Текст книги "Закон вне закона"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Повертев в руках бумажку, княгиня, как смогла, сориентировала ее по сторонам света, указала величественным жестом:

– Здесь! – будто мановением руки послала свои войска на прорыв обороны противника. В самом слабом ее месте.

Пилипюк поднял лом и, крякнув, вонзил его в стену. Кладка была хорошая, вековая. С такой спорить – не гопака плясать. Пилипюк долго и не спорил – передал лом в другие руки. И так– смена за сменой, дыра в стене росла, а нужная ниша себя не обнаруживала.

– Не здесь! – решила княгиня, повернув листок вверх ногами. – Здесь!

Ребята работали азартно, весело – не каждый ведь день за кладом охотишься. Старались так, будто для себя эти сокровища выламывали из неподатливых стен.

Время незаметно к обеду подтянулось. И сделано было уже немало: стены подвала напоминали картину массированного артобстрела, прямой наводкой.

– Ну, – сказала княгиня, в очередной раз поворачивая бумажку. Уже изнанкой. – Наверняка здесь.

Наверняка. Потому что уже больше негде было. Единственный целый кусочек остался. От четырех стен.

В дверь просунул голову реалист Волгин и сказал:

– Может, хватит? А то здание сейчас рухнет.

Клада мы не нашли. Может, его нашел кто-нибудь до нас, в восемнадцатом году. А может, и в прошлом.

– А мне так хотелось быть вам полезной, – удрученно сказала княгиня, когда мы выбрались на свет, отряхиваясь от кирпичной пыли и паутины.

– Зато как интересно, – сказала Юлька. – Может, еще где подолбим? Вон тот дом тоже старинный. Пошли?

– Как? – спросил я Пилипюка.

– Тогда уж по порядку, – ответил за него Майор. – Начнем с крайнего по этой улице, по нечетной стороне. А потом обратно пойдем, по четной.

– Вот здорово! – Юлька аж подпрыгнула от такого щедрого счастья, раскидав волосы по плечам. – А потом на Чеховскую перейдем. До зимы хватит.

– Договорились, – согласился, улыбаясь, Майор. – После обеда и начнем.

– А мне так хотелось быть вам полезной, – еще печальнее повторила княгиня Лиговская, не приняв разочарованными чувствами общего веселья.

– Еще успеете. Я как раз хотел просить вас об одном важном деле, сказал я. – От него будет гораздо больше пользы, чем от всяких сокровищ.

– Как мило! – по-юному расцвела старушка и едва не захлопала в ладоши.

Что-то они сегодня все у меня прыгают – и старые, и малые.

– Тогда, если вас не затруднит, вечером зайдите ко мне. Кто-нибудь из ребят заедет за вами.

– Вы заинтриговали меня, полковник.

– Товарищ полковник, – подбежал сержант из Горотдела,– вас Волгин к себе просит, ЧП у нас. Крайнее.

– Извините, княгиня...

– Что вы, голубчик, я понимаю: первым делом, как у вас поется, самолеты, а уж девушки потом. Бегите, голубчик, бегите.

Часть 3

ВОЙНА НАРОДНАЯ.

НЕ МЫ ЕЕ НАЧАЛИ. НЕ НАМ ЕЕ И КОНЧАТЬ...

Расправа

– Жуть, Алексей Дмитриевич, – высказался Волгин. – В Лебяжьем логу, недалеко от села, в лесу, обнаружены разбросанные останки человеческого тела.

– Опять расчлененка?

– Не похоже. Местный участковый сообщает, будто медведь или тигр в клочья кого-то разорвал. Поедете? Группа готова.

– Лебяжий лог – это уже не наша территория?

– Еще не наша, – с улыбкой поправил Волгин.

Я послал Ляльку в Замок за автоматом и сел в милицейский "уазик".

– Какие подробности, ребята?

– Да никаких, товарищ полковник. На месте разберемся, – ответил эксперт-медик. – Нашли там ногу оторванную, в штанине и ботинке, на лодыжке – обрывок веревки.

– Фрагмент мужского полового органа, – добавил еще кто-то. – И кисть правой руки.

– Похоже – пытали кого-то. Может, к трактору вязали.

– Совсем на другое это похоже, – проворчал я, принимая у Ляльки автомат. – Поехали. Это на уроки истории больше всего похоже.

Почувствовал, как за спиной недоуменно переглянулись, но ничего не спросили.

За городом свернули на узкую, однорядную бетонку, а километров через двадцать машина шмыгнула в лесной проселок, пошла, задевая бортами и крышей ветви кустарника, раскачиваясь в колдобинах, полных настоянной на прелом листе воды. Запахло лесной свежестью, грибной сыростью.

– А вообще, – заметил водитель, машинально пригибая голову, когда "уазик" нырнул под низкую ветку, – всякое может быть. Леса у нас за последние годы одичали. Как в войну стало, старики говорят. Волки появились, рысь однажды кто-то видал.

– Что гадать? – сказал эксперт. – Доехали почти.

И впрямь – выехали из чащи на широкую веселую поляну, окруженную молодыми, высокими и стройными, березами, заросшую густыми травами.

Откуда-то вынырнул молодой капитан милиции, подошел к машине, представился:

– Старший участковый инспектор Зайцев. – он подвел группу к куску полиэтилена, на котором лежали рваные, окровавленные останки. – Я еще одну руку нашел. На дереве, – удивленно добавил.

– Как же ты догадался на деревьях искать? – спросил я.

– Птицы подсказали. Вороны скандалили.

– Пошли посмотрим.

На краю поляны стояли рядышком, подрагивая листвой, две березки.

– Вон, пониже кривой ветки, видите?

Видим. Близко к вершине висела привязанная за кисть, оборванная рука в лохмотьях.

– Рассыпались, ребята, – скомандовал руководитель группы. – Смотрим и вверх, и вниз.

Эксперт, натянув резиновые перчатки, складывал находки на пленку, формируя человеческое тело.

– Вроде все, – оценил взглядом, когда уложил голову с куском левого плеча. И кишочки подровнял.

– Руку с березы надо снять, – сказал водитель. – Рубить, что ли?

– Не надо, – остановил участковый. – Я ее нагну.

– Не пукни смотри, – усмехнулся водитель. – Согнет он...

Капитан Зайцев не ответил, ловко, как деревенский пацан, полез на дерево. Он поднимался, а береза гибко гнулась к земле, и скоро эксперт сумел обрезать веревку, обхватившую кисть руки.

Участковый выпустил конец ствола – дерево с шумом рванулось верхушкой вверх и выпрямилось, подрагивая, тряся ветками, шелестя листвой.

Да, вот так оно и было – склонили встречь две березы, а потом разом выпустили. Причем, похоже, привязали человека вниз головой за руки и за лодыжки. Судя по тому, на какие части его разорвало. Даже кишки по лесу разметало.

– Во жлобы, – эксперт приложил руку куда следует. – Додумались.

А у меня в голове прозвучал укоряющий голос Алевтины: "Ведь говорила я тебе, Серый, предупреждала".

– Кто ж такой? – морщась, пробормотал эксперт, роясь пальцами в заскорузлых от крови лохмотьях, искал документы.

– Это Цыплаков, – уