Текст книги "Закон вне закона"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Мутный машинально указывает на правый кулак. Следователь разжимает его – в ладони патрон.

– Я ж говорил – игра безвыигрышная. – Разжимает левый кулак – там тоже патрон. – Все понял? Уведите его.

Следователь забирает бумаги и идет к Волгину.

– Думаю, так, – докладывает он. – Поработаем с потерпевшими и свидетелями по всем возможным эпизодам. Деньги конфискуем и опять же по возможности вернем потерпевшим. И всем чохом эту банду – в суд. В соответствии со степенью вины.

– Русакова ознакомьте с материалами. И скажите, чтобы закончил информацию по этим делам обращением к гражданам в том плане, что впредь за участие в подобных играх будем нещадно штрафовать.

Следователь вздохнул.

– Так ведь жалко, товарищ начальник. Ведь этим играм государство учит. Вы гляньте в телевизор – по всем каналам дурят людей. Мол, играйте, ребята, ловите удачу. Каждый может дуриком разбогатеть. Без труда и без науки. Всего-то – отгадай слово из трех букв, первая "ху", последняя...

– Ладно, хрен с ним, с этим государством. Это Сергеева забота.

И оба рассмеялись.

– Товарищ начальник, – доложил дежурный, положив трубку. – "Самовар" обнаружили.

– Вы мне этот жаргон бросайте. Где? При каких обстоятельствах?

– В реке, у моста. В мешке. Видимо, всплыл, когда веревка перетерлась. Там железа много на дне, от старой фермы осталось.

– Группу выслали?

– Да. Вы поедете?

– Поеду. Что у нас в розыске пропавших?

– Двое. Гражданка Евсеева, восьмидесяти семи лет. Гражданин Симаков Орел Евгеньевич...

– Опять жаргонишь?

– Да нет, имя такое.

– Труп мужской?

– Не сообщали пока. Неизвестно.

– Ладно, я поехал.

– Сергееву доложить?

– Что же все Сергеев да Сергеев? А мы хуже, да?

– Не намного если.

– То-то!

Труп без головы и конечностей, "самовар" по терминологии криминалистов, обнаружили у самого моста пацаны, которые все еще собирали на набережной гильзы после недавнего боя. Увидев плавающий невдалеке от берега белый синтетический мешок от сахара, притянули его куском проволоки, но вскрывать не стали – запах остановил. Позвали прохожего, тот вызвал милицию.

– Ну что? – спросил Волгин, выходя из машины.

– Да ничего пока, – ответил эксперт, снимая перчатки. Предварительно – мужчина, около сорока лет. На теле никаких особых примет. Конечности отчленены очень грубо, неумелой рукой. Похоже – топором и ножом. Нож тупой...

– Топор щербатый, – добавил Волгин.

– Вроде того. А шея – будто ржавой пилой ее терзали. С двумя зубьями.

– Ранения есть?

– Колотое, в сердце. Но не ножевое, на заточку похоже.

Подошел следователь.

– Мальчишек опросил?

– Конечно. Да без особого толка. Увидели – вытащили.

– Мешок?

– Два мешка. В один бы не влез, мужик был крупный, широкий. Мешки вдоль распороты и увязаны. Узлы, бечевки – самые обычные, ничего характерного.

– Штампы на мешках сохранились?

– Да, из двух один получится.

– Постарайтесь, чтоб два все-таки установить.

– Понял. Одна партия могла быть.

– Да, и сразу оперов на рынок и в магазины. На оптовые склады. Ранее судимых тоже пошерстить, если уж заточка. – Волгин повернулся к эксперту. Давность примерно скажете?

– По первому впечатлению – семь-десять дней.

– Хорошо, работайте. Как только что, так сразу мне.

– Товарищ начальник, – дежурный даже вытянулся, когда Волгин вошел в здание. – Еще одно заявление. На розыск.

– Дайте посмотреть.

Гражданин Тихоня Владислав Вячеславович, сорока лет. Не появляется дома и на работе девятый день. Заявитель – Тихоня Анна Андреевна, супруга пропавшего без вести.

– Это вы? – Волгин повернулся к сидевшей на диванчике женщине.

Она кивнула и встала.

– А почему только сейчас заявляете?

– Все ждала, – она перебирала пальцами ручку пластикового пакета, – он и раньше исчезал. Но ненадолго. Два-три дня отгуляет– и домой. Отдыхать. Полюбовницу завел.

– А к ней вы не обращались?

– Так не знаю ее. Ни имени, ни звания. Живет где-то у реки.

Волгин и дежурный переглянулись.

Волгин снова взглянул на заявление: худощавого телосложения, особые приметы – на груди две родинки рядом, почти слившиеся. Вздохнул. Еще один мешок искать?

Вернулась опергруппа. Ничего нового не принесла.

Позвонил из морга эксперт. Тоже не порадовал.

Стали поступать доклады от оперов и участковых, которые опрашивали жильцов старых новостроек, ближайших к реке. Ни зернышка.

Хлопчик устало взбирался на пятый этаж очередного подъезда очередного дома. Отдышался, позвонил в квартиру 20. Не открыли. Нажал кнопку 19-й. Тоже никого. Отметил в блокноте.

В 18-й чья-то нетвердая рука долго шарила по двери. Нащупала замок. Дверь распахнулась. На пороге – женщина в халате, лохматая, пьяная. Развела в восторге руками:

– Кавалер! Мужчинка! Прошу! – отодвинулась, пропуская Хлопчика в квартиру.

– Как поживаете? – спросил, осматривая запущенную комнату. – Какие жалобы? Я ваш участковый.

– Грустно, – женщина упала на стул. – В одиночестве. Одна осталась, никого уже больше нет. – Потянулась за бутылкой, едва не опрокинула, но все-таки ухитрилась наполнить стакан.– Мужчинка, выпейте со мной.

– Что за повод? День рождения?

Женщина кивнула, уронив голову на грудь. Покачала непослуш ным пальцем.

– Совсем наоборот. Поминки, – кивнула снова, но в сторону, продолжив движение всем телом, едва не упала со стула.

Хлопчик глянул: на комоде – мужская фотография, возле нее – одинокая гвоздичка.

Понял, что сейчас делать здесь нечего, попрощался, пошел к выходу.

– Эх, мужчинка! – донеслось вслед. И стук об стол донышком опорожненного стакана.

Хлопчик прикрыл за собой дверь в комнату и увидел на ней настенный календарь. Машинально отметил, что два числа в соседних месяцах жирно обведены фломастером. Одно число сегодняшнее.

Хлопчик добрел до Горотдела самым последним. В голове гудели тысячи дневных разговоров. В общем-то бесполезных и потому – особо утомительных. Правда, что-то одно застряло, незаметной такой занозой. Которую, если не коснешься, не чувствуешь. А если зацепишь – остро кольнет.

Сидя у Волгина на оперативном совещании, он все пытался эту занозу нащупать и выдернуть.

"Розка-то? А кто ее знает, чего она пьет? Она всегда пьет. То одна, то с полюбовником. Да что-то его давно не видать. Может, муж его пуганул? Какой муж? Первый? А хрен их кто считал. Можа, и третий. Приезжал к ней, повидаться. Когда? Да с неделю назад. Где с неделю? Девять дней".

Ага, что-то есть, нащупал, тяни, Хлопчик, тяни.

"Где работает? А не поймешь. Вроде и нигде. Одно время на рынке пробовала, сахар продавала, мешками. Прогнали ее. Сейчас в подъездах убирает".

Теперь бы второе число припомнить в календаре, обведенное черным траурным кружком. Не на месяц ли оно от первого отстоит?..

– А вы что скажете, участковый Хлопчик? – разбудил его голос Волгина.

Хлопчик встал, похлопал сонными глазами.

– Думаю, завтра можно обыск у одной гражданки провести.

– Что за гражданка?

Хлопчик раскрыл мятый блокнот, быстро нашел нужную запись.

– Гражданка Пупкова. Зовется Розалией. А по паспорту еще веселее: Резеда Ивановна. Одно время торговала на рынке сахаром в синтетических мешках. Злоупотребляет спиртными напитками. Девять дней назад у нее гостил ее прежний муж. С того времени ни мужа, ни любовника соседи не видели...

– Это все?

– Сегодня гражданка Пупкова справляла поминки. Девятый день. А в календаре еще и сороковой день у нее отмечен. В то же время соседи утверждают, что никто из ее родни девять дней назад не умирал. Да у нее и родни-то нет.

И Хлопчик, запахнув блокнот, устало плюхнулся на место.

Резеда-Розалия, когда за ней приехали, находилась в тяжелом состоянии. Допрашивать ее было бесполезно – на все вопросы она с готовностью тяжело кивала головой, едва не падая вслед за этим кивком со стула.

Только на один вопрос попыталась ответить отрицательно. Когда ее спросили, является ли она гражданкой Пупковой, Розалия с трудом покачала пальцем возле своего носа и выдавила в два совершенно измотавших ее приема: "Оши... баетесь".

Пупкову отправили в Горотдел; в квартире, запущенной и загаженной до отвращения, в присутствии понятых, приступили к обыску.

Сразу же обнаружили несколько порожних мешков из-под сахара, идентичных, на взгляд, тем, что из реки выловили.

Внимание оперов привлекла стоящая на столе среди остатков многодневной попойки электрошашлычница, забрызганная горелым жиром. Даже не столько шашлычница, сколько разбросанные по столу шампуры – короткие, круглого сечения с черными ручками, числом – пять.

– Ищем шестой, – тут же сказал кто-то, самый опытный.

Конечно, такая разлюли-хозяйка, как Резеда, вполне могла утратить шестой шампур естественным путем. Но опыт, интуиция – куда их денешь?

Шестой шампур со следами старой крови и в каких-то пригоревших ошметках (остатки шашлыка из свинины, как установили позже) нашли в ванной, в куче грязного постельного белья, сваленного под раковиной. Оно было залито, скорее всего, кровью, давно засохшей.

Ванна тоже в бурых и черных засохших пятнах, на дне ее – беззубая ножовка и старый тупой топор, будто схваченные по лезвиям ржавчиной.

Ни головы, ни конечностей в квартире не обнаружили.

Допрос Пупковой поставил почти все на свои места.

Резеда-Розалия была относительно одинокой. Родителей своих, не чуждых, судя по ее имени, некоторых эстетических наклонностей, но абсолютно чуждых родительских чувств, она не знала и знать не хотела. Отец и счез почти сразу же после ее рождения, мать несколько позже.

Но девочкой Розалия (еще при бабке) росла хорошей, девушкой тоже была порядочной. Испортилась после того, как ее бросил первый муж, гражданин Тихоня. Начала пить. Время от времени выходила замуж. В последние годы принимала кавалеров без регистрации отношений. Приобрела устойчивую репутацию дамочки ветреной, любвеобильной. Но первого мужа забыть не могла...

– Как вы себя чувствуете? – участливо спросил Следователь.

– Ох...

– Понятно. При задержании вы отрицали, что являетесь гражданкой Пупковой...

– Отрицали. Моя фамилия Тихоня. Я с этой фамилией по смерть мою не расстанусь. – Заплакала, молча и тихо.

Тихоня – это и есть один из пропавших без вести, отметил про себя Следователь, а вслух сказал:

– Ну как же так, вот ведь по паспорту... Ведь это ваш паспорт?

– Что паспорт? – с давней горечью. – Как я от Владика откажусь, если под ним моя невинность прервалась... На мне и жизнь его кончилась. – И опять потоком тихие слезы.

Ситуация постепенно прорисовывалась, становилась все яснее, промываемая слезами Розалии...

С первым мужем она время от времени встречалась, оторваться от него навсегда не могла. Вот и в этот раз заманила его к себе отметить очередную годовщину когда-то совместно прерванной невинности. Стол приличный накрыла, шашлык замариновала. Начали пировать. Все хорошо шло, интимно и душевно, годы молодые вспомнили, расслабились, ну и...

– Тут он в самый момент и явился...

– Гражданин Симаков, – осторожно подсказал Следователь, имея в виду второго пропавшего без вести.

– Ну да, – подтвердила Пупкова, шмыгая носом, – Пашка, полюбовник мой временный...

– Что значит – Пашка? Симаков Орел Евгеньевич, так ведь?

Пупкова отмахнулась небрежно и снисходительно:

– Ну какой он орел, так, по паспорту, а по жизни – Пашка и есть. Вовсе не орел. Как увидел нас – так прямо и взорвался. Хвать со стола шампур и Владику в голую спину. – Передернулась всем телом.

Следователь подождал, пока она справится с собой.

– После этого...

– После я из-под Владика вывернулась, сама вся в крови, он ведь его насквозь пробил, стала шампур из спины тащить. Никак. Пашка помог. Выдернул и мне протягивает. На, говорит, подавись. И обругал нехорошим словом.

– И после этого...

– Да тут уж вовсе черно все передо мной стало. Очнулась – оба лежат. Один на тахте, другой на полу. Шампур у него из груди одной ручкой торчит...

– Затем вы...

– Вот дальше все мутнее помнится. Пила ведь все время. Сообразила только, что надо Пашку выкинуть. А он тяжелый, большой – как справиться слабой женщине? Ну, сволокла в ванную, там разделала. Тулово – в мешок и ночью на берег снесла, железяку какую-то подобрала и в речку его скинула...

– А голова, конечности?

– А это не помню уже, – отмахнулась.

– Хорошо, успокоитесь – вспомните. Скажите только – где труп гражданина Тихони?

Задумалась.

– Сберегла я его. На память. А вот где? – Опять задумалась. Выпятила губы, прищурила глаза, придавила их тяжелыми бровями. – Нет, не вспомню. Рубить – не рубила. Как же можно! Да и легкий он был, зачем рубить. А вот где сейчас? – замолчала. Дрожащей рукой приняла от Следователя сигарету. Но закурить не смогла – ее стало трясти. То ли от воспоминаний, впервые на трезвую голову за эти страшные дни, то ли с похмелья.

– Ну, ладно, – вздохнул Следователь. – Отдохните, подумайте. Может быть, вспомните. – И не удержался: – Эх, Розалия, видишь, что получается: не пила бы ты водку – ничего бы не случилось.

– А я водку и не пью, – обиделась Розалия. – Я красным увлекаюсь. Я кто, по-вашему?

Врач, приглашенный к Пупковой, определенно сказал, что если она и вспомнит, где спрятала труп Тихони, то очень не скоро.

Самим, стало быть, искать придется.

И нашел его опять же Хлопчик. Он обратил внимание, что на связке ключей от квартиры Пупковой два посторонние. Вспомнил, что она в последнее время числилась по дому не то дворником, не то уборщицей. Один ключ оказался от подвала, другой – от чердака.

В подвал Хлопчик спустился так, для порядка. Подвал сы рой, хлюпкий, полно отдушин – запах наверняка бы наружу пробился. А вот чердак... Чердак – это да, совсем другое дело. Разводка отопления в доме была верхней, на чердаке – сухо, а сейчас, жарким летом, под железной крышей – аж горячо, подходящий климат...

Хлопчик поднялся на пятый этаж, затем еще одним пролетом к железной чердачной двери, отпер ее, прошел внутрь. Подсвечивая фонариком, отыскал выключатель, щелкнул.

В тусклом свете пыльных и слабых ламп приветливо оскалила ему зубы мумия бывшего гражданина Тихони.

Ну, не совсем еще, конечно, мумия, но близко к этому. А рядом аккуратно сложены руки и ноги Симакова вместе с его головой, тоже блестевшей некомплектными зубами.

"Засушила, значит, Пупкова первую любовь на память, – горько подумал Хлопчик, – хорошо ребятишки не наткнулись".

– Ну вот, – сказал Волгин, когда Следователь доложил ему о завершении дела Пупковой, – теперь можно Сергееву сообщить, – и положил руку на телефонную трубку.

– Что мы с ней делать будем? – спросил Следователь. – Как решать?

– Нам решать ни к чему. Мы свое дело сделали. Это Сергеева проблема.

Оба улыбнулись.

– Могу поспорить, что он скажет, – подначил Следователь.

– Ну-ка, на коробку пива. Принимаю.

– Скажет так. Молодцы, ребята. Дело, может, и не очень сложное, а проблема большая. Двадцать шесть процентов преступлений совершается в пьяном виде, стало быть. Тут нужны принципиально иные подходы. Комплексные, стало быть.

– Звоню, – сказал Волгин.

Я только что вернулся с заседания Правительства, куда меня приглашали на рассмотрение важного вопроса – о продовольственном снабжении города.

Правительство нам досталось неопытное (кухарки, стало быть), но хваткое и горячее. С помощью моих людей была быстро отработана технология совещаний: вопрос – предложение – выбор наиболее эффективного и реального варианта решения.

Не успел я доложить о некоторых своих предварительных проработках продовольственной проблемы с местными фермерами и совхозным руководством в плане взаимоинтересного сотрудничества, как меня обязали в трехдневный срок снарядить караван в окрестные села. Обеспечить доставку в город продуктов питания и продовольственного сырья. И впредь не дожидаться напоминания Правительства. Мои аргументы и ссылки на недостаток транспортных средств и нехватку людей для сопровождения колонны во внимание приняты не были. Это ваша проблема, было сказано мне в спину.

Обремененный новой заботой, я вернулся в Замок.

Лялька положила мне на стол список звонивших в мое отсутствие, начала рассказывать, как она без меня соскучилась. Но ее жалобный и насквозь лживый рассказ прервал своим звонком Волгин. Сообщил об удачном раскрытии двойного убийства с расчлененкой. Вот хитрец. Ну и молодец, конечно. Я их всех похвалил. Однако распорядился:

– Материалы дела продублируйте и сдайте в Аналитическую группу. Пусть включат в разработку мер по борьбе с пьянством. Вообще, – подчеркнул я, это очень сложная и большая проблема. Даже по официальной статистике у нас двадцать шесть и две десятых процента преступлений совершается лицами, находящимися, стало быть, в состоянии алкогольного опьянения. – Тут мне послышался в трубке какой-то посторонний звук, вроде такой хмык подавленный. – Что у тебя там хрюкает?

– Все в порядке, Алексей Дмитриевич. Вы бы заглянули к нам вечерком, на пиво. У нас целая коробка. Отметим успех, а?

– Если Лялька отпустит – обязательно.

– А вы и ее прихватите.

– Вот еще! – фыркнула Лялька, сообразив, о чем идет речь.– Не видала я ихнего пива. А у нас сегодня тематический вечер – военная песня.

– У нас сегодня тематический вечер, – передал я в трубку.– Приглашаем вас. На спевку.

– Со своим пивом, – добавила Лялька.

– Слушай, начальник, – перешел я к делу, выгнав Ляльку из кабинета. Ты, помнится, говорил, когда разгоняли Мэрию и транспорт ее конфисковывали, в гараже старый бронетранспортер нашли...

– БМП, – уточнил Волгин. – А тебе зачем? За пивом ездить?

– И за пивом в том числе. Нужно колонну за продовольствием отправить, а сопровождать ее нечем. "Беспощадного" я с моста убирать не хочу.

– Так она без вооружения. Коробка.

– Но на ходу, не знаешь?

– Не знаю.

– Пошли туда своих ребят, пусть посмотрят. А с вооруже нием что-нибудь сморозим. Не откладывай, у нас вот-вот напряженка со снабжением начнется.

Город, как и все иные города России, подпитывался со стороны. Продовольствие шло в основном импортное и какая-то долька с наших полей и ферм. Причем, как и по всей России, поставки держала в руках мафия. Естественно, что она начала бойкотировать новое правительство. Ну, во-первых, чтобы оно не удержалось, а во-вторых, невыгодно стало после того, как я установил контроль за ценами. Запасы продовольствия потихоньку иссякали. Направить колонну за ним не сложно. Сложно получить ее обратно. Ваня Заика, конечно, не упустит возможности потрепать ее или отбить. А мне очень не хотелось дробить наши малые силы.

– Слушай, Майор, – снова взялся я за телефон. – У тебя тройка ручников лишних найдется?

– Пулеметы лишними не бывают, – резонно заметил Майор.– А тебе зачем? Забоялся? У тебя ведь Лялька при двух стволах.

– Колонну надо вооружить. Тут у нас бээмпэшка старенькая нашлась, хочу на нее пулеметы поставить. Ты их Волгину отправь. И пару человек в помощь выдели, толковых и рукастых.

– У меня других нет.

– У меня тоже, – ревниво похвастался я и положил трубку.

– К вам Главврач из психушки, – это вошла Лялька. – Что-то у них стряслось.

– Зови.

– Я с вами побуду, – она поудобнее сдвинула кобуру на поясе.

Я улыбнулся.

– Зря волнуешься, я его в тот раз так напугал...

– Псих все-таки, – повела плечом.

– Психиатр, – уточнил я.

Лялька сделала гримасу (какая, мол, разница) и пригласила Главврача.

Он некоторое время мялся, терзался, потом бухнулся с обрыва в реку:

– Должен кое в чем признать вашу правоту... Пациент Птичник сегодня напал на санитарку... Санитарку удалось спасти... А Птичник...

– А Птичника нет? Угадал?

Он кивнул.

– Сердце не выдержало, да? – усмехнулся я. – Вот и хорошо.

– Вы, ради бога, не подумайте, что это происшествие связано с меркантильными мотивами.

– Вот еще! – по-лялькиному дернул я плечом. Мол, некогда мне думать. Особенно такие глупости. – Вы с повинной, что ли, пришли? Покаяться? Так это не сюда, вам в церковь надо.

– Вы злой человек, – вздохнул Главврач. – Если бы вы это видели!..

Я усмехнулся.

– И не такое видел, доктор.

– ...Он пытался перегрызть ей горло...

– И вы еще терзаетесь?

– Но как же... Как же дальше? Неужели вы правы?

– Я рад, что вы пришли ко мне, – сказал я жестко. – Нам нужно договориться.

– Видимо, придется. Но я не вижу...

– Я вижу. Вам, как специалисту, хорошо известно, что нынешнее состояние общества и так называемый прогресс обеспечивают интенсивный рост всех этих маньяков, извращенцев и вампиров. Значит, необходимы острые превентивные меры во имя оздоровления человечества. Во имя безопасности людей.

– Согласен с вами, но не представляю...

– Я представляю. Вам, несомненно, известно и то, что наши и зарубежные криминалисты разработали достаточно эффективные методы по выявлению всякого рода кровопийцев на ранней стадии...

– Да, я слышал об этом. Но что это дает практически? Неужели вы...

– Вот еще! – Что-то меня сегодня на Ляльку тянет. – Все гораздо проще. Нужно сгонять этот контингент в резервации. Пусть они там друг на друга охотятся. Друг другу глотки грызут. Чем их меньше, тем нам лучше.

– Вы это серьезно?

– Вполне.

– Чудовищно! Вы страшный человек. Вы тянете нас в мрачное прошлое.

– Меня уже упрекали в этом. Я привык. А если я буду оборачиваться на каждый оклик, я никогда не достигну цели. Напомнить вам о ваших детях?

– Не надо, – он вздрогнул. – Но ведь и эти несчастные – тоже чьи-то дети.

– Это неизбежные издержки.

– Вы или идеалист, или изувер.

– Идеалистический изувер.

– Идеальный, – поправил он и слабо улыбнулся.

– Да, и еще. – Я полистал рабочий блокнот. – Вот, это я выписал у вас, из какого-то заключения. Дословно: "... жестокость содеянного (преступником) сама по себе не является признаком расстройства психической деятельности". Вы что, действительно в этом убеждены?

– Принято так считать.

– Теперь по-другому будете считать. По-моему.

– Интересно...

– Интересно. Я, может быть, вхожу в противоречие с самим собой, но в определенном смысле не считаю преступника нормальным человеком. Отсюда – и мое отношение к нему, мои способы предотвращения преступлений и наказания за них. Вы об этом подумайте. И запомните: впредь при освидетельствовании такого рода тварей я приму от вас только два заключения. И только два будет решения их судеб: либо резервация, либо расстрел.

– И кто будет принимать это решение?

– Я. На основании вашего заключения. Это все.

Он откланялся – и по глазам было видно: примеривает, какое дать заключение о состоянии моей психики. Похоже, не решил сразу. Ну, пусть думает.

А я ему на дорожку еще подбросил:

– Кстати, как себя чувствует потерпевшая? Санитарка?

– Удовлетворительно.

– Это хорошо, что удовлетворительно. Если бы не очень, то я привлек бы вас к ответственности. За безответственность.

Ему оставалось только обреченно вздохнуть и попрощаться.

Вошла Лялька – красивая, как утренняя звезда на бледном небе, прочеканила шаг прямо в уголок отдыха, сделала две чашки кофе, поставила коньяк и рюмки. Ясно: хороший человек пришел, Лялькина симпатия.

– Одиноков к вам.

– Это который?

– Да дед этой Леночки. Заложницы. Забыли уже?

Забыл. Кажется, так давно это было.

– Николай Иванович зовут, – напомнила. Вышла.

– Здравствуйте, Алексей Дмитриевич. В суматохе тех страшных часов я не сумел как следует поблагодарить вас и ваших соратников... – взволнованно начал он. – Вы понимаете, что нет на свете таких слов, которыми можно было бы выразить...

