Текст книги "Закон вне закона"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Молчание в ответ, угрюмое и настороженное.

– Далее. Жить будете по принципу: кто не работает, тот не ест. – Уроки истории. – Даром вас кормить больше не будут...

Реплика из строя:

– А демократия?

– Это и есть демократия. Но вас она не касается. Вы преступили Закон, и теперь вы вне Закона. Там, на воле, по вашей прямой вине, голодают честные люди, не чета вам...

Реплики из строя:

– А гуманизм? А мы не люди?

– Люди. Но другие. Объясняю. Вот ты, по какой статье чалишься?

– Сто шестьдесят вторая, часть третья.

– Рецидивист?

– А как же!

– Значит, на воле снова выйдешь на дорогу с кистенем. Убьешь мужчину, женщину, ребенка. Может, это будет мой брат, или мать, или сынишка. Так неужели ты думаешь, что твоя поганая жизнь мне дороже жизни моих близких? Вот так я понимаю гуманизм. Говорю всем: либо вы выходите отсюда честными людьми, искупившими трудом и лишениями свою вину, либо не выходите вовсе. В любом случае я буду спокоен за своих близких. И другие люди – тоже.

Реплики из строя:

– Будем жаловаться. Будем прокурору писать. И президенту.

– Пишите. Но сначала я сам буду рассматривать ваши жалобы. И за каждую необоснованную – довесок к сроку. Так же как и за нарушение внутреннего распорядка. Голодовок не объявлять– насильно вас кормить не будут. Сдохнете – не зарыдаю. охрана колонии усилена моими людьми – малейшая попытка бунта будет подавлена пулеметами: чем вас меньше, тем нам лучше.

И последнее. Мне известно, что среди вас имеются незаконно осужденные. Через несколько дней в колонии будет работать спецкомиссия по пересмотру дел. Все, кто имеет на то основания, могут подать начальнику соответствующие заявления. При подтверждении – немедленное освобождение и компенсация за счет виновных. При попытке введения комиссии в заблуждениедобавочный срок.

Совещание 2 (закрытое)

– Начинать будем с нуля. С чистки мундира. В первую голову разобраться со всеми необоснованными задержаниями, арестами, приговорами. Этим займетесь вы, – я обратился к старым (вернее, новым) сотрудникам отдела. – Вы с этим справитесь, вы лучше меня знаете работу бывших коллег и прежние их делишки. Выявить также все факты злоупотреблений по службе: фальсификация уголовных дел, факты коррупции, освобождения от ответственности за взятки, по кумовству и дружбе. В общем, чистка по полной программе. Вы, Русаков, – это задание Прохору, – будете регулярно давать в прессе и эфире информацию по результатам расследования по типу: такой-то работник правоохранительных органов систематически вымогал у задержанных (варианты– киоскеров, водителей и т.п.) взятки (или совершал иные противоправные деяния). Разоблачен, вина его доказана полностью, приговор приведен в исполнение. В суд направить группу контролеров (это должны быть представители от всех слоев общества и гражданского состояния) под руководством нашего полномочного наблюдателя – профессионального юриста. Суд – правый и скорый. Исполнение приговора – немедленное.

Далее: всем сотрудникам – выглядеть! Внешний вид, манеры, поведение – как при дворе. С гражданами общаться – как с родной мамой.

– А с задержанными – как с тещей? – сострил один опер.

– Поймете из дальнейшего, – отрезал я. – За одноразовый мат при исполнении служебных обязанностей – взыскание. При рецидиве – увольнение по служебному несоответствию.

– А вне службы? – тот же опер.

– Еще строже, так как провокационных факторов меньше.

– Это как посмотреть, – вздохнул он под сдержанные улыбки коллег, видимо посвященных в его семейные трудности.

– И больше, товарищи, внимания, – продолжил я, – боевой подготовке. Ведь это стыд – стреляем и деремся хуже бандитов. С послезавтра тренировки три раза в неделю, с аттестацией. Кто не пройдет, к оперативной работе не допускаю. Недели через две начнут работать постоянные курсы повышения профессиональной квалификации. Посещение обязательное. У меня все. Вопросы?

Поднялся участковый Хлопчик, раскрыл блокнот.

