Текст книги "Случай на станции Кречетовка (СИ)"

Автор книги: Валерий Рябых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)

– Делай свое дело младший лейтенант, а я пока покурю, – Воронов, тяжело вздохнув, вышел из камеры, встал в дверном проеме и задымил Беломором. Два вызванных бойца помогли снять труп Лошака, осторожно положили тело на цементный пол. Сергей, скрепя сердце, наблюдал за манипуляциями следователя, внимательно прислушивался к напевному речитативу Акимова. Мамлей Свиридов, присев на отвинченные нары, записывал диктовку, поместив тетрадь на железном столике.

– Странгуляционная борозда четко очерчена, – труп постепенно разоблачали от одежды, – исподнее белье отсутствует, наличия спермы и кала нет, набухлости полового члена нет.

Воронов знал, что это необходимые протокольные условности, так что ничего тут не попишешь.

– Синяков, ссадин, царапин – следов насилия или принуждения нет, – пробубнил Акимов.

Потом следователь стал делать замеры петли, описывать расстановку предметов в камере. Он отметил отсутствие беспорядка, а именно – наличия следов борьбы или сопротивления, кроме рваного тряпья Конюхова, засунутого в парашу. Детальный осмотр одежды и обыск камеры тоже ничего не дал. Таким образом, не подтверждалось присутствие постороннего человека в камере на момент повешения.

Окончательный вывод Акимова гласил, что имитации или понуждения к повешению нет. Лошак удавился сам без посторонней помощи.

Унылый следователь машинально теребил скрутки петли, изготовленной из отодранных швов заношенного белья. И вдруг, Александр Федотович чуть не подпрыгнул, уж так внезапно возбудился.

– Эврика! – воскликнул он. – Ткань рубахи вдоль швов и кромки петли местами подрезаны. Смотрите, смотрите, товарищ капитан… Сами видали, – режущих предметов, вроде заточки, в камере не обнаружили.

Воронов подошел и присмотрелся. Да, вроде как вдоль прострочки сделаны надрезы, чтобы легче рвать ткань по швам.

Акимов продолжил рассуждения.

– Получается, что Конюхов не сам инициировал повешение. Лошаку передали готовую петлю и ворох рванья. А тот отдал взамен – исподнюю рубаху. Хотели запутать следствие. – Тут Акимов поморщился и почесал затылок, – следователь видимо зарапортовался, уж слишком надуманно получалось.

– А не проще, – вмешался Воронов, – старику дали нож или какое лезвие, а потом забрали обратно, когда тот подрезал швы…

– Да, мудрено выходит… Да и кто белым днем провернул такое? – Акимов бессильно развел руками.

– Младший лейтенант Свиридов… – не сдержал накопившегося негодования Воронов, – ты понял, что попал в вагон некурящих?

Андрей свесил голову, а как тут не свесишь, ведь он самолично заверял капитана в преданности подчиненных.

– Андрюха, ведь это ЧП в органах! – Сергей удрученно покачал головой, потом пересохшим горлом выдавил. – Ну-ка, сдать оружие…

– Есть, сдать оружие… – еле прошептал младший лейтенант и покорно передал револьвер.

Воронов прокрутил барабан нагана, высыпал патроны в горсть, покачал на вес и медленно втолкнул обратно в обойму.

– Да, кстати, а почему носишь «пушку» рядового состава, а не командирский ТТ?

– Да привычней с ним, ловчее выходит, да и надежней…

– Странно… а я уж думал, чтобы гильзы не выбрасывались. Андрей, подумай над этим и смени личное оружие, даю такой совет, – покачал головой сочувственно. – Ну, брат, наворочал ты дел! – и отрешенно махнул рукой. – Пошли наверх, Федотыч, а мамлей, – Свиридову, – пусть закроет кутузку, – распорядился Воронов, еще размахивая наганом. – Рядовой… – подозвал капитан солдата, – стой у подвала, смотри, чтобы муха не проскочила, – снимая напряжение, пугнул бойца. – А то, враз пойдешь под трибунал.