– Понимаю, Николай Иванович, – мягко перебил я. – Все понимаю. Давайте-ка с вами посидим, выпьем по рюмочке, поближе познакомимся. А там и решим, каким образом вы сможете достойно отблагодарить нас за помощь.

Мы так и сделали.

– Я очень рад вашим действиям, – сказал он, закуривая. – И хотел бы оказать посильную поддержку.

– Спасибо. Вы что-то говорили мне об этом Махмуде. Напомните.

– Это давняя история. У нас была небольшая мастерская народных промыслов, хорошие мастера, ученики. Работали по широкому профилю. Освоили и хохлому, и городецкую роспись, и гжель, дымка хорошо пошла. Спрос был большой... Но, как всегда, в наше время... – Он горько усмехнулся. Словом, наехали на нас – так это называется? Пришел этот Махмуд и обложил нас "оброком". Мы прикинули, что получается, и предпочли закрыть мастерскую. И дело даже не в том, что невыгодно. Дело в том, что обидно и возмутительно.

– В милицию обращались?

– Имели неосторожность.

– Понятно. Так вот, Николай Иванович, собирайте своих мастеров и подмастерьев и налаживайте дело заново. Нам нужна валюта. У меня есть для этого каналы. За рубежом все еще ценят наши поделки. И смею вас уверить, наездов больше не будет. Ну, если только мы с Лялькой – на рюмку чая.

– Безмерно буду рад. Однако вновь наладить дело не так просто. Инструмент мы, конечно, сохранили, рабочие места быстро наладим, а вот материалы...

– Чего проще? – леса кругом.

– Видите ли, нам нужны не просто леса, а определенные породы древесины. Липа, ивовая лоза, осина, тополь... И в больших количествах, чтобы мы могли ее надлежащим образом заготовить, обеспечить режим сушки.

– Пустяки. У нас в Зоне полно бездельников. Разомнутся на лесоповале. Только у меня личный заказ.

– Все что угодно.

– Наладьте производство делового инвентаря для крестьян. Ну там, бочки, кадки, корзины и прочее.

– Это не сложно.

– И еще просьба. Как вы относитесь к проституткам?

– В моем возрасте, – он улыбнулся, – вполне нейтрально.

– Я не в этом смысле, – тоже улыбнулся. – Отобрали бы вы молоденьких девчонок из этого... контингента, на учебу.

– Что ж, это неплохая мысль. Соприкосновение с прекрасным... Сопричастность творчеству... Эстетика созидания... Перевоспитание...

– И заработок приличный, – добавил я, – во всех смыслах. Денег я вам подброшу. Вы подготовьте мне ну, скажем, докладную. Отразите все, что вам нужно, чтобы пустить производство, в каких объемах, какого качества. Это и будет ваш вклад в борьбу с преступностью.

Лялька прервала наши взаимные уверения в совершеннейшем друг к другу уважении:

– По городскому от Волгина звонят.

– Извините, Николай Иванович. Слушаю, Сергеев.

– Алексей Митрич. Сливко докладывает. Мы посмотрели эту БМП. На ходу она. Кой-что, конечно, подделали, по мелочам, заправили – завелась нормально.

– Тогда вот что, Сливко. Перегоняйте-ка машину в Замок. Прикиньте, как на нее ручник поставить, ну там кронштейн, турель и чего еще. Сделайте эскиз и найдите в городе какой-нибудь хороший "Металлоремонт". Только не хвались – зачем это тебе нужно. Все понял?

– Так точно. Но я еще вот что думаю. ПТУРСа на ней тоже нет, сняли. Может, попробовать на башне гранатомет смонтировать? Неслабо будет.

– Правильно думаешь. Действуй.

Я положил трубку. Ну хорошо, один конец колонны я прикрою БМП. С пулеметом и гранатометом. Маловато будет. Может, моего "козлика" вооружить?

– Вы чем-то озабочены? – посочувствовал Одиноков, вставая. – Впрочем, извините, у вас ведь столько проблем.

– Всего-то – двести пятьдесят, – легко признался я. – Но эта сложная. Вооружения мне не хватает, техники.

Одиноков как-то смущенно задумался. Мясорубку, что ли, хочет свою предложить?

Угадал.

– Знаете, Алексей Дмитриевич, может, это дико покажется, но одна мысль у меня появилась. Странная, конечно.