– У меня предложения. Значит, дела налаживаются, у новых хозяев есть даже новые поставщики – с наших сел. Тут будет порядок; против разумного контроля цен не возражают. Но нужно сделать вот какие дела. Первое: организовать постоянный круглосуточный пункт проверки качества продукции, то есть товара. Второе: антисанитария. Предложил торговцам вскладчину нанять уборщиков. Негоже, когда продавец одной рукой фрукты завешивает и той же рукой за метлу держится. Третье: патрули. Для большего контакта с рыночным контингентом пришли к консенсусу – обеспечивать ребятам во время патрулирования горячее питание...

Тут я прервал:

– За глоток спиртного – с патрулирования снимать, угостившего – лишать лицензии.

– Согласен. Теперь – о нищих. Рынок – самое их доходное место. Разогнать надо...

– Минутку. Кто может дать информацию по этому контингенту?

– Разрешите? – поднялся Волгин. – По моим данным, семьдесят пять процентов нищенствующих – профессионалы. работают от некоего Гришкина по прозвищу "Дай-мильен".

– Мильена за решетку. Нищих освидетельствовать и зарегистрировать. Трудоспособных – в Зону, на подсобные работы за питание, кров, одежду. Тем, кто побирается на хлеб, выдать временные лицензии. Позже мы введем статью в городской бюджет для их нормального содержания.

Опять встал Волгин.

– Алексей Дмитриевич, если конфисковать доходы Дай-мильена, можно этот вопрос не откладывать. Думаю, на полгода средств хватит.

– Добро, хороший совет. У вас все? – спросил я Хлопчика, который старательно делал отметки в блокноте по исполненным пунктам.

– Последнее: вымогательство. Построже надо искоренять. Люди боятся, платят. Потому – защиты нет.

Я не стал ему напоминать – по чьей вине "защиты людям нет".

– ...Сегодня ребята задержали одного. Частый гость. Как на работу ходит.

– Хорошо, разберемся. Вы насчет рабочих что-нибудь выяснили?

– Так точно. Переговорил, список составил. Многим у станка лучше, чем за прилавком.

Вот что значит – человек на своем месте. Ишь, управляется.

– Завтра к девяти жду их на собеседование, – напомнил. – Теперь вот что, – это Волгину. – В ближайшее время сформируйте и направьте в колонию толковых дознавателей. Пусть хорошенько разберутся. Неоднократных убийц, убийц без смягчающих, рецидивистов, насильников – не держать. ликвидировать. На сегодня все. Свободны.

– Товарищ полковник, – доложил дежурный, – толпа к нам ломится.

– Что за толпа?

– По поводу рэкетмена, что сегодня задержали.

– Это кстати. Попроси их немного подождать. А рэкетмена– ко мне.

Сержант ввел парня. Крепкого. Не головой – плечами, сразу видно.

– Садись, труженик, отдохни. Время у тебя есть.

– Не пыли, начальник.

Я поймал вопросительный взгляд сержанта: врезать? ответил глазами: погоди.

– Как кличут тебя, подонок? – не в моих правилах молча сносить оскорбления.

– Не твоя печаль. Нам знакомство не водить.

Из деревни, кажется, парень. На заработки подался.

– Это почему же? – огорчился я.

– Меня поутру выкупят.

– А за сколько?

– Это разговор. Пятьсот баксов возьмешь?

– Смеешься, однако. Дешево себя ценишь. Ты глянь в зеркало: крутой, красивый, в плечах разворотливый. Я за такого меньше лимона не возьму.

Соображал он туго. Нахмурил лоб в усилии: он же мне втрое больше предложил.

– Лимон баксов, – помог я ему догадаться.

– Не понял, дядя.

– Сейчас поймешь. Сержант, пригласите сюда пострадавших. Только не всех, а то нам их не сдержать.

Вошли несколько человек. Накаленные, решительные. С жаждой немедленной мести. Почувствовал народ, что обстановка меняется.

– Вот он!

– Попался, сучонок!

– Он со своими мордобоями мое кафе разгромил! официанток насиловал! На столах!

– Достаточно, – приостановил я поток праведного гнева.– Пройдите, пожалуйста, в дежурную часть, сделайте ваши заявления. А я сейчас завершу с ним работу... Врубился? – спросил я, когда разгневанные вышли.

