Текст книги "Божественное вмешательство (СИ)"

Автор книги: Валерий Красников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 25

Зима...

"Чертова зима!", – кричу в гневе и, вспомнив о местных Богах, тут же умолкаю, прислушиваюсь и озираюсь по сторонам. С утра жена закатила истерику. Я отмалчивался, сколько мог, но о прибывающих в Мельпум дружинниках узнали и слуги в цитадели. Кто-то из них разболтал Гвенвилл.

– Алатал, муж мой! Ты снова собрался на войну? – она спросила так ласково, что я посчитал этот момент вполне подходящим для признания.

– Звезда моя! Завтра я ухожу к Аррецию, – вспышка ярости в ее глазах, и объяснить, зачем я туда ухожу уже не представляется возможным.

Гвенвил взлетела с ложа и, воздев руки к потолку, стала спрашивать у Богов:

– За что! За что вы наказываете меня, Боги?

Ну, ее, конечно, понять можно. Она снова ждет ребенка и надеется родить бренну наследника. Гвенвилл боится, что со мной может что-нибудь плохое случиться. Понимаю и пытаюсь успокоить ее.

– Не волнуйся! Опасность подстерегает того, кто безмятежно проводит дни с женой. Мне же предстоит защитить тебя и детей. И лучше я это сделаю вдали от нашего дома! – продолжает метаться по спальне, но меня не проведешь. Судя по тому, что молчит, значит – слушает. – Этрурия оплатит нам создание флота, и мы сможем защитить себя с юга, сможем торговать. Сама Этрурия сейчас нуждается в помощи. Без нашей помощи тускам не выстоять! Уж слишком много у них врагов. И нынешние враги тусков вполне могут угрожать и нам в будущем. Неужто ты считаешь, что я смогу наслаждаться жизнью, зная о смертельной угрозе?

–О какой угрозе ты говоришь, муж мой? Туски уничтожили сенонов и, если бы не ты, то та же участь постигла и бойев, и твой народ!

– Это тебе Хундила нашептал? – чувствую, завожусь. Хитрый тесть тут точно причастен.

– Отец сделал тебя бренном! – стала напротив, руки в бока, но уже не та валькирия, что при нашем знакомстве могла запросто и мечом проткнуть.

Улыбаюсь, не вижу смысла что-то доказывать ей. Поднимаюсь с ложа, подхожу к любимой женушке, обнимаю так, что ее руки оказываются под моими, нежно шепчу на ушко:

– Твой отец нам не враг, конечно. Я признателен ему, прежде всего, за то, что он родил тебя, звездочка! – Гвенвилл млеет, закрывает глаза. – Но он не знает, что и греки, и финикийцы сейчас не прочь побряцать оружием. И они могут создавать империи. Македонцы сделали это не так давно, а финикийцы осваивают Испании. А ведь Испании не так уж и далеко от нас. Понимаешь, милая? – прижалась ко мне, молчит. Значит, понимает. Целую ее в губы и на пару часов время останавливается.

Едва Гвенвилл оставила меня, как явился Хоэль.

– Бренн, дружина готова к походу, – стоит, мнется.

Чувствую, что-то он не договаривает.

– Рассказывай, что еще...

– Зима, бренн...

– Знаю, что сейчас зима. Ты чем меня удивить хочешь? – осознаю, что общение с Гвенвилл отложило и на моих эмоциях отпечаток. Очень хочется поскандалить.

– Так мужчинам заняться нечем. Узнав о походе в Этрурию, уже тысяч двадцать охотников собралось.

– Где? Когда?

– У Пармы собирались. Сегодня к Мельпуму подойдут.

– Завтра выступаем. Иди, мне нужно подумать, – держу в узде эмоции, провожая равнодушным взглядом Хоэля.

"Чертова зима! А, может, само провидение обнаруживает себя таким образом? Если сабиняне не поддержат тусков, то поредевшие и настроенные против сената легионы не станут или не смогут сражаться на юге. В лучшем случае, они будут защищать свои города. Если удастся быстро провести воинственных кельтов к Риму, все может измениться к лучшему. За Римом можно дать им волю и пусть трепещут италики, самниты, кампанцы и луканы", – мои мысли понеслись чуть дальше на юг, к греческим полисам, и я с трудом отогнал от себя видения славных побед. Справедливо полагая, что их плоды, скорее всего, пожнут туски.

