Текст книги "Божественное вмешательство (СИ)"

Автор книги: Валерий Красников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Префект Гай забыв обо всем на свете, делил серебро на свое и то, что он предъявит военным. Он не заметил надвигающихся сумерек и когда услышал голос Гнея, даже разгневался.

– Господин, в крепость прибыло почти пять сотен солдат.

– Я занят! К демонам их! – заорал префект.

– Господин! Они требуют еды и крова, – и тут Гай, наконец, услышал, что именно ему говорит слуга.

Хрустнул засов, дверь распахнулась, на пороге замаячили широкоплечие фигуры солдат с зажженными факелами.

Префект Гай Велий уселся на мешок с серебром и схватился за сердце.

– Командир, эта крыса отошла к Харону, – Нумерий отпустил плечо префекта и тот рухнул на свежевыструганные доски пола.

– Руфус, поставь охрану. Где ты там, Гней? Теперь ты префект в лагере. Я хочу, чтобы солдаты поели поскорей.

Септимус хлопнул по плечу Руфуса и вышел из дома. Отыскав взглядом слугу отошедшего к богам префекта, грозно спросил снова:

– Ты слышал меня?

– Да, господин. За домом префекта продовольственный склад, а казармы солдат на юге лагеря.

– Ведите солдат в казармы, старшим в контуберниях получить еду.

Центурионы второго легиона отсалютовали Септимусу и с улыбками разошлись.

"Из нашего молодого трибуна будет толк", – услышал Септимус брошенную кем-то из центурионов фразу.

– Это приятно, быть трибуном, – прошептал Септимус и направился вслед за Гнеем к складам.

Глава 15

– Друзья, я хочу рассказать о последних новостях, что привезли разведчики Луция, – Септимус пригубил вино и окинул взглядом лица товарищей. Лишь один Мастама оставался серьезным. Даже Руфус, глупо улыбаясь, наблюдал за работающими прачками.

– Сабиняне ушли из Этрурии. И, судя по всему, Рим снова возродится.

– Ну и пусть! Мы теперь богаты и независимы. Даже старые центурионы, после того, как ты щедро их одарил серебром, служат тебе. Нам достанется Этрурия, а сабинянам – их Рим, – Нумерий поднял кубок и, дождавшись того же от Мамерка, осушил его.

– Руфус! Убери вино. Некоторым оно мешает не только думать, но и слушать, – едва сдерживая прилив неприязни, попросил Септимус.

Руфус сграбастал кувшин с кампанским и поставил рядом с собой. Показав эквам кулак, наконец-то и сам понял, что сегодня командир собрал их по важному делу.

Септимус продолжил:

– Пусть строят. Тут я с тобой, Нумерий, согласен. Возможно, теперь, получив силой оружия, Рим и земли вокруг, сабиняне успокоятся. Только это не та новость, ради которой я позвал вас преломить со мной хлеб, – Септимус поставил кубок на стол и постарался сказать как можно тише о второй новости. Хоть в этом и не было нужды: крепость, в которой укрылся второй легион Эртурии, пополнившись городскими манипулами из Клузия и Перузии, гудела сотнями голосов и звенела оружием тренирующихся солдат. – Консул Прастиний выжил. Он идет в Этрурию всего лишь с одной манипулой...

– Ты только прикажи, и легион вышвырнет Прастиния из Этрурии, – Руфус, довольный собой, почесал волосатую грудь и нежно погладил кувшин с вином. На самом деле в мыслях уже который день он грезил о собственном кораблике. Чтоб, сидя на корме среди бескрайнего моря, попивать вино и считать серебро. Да ради такого счастья лично он, Руфус готов и трех консулов отправить скитаться по миру.

– Легион, может, и вышвырнет консула. Да только ничего не сможет сделать с сенатом и народом, – потирая пальцами подбородок, ответил Септимус.

– Командир, – отозвался Мастама. – Отпусти меня в Этрурию. Быть может, пришло время помириться с отцом. – Септимус, сжав кулаки, бросил пронзительный взгляд на Мариуса Мастаму. – Ты не понял меня. Я хочу помочь!

– Как? Помирившись с отцом!

– Партия Сенатора Мастамы обвинит Прастиния в убийстве Спуриния и его зятя, и бездарном руководстве армией. А чтобы другие в сенате оказали нам поддержку, пошли пару манипул на Ильву (остров Эльба) и захвати рудники. А сам выйди на Аппиеву дорогу (в реальной истории построена в 312г. до н. э., тут однофамильцем из тусков) и двигайся к Тарквинии. Сможешь взять город под защиту – объявишь там о наборе в новый легион. Тарквинии – это льняное полотно и парусный холст. Это не шерсть с севера и не горшки Клузия и Ареция! Если упрочишься в Тарквинии, окажи сабинянам помощь в возрождении Рима, попроси взамен право на порт в Остии. А я рискну объявить в Этрурии, что и Ильва, и Остия уже сейчас под твоим патронатом. И что Септимус Помпа стоит во главе двух легионов!

– Ты сможешь все это сказать? Это же ложь!

Не то, что бы Септимус отверг предложение друга, но сам он не верил, что предложенный Мариусом план может осуществиться полностью. Руфус, напротив, сверкая глазами, потирал руки. Эквы о чем-то шептались. Квинтус поднялся с места и стал подле Мастамы, глядя на того с восхищением. Тиберий и Прокулус, скорее, удивились не меньше Септимуса, но оставались невозмутимыми.

– То, что ты называешь ложью, всего лишь политика! Вот увидишь, все выгорит! – Мариус, ожидая решения командира, мял ткань тоги на груди: "О Боги, дайте ему хоть чуть-чуть разума! Ведь это шанс для всех нас!" – Он еле сдерживался. Эта мысль уже весела на кончике его языка.

Септимус, наконец оставив подбородок в покое, спросил:

– Когда ты хочешь уехать? – он все еще сомневался, но знал, что план, предложенный Мастамой, лучше бездействия.

– Прямо сейчас, мой друг. Позволь взять с собой Квинтуса.

Септимус кивнул в ответ. Сияющий от счастья Квинтус тут же был уведен Мариусом Мастамой.

– Клянусь стрелами Тина, повеселимся мы! – заревел, не скрывая восторга от развития событий, Руфус.

Возвращая кувшин с кампанским на стол, он поднялся, чтобы произнести что-нибудь зажигательное, но не успел. Раньше заговорил Нумерий:

– Командир, пошли меня и Мамерка в Умбрию. Мы напомним горцам о долге перед Этрурией и приведем тебе тысячу велитов.

Услышав такое обещание от никчемного эква, обычно думающего только о девках и вине, Септимус махнул рукой, соглашаясь.

– Разливай, Руфус! Выпьем за дружбу!

– Это дело! – Руфус с удовольствием взял на себя обязанности виночерпия.

– Прокулус, пригласи за наш стол офицеров легиона. Повеселимся сегодня от души!

– И вексиляриев не забудь. Давайте отметим столь славное начинание! За консула Этрурии Септимуса Помпу, нашего брата! – осушив залпом кубок, Руфус отправился за вином в подвальчик отошедшего к богам префекта крепости.

К утру в крепости все еще пировали. Правда, многие не знали, за что именно их новый командир выставил так много вина. В эту ночь имя Септимуса Помпы не произносили разве что спящие.

К вечеру следующего дня двести солдат под командованием старшего центуриона первой манипулы второго легиона Этрурии Гнея Публия выступили к Популонию, из порта которого, они поплывут на Ильву. Для тамошнего префекта у Гнея имелся свиток, опечатанный печатью префекта Гая Велия. Он якобы писал по поручению консула Прастиния, который для защиты рудников и порта в нынешнее смутное время посылает лучших своих солдат.

Еще через день и крепость обезлюдела: второй легион по Аппиевой дороге ушел к Тарквинии – городу царей Этрурии. (В Древнем Риме род этрусского происхождения, к которому принадлежали цари Тарквиний Приск и Тарквиний Гордый).

Неприступные стены, огромный акрополь, широкие улицы, вымощенные булыжником, оливковые рощи вокруг и в самом городе – таким увидел Тарквинии Септимус.