Не врубился. Испугался, но не врубился.

– Так что, отдаст твой хозяин лимон баксов за твою поганую жизнь, от которой никакой пользы, кроме вреда?

Молчит, мелкой дрожью ходят пальцы.

– Ладно, парень, иди. Тебя люди на улице ждут. А я своих ребят попридержу малость, чтобы там успели с тобой разобраться. А потом мы подберем, что от тебя останется, и на свалку свезем. Сержант, снимите с него наручники и проводите во двор.

– Нет! – завизжал крутой парень. – Нельзя!

– Что? – удивился я. – Не любишь, когда тебя бьют? любишь сам бить? Ну разок-то попробуй. – Первый разок, наверное, но последний наверняка. – Иди, иди, некогда мне.

Он грохнулся на пол, забился в истерике. Вроде припадка. Сержант пнул его в бок:

– Проси начальника, мудак. Он один тебя спасти может.

– Сядь, – приказал я. – Отвечать коротко. От кого работаешь?

– От Пельменя.

– Сколько у него быков?

– Двенадцать.

– Оружие?

– Нет, нет, начальник. Только дубинки и прутья. Мы ж не убиваем, оправдался, – мы ж только калечим.

– Сам Пельмень куда выходит?

– На Заречье.

– Где он засел?

– У него здесь дом свой. Набережная, двадцать два.

– Вооружен?

– Пушка есть. Большая.

– Охрана?

– Один живет, не боится. Собак держит. Простишь, начальник?

– По всем эпизодам через суд пройдешь. Если не расстреляют – в Зону. А там посмотрим.

Сидел бы ты, дурень, в своей деревне, пахал бы землю, водку бы пил да девок портил. Твое счастье, что не ты один в своих винах виновен...

Когда его увели, я послал наряд на Набережную.

– Возьмете Пельменя. Обыск с конфискацией. Без особых формальностей, под протокол. Осторожнее, ребята, он вооружен и у него собаки.

– Мабуть, кого другого пошлешь, – улыбнулся Пилипюк,– а то боязно.

– Иди, видеть тебя не могу. Борщом твоим обожрался.

Ладно, на сегодня хватит. А то все переделаю, а завтра со скуки помирать?

Я зашел к Волгину.

– Тебе внеочередное повышение в должности вышло, – обрадовал его. Назначен начальником Горотдела. Занимай мой кабинет. А я со своим штабом переезжаю в Замок. Собирайся на новоселье. Ты приглашен. А Лялька где гуляет?

– Она уже там. Взяла пятерых лучших бойцов обустраиваться. И Майор там. Как бы она и его шваброй не вооружила.

– Поехали. Майора выручать.

Замок сиял огнями. Будто там бал начался.

У ворот скандалила с бойцами Лялька. Они забрасывали в грузовик тюки с постельным и столовым бельем и в чем-то перед ней оправдывались.

– Новости! – орала Лялька на всю округу. – Не знают, где прачечная! Спецназ называется!

Охрана у ворот лыбилась во все свои пасти.

Я подхватил Ляльку под мышку и потащил ее в Замок. Попой вперед. Она извивалась, как червяк на крючке. Даже кусаться пробовала.

– А что они, Алексей Дмитриевич! – визжала она где-то сзади. – Для себя не хотят! Я такой стол организовала, а они свой сухпай лопают... Ладно, сама пойду.

Мы вошли в здание. Везде кипела работа. Бойцы таскали койки, драили полы, двигали мебель.

– Это ваш кабинет, – подвела меня к двери, распахнула. – Нравится?

Как сказать... Лялька не ошиблась. Хаживал я в этот кабинет в свое время, донимал его тогдашнего владельца. порезвились тут бандюки, однако, порастащили все роскоши, поломали и побили, что растащить не сумели. Ну да ведь мне роскоши ни к чему. Некогда ими пользоваться. Главная роскошь в том, что кабинет был готов к работе. Даже стопка бумаги лежала на письменном столе. Это слева. А справа – автомат. А на угловом столике бутылки с водой, пепельница с сигаретами. И никакого бандитского духа – все вычищено, проветрено. только и следов, что дырки от пуль вокруг портрета старинной дамы. И в самом портрете – тоже. Упражнялись боевики-разбойники.