Зову стражу, приказываю найти Афросиба. Управляющий, он же величина не меньше современного премьер-министра в моем королевстве, явился на удивление быстро. Сверкая перстнями на пальцах, Афросиб сложил руки на успевшем уже округлиться животике и со словами: "Мой господин", – склонился в поклоне. Поначалу меня смущала склонность перса к роскоши, но уровень экономики королевства рос, да и греки отзывались об Афросибе очень хорошо, так что я предпочел воздержаться от вопросов, связанных с ростом личного благосостояния перса.

– Завтра я покину Мельпум, – управляющий чуть-чуть выпрямился и закивал головой. – Надолго. Ты отправишься со мной до Арреция.

В глазах Афросиба все же появился вопрос. Тем не менее, он поспешил ответить:

– Да, мой господин.

– Впрочем, для тебя поездка окажется не лишенной удовольствия. В Арреции ты получишь много золота. Поэтому подбери людей, сколько сочтешь необходимым, чтобы уберечь сокровища.

– Я понимаю, мой господин.

Отмечаю насколько все же приятно иметь дело с человеком с Востока и жестом руки приглашаю управляющего присесть к столу. Наблюдаю, как степенно движется перс, и вспоминаю плотника Сарда. Неужели это один и тот же человек?! Впрочем, чему тут удивляться? Из "грязи в князи" в нашем-то времени примеров не счесть. И меняются люди, увы, не в лучшую сторону. Плотник Сард в какой-то мере мог бы послужить образцом поведения и в отношении к делам для моих кельтов. А, может, имя изменило человека: Сард стал Афросибом и ведет себя, соответственно, как Афросиб.

– Я хочу, чтобы ты после того, как в Арреции все сложится, отправился в Геную и приступил к строительству крепости и верфи.

– Будет исполнено, мой господин.

– Сейчас и финикийцы, и туски плавают на триремах, но слышал я, что это не самый лучший боевой корабль. Униремам и биремам не тягаться с триремой, а у афинян видели квадриремы. Финикийцы же уже строят и квинквиремы. Ты должен построить флот. А еще попробуй построить такой корабль, какого еще нет ни у греков, ни у финикийцев.

– Какой, мой господин?

– Гексеру (шестирядная галера). Ищи мастеров, плати, плати и плати. Такое дело не терпит экономии. Я слышал, туски строят квинквирему за сорок дней. Мы должны научиться строить корабли лучше и быстрее. Из иллирийцев, что копают дорогу к Генуе, набирай гребцов и подумай о том, кого и как из кельтов научить мореходству. Если сможешь, пригласи ко мне на службу своих соплеменников. Думаю, что у нас есть год-два, не больше. Если сможем выйти на своих кораблях в море, выжить и победить будет проще.

– Да, мой господин.

– Если решишь набрать капитанов и офицеров из наемников, не нанимай финикийцев. Бери лучше греков. Кстати, поговори с нашими греками. Может, и они смогут кого-нибудь из соплеменников порекомендовать.

– Могу я задать вопрос, мой господин? – киваю, разрешая. – Слышал я, что лигуры стали твоими компаньонами и многие из них считают тебя своим бренном.

– Да, это так, – соглашаюсь.

– Когда твои воины взяли Геную, они не увидели ни одного корабля. Лигуры тогда ушли на Корсику. Они и сейчас имеют немалый флот. Я плачу их капитанам время от времени. Позволь нанять их на службу от твоего имени.

– Хорошая идея, Афросиб! – хвалю перса. – Делай, как считаешь нужным. Будь готов к утру в дорогу.

Слышу в ответ привычное:

– Да, мой господин.

Афросиб гнет спину в глубоком поклоне и, пятясь, исчезает за дверью.

"Слава Богам, что послали мне такого человека! Наверное, стоит в Этрурии поискать толковых людей. Чертова зима! С ордой кельтов за спиной никого я в Этрурии не найду".

