Текст книги "Случай на станции Кречетовка (СИ)"

Автор книги: Валерий Рябых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 40 страниц)

Альберту сразу же вручили обширное досье на человека, жизнь которого он должен «прожить дальше». Некий Роман Ширяев – из обедневшей семьи мещан губернской Вильны. Рано лишившись родительской опеки, стал зарабатывать себе на хлеб уборщиком в паровозных мастерских, с возрастом повысили до кочегара, а потом выучился на помощника машиниста. Уж чего никак не предполагал генштабист, что профессорскому отпрыску теперь предстоит освоить профессию паровозника, а без этого ведь никак не обойтись. С линялой фотографии на него смотрел светлоглазый худощавый парень, в косоворотке и путейском мундире нараспашку. Полистав страницы подшивки, Альбер узнал, что «прототип», чисто случайно, в пятнадцатом году оказался с закрепленным паровозом на оккупированной немцами территории. Был интернирован и отправлен в лагерь для перемещенных лиц под Растенбургом, где и попал в поле зрения немецких спецслужб. Дальнейшую разработку железнодорожника провело ведомство Вальтера Николаи. Ну, и финальный, заключительный аккорд этой несчастной жизни – Ширяев скончался в августе семнадцатого года от приступа малярии.

Остались в памяти занятия, проводимые знатоками универсалами в персональном порядке, – о контингенте центра знал только конкретный круг лиц. Даже названия учебных предметов в расписании занятий не указывались, только буквенно-цифровые шифры: СД-1, СД-2 и так дальше (где СД – специальная дисциплина).

За полгода, проведенные в Зелигенфельде, Альбер узнал, пожалуй, больше чем за предыдущие тридцать лет прожитой жизни. Речь идет, конечно, не о теоретических, книжных познаниях, этот багаж подразумевался за ним априори. Будущий разведчик приобрел необычайно обширный «утилитарный» жизненный опыт, помноженный на саму специфику предстоящей агентурной работы.

В бессмертном трактате «Искусство побеждать» великий китаец Сунь-Цзы учил, что «…Знание приобретается только через людей…» И потому человек – главная цель и главный инструмент разведчика, а уж закордонного в особенности. Основу работы нелегала составляют отбор посвященных в секреты индивидов, вербовка, а затем руководство практикой сбора нужных сведений. Главным, определяющим моментом здесь значится не только освоение навыков работы с отдельными личностями, а умение достигать психологического превосходства над каждой из них. Эти навыки систематизируются в отдельную дисциплину, название которой – «Оперативная разработка объекта». Ее методы, приемы и средства крайне многоплановы, единит их только – целесообразность. Первоначальная задача состоит в том, что определяется пригодность объекта к возможному сотрудничеству в качестве агента или подбирается другое оперативное применение. А дальше, еще до момента знакомства, изучают конкретную личность и выясняют разведывательные перспективы. Потом решают, каким образом подготовить установление первичного контакта, чем заинтересовать, как проверить добросовестность выбранной персоны. И далее по заведенному порядку… Соблюдение этих этапов непременное условие работы, в случае сбоя хотя бы одного, затраченные усилия по вербовке пойдут насмарку или в дальнейшем принесут вред.

Но это пока чистой воды теория… Для развития навыков установления контакта полагается выполнить ряд практических заданий, «с вывозом в поле», как говорится на сленге, то есть за территорию школы. К примеру, курсанта отправляют на вокзал, где требуется познакомиться с условленным пассажиром… И используя банальные хитрости, велят узнать фамилию, адрес, дату рождения, род занятий и даже номер паспорта собеседника. Сам же практикант действует под вымышленным именем, с выдуманными, в соответствие случаю, биографическими подробностями. Но задание могут и усложнить, заставив курсанта найти денег, сесть в тот же поезд и разыскать необходимого «клиента» среди остальных пассажиров. А потом, так с ним сблизиться, чтобы тот согласился выпить с новым приятелем спиртного, и в итоге остался без паспорта. Но, тут уже получался симбиоз с другой учебной дисциплиной – «Способы и средства выживания».

Для достижения результативности будущему разведчику-нелегалу положено стать психологически непоколебимым, а не только раскованным и коммуникабельным. Само-собой отличаться разносторонней эрудицией, чтобы завязывать отношения с людьми разных социальных групп. Для изучения собеседника во время разговора, агент обязан разбираться в психологии, свойственной людям с любыми типами темперамента. Вынужден чутко улавливать манеру речи, иные личностные черты, и даже малейшие нюансы в поведении человека, в том числе позу, жесты и направление взгляда. Потому занятия с психологом считались приоритетными.