– Вот здесь приемная. Здесь я буду сидеть.

И тут все готово для работы. И тут приятная атмосфера – аура такая, молодой красивой девушки. И деловой, главное.

Деловая и красивая потащила меня дальше.

– Здесь вы жить будете.

Тоже очень мило. Уютно, по-домашнему. Даже захотелось бросить все и упасть лицом в подушку.

– Здесь ребята расположились. А моя комната вон там, в далеком конце. Это чтобы вы служебным положением в мой адрес не вздумали пользоваться. Вон санузлы, запоминайте. А Майор сейчас в подвалах работает. Там спортивные секции откроются: стрельбы стоя, лежа и... это... вися. А также рукопашного боя, каратэ всякой. Это наша столовая будет.

Не будет, а уже есть. Стол накрыт, закуски расставлены, бутылки запотевшие манят.

Что значит человек на своем месте!

– Идите в душ, переодевайтесь – и к столу.

Тут, кстати, и Пилипюк вернулся. Доложил о проделанной работе и слинял на кухню.

Началась, словом, нормальная жизнь.

Когда я переодевался, опять ворвалась Лялька. Уже при параде.

– Эту рубашку надо выбросить, Алексей Дмитриевич. Она вас старит. Я завтра вам что-нибудь куплю. А как я? – стала в позу.

– Короче не нашла? – кивнул я на ее юбчонку.

– Я подросла вчера. Вот она и села.

Объяснила, стало быть. Два раза.

– Мы с вами в банкетный зал под руку войдем, ладно? торжественно.

И чинно. И под аплодисменты.

Лялька приняла их как должное, без ложной скромности. С заслуженной гордостью. Шла к двум свободным местам, оставленным во главе стола, держа меня под руку и милостиво улыбаясь, кивала присутствующим. Налево и направо.

Мы расселись. Лялька толкнула меня в бок, шепнула:

– Вам первое слово. Встаньте.

И тут подсказывает.

Я послушно поднялся с рюмкой в руке.

– Друзья! Мы с вами взялись за трудное дело. Первые шаги сделаны. Отступать теперь нельзя. Да и не так мы воспитаны. Не скрою, были сомнения: справимся ли? Но два обстоятельства укрепили меня. Первое – я видел вашу работу. Второе – наше дело правое, а значит, как говорят уроки истории, победа будет за нами!

Застолье пошло своим чередом. Тосты, шутки, смех. воспоминания.

Потом Майор сказал о погибших боевых друзьях: "За тех, кого нет сейчас за этим столом, но кто всегда с нами".

И в самый разгар малость перебравший Прохор ляпнул во весь голос:

– Посошок!

– Ты что! – возмутилась Лялька. – Посошок, стремянная– и по домам, что ли?

– Ты плохо знаешь застольный фольклор, – укорил Прохор.

– Я такие неприличные слова не запоминаю...

– Не слушайте ее, – перебил Прохор. – Слушайте меня, не пожалеете.

Он прав оказался. После "посошка" – "котомочка", затем– "на пороге", после нее – "надворная", "стремянная", "дорожная", "курганная", "закурганная" и – "последняя в шапках". Умели предки доброе дело растянуть – урок истории, стало быть.

Словом, сидели хорошо. Расходиться не хотелось. соратники по борьбе, как правило, и за столом едины. Однако к полуночи запас "посошков" Прошкиного разлива истощился до дна. Выручила Лялька.

– Ладно уж, – сказала она, вставая. – Раскалываюсь: у меня сегодня день рождения. – Посмотрела на часы, уточнила: – Только что начался.

Загремели отодвигаемые стулья, обрадовано зазвенели бокалы и рюмки все тянулись чокнуться с хитрой Лялькой, поздравить теплыми словами.

Пилипюк что-то шепнул двум своим парням, и они сначала вышли, а потом вошли друг за другом, браво чеканя шаг своими тяжелыми "берцами". Первый держал перед собой великолепный камуфляж "белая ночь", придавленный сверху большим красивым револьвером, конфискованным у Пельменя.

Лялька взвизгнула и прослезилась. Будто ей бриллиантовое колье преподнесли.

