Текст книги "Закон вне закона"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– Не... какие?

– Немотивированные. Сейчас поясню. Вот, – заявление поднял, четвертого числа вы ударили жену сковородой по голове, а когда она упала, нанесли ей несколько ударов ногой, сломав три ребра и нос. За что?

– А чего она?

– Ну-ну: чего она?

– Ну, она это... сказала мне обидное.

– Что именно?

– Вот точно не помню. Вроде: ноги вытри. Или нос, не помню.

– Считаете, гражданин Пичугин, что за такое невинное замечание нужно ломать ребра?

– А чего... она?

– А когда вам набили, извините, ваше лицо за издевательства над беззащитными людьми, – обидно?

– Ничего не понял, – признался Пичугин. – Нельзя, что ль, теперь и жену поучить?

– Выходит, нельзя.

– К Сергееву пойду. Пожалуюсь и на вас.

– Не советую. Он вас уже не выпустит. А если узнает, что вы мать чуть не изувечили, под горячую руку застрелит. Было уже такое.

Пичугин поскреб за ухом.

– Беспредел? – спросил. – И кому жаловаться?

– Некому.

– Что ж делать? Не бить их, что ли?

– Подумай. Сейчас закон такой: как ты, так и тебе. С тобой еще мягко обошелся Хмелев. Я бы тебе ребра-то поломал. Вместе с носом.

– Так и дальше будет?

– Обязательно.

Пичугин вздохнул, спросил разрешения забрать заявление, вышел.

Хмелев его ждал за дверью, взял за грудки, ударил спиной в стену:

– Ты можешь писать на меня, меня могут уволить, но каждый раз, когда ты кого-нибудь тронешь, я буду являться к тебе, как на работу. И буду метелить тебя, сволочь, так, что ты у меня ходить разучишься, ползать будешь. Понял?

– Вообще-то понял. Больше не стану. Смысла нет. Удовольствие себе дороже. Но в газету на тебя напишу. И на Сергеева тоже. Можно?

– Можно.

Немного лирики.

Я вышел в приемную и чуть не спугнул теплую компанию: княгиня Лиговская (Щербатова) в кресле, Лялька за своим столом, Пилипюк на корточках у стены, Юлька на Лялькином столе, болтая ножками.

– Замужем скучно, – говорила Юлька. – Все одно и то же. Надоест.

– Ваша беда, молодежь, что вы хотите все сразу. Можно, конечно, съесть банку варенья целиком – и ничего, кроме тошноты и отвращения, не получить.

– А вот по ложечке в месяц, – засмеялась Юлька, – до старости хватит. Если вообще вкус не забудешь.

– Тебе смешно, милочка, а вот почему в наше время браки были долговечнее, по крайней мере в нашем кругу? Ну, конечно, церковь. Ее благотворное влияние. К ней прислушивались. Венчание, таинство брака, заповеди. Но что еще важно: у нас романы развивались постепенно. Сначала взгляды, пожатие руки, танец по значению. Письма, признания. Свидания в вечернем саду, робкие поцелуи в беседке. Обручение, венчание. Незабываемые восторги первой брачной ночи. А потом – уже на много лет – постепенное узнавание друг друга, откровения всяческих... скажем, нюансов плотской любви на основе крепнущей духовной близости. И так до старости – свежесть чувств, новизна, нарастающее обожание и привязанность. Уважение и благодарность.

Хотелось мне ей напомнить о ее многих мужьях и любовниках. Но не стал. Из педагогических соображений.

– Все-таки скучновато, – спорила упрямая Юлька.

– Милочка, а вы что делаете? С первого вечера – прыг в постель, все разом перепробовали, всю банку варенья слопали– вот вам и тошнота с отвращением. И постоянная смена, как вы говорите, партнера.

Умница наша княгиня – говорит с Юлькой так, будто у нее никогда не было грязного прошлого. В котором она меняла "партнеров" по пяти на день.

– А ну брысь со стола, – сделал я ей корректное замечание.– Не на фуршете.

– А с чего это вы взяли, полковник, – прищурилась княгиня, – что на фуршете сидят на столах?

– Так стульев же нет. – И добавил, вспомнив ее фразу о Дрезденской галерее: – И спросить некого. А ты что здесь делаешь? – уже Пилипюку.

– Байки слухаю, Лексей Митрич. Дюже полезно.

– Дюже полезно было бы мне какую-нибудь машину, – попросил я Ляльку.