Само собой, Альберт изучал всевозможные методики сбора развединформации. Здесь, даже на самом низовом уровне, использовался спектр способов. Тут и личное наблюдение, и опрос информированных или даже мало знающих лиц, и подслушивание служебных разговоров, но поощрялось также спаивание военнослужащих, добыча сведений с помощью женщин, связанных с армейским и начальствующим персоналом. А, что уж говорить о проникновении на режимные и закрытые объекты, на установку телефонного прослушивания, расшифровку телеграфного кодирования, да и не перечислишь еще много чего…

На новом уровне изучался и русский язык. Теперь иностранный язык не только средство получения информации и делового общения, теперь язык лакмусовая бумага для подтверждения присвоенной легенды. Альберта заставили говорить в точности так, как изъясняются жители той части России, где якобы родился прообраз. Чтобы не было провала на шибболет. На языковые уроки специально доставляли пленных русских солдат уроженцев западных русских губерний с характерным для тех мест говором. Да и еще учитывалась речевые особенности на оккупированных немцами российских территориях (уже намечалась Вильна, как отправная точка внедрения агента в страну).

Пришлось капитану освежить в памяти, применительно уже к новому роду занятий, основы топографии, картографию и ориентацию с компасом и картой, определение по памяти местонахождения, научиться владеть доступными видами оружия и приемами рукопашного боя. А еще, Альберта научили прыгать с парашютом, выбирать места для тайников, подделывать документацию, отрываться от филеров или выслеживать объект самому.

Проходил офицер и методику проведения диверсий, изучал свойства взрывчатки и методы минирования, осваивал арсенал зажигательных средств и варианты их применение, учили приготовлению простейших взрывчатых веществ из подсобных веществ и материалов.

Так же внимание уделялось работе со средствами связи. Альберт углубил собственные познания в еще зачаточном, но быстро развивающемся радиоделе, научился работать ключом на слух, принимал и отправлял без ошибок до шестидесяти знаков азбуки Морзе в минуту. Вызубрил инструктивные материалы по сеансам радиосвязи с центром, если тот предвидится в будущем, виды шифровки текста и дешифровки полученных сообщений.

В курс обучения входила, естественно, и методика поведения в нестандартных ситуациях, в том числе при задержании, на допросах и в местах заключения. При погоне или засаде врага, было рекомендовано отстреливаться, но упорно приказано – последние патроны оставить для себя. В случае захвата живьем или раненым – до конца скрывать принадлежность к германской разведке и согласиться на перевербовку, при перспективе вырваться на свободу.

Дни были до предела насыщены учебными занятиями, отработкой практических навыков и спортивными тренировками, что Альбер утратил чувство времени. Известна крылатая фраза русского классика Грибоедова: «Счастливые часов не наблюдают…», так вот, курсант Арнольд в полной мере испытал ее обманчивую прелесть. Конечно, в положении дрессируемого скакуна глупо говорить о счастье, но чувство эйфории частенько накрывало капитана, стоило испытать прежде скрытые в себе способности и задатки. Одним словом, время летело со скоростью курьерского поезда, и неуловимо весна перешла в лето, лето сменилось осенью и вот, настали ноябрьские хляби.

Пришло время итоговой аттестации. Председателем выпускной комиссии, как и обещалось, стал полковник Николаи. Из доброжелательного отношения к Альберту следовало, что шеф разведки удовлетворен результатами, отраженными в зачетной ведомости. Да и бесстрастные оценки куратора, преподавателей и инструкторов в итоговых отчетах, определенно, впечатляли. Но Николаи привык доверять только собственным глазам. Целую неделю полковник вытягивал из жилы Альберта, подвергая того новым и новым контрольным проверкам. И когда убедился, что курсант соответствует установленным нормативам, подверг Альберта последнему, итоговому испытанию.

* * *

Альберта планировалось поместить в офицерский сектор сортировочного лагеря русских военнопленных Darkehmen. Где тот, проявив себя положительным образом, заслужив полное доверие пленных, обязан организовать побег созданной группы офицеров. При этом ни начальство лагеря, а уж, боже упаси, охрана, никоим образом не будут посвящены в эту операцию. Одним словом, – верная смерть. Ну, и с моральной стороны, – гнусное задание, ведь потом беглецов предстояло бросить на произвол судьбы, оставив в чужом краю, далеко за линией фронта. Но уж таков шеф разведки Николаи, да и избитый девиз полковника гласил: «Цель оправдывает средства и никаких сантиментов…»

По настороженным взглядам инструкторов, даже некоторой скованности, Альберт догадался, что разработанное задание считалось, мало сказать – трудным, задача получалась экстраординарной, выходящей за привычные рамки. Что хотел этим сказать Николаи, что задумал, кого старый лис готовил из Альберта… Наконец, кем видел в дальнейшем будущего агента… История на сей счет умалчивает, искренностью господин полковник отроду не отличался.

Альберт знал, что по условиям мира, заключенного Германией и Советской Россией, уже началась репатриация русских военнопленных, но проводилась та крайне медленно. В первую очередь, освобождались больные и увечные, а также жители территорий Прибалтики, Украины и Закавказья, находившихся под контролем германских войск и марионеточных правительств. С освобождением остальных пленных Германия не спешила, так как ещё вела войну на Западном фронте и нуждалась в рабочей силе.

В Даркеменском лагере содержалась группа офицеров десятой армии Западного фронта, плененных летом семнадцатого года при неудачном прорыве русских из Молодечно на Вильну. Кстати, в марте восемнадцатого года эта армию расформировали. Поэтому легенда Альберта выстроили таким образом, чтобы ни при каких условиях он не имел даже косвенного соприкосновения с находившимися там офицерами.

Имелись серьезные плюсы в этом задании, лагерь располагался вблизи городка Даркемена, что на Анграпе, в часе езды от Гумбиннена. Места знакомые Арнольду еще с детства, а уж став взрослым изучил район досконально. Достанет одного ночного перехода, и он с группой окажется в Роминтенской пуще, пограничной с русскими землями. В лесной чащобе, сам черт не страшен – этим придется козырять, планируя побег. Ну, а в условном месте сбежавших пленных встретят солдаты комендантской роты. Но пойманным беглецам в принципе страшное не грозит, согласно проколам гаагских конвенций – за неудавшийся побег военнопленные получат наказание только в дисциплинарном порядке. Как обыкновенно, тех бедолаг малость побьют (да и то навряд) и отправят в штрафной лагерь.

Серьезная опасность возникала при уходе с территории лагеря и возможном преследовании охраной – могут запросто подстрелить. Нужно только правильно рассчитать действия по времени и выбрать маршрут позаковыристей.

Главная проблема же состояла в том, чтобы там, в лагере «засланца» не раскололи сами пленные офицеры, – обнаружив провокатора, могли запросто ночью удушить подушкой. Вот уж тут, как повезет…

На подготовку отвели три дня. Разумеется, Альберту полагалось знать об условиях содержания и существующем порядке в лагере русских военнопленных. Не жалея времени Альберт изучил юридическую базу отношения к пленным, в первую очередь материалы Женевской и Гаагской конференций мира. Исчерпывающе полно правовой режим военного плена прописан в Гаагской конвенции «О законах и обычаях сухопутной войны» от пятого октября седьмого года. Конвенция имела четырнадцать статей о военнопленных, в четвертой говорилось – о необходимости к ним человеколюбивого отношения. Это требовалось, чтобы четко осознавать собственный правовой статус, и умело использовать полученные знания, как для агитации будущих членов создаваемой группы, так и для нахождения лазеек в режимных правилах администрации лагеря. Теория теорией, но жизнь есть жизнь. Альберта намеренно морили голодом, даже умело побили, наставив синяков, короче, привели в положенное для лагерника физическое состояние.

Однако, подарком судьбы (или Вальтера Николаи…) стало, что Альберту пришлось играть роль офицера, русского поручика. Содержание офицерского корпуса в плену так же было регламентировано конвенциями, и в корне отличалось от положения рядовых солдат. «Пленного» поселили в офицерском бараке, который делился на комнаты по шестнадцать-восемнадцать человек, теплых и чистых, недурными считались и другие бытовые условия. Нары, правда, спаренные, двухэтажные, но не сбитые из брусков и досок, а из надставленных армейских кроватей, застелены постельным бельем, грубым, но чистым. Кормежка тоже сносная. Офицеров не положено было выводить на физические работы, разрешалось читать книги, заниматься гимнастикой, даже писать письма домой. Кроме того невольникам перепадали посылки Красного Креста, где часто лежали печенья и конфеты. Одно огорчало, после выхода России из войны прекратилось оправление денежных переводов, лимитированных суммой в триста двенадцать рублей пятьдесят копеек. Скажем чисто по-русски – «не так страшен черт, как его малюют»…

Внедрение в среду пленных прошло как по маслу, не он первый, не он последний. По заведенным правилам в офицерской зоне практиковалось подобие некоего самоуправления. Старший по бараку пожилой капитан определил Альберту спальное место на нижнем ярусе, видимо счел, что замотанный вид пленного, заслуживает поблажки. Соседом по койке оказался седой пехотный подполковник Рыков Сергей Сергеевич. Быстро познакомились… даже пришлось рассказать Сергеичу заранее сочиненную легенду о себе. Якобы, числился офицером связи штаба двенадцатой армии Северного фронта, еще в марте послали с секретной миссией в Вильну. Поручение дал сам Посохов Андрей Андреевич. Но в Паневежисе случайно арестовал немецкий патруль и переправил в Кенигсберг, где до сего времени обретал в тюремном заключении. Немцам так и не удалось выбить из арестанта цель полученного задания. Альберту пришлось изловчиться и напустить туману, чтобы слишком любознательные офицеры не приставали к нему с лишними расспросами, в чем и удачно преуспел… А непонятливых и слишком болтливых плен приучил не лезть в чужие дела…

Как правило, в Даркемене содержались офицеры низшего и среднего звена, скажем так, не слишком продвинутые, далекие от высших материй, так что выпускнику Прусской военной академии и генштабисту удалось без труда запудрить мозги пленников…

Дмитрию Савицкому (так по легенде назывался Альберт) потребовалось не больше недели, чтобы присмотреться ко большинству русских офицеров, заключенных в Даркемене. Встречались люди опустившиеся, раздавленные пленом и махнувшие в отчаянье рукой на выпавшую судьбу рукой. С такими никакой каши не сваришь. Попадались озлобленные на божий свет, таковых приходилось обходить стороной. Имелись тихони, покорно ждущие обещанного возвращения на Родину. Водились краснобаи, причем полярной окраски от ультра-консерваторов, до откровенных леваков. Подобные балаболки, также не представляли интереса… Из всех категорий лагерников Альберту нравились спокойные и рассудительные мужики, державшиеся в тени, не выпячивающие себя.

Подполковник Рыков – человек из той породы, но Альберт не решился открыть ему заготовленный план. Возрастом офицер еще не старый, лет сорока пяти, но в побег не годился, страдал отдышкой, определенно являлся сердечником. Но Сергей Сергеевич свел приятеля с толковыми парнями, по сути одного возраста с ним. Новых знакомцев было четверо. Штабс-капитан Иван Колесов – до войны служил по отдаленным гарнизонам поволжских городов, человек умелый и умудренный опытом… Бравый поручик из Пятигорска Василий Сенчуков – ходил в разведку, брал языков. Поручик Виктор Козлов из Воронежа здорово рисовал карандашом портреты товарищей и умел подделать даже заковыристый подчерк. Прапорщик Петр Синявин, до войны зарабатывал учителем физической культуры в Тверском реальном училище, знал приемы боевых единоборств. Что еще важно, эти офицеры недурно владели немецким языком. Вот на них и сделал ставку будущий разведчик…

Постепенно с чувством, толком и расстановкой, находя деликатный подход, Альберт доверился каждому из них. Сказал, что собирается бежать из плена и ищет напарников. Но до времени не сводил русских офицеров, держал порознь. Проверял, не проболтаются ли хотя бы друг дружке. Ребята оказались надежные и что важно, не глупые. Он с каждым из них прорабатывал технические детали гипотетического побега. С кондачка нечего не получится, побег дело не шуточное, тут ничего нельзя пропустить.

Необходим запас продовольствия и простейшие медикаменты. Не обойтись и без немецких марок, на время, пока беглецы будут выходить из чужой территории. Вот тут, честно сказать, повезло. В Даркемене по причине финансового кризиса перестали использовать нотгельды – своеобразные лагерные боны номиналами в одну и одну вторую марки, и даже в двадцать пять пфеннигов. Содержание пленным офицерам выдавали нормальными деньгами. Обязательно следует обзавестись оружием, на первое сгодится холодное, ну, а по ходу добудется и огнестрельное. Опять же требуется теплая одежда, крепкие сапоги, чай кругом уже слякоть, а дальше стукнут морозы. Да много чего было нужно, а значит, следовало оборудовать надежные тайники.

Но главной проблемой, над которой Альберт думал неустанно – являлся план побега, точнее, первый этап, – каким образом покинуть расположение охраняемой территории…

Офицерам полагались регулярные предобеденные прогулки по прилегающей к лагерю местности, в поле доступности дозорных на смотровых вышках. При этом каждую неделю пленные офицеры расписывались в специальном журнале, где обязались не совершать побега или иных противоправных действий во время прогулок. И это не пустые слова… Тут на кону стояла офицерская честь каждого подписанта. Имелся, казалось, легкий и верный путь – уйти в побег на прогулке, как правило, группу из каждой комнаты конвоировали два-три охранника. Но Альберт сразу же исключил подобный сценарий, русские офицеры заведомо не нарушили бы данного честного слова.

Ну, подкоп и прочая книжная ересь из бульварных романов прошлого века, тут тоже не годилась – от барака до рядов колючей проволоки по границам лагеря метров сто, копать, не перекопать.

Если сильно захотеть, то найдется способ отвлечь часовых, что обходят лагерь по периметру и дозорных, стоявших на вышках, – но это уже «целая войсковая операция». На которую требовалась уйма людей. Да и кто согласится поучаствовать в роли отвлекающей массовки, дав другим сбежать, а самому остаться в неволе. Ищи, как говорится, дураков…

Выдвигались варианты с лазаретом. Но, во-первых, симулянта могут сразу же распознать, во-вторых, нельзя же членам группы разом стать заболевшими…

Еще предлагалось использовать подводы с бельем, отправляемым в прачечную, или прибегнуть к продуктовым фурам, но это уже было из области чистой фантазии.

Таким образом, не находя дельных способов бежать из лагеря, не подставив собственные спины пулям часовых, Альберт стал склоняться ко взятию заложников из лагерной администрации. А уж потом, потребовать служебный автомобиль, и уехать на сколько хватит бензина, став недоступным поисковым отрядам.

И он взялся разрабатывать этот, на первый взгляд, нелепый, абсурдный план. Настало время посветить в него самого опытного из товарищей штабс-капитана Колесова. Иван Николаевич – человек пролетарского происхождения, потому не страдал дворянскими предрассудками, одним словом, не боялся замарать рук, ради обретения вожделенной свободы. Но и риск был крайне велик… И эти двое, таясь от других, взялись за детальное обсуждение предстоящей операции. Следовало произвести расчет чуть ли не до одной минуты, знать, где в каждый момент времени ошиваются предполагаемые заложники. Причем улучить день, когда в лагере будет как можно меньше немецких офицеров, да и само время акции имело решающее значение. Одним словом, «заговорщики» разрабатывали полную диспозицию, не раз меняли составные части, перетасовывали как карты в игральной колоде роли участников акции.

И еще, об одном никак нельзя умолчать… Душу Альберта бередило понимание того, что сам, будучи офицером, обманывает таких же офицеров, только русских. По сути, они те же виленские мальчуганы, приятели по уличным похождениям, только повзрослевшие и одетые в шинели. Русские парни с чистой и открытой душой, рвущиеся из плена домой, станут жертвой итоговой аттестации капитана в разведшколе. Нет, беглецов не убьют, конечно, достанется на орехи по полной программе, но навсегда в голове каждого засядет горестное воспоминание, что некий негодяй сумел так подло обмануть, украл в последний момент – сладость свободы. Оттого Альберт еще не знал, как поступит на завершающем этапе побега, сдаст новых товарищей, или отпустит с миром…

Но вот и пришло время решающих действий. Накануне вечером проинструктировали членов группы, чтобы знали, что будут делать. Альберт предупредил, что кровь из носу, но человеческих жертв из охраны лагеря быть не должно, ибо в случае провала побега, к беглецам применят самые суровые меры. Подвели итоги… У всех имелись теплые вещи, трехдневный запас сухого пайка, острые ножи… Скинулись на кругленькую сумму марок самому неимущему поручику Козлову.

Выступление назначили на пять утра, еще до подъема, чтобы гарнизон лагеря не оправился после сна, а постовые пребывали в расслабленном состоянии, в предвкушении утренней пересмены.

Первого декабря восемнадцатого года, воскресенье. Комендант лагеря майор Крюгер и заместитель по режиму обер-лейтенант Циммерман, по обыкновению убыли к семьям. «Трактирщик» в Инстербург, а «плотник» в близлежащий Даркемен. Вместо них за старшего остался командир взвода охраны лейтенант Краузе, призванный из запаса, сморщенный и пожухлый как стручок. Старичок был лыс как колено, так что «кудрявая» фамилия походила на глупую насмешку. По обыкновению Краузе, после вечернего возлияния, отсыпался в дежурке административного корпуса, прямо напротив офицерского блока.

Полутемный барак позволил сообщникам занять исходные позиции. Полковой разведчик Василий Сенчуков бесшумно обездвижил караульного, дремавшего в коридоре на стуле. Солдатик тихонько впал в беспамятство. Альберт же быстренько облачился в шинель и кепи часового, взял связку ключей и надел ремень с наганной кобурой. Следующим на очереди стал охранник у входа в тамбур барака. Альберт позвал, ничего не подозревавшего солдата, а Сенчуков тем же приемом сдавил бедолаге шею. Тоже переоделся, вооружась карабином, второй наган отдал капитану Колесову, тот спрятал оружие в карман. Связали охранников, засунули в рот растяпам по кляпу и заперли в каптерке. Закрыли на ключ также и входную дверь в барак.

Импровизируя сцену конвоирования двух пленных, заговорщики скорым шагом дошли до порога административного корпуса. Пока шло как по маслу, ни них никто не обратил внимания. Первым в дверь вошел Альберт, часовой сделал удивленное лицо, увидав незнакомого человека. Но заговорщик сказал короткую фразу, насчет прибытия нового контингента, и, немедля, парализовал расслабившегося солдата. Связав немца по рукам и ногам, облачили в шинель Козлова… теперь и художник предстал в новом обличье.

Краузе, укрытый одеялом по подбородок, по-детски почмокивал в узенькой походной кроватке. Лейтенанта бесцеремонно разбудили. Когда дедок осознал, что произошло, то взялся совестить пленных, намекая на забытую теми офицерскую честь. Но Альберт сказал взводному, что взятие заложников обыденное дело, да и никто не давал соответствующих обязательств. Краузе было продолжил демагогические речи, но гимнаст Синявин, сжав ручонку старичка, сделал тому больно… Ошарашенному ветерану велели одеться, тем временем капитан Колесов натянул висевший на вешалке офицерский дождевик, «Парабеллум» же лейтенанта отдал Альберту. Ну, а тот сгреб в охапку карты и планы местности, лежавшие на столе и тумбочке, и засунул за пазуху.

Старику сказали, что оставят живым и даже не намнут бока. Его задача только позволить беглецам сесть в автомашину и покинуть приделы лагеря. Капитан Иван Николаевич втолковал Краузе, что от поведения старика, зависит количество возможных жертв, да и вообще, – матерым русским офицерам нетрудно перестрелять как мух, призванных из ландвера солдат. Старичок покорно внял убедительным доводам.

Беглецы гуськом подошли к КПП. Краузе хриплым тенором приказал отворить гараж и распахнуть лагерные ворота. Заспанные и равнодушные запасники подчинились взводному командиру. Повезло, что начальник караула отлучился от проходной, видимо закемарил в караульном помещении, и осложнений не возникло. Старик лейтенант не обязан объясняться с часовыми, но сказал, как учили, что вернется через два часа, якобы звонил сам комендант лагеря. А офицер и люди, которые с ним, прибыли вчера и переночевали в канцелярии. Вопросов, естественно, не поступило, да и уместно ли переспрашивать начальство… Альберт сел за руль, заправляться нет времени, проедут, насколько хватит горючего. Козлов и Синявин забросили в кузов стоявшую поодаль неполную канистру с бензином. Краузе и Козлов поместились рядом, остальные ряженые офицеры залезли в кузов грузовичка. Уже пробивалась полоска рассвета…

Обшарпанный, старенький грузовик фирмы братьев Штевер (Stoewer L2) с открытой кабиной, продуваемой ветрами, но зато с кузовом, завешенным тентом, оказался находкой. Лихо, свернув с лагерной грунтовки на узкое мощеное шоссе, авто на всех парах понеслось в сторону Гольдапа. Через час езды, проехав километров двадцать, показался редкий лесной массив, начиналась Роминтенская пуща или говоря по-русски – Красный лес. Мотор начал чихать, закончилось топливо. Но, слава Богу, выручила запасная канистра. Правда, бензина в той оставалось чуть-чуть, но беглецы уже ехали густой чащобой. Повернули на развилке на север в сторону Гумбиннена, шоссе стало оживленным, пришлось углубиться в темный пролесок. Дотянув до северной оконечности вытянутого в длину озера Гольдап, мотор надрывно крякнул и встал.

