Текст книги "Божественное вмешательство (СИ)"

Автор книги: Валерий Красников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28

За тарентийским акрополем у многолюдного форума еще можно было расслышать собеседника. На каменных лавках в окружении вечнозеленых кипарисов и туй отдыхали горожане, заезжие купцы и молодые матери, чьи дети резвились тут же, на широкой аллее.

Мужчина в коричневом хитоне и выцветшем синем гиматии, уже с седеющей, коротко остриженной шевелюрой, увидев важно шествующего по аллее государственного мужа, с которым и был уговор встретиться тут, поднялся с лавки и помахал ему рукой. Впрочем, тот не заметил приветствия, но его спутница – милая девушка, приехавшая в Тарент из Афин совсем недавно, обеими руками схватившись за предплечье своего спутника, закричала:

– Метон! Смотри, Солон уже ждет нас.

Тот, кого она назвала Метоном, наконец, увидел машущего рукой Солона и, улыбнувшись, ускорил шаг так, что девушка едва не запуталась в складках своего пеплоса, пытаясь поспеть за ним.

– Приветствую мудрого Солона.

Мужчины обнялись как старые друзья, и присели на лавку. Девушка, поцеловав Солона в щеку, побежала послушать артистов, поющих под арфу и флейту неподалеку.

– Я слышал, ты собираешься отплыть в Афины? – спросил Метон.

– Да, друг мой. Хоть я и не выношу моря, но дело требует от меня этого путешествия, – ответил Солон, всем своим видом давая понять, что готов к разговору, ради которого они тут встретились.

– Ты, наверное, знаешь, что чернь сожгла пять римских кораблей, прибывших в порт Тарента около месяца назад из Остии, – Солон кивнул, давая понять, что это ему известно. – Шесть трирем смогли уйти. Неделю назад пришли вести, что огромная армия тусков у Капуи разбила самнитов. И италики, и сабиняне, и даже кампанцы поддержали тусков в этой битве. Луканы готовятся к войне и, хоть этот народ всегда считался врагом Тарента, сейчас они просят союза с нами против тусков. Войне быть, мой друг!

– Метон, не мне думать об этом. Ведь сегодня я отплываю в Афины.

– Я знаю, друг мой. Прошу тебя, возьми с собой Созию.

– А как же ваш союз? – Солон от удивления даже привстал.

– Присядь, друг мой. Знаю, она будет огорчена. Смотри, на форуме собирается народ. Сегодня они решат позвать эпирского Пирра, ибо считают его величайшим полководцем Эллады. Глупые, они верят, что эпирский царь одержит победу над тусками.

– Он сможет! – ответил Солон, воодушевленный такой новостью.

– И ты не понимаешь! – щеки Метона раскраснелись, обычно сдерживающий себя, сейчас он заговорил быстро: – Пирр, может, и победит, но он придет не сам, а приведет сюда своих эпиротов, и македонцы придут. Захочет ли он уйти после победы? Кто когда-нибудь уходил после победы?!

– Твоя правда, – Солон задумался, почесывая выбритую щеку. – Я возьму с собой Созию. Но скажешь ей об этом ты сам.

– Спасибо, друг мой! – Метон не стал скрывать радости.

Союз со знатным афинским родом хоть и мог упрочить его влияние в Таренте, но заключался по любви. Метон души не чаял в Созии. Девушке только исполнилось шестнадцать лет, но преимущества юности в ней сочетались с редким для женщины ее возраста здравомыслием.

Между тем, народу на форуме все прибывало. Друзья, захватив по пути Созию, направились туда же. Всюду слышались одни и те же разговоры, сводящиеся к надеждам тарентийцев на военный гений Пирра.

Когда на деревянный помост взошел Агафокл, представляющий на народном собрании интересы противостоящей Метону партии, толпа затихла. Хорошо поставленным голосом Агафокл заговорил:

– Граждане Тарента, еще никогда мы не стояли на пороге такой катастрофы! Алчные туски приведут к стенам Тарента многочисленную армию из варварских народов. Мы торговцы, а не полководцы и хоть имеем армию, но сможем ли достойно встретить врага?

– Не-е-ет!!! – закричала в ответ толпа.

