже истомился в ожидании, когда вы хотя бы улыбнётесь. Чёрт побери, даже женихом, сидя за свадебным пологом, я не испытывал таких мук.
Теперь уже Рустам засмеялся. Ему вспомнился приключившийся с Эрбутой за свадебным пологом случай.
Перед тем, как жениху удалиться за этот самый полог, его остановили друзья. «Ты должен, – предупредили они, – до тонкостей соблюдать все требования обряда. В первую очередь постарайся наступить своей будущей жене на ногу. Если же она опередит тебя в этом, несдобровать тебе, женишок. Ты видел, наверное, мужей, над которыми жёны взяли верх? Вот эти-то жёны и ухитрились за свадебным пологом первыми наступить на ногу женихам. Понял?» Однако, как Эрбута ни старался, соблюсти обряд ему никак не удавалось. Проворная невеста сама, улучив подходящий момент, больно наступила жениху на ногу. Окончательно выведенный из себя коварством невесты, Эрбута что есть силы ущипнул её за бок. «Вай! – пронзительно взвизгнула невеста. – Мой бок!» После этого, надувшись, друг на друга, они до самого утра сердито промолчали, отвернувшись один от другого, Эрбута потому, что невеста перехитрила его и первой наступила ему на ногу, а невеста оттого, что жених так больно ущипнул её за бок.
В столовой Рустам заметно повеселел: то ли от анекдотов Эрбуты, то ли от воспоминаний о его злоключениях за свадебным пологом, то ли от выпитого стакана водки. Одним словом, он почувствовал себя легко и свободно.