– Бери, дивчина, – гудел Пилипюк. – Ствол чистый, никакая ментура тебя не заметет.

Лялька прокрутила барабан, сунула револьвер за пояс юбки и прикинула камуфляж, посмотрела на нас вопросительно.

– О! То ж гарно! – выдохнул Пилипюк. – Треба це дило обмочить.

– Замочить... – поправил пьяненький Прохор, знаток жаргона.

– Обмыть, – пристыдила их Лялька.

Все было славно. Как отдых после боя. Когда враг разбит, а своих потерь нет. Только вот сдается мне, что приврала Лялька. Или ошиблась. Где-то на полгодика.

Тоже, стало быть, урок истории.

После всех этих уроков я добрался до своих апартаментов утомленным. С решением хорошо поспать – завтрашний день будет еще труднее.

Не забыть бы чего... Ну да Лялька не даст, напомнит, у нее компьютер в голове. Или в сердце – даже на пол у тахты заботливо бутылку воды поставила – и когда успела? Мне бы так работать...

Я с наслаждением улегся, поставил на живот пепельницу, закурил.

Тут, конечно, Лялька постучала.

– Можно, Алексей Дмитриевич? Посидеть с вами?

– Посиди. – Куда от тебя денешься.

Посидела вначале молча, вздохнула.

– Завтра опять стол накрою.

– Второй день рождения? Или уже Новый год?

– Вот еще! Скажете тоже! Для второй смены, кто сегодня в дежурстве был. А как же! И вы с ними посидите. У нас коллектив должен быть. – И очень последовательно перескочила: – А Пилипюк такие глазки мне строил.

– Ты особо-то не расцветай. У него жинка и двое хлопцев.

– А я и не расцветаю. Он не ровня мне – старшина всего.– И опять с недоступной мне логикой: – Вы не думайте, все у вас получится. Ребята вас очень уважают, говорят, все вы правильно делаете. Уж они-то знают... Куда угодно за вами пойдут.

Не знаю, чего у Ляльки больше – ума или сердца? Враз мою слабинку почувствовала и поддержать пришла. Тефаль, одно слово.

А Майоровых ребят мне хвалить не надо. Других не держим-с! Все мы тут отпетые бойцы, одной крови. Знаем цену дружбе и вражде, любви и ненависти, жизни и смерти.

– Спокойной ночи, Алексей Дмитриевич. Если что – я рядом. В самом дальнем конце от вас...

Акция 5. Свержение Временного правительства

Сделать из хорошего специалиста коммерсанта, из квалифицированного рабочего челнока – не так сложно. Вот наоборот– много труднее.

Когда-то в городе был небольшой, но важный для страны завод под номером. Да попал он под "конверсию" – была сделана попытка перепрофилировать его на выпуск сельхозтехники. Технологии разработали, материалами запаслись, цеха пустили. Но на том деньги кончились. Завод встал.

Вместо работы пошла какая-то темная двойная игра, непостижимая для непосвященных. Кто-то – веселый и находчивый– ловко придумал обменять рабочим их ваучеры на акции родного завода: мол, из абстрактных собственников станете конкретными. А когда рабочие (без работы и зарплаты) превратились в пролетариев, администрация сочувственно эти акции скупила за наличные.

И они куда-то исчезли. Злые языки поговаривали, что сосредоточились в руках какой-то зарубежной компании за немалую мзду. Женихи зареченские от этого пирога тоже свой кусок отхватили – взяли отступного. Им ждать, пока новый хозяин производство запустит и прибыль погонит, не резон. Пусть поменьше взять, да сразу. А там поглядим: если дела пойдут, снова дележки потребуем. А ваучеры те (опять же по злым языкам) администрация пустила в зачет за какое-то другое предприятие.

Рабочие завода были отправлены в бессрочные отпуска за свой счет. Зарплату получала только администрация и охрана.

Рабочие, ИТР рассосались. Кто-то уехал вообще из города, кто-то подался в рыночные сферы, кто-то в криминальные. собрать народ, чтобы пустить завод на полную мощность, пока нереально.

Об этом мы и говорили с бывшим старшим мастером завода и бывшими рабочими.