И уже на лестнице Сергей поймал себя на том, что уж слишком жестко обошелся с молодым коллегой: «Ну, как с дуба рухнул, ишь, как раскомиссарился…»

– Андрей, что так и буду наган таскать… забери револьвер. Это тебе урок, скажи спасибо, доброму дяде… Другой бы такого валенка вместе с нарядом под замок посадил.

– Спасибо, товарищ капитан, – младший лейтенант, почувствовал себя человеком.

Пока Воронов подымался наверх по истертым ступеням, пока разбирал неразборчивый подчерк Свиридова в листах, исписанных в казематной полутьме, – его преследовали неотступные размышления. В голове Сергея кружили мысли отрывочные, разрозненные, даже пустопорожние, но встречались и дельные соображения. Итак…

Конюхову намеренно помогли уйти из жизни. Такое решение принял человек, опасавшийся, что Лошак не выдержит и заговорит, выложит подноготную правду о связи с немецкой разведкой, тем самым выдаст с головой агента в Кречетовке. А осведомлен старик, конечно, о многом. Без сомнения блатной знал личность фашистского разведчика, да и не только внешне, наверняка выяснил домашний адрес и место работы. Вероятно, они сотрудничали давно. Когда там дед откинулся с зоны, – года два назад? Срок достаточный…

Смущает, правда, поведение Лошака на допросах. Пахан держался уверенно, да и как складненько пел. Мог ли урка сам сочинить такие хитроумные ходы, – да нет… Наверняка лошака подготовили к возможному провалу и аресту, причем предусмотрели вероятные варианты развития событий.

А дед, сам на что рассчитывал, если не полный идиот, зачем тянул время? Ну, возможно надеялся, что агент сделает ноги, и это даст шанс самому Конюхову найти способ вывернуться. Или арестанту протянут руку помощи… Хотя старый сиделец обязан понимать, что пункты пятьдесят восьмой статьи заведомо обнуляют шансы выйти сухим из воды. А если учитывать еще и «расстрельные примы»… Как ни крути, песенка бродяги спета. Наивно с таким зековским багажом считать, что «ослобонят», вытащат из цепких рук чекистов. Ну, уж тогда, чисто по человечески, старикан хотел еще малость пожить. Подышать пусть тюремным, но воздухом, вопреки печальной поговорке, что перед смертью не надышишься… Похоже на то.

А что фашист? Конюхов сам признался, что не вынесет спецсредств, хотя и громила с виду, но стар и нещадно боится боли. Если станут допрашивать с пристрастием, старый уркаган сразу поплывет… Немец не новичок, разумеет старую истину, что не столько сама пытка, столько страх перед ней сломит каждого человека. И, естественно, фашист не строил иллюзий на счет Лошака, коль дойдет до того. Но вот, что странно, – Конюхов сразу предупредил о своей слабости, как бы опережал ход следствия, спешил… Но, и молчал гад до поры…

Можно смело предположить, что некто извещал немецкого агента о безмолвии Лошака. Но так не могло бесконечно продолжаться. Рисковать далее не имело смысла. Попади урка в городской отдел, немедля все выложит как миленький, там валандаться не станут. И враг сделал упреждающий ход…

Теперь Конюхов окоченевший труп, пожалуй, что нет в живых и караульного Пахряева. А пока, только тот боец единственный на подозрении. Да, фашист сработал со знанием дела, – обрубил концы.

Но ведь немец наверняка знал, что чекисты сразу выйдут на Тэошника предателя и начнут раскручивать связи парня по полной программе. Видимо так, но рассчитывал на фактор инерции в работе органов – быстро не обнаружат… Агент успеет либо сбежать, либо надежно замаскироваться.

Фашист уже двое суток знает, что им заинтересовалась сама Москва, поскольку Воронов из Главного управления. И отчетливо понимает, – в сложившейся ситуации, исчезновение человека, имеющего постоянную прописку, а значит и конкретную биографию, не пройдет бесследно. Будут разосланы ориентировки, и со временем непременно попадешь в расставленные сети. Ну не станет же агент переходить линию фронта, где, когда шанс выжить – пятьдесят на пятьдесят…

А значит, немецкому агенту выгодней затаиться, как бы остаться вне подозрений, если умно обыграть ситуацию. Но не исключено и третье, – шпион настолько уверен в собственной неуязвимости, что и пальцем не пошевелит, чтобы прятаться, а уж тем паче бежать… О таком раскладе, местные органы даже думать боятся. Встречались случаи вопиющие, когда враг был столь высокопоставлен, что приходилось решать судьбу такого человека на высшем уровне. Вот почему Синегубов Николай Иванович остановил выбор на Воронове. Кто бы ни стоял за этой дьявольской постановкой, – «Серега не отступит».