Часть 7

Деметрий Полиоркет (осаждающий, получил прозвище за безуспешную осаду Родоса) и эпирский Пирр

Глава 26

«Роста Деметрий был высокого, хотя и пониже Антигона, а лицом до того красив, что только дивились, и ни один из ваятелей и живописцев не мог достигнуть полного сходства, ибо черты его были разом и прелестны, и внушительны, и грозны, юношеская отвага сочеталась в них с какою-то неизобразимою героической силой и царским величием. И нравом он был примерно таков же, внушая людям и ужас, и, одновременно, горячую привязанность к себе. В дни и часы досуга, за вином, среди наслаждений и повседневных занятий он был приятнейшим из собеседников и самым изнеженным из царей, но в делах настойчив, неутомим и упорен, как никто».

Плутарх

Миеза (городок в южной Македонии) под проливными дождями, сопровождаемыми порывами холодного ветра, словно вымер. Только дымы, стелящиеся над крышами, свидетельствовали о горящих очагах в домах жителей.

Царь царей Деметрий Полиоркет грел руки над огнем, находясь в расстроенных чувствах от того, что его жена Дендамия, уж ночь прошла, а все никак не может разродиться. И повитухи проходят мимо как тени, пряча глаза.

Он не любил жену, но эпирский царь Пирр, что когда-то нашел спасение от мятежников малоссов в македонских Мегарах, любит свою сестру и обязательно станет на сторону Деметрия против объединившихся в борьбе за Македонию Лисимаха, Птолемея и Селевка. Низкородные диадохи, получившие сатрапии после смерти Александра (Македонского), развалившие великую империю, теперь жаждут власти над метрополией.

"Из них троих один Лисимах достоин уважения, – размышлял Деметрий. – Ему всучили Фракию, где он двадцать лет провел в войнах, подавляя бунты местных царьков, и ведь смог разбить и Севта, и войско у Павсания отобрал, только женился неудачно на Арсеное, дочери никчемного Птолемея. Птолемей!"

Деметрий сжал кулаки и прокричал: "Порази его Боги!" – напугав мальчика служку, подкидывающего в огонь поленья.

Для гнева у Деметрия были причины. Птолемей, один из диадохов великого Александра, укрыл тело царя от соратников. Именно он предложил разделить империю на сатрапии и отхватил себе самый жирный кусок – Египет. И он начал войны диадохов. Назвался фараоном Египта, после чего и другие диадохи стали называть себя царями.

Селевк – сатрап Вавилона. Сейчас он всем обязан Птолемею. После того, как отец Деметрия Антигон изгнал Селевка из сатрапии, интриган Птолемей помог тому вернуться, тем самым, обязал диадоха верностью.

Объединившись, старшие диадохи Александра в битве при Фригии убили старика (Антигон Одноглазый, сражаясь всю жизнь, прожил 81 год ) и изгнали Деметрия с малым войском из Великой Фригии.

Мысли о прошлом наполнили сердце Деметрия горечью. Он не смог отомстить за отца, и в битве при Газе Селевк разбил его наголову. "Что осталось мне от анатолийской империи отца? Все, чего добился отец, проживая жизнь в битвах, утрачено. А владеющие несметными сокровищами диадохи по-прежнему алчут крови! Нет, я не покорюсь! Если Богами мне предначертано сражаться, то сделаю это снова с превеликой радостью!" – Деметрий вспоминал и не замечал старой повитухи, что стала рядом с выражением скорби на морщинистом лице.

Она, совладав со страхом, звонким голосом, словно девица, вымолвила:

– Скоблю, царь царей!

Деметрий отмахнулся, словно от назойливой мухи. Он все еще находился во власти воспоминаний.

– Скорблю, царь царей! – не унималась повитуха.

– Дендамия? Что с ребенком?! – Деметрий поднялся и, возвышаясь над повитухой скалой, потребовал: – Говори!

Только эхо вторило ему. Повитуха стала слабой в ногах и рухнула на мозаичный пол без сознания.

Деметрий неровной походкой направился в покои жены. "Все пропало! Пирр теперь ни за что не поддержит меня!" – изо всех сил он ударил в лицо стражника, охранявшего опочивальню царицы и, переступив через тело, вошел в маленькую комнату, стены которой недавно украсили голубыми тканями.

Дендамия так и не разродилась. Деметрий видел только огромный живот под легким покрывалом... Он лишь мельком бросил взгляд на бледное лицо царицы. Присев у ложа, прижался ухом к ее животу. Ему показалось, что сердце не родившегося малыша еще бьется. Озираясь диким взглядом, он искал хоть кого-нибудь из многочисленной толпы повитух, еще недавно заботившихся о царице. Тщетно. Опасаясь гнева царя, все они сбежали, едва Деметрий появился на пороге.

Отчаяние красной пеленой застлало глаза. Одержимый желанием спасти ребенка, Деметрий вынул меч и вспорол низ живота покойницы. Ему удалось извлечь из чрева плод, не подававший, увы, признаков жизни.

С окровавленным младенцем на руках он словно демон носился по дворцу, пугая прислугу. Даже верные воины старались не попадаться ему на глаза.

Спустя месяц даже в самом отдаленном от Миезы селении люди шептались: "Деметрий безумен! Он убил жену и ребенка, что вот-вот должен был появиться на свет. А потом, бросая вызов Богам, похвалялся убитым младенцем, носил его на руках, устрашая всех вокруг!"

Деметрию донесли об этих слухах, и взбешенный вдовец, понимая, что Пирр не даст ему возможности оправдаться, спешно стал собираться в поход на Эпир.

Не встречая на своем пути сопротивления, Деметрий, разоряя селения и города Эпира, дошел до Янины (столица Эпирского царства). И лишь там узнал, что Пирр выступил с войском в Македонию. От этой новости его настроение улучшилось: опасаясь поражения в Эпире, он оставил в Этолии верного лично ему Пантахва с многочисленной армией. "Пирр теперь снова остался без царства и скоро потеряет и армию", – радовался Деметрий.

После недельных пиров и застолий Деметрий неспешно двинулся назад, в Македонию. На границе с Эпиром он встретил изрядно потрепанную, но все же разбившую войско Пантахвы армию Пирра.

Верные Деметрию солдаты из побежденного войска, малодушно примкнувшие к Пирру после поражения Пантахвы, ночью переметнулись в стан Деметрия и поведали, как Пантахва, желая унизить Пирра, вызвал его на поединок и был в том бою дважды ранен и, в конце концов, сбит с ног. Эпироты, воодушевленные победой своего царя, прорвали строй македонцев и одержали победу, взяв в плен около пяти тысяч македонских воинов.

Настроение царя, еще вчера рассчитывающего легко одолеть Пирра, испортилось.

Деметрий недоумевал, почему Пирр медлит с атакой, он вспомнил совместные битвы и устыдился своих поступков по отношению к другу. Наверное, Боги приняли его стыд как достойную жертву: Пирр предложил Деметрию встретиться.

* * *

Лицо у Пирра было царственное, но выражение его было, скорее, пугающее, нежели величавое. Зубы у него не отделялись друг от друга; вся верхняя челюсть состояла из одной сплошной кости, и промежутки между зубами были намечены лишь тоненькими бороздками. Однако Деметрию, гордо восседавшему на фессалийском жеребце, Пирр искренне улыбнулся:

– Не верю я, брат, что мог ты убить мою сестру и своего ребенка!

– Я хотел спасти хотя бы наследника! – начал оправдываться Деметрий. – Прости меня, брат, за трусость. В отчаянии я пришел в твой дом!

– Наверное, боги устроили все так, что вначале ты успел раньше меня стать царем в Македонии, хоть я и владел Стимфеей и Правией, а также Амбракией, Акарнанией и Амфилохией (покоренные македонцами области). И к Птолемею я отправился по твоей воле, и Эпир вернул себе без твоей помощи!

– Прости, брат! Владей всем, что я имею! – предложил Деметрий, поразившись правде, высказанной Пирром, но не с упреком. Жгучий стыд овладел Деметрием: "Пусть Пирр заберет все! Не достоин я его дружбы!" – Владей, брат, и Эпиром, и Македонией! Одной мыслью я теперь буду жить – вернуть наследство отца! По весне уйду в Антиохию!

Пирр в то время был женат на Ланассе, дочери Агафокла Сиракузского, которая принесла ему в приданное Керкиру (город в Малой Азии). Простив Деметрия, он предложил другу Керкиру в качестве базы для ведения компании в Антиохии.

Сердечно распрощавшись, они расстались. И Деметрий по весне выступил в Малую Азию.

Той же весной Пирр, уставший от ревности Ланассы, развелся с ней. И взбрело обиженной женщине в голову отправиться в Керкиру, где находился Деметрий. Их роман оказался столь бурным, что Деметрий забыл о своих планах, а Пирр очень быстро узнал об очередном предательстве друга.

Поразмыслив, Пирр примкнул к союзу Лисимаха, Птолемея и Селевка, который те заключили против Деметрия.

Добившись союза с Пирром, Лисимах тут же вторгся в Верхнюю Македонию. Деметрий покинул Керкиру, чтобы защитить свое царство. Пирр, убедившись, что Деметрий вот-вот сразится с Лисимахом, без труда овладел Нижней Македонией.

Армии Деметрия и Лисмаха уже стояли напротив друг друга, когда Деметрий получил известие о Пирре. Тут же он забыл о своей вине перед другом, охваченный гневом, развернул армию на Пирра. Осторожный Лисимах дал Деметрию уйти без боя.

Яркое палящее солнце играло на доспехах и щитах гоплитов. Пирр не спешил атаковать. И уж лучше бы Деметрий не выжидал – его македонцы вспомнили о великодушии Пирра и о его победе в поединке с Пантахвой. И не забыли о том, как их предводитель вместо того, чтобы в память об отце одерживать победы в Антиохии, наслаждался ласками жены Пирра.

Битвы между царями так и не случилось. Войско Деметрия почти полностью перешло на сторону Пирра. А сам Деметрий с позором сбежал в Керкиру.

Глава 27

Одержав бескровную победу над Деметрием, Пирр задумался о будущем. Сидя у походного костра, он вспоминал детство, когда Андроклид, измазанный в крови врагов и мокрый от пота, прижимая его к груди, крался по Янине словно вор. И доброго Главкия – царя Иллирии, воспитавшего Пирра вместе со своими детьми и к двенадцатилетию приемного сына вернувшего ему Эпирское царство.

Пирр старался быть благодарным. Едва ему исполнилось семнадцать лет, как он покинул Эпир и отправился к Главкию, чтобы взять в жены одну из его дочерей. И снова малоссы восстали. И снова Пирр утратил все, что имел. Как мучался он тогда, терзаясь сомнениями: снова искать приюта у благодетеля или испытать судьбу?

Тогда он и вспомнил о Деметрии, сыне Антигона I, женатого на его сестре Деидамии. Он отправился к нему и с тех пор служил, как мог. В большой битве при Ипсе (в 301 г. до Р.Х. битва под Фригией), где сражались все цари, он принял участие на стороне Деметрия и отличился в этом бою, обратив противника в бегство. Когда же Деметрий потерпел поражение, Пирр не покинул его, но сперва по его поручению охранял города Эллады, а после заключения перемирия был отправлен заложником к Птолемею I Лагу в Египет.

Там, на охоте и в гимнасии, он сумел показать Птолемею свою силу и выносливость, но особенно старался угодить Беренике, так как видел, что она пользуется у царя наибольшим влиянием. Пирр умел войти в доверие к самым знатным людям, которые могли быть ему полезны, а к низким относился с презрением, жизнь вел умеренную и целомудренную, и потому среди многих юношей царского рода ему оказали предпочтение и отдали в жены Антигону, дочь Береники.

После женитьбы Пирр стяжал себе еще более громкое имя, да и Антигона была ему хорошей женой, и поэтому он добился, чтобы его, снабдив деньгами, отправили с войском в Эпир отвоевать себе царство. Тогда там правил Неоптолем.

Эпироты ненавидели Неоптолема за его жестокое и беззаконное правление, поэтому встретили Пирра с радостью. Но даже тогда, наученный в Египте интригам, он, опасаясь, как бы Неоптолем не обратился за помощью к кому-нибудь из царей, прекратил военные действия и по-дружески договорился с ним о совместной власти.

