Текст книги "Случай на станции Кречетовка (СИ)"

Автор книги: Валерий Рябых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

Супруга прикинулась полной дурой, с нелепым хохлятским говором, ловко обхаживала Семена Машкова. Парень поверил, развесил уши и, не таясь, вел с Татьяной провокационные разговоры. Если бы так… Малого можно было еще не год водить за нос, а при подходящем случае, дать от ворот поворот или даже пинка под зад. Но как раз позавчера Семен Машков напросился в квартиру Ширяевых, принес, якобы по дружбе, кулек с кусковым сахаром. Татьяне волей-неволей пришлось отправиться на кухню, приготовить незамысловатое угощение к чаю. Однако хозяйка была женой разведчика, и отследила, как Семен заметался по комнате, рыская в книжном шкафу и ящиках мужниного письменно стола. Татьяна прервала поиски соглядатая, намеренно не застигнув ушлого мужика с поличным. А Семен повел себя как чистенький ангелочек, но так ничего не учуял…

Роман Денисович догадывался, что конкретно при участии Семена Машкова чекисты разоблачили Григорьева и Заславского, которых он лично рекомендовал Центру, а завербовали через посредников уже в другом месте. Дальнейшая судьба несчастных Ширяева мало интересовала, на то у немцев имелись другие люди… Но вот с гебешным стукачом – Ширяеву-Арнольду предложили разобраться персонально.

Терпению Альберта Арнольда пришел конец – пора проучить этого наглого выскочку, возомнившего себя черт-те чем. Наказать так, чтобы другим собратьям по цеху, на совесть вкалывающим на чекистов, пришлось бы впасть в трепетное состояние, размышляя об уготованной жуткой участи. Следовало нагнать страху, наряду с мистическим ужасом, почерпнутым из старых бульварных романов, которыми втайне до дыр зачитывались невзыскательные жители поселка. Покарать, да так, чтобы другим было неповадно участвовать в секретных играх советской «охранки». К месту подошла дельная русская поговорка – «Не по Сеньке шапка…» И еще одна мудрая народная пословица пришлась кстати: «Учестили Савву ни в честь, ни во славу…», одним словом – «Поделом ему!»

– «Ха, ха… Недурственно для природного пруссака знаю русские фольклорные жанры», – похвалил себя Роман Денисович.

* * *

Связь с Центром Альбер Арнольд поддерживал через надежно отлаженный советский сетевой радиоприёмник «МС-539» (малый супергетеродин, 5-ти ламповый, 39 года), до войны выпускаемый Александровским заводом. Пришлось, правда, исхитриться, когда по военному времени граждан обязали сдать радиоприемные устройства широкого диапазона. Ширяев отнес второй, еле дышащий, экземпляр приемника, загодя купленный с рук на барахолке в незапамятное время. Рабочий же аппарат, переоборудовав, поместил в компактный футляр из-под увесистых контактных реле, что заранее подобрал в сараюшке дистанции сигнализации и связи. Приемник пришлось скрывать от посторонних глаз в тайнике под полом, прослушивать же передачи следовало в наушниках, но дело устроилось подходящим образом.

Теперь раз в неделю Арнольд выходил на связь с Центром, получал вводные инструкции и другую необходимую информацию. Азбукой Морзе он владел в совершенстве. В качестве шифровальной книги использовался четырнадцатый том («Братья Карамазовы») из разрозненной подборки книг полного собрания сочинений Достоевского, дореволюционного издания типографии братьев Пантелеевых, еще с ерами и фитами.

Как и полагалось, для замаскированных агентов, для обратной связи с центром применялась отработанная хитрая схема, с участием специальных связников. Детали, которой каждый раз подробно оговаривались в радиограммах. Альберту на месте оставалось только следовать четко разработанным инструкциям.

Десять дней назад разведчик повторно сообщил в Центр, что упорно разрабатывается осведомителем НКВД Семеном Машковым. Там уже плотно задумались об этом ушлом малом, связав цепочки прежде арестованных агентов. Арнольд предложил кардинальный выход из сложной ситуации – устранить сексота, но только чужими руками, причем людьми не местными, чтобы самому избежать провала.