– А вы куда?

– В часть, к Василевичу. Горилку драть. Во все горло.

Ну и некоторые детали обговорить по предстоящему боевому сотрудничеству. Телефон – он все-таки телефон. Двое говорят, третий слушает.

– Вам сопровождение нужно, – сказал Пилипюк. – Опасно одному.

– Не опасно. У Вани людей не осталось. А кто остался – тех я не боюсь. Да они сейчас другими делами заняты.

– С вами поеду, – уперся Пилипюк.

– Горилке обрадовался?

– И я поеду, – сказала Лялька.

– И я, – добавила Юлька.

– Вот ты поедешь, – согласился я. – В наручниках.

– Вроде как вы меня в полк повезете, на расправу? – догада лась она.

– Ты умная стала.

– Всегда такая была – вы не замечали.

– Вот сейчас будет поворот, – сказал я. – За ним – проселок. По нему, не сворачивая, придешь к хорошей, не очень приметной лесной дороге – она тебя прямо к терему приведет, в ворота упрешься. Хотя, скорее всего, тебя раньше перехватят.– Помолчал, добавил важное: – Про меня не стесняйся врать.

– Вы же про меня не постеснялись. – Логично. И злопамятно. – Вы во мне не сомневайтесь. Я теперь все знаю и все понимаю. Я благодарна вам и вашим ребятам. Мне не стыдно за прошлое, я о будущем думаю.

Потом, Юлечка, будешь думать. Когда вернешься к своим.

– Сейчас я остановлю машину. Выйду на обочину, встану спиной к тебе. Скорее всего, у нас будут зрители. Так что забудь, что ты на сцене – все должно быть натурально. Где тебе наручники удобнее – спереди или за спиной?

– Не где удобнее, – поправила по существу, – а где натуральнее.

– Тогда так, – я перегнулся через спинку сиденья назад, вырвал из дверцы внутреннюю ручку (машина старая была, легко далось). Пристегнул одно кольцо к ручке, другим обхватил Юлькину кисть. – Так и иди. – И добавил на прощание: – Все, дружок, мне пописать надо.

– Хоть бы доброе слово сказал, – проворчала Юлька.

– Когда вернешься, обязательно скажу.

Я свернул на обочину, остановил машину, вышел, сделал несколько шагов и, встав к ней спиной, расстегнул брюки.

Сзади распахнулась дверца, мелькнули Юлькины ноги, и вся она, вместе с ногами и болтающимися на левой руке реквизитами, исчезла в лесу.

Я бросился за ней, выхватывая на бегу пистолет:

– Стой! Стой, дура! Стрелять буду! – выстрелил пару раз, градусов на тридцать в сторону.

Умерил бег, остановился – понял, что не догоню. Ей – шестнадцать, ноги длинные, мне – уже к пятидесяти, хромаю немного. Не догнать.

Убрал пистолет в кобуру, застегнул брюки, вернулся к машине. Зло захлопнул заднюю дверцу, сел в машину, закурил. Ударил кулаком по баранке.

Словом, проделал все, что надо, и, резко взяв с места, поехал по другим делам.

С полковником Василевичем мы в надраенные фанфары не дудели, но по рюмке дернули. За победу. Когда обговорили все детали нашей совместной стратегии и тактики в предстоящем последнем и решительном бою.

Полковник задернул шторочкой настенную карту района, взял сигарету.

– Ты все-таки постарайся узнать, какие силы они собрали? Какое вооружение, транспорт? Хорошо бы еще знать, как пойдут: чохом, навалом или разделятся. И как разделятся, на какие доли?..

– Ладно, – сказал я, – сейчас съезжу, спрошу.

– С тобой не скучно, Сергеев Леша.

– По-всякому бывает. Значит, человека на связи держи постоянно. И чтоб на сборы – пять минут. А то знаю я вас, военных командиров. На охоту ехать – одно колесо спустило, а другое из увольнительной не пришло.

– Все путем будет. Слово офицера. – Улыбнулся. – Военного командира.

– Приятно слышать.

В том месте и в тот час, где и когда Юлька, вырвавшись из лап Серого, совершила свой отчаянный побег под свистящими далеко в стороне пулями, находился и Егерь. По поручению Вани Заики (о чем своевременно информировала меня Надежда) он изучал на месте подходы к городу: обстановку, в которой должен был продвинуться один из моторизованных отрядов объединенных бандитских сил; состояние дороги, возможные препятствия, необходимые объезды и прочее.