Еще вчера Этрурия казалась ему цитаделью цивилизации и могущества. Сегодня в компании отцов города, по большей мере богатых торговцев, он восхищался величием Тарквинии. И задумался о том, что именно Тарквинии заслуживают быть главным городом в Этрурии.

Септимусу не пришлось прибегать ни к уговорам, ни к силе. Он даже сохранил казну легиона в неприкосновенности. Отцы города, напуганные войной и желая избавиться от бездельников, не только собрали и вооружили для Септимуса две тысячи человек, но и щедро заплатили. Правда, в обмен на обещание выступить к развалинам Рима и договориться с сабинянами о вечном мире.

Седьмой сын разбогатевшего плебея, однажды избранного квестором (помощником консула) – Септимус, считавший невероятной удачей носить знаки отличия младшего центуриона, сейчас одетый в белоснежную тогу с пурпурной каймой, подаренную отцами Тарквинии, поднимаясь по ступеням храма Юпитера, размышлял о данном обещании: "Где ты сейчас, Мастама? Все по-твоему вышло. Но ты не сказал мне, как договориться с сабинянами. Может, дождаться вестей из Этрурии, а потом выступить на них?"

Помолившись по привычке Тину, Септимус смирился: к сабинянам он пойдет с миром, но не сам. У храма его ожидал Нума Помпилий, весьма уважаемый в Тарквинии человек. Выйдя к нему, Септимус радушно улыбнулся и сказал:

– Иногда Боги отвечают нам.

Нума искренне заинтересовался и, склонив голову набок, позволил себе спросить:

– Да прибудет с вами благословение Юпитера! Какую мысль Он вложил в вас?

– Я солдат, не политик, – Септимус задумался, а Нума закивал, соглашаясь. – Я умею сражаться, а не договариваться, – искусного торговца Нума Помпилия от такой преамбулы бросило в жар. – Вот я и подумал, а что, если с моими солдатами к сабинянам отправится такой человек, как вы?

– Наверное, близость к храму оказывает воздействие на нас обоих. Мне почему-то предвиделось, что я услышу от вас именно это, – грустно улыбаясь, ответил Нума.

– Я обещал мир! И я хочу мира. Но я не политик, – попытался оправдаться Септимус, чувствуя, что его предложение воспринято без энтузиазма.

– О чем вы собирались договориться с сабинянами лично для себя? – спросил Нума, став вдруг очень серьезным.

– Патронат над Остией, – не задумываясь, ответил Септимус.

"А этот легат не промах!" – подумал Нума и, увидев выгоду в намерении командующего легионом Этрурии, позволил себе поторговаться.

– В случае успеха нашей миссии, могу ли я рассчитывать на должность для моего человека в порту Остии?

Септимус был готов на что угодно, только бы избавиться от бремени самому вести переговоры с сабинянами.

– Конечно, уважаемый Нума. Я и сам хотел тебя просить о таком одолжении, но полагал, что две просьбы – это слишком много, – Септимус всего лишь хотел произвести впечатление вежливого человека, но, наверное, сегодня Боги покровительствовали ему.

Услышав такой ответ, Нума решил быть честен с ним.

– Я поеду с вами. И не говорите мне больше о том, что вы не политик, – он искренне рассмеялся своей шутке.

Септимус не поняв причины, вдруг так развеселившей почтенного Нума, рассмеялся просто за компанию.

* * *

Легион шел от Тарквинии к Риму всего два дня. Септимус Помпа, наконец, понял, зачем нужны дороги. Не будь Аппиевой, идти им пришлось бы дней пять.

Нума отказался от повозки и мужественно провел всю дорогу на спине лошади, чем заслужил уважение Помпы. Сам Септимус все еще страдал, передвигаясь верхом. Зато разговоры в пути с Помпилием оказались весьма полезными. Септимус узнал много нового о народах, торговле, морских путях и кораблях.

Рим они увидели в лесах и стропилах. Сотни повозок с деревом и камнем стояли брошенными. Люди, напуганные приближением солдат, разбежались. Септимус приказал ставить лагерь сразу же за валами.

Кавалеристы отправились на разведку, чтобы разузнать, где укрылись строители и почему сабиняне не защищают их.