В последней шифровке агенту сообщили, что на самом верху, наконец, пришли к единому мнению – ликвидировать Машкова. Для этой цели полагалось использовать, направленных в Кречетовку, питомцев Борисовской школы с кодовыми именами: Мерин, Ерема и Тита. Однако получалась маленькая накладка, чреватая с точки зрения Альберта серьезными осложнениями. Но далекое начальство не усмотрело в том болезненной проблемы. Дело в следующем: так как диверсанты готовились для другого задания, Арнольду предстояло ознакомить с новым поручением «спящего» связника, местного блатного по кличке Лошак. Альберт-Ширяев давно знал того уголовника, так же как и остальные жители Кречетовки. Но то, что урка работает на немцев, разведчик не догадывался. Да, и с чего такое предвиделось…

Возникшая коллизия – крайне неприятная, даже пугающая новость. Получалось, что Абвер стал терять прежде высокий уровень, привлекал для конспиративной работы людей, не только не прошедших специальной подготовки, но не имевших даже нужного идеологического обоснования для сотрудничества. Военная разведка использует уже беспринципных и аполитичных уголовников, которым, как известно, нельзя ни в чем доверять. Но выбора не оставалось. «Piriculum in mora – промедление смерти подобно…» – латинская мудрость отринула остальные варианты. Вчерашним днем, согласно шифрограмме, борисовские диверсанты объявились у Лошака. Пароли и инструкции о переподчинении самого агента и засланной группы Центр дал, вышло, как говорится: «…и карты в руки».

Роман Денисович шапочно знаком с уголовником Василием Конюховым, коротко общаться не общались, так, иногда при встрече обменивались косым взглядом и кивком головы. Потому, что и Лошак понимал, – положение пахана обязывало знать о каждом, худо-бедно приметном жителе поселка. Вот Ширяев видный человек, ходит в местных начальничках, а даже мало-мальскую власть тогда уважали…

В голове Альберта скоропалительно созрел садистский план мести Машкову, задуманная жестокая смерть обязана получить должную огласку, – стать для гебешной агентуры вящим предупреждением. Разведчик как одержимый носился с идеей – покарать снабженца изуверским образом, надолго запечатлеть эту казнь в памяти кречетовцев.

Но только сегодня до него дошло, что он совершил грубейшую ошибку, наверное, самую серьезную ошибку за время нелегальной работы. И как бы теперь не сносить инженеру головы… Потому и побежал опять к Лошаку, желая хоть чуток подстраховаться, подстелить соломки…

Но накануне чуйка-выручалка немецкого агента не сработала…

Вчера, чуть свет Ширяев приоткрыл скрипучую дверь хибары Лошака. Конюхов в верхней одежде, раскинув руки, лежал на замызганном одре. «Йовово гноище», – отметил вошедший, которому не сразу удалось растолкать крепко спящего уркагана. Тот было метнулся за спрятанной под матрацем финкой, но куда там бандиту до филигранно отработанных боевых приемов матерого разведчика…

– Здорово Лошак! – удержав руку пахана, по-доброму произнес Роман Денисович. – Не узнал бродяга… Чего паникуешь, тут свои…

– Чего приперся, деляга? Чего по ночам шастаешь, добрым людям спать не даешь?

– Да уже утро, смотри, давно рассвело, – и уже по-серьезному продолжил. – Дело одно привело, Василий, ведь в гости по ерунде не хожу… Заморочек по горло… ни чета воровским гнилым делишкам…

Лошак опять напрягся в протестном порыве, озлобленно ощерился, обнажив щербатый рот. Но Ширяев слегка нажал на плечо старика, сдержав гневные потуги того, сурово произнес:

– А теперь поскорей прочисти мозги и слушай внимательно. Второй раз повторять не стану, усек! – сказал уже властным тоном.

Ошалевший от непонятной боли, мужик на локтях приподнялся на лежанке и тупо уставился на инженера.

– Говорят, торгуешь «Кахетинским», продай три бутылки, – отчетливо выговорил Роман Денисович.