Увидев тормозящую машину Серого, Егерь сперва воспылал надеждой получить награду за его шальную голову. Но не рискнул: Серый был в бронежилете, а Егерь вооружен только двустволкой с дробовыми патронами. В таких неравных условиях (у Серого в машине наверняка и автомат на сиденье валяется) не то что чужую голову не возьмешь – свою потеряешь.

Вот тут он и увидел, хоронясь в придорожных кустах, как из машины выскочила Юлька Испанка и помчалась в лес, болтая наручниками с ручкой.

Егерь проводил злорадным взглядом машину Серого и дернул волчьей рысью известными ему тропами наперерез Юльке.

Когда он обогнал ее, она уже спокойно шла лесной дорогой, сбивая кольцом наручников (ручку дверцы она выковыряла) головки всяких цветов.

Егерь вышел из чащи:

– Стой, девка! Свои. Я тебя узнал.

Юлька на момент замерла, а потом бросилась ему на шею.

– Санек! Как здорово! Я от Серого удрала. Мне скорей к Ване надо.

Егерь был хороший охотник, но и большой подлец. Из тех холуев, что не упустят тайком хозяйского добра лизнуть.

Огляделся. Как таким моментом не воспользоваться! Кругом безлюдный лес, в лесу молоденькая красавица легкого поведения, спасается от погони. Можно, конечно, и помочь. Но ведь не даром же. Тем более – Ваня еще далеко, а Серый еще дальше.

И он, крепче обхватив Юлькину талию, стал без лишних слов валить ее в траву.

Этого Юлька теперь боялась больше всего.

– Не сейчас, Санек! – тревожно зашептала она. – Нужно скорей в терем, Ваню предупредить... Потом, Санек, потом... А то поздно будет.

Оторвался Егерь от Юлькиного тела, тяжело и разочарованно дыша, поставил рывком на ноги.

– Не забудь, девка. Вечерком, как Ваня тебя отпустит, приходи в мою флигель...

На подходе к терему Егерь свистнул какой-то птицей. Еще раз. Еще пока не появился из-за деревьев заросший и грязный парень в замызганном камуфляже и с автоматом. Откровенно заспанный.

– Дрыхнешь? – зло спросил Егерь. – На посту?

– Не, Санек, что ты, бдю!

– Рожа-то опухла, бдун.

– То, Санек, комар объел. Ой, ктой-то к нам на радость? – И тоже облапил Юльку, повыше живота и пониже спины.

– Пусти! – вырвалась Юлька из жадных и грязных лап, задыхаясь от вони давно не мытого тела. – К Ване спешу. Дело важное... Ребят надо выручать!

Ваня встретил ее в дверях террасы.

– Вот это гость! – радостно улыбнулся, увидев тут добрый знак своим планам. – Никак в побег ушла? Ай да девка! – Обнял за плечи, повел наверх, к себе.

Усадил в кресло, достал бутылки, разлил по стаканам.

– Ну, девочка, с возвращением, – жадно выпил, жадно спросил: Рассказывай! Он ведь звонил мне. Торговался. Грозил, что отдаст тебя своим полканам, на потеху. Ну я ему ответил, небось все еще икает!

– Ты у меня лапочка, – похвалила Юлька, вспоминая его ответ Серому. Настоящий мужик. – Поставила пустой стакан на стол. – Он меня и вправду куда-то повез, наручником к дверце пристегнул, а дверца ржавая – я как рванулась – и вместе с ручкой в лес. Он за мной, стрелять стал, но куда ему, хромому черту. А в лесу меня Санек встретил...

– Что там, в городе?

– Меня все время в Замке держали, при Сером – он все, сволочь, меня на свою сторону клонил, все выспрашивал про тебя– так что много не видела. Вот, когда в машину села, углядела – по всей Набережной заслоны ставят, мешки с песком навезли, пулеметы откуда-то достал, штук восемь насчитала, большие, с такими вот коробками, – показала руками, звякнув железом.

– Твою мать, – выругался Ваня то ли по поводу пулеметов, то ли в адрес забытых наручников. Поковырял в замке штопором, расстегнул, бросил на пол. – Что еще?

– Делегация к нему приезжала, главные менты московские, я видела. Он с ними долго толковал, потом все веселый ходил, довольный. Ваня, надо скорее их воевать, разговор слышала – из Центра помощь придет.

– Воевать... Кем воевать? У меня два десятка жлобов осталось.

– Так я ж почему тебя ищу? Думаешь, только за любовь? А я еще и за дело. Вот, – она задрала юбку и вытащила откуда-то сложенный лист бумаги, гордо положила на стол. – У Серого сперла, в кабинете.

– Что это? – Ваня без интереса развернул листок. – Каракули какие-то...

– Это Пещеры. План, – зашептала Юлька. – Он же там ловушку устроил для Гошиных ребят. Они все еще там сидят. Мы их выручим – вот тебе и боевой отряд.

Ваня кивал, улыбался, рассматривал план, постепенно разбираясь в нем и радостно озаряясь неожиданной удачей. Гошины ребята, хрен с ними, сорок человек – не армия. Светит совсем другое – личная Ванина побе да, решение всех проблем. Полная реабилитация! Спасла его девка.

– Молодец, Юлек! – искренне вырвалось. – Ты отдыхай пока, я скоро вернусь. Оттянемся! – пообещал.

Ваня мчался в Куровское. Не жалея машины. Не жалея себя– на иных ухабах доставал темечком крыши.

Все, повернулось колесо Судьбы в другую, лучшую сторону. Эх, не боли голова!

По дороге еще и еще раз просчитывал спасительную идею. Все сходилось, все в цвет. Серый знает – сзади в город не войти: леса, болота, река, гора непроходимая; ставит все свои силы на рубеже Слобода – Заречье, растягивает по Набережной, охватывающей город полукольцом – от одного склона горы до другого, от запада до востока. Так? Именно так. Бросаем на мост для отвлечения Семеныча, он завязывает со своими людьми шумный бой, стягивает на себя все внимание. А основные силы пойдут из-за горы, Пещерами, скапливаются на выходах (их три)– и лавиной на беззащитный город, сметают Серого в реку. И встречь Семенычу добивают, как мокрых котят.

И все. Если даже придет Серому помощь издалека, она уже не нужна будет. Губернатора-дурака опять в кресло посадим, законную свою власть восстановим – какие проблемы? Не болит голова.

– Ну смотри, Иван, – покачал седой головой Сидор Большой. – Хороший твой шанс. Не упусти.

Ваня засмеялся с облегчением.

– Уж не упущу, зубами удержу.

– Ты в этой картинке хорошо разобрался? Не заплутаются ребята?

– Тут все просто, шеф. Смотри, вот тут, с берега, вход – я его знаю, дальше прямой коридор, все прямо до шестого пересечения, тут пошли вправо, – Ваня ногтем вел по листу, – потом сюда, здесь полукруг, отсюда уже вниз. А вот, видишь, вилка – два выхода рядом, один в сторонке. Это и хорошо – тесниться парни не будут, разом вывалятся.

– Ну смотри, Ваня, – повторился Сидор Большой. – Твой шанс. Ты и поведешь ребят.

Вот этого Ваня не ждал. Это уж совсем не в кассу. Он вообще воевать не собирался. Он, как всегда, трофеи подбирать рассчитывал.

Но благоразумно промолчал. Сидор Большой отличался патологической подозрительностью. И если кому хоть чуть не поверил – все, вот только что был человек и уже нет его.

– Что для этого перехода нужно?

– Да ничего, кроме фонарей. Из расчета один на десять человек.

– А по времени?

– В целом? Ну, сосредоточиться на шоссе, там лесок небольшой, просочиться внутрь, по Пещерам минут сорок – час, если со сноровкой... Думаю, часа три на все про все.

– Ладно, Ваня, мы посоветуемся. Решим. А ты про Серого не забудь. Одно другому не помеха. Даже наоборот.

– Нашел я человека. Сегодня к Серому отправлю.

А вот как? – об этом Ваня сгоряча не подумал. Сбежала Юлька и... вернулась, передумала. Ей под арестом милее, да? Ладно, об этом потом. Может, сама что сообразит. Если согласится... Куда она денется?

– Что задумался? – оторвал от мыслей Сидор Большой. – Думать поздно, Ванятка. Действовать пора. Помни наказ, что тебе люди дали. Знай: у кого память короткая, тот и живет недолго.

Ваня вернулся в терем не таким веселым, как уезжал. Не светило под землю лезть. Хорошо – не заблудишься, а если Серый на выходе будет ждать? С пулеметами вот с такими коробками? Да вот такого калибра? Нет, эту радость надо проверить...

