Текст книги "Закон вне закона"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

А что еще нужно пацанам в этом жестоком и подлом мире?

Эх, пацаны, пацаны, накололи вас, как папуасов. За грошовые бусинки, за блестящий гвоздик в нос, за дрянную огненную воду забрали у вас подлинные ценности: очарование детства, романтику юности, уверенность в будущем.

Примерно с такими мыслями я собирался на заседание Правительства защищать свою Программу по борьбе с молодежной и подростковой преступностью.

Привожу здесь для ясности выдержки из стенограммы ее обсуждения.

"Присутствовали: члены Правительства, в т.ч. нач. Штаба и министр вооруженных сил, ряд приглашенных лиц из заинтересованных структур, представители печати и радио.

Председательствующий (представляет слово полковнику Сергееву): Только пожалуйста, Алексей Дмитриевич, без этих ваших политических анализов, обличений и призывов. Конкретно о мерах, по нашей схеме: проблема – решение.

Сергеев: Хорошо, изложу свои предложения без мотивации. Разрешаю перебивать меня вопросами.

Статистика. Рост криминализации подростковой среды – 20 процентов. Каждое пятое тяжкое – подчеркиваю – преступление совершается несовершеннолетними. Вообще в структуре преступлений подростков все больше преобладают тяжкие: убийства, разбойные нападения, изнасилования, грабежи. Неуклонен их рост. Доля убийств увеличилась в 8 раз, тяжких телесных – в 3 раза, грабежей – в два. Все больше регистрируется преступлений, совершенных несовершеннолетними в нетрезвом состоянии. Среди тех, кто совершил убийства, увеличилось число школьников и учащихся профтехучилищ.

Причины: отсутствие идеологического и морального воспитания, заброшенность, отстраненность от жизни общества, незанятость учебой и работой, алкоголизм. Главная причина – безнаказанность. Уровень рецидивной преступности среди подростков растет, среди осужденных условно – на 80 процентов, среди осужденных с отсрочкой исполнения приговора – почти на 20.

Мои предложения:

Первое. Отменить платное образование, снова ввести школьную форму.

Второе. Обеспечить рабочими местами желающих.

Комментирую: никаких торговых точек, никакого "бизнеса", не за прилавки и не в конторы – на заводы и фабрики. Профиль обучения и работы по возможности с учетом личной склонности и способностей. Постоянный контроль со стороны шефов и ответственных.

Третье. Запретить продажу алкоголя лицам, не достигшим 18 лет. Продавец, владелец киоска или магазина, продавший подростку спиртное, лишается лицензии с конфискацией имущества.

Подросток, уличенный первый раз в употреблении алкоголя, подвергается публичному телесному наказанию...

Неустановленное лицо (ехидно): А во второй раз? Расстрел?

Сергеев: При повторном употреблении алкоголя публичной порке подвергаются его родители, независимо от их общественного положения и возраста. При третьем – школьные педагоги и воспитатели, в частности классные руководители.

Четвертое. В школах и училищах ввести политическое (патриотическое) воспитание собственными силами и уроки морали. А вот так называемое половое воспитание – выкинуть к такой-то матери...

Завуч школы: Позвольте, Алексей Дмитриевич, выразить свое несогласие по данному пункту. Половая безграмотность приводит школьников к нежелательным преждевременным беременностям и венерическим заболеваниям. Детей нужно учить грамотному безопасному сексу.

Сергеев: Их нужно учить любви и уважению друг к другу. Вы, простите, в свое время, что – проходили краткосрочные курсы половых сношений? Нет? И что – у вас были проблемы с первой любовью? Не было, по вашему лицу вижу, сами со своей любимой разобрались. Вот и они без вас научатся, когда придет пора, дело не хитрое. Им не презервативы нужны, а хорошие книги, добрые мысли, чистые чувства. Тогда и не будет нежелательных беременностей и венерических заболеваний у двенадцатилетних.

Завуч (шепчет соседу): Романтик наш главный мент.

Сергеев: Пятое. Прочесать всю городскую молодежь, выявить склонных к правонарушениям, принудительно направить в военно-трудовые лагеря. Под воспитующие длани наших бойцов...