Лошак ошеломленно вытаращил покрасневшие зенки, вначале пошамкав губами, по слогам произнес:

– Вино не продается, только меняется, – урка на мгновение задумался, – на персиянский, – поправил себя, – персидский ковер.

– Откуда ковер, возьми турецкую шаль…

Конюхов очумело смотрел на Ширяева, видимо не вникал в условленные слова, только что сказанные тем.

– Повторяю для дебилов, – инженер уже психанул, – возьми турецкую шаль. – И всмотрелся в глаза Лошака, наконец, в них промелькнула осознанная мысль. – Ну что, Василий врубился?..

Конюхов разом сник, превратился в ущербного старикана.

– Да догадался, не глупый, – пароль и отзыв еще в лагере вызубрил как «Отче наш». Можно встану… Только не ведаю, как вас теперь звать-величать…

– Зови, как и прежде – Романом Денисовичем.

– Понято… вопросов нет.

Конюхов осознал, что перед ним стоит порученец немецкого разведцентра. А значит, что сам попал в полную власть этого человека и теперь вынужден беспрекословно подчиняться.

Сев за шаткий стол, они продолжили своеобразный разговор. Говорил больше Ширяев, Конюхов только покорно кивал головой.

– Лошак готовься выполнить специальное поручение немецкого командования… Сегодня вечером, ну или ночью, – скрытно придут трое якобы красноармейцев, из наших военнопленных, что дали присягу Германии. Надеюсь, понимаешь, о чем толкую… – Ширяев указал рукой на запад. – Послали мужичков в тыл Красной Армии с диверсионным заданием, – посмотрев на замершего старика, добавил обнадеживающе: – Ну, ксивы у них надежные, не бзди уж слишком, прокатит… дай дороги…

Лошак слушал не шелохнувшись. Но желваки на исхудалом лице, выдавали упорную работу изощренного воровского ума. Ширяев даже стал опасаться, как бы дедок не соскочил с отведенной сценарием роли. Потому говорил непререкаемым, командирским голосом:

– Конюхов дай солдатикам отсидеться, найди подходящее местечко, только чтобы никто ни-ни… ни одни духом… Понимаешь дед? Диверсанты пусть поживут, спокойно присмотрятся, что да как… А, что потом, уже не твоя забота. Но теперь оперативно, по причине возникших обстоятельств, вносится одна вынужденная корректива, – Роман Денисович сделал упор на последних словах. – Дополнительная поправка, проще говоря. Уверен, что знаешь снабженца из ОРСа Семена Машкова…

– Ну, да, – промычал Лошак, оскалившись, – оченно даже знаком с товарищем…

– Вот и ладненько… Поставлена задача организовать убийство этого малого. – И, невзирая на расширившиеся от ужаса глаза Лошака, категорично уточнил. – Сегодня же ночью и порешить снабженца. Парням из диверсионной группы скажешь: «Это приказ сверху, из центра, который не обсуждается». И еще, – изменив интонацию, с угрозой пояснил. – Велено, не только убить, а выколоть трупу глаза и отрезать язык. И учти – опять сделать без разговора.

– А куда потом язык приносить? – недоуменно вопросил, уже мало что соображавший, Конюхов.

– Да не куда не надо, пусть выбросят… скажем, в кусты. Лошак, давай врубайся, дело серьезное. Боже избавь обмишуриться! Сделаете сразу же, не раскачиваясь, быстренько той же ночью, – Ширяев растолковал старику как ребенку. – Сам вызовешь Семена из дома, якобы для знакомства с надежным клиентом. Надеюсь, сообразишь, как правдиво обставить… Веди себя спокойно, не подавай виду. Короче, Лошак держи себя в руках! Отведете снабженца куда подальше, ну и там – кокните. Да не ты… – упреждая немой вопрос Конюхова, – дело как надо сделает Мерин, у него рука не дрогнет. А потом дом Машкова следует сжечь. И это те ребята толково умеют. Только не наследите… Впрочем, предупреди парней, чтобы не халтурили, – диверсантам еще собственное головное задание выполнять. Туда уже не лезь… понял, Василий Игнатович?