– Юлька, – сказал Ваня с порога, – ты в город можешь вернуться?

– Зачем? – Юлька удивленно распахнула глаза.

– Вот так вот надо, – ребром ладони по горлу, – для нас с тобой.

– Вань, меня ж там каждая собака знает. – "Каждый кобель", – подумала.

– Юлек, лапочка, – начал издалека, осторожно, – дело очень важное. Нужно кое-что разузнать, уточнить...

– Может, мне и Серого заодно убрать? – со злостью ляпнула Юлька.

Ваня сел на подлокотник ее кресла, притянул Юльку к себе, начал долго и больно целовать в губы.

Вот только не это...

– Пусти. Мне нельзя сегодня. У меня это... критические дни.

Да, Ваня, что-то странно сегодня колесо судьбы вертится – то туда, то сразу обратно. Поманит хорошим – и прочь.

Он встал, закурил, прошелся по комнате, остановился у окна. Глухо заговорил:

– Слушай, Юлек. Мне вся эта кавалькада надоела. Хочу отсюда слинять. Насовсем и подальше. Вместе с тобой. Я не все потерял, не думай, припас у меня имеется. И здесь, неподалеку, и там – за кордоном. Поедешь?

– Но чтоб все путем, – поставила Юлька условие. – Шлюхой с тобой не поеду, только женой.

– А вот чтобы все путем было, чтобы верняк получился, нуж но здесь дело доделать. Серого убрать и банду его из города выкинуть. Без этого мне... – поправился, спохватившись, – без этого нам не уйти. Братва нас всюду достанет, хоть в Израиле, хоть в Америке.

– В Израиль не хочу, – машинально сообщила Юлька, внимательно рассматривая маникюр, – хочу в Шотландию, посмотреть, как там мужики юбки носят. – И вдруг врубилась. – Постой, ты серьезно насчет Серого? И не вздумай! Ты к нему и близко не подойдешь. За него не только его волчары злобные, за него весь город. Разорвут.

– А если ты к нему подойдешь, а?

Юлька откинулась на спинку кресла, вжалась в нее.

– Ваня, мне шестнадцать лет, ты что?

Ваня молча пошел к дверям, на пороге остановился, сказал через плечо:

– Однако подумай. За его голову наши паханы большие бабки дают. Помолчал. – А за твою – нет. – Вышел и запер снаружи дверь.

– Садись, Проша, давно не виделись. Какие новости?

– Вот новости, – усмехнулся Прохор и положил на стол мятые листки из тетрадки в клетку. – Гражданин Пичугин принес в редакцию статью, обличающую произвол городских правоохранительных органов. В твой адрес тоже неслабо выдал. Почитай, может, что новенькое о себе узнаешь.

– А что тебя смущает? – спросил я, прочитав "статью". – Он все правильно написал, правдиво. Публикуй.

– Ты обратил внимание на последнюю фразу? "А дальше как жить?"

– Вот за этим я тебя и позвал. Обстановка, Проша, резко обострилась. Со дня на день бандюки всего района бросятся на город. Чем это кончится, не знаю. Мне обещали помощь из Москвы, но, боюсь, она опоздает...

– Ты к чему это все? – насторожился Прохор.

– К тому: собирайся, забирай Ляльку и – на каникулы, подальше отсюда. Вы мне самые близкие люди, я не могу вами рисковать. Да и спокойнее мне будет.

– "Вот еще", скажет Лялька и будет права, – последовал ответ. – Мы вместе начали такое дело, поверили тебе, пошли за тобой, а ты... Нет, Леша, мы с тобой до конца. И, сказать по правде, у меня уже нет сомнений в нашей победе. Сколько этих бандюков? – Я пожал плечами. – Вот именно. А за нас весь город. И уже полрайона. А скоро – вся страна. Не ожидал твоего малодушия.

Ишь ты, какой мужчина. Кавалер!

Но мне не было стыдно, что я его провоцирую. Первым делом, стало быть, самолеты...

– У меня мало сил, Прохор. Трудно будет удержать город.

– А воинская часть? Ты же вроде договорился с командиром?

– Колеблется полковник. Мнется. И я его не осуждаю.

– Да даже без него... Я прошелся сегодня по Набережной – просто неприступный бастион.

– Да, но на весь бастион, а это почти километр, я вынужден буду рассредоточить целиком наш гарнизон. Даже учитывая ополчение, не густо получится. Я вот что придумал, – это не я, правда, придумал, а Майор, будем держать в резерве транспорт, и как только на каком-то участке станет горячо – мигом перебросим туда дополнительные силы.