Директор училища: И что они там будут делать?

Сергеев: Три простые вещи: общественно полезный труд на полях и фермах, интенсивный спорт и хозработы на территории.

Директор (скептически): Словом, вы сторонник воспитательных методов по Макаренко? В трудовых колониях?

Сергеев: Сторонник. В этих колониях нашли свой дом тысячи обездоленных детей, проституток и преступников. Они там жили, учились, трудились – и сколько вышло из них людей, которыми мы гордимся до сей поры! Извините: труд создал человека, безделье его губит. Когда пацанам нечего делать – они делают преступления.

Помню, еще в ту, давнюю пору довелось по долгу службы беседовать с педагогом из лагеря для трудных подростков, так они тогда назывались. Меня, как куратора, интересовало главное: чем в этих лагерях удерживают ребят, этих оторв, от правонарушений. Педагог рассмеялся и ответил: интенсивным трудом и спортом. Они у нас за весь день присаживаются только в столовой. И к вечеру годятся лишь на то, чтобы упасть в койки, до утра. Какие уж там правонарушения – некогда, да и сил на них не остается...

Далее. Необходимо устранить влияние на формирование у подростков бандитской психологии со стороны телевидения, СМИ, литературы. Они в этом возрасте одинаково восприимчивы и к добру, и к злу. Что мы в них вложим, то и получим.

Пропаганда насилия на экранах и страницах дает, по определению специалистов-криминологов, до семидесяти процентов преступных проявлений в подростковой среде...

Завуч (снисходительно перебивает): Ну это явный ментовский перебор. Не такие уж они дурачки.

Сергеев: Скажите, пожалуйста, десять лет назад сколько ваших выпускников поступили в вузы?

Завуч: Точно не помню, процентов пятьдесят, кажется.

Сергеев: Скажите, пожалуйста, а в этом году сколько ваших выпускников попали в заключение?

Завуч (молчит).

Сергеев (копируя): Точно не помню, процентов пятьдесят, кажется, да? А сколько вы выпустили проституток?

Завуч (нервно): Это некорректное сравнение.

Сергеев: Сейчас скорректируем. Дайте нам видеозапись.

На экране появляется эпизод из западного боевика. Сцена в банке. Врываются грабители в масках.

– Всем лежать! Это ограбление. На пол! – Выстрел в потолок, лихорадочный сбор денег в саквояжи.

Женщина-оператор пытается включить сигнализацию.

– Руки на стол, сука! – удар рукояткой пистолета в висок. Женщина падает со стула.

В зале появляется полицейский-охранник, открывает стрельбу. В ответ – бешеные, беспорядочные выстрелы. Полицейский падает. Бандиты скрываются.

Сергеев: Дайте, пожалуйста, вторую запись.

На экране идет вторая запись. Та же сцена. Но в другом банке, попроще. А все остальное – один к одному: те же маски на грабителях, те же ключевые фразы, тот же удар кассирше в голову, та же бешеная стрельба с двух рук в охранника.

Неустановленное лицо: Ну и что? Фильмы как фильмы. Гангстерские.

Сергеев: Первый фильм – боевик, вы правы. Второй – оперативная съемка, следственный эксперимент. (К завучу.) Вы никого не опознали среди грабителей? Жаль. Это ваши старшие ученики. Видите, как вы плохо их учите? Во-первых, вы не внушаете им, что грабить банки и бить женщину пистолетом по голове – это нехорошо. А во-вторых, они даже здесь без подсказки не могут. Но вот нашлись умные люди, научили, подсказали. Поэтому я и запретил трансляцию по нашему телевидению этих учебных пособий. Есть еще вопросы по данной теме?

Особая проблема – наркотики. Меры борьбы с ними идут в Программе отдельной статьей. Поскольку наркомания есть порок социальный, определяемый состоянием общества...

Председательствующий (стучит карандашом по стакану): Алексей Дмитриевич, я попросил бы вас...