Этруски едва успели загнать на валы повозки, как вернулись разведчики. Они сообщили, что тысяча всадников-сабинян скачет к Риму. Услышав эту новость, Септимус улыбнулся, представив, что ожидало бы их, реши он дать сражение. Но тут же его лицо омрачилось: "Как их остановить?" Эта мысль пока не нашла ответа. Септимус решил поделиться тревогой с Нума, но не нашел его.

Когда солдаты построились в каре, а взволнованный Септимус уже который раз спешился, готовясь встать за линию щитов, появился Нума. Он спокойно шел по дороге, помахивая веточкой лавра. Не успел Септимус выдохнуть, как появились сабиняне. Объехав безмятежно шествующего Нума и обнаружив перед собой столь грозного противника, они отошли, на этот раз прихватив с собой и Помпилия.

Один из всадников, не церемонясь, взгромоздил его на холку своего коня, уложив перед собой. Помпилий, размахивая веточкой, терпеливо отнесся к такому обращению с собой. Правда, кричал он при этом так громко, что его услышал даже Септимус. Сабиняне, наконец, тоже услышали: всадники остановили коней, сняли с лошади Нума и спешились сами.

Помпилий поправил тогу, сказал что-то предводителю сабинян, вручив тому ветку. И они вдвоем направились к валам, где по-прежнему этруски стояли в боевом порядке. Септимус отдал приказ поставить скутумы к ноге и неторопливо пошел навстречу парламентеру.

Предводителем у сабинян оказался сам эмбратур (предводитель, избиравшийся на время войны) Саллюстий. О мире договорились тут же, а когда Септимус завел речь об Остии, Саллюстий простодушно заверил, что не имеет никаких видов на этот городок, что, мол, сабинянам – пастухам и пахарям – море не нужно. А потом добавил, что сейчас в Остии заправляют латины из Ариция. И что если солдаты Септимуса возьмут Остию силой, лично он, Саллюстий возражать не станет, а вот Лавиниум и Ардея могут прислать Остии помощь.

Септимус – сама непосредственность – поинтересовался, поможет ли ему эмбратур покорить и Лавиниум и Ардею, а, может, и Ариций.

Саллюстий ответил просто:

– Если сам Септимус Помпа решит, что это дело ему по силам, то отчего не помочь?

Глава 16

Мариус Мастама скакал по широкой улице Рима к холму Квиринале (старый Капитолий (Capitolium vetus), по преданию – древнее святилище сабинов, находившееся на холме Квиринале). Там он рассчитывал найти Септимуса Помпу. Еще подъезжая к Риму, Мариус увидел строящееся стены и дома, но по-настоящему он удивился, когда узнал, что новоиспеченный консул Этрурии лично надзирает за строительством собственного дома в Риме.

Искать командира он отправился не сразу. Прежде обстоятельно расспросил солдат о том, что произошло в его отсутствие. Мариус пока не понимал, хорошие новости он узнал или плохие: солдаты Септимуса взяли в жены сабинянок, строят себе дома в Риме, а сам Септимус Помпа породнился с эмбратуром сабинян – Саллюстием, взяв в жены его шестнадцатилетнюю дочь Фелицию.

Отец встретил Мариуса прохладно, но когда узнал, что Прастиний потерял легион, а никому неизвестный младший центурион Септипус Помпа по выбору солдат стал легатом, задумался. Обстоятельства заставили его принять решение уже на следующий день после встречи с сыном. В Этрурию всего с одной манипулой солдат вернулся Прастиний. Старший Мастама собрал у себя в доме сенаторов Квинта, Лепида, Катуллу и многих других, обычно поддерживающих его мнение в сенате.

Слава Богам, заговорщикам удалось найти Спуринию. Дочь отравленного сенатора пообещала дать клятву в храме, что видела, как консул подсыпал яд в кубок Спуриния. А вечером, когда сенат собрался, чтобы выслушать Прастиния, Лепид, поднявшись с лавки, закричал: " Убийцу к ответу!"

Прастиний готовился к речи, полагая, что сможет оправдать разгром своих легионов, услышав Лепида, вздрогнул, скорее, от неожиданности. Но когда закричали Мастама, Квинт и еще с десяток голосов, он понял, что к ответу призывают именно его.