Пирр с тоскою посмотрел вдаль, туда, где сейчас находился Лисимах с войском. Сражаться с ним или договариваться о совместной власти над Македонией? Пирр очень хорошо помнил, как соправитель Неоптолем, едва они договорились, стал искать случая отравить его и вовлек в заговор его, Пирра, виночерпия. Но тот заговор открылся.

Виночерпия Пирра звали Миртилом. Как-то он попросил Пирра подарить ему упряжку быков, что, в свою очередь, были подарены Пирру Неоптолем на празднике в честь царей. Пирр отказал, поскольку уже пообещал этот подарок другому придворному. Миртил обиделся и всячески эту обиду демонстрировал прилюдно, что и подтолкнуло Гелона, близкого друга Неоптолема, обратиться к виночерпию Пирра с предложением отравить царя. Он убеждал, что Миртил как виночерпий может легко, не навлекая на себя подозрений, отравить царя да еще получить от Неоптолема щедрое вознаграждение. Миртил вроде бы с готовностью пообещал примкнуть к заговору и сыграть предназначенную ему роль. Когда ужин подошел к концу, Миртил, покинув Гелона, направился прямиком к Пирру и доложил о заговоре.

Пирр не стал спешить с ответом, ибо прекрасно понимал, что пока Гелона можно обвинить лишь в намерении совершить убийство, но тот будет все отрицать. Все сведется к слову Миртила против слова Гелона, и беспристрастный суд не сможет выяснить правду. Поэтому Пирр счел разумным, прежде чем перейти к решительным действиям, собрать дополнительные доказательства измены Гелона. Он приказал Миртилу и дальше делать вид, будто тот одобряет план заговорщиков, и предложить Гелону пригласить на ужин другого виночерпия по имени Алексикрат, дабы и его вовлечь в заговор. Алексикрату следовало с готовностью принять предложение присоединиться к заговору. В этом случае Пирр получил бы двух свидетелей измены Гелона.

Однако случилось так, что необходимые улики против Гелона нашли и без хитрости. Когда Гелон доложил Неоптолему, что Миртил согласился отравить Пирра, Неоптолем так сильно обрадовался возможности вернуть власть своему семейству, что не смог сдержаться и поделился планом заговора с некоторыми родственниками, в том числе и со своей сестрой Кадмией. Рассказывая о заговоре во время ужина с Кадмией, Неоптолем полагал, что никто их не слышит, однако в углу комнаты на ложе, повернувшись лицом к стене, лежала, как казалось, спящая служанка. Только на самом деле женщина не спала. Она лежала не шевелясь, не издавая ни звука, но на следующий же день явилась к Антигоне, жене Пирра, и сообщила об услышанном. Пирр счел улики против Неоптолема неопровержимыми и вознамерился принять решительные меры против заговорщиков. Он пригласил Неоптолема на пир и зарезал ничего не подозревающего соправителя прямо за столом. С тех пор Пирр стал править в Эпире единолично. Он убивал не ради власти! Он защищался! Так же, как и с Деметрием.

"Боги не смогут упрекнуть меня в бесчестии! – думал Пирр. – Всю свою жизнь я вижу вокруг предательство, я чувствую предательство и страдаю от предательства!"

Лисимах появился через неделю. Пирр все это время размышлял и наблюдал за македонцами Деметрия. Придя к выводу, что доверять он может только своим эпиротам, к Лисимаху Пирр вышел с широкой улыбкой, как к старому другу.

Старик Лисимах не стал потакать Пирру. Взгляд его метал молнии и голос звучал чуть громче, чем хотелось Пирру.

– Не стоит улыбаться мне, мальчик. Хоть ты и мнишь себя подобным Александру, сравнений быть не может никаких. И одноглазый всем назло сказал, что лучшим полководцем из молодых царей тебя считает!

Несмотря на семьдесят лет, прожитых в боях и походах, Лисимах двигался стремительно. Его энергичные движения свидетельствовали о силе. Он, не дожидаясь ответа, прошел мимо Пирра и скрылся в палатке. Пирр пошел за ним, думая, что разговоры о том, будто в молодости Лисимах голыми руками удавил льва, получив, таким образом, прощение от Александра – не вымысел.

– Я встретил тебя как друга! – крикнул Пирр и направился за Лисимахом. Тот по-хозяйски устроился на стуле Пирра, развалившись на нем, как сам любил тот в минуты отдыха.