Сергеев: Извините, я настаиваю – это необходимый минимум информации. Даю справку: за последние десять лет смертность среди детей от употребления наркотиков возросла в 42 раза. Мы спокойно говорим об этом, наверное, потому, что это не наши с вами дети, не так ли? Но скоро дойдет очередь и до наших детей. За четыре последних года потребление наркотиков среди несовершеннолетних увеличилось в 14 раз. Каждый третий подросток, совершивший преступление, находился в этот момент под воздействием наркотика...

Директор училища и завуч школы (одновременно): Ну нас это не касается, нас бог миловал.

Сергеев: Не миловал. По моим данным, половина ваших учащихся уже пробовала наркотики, треть – употребляет их постоянно.

Неустановленное лицо: Что же делать?

Сергеев: Ну в общем масштабе мне пока трудно решить эту проблему. Пока объявляю: каждого, кто посмеет вести пропаганду наркотиков в нашем городе, заключу в отдельную камеру и насильно посажу на иглу. Что касается торговцев наркотой – публичная смертная казнь через повешение на Главной площади. С соответствующей табличкой на груди. Прессе: дать эту информацию во всех печатных изданиях, оповестить население по радио.

Член Правительства: Это профилактика. А что делать с самими наркоманами?

Сергеев: Органы милиции уже провели среди молодежи акцию по выявлению лиц, склонных к употреблению наркотических средств. Совместно с медиками сгруппировали их, так сказать, по стажу, по степени приобретенной зависимости. Первая группа – безнадежные – направляется в спецбольницы. Вторая, контингент которой уже имеет стойкую, но обратимую зависимость, проходит реабилитацию в специальных центрах, персонал которых – в основном психологи, невропатологи, педагоги. Начинающих наркоманов – под контроль медиков, родителей, педагогов.

Но контроль – строжайший, действенный. С личной ответственностью заинтересованных лиц. Не так, как в анекдоте: одна бабушка хвастается – мой внучок не иначе врачом будет, все с пробирками и шприцами возится, уколы себе делает. Другая: а мой будет агрономом, на дачке все мак сеет и сам его собирает. Третья: а мой – попроще, водителем хочет стать. Тряпку бензином смочит, на голову положит: "Все, отвали, бабка, я поехал"...

Вообще проблема наркомании гораздо шире по своей сути. Я отношу к ней и наше телевидение, и это мутное бесцветье на эстраде, и грязную порнуху. С их помощью весь широкий мир сужается для подростка до уровня: секс, выпивка, преступление.

Председательствующий: У вас все?

Сергеев: Заканчиваю. Молодежь – животное стайное. Или стадное. Мне последнее милее. Пусть они лучше сбиваются в стада, чем собираются в стаи. По мне, лучше жвачные на полях, чем хищники в подворотнях.

Поэтому репертуар Дома культуры должен быть до предела насыщен интересными мероприятиями, с учетом пристрастий контингента и желаемого результата. Вплоть до организации секций и кружков по интересам.

Кстати, в ближайшее время у меня запланирована встреча молодежи с вором-рецидивистом. Он расскажет о жизни в Зоне не так, как об этом пишут в нынешних романах. Суть: бойся тюрьмы, отрок. Не ходите, дети, в Зону.

И последнее. Об этом должен знать каждый в городе – от мала до велика. Никаких снисхождений малолетним преступникам больше не будет. Никаких приговоров с отсрочкой наказания, никаких условных сроков. Достаточно взрослый, чтобы совершить, – достаточно взрослый, чтобы ответить. Сделал – получай. Незамедлительно и адекватно.

Неустановленное лицо: Вы, Алексей Дмитриевич, имеете хорошие идеи. Но доводите их до абсурда, извините. Вчера был свидетелем дикой сцены. Она у меня вызвала жалость и сострадание. Какой-то мальчуган, доев мороженое, бросил обертку на асфальт, что совершенно естественно для его возраста. И что вы думаете?– всплеснул руками. – Тут же спохватился, знаете, так испуганно, затравленно огляделся, подобрал грязную фольгу и донес ее до урны. Разве так можно? Вам не жаль этого мальчугана?

Сергеев: Нам наших мальчуганов не жалеть надо, а бояться. Через год-два, если ручками всплескивать, он эту фольгу с остатками растаявшего мороженого не на асфальт бросит, а вам на лысину налепит. И попробуйте не улыбнуться ему в ответ. А так, что ж? Привыкнет, иммунитет к хамству появится.