– Вот что я предлагаю. Мы поможем демонтировать нужное оборудование и перевезти его в Зону, там когда-то были мастерские. Вы составите кадровый костяк производства. отберете среди заключенных нужных по специальностям. зарплата– достойная ваших рук и опыта, участие в прибылях. Выделим автобус – туда и обратно. Ваша задача – быстро наладить выпуск техники. Номенклатуру ее согласуем с потребителем. Со сбытом проблем не будет. Те хозяйства, фермы, которые не смогут рассчитываться "налом", будут поставлять продукцию. реализация ее пойдет через городской рынок и на вывоз в район. Годится?

– Вообще-то годится, – осторожно согласился старший мастер. – Прежнее дело по душе. Я у станка тверже стою, чем за прилавком. Но как оборудование получить? Вам не позволят...

Присутствовавший на встрече Майор улыбнулся такой наивности.

– Администрация ежедневно на заводе находится? – уточнил он.

Теперь мастер улыбнулся такой наивности.

– Каждый день... – покрутил головой. – В день зарплаты.

– А когда зарплата?

– Завтра.

– Вот завтра мы и нагрянем. Зарплату конфискуем, это вам подъемные будут.

– Еще и на аванс хватит, – вставил молодой рабочий.

– Тогда – все, – подытожил я. – Завтра в двенадцать встречаемся у проходной.

– Ну, – сказал Майор, когда мы остались одни. – Почту и телеграф мы взяли, банки национализировали, основные силы противника блокировали можно свергать Временное правительство.

Уроки истории незабываемы, стало быть.

– Поезжайте, голубчик. И непременно сейчас.

Городская площадь. Напротив главного административного здания (бывший райком и райсовет), где размещаются Мэрия, Дума, Городская управа и прочие смежно-дублирующие системы, останавливается военный грузовик – в камуфляжной раскраске и под глухим тентом.

Из кабины спрыгивает на брусчатку Майор с автоматом, окликает охранника здания:

– Эй, парень, будешь выполнять свой долг? Защищать до последней капли крови этих засранцев?

– Что я – мудак? – искренне удивляется парень.

– Тогда пойдем с нами, проводишь к Губернатору.

Из кузова посыпались, глухо стуча ботинками в камень, бойцы Майора. Двое перекрыли вход, остальные прошли внутрь, обезоружили охрану здания, рассыпались по этажам, блокировали коридоры и другие выходы, встали у главных кабинетов.

Кабинет Губернатора

Приемная (в голубых и розовых тонах, в богатом и безвкусном интерьере) практически пуста. Прекрасная секретарша с алыми ногтями и пакетом сока увлеченно зрит видюшник.

Майор: Добрый день. Мне нужен Губернатор.

Девушка (не отрываясь от сока и экрана): Он всем нужен.

Майор: А мне – больше всех.

Девушка: А вы кто такой?

Майор: Террорист.

Девушка (не оборачиваясь): Нет его.

Майор: А где же он?

Девушка: Он мне не докладывает.

Майор (с интересом): Как же вы с ним работаете?

Девушка (пожимая плечами): Привыкла. Он часто исчезает. Как жареным запахнет – так его и нет. Или чего-нибудь себе сломает, или куда-нибудь упадет. А то – напьется.

Майор: Ладно, ждать его не будем. Ваша контора закрывается, на документацию налагаю арест. Сержант, опечатать сейфы, шкафы, столы.

Девушка (не отрываясь от экрана): Косметику не трогать– личная.

Кабинет Городничего по кличке Мэр

Секретарша (не хуже первой, но другого цвета) делает попытку преградить Майору путь.

– Я сейчас вызову охрану.

– Она уже здесь. – Майор кивает на сопровождающих. – Можете жаловаться. – Легонько отстраняет девушку и входит в кабинет.

Мэр сидит за рабочим столом. Перед ним слева высокая стопка бумаг, справа – низкая. Он берет из левой стопки очередной документ, подписывает и кладет его справа. Майор наблюдает. На его глазах происходит символическое бюрократическое перемещение– левая стопка опадает, правая растет. В сумме одно и то же.

– И так каждый день? – сочувственно спрашивает Майор.

– Два раза в день, – с плохо скрытой гордостью отвечает Мэр. – Вы по какому вопросу?

– По вопросу ликвидации Мэрии.

– Это что, государственный переворот?

– А вы что, государство?