– Пирр! Пирр! – кричали люди.

Агафокл поднял руку, призывая народ к молчанию. Едва крики стихли, он продолжил:

– Кто лучший в Элладе из молодых царей? Разве не Пирр?

И снова толпа взорвалась, выкрикивая имя эпирского царя. Щеки Метона покрылись большими бурыми пятнами. Оставив Созию на попечение Солона, он, расталкивая локтями чернь, направился к трибуне.

Когда Агофокл увидел взбирающегося на трибуну Метона, он только улыбнулся и поспешил освободить конкуренту место. Пока Метон поправлял на себе гематий, толпа разглядела нового оратора и чуть притихла. Приосанившись, Метон закричал:

– Опомнитесь, люди! Разве позовет пастух для охраны отары волка? – его вопрос утонул в свисте и гневных выкриках, лишь немногие схватились за бороды, задумавшись.

– Разве доверит мать своего ребенка юноше из дома соседей? – пытался перекричать толпу Метон.

Тщетно, люди на форуме кричали имя эпирского царя и не желали его слушать. Метон покинул трибуну, будучи полон решимости еще вернуться на нее.

Возвратившись к друзьям, он поманил за собой Созию, делая Солону знак оставаться тут, на форуме. Они вернулись на аллею, ведущую к акрополю, и Метон, щедро отсыпав артистам серебра, получил яркие одежды парики для себя и Созии и флейту.

Спустя некоторое время народ на форуме обратил внимание на подвыпившего юношу и его прекрасную спутницу, восхитительно играющую на флейте. Юноша, заметив внимание людей, запел приятным баритоном. Люди вокруг начали танцевать, а артисты потихоньку, не прекращая игры, продвигались к трибуне. Взойдя на нее, они некоторое время развлекали людей. Казалось, что люди на площади забыли, зачем и по какому поводу они собрались тут, всем сердцем отдавшись прекрасной игре флейтистки и пению.

Юноша взмахнул рукой, и девушка оторвала флейту от алых губ. Над форумом стало непривычно тихо. Метон запел песню о том, как правитель, не веря в своих сыновей, позвал из другого царства опекуна им. И как тот опекун, в конце концов, убив законного правителя и его детей, захватил власть и стал тираном. Закончив пение, он крикнул людям на площади:

– Так и Пирр, откликнувшись на ваш зов, останется тут навсегда!

На сей раз попытка Метону удалась, люди задумались. По крайней мере, никто не освистал артиста, сказавшего о том, что думает, таким оригинальным способом. Радуясь успеху, Метон рука об руку с Созией спустились с трибуны под аплодисменты граждан Тарента. Увы, его усилия так и не смогли оказать на толпу достаточного влияния, чтобы та отказалась от мысли пригласить Пирра в Тарент. Уже к вечеру в Эпир было отправлено тарентийское посольство с богатыми дарами.

В Эпире послов встретили с интересом, а когда Демокрит витиевато и с пафосом огласил просьбу народного собрания Тарента, Пирру стоило больших усилий остаться невозмутимым. Кое-кто из придворных царя незаметно покинул дворец, и к вечеру вся Янина ликовала от радости.

Послы пообещали Пирру огромную армию – двадцать тысяч всадников и несколько сот тысяч пехотинцев. Он сомневался: "Откуда такой армии взяться в таком маленьком государстве?" – и решил собрать армию из эпиротов.

Пирр приказал разыскать своего лучшего военачальника – Кинея. Фессалиец по происхождению, Киней занимал высокое положение при дворе Пирра. Он был учеником знаменитого оратора Демосфена и, по мнению современников, не уступал своему учителю в ораторском искусстве. Время от времени Пирр посылал его вести переговоры и никогда не жалел о своем выборе. Киней прекрасно выполнял дипломатические поручения. Пирр, традиционно признававший заслуги подданных, высоко ценил его и не уставал повторять, что Киней красноречием покорил для него больше городов, чем он сам силой оружия.

Киней явился на зов без промедления, и Пирру пришлось на себе испытать дар его красноречия.