Ну, и еще нарисовалась одна внушающая опасение деталь… Назвать проблемой, язык не поворачивается – чай под Богом ходим… Не исключено, что фашист – человек рисковый и отвязанный, потому надумает устранить самого Воронова, в надежде на оперативную вялость местных органов. Ведь сколько времени шпион живет вне подозрения госбезопасности… А сколько еще сумел бы… если не злодейское убийство Машкова?

А вот зачем он все-таки надумал не только убить снабженца, поглумиться над трупом и вдобавок сжечь домишко несчастного – вопрос на засыпку… Вот главная ниточка, что ведет к раскрытию дела. Было бы любопытно знать, – посвятил ли немец Конюхова в причину лютой казни, открыл ли старику мотивацию столь дикого решения, или Лошак, проявив пещерную фантазию, сам такое выдумал? По логике – самодеятельность старого зека в корне исключается, немец не позволит отдать себя на волю случая. Таким образом, – Лошак просто передаточное звено.

У фашиста имелись веские причины для ликвидации Семена. Вражий агент неспроста организовал театральный эффект, подобный грому среди ясного дня. Почему? Зачем убийце трубить о содеянном на всю ивановскую? Для чего устраивать спектакль?

Следует еще раз потрясти диверсантов, и в особенности Мерина. И опять – закавыка. Гурьев Никита бессердечный исполнитель, палач, такому не по чину знать обстоятельства заказчика. Уж такое правило установлено для наемных убийц или профессиональных катов. Кроме того, Ерема-Лавренев подручный Мерина считал, что старший группы ниже Лошака мастью. Выходит, и уркагану Конюхову не с руки открывать карты чужому человеку, даже если и знал чего…

Сергей понимал, что нужно правильно сформулировать круг проблем и вопросов, определяющих скорый успех расследования.

Ход размышление капитана прервал младший лейтенант Свиридов.

– Сергей Александрович, тут, – Андрей замялся, – тут… милиционеры с линейного пришли. Линейщиков тоже позвал, у них там людей поболе нашего будет, одним словом, подмога.

В ленинской комнате за допотопным столом, покрытым красным кумачом, поджидали вызванные сотрудники линейной милиции: лейтенант Синицын – здоровенный белобрысый мужик с веснушчатыми кулаками, и два накачанных крепыша – оперативники.

Воронов вкратце изложил свои недавние соображения, понимая, что в полной мере переварить такую кашу парни быстро не смогут. Потом, сославшись на неотложный звонок, оставил гостей и ушел в кабинет начальника отделения. Капитан обстоятельно сообщил Селезню новые подробности и попросил привлечь городские силы, на случай, если Пахряев соизволит махнуть в город, а оттуда дальше.

Затем нарочито беспечно, по-свойски, деланным голосом Сергей позвонил Пасвинтерам. К телефону подошла Вероника. У мужчины трепетно забилось сердце, и тут же сладко взыграло на душе. Женщина обрадовалась звонку, ее голос весело щебетал. Сергею страшно хотелось послать любимой воздушный поцелуй в телефонную трубку, да неловко было, еще подслушает кто. Не вдаваясь в отдельные подробности, Воронов кратко известил Веронику, что через часок придет пообедать. Не мог же он сказать, что страшно соскучился, да и стыдно было намекнуть о вожделенной цели приезда, чего доброго, женщина решит, что чекист ищет только интимной близости.

Вернувшись в красный зал, Сергей, лукаво не мудрствуя, спросил с деланным возбуждением.

– Ну, что на сей счет считаете товарищи командиры?

В ответ – гробовое молчанье.