– Да уж как не понять… – помолчав, дед с мольбой произнес. – А может та солдатня с чужой стороны, того… – сами, без меня грохнут снабженца. Кто таков, где живет, – подробно распишу, могу ажник до забора сопроводить…

– Ну, пойми, Вася, без тебя диверсантам никак… люди пришлые, ничего и никого не знают. Да и времени толком нет, чтобы по незнакомому месту ночью шнырять. Ты мужик тертый, думаю, сообразишь, как лучше дельце провернуть… А за ребятами не заржавеет. – Ширяев одобрительно похлопал Конюхова по плечу и сказал ласково. – А я деньжат подкину, много дам… – потом свильнешь отседава, когда страсти поутихнут. Ну, что по рукам, Василий Игнатович… – Ширяев протянул ладонь, Конюхов замычал неопределенно, как немой. – Да не переживай так… дело в сущности плевое, главное не подставься, – учительским тоном произнес инженер, сверля взором глаза старика. – Ну, а если погоришь, учти, обо мне и духом не ведаешь! А если заложишь, так на нарах достанут, блатные же и порешат жестоко. Ведь знаешь порядки… Да, и еще скажу – сообрази, коли догадливый… У каждого человека найдется слабое место, и Конюхов Василий на исключение… Допер старик? За непослушание ждет уж вовсе лихая управа… – Ширяев вытер пальцами уголки рта. – Впрочем, раньше времени нечего трепаться…

– Да, чего уж там говорить, знаю, живым тогда не остаться… Да только скажу, господин хороший, в органах с нашим братом чикаться не станут. И смолчу – шлепнут, и сдам, одинаково, вышка. Куда уж бедному крестьянину податься… Вот блядь, – Лошак выругался смачно, – влип дед на старости лет, по уши, по самые помидоры влип…

– Ну, бродяга, таков твой выбор изначальный. А если схиляешь, – соображай, предупредил о последствиях… А так, Бог даст, пронесет, ты мужик фартовый… Только вот, – соображай быстрей, мне торчать тут не с руки. Давай, шурупь мозгами…

Лошак покряхтел для приличия, и согласился.

– Вот и ладушки… Ну, а теперь оговорим остальные детали операции, – и Ширяев взялся растолковывать уркагану всевозможные нюансы предстоящего дела. Тот заворожено внимал рассказчику. На детальный инструктаж у них ушло чуть меньше часа.

Покинув Лошака, Ширяев отправился домой. Разбудив разгоряченную с постели жену, велел собираться в дальнюю дорогу. Женщина не стала задавать лишних вопросов, только горестно справилась:

– Так нужно, Рома… неужели сейчас уходить…

– Да, дорогая, попьем чайку, и потихоньку отчаливай. Возьми только необходимое, самую малость. Не привлекай к себе внимания. Да чего учить ученую буду… Запомни адресок, человек надежный, тебя знает, – и Ширяев черкнул пару строчек на клочке бумаги.

Жена внимательно вчиталась, заучивая адрес наизусть.

– Как, надежно запомнила? – и Роман Денисович сжег бумажку в пепельнице, растерев останки пепла в порошок.

– Соня, – Роман впервые назвал жену старым, полученным при рождении именем, – Сонечка дорогая, случиться возможно всякое… но Бог даст, свидимся. Главное не нервничай, не переживай сильно… Ну, а коли что – обо мне ничего не знаешь, кто таков и чем занимался на самом деле… Уехала в тыл, подальше от бомбежек… Ну, там сообразишь, по обстоятельствам, умница моя ненаглядная… Женушка любимая, солнышко, дай расцелую, милая моя девочка!

После взаимных нежных объятий, эти уже не молодые люди, утерев набежавшие слезы, сдерживая тоску, стали собирать на стол. Романа Денисовичу предстояло идти на работу, Татьяне же, уложив бельишко, запрятав деньги и драгоценности подальше в нательное белье, оправиться в неизведанную даль.