– Великий царь! – Киней поклонился Пирру и тут же в свойственной ему манере начал предостерегать Пирра против завоевания Италии. – Твой дядя Александр имел талант не меньший, чем у Александра Македонского. Но боги направили второго воевать с женщинами, а твой дядя в Италии встретил мужчин. Злой рок снова направляет армию Эпира на войну в Италию. Царь, откажись! Этруски славятся прекрасной армией. Среди их союзников много воинственных народов. Даже если предположить, что мы добьемся успеха и покорим их, какую пользу принесет нам эта победа?

– Ответ кроется в самом твоем вопросе, – ответил царь. – Этруски – господствующая сила Италии. Если мы покорим их, никто не сможет противостоять нам, и вся Италия окажется в нашей власти.

После короткого раздумья Киней спросил:

– И что же мы будем делать после того, как завоюем Италию?

– Ну, по соседству с Италией лежит Сицилия, плодородный и густо населенный остров. Там не прекращаются волнения и беспорядки, его нетрудно будет захватить.

– Это правда. А когда мы станем хозяевами Сицилии, что будет потом?

– А потом мы пересечем Средиземное море и достигнем Ливии и Карфагена. Расстояние не очень велико. Мы высадимся на африканском побережье с большой армией и легко покорим всю страну. Мы станем столь могущественны, что никто не посмеет бросить нам вызов.

– И это правда, – согласился Киней. – А еще ты сможешь легко подчинить своих старых врагов в Фессалии, Македонии и Греции. Ты станешь властелином всех этих народов. А когда выполнишь все эти планы, что тогда?

– А тогда, – сказал Пирр, – мы заживем мирно и спокойно, будем пировать и веселиться.

– У тебя уже есть все для того, чтобы жить в мире и спокойствии, пировать и веселиться. Так зачем пускаться в опасные походы, подвергать себя бесчисленным рискам, проливать море крови и в конце концов не получить ничего, кроме того, что ты уже имеешь?

Пирр взъерошил пятерней густой ежик волос, усмехнулся и ответил Кинею, заканчивая спор:

– Жизнь – это движение! Все живое движется. И в этом смысл. Мы молоды и должны сражаться, такая у нас судьба! Возьми лучших воинов и отправляйся в Тарент.

– Пусть будет по-твоему, мой царь, – ответил Киней.

Утром Киней с небольшим отрядом на кораблях послов отплыл в Тарент. Пирр энергично приступил к формированию армии. Через две недели двадцать слонов, три тысячи всадников и около сорока тысяч пеших воинов, погрузившись на корабли, отправились в плавание.

Наверное, боги решили испытать молодого царя. Небо над морем затянуло тучами, и начался чудовищный шторм. Корабль Пирра в одиночестве сумел достичь берегов Италии, но потерпел крушение. Пирр бросился в море и попытался вплавь добраться до берега. За ним, в поисках спасения, последовали и воины. Эта попытка стоила многим жизни.

К утру шторм утих и Пирр восславил богов, увидев на горизонте паруса кораблей. Увы, его радость оказалось преждевременной. От огромной армии у Пирра остались парочка слонов, пять сотен всадников и две тысячи пехотинцев. Рассчитывая на армию, обещанную тарентийцами, не унывая, он направился к Таренту.

На полдороге до Тарента его встретил Киней со своим отрядом. Увидев с царем столь малочисленное войско, он удивился:

– Мой царь, где же армия, с которой мы покорим Италию, а потом и полмира?

Пирр улыбнулся.

– Армию нам обещал Тарент.

Услышав такой ответ, Киней нахмурился.

– Тарент не даст того, что обещали нам его послы. Города к западу от Тарента напуганы победами тусков и не спешат отсылать своих воинов, – он хотел напомнить Пирру о злом роке, связывающем род Пирра и Италию, затем предложить оставить эту затею, но, видя, что даже эта новость не сломила решимость царя, промолчал.

Пирр въезжал в Тарент, словно уже победил тусков. Тарентийцы встречали эпирского царя с воодушевлением и ликованием. Впрочем, радовались жители города недолго. Пирр железной рукой стал править городом, будто находился в родном Эпире. Всех мужчин, способных носить оружие, призвали в армию, и военачальники Пирра тренировали их с утра до ночи. Пирр закрыл все увеселительные заведения и приказал воинам всех праздно слоняющихся по городу отправлять на ремонт городских стен.