Начальник Отдела образования: Алексей Дмитриевич, мы с интересом и в общем-то с одобрением (в целом) заслушали проект Программы. Смело, решительно и, может быть, действенно. Но – маленькая запятая. На ее реализацию потребуются деньги. Где они?

Сергеев: Деньги будут.

Начальник: Когда, смею спросить?

Сергеев: Наверное, завтра. Если не забуду.

Завуч (ехидно): Вы уж постарайтесь вспомнить.

Сергеев: Но это будет кредит, для разгона.

Завуч: А дальше?

Сергеев: Дальше будете зарабатывать сами. Вы вот, например, на эти деньги оборудуете у себя мастерскую по пошиву школьной формы. Что пошьете, то и носить будете. Кстати, педсостава это тоже касается".

Были еще вопросы. Были сомнения. А как же без этого? И еще будут. Но главное – инерцию набрать. А уж там, на марше, решения сами придут.

(В скобках. На этом же совещании Сергееву удалось протолкнуть и проект Указа по принудительной кастрации и стерилизации алкоголиков, наркоманов и психически неполноценных.)

Визит из Центра

Молодец правозащитник Наобум Лазаревич, – сумел-таки удрать из города. Как уж он миновал наши посты – про то почти один Сергеев знает, но как преодолел заслоны бандитские– вопрос! Впрочем, не из самых сложных. Скорее всего, пояснил Наобум: дескать, пахану бегу жаловаться. Поняли его, конечно,– одна ведь банда. И пахан, стало быть, один.

Значит, вскорости принимай, Сергеев, важных гостей. Статья Путанина, ябеда правозащитника, опять же слухи самые соблазнительные – не оставят ТАМ такое без внимания.

Однако это проблема завтрашнего дня. До него еще дожить надо. А сегодня у меня другая проблема – насущная. Холодная...

Я встретился (на конспиративной скамейке в центре города) с Юрашкой – юным Сусаниным.

– Ну и куда ты их завел, что они до сих пор выбраться не могут?

– В "чайник" посадил, дядя Леша. Оттуда теперь хода нет. Водой его залило.

– А сам как выбрался?

Юрашка усмехнулся.

Ну да нынешние пацаны, как и мы в свое время, свои ходы знают.

Здесь необходимы некоторые пояснения.

В самой неведомой и недоступной глубине Пещер находится большой гранитный зал, прозванный еще нами за свою форму "чайником". Полусферический купол, ровное, немного покатое, покрытое песком дно, а вход – не через крышку, ее здесь нет, а через узкий лаз в виде изогнутого "носика".

Мы ныряли в этот "носик", скользили на животе и приземлялись в "чайнике" – кто на какую точку сумеет. Выбраться тем же путем было невозможно – до "носика" достаточно высоко, а главное – он гладок и скользок, как ледяная горка. И так же крут.

Выход находился в другом месте. Через небольшую, почти незаметную, трещину на стыке купола и дна "чайника" – будто здесь он прохудился от ржавчины – можно было узким лазом попасть в коридор, который кончался колодцем со ступенями. На дне колодца был тайный выход на каменистый берег реки Вольная.

Конечно, местные власти постоянно пытались закрыть нам доступ в Пещеры из соображений нашей же безопасности. Входы в них заваривали решетками, цементировали, обрушивали динамитом. Но мы находили новые. Не так давно, после серии заградительных взрывов, внутри Пещер что-то сдвинулось и вода (то ли подземная, то ли речная) вошла в "чайник" и почти полностью залила его дно. Только с одного края сухой косячок, а кругом черная спокойная вода.

Юрашка провел Гошину группу в "чайник" и, пока бандиты чиркали зажигалками – фонарик был только у Юрашки,– нырнул, знакомым путем миновал щель, выбрался на берег реки и был таков. В общем, за старшего брата достойно рассчитался.

Бандиты остались в недрах Пещер – в холоде, без света, пищи и без надежды.

Группа была значительной, и если они еще не съели друг друга, пользуясь темнотой, можно считать, что около двух взводов из Ваниной гвардии мы надежно изолировали. Вывели из строя, стало быть.