* * *

И вот теперь сегодня, положив локти на стол, удрученно подперев руками седую голову, Роман Денисович думал о ненаглядной Сонюшке-Танюшке. Жена моложе мужа на четырнадцать лет, но какая Сонечка была красивая и ладная – эта русская девушка, дворянка, умная, начитанная… и несчастная. На ее долю, после казни родителей, выпали тяжелые мытарства по городам и станицам нижнего Дона. Софье пришлось зарабатывать свой горький хлеб, вернее сказать, ишачить как лошадь на обширных кулацких подворьях, мыть полы в отстойных базарных харчевнях, а последнее время, до знакомства с Ширяевым, девушка работала обтирщицей в паровозном депо. Оттирала заросшие грязью и замазученные колесные пары и прочую паровозную оснастку. Ее маленькие, с растрескавшейся кожей ручки, еще долго отходили от непомерных для благородной особы трудов. Ширяев не позволил Соне больше рвать живот на «товарищей», благо зарабатывал сам, дай Бог каждому… а жена-домохозяйка для инженера считалась в порядке вещей.

Да и жить как муж с женой, они стали не сразу, с месяц привыкали друг к другу. Сожители говорили о литературе и иных возвышенных материях, Софья читала по памяти стихи русских поэтов серебряного века: Бальмонта, Северянина, Анненского, Блока, Ахматову. А Альберт рассказывал о далекой Германии: музеях, вернисажах, филармонических залах. Они оба страстно обожали классическую музыку, вершиной которой неизменно считали «ангельское приветствие» – «Ave Maria» Франца Шуберта.

И однажды, как божественное откровение на них снизошла Любовь! И они потом обожали только друг друга, и это останется навсегда…

И немецкий разведчик Альберт Арнольд – седой мужчина пятидесяти четырех лет заплакал, зарыдал как маленький мальчик, а ведь всю жизнь считал себя «стойким оловянным солдатиком» из одноименной сказки Андерсена.

Глава 7

Возникает резонный вопрос, почему старший инженер по оборудованию паровозного депо Роман Денисович Ширяев, в чьем кабинете хранилась техническая документация инженерной инфраструктуры паровозного депо, имевший круглосуточный свободный доступ в любое место предприятия, не совершил вредительского акта… Диверсии, которая смогла бы парализовать работу не только депо, но и узловой станции Кречетовка… Можно лишь в больном воображении представить, что произойдет, если ни один паровоз не выйдет на линию. Полный коллапс в работе крупнейшего железнодорожного узла.

Но Ширяев-Арнольд распрекрасно знал реалии страны, где уже третий десяток лет работал на германскую разведку. Да, и не в агенте дело… Не одного Альберта, а большинство чинов германской военной разведки отрезвлял неслыханный, невиданный доселе трудовой энтузиазм советских людей, неслыханно возросший в военную пору.

Взорви Ширяев деповскую котельную, разбей в пух и прах собранный из паровозов «СО» отопительный комплекс, несмотря ни на что люди будут работать в промозглых, ледяных цехах. А слесари ремонтники быстренько оборудуют под открытым небом паровозы-тепляки, подведут к ним и заменят негодные участки теплотрассы. Кажется, на первый взгляд, сложнейшая проблема, но при грамотном инженерном подходе она решится в течение суток. Впрочем, грамотность тут лучше поставить на второе место, после приказа – «Надо!»

Уничтожь Роман Денисович дореволюционную водонапорную башню с насосной водокачкой, оставь паровозы без воды, – беда конечно, но не смертельно. «Водяники» напрямую соединят заправочные гидроколонки с сетями «Водоканала», а если нужно, пробурят и оснастят артезианскую скважину. Ну, а в это время тендерные танки паровозов станут заполнять водой рабочие и привлеченные местные жители – ведрами, расставленные длинной цепочкой.

С методичной аккуратностью повреди Ширяев станочный парк (уж как там, даем на откуп воображению), – такими же станками оснастили соседние депо, вопрос только, в организации перевозки готовых изделий.

А подними он на воздух цеховые корпуса, заложив под них тонны динамита, оставь от депо воронку размером с лунный кратер, – быстро изменят паровозные плечи, нагрузят по полной программе окрестные ТЧ, но остановить работу станции не позволят.