– В какой-то степени. – Вспыхивает: – Что за чушь? Кто вам дал право?

– Конституция. Почитайте на досуге об обязанностях гражданина России. Дословно не помню, своими словами так: каждый гражданин обязан защищать свое государство от внутренних и внешних врагов.

– Словоблудие!

– Это вы так про Конституцию? – пугается Майор. – А вы знаете, кто ее гарант? Придется вас арестовать и доставить к полковнику Сергееву.

– Кто такой?

– Вы даже газет не читаете. Стыдно! И уроки истории забыли. Словом, караул устал, собирайтесь.

Городничий (или Мэр) надевает кепку.

Майор инструктирует своих людей, остающихся в Мэрии:

– Всех сотрудников выдворить, вежливо, но быстро. Опечатать все, что можно опечатать. И начинайте работать с документацией.

Звонит Сергееву:

– Алексей Дмитриевич, Учредительное собрание разогнано. Городничего отправил к вам. Принимайте.

– Это произвол, – заявил протест Городничий, когда его ввели в мой кабинет.

– Произвол, – согласился я. – Ваш кончился, мой начался. Но они у нас разные. И мой мне нравится больше.

– Вы ответите за это!

– Отвечу. Но вы раньше. Тем не менее я даю вам шанс. Писать умеете? Вот и напишите в свободной форме, как вы все эти годы оправдывали доверие избирателей. То есть народа, – по существу поправился я. – А то что-то вы стали забывать это слово. Все у нас избиратели да электорат.

– Я ничего не буду писать.

– Ну и не надо, – не стал спорить. – Сейчас мои люди работают с документами вашей администрации. Я попросил их уделить особое внимание расходованию городского бюджета, распродаже недвижимости в черте и за чертой города, выделению земельных участков, приватизации предприятий, связям городской администрации с криминальной средой. Достаточно? По завершении этой работы вам будет предъявлено обвинение.

Городничий рванул воротник рубашки, посыпались на пол пуговицы.

– Дурной сон, – выдохнул он.

– Нет, ну а как вы думали – этот ваш беспредел будет вечным?

– Я сообщу Президенту.

– Каким образом? Извините, – я снял трубку зазвонившего телефона. Сергеев. Хорошо, подсчитать до цента, упаковать, опечатать – и в банк. – Я положил трубку. – Это звонили мои люди из вашего загородного дома. В вашем сейфе обнаружена огромная сумма денег. В ваших жизненных интересах вразумительно объяснить их происхождение. Только не врите про гонорары за книги и лекции. Книги ваши никто не читал, лекции – не слушал. Даю вам двадцать четыре часа.

Городничего унесли.

Я сделал еще несколько телефонных звонков, но меня отвлекло что-то подозрительное в приемной. Пришлось выйти и полюбоваться.

Посреди комнаты, стоя на стуле, позировала Лялька – в камуфляже, левая рука на поясе, в правой револьвер. Смотрелась красиво. Неумолимо. Как Юстиция или Немезида. Эксперт-криминалист бегал вокруг и, приседая, снимал ее во всех ракурсах.

– Что за стриптиз? – вполголоса спросил я Пилипюка.

– Та вы ж сами казали портрет заменить, – напомнил он. – Чи передумалы?

– Та ни, – я растерялся. – Не в рабочее же время...

Акция 6. Заводы рабочим

Накануне я дал указание разблокировать счета Завода сельхозмашин в Городском банке. Заодно и поинтересовался их состоянием: ничего, денежки кое-какие были. И немалые.

Без чего-то в полдень провел у проходной для собравшихся рабочих уволенных и неуволенных – необходимый инструктаж. Чтобы задуманная мною провокация прошла согласованно и четко.

Вахтер-пенсионер не сказал ни слова против, когда возбужденная и решительная толпа повалила через проходную на территорию Завода. Вооруженный охранник тоже благоразумно отступил, только проворчал вслед: "Зря шумите, ребята, денег все равно нет".

На Заводе мне понравилось. Чисто, прибрано, только стекла запылились. В цехах, мне доложили, все станки и оборудование законсервированы, в инструменталках наведен порядок, они заперты и опечатаны. В укрытых штабелях аккуратно сложены материалы и заготовки. Судя по всему, Завод ждал своего нового хозяина. Приватизатора, стало быть. Владельца. Ну-ну...