– Вот видишь, Серый, – обрадовался Прохор. – Ты не только великий тактик, но и великий стратег! Отобьемся!

– Ага, – вяло признался я, – великий стратегический тактик... Юлька от меня сбежала.

– Как?

– Так. Отошел в кустики при дороге, а она оторвала дверцу от машины, так с дверцей в лес и ушла.

Прохор пожевал губами под бородой, отчего у него смешно задвигался нос.

– Она... Она располагала какой-нибудь информацией?

– Вряд ли. Ну что-нибудь о гарнизоне Замка, о распорядке– ничего серьезного.

– Вот видишь, – укорил со значением, – а ты ее опекал, перевоспитывал.

– А как твой подшефный? – улыбнулся я. – Какие успехи?

– Разительные перемены. Читает классику. С упоением. Правда, волнуется за меня, – это он очень тепло сказал, с мужской гордостью, – вообще за нас, – это соврал нещадно, – за исход наших предстоящих сражений.

– Ну ты успокой ее. Скажи, Серый, мол, сделал все, чтобы укрепить город. Ни одна вражеская нога не ступит на его старинные камни.

– Иронизируешь? – надулся Прохор.

– Над собой. Иди, свободен. Статью публикуй. Откомментируй соответственно. И подборочку писем рядышком дай, нужного содержания. Ну не мне тебя учить.

– Вот именно.

В двери щелкнул ключ. Юлька, сидя в кресле, успела проснуться и сделать вид, что провела это время в тяжких раздумьях. И ей оставалось только разрешить последние сомнения и со смятением всех чувств принять решение.

– Что надумала, Юлек? – Голос Вани был ровен. Холодной такой ровностью, нулевой. Чтобы от этого нуля качнуться в следующий момент на тепло или холод. На одобрение или угрозу.

– Вань, признайся, погубить меня хочешь? Я ведь пистолет только в кино и в твоих руках видела.

– Надюха! – весело заорал Ваня. – Накрывай нам стол. Юлек, какой погубить, я без тебя жизни не вижу! Какой пистолет? Дам тебе коробочку, меньше сигаретной, кнопочку нажмешь, под крышку стола ее – и все, до свиданья, мол, товарищ Сергеев, я подумаю над вашими словами, они упали мне прямо в душу. И пошла себе – полчаса у тебя в запасе.

– А женишься, точно?

– Хоть завтра.

– А баксы за Серого – мои? Личные?

– А чьи ж еще? Твой капитал. В Шотландии в банк положим. Рядом с моими. – Посторонился, пропустил Надежду с сервировочным столиком.

Юлька внимательно оглядела Надежду, перевела взгляд на Ваню, потом оценила стол.

– А Серый говорил, что у вас здесь женщин нет, – с намеком, когда Надежда вышла.

– А, – отмахнулся Ваня, – она не женщина. Порченая.

– А Серый говорил, что вам жрать нечего.

– Это кому как, – засмеялся Ваня. – А не говорил Серый, когда у тебя критическим дням конец?

– Вот вернусь с задания... – пообещала кокетливо, с какой-то уколовшей Ваню двусмысленностью. – Тогда посмотрим.

– Ну, – Ваня поднял рюмку, – за наш успех. За Шотландию.

– Вань, – Юлька ретиво взялась за угощенье. – Самое главное – как же я к нему вернусь? Не поверит.

– Думал уже, – признался Ваня. – Вопрос есть.

– И я думала, – призналась Юлька. – Вопроса нет.

– Придумала?

– Там, в городе, Наташка наша вовсю гужуется с этим, с писателем. Он у Серого главный помощник. Все старается Наташку перевоспитать, порвать с ее позорным прошлым.

– Ну?

– Неужели не понял? Серый знает, куда я рванула? Нет. А рванула я обратно в город. Спряталась у Наташки – единственный близкий человек, старший товарищ. Дурному не научит. Приведет меня к Серому: простите дурочку, она все осознала, больше не будет. Хочет жить достойно рядом с вами.

– Ты умная стала.

Вздрогнула Юлька от этих слов.

– Ты где ее подобрал? – спросил Ваня у Егеря, зайдя в его флигель.

– Своими глазами все видел. Серый отлить вышел, она и рванула.

– Так ты рядом был? – взвился Ваня голосом.