Тарентинцы возражали, но им пришлось подчиниться, правда, некоторые вообще покинули город. Разумеется, бежали безвольные и подавленные, в то время как более стойкие и решительные остались. Организуя войско, Пирр не забывал и о городском укреплении. Он привел в порядок стены и ворота, расставил часовых. Так или иначе, положение в Таренте вскоре радикально изменилось. Из беззащитного города, населенного любителями праздности и удовольствий, он превратился в хорошо укрепленную и обороняемую надежным и дисциплинированным гарнизоном крепость.

Когда Пирру сообщили, что большая армия тусков под предводительством консула Мариуса Мастамы в трех днях пути от Тарента, он, не медля, выдвинулся навстречу.

Глава 29

Италийский полуостров по большей части покрыт холмами, а Пирру для сражения с тусками была нужна равнина. Он рассчитывал на фалангу, способную свести на нет манипулярное построение этрусских легионов, эффективное, по его мнению, только в сражениях с варварскими народами, атакующими толпой.

Свой лагерь он устроил на равнине между Пандосией и Гераклеей. Узнав, что этруски остановились неподалеку, за рекой Сирисом, Пирр верхом отправился к реке на разведку, осмотрел охрану, расположение и все устройство римского лагеря. Увидев царивший повсюду порядок, он с удивлением сказал своему приближенному Мегаклу, стоявшему рядом:

– Порядок в войске у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле – посмотрим.

Мегакл, знающий мнение Кинея и то, что тот предостерегал Пирра от войны в Италии, счел лучшим для себя промолчать.

– Оставь у реки охрану. Нам стоит дождаться союзных лукан. Если туски полезут в реку, атакуй.

– Слушаюсь, господин, – ответил Мегакл и тут же послал одного из своих всадников за тарентийским ополчением.

Сирис – мелкая речушка. Когда туски начали переходить реку сразу в нескольких местах, греки, боясь окружения, отступили. Узнав об этом, Пирр встревожился еще больше. Он приказал своим военачальникам построить пехоту и держать ее в боевой готовности, а сам во главе трех тысяч всадников напал на строящихся после переправы тусков.

Заметный отовсюду красотой оружия и доспехов, Пирр делом доказывал, что его слава вполне соответствует его доблести, ибо, сражаясь с оружием в руках и храбро отражая натиск врагов, он не терял хладнокровия и командовал войском так, словно следил за битвой издалека, поспевая на помощь всем, кого одолевал противник.

Тем временем подошла построенная фаланга, и Пирр сам повел ее на этрусские легионы, стоящие в ожидании атаки. Фаланга двигалась медленно, и казалось, что по равнине, поросшей чахлой травой, идут не люди, а несокрушимый, ощетинившийся сарисами железный каток.

Мариус Мастама перестроил манипулы, расположенные в шахматном порядке в подобие фаланги, но устоять легионам такое построение не помогло. Удар греков смял оборону тусков, и те побежали. Но только стоило фаланге Пирра распасться на преследующую тусков толпу, как бегство легионов прекратилось. Центурионы во всю орудовали палками и не без результата. Вскоре грекам пришлось отступить: уж слишком легко организованные и мобильные отряды тусков истребляли преследующих их греков. Пока легионерам Мариуса противостоял лес сарис, их гладиусы были бессильны, теперь мечи тусков почти всегда находили цель.

Пирр снова выстроил гоплитов в фалангу и пошел в атаку. Мастама, поставив всего два легиона напротив, отдал приказ шестому и первому обойти фалангу Пирра с флангов. И если бы туски успели, то Пирр мог бы и проиграть это сражение.

Увидев маневр тусков, Пирр оставил командование фалангой и направился к фессалийским всадникам, стоящим в резерве. Фаланга греков, как и в первый раз, смяла ряды обороняющихся, и так же рассыпалась, начав преследование бегущих к реке тусков.

Консул Мастама, присоединившийся к первому легиону, не только сумел прекратить бегство легионеров, но и, восстановив построение, повел тусков в бой на гоплитов Пирра, подключив к этой атаке и кавалерию.