Настенные корабельные часы над входной дверью показывали пять минут шестого. Дверь резко отворилась, и ввалился запыхавшийся сержант госбезопасности Алтабаев – средних лет рыхловатый нацмен, ходивший в заместителях Свиридова. Доклад сотрудника был краток и не весел.

Догадка Воронова, насчет удравшего караульного, подтвердилась уж слишком быстро. Тело Пахряева нашли в зарослях кустарника позади хоздвора стройучастка НГЧ, невдалеке валялся и старенький велосипед. Сообщили из пожарной команды, у бойца из пожарного поезда, скрутило живот, вот бедняк и напоролся на труп. Дневального зарезали аккуратно, – одним махом, косой удар слева в подвздошье, без потери крови…

Воронов подумал, что малый поехал на встречу с агентом, в надежде получить дальнейшие инструкции, и заодно обещанную плату за выполненное дело. Но, как водится в таких случаях, заработал перо в бок. Что тут говорить – незавидная участь продажной твари.

Без долгих раздумий, Воронов велел следователю Акимову возглавить оперативно-розыскные мероприятия, начав с места обнаружения трупа. Старого чекиста в таких делах учить не надо, следаку бы еще отыскать свидетеля, очевидца, приметившего нечто любопытное в задах стройучастка. Федотовичу в помощь выделили крепыша-милиционера и приставленного сторожить коридор долговязого Тэошника. Второго сержанта послали организовать кинолога с розыскным псом – благо таковой имелся у линейщиков.

– Да и нам здесь делать нечего, – Сергей резко поднялся со стула, – придется ехать на место. Убит сотрудник транспортного отделения НКВД. Поехали Андрей Владимирович, – Воронов впервые назвал парня по отчеству, – только сделай запись в «судовом журнале»… чтобы потом не придирались. Следом обратился к милиционеру, – Иван Ильич, с нами пойдете…

– Разумеется, – согласно ответил Синицын.

Только Алтабаев остался стоять незадействованным. Но настала очередь и сержанта. Воронов оглядел младшего командира с ног до головы, под взглядом начальства тот вытянулся в струнку.

– Алтабаев остаетесь за старшего.

Широкоскулое лицо малого приняло строгое выражение.

– Есть, товарищ капитан, – произнес он бодро, – готов к выполнению задания. – отчеканил, будто сразу готов идти в бой.

– Проверь наличие бойцов. Собери людей в оперпункте и сообщи о побеге Пахряева. Пусть будут готовы встать под ружье. Жди команды. Да… – Сергей пристально взглянул на молодца, – сильно не разглагольствуй, и никакой паники. Скоро вернемся… Понял?

– Так точно. Разрешите приступать? – образцовый видно службист сержант Алтабаев.

Ехать пришлось недалеко. Стройучасток дистанции гражданских сооружений помещался сразу же за дорожным проколом под горкой. Огражденный хлипким дощатым забором, участок представлял собой скопище сараев, облепивших вросшее в землю каменное здание дореволюционной постройки. Захламленная территория истоптана вдоль и поперек – ограда поставлена для видимости, одним словом, полный беспорядок. Народ уже разбежался по домам, рабочий день подошел к концу. Навстречу гостям вышел одинокий стрелок-охранник, который и показал, как пройти к лазу с восточной стороны.

– Пойди, воруют стройматериал, – поинтересовался Сергей у милиционера Синицына, – видишь, тут проходной двор…

– Да не без того… хотя по военному времени с этим строго, а вот раньше перли, дай дороги. Как правило, несуны – сами работяги, да и тащат помаленьку, на пропой, – Синицын отстраненно пожал плечами.

– Да уж, – крякнул Воронов, – рабочий класс выпить не дурак…

Тропку, начинавшуюся сразу за проломом в заборе, работники стройучастка, видимо проложили к отхожему месту.

– Ну и гадюшник, – зажав ноздри, возмутился Воронов. – Ха-ха-ха, культура… сопли в нос.

Невольно пристыженные местные командиры, натужно дыша, проглотили упрек.

– Федотыч, где спрятался, ау! – шутливо окликнул Сергей следователя.