– Во, вот так, метров сто, – испугался Егерь.

– Что ж ты его, мудила, не шлепнул?

– Ага, шлепнул, – сдуру соврал Егерь. – Он сам в бронике, а за ним вплотную "уазик", ментами набитый. А у меня в двух стволах бекасинник.

– Охотничек! Ладно, сегодня Испанку в город проводишь.

– Нет вопроса.

– Есть вопрос. Если будешь дорогой лапать, без яиц останешься. Она на тебя жаловалась.

– Вот бл...

– Что?

– Блин, говорю. Клевещет.

– Надя, маму не пора навестить?

– Вам что-нибудь надо в городе?

– Побудь денек. Посмотри там по сторонам. Что увидишь– расскажешь. Денег дать?

– У меня есть.

– Ну собирайся. Втроем пойдете. Санек проводит. А Семеныч где, что-то не видно сегодня?

– С Губернатором напились. Спят оба.

Итоги перед боем

– Депутация к вам, – распахнула двери Лялька.

Широко распахнула. Иначе бы застряла депутация. Со своими дарами.

Явились: дед Одиноков (той самой Леночки дед, которую Махмуд в заложники брал) и сопровождающие его лица – два седобородых мастера и стайка юных, хорошеньких и бойких учениц.

С собой внесли: громадную, расписанную яркими цветами ложку с меня примерно ростом; громадную матрешку ростом с Ляльку и удивительно схожую с ней веселым, плутоватым лицом; очаровательную кадку, всю в фигурных кованых обручах.

– Ложку Пилипюку отдадим, да, товарищ полковник? – подозрительно щебетала Лялька, рассаживая гостей.

Я на нее цыкнул, бровями пока – ноль реакции.

Одиноков встал, откашлялся.

– Уважаемый Алексей Дмитриевич, у нас сегодня радостный вдвойне день пошла из нашей мастерской первая продукция...

– В кадку пальму посадим, да, товарищ полковник? – распоряжалась Лялька все дальше.

А Одиноков продолжал. Дуэтом шли.

– ...И в этот знаменательный день мы хотели бы выразить вам свою признательность за вашу помощь в возрождении народных промыслов в нашем славном городе, за надежную его защиту в вашем лице от преступных посягательств бандитских элементов... – завернул старик.

– А матрешку я в приемную заберу, не возражаете, товарищ полковник?

– Две матрешки в одной комнате, – не выдержал я, – перебор будет, слишком пестро. – И распорядился: – Одна здесь останется, другая – налево кругом и шагом марш в приемную.

– ...Поздравить вас, пользуясь случаем, с днем рождения и вручить вам скромные образцы нашего, так сказать, народного рукомесла...

– С каким днем, простите? – не понял я, провожая многообещающим взглядом нашкодившую киску. Вспомнил – она такой финт уже опробовала, понравилось, стало быть.

– С днем вашего рождения, – удивленно повторил Одиноков.

Я не стал его разочаровывать. Ну, подумаешь, на полгода раньше...

– ...И мы хотим пожелать вам – вот этой полной ложкой хлебать все удовольствия жизни, и пусть эта кадка всегда будет полна добром и достатком, ну а матрешка, что ж, большого вам, так сказать, потомства, вы человек холостой, у вас все впереди...

Что у меня впереди – я знаю: трепку хорошую Ляльке задам.

В своем ответном слове я выразил благодарность за теплые слова поздравления, за прекрасные, с глубоким смыслом, подарки, подчеркнул, что очень тронут таким вниманием, и предложил торжественную часть завершить деловым разговором.

В конце его я поинтересовался ученицами, нет ли с ними определенных хлопот.

– Молодцы девочки, – расцвел Одиноков, а девочки расцвели от этих слов еще больше. – Достойная смена. Вот только кокетничают с моими стариками в рабочее время. Но это пройдет, с возрастом.

Это вряд ли пройдет...

– Иди сюда! – рявкнул я, когда депутация отправилась к своим рабочим местам кокетничать и возрождать.

– Не пойду, – донеслось из приемной. – Ругаться будете.

– Допрашивать.

– Штаны снимать? – горько вздохнула.

– Не обязательно. У меня ремень хороший, через штаны достанет.

Вошла, потупилась.

– Что ж ты меня не поздравишь с днем рождения? Хоть бы открытку на стол положила.