Пирр атаковал этрусских всадников, пустив слонов перед фессалийцами. Этрусские кони испугались этих чудовищ, да и всадники не рисковали сблизиться, не понимая, как и чем можно убить таких больших животных. Пирр, увидев пришедших в замешательство противников, тут же во главе фессалийской конницы обрушился на них.

И фаланга, в третий раз сломив оборону этрусских легионов, уже не преследовала противника. Это сделал Пирр со своими всадниками, выкашивая бегущих тусков, словно жнец злаки.

Сумевшие перейти реку этрусские легионеры не стали задерживаться в лагере. Мариус Мастама, потеряв в этом сражении два легиона, отступил к Риму.

Пирр, захватив лагерь тусков, привлек этой победой на свою сторону множество луканов и самнитов. Опустошая по пути пятидесятитысячной армией округу, он пошел на Рим. Но когда Помпеи, Неаполь, Капуя и Анций не открыли Пирру ворота, он задумался над словами Кинея, вспомнив его вопрос о том, что он, Пирр, хочет получить. Победа одержана, в его распоряжении огромная армия, да и Тарент получил обещанную защиту. Пирр захотел отправиться на завоевание Сицилии, чтобы оттуда отплыть с войском в Африку и покорить Карфаген. Решив помириться с тусками, Пирр отправил в Рим посольство во главе с Кинеем.

* * *

Алексей со своими галлами не принимал участие в битве. По просьбе Мастамы-старшего он вел свою армию на юг по левому берегу Тибра, что бы города Этрурии и их окрестности не испытывали притеснения со стороны галлов. И ко времени, когда Пирр отправил Кинея на переговоры в Рим, завоевав самнитскую Луцерию, подошел к Каннам. Он не знал, что в историческом прошлом его мира Киней имел шанс заключить мир, поскольку обращался к сенату Рима. И почти добился успеха. Теперь же Кинея встретил Мариус Мастама, ожидающий поддержки от Алексиуса. Он не стал принимать щедрые дары от Пирра и внимать аргументам Кинея.

Киней вернулся к Пирру и застал царя в состоянии крайней озабоченности.

– Этрусски отказали в мире? – Спросил Пирр, будто уже заранее знал ответ.

– Да, господин. Их консул даже выслушать меня не захотел. – Ответил Киней, едва сдерживая гнев.

– Ты был прав, – с горькой усмешкой Пирр посмотрел на соратника, – Эта земля – обитель зла для эпиротов. Тут Арес собирает жертву из героев. – Киней, оскорбленный поведением Мастамы, не позволившему ему проявить свой талант дипломата, настроенный на войну с тусками, понял, что произошло нечто, от чего Пирр, одержавший победу, теперь грустит. Он промолчал, сдерживая себя. Пирр не стал томить лучшего из своих полководцев ожиданием, – Самниты вот-вот покинут нас. Они просят помощи против кельтов, разоряющих их города. Если мы не поспешим, то и Тарент вскоре будет атакован варварами. Наверное, туски договорились со своими извечными врагами. Поэтому ты, мой друг и не смог добиться мира.

Военачальники Пирра совещались не долго. Они решили вернуться к Таренту и оказать помощь самнитам.

Часть 8

Новейшая история

Глава 30

Тридцатитысячное кельтское ополчение к моему удивлению походило на армию. И обоз имелся и вожди. Они пришли с дарами и, как мне показалось, рассчитывали на мою благосклонность. Если быть точнее, то каждый из них верил, что к концу похода бренн обязательно возвысит именно его за проявленные в боях отвагу и доблесть. Самому старшему из них было не больше двадцати пяти. Позже я обратил внимание, что и охотники– галлы большей частью были молоды.

Когда Вудель доложил о том, что ополчение подошло к Мельпуму, и вожди просят встречи, я находился не в самом лучшем расположении духа. Но стоило вошедшим проявить почтение своему бренну и богатое подношение, положенное к моим ногам, сверкающее желтым цветом приятно отразились на самоощущении: "Эти бездельники решили заняться делом! Да они готовы еще и оплатить организацию!" Ну, как можно не порадоваться такому подарку! Ведь еще вчера мое воображение рисовало толпу оборванцев, "пушечное мясо", с которым не то, что победить, но и дойти к месту сражения представлялось не просто.