Юрашка страшно расстроился, что я не возьму его проводником, но тем не менее дал мне необходимые консультации. А когда я поручил ему важное задание, даже взбодрился, ощутил свою значимость.

– Даю тебе два дня. За это время сделаешь мне самый подробный план Пещер – какой только сможешь. Покажешь на нем все входы и выходы, открытые и закрытые, все ходы и переходы во всех уровнях и этажах, все колодцы и сифоны. Сможешь, по памяти? Ты как, кстати, учишься?

– Плохо.

– Вот видишь, сейчас тебе, как моему главному разведчику, нужны хорошие знания. Ведь если плохо сделаешь план или ошибешься, мы можем проиграть бой, погибнет много хороших людей.

– Да ладно, дядь Леш. Учусь плохо, но ведь не дурак же.

Довод, ничего не скажешь. Из неотразимых к тому же.

– И через два дня мы с тобой по этому плану пройдемся по всем Пещерам.

– Это с ночевой придется.

– Значит, с ночевой.

– Батареек у меня нет.

– Батарейки и все другое снаряжение – моя заботка. Твоя– чтоб мы не заблудились.

– Не заблудимся.

Вернувшись с конспиративной встречи в Замок, я забрал у Ляльки длинный круглый фонарик, с которым она лазила по чердаку в поисках Бакса, осмотрел его. Потом попросил Ляльку купить мне презерватив.

Она изумилась, заподозрила, возмутилась.

– А сами-то что, стесняетесь?

– Неудобно как-то, – признался я, – весь город станет догадки строить.

– А невинную девушку, стало быть, можно об этом просить. Это не стыдно?

– Какую такую невинную? – удивился я демонстративно.

Лялька хмыкнула.

– Ладно, пойду у Юльки узнаю. Может, у нее от прежнего образа жизни остались.

Ушла, вернулась.

– Спрашивает – какого вам цвета надо?

– А какой нынче в моде? – разозлился я.

– Пойду спрошу, – презрительно дернула плечом – мол, ну и начальник мне достался.

– Не спрашивай. Белый мне нужен, самый прозрачный.

Фыркнула.

Пока она добывала презерватив немодного цвета, я упаковал пистолет в пластиковый пакет и перетянул его горловину аптечной резинкой.

Фонарик замечательно разместился в презервативе.

– В поход собрался? – ревниво спросила Лялька.

Она, правда, другое слово подобрала, более точное. Но я его здесь не рискую приводить.

– Да вот, – уклончиво пояснил я, – друзей надо навестить. Скажи Майору – пусть зайдет.

Лезть в Пещеры мне не особо хотелось. Тем более что там голодные Гошины боевики заблудились. Но раз уже пообещал деньги на молодежную программу добыть – придется. Заодно и голодающих проведаю. И, стало быть, еще одну подлянку Ване Заике кину. Не последнюю, однако...

Оставив машину на обочине, я продрался кустарником к берегу реки, отыскал нужную мне дырку в подошве горы. Благополучно (не считая того, что почти в темноте и в промозглом каменном холоде) проделал всю подземно-сухопутную часть пути, дошел до конца коридора, резко нырнувшего вниз, в черную ледяную воду. Луч от фонарика лежал на ней, как на замерзшей луже поздней осенью. Я еще не разделся, а уже задрожал. Оно и понятно – в Пещерах отопления все еще не было.

Сложив одежду у стены, я остался в одном поясе, к которому прицепил пакет с пистолетом. Предосторожность такая – ведь в двух-трех метрах от меня маялись голодные и злые бандиты. И кто знает, может, они сумели добыть огонь трением или другим каким способом (например, выбиванием друг у друга искр из глаз) и сидят сейчас у костра, сложенного из автоматных прикладов, поджаривают кого-нибудь из своих неудачников.

Ступив босой ногой в лужу, я понял, что и горячую воду в Пещеры тоже еще не провели. Впрочем, обожгла она так, что я чуть не взвизгнул и не сказал: "Вот еще!"