Что-то сломалось в груди, гнев, дающий отвагу и силу, на этот раз уступил страху, Стало трудно дышать. Прастиний пытался крикнуть в ответ: "Слово!" – но смог только хрипеть.

В атриум фурией влетела Спуриния. Никто не смог ей помешать отомстить за смерть мужа и отца. Она снова и снова колола кинжалом тело Прастиния до тех пор, пока Мастама не остановил ее.

Когда Спуринию увели солдаты, Мастама выступил перед сенаторами с речью:

–Больше всего желал бы я, отцы сенаторы, чтобы ничто не нарушало спокойствия в государстве или, по крайней мере, чтобы перед лицом опасности на его защиту встали самые решительные люди; я хотел бы, наконец, чтобы дурные дела обращались против тех, кто их замыслил (из речи Луция Марция Филиппа в сенате). О благие боги, до сих пор защищающие этот город, хотя сами мы перестали о нем заботиться! Прастиний, самый отъявленный из всех негодяев, – о нем нельзя даже сказать, более он гадок или труслив, – имел войско, и, ранее вызывавший страх, теперь внушает презрение. Вы же, склонные ворчать и медлить, внимая болтовне и ответам прорицателей, не защищаете мир, а всего лишь хотите его и не понимаете, что мягкость ваших постановлений умаляет ваше достоинство и ведет всех нас к безвластию.

Так обвинил он сенат в бездарном управлении и услышал в ответ от Апия:

– Что делать нам, если легионы разбиты, а враги на пороге дома?

Тогда Мастама и сообщил Сенату о подвиге Септимуса Помпы. Ему даже не пришлось поведать ни о гарнизоне, что послал Помпа на Ильву, ни о патронате новоявленного легата над Тарквиниями. Умело играя на страхах отцов города, Мастама получил согласие на консульство для Септимуса Помпы, а для себя председательство – senatus consultum (большинством голосов и никем не было опротестовано).

Вспоминая рассказ отца, Мариус размышлял, не навредит ли Септимусу сближение с сабинянами? Остановив коня, он развернул послание консулу Септимусу Эмилию Помпе от сената Этрурии, прочел: "... пусть консулы примут меры, чтобы государство не потерпело ущерба (dent operam consules, ne quid res publica detrimenti capiat)".

"С такими полномочиями он может делать все, что захочет, лишь бы ноги врага не было на земле Этрурии", – решил Мариус и, спрятав свиток в тубус, пустил коня шагом. До Квиринале оставалось совсем немного.

Если дома у стены большей частью стояли уже под крышами и выглядели привычно, то тут, в долине у форума, заложенные фундаменты могли сравниться размерами разве что с храмами в Этрурии. Да и на участках, размеченных колышками, мог разместиться не один дом нобиля тусков.(Нобилитет от лат. nobilitas – знать – в Древнеримской республике правящее сословие рабовладельческого класса из патрициев и богатых плебеев. Нобилитет пришёл на смену родовой знати – патрициям. К началу III века до н. э. у нобилитета оказалась вся полнота государственной власти).

Наконец Мариус увидел Септимуса и Руфуса. Они сидели за низким столиком прямо на улице и наблюдали за работой строителей, степенно попивая вино. Руфус первым заметил Мариуса и поднял кубок, приветствуя возращение друга. Септимус ответил тем же, но, почувствовав что-то, обернулся и не смог усидеть на месте. Он с нетерпением ждал возвращения Мастамы, готовясь к худшему. И утешал себя тем, что и без одобрения сената теперь он обладает достаточным влиянием и силой, чтобы позаботиться о себе, друзьях и солдатах.

– Аве консул! – выкрикнул Мастама, спешиваясь.

– Тебе удалось задуманное! – переживая невероятное облегчение, Септимус обнял друга. – Пойдем же к столу! Утоли жажду и расскажи нам обо всем.

Мариус, напившись вдоволь, с азартом вдохновенно поведал друзьям историю смерти Прастиния и назначения консулами Мастамы-старшего и Септимуса.

– Спуриния наказана? – от этой мысли помрачнев, спросил Септимус.

– Нет, что ты! Кто бы позволил наказать вдову и отомстившую за отца дочь из патрициев? Ее отправили в поместье, подальше от разговоров и пересудов. Что дальше, Септимус?