Альберт уже у развилки на Гумбиннен принял гуманное решение о судьбе беглецов: доведет русских до старой границы с Российской империей, а уж дальше пусть рассчитывают на собственные силы. Он знал, что местные литовские обитатели относится к русским недоброжелательно, и лучше не попадаться литовцам на глаза. Но в этих краях много деревень с чисто польским или белорусским населением. У белорусов получится отдохнуть и даже найти дельного проводника, чтобы тот вывел к русским позициям.

Возник вопрос, что делать с лейтенантом Краузе… Если отпустить дедка сразу, то тот вскоре доберется до шоссе и поднимет тревогу. Немцы начнут прочесывать лесной массив и неотвратимо наткнутся на группу беглецов. Решили тащить старика за собой, и отпустить на все четыре стороны в глубине чаще, подальше от наезженных дорог. Авось не пропадет, ведь Роминтенская пуща, с частыми прямоугольными просеками, больше напоминала окультуренный лесопарк, в котором невозможно заблудиться и сгинуть.

Офицеры загнали грузовичок под старую разлапистую ель, забросали валежником и пожухлыми хвойными ветвями, упрятали со всей тщательностью. Альберт же, чуть отстав, втайне сделал приметные заметки, чтобы потом отыскать автомашину, как-никак казенное имущество.

Итак, судя по топографической карте, беглецы добрались до отметки высоты «158,057», восточнее, на берегу озера лежала деревушка Schuiken, едва ли из десятка дворов. Если обойти селение с севера, то попадаешь на торный пролесок Goldaper Strasse, следуя по обочине, укрываясь в придорожном кустарнике, к вечеру окажешься у хутора, что приютился на берегу речки Роминте. Где и предстоит заночевать.

Стоял легкий морозец, легко шагалось по заиндевевшему хвойному насту и полудни офицеры вышли на пересечение с Hardteck-Hokzecker Strasse. Альберт, посовещавшись с капитаном Колесовым намеренно выбрали кружной путь, чтобы наверняка сбить преследователей со следа.

Пришло время отпустить крайне уставшего от пешего перехода лейтенанта Краузе. Старику намеренно завязали глаза и потащили по буеракам и засохшим болотным кочкам на правый берег ручейка, обозначенного на карте как Schmarz Flug. Поняв, что его оставляют на произвол судьбы, старый вояка нещадно взвыл, просил не бросать в одиночестве. Краузе посоветовали идти по оврагу до устья ручья, а там взводный выйдет на дорогу, к людям. Дали старику ломоть хлеба и кусок конской колбасы, в расчете, что до вечера дед не помрет. Немец смирился с предстоящей участью, слава богу, хоть не пристрелили как собаку – и то рад.

К вечеру измотанные беглецы дотащились до места предполагаемой ночевки, вокруг стояла непроницаемая тишь. Выйдя на околицу обезлюдевшего хутора, разведав окрестности, сбежавшие пленники рискнули забраться в пустое жилище, затеплить печку, согреть воды, поужинать и по очереди поспать часов до семи утра.

Вот, вроде бы и наступила долгожданная свобода, но Альберт призвал товарищей не расслабляться, впереди еще сутки пути. Хотя, как видно, Фортуна перешла на сторону русских пленников, те даже удивлялись такому редкому везению. Счастливчики потопали поначалу вдоль Jagdbuder Strasse, потом вовсе потеряв страх, для скорости, пошли по проезжей дороге. Так офицеры попали на Prаsidenter Weg, услышав тарахтенье мотоциклетки, спрятались в овражке. Пронесло… Потом по ложбинам вышли на прямую как стрела просеку Clara Weg, проскочив полосу с ходу, вышли к хутору Ribbеnau. Отдохнув под кронами вековых сосен, друзья собрали усилия для последнего рывка по территории Восточной Пруссии. И вот, попутляв по холмам и ложбинам Slaats Forst, беглецы, наконец, вышли к крохотной деревушке Seefelden. Уже подступила ночь. Переночевали на заброшенном сеновале, чертовски продрогли, но впереди маячила Россия, граничная Ковенская губерния.