– Ха! Друга! Мальчик, ты выгнал Деметрия из Македонии только потому, что моя армия напугала его. И теперь ты возомнил, что присоединишь Македонию к Эпиру?

Пирр ответил не сразу. Он размышлял о возрасте Лисимаха и о своем, вспомнил и о соправителе Неоптолеме, но более всего на его решение повлияло недоверие к македонцам Деметрия, предавших своего царя.

– Что ты хочешь предложить мне? – спросил Лисимаха Пирр, придерживаясь спокойной манеры речи и добродушия.

– Хороший вопрос, мой друг. Мы ведь почти родственники, – Лисимах рассмеялся шутке. Арсиноя, жена Лисимаха, была дочерью Береники, как и любимая, но уже ушедшая из жизни Антигона – одна из жен Пирра. Насмеявшись, Лисимах уже серьезно сказал: – Македонию от Стимоны до Термы (реки в Македонии, территория, начинающаяся сразу за Фракией Лисимаха).

– Бери, – ответил Пирр и собрался уйти.

– Постой, не обижайся. Одноглазый сказал правду.

Пирр верил в себя, знал, что может сражаться и командовать армией, одерживать победы. Но тонкая лесть Лисимаха достигла цели. Еще бы! Второй из старших диадохов Александра Великого признал его лучшим полководцем среди молодых царей! Пирр остался и пообещал Лисимаху по первому зову оказать военную помощь.

Пока Деметрий в Анатолии собирал армию, отношения между Пирром и Лисимахом улучшились. Лисимах месяцами находился во Фракии, но когда приезжал в Македонию, Пирр находил время и с желанием встречался с великим воином. Лисимах помог Пирру восстановить отношения с Птолемеем, прервавшиеся после смерти Антигоны. И когда Пирр выслушал гонца от Лисимаха, принесшего весть, что Деметрий разоряет Фракию и однажды уже разбил Лисимаха, то, немедля собрав воинов, выступил на помощь.

Под Амфиполем Деметрий настиг отступающую армию Лисимаха, и тот едва не потерпел поражение. В решающую минуту боя подоспела конница Пирра, и Деметрий, для которого имя Пирра стало устрашающим, предвещающим пришествие злого рока, отступил в Азию.

Лисимах, удержавший за собой Фракию, в благодарность Пирру отказался от большей части владений в Македонии, оставив за собой власть над македонянами по Несту.

Увы, этот мир продлился недолго. Пока Деметрий в Азии успешно воевал с Селевком, македонские правители видели в нем главного врага своим интересам и не имели повода к распре. Но стоило Селевку захватить Деметрия, как Лисимах выступил с армией в Азию сам. Там разбив сына Деметрия Антигона и получив помощь от Селевка, повернул на Македонию.

Пирр, в отличие от Деметрия, уважал солдат. Он умел привлекать к себе людей. После одной битвы воины дали ему прозвище "Орел". "Это благодаря вашей доблести я сделался орлом, – ответил Пирр.– Ваше оружие – вот крылья, которые вознесли меня!" Пирр легко завоевывал симпатии своих воинов, но и губил их тысячами во время сражений. Что, в конце концов, и привело к беде.

В первой же битве с Лисимахом он открыл фланги македонской фаланги, решив заманить Лисимаха в ловушку. Но македонцы не стали стоять и побежали, едва заметили, что теперь уязвимы. Пирру пришлось отказаться от власти над Македонией и уйти в Эпир.

Долгих пять лет он ждал подходящего момента, чтобы начать завоевание мира. И, наверное, был прав. Великий Лисимах вступил в сражение с Селевком, был разбит и погиб.

Сам Селевк Никатор вознамерился покорить и Македонию, и Фракию, но был предательски убит Птолемеем Керавном (одним из сыновей Птолемея I), в пользу, которого отрекся от царствования в Египте последний из старших диадохов Александра.

Словно пес, Пирр чувствовал, что вот-вот засияет его звезда, и боги дадут ему возможность реализовать свои честолюбивые планы. Он презирал македонцев и фракийцев, его не привлекали сирийские сатрапии Селевка. Пирр грезил Африкой.