– Ну, Алексей Дмитриевич, – заныла Лялька, – они все время звонят, на прием к вам просятся, все спрашивают, как вас порадовать... А у нас свадьба скоро. Подарки нужны, то-се.

– Что ж, мы на свадьбу денег бы не нашли?

– Вы скряга, Алексей Дмитриевич, – осмелела, – вы каждую народную копейку считаете... На стол бы, конечно, выделили, а на подарок...

– А, может, я бы им дом губернаторский подарил?

– Дом вы решили княгине вернуть, чтоб там образцовый светский салон был.

Все знает!

– Кстати, кто женится, не ты ли?

Ошарашила:

– Юлька за Филипка хромого выходит. Не знали, что ли?

Куда мне до тебя.

– Что ж ты мне раньше не сказала? – Разве б я тогда допустил этот побег!

– А вы не волнуйтесь. Юлька уже в городе, у Наташки прячется.

Отлегло. Явился киллер мой долгожданный.

– Ладно, иди. Я тебя простил. За добрые вести. Но впредь...

– Уж и не знаю, как получится, – вздохнула как матрешка,– у нас ведь народ молодой, еще три свадьбы намечаются...

Я молча и грозно расстегнул ремень – Лялька выскочила и захлопнула дверь. И из-за двери крикнула:

– Вас дежурный по Горотделу спрашивает, соединить?

– Товарищ полковник, квартирного вора задержали, прямо на месте...

– Ну и что? Мне ему передачку принести?

– Извините, товарищ полковник... Но вот у начальника какие-то сомнения. Просил вас подъехать.

Когда же это кончится?

– Вы, может, помните того пожилого грузина, что деньги на выкуп сдавал? Еще он с Лялькой спорил... Он шашлычную держит, серьезный такой мужик, здоровый. Дома у себя жулика застал, насовал как следует, в ванной закрыл и в милицию позвонил. Парня допросили, обстоятельства разобрали что-то не вяжется одно с одним.

– Что именно?

– Первое: забрался в квартиру, когда там находилась граждан ка Пеладзе, супруга хозяина. Она – на кухне, он, значит, по углам шарит. Второе: следов взлома нет, ключей и отмычек у подозреваемого – тоже нет.

– Как объясняет?

– Просто: дернул дверь наудачу, а она не заперта. В наше-то время! Но третье, вот главное, он в домашних туфлях хозяина был. Пояснил: разулся, чтобы не топать, а потом, в панике, свою обувь с хозяйской перепутал, когда тот в неурочный час домой вернулся.

Вот именно. В неурочный час.

– Ты говоришь, грузин пожилой?

– Пожилой. Но в соку еще.

– А супруга?

– Молода, красива.

– А жулик?

– Молод. Но красив ли, сейчас сказать трудно. По причине побоев.

– Понятно.

– Но ведь парень сознался. Признал, что намеревался совершить кражу. И доказательства налицо.

– Какие?

– Вещи ценные успел в чемоданчик собрать.

– Какие вещи, хозяйкины небось?

– Ну правильно догадался: лифчики красивые, колечки золотые и с камушками, сережки, косметичка, костюмчик ненадеванный.

– Давай-ка его сюда. И вдвоем нас оставь...

Да, не знаю, был ли этот парень красив, но больше красивым никогда уже не будет – усердно грузинище постарался.

– Доигрался? – спросил я сразу.

– Я вас не понимаю.

– А я твою любимую не понимаю. Ей – сохраненная честь, тебе – тюрьма.

Парень помолчал.

– А вы как бы поступили на моем месте?

– Я по чужим женам не ходок, своих хватает.

– Я не мог по-другому. Он бы ее убил, если бы догадался, очень ревнивый. Мы бежать хотели.

Это я понял, по чемоданчику с лифчиками.

– Что делать будем? Тебе хороший срок светит. А по моему Закону о неприкосновенности жилища – вообще высшая мера.

– Чистосердечное признание, – он с трудом улыбнулся разбитыми губами, – суд его, надеюсь, примет во внимание.

– Глупо. Я не могу этого допустить.

– Другого выхода нет. Вам трупы нужны?

– Давай так. Я тебя отправлю в какой-нибудь подшефный колхоз, поживешь там. Может, за это время твоя любимая догадается мирно с грузином разойтись. Без ревности, понимаешь: ну любит она грузинскую постель, да не любит грузинской кухни. А потом вдруг встретит тебя, и вы поженитесь... Но я бы с ней судьбу свою не стал связывать. Об этом подумай. Договорились?