Зайдя по грудь, я погрузился с головой и в мутном свете презерватива увидел перед собой верхний край щели. Ухватился за него рукой, погасил фонарик и поднырнул в "чайник". Беззвучно всплыл, встал на ноги, подождал, пока восстановится ровное дыхание. Прислушался. Потому что смотреть было нечего – чернильная тьма и в ней редкие стоны и вздохи.

– Проголодались? – громко и дружелюбно спросил я.

Мой голос, отразившись от купола, с силой обрушился на меня самого.

– Кто это? – вздрогнул чей-то вскрик.

– Зеленый бредит, – слабо отозвалось ему.

– Нет, – поправил я. – Серый! В здравом уме и твердой памяти. Помолчал. – Стрелять не советую, оглохнете. Да и не попадете все равно. И рикошет вас не порадует.

Стало слышно, как зачиркали пустые зажигалки, высекая во тьме крохотные искры.

Мне бы ваши заботки – я из последних сил держал свои зубы в повиновении, старался, чтобы они не снизили эффект моих мистических речей заурядным лязганьем.

– Что надо? – Гоша наверняка.

– Я за вами пришел. Или здесь решили остаться? – Фраза непроизвольно завершилась мощным лязгом моих челюстей. Но получилось здорово – этот звук, усиленный куполом, исключал дальнейшие пояснения.

– На каких условиях? – опять Гоша. Теперь он торговаться решил.

– Не скрою: там вас ждет суд моего образца. Правда, чистосердечного раскаяния, подкрепленного искренней помощью в борьбе с бандитами, я еще не отменил.

– Значит, там – расстрел, – подытожил кто-то, тоже невидимый, – а здесь...

– Я там выбираю, – сказал кто-то другой слабым, но решительным голосом. Наверное, тот самый Зеленый. С которым меня чуть не спутали.

Вообще сцена была дикой. Потусторонней. Представляю, какое впечатление производило мое чревовещание на отчаявшихся людей. Ну-ну, не увлекайся, Серый, при чем здесь – людей?

– Сдаемся, – сказал Гоша. – Без боя.

– Сколько вас здесь? – проверил я.

– Сорок без малого.

– А Малого уже съели, что ли?

– Тридцать восемь.

– Все тридцать восемь автоматов и один пистолет кидаем по очереди в воду. Я считаю. Не торопитесь, быстро считать не умею, сбиваюсь. Начали!

Один, два... тридцать восемь, тридцать девять, сорок! Перестарались. А хрен их знает, может, они камни в воду бросали.

Но с другой стороны – что они выиграют, если меня застрелят?

– Сейчас я на секунду включу фонарик, засекайте свет и идите в этом направлении. Упретесь в стену. Окунайтесь с головой, как в бывшем бассейне "Москва" (кто знает), и пролезайте в дыру. Идите гуськом по коридору. Через пятьдесят шагов – осторожно, крутой спуск, а там уже свет. Идите, вас ждут. – И добавил предусмотрительно: – Кто подберет в воде оружие, сразу получит в лоб.

Захлюпала вода, послышалось рядом дыхание. Я наудачу выхватил из темноты Гошину руку, туго завернул, даже немного хрустнуло.

– А ты куда?

– На волю, командир, – объяснил прерывисто дыша. – Сам ведь сказал.

– Ты здесь останешься. Тебе, Гоша, век воли не видать.

Мимо шли в темноте, торопясь к свету, его бойцы, не обращая внимания на нашу свару. Равнодушные к судьбе командира.

– За что?

– За "козла", помнишь? Я тебе обещал: ответишь. Ты меня, борца за справедливость, посмел обозвать мерзкой блатной кликухой! Оставайся здесь, не прощу.

"Козла" бы я пережил. Я ему девочку в лапах Махмуда не прощу.

– Подними ножку, – скомандовал я, ткнув ствол в его лоб, попал даже в темноте, – опусти ручку.

– Нет, командир! – взвыл Гоша, когда я застегнул наручники на его лодыжке и кисти. – Ты ж сам говоришь – за справедливость. Все так говорят.

– Преувеличивают, – сказал я и скрылся под водой.

Нет, конечно, не в "козле" дело. И не только в девочке. Просто – место его здесь.