Да и не разведчика это дело – устраивать диверсии. Агентурная задача гораздо глобальней и несравнимо деликатней – сбор стратегической и оперативной информации по спектру работы узловой станции Кречетовка. Что дает действительную картину движения людских и грузовых потоков из центра на Юг и Юго-восток, а уж если быть точным, из Москвы до Сталинграда и обратно.

Усилием воли, подавив сентиментальные мысли и чувства, Роман Денисович покинул полутемный закуток и отправился с рабочим обходом по производственным участкам. Первым объектом его внимания являлся гигантский поворотный круг, рассчитанный на разворот паровозов типа «ФД», длиной тридцать два метра. Каждый паровозник знает, что находящиеся в депо паровозы заложники этой разлапистой «карусели», поскольку при выходе агрегата из строя локомотивы будут блокированы в цеховых стойлах. Ну, не ехать же паровозу через все закрепленное плечо, до следующей узловой станции, задом наперед… Вчера электрики оперативно устранили неполадку в движке приводной опорной тележки, установленной на краю несущей фермы. Получив ответ главного механика, что «круг» работает в штатном режиме, инженер тяги, утешая совесть, обошел «карусель», чтобы лишний раз убедиться в ее исправности. А уж затем машинально посмотрел на змейки рельс, уходящие к югу…

Кречетовское депо еще до революции было «основным» и, естественно, тут предусмотрели альтернативы, тогда еще короткому поворотному кругу. Чуть дальше поместили разворотный треугольник – паровоз заезжал задом, а выезжал из него передом. А чуть сбоку, на отшибе ржавела даже архаичная разворотная петля, сооруженная в допотопные времена, которую в довоенные годы хотели убрать, но теперь уж и в мыслях такого не было, – пригодится на случай нужды…

Затем по отлаженному годами маршруту Ширяеву предстояло пройти «сквозняком» через анфиладу корпусов депо, вытянутых чуть ли не на километр. Инженер направил стопы в близстоящий пункт техобслуживания, где в период между плановыми ремонтами, происходит регулярная проверка паровоза перед выходом на линию.

В обязанности инженера по оборудованию входил контроль безопасности работы грузоподъемных механизмов: кран-балок, тельферов и ручных талей. Контролировал он и устройства, работающие под давлением: ресиверы, компрессоры и прочую взрывоопасную хрень, которыми любое депо, а Кречетовское в особенности, напичкали с избытком.

Но сразу же, как по затертому сценарию, разговор на участке зашел на набившую оскомину злобу нынешнего дня. Старший мастер ПТО, щуплый мужичок лет пятидесяти взялся, с присущей деревенскому человеку обстоятельностью, рассуждать о невероятном случае, потрясшем поселок. Намекнул и о злых силах, стоящих за преступлением. Но было бы забавным, если не казалось столь абсурдным, – говорливый мастер предрек подобную участь ряду кречетовцев, гревших нечистые руки на военных лишениях жителей поселка:

– Ить, воруют у народа без зазрения совести. И нет на них никакой управы… А что милиция… Да мильтоны с ними заодно, – мастер распалился, – вместе жируют гады! Думаю так… – это органы снабженца убрали. И дали понять остальным мародерам, мол, не зарывайтесь скоты, с каждым так будет, коли не прекратите пиздить у народа. А иначе ворюг никак не отучить… Сажать гадов – не пересажать… Соблазн слишком велик, хапают почем зря…

Роману Денисовичу, пришлось волей-неволей, отозваться на любопытные и наверняка справедливые подозрения мастера ПТО. Но холодок страха пробежал меж лопаток Ширяева. В одном прав мужичок – недалеким, но хватким крестьянским умишком уловил главный смысл, цель проведенной акции. Задачей было устрашение, – показательная казнь виноватого человека. Только вот – в чем тот провинился?.. Впрочем, умному следователю госбезопасности не составит много труда определить, – о каких конкретно поступках, да, и безобидном ли промахе идет речь. И Роман Денисович постарался расхожими фразами быстренько отделаться от назойливого мастера.

Но эта встреча изменила планы Ширяева. Он вовсе не хотел обсуждать бабские сплетни с несведущими профанами, и в то же время пугала неожиданная прозорливость тех людей. Ведь как раз в результате подобных случайных догадок оказались подставлены под удар и оборвались судьбы видных его коллег. И еще, разведчик не по книгам знал, что видя искренние эмоции, распирающие людей, можно самому не сдержаться и выдать себя случайным словом. Так пусть лучше страсти поулягутся, обрастут коростой противоречивых толков, глупыми байками и тупыми рассуждениями. А там, как говорится, – «толкач муку покажет»…

Следовало взять себя в руки, внутренне расслабиться и успокоиться, – и в том не было никакого противоречия… Потому Ширяев двинулся к деповским водоочистным сооружениям. Очистку расположили вне территории депо, в лесополосе отчуждения за насыпью однопутной ветки, идущей с севера на пологий склон южной горки. Перейдя главные пути по заросшему бурьяном крутому откосу, инженер взобрался наверх насыпи, и оглянулся на лежащую поодаль панораму депо. Грузные, бурого кирпича корпуса ступенчатой цепью вытянулись по полю зрения. Эта гигантская паровозная матка, натужно рыча как первобытный ящер, изо дня в день заботливо обихаживает, а то и возрождает к жизни огнедышащих стальных монстров. Мастодонтов, которым русский народ посвящает пафосные стихи и вдохновенные песни: «Наш паровоз, вперед лети. В Коммуне остановка. Другого нет у нас пути. В руках у нас винтовка…». И вот с этими людьми, поэтизирующими бездушные железяки, с людьми готовыми страдать и испытывать тяжкие невзгоды, ради победы над врагом, с народом, верящим вождю как Богу, – Vaterland призвал Альберта Арнольда сражаться на невидимом фронте.

Он спустился по другую сторону насыпного вала и оказался перед стеной густых зарослей кленового кустарника. Продираясь напропалую сквозь разлапистые ветви, вышел на вдрызг разбитую грунтовую дорогу. Напротив – чредой водных зеркал, в кайме из куги и камышника, по руслу ручья Маленка тянулись каскадами колхозные пруды. В которые и попадали спускаемые депо технические стоки, запрещенные приему в канализационный коллектор станции и поселка. Депо по такому случаю пришлось оборудовать крайне примитивные устройства водоочистки. Установку, если так назвать, зарегистрировали где надо, но работала она отвратительно, и мазутная жижица часто гужом текла в ручей. Конечно, явный непорядок, но руки никак не доходили до модернизации очистных, – вот так и жили на дедовском заделе.

Зашагав по окаменевшей дорожной колее, инженер вновь погрузился в безотрадные мысли.

Уже двадцать шесть лет Альберт безвылазно прозябает нелегалом в России и постоянно твердит себе, что лучше не задумываться о выпавшей несправедливости – почему достался столь безотрадный удел. Но подлое «неужели на мне «свет клином сошелся…» всякий раз нагнетает тоску и заставляет искать причину собственных неудач. И вот тогда возникает традиционно русский, даже классический вопрос, посеянный в умах интеллигентных людей романами Герцена «Кто виноват?» и Чернышевского «Что делать?». Лучше не искать на него ответа, проще сказать – виновата судьба-злодейка, но это явная отмазка, только бы не винить самого себя. А на самом деле, допустил слабину, не сумел выстроить правильные отношения с руководством, не проявил характер… В конце концов, следовало настойчиво потребовать замены, ссылаясь на возраст и проблемы со здоровьем. Но не хватило духа преступить нелепые дворянские анахронизмы, как совесть и офицерская честь.

А ведь мог бы с достоинством, да по заслугам, поселиться с семьей на малолюдной тенистой улице Кенигсберга, в черте Amalienau. Жить в уютном особняке, выстроенном по проекту Фридриха Хайтманна. Этот видный архитектор в конце прошлого века обустроил район по модной в то время концепции «город-сад», используя малоэтажную застройку и обилие деревьев, цветов и кустарников. Место в полной мере чудесное – Амалиенау имел непривычную для прусского города планировку: круговые площади, изогнутые бульвары, – хотя прежде градостроительный закон позволял строительство только прямых улиц. И дом… издалека приметный по вальмовой крыше и очертанием в стиле модерна, назывался бы виллой Арнольдов. Альберт явственно представил то, не ставшее родным жилищем, строение – с балконами, эркерами, с мансардными спаленками, пристройками. А в длинной галерее разместился бы зимний сад, а там экзотичные пальмы и фикусы…

По субботам, покинув элитный район, на таксомоторе или собственном авто семейство Арнольдов проедет с шиком по Lawsker Allee, а далее по Hufenallee и Kniprodestrasse к культурным «светочам» города. Где могли бы без устали наслаждаться полифонией органных концертов Бетховена, Брукнера, Брамса, слушать призывные арии Вагнера в Stadtteater, или уж пусть легкомысленно – сходить на сентиментальный водевиль в Neue Luisentheater. Музыка, классическая немецкая музыка была его страстью. Ну, и раз в месяц чинно с семейством последовать в Городскую Драму на премьерный или гастрольный спектакль. Потом побыть в кофейне на театральной площади или на Hufen Allee, вблизи зоологического сада, угостить жену и детей кремовым пирожным, себе же предложив стопку коньяка. Да, и почему бы и не позволить себе каждодневно к обеду и ужину выпивать бокал доброго старого вина… Вина никак не сравнимого с дешевой кислятиной, что продавали народу в Советской России, а теперь и вовсе не достанешь, разве только из-под полы.

Господи, да что говорить, как можно было бы устроить собственную жизнь на родине, в Германии… И не заведомо в уютном, университетском городе… Можно сносно прожить на хуторе в приземистом фольварке, наслаждаясь дуновением ветерка с приречных рощ и переливчатой трелью птиц с липовых крон окрестных мыз.

И что важно в немолодые годы… уже не досталось бы месить грязь по темным улочкам в русском захолустье. Прозябать в тесных комнатенках, обставленных собранной с миру по нитке рухлядью, не пристало бы топить вонючую печь, а соответственно заготовлять для нее топливо, перетаскивая поленья и угольную норму на собственном горбу. А главное – с происхождением и образованием Альберта, не выпало бы подличать перед неотесанной деревенщиной, считающей себя начальством, вольной помыкать дворянином. Не довелось бы, не случилось бы, да мало чего не пришлось бы терпеть Арнольду в нынешнем положении. Годы идут, романтичные порывы юности давно выветрились из головы. Тогда виделось, что жизнь предстоит веселой и счастливой, и к средине лет непременно достигнет подобающего самолюбию и самомнению благовидного места в верхах прусского общества.

А что Альберт заимел сегодня, что получил выпускник академии Генерального штаба… Некую подачку командования, пустяшный в масштабах армии чин, – за ту длинную выслугу лет, не говоря уж, о понесенных трудах и тяготах. Арнольду вопреки канонам Абвера, по ходатайству самого адмирала, лично знавшего Альберта, в июле тридцать девятого присвоили звание Oberst-Leutnant, что в армиях других стран соответствует званию подполковника. Только оберст-лейтенант… Когда некоторые однокашники по главной военной школе Lichterfelde и академии Генштаба (или, как по старинке называли Preusische Kriegsakademie von Gerhard von Scharnhorst) получили генерала. А иные из них уже почивают на лаврах генералов от инфантерии и даже генерал-полковников. По беглой прикидке, двое скоро станут фельдмаршалами. А Арнольду – на многочисленные просьбы – «Zuruck in die Heimat», как кость, кинули перед войной подполковника и велели в приказном тоне остаться на месте. Что поделать, Deutsches Kaiserliches Heer твердо вбила в мозги, что приказы командования не обсуждаются… Ну, нельзя же взять и безрассудно дезертировать, сбежать и укрыться в ближней прибалтийской республике, а уж лучше, учитывая нюансы прошлого, в нейтральной Скандинавии.