– Да тут, рядом… – раздался голос из-за ветвистых кустов, и появился Акимов собственной персоной. – Товарищ капитан, будьте поосторожней, не вляпайтесь, тут живого места нет. Идите за мной, покойник лежит на полянке, – там чисто. Вот босота коммунальная… – самогонку и политуру здесь жрут, конспираторы хреновы, нашли место, чтобы начальство не видало… Кругом засрали территорию…

Перед ними открылась истоптанная до проплешин лужайка. На боку, поджав ноги под живот, лежал солдатик в застиранной гимнастерке и стоптанных кирзовых сапогах. К стволу худосочной березки прислонился старенький, обшмыганный велосипед. Сразу и не поймешь, – идиллическая картина: выпил человек, а теперь вольготно отдыхает. Но, увы, синюшные щеки и губы солдата указывали, что здесь – труп.

Вытирая замызганным платком пот со лба, следователь Акимов рассказал о том, что успел сделать. За такой промежуток времени, да и под протокол, конечно, самую малость. Первым делом произвели опознание. Боец Тэошник, разумеется, признал сослуживца. Обыскали содержимое карманов Пахряева – сущая безделица. Привлек внимание пустой дешевый кисет, догадка подтвердилась, – земля у тела и подход с дороги к полянке густо просыпан махоркой.

– Предусмотрительная сволочь, хотел розыскному псу нюх отбить, – влез в разговор лейтенант милиции. – Да не знает гад, что Джульба в линейном ученый кобель, – небось, и так унюхает.

Короче, больше ничего путного у Пахряева не обнаружили.

– Глухо, как в танке, – резюмировал Антипов. – Либо убийца выгреб все под чистую, либо солдат явился с пустыми карманами, не считая курева. В отношении умерщвления – расчетливый, профессиональный удар, редкий урка на такое способен. Что подтверждает ваше предположение, товарищ капитан, – тут замешан агент-нелегал. Орудие убийства, судя по ране, определенно финка, ну, или узкий нож.

– А велосипед? – поинтересовался Воронов.

– Да, что велик, лисапедку подняли, валялась рядышком. Думаю, дело обстояло так, Сергей Александрович, – Пахряев во время разговора с неизвестным держал велосипед за руль обоими руками. Потому толком и не сумел среагировать на замах с финкой. Закололи как неповоротливую свинью. Да и удар с левой стороны. Похоже, сходится… Пахряев правша, велосипед держал по правому боку.

– Ну, а что еще раскопали? – не отставал Воронов.

– Поверхностный осмотр места происшествия больше ничего не дал. Следы пребывания второго человека зачищены до основания. Повторяю, работал профессионал, – Акимов почесал затылок. – Ребята вокруг шукают, но пока не нашли ни одного мало-мальского свидетеля. Люди кругом как вымери. Считаю, товарищ капитан, лучше опрашивать работников стройучастка, бойца прикончили в рабочее время. Найдется такой, кто видел нечто любопытное… Но одному тут не справиться, сами понимаете, помощь нужна.

– Иван Ильич, давай уж подключайся.

– Задание понял, товарищ капитан, да в «линейке» только один дознаватель и остался, можно еще участкового припрягу, – попросил лейтенант Синицын.

– Добро, забирай Филишина.

Тут раздвинулись кусты, и на поляне появились два милиционера, давешний крепыш-оперативник и пожилой усач, державший на поводу здоровенного кобеля – немецкую овчарку зонарного серого-коричневого окраса (Воронов разбирался в кинологии). Пес умными глазами осмотрел присутствующих, и еле скульнул, уставясь на мертвеца.

– Приступайте, – велел Воронов.

Пожилой кинолог, что пошептал псу в поднятое торчком ухо, потом, как бы для присутствующих, скомандовал: «Джульбарс, след!», – и подвел к трупу.