По пути к Аррецию молодые кельтские вожди старались во всем походить на моих дружинников, да и рядовые воины ведь не слепыми были.

Отправив Афросиба с золотым обозом назад, в столицу, я, потирая руки, пребывал в предвкушении великих дел. Правда, недолго. Ровно до того момента, как, войдя в базилику Перузии, увидел там консула Мастаму-старшего и восседающую рядом Спуринию.

И грустно, и стыдно. Давно я не переживал столь неприятные ощущения. Да и обидно стало, что за мою помощь Этрурии Мастама выкатил такую подставу. Смотрю на первую жену и гадаю, чего ожидать от этой встречи? А консул – само радушие.

– Аве, Алексиус! – приветствует, резво соскакивая со стула и стремительно сокращая расстояние, раскрывает объятия. Обнялись, как старые друзья.

– Аве, Консул, – отвечаю.

Замечаю, как вытянулись лица у сопровождающих меня воинов. Благо, что хоть они не станут требовать объяснений. Я все же их бренн. А шельмец Мастама подводит меня к Спуринии и самодовольно, будто и правда приложил к тому титанические усилия, докладывает:

– Богам угодно было испытать тебя, но твои друзья смогли защитить самое дорогое, что у тебя есть – жену и сына.

Спуриния щелкает перстами и незамеченная мной рабыня, скромно стоящая у терракотовой колонны, подталкивает ко мне ребенка. Мальчугану не потребовалось какого-либо ускорения с ее стороны. Он знал кто я. С криком: "Папа!" – малыш подбежал, и мне ничего не оставалось, как обнять это маленькое чудо. Сердце дрогнуло. Этот парень каким-то образом тут же стал дорог мне не менее чем оставленная в Мельпуме дочь.

Держу на руках сына, сдерживаю наворачивающиеся на глаза слезы, а безжалостный ум напоминает, что все происходящее не к месту и может повредить моей репутации у кельтов. Оглядываюсь на Вуделя. Слава Богам, вижу совершенно идиотскую улыбку умиления происходящему на его простодушном лице. В той или иной мере придерживаются того же настроя и другие галлы. В общем, радуются за своего бренна. Беру себя в руки и отвечаю Мастаме:

– Моя благодарность друзьям, – делаю многозначительную паузу и лишь после того, как консул, смутившись, отвел взгляд, продолжаю: – больше, чем я смогу сделать. Но, узнав об угрозе государству и народу, я не мог остаться равнодушным. У Перузии стоит лагерем тридцатипятитысячная армия, собранная мной, чтобы остановить врагов Этрурии.

– Об этом, славный Алексиус из рода Спурина, мы поговорим завтра, а сейчас я оставлю тебя наедине с семьей, – отвечает Мастама и, пожав мне предплечье, уходит, оставляя меня в некотором недоумении.

"Старый интриган! Что ты приготовил для меня на завтра?" – даже если бы я и захотел спросить его об этом прямо, то не успел бы, настолько быстро консул покинул базилику. За ним из здания вышли солдаты и рабы.

Спуриния подошла и забрала на руки сына. Спокойна и холодна как лед.

– Пойдем, муж мой, – сказала, словно приказала и тут же направтлась к выходу.

Шепчу на ухо Вуделю:

– Идите в лагерь, – его брови взлетают, в глазах вопрос. – Мне тут ничто не угрожает, идите.

Сам иду за Спуринией, уже не обращая внимания на свою свиту. Еще волнуюсь о последствиях этого приема, но куда больше переживаю о том моменте, когда неизбежно придется остаться со Спуринией наедине.

Ужин начался в тягостном молчании. Собравшись с духом, рассказываю ей обо всем, что произошло со мной за эти годы. Рассказываю все, как было, не утаивая ничего, и о Гвенвилл тоже. Спуриния слушает спокойно, и я не могу понять, что она переживает, да и переживает ли вообще. Едва окончил повествование, как Спуриния призналась, что приняла ухаживания Септимуса Помпы, думая о будущем нашего сына. Это признание стоило ей усилий, лицо и грудь покрылись красными пятнами и, как я понял позже, не от смущения. Септимус ей был неприятен и это откровение почему-то обрадовало меня. Желая поддержать, беру ее руку в свою. Лучше бы я этого не делал! Из глаз Спуринии брызнули слезы, она вскочила с места и обняла меня. Пришлось подняться и мне. Спуриния тут же прижалась всем телом и стала осыпать мое лицо и шею поцелуями.