Я вынырнул, растерся майкой, оделся.

Вдали еще слышались дробные, сбивающиеся шаги и радостные восклицания, постепенно затихающие.

Теперь главное дело – деньги. Когда-то в этих Пещерах обосновалась банда некоего Сабира, устроила здесь склад оружия и склад денег. Банду я развалил, оружие забрал, а деньги взял не все, только на текущие расходы...

Я освободил фонарик от изделия № 2, перекурил и отправился за добычей.

Через сколько-то шагов свернул в боковой проход и – долго ли, коротко ли, то вверх, то вниз, то ползком, то на четвереньках, то ругаясь, то пугаясь – добрался до дубовых дверей, посеченных осколками гранаты моих прежних боев.

За дверьми осмотрелся: все, как с год назад. Та же мебель, те же паласы на полу. Те же зеленые армейские ящики с натяжными замками, с деньгами внутри.

Я снял скатерть со стола, сложил на нее много-много пачек всякой-разной валюты, завязал узлом и забросил за спину.

Тяжело. Но приятно. Особенно приятно, что бандитские деньги, отобранные у людей, вернутся людям. И в конечном итоге, отчасти, пойдут на борьбу с теми же бандитами. Это даже как-то грело спину – не только гнуло.

И, наверное, потому обратный путь – с деньгами, с целым мешком – я проделал довольно легко, хотя приходилось их порой и волочить за собой, и пропихивать в дыры, и перебрасывать через провалы.

У выхода из горы меня ждал Пилипюк, забрал узел, взвалил на плечо.

– О, то ж гарно! Мабуть, миллион.

– Мабуть, поболе, – обиделся я.

Мы вышли на шоссе. Рядом с моей машиной стоял автобус.

– Все там? – спросил я Пилипюка.

– Уси.

– Все нормально прошло?

– Воны теперь як котята ласковы. Сейчас кушают. – Он усмехнулся и забросил мешок с деньгами в машину.

– Товарищ полковник, "Беспощадный" на связи.

– Слушаю.

– Вертолет идет на город. Сбивать? Стоп! Белый флаг выкинули. Парламентеры.

– Ну пусть садятся. Им же хуже.

Вертолет сделал круг, завис над площадью, заполняя ее гулом и вихрем, от которых шарахнулись в стороны кроны старых лип, затрепетав листвой. Закипела в фонтане вода, побежала по ней бурная рябь. Молодые мамаши и старые бабушки подхватили своих чад и вместе с ними рассыпались по дворам, как спугнутые ястребом квочки.

Вертолет осторожно, недоверчиво присел на три точки. Пилот сбавил обороты, но двигатель не гасил. Лопасти винта перепахивали горячий воздух, напористо вращались, готовые в любую секунду вздернуть машину в воздух.

Штурман (или кто там?) откинул дверцу, выкинул трап. По нему ссыпались на брусчатку добры молодцы в брониках и касках, охватили вертолет полукругом, демонстративно держа автоматы наперевес. Второй полукруг, числом и радиусом поболе, образовали наши ребята. И оружие тоже не прятали.

И вот неловко спустились на нашу грешную землю четыре ВИПа (или четыре ВИПы, не знаю, как правильно, надо при случае Ляльку спросить), а за ними скатилась лохматой лысею щей собачонкой персона помельче – Наобум Лазаревич. Вся группа (один из них в генеральском наряде) нерешительно, в окружении охраны двинулась к зданию городской администрации. Наобум суетился меж них, забегая вперед, все что-то ябедничал.

– Чего забыли, хлопцы? – радушно приветствовал прибывших Пилипюк, шагнув навстречу.

Майор отстранил его, козырнул, представился министром обороны города.

– Видите, видите... – зашептал Наобум. И обратился к Майору: Прекратите ваши издевательства. К вам прибыли полномочные представители из Центра, – напугал.

– Нам необходимо встретиться с администрацией города,– сказал один из представителей. – С Губернатором, Мэром, с начальником городской милиции.

– Что касается Губернатора и начальника милиции, бывших, то это сложно. Они скрылись от правосудия и объявлены нами в розыск. А с Мэром пожалуйста. Его вчера судили, но он пока еще в следственном изоляторе. Можем проводить.