Кобель принюхался, не наклоняя башки, прорычал, оскалив пасть, обнажая большие желтые клыки. Обошел вокруг тела солдата, поднял голову на кинолога, отрывисто подвыл пару раз, и сильно натянул поводок. Затем, опустив хвост, резко устремился по тропе к выходу на дорогу. Пес наращивал темп, старичок уже не поспевал за ним. Воронов и остальные тоже двинулись по тропе следом. Миновав заросли кустарника, вышли на проезжую дорогу, один конец которой вел к сортировочной горке, другой на магистральный большак. Поравнявшись с дорожным полотном, овчарка задержалась на месте, оглянулась назад, и вдруг стала делать круги. Кинолог тормознул пса, придержав за ошейник. Понятно – кобель потерял след. Джульбарс сел на задние лапы и преданно уставился на Воронова, сообразив, кто тут главный. Сергей подошел к розыскному псу, стараясь приветливым видом выразить свою признательность.

– Молодчага Джульба! – произнес капитан и по-дружески потрепал псину по холке.

Тот позволил себя тронуть чужому человеку и даже преданно тявкнул. Сергей прошелся туда и обратно по дороге, внимательно вглядываясь в проезжую часть. Потом громко объявил:

– Гаденыш думал скрыться, не выйдет! Судя по следам протектора – мотоцикл «Ленинград триста» или седьмой ижак. Люксусу тут неоткуда взяться, – к лейтенанту Спицину. – Правильно мыслю, милиция?

– Да, верно. Правда, наличествует один «ДКВ-Люксус-300», да и то, у железнодорожной милиции на балансе. Вдобавок сломан, поршня полетели…

– Федотыч, чего застыл… фоткай, фоткай… – протектор пока четко виден, – потерев руки, довольный Воронов весело добавил. – Ну, теперь попался гад! – и стал показывать следователю, теребящему фотоаппарат, на отчетливые отпечатки колес мотоцикла.

– Товарищ капитан, – смущенно подал голос младший лейтенант Свиридов, – по указам о реквизиции транспортных средств у жителей Кречетовки нет мотоциклов, забрали драндулеты подчистую.

– А на предприятиях узла, что тоже нет? – парировал Сергей и подошел к стоящим в сторонке командирам.

– В хозединицах числится пять штук, – мамлей задумался. – И еще, два в линейке, – Спицину, – у тебя, товарищ лейтенант. Два в комендатуре, один в моем распоряжении…

– Тяжелые, с коляской сразу отбрось, – Воронов облизал губы, – а в окрестных колхозах, в МТС… ты, Андрюха, о них не забывай…

– Фу, а ведь верно. Да и с города запросто сюда подскакать, тут запутаться можно…

– Сделаем так Андрей, – Воронов задумался на мгновение, – к вечеру, часикам к семи подготовь список мотоциклеток без люлек по городу и району, – после маленькой заминки. – Позвони орудовцам, у них занесены в картотеке. Да, и еще… Пошли людей, кто посмекалистей, пусть вывернут дом Пахряева наизнанку. Надеюсь, сообразят, что требуется искать… Ну, должны же быть хоть какие-то зацепки. Что сам думаешь, младший лейтенант, а?

– Дык, что сказать Сергей Александрович… Жопа получается, одним словом. Да и я обосрался по полной программе. Черт знает, что здесь предположить…

– Ну, ты, парень, не спеши, – Воронов по-отечески улыбнулся. – Пахряев, когда отпрашивался, уже понимал, что подставляет себя, крепко подводит. Но, однако, успел смотаться домой, пообщался с матерью, наверняка сытно пожрал. Посмотри, как уверенно вел себя, не мельтешил, не паниковал. Потом отправился на назначенную встречу, место знал заранее, – оговоренное место. Предположим, что караульный не балбес, понимал, с кем имеет дело, но не забздел, не подстраховался. Получается – не опасался за свою шкуру… Думал, обойдется, или считал, что сладит с агентом запросто. Вот так, а на что дурак дальше рассчитывал, непонятно. Ведь спохватятся его (да и опомнились мигом), а на «лисапедке» далеко не уедешь… – Сергей чуть задумался. – Сделаем вольное допущение, что немец прибудет на мотоцикле, заранее обещал увести прочь, – и тотчас уточнил. – А куда девать велосипед, в кустах бросить, – стопудовая улика. Не складывается…

Внезапно до Воронова дошло, что младшего лейтенанта гнетут проблемы вовсе другого свойства. Сергей явственно уловил невнимательность Свиридова, да и побитый вид парня не остался без внимания.