В моей душе сражаются долг и чувства. Ну не могу я ответить Спуринии на нежность! Гвенвилл люблю! И никого, кроме этой женщины не желаю! Пытаюсь поцеловать Спуринию, губы словно онемели: мое тело противится любви. Спуриния ничего не замечает. Лишь только когда ее рука залезла мне в штаны, и я, естественно, как-то весь съежился, испытывая дискомфорт, она все поняла.

Села, расправив плечи и гордо вскинув подбородок, говорит:

– Я не виню тебя. Я, смертная, безропотно принимаю все, что Боги уготовили для меня. Хочу одного и прошу тебя. Эту ночь проведи рядом со мной и начни искать мне мужа. Выдай меня замуж.

Услышав такую просьбу, теряю дар речи. И лишь потом к утру понимаю. Как ловко она меня провела: попросив подыскать мужа, она знала, что первое желание – провести ночь в одной постели, исполнится наверняка.

– Хорошо, лю... Хорошо, – отвечаю, а сам, словно телок на поводке, иду за ней в спальню.

Лежим вместе. Время от времени Спуриния тяжело вздыхает. Искренне жаль ее. Вот на этой волне и погладил ее плечо. Наверное, она сильно хотела любить и быть любимой. Под напором неистовой страсти мое тело сдалось, а совесть совсем запуталась в попытках определить, кому я на самом деле изменил и что кому должен. Засыпая под утро, слышу: "Пока не выдашь меня замуж, буду теперь всегда рядом", – молчу, полагая, что утро вечера мудренее.

Просыпаюсь от приятных для разомлевшего со сна тела объятий. Открываю глаза. Это Спуриния тискает меня, словно котенка.

– Вставай, муж. Консул Мастама уже ждет тебя в базилике.

Не знаю, что и ответить. Делаю вид, что способ, каким она меня разбудила, в порядке вещей, по-деловому отвечаю:

– Я готов.

Позволяю себя обрядить в тогу, отправляюсь на встречу с Мастамой.

Старик уже не лезет обниматься. Сухо здоровается, лишь кивнув мне головой, и сходу начинает говорить по делу:

– Алексиус, надеюсь, что полученное тобой в Арреции золото – достаточная плата за помощь Этрурии?

Признаюсь себе, что этот старик не обаял меня вчера, а сегодня он мне просто неприятен.

– Я ничего не попрошу у сената за помощь, – на мой взгляд, дипломатично отвечаю.

Мастама морщится. Так хочется ему сказать что-нибудь обидное, но пока сдерживаюсь, надев маску безразличия.

– Боги наказали всех тех, кто причинил тебе вред. Не думаю, что ты забыл, кем являешься и откуда, – с трудом сдерживаю улыбку. Знал бы он правду! – Этрурия действительно нуждается в помощи, но мой сын говорил о легионе, который ты блестяще обучил и вооружил, а я вижу у стен города не меньше восьми легионов диких галлов. – Мастама так возбудился, что стал мерить шагами залу базилики. – Сенат и народ Этрурии не может допустить, чтобы такая большая армия находилась на территории государства, особенно тогда, когда собственная армия готовится к войне на юге.

– Я понимаю твою озабоченность и прежде, чем утешить тебя, хочу услышать, чего хочет сенат и народ? – спрашиваю с искренним интересом. Хоть сейчас готов вернуться в Мельпум, чтобы воплотить намерение о походе в Испанию.

Мастама же, услышав вопрос, успокаивается и в привычной для себя манере, тоном, не терпящим возражений, продолжает:

– Ты не изгнан из страны. Ты по-прежнему патриций и нобель, – гораздо позже я узнал, что изгнание из страны у тусков равносильно смертной казни. Тогда же я слушал его, скорее, из вежливости. – Ты немедленно уведешь галлов в Умбрию. Дойдешь до Перуджи, оттуда повернешь на юг. На землях самнитов делай, что хочешь, и с луканами можешь поступить на свое усмотрение. Я дам тебе турму из умбрийцев, они будут проводниками.