– Поделитесь, – на всякий случай подтолкнул я.

– У нас в городе неплохой Музей есть, краеведческий...

О! Нам только луков с отравленными стрелами не хватает.

– ...И там, в Зале боевой славы, небольшой танк стоит, с Отечественной. По-моему, он в полном порядке.

А что? Посмотреть во всяком случае можно. Но тайком, сугубо инкогнито. Чтобы Волгин с Майором за спиной не перемигивались, пальцем у виска не крутили.

– Лялька! – крикнул я решительно. – Мы в Музей поехали. Только никому не говори.

– А мне? – просунул в дверь голову Прохор.

– Поедешь с нами, – решил я. – Может, пригодишься.

Музей мне понравился. Бережный такой, заботливый. Но видно было, что держится из последних сил, из последних копеек. Надо его вообще бесплатным сделать, полностью на баланс города взять. И Лялькин портрет в дар передать.

Мы быстренько (осматриваться было некогда) прошли в Зал боевой славы. В центре, осененный знаменами, прямо на полу стоял небольшой танк, Т-60 по-моему. Он действительно был в хорошем состоянии. На одном борту его красовалась надпись "За Родину!". На другом – надпись была замазана.

– Это после августа девяносто первого, – пояснила молодень кая смотрительница, – глава администрации распорядился.

– "За Сталина!" было, да?

– Естественно.

– Уважение к минувшему, – возмутился Прохор, – вот черта, отличающая образованность от дикости.

– Какой ты умный, – восхитился я.

– В данном случае не я, – признался Прохор. – Пушкин.

Под ревнивым взглядом смотрительницы я облазил танк снаружи и внутри. Нет, ну вот хоть прямо сейчас в бой.

А сам-то маленький такой, ладный. Броня легкая, восьмигранная башенка, смещенная по корпусу влево, из башни – пушчонка (20 мм) торчит и спаренный с ней пулемет ДТ (7,62 мм).

Ну, конечно, пушка заклепана, пулемет без затвора, призмы со смотровых щелей сняты, боевые лючки заварены. Правая гусеница втугую натянута, левая провисает, резиновые бандажи на катках заметно подопрели, но еще не разрушились. А остальное все в норме. Даже заводная рукоятка цела.

Подняв люки трансмиссии и движка, я и туда сунулся. Хотя и не силен в механике, но, на взгляд, здесь тоже почти порядок– провода только надо заменить: иных не хватает, иные – гниль сплошная. Аккумулятора нет.

Ладно, не мне этот вопрос решать.

– Где у вас телефон?

Я позвонил в Замок, Ляльке:

– Разыщи Сливко, пусть в Музей позвонит, – я назвал номер.

– Тут вас депутация дожидается.

– Что за депутация?

– От Лиги сексуальных реформ, – по вредности голоса я понял (готов на свой любимый пистолет поспорить), что Лялька говорит в присутствии самих сексуальных депутатов.

– Ну займи их чем-нибудь подходящим. Журнальчики соответствующие подкинь.

– Таких не держим-с, – сухо отрезала Лялька и положила трубку.

– Проша, а ты бери моего "козлика", дуй на радио. Скажи по городу, что я прошу бывших фронтовиков явиться сегодня ко мне, к девятнадцати часам. Желательно танкистов, механиков-водителей. Не перепутай, моряков мне не собери. Линкоров у нас пока нет.

– С тебя станется, – пробурчал Прохор. – Ты, того гляди, еще и "Аврору" с Невы перегонишь. Уроки истории! Стало быть!

Вот, меня уже цитируют.

Зазвонил телефон.

– Здесь Серый, – сказал я, сняв трубку. – Слушай меня, Сливко. Заводи свою БМП и двигай к Музею, знаешь где? Молодец. Сколько вас на борту? Мало. Еще четверых возьми. И инструмент. Жду.

– Мы забираем у вас этот экспонат, – сказал я смотрительнице, когда вернулся в Зал.

– Это как? – растерялась она.

– Это так, – очень вразумительно пояснил я. И успокоил:– По решению Правительства танк будет установлен на Главной площади как памятник защитникам города в Великой Отечественной войне. – Но умолчал, конечно, что это произойдет только после того, как стальной ветеран еще раз выполнит свой боевой долг. – Как его сюда загоняли?