– Что не так Андрей, не слушаешь меня?

– Товарищ капитан, а что со мной будет? Арестуете, под трибунал отдадите…

– А как считаешь? – безобидно засмеялся Воронов. Но не стал глумиться над растерянным гэбэшником, по-доброму улыбнулся. – Да не ссы мамлей, коль не виноват, ничего не будет, – отстараю. Чай не ты кадры формировал. Ну, бдительность притупил, ясно – по головке не погладят. Ладно, обойдется… Вот бы шпиона найти, тогда потери спишут. А может, и наградят даже…

Свиридов ощутимо повеселел.

Воронов же, сделав шаг к милиционеру, любопытно напрягшему слух, попросил:

– Лейтенант, будь другом, доставь в оперпункт часикам к семи пятерых субчиков, дай бог памяти: Еланцева, Фрезера, Гусельникова, Руди и Полищука. Хочу, познакомимся с ними поближе. Пришла пора прощупать фигурантов на вшивость, – повернулся к Тэошнику. – Андрей черкани милиции – кто такие и домашние адреса.

Но Синицын опередил потянувшегося за бумагой Свиридова.

– Не надо, товарищ младший лейтенант, и так субчиков знаю. Только подожди минутку, у себя запишу фамилии, – и достал из кожаного подсумка ученическую тетрадку и карандаш.

– Лейтенант, если что не сложится, звони в комендатуру за помощью, сошлись тогда на капитана Воронова, – и Сергей задумчиво полез за Беломором. Закурил. И попыхивая папиросой, заключил. – А я пока, мужики, сгоняю пожрать, «с утра не обедал», – засмеялся в полный голос, и уже серьезно. – Да и одежку сменю, пропотел насквозь, аж взопрел. Коли что, Андрей, – ищи у аптекаря.

Капитан не отдавал себе отчета, для чего, именно теперь, потребовался суконный гебешный мундир. Отнюдь не ради форса, возможно, Воронов на уровне подсознания понял, что хватит партизанить, пора все поставить на законные места. И еще, одна лукавая потаенная мыслишка свербела в мозгу – уж очень хотелось увидеть Веронику, вдохнуть запах любимой, прикоснуться к нежной коже рук, щечек, шейки.

Сергей внезапно осознал, что как желторотый пацан постоянно думает о Веронике. И не по-детски умиленно размышляет, – удивительный образ женщины неотступно засел в голове, прочно угнездился там, стал частью его эго. Мужчина понимал с опасением, на то у него имелся плачевный опыт (и немалый причем), что определенно влюбился в эту белокурую еврейскую женщину. Но еще толком нельзя понять, – позывы ли «голодной» плоти движут им, или возвышенные и серьезные чувства.

Да мало кто нравился Воронову, а он им… Вереница дамочек всяких сословий: от глянцевых московских кокеток, до скромных станционных тружениц сохла по бравому капитану. А раньше, когда приходилось напяливать чужую личину, ложе Сергея разделяли и гордые паненки, и строгие доньи, а случалось и худенькая молочница, или пышненькая горничная в отеле. Да нет, мужчина не был ловеласом, падким на каждую юбку, но и скромником монашком не считался. Одним словом, Воронов боевой парень, холостяк, этим, пожалуй, все и сказано.

По дороге к эмке, путь до ворот стройучастка мысли Сергея заняли недавние страхи мамлея Свиридова. Относительно судьбы Андрея Воронов абсолютно спокоен. Дураку ясно, что парень никакой не фашистский наймит, и уж тем более не вражеский агент. Насчет происшедшей бяки в отделении – вина начальника оперпункта минимальна, впрочем, подобные глупые накладки, а случается и серьезные проколы, неминуемы в муторной профессии чекиста. Иногда нельзя не то что соломки постелить, а даже проблематично предугадать опасность, – вот какая получается петрушка… А что взять с молодого пацанчика двадцати двух лет, тут и сорокалетний дядя вряд ли сумеет вырулить. Контингент узлового ТО сформирован не с бора по сосенке, не самотеком… Да и люди годами знают друг дружку, семейные обитают поблизости, на службе столуются, спят вместе, – а вон как вышло… Нашлась-таки подлая душонка, уж как там Пахряева подцепил фашист – одному богу известно, но предал, продал стервец и Родину и товарищей.