Если бы тогда я знал, что Умбрия – это горы и холмы, подобные горам, то не согласился бы, сразу.

Ели уговорил Спуринию остаться в Этрурии, поклявшись Богами, что обязательно выполню ее просьбу.

* * *

До Перуджи мы добирались около двух недель. И еще несколько дней ждали отставшие отряды. Сама Перуджа оказалась не больше галльской деревни. Интенданты пополнили запасы мяса, но злаков катастрофически не хватало. Благо в дороге молодой травы на пологих холмах росло достаточно, чтобы выпасать лошадей, но эта необходимость существенно замедляла нас.

У сабинян, только добравшись к Корфинию, мы смогли пополнить запасы хлеба и овса. Многие из мужчин-сабинян ушли на войну, присоединившись к Мариусу Мастаме, который, по слухам, разбил мятежных латинов и задал хорошую трепку луканам. В Коринфии, едва нас заметили, закрыли ворота и малочисленные защитники города, приготовились к худшему. Потом поверили, что галлы не причинят вреда. Слава Богам, наделивших несчастных благоразумием. Я стоял перед воротами, рискуя получить стрелу со стены, и уговаривал сабинян поделиться фуражом и хлебом, аргументируя миролюбие галлов тем обстоятельством, что уж как полстраны армия пересекла, и коль в столице до сих пор ничего неизвестно о притеснениях и разбое, то, значит, ничего подобного не было. Поверили и на радостях одарили еще и вином.

У самнитов я вознамерился пойти на Беневент, их столицу, и там соединиться с армией Мариуса Мастамы. Но Сервий Секст, декурион умбрийцев, грабивший деревушки самниев с такой жестокостью и цинизмом, что мои галлы по сравнению с ним выглядели детьми, предложил не оставлять врага в тылу и захватить Луцерию – молодой, но богатый город, жители которого никогда не видели у городских стен вражеских армий.

Этот город мы взяли бескровно. Жители сами отдали все, что смогли наскрести по сусекам. Они рыдали и проклинали нас, отдавая в обмен на жизнь и свободу свое добро. Сервий среди стона и проклятий должно быть расслышал что-то важное. Он приказал одному из всадников схватить старика, потрясающего над головой клюкой. Что и было исполнено без промедления.

Гневливый старик вытерпеть пытку на кресте не сумел и поведал Сервию о великом Пирре и о том, что луканы, вступившие в его армию, отомстят нам за все страдания, на которые мы обрекли его лично и Луцерию. Декурион проявил милость, заколов старика, и тут же доложил мне обо всем, что узнал.

Я, ожидая вместо Пирра рано или поздно услышать о Деметрии, не на шутку встревожился. Римляне, на мой взгляд, воюя с Пирром, обладали большей военной мощью, чем сейчас располагал Мариус Мастама. Засев за карты, я обнаружил, что расстояния до Капуи и Тарента приблизительно одинаковые. И если Пирр разобьет Мастаму, то, скорее, тот отступит к Риму, а я окажусь перед врагом после изнурительного марша. Нет, уж лучше идти к побережью и разорять греческие полисы, лишая Пирра тыловой поддержки.

Мы продвигались на юг с осторожностью, высылая длинные конные разъезды. Желание узнать о противнике как можно раньше привело к тому, что все поселения лукан по пути оказывались брошенными. Я полагал, что если люди уходят в города, значит, рано или поздно мы все равно их настигнем. Почти так все и вышло, только вместо процветающего полиса на нашем пути встала небольшая крепость – Канны, на укреплениях которой яблоку негде было упасть. Эх, если бы не угроза от Пирра, о котором ничего более того, что он с армией на полуострове, неизвестно, я бы не стал тратить силы на штурм. В нынешней ситуации захватить крепость стало необходимостью, и я, не раздумывая, отправил галлов на ее штурм, полагая, что многократный численный перевес обеспечит быструю победу.