– Вы видите, вы видите? – опять застонал Наобум. – Это переворот, узурпация.

От встречи с Мэром ВИПы почему-то дружно отказались, и их проводили ко мне.

Прибыли: представитель администрации Президента, член Комитета по правам человека, армейский генерал (Генштаб МО) в смешной фуражке и заместитель министра ВД Светлов – мой старый друг, мой верный враг. Последний делал вид, что не только видит меня впервые, но и вообще меня видеть не желает.

– Чай, кофе? – приветливо предложил я важным гостям.

– Как-нибудь в другой раз, – предусмотрительно отказался за всех член правового Комитета. Комитетчик, стало быть.

– Что вас привело ко мне, господа?

Они помолчали, переглядываясь, решая, как и кому начать.

Администратор президента молвил наконец:

– Мы бы хотели узнать, что происходит в городе?

– Да ничего особенного, – успокоил. – Я взял на себя миссию по освобождению его от преступного элемента. Раздавили шесть бандитских группировок, ликвидировали где-то с десяток крупных местных авторитетов, выдворили за пределы городской черты криминальные диаспоры чеченцев. Сейчас ведем последние зачистки. Начинаем расширяться. Через неделю, как я рассчитываю, очистим весь район. Это в общих чертах.

– Кто вас уполномочил? – завизжал Наобум.

– Честь офицера, совесть гражданина, долг милиционера,– скромно пояснил. – Знакомы господам эти понятия? – Я взял сигарету. – А вам лично, Наум Лазаревич, я предлагаю больше не высказываться. Вы уже столько наговорили глупостей, что меня от вас тошнит, как с похмелья.

– Да что с ним разговаривать? – рявкнул в мой адрес Генерал.

– Нет, давайте разбираться по порядку, – заявил осторожно Комитетчик. Он из всех самый говорливый оказался. Ну, это понятно. Болтать о правах человека не сложно. Сложнее их отстаивать. – По информации, которой мы располагаем, вы со своими людьми разгромили целый городской отдел милиции, разогнали опытных работников...

– Я их не разогнал. Я их под суд отдал.

– Вы ви... – заныл было старую песню Наобум, но благоразумно заткнулся, когда я показал ему кулак.

– Значит, вы признаете этот факт? – Президентский администратор достал из красивой кожаной папки бумаги (кляузы на Серого), стал отмечать в них пункты, исполненные мною на захваченном незаконным путем посту борца за справедливость.

– Вы самовольно, не имея на то полномочий, сменили всю законную городскую власть, признаете?

– Конечно. И не только сменил, к ответственности привлек. Вчера их судили. О вынесенных приговорах вы можете узнать из местной печати. Да вам любой горожанин скажет. С чувством глубокого удовлетворения.

– Да что с ним разговаривать! – это Генерал опять, нетерпеливый.

– Послушайте, Сергеев, – сказал один из главных в России ментов, – вы отдаете себе отчет в своих поступках? Ведь это преступление. Государственный переворот!

– Ну какой там переворот, – наивно не согласился я, немного, конечно, польщенный. – Я государство не трогал. Я от него отделился. Взял этого... как его... все время забываю, трудное слово. А, вспомнил! Суверенитета взял. Сколько надо было.

Светлов украдкой ухмыльнулся.

– Это не юридический, это клинический случай, – развел руками Правозащитник. – Вас лечить надо!

– Вот еще! – возникла на пороге Лялька с автоматом. – Не забывайтесь! С полковником разговаривать вежливо и культурно.

– Может, я и псих, – перебил Ляльку, – вопрос спорный, на мой взгляд. Но, собственно говоря, я сделал только то, к чему вы уже не один год призываете. Ликвидировал преступные группировки, искоренил коррупцию во всех структурах власти, очистил милицию от случайных и нечестных людей, набил лица неславянской внешности, практически уничтожил рецидивную (все рецидивисты у меня под замком), уличную и бытовую преступность, в городе практически нет фактов хулиганства. А что, не надо было? Поспешил? Но я ведь вашим призывам поверил, всерьез их воспринял. Ну, виноват, перестарался...