Полуденная липкая жара спала. На небе появились сизые облачка, предвестники перемены погоды. С окрестных раскидистых тополей усеянных гроздьями грачиных гнезд, донесся разноголосый грай, – «железка» даже в тяжелые времена надежный источник прокорма птичьего племени. Вот и сейчас кучки черных стай слетались к гнездовьям, кружили с прицелом – куда опуститься, выбрав место, чинно, по одному рассаживались по ветвям. Воронов в шутку позавидовал грачам – птичий день подходил к концу.

Хотя водитель раскрыл настежь дверцы эмки, вентилируя салон, – железная скорлупа легковички чуть не расплавилась. Раскаленный кожемит сиденья даже взбодрил расслабленное тело капитана. Отстраненные мысли испарились, Сергей велел ехать на третью Кречетовку, в аптеку.

Машина, раскачиваясь, выехала на булыжное шоссе. Дорога, обсаженная старинными тополями и липами, образовывала тенистый коридор. Прохладный ветерок, пробегавший вдоль него, привел пассажира в благостное состояние: хоть на чуточку, а довелось вырваться из давящей атмосферы следствия. Передых…

* * *

Дверь аптекарской квартиры открыла сама Вероника. Ее глаза лучились счастьем, женщина собиралась радостно броситься Сергею на шею. Воронов предвосхитил страстный порыв, взяв нежно за руку (что за нежная и маленькая ручка у нее), и закрыл за собой входную дверь.

И уже потом, не таясь, прикоснулся губами к влажным полуоткрытым устам любимой, дотронулся и унесся в нирвану. Он еще ни разу в жизни не испытывал, что поцелуи так сладки и трепетны. Конечно, любовные прелюдии не обходились без лобзаний, но им отводилась чисто формальная, механическая роль, как обязательный атрибут амурных отношений мужчины и женщины. Подчас заходило слишком далеко, благо наставниц французского поцелуя и других эротических изысков у него было предостаточно. Но прежде Сергей лицедействовал сообразно имевшим место обстоятельствам, изображая из себя влюбленного: наивного ли, опытного или уже пресыщенного. Воронову шла роль дамского угодника, он даже шутил в узком кругу, что, будучи нелегалом, мог бы безбедно просуществовать, избрав стезю альфонса. Короче, всякое случалось, имелось только одно непременное условие – трезво контролировать свои действия.

Сергей полуобнял Веронику, мягкая талия женщины податливо приняла страждущую ладонь. В окружающем сладостном забытьи влюбленная парочка проследовала в комнаты. Капитана ничуть не смущало возможное присутствие посторонних в помещении – вдруг отец или сын наблюдают их объятья. Возлюбленные отстранились от всех, в яви были только он и она.

Веронику тоже накрыла трепетная волна безразличного умиротворения. Молодка также пребывала на необитаемом острове – в целом мире они двое.

Время застыло для них, только лучащиеся счастьем глаза напротив, только осязание влажного шелка губ, выступали мерилом смысла бытия.

Но вот гипнотическое забытье стало отступать. Чтобы продлить изведанную негу, усилить полноту наполнявших чувств, Сергей нежно погладил женщину по гибкому стану, по воздушно-упругим бедрам. И внезапно кольнула дразнящая мысль, что Вероника без нижнего белья, резинка трусиков не угадывалась за шелковым халатом. Помимо воли похотливо заныло в чреслах, в подсознании пронеслось – стоит ли уступить позыву плоти или, взяв себя в руки, твердо проигнорировать желание. В нарочито вялой нерешительности Сергей сообщил любимой, что пришел лишь для того, чтобы переодеться и чуток перекусить на скорую руку.

Вероника мгновенно отшатнулась, казалось, нависшая проза жизни оскорбила ее естество. Еще мгновение и райская идиллия сменится тусклыми буднями. Но этого не произошло, метаморфоза произошла удивительная. Молодка вскипела, былое умиление на глазах преобразилось в неистовую страсть.