– Я так рассчитывал на то, что ты мне расскажешь об этом, – Септимус ответил с улыбкой, будто извиняясь. – А пока взгляни вот туда, – он указал рукой на свободный участок за своим домом. – Тут ты построишь для себя дом.

– Спасибо друг! Эта земля – целое состояние!

– А вот мой дом, совсем рядом! – не удержался Руфус. Схватив Мариуса за пояс, потащил показывать участок и первые ряды кладки на фундаменте.

* * *

Умудренный жизненным опытом предводитель сабинян Саллюстий должно быть хорошо знал историю своего народа. Пока солдаты-этруски, отложив скутумы и пила, взялись за кирки и лопаты, в строящийся Рим с каждым днем приезжало все больше и больше женщин-сабеллок (самоназвание; племена марсов, марруцинов, пелигнов, вестинов, которые все вместе известны под общим именем сабеллов). Они знали, чего хотели. Встревоженные центурионы не раз докладывали Септимусу о настроениях подчиненных. Многие из них захотели взять в жены именно сабинянку. А после того, как Септимус женился на дочери самого эмбратура, хоть этот брак по большей мере явился демонстрацией дружбы между народами и залогом военного союза, удержать лавину свадеб уже не рискнул никто.

План Саллюстия удался: теперь получив и женщин, и землю, туски не только возведут стены, храмы и дома, но и будут защищать их. В свою очередь, и Септимус, хоть и не был рожден в семье патриция, но выгоду от такого союза видел: Клузий, Перузия, Тарквинии дали солдат и обязательства в обмен на защиту; контроль над рудниками Ильвы позволял диктовать условия Популонии; Рим и военный союз с сабинянами сделали его, Септимуса Эмилия Помпу, очень влиятельным человеком. Он ждал вестей из Умбрии. Если эквы Мамерк и Нумерий приведут велитов, то Септимус тут же намеревался занять Остию. И пусть тогда Лавиниум, Арея и Ариций, Анций, Лаций и Капуя попробуют оспорить его решение силой оружия. Теперь же, получив от сената Этрурии консульство и призыв гарантировать Этрурии мир, Септимус стал сомневаться. "Может, стоит вначале собрать легионы в Популонии, Пизе, Ареции, Капене, Фалерии и Цере?" – размышлял он, пока Руфус занимал Мариуса Мастаму.

* * *

Мамерк и Нумерий явились, когда их уже ждать перестали. Они привели полторы тысячи велитов из Умбрии (умбрийские племена за исключением разве, что осков, отождествляли себя с этрусками).

На холмах Рима распустились цветы, Септимус, все чаще выходя на двор, отдавал предпочтение тунике, радовался ранней весне.

С приходом весны римляне стали испытывать нужду в хлебе и мясе. Порции каши из нута, гороха и ячменя с каждым днем становились все меньше и меньше, а сыры, регулярно доставляемые из Этрурии зимой, уже как месяц закончились. Велитов кое-как расквартировали, но обеспечить новоприбывших едой город не мог.

Помпилий Нума не пожалел, что отправился с легатом Помпой в Рим. Пока он не получил обещанной премии, но стал владельцем недвижимости в Риме и интендантом легиона консула Этрурии. Завтра ему предстоит не долгая (25км – около 17 римских миль), но очень опасная дорога в Остию. И в случае успеха он получит свою премию – должность для сына в порту Остии. Вот только условия, выдвинутые Септимусом, вряд ли понравятся латинам.

– Мыслимое ли дело! Допустить в Остию римский гарнизон и откупщика (сборщика налогов)! Доставить в Рим сто тысяч либров (libra – 327г) пшеницы! Пусть демоны заберут умбрийцев, обрекающих его огласить в Остии условия консула Этрурии! – брюзжал Помпилий, собираясь в дорогу.

Собирался в дорогу и трибун Руфус. Завтра он поведет в Остию две манипулы.

– Не ввязывайся в драку, – наставлял его Мастама. – Охраняй посла и, в случае успеха его миссии, займи порт и крепость.

– Не переживай, с двумя манипулами я сравняю этот городок с землей! – отвечал Руфус.