Рабочие окружили полукольцом вход в заводоуправление. Среди них, надо сказать, находились и мои люди в штатском – группа захвата и группа экспертов, специалистов бухгалтерского дела.

Мы с Пилипюком остановились несколько в сторонке, наблюдателями и режиссерами. Ну и суфлерами, если понадобится.

Ровно в полдень на крыльце появились Директор, Главбух и Босс от профкома. Представительные и корректные. За спиной охрана.

– Что я скажу вам, братцы? – проникновенно начал плакать Директор. Знаю, как вам трудно. Но порадовать нечем. Деньги из бюджета опять не перечислены.

Главбух сиротливо вздохнул и развел руками.

– Мужайтесь, братва! – выкликнул профсоюзный лидер. – Политическая и социальная нестабильность в стране отражается прежде всего на финансовом положении государства. И Президент, и Премьер-министр делают все от них зависящее, чтобы вывести нашу многострадальную Россию на путь процветания. Однако засевшие в Думе реставраторы социализма блокируют все их позитивные инициативы. Бойкотируют все решения, направленные на улучшение положения трудящихся масс. И в то же время другой рукой голосуют за свои ненасытные привилегии, чтобы и дальше сидеть на шее обнищавшего народа. Позор!

– Господа дирекция, – раздался из толпы не очень уверенный голос. – А вот говорят, что сегодня из банка машина приходила. С деньгами.

– Это провокация, – уверенно возразил Директор. – Инкассаторы доставили на Завод не деньги, а финансовые документы.

– В кассе нет ни рубля, – подтвердил Главбух.

– А вот, господа дирекция, – послышался еще один неуверенный голос, вы на трех машинах ездите. На иномарках. Ведь дорого.

– Братцы, – задушевно прижал пухлые лапки к груди Директор, – оплата заводского транспорта идет другой статьей, по безналичке. Я бы и рад пустить эти деньги на наши общие нужды, да не имею возможности.

– А вот еще говорят, – совсем уж затухающий от робости голосок, – что Завод продал часть своего оборудования каким-то фирмам. Компьютеры, говорят, загнали и прочее. А в заводском профилактории вроде как бардак устроили.

– Клевета! – Директор аж отпал корпусом назад, раскинув в бессильном возмущении руки. – Подлая клевета!

– А вот мы сейчас это проверим! – прозвучал из толпы на этот раз уверенный голос. Руководителя акции. – Вскроем кассу, разберемся с документацией. А потом – и с вами.

– Это бунт? – вспомнил Директор уроки истории. – Экспроприация? Я вызываю милицию!

Я поднял руку.

– Даю справку: проверка деятельности заводской администрации организована городской милицией.

– Не понял, – растерянно признался Директор и сделал шаг назад. А шаг вперед сделали охранники, угрожающе показав автоматные стволы.

– Сейчас поймете, – был ответ из толпы.

За спиной охранников откуда-то возникли люди Майора – со всеми вытекающими последствиями: охрана мгновенно лишилась оружия и свободы действий. Охранника на проходной тоже обезоружили. Головку администрации пока не тронули, только втолкнули в здание.

Мужчина с уверенным голосом отобрал из рабочих троих человек и увел их в здание, бросив в дверях оставшимся на заводском дворе людям:

– А вы, ребята, подождите здесь, покурите, посоветуйтесь, как дальше жить. Результаты проверки мы вам доложим.

В присутствии Директора, его заместителей и напуганного до заикания Кассира была вскрыта заводская касса. Подсчи таны и запротоколированы находившиеся в ней деньги. Очень немалые.

– Это зарплата, – пояснил, заикаясь, Кассир. – Дирекции, бухгалтерии, охраны, водителей.

"За что?" – полагалось бы спросить. Ну не у них же спрашивать.

Затем Директор дрожащими (от возмущения?) руками отпер личный сейф в своем кабинете.

Денег здесь, как ни странно, оказалось еще больше. И не только отечественными "фантиками", но и немецкими марками.

– Это директорский фонд, – невразумительно пояснил он. И его розовые пухлые щеки на глазах присутствующих превратились в серые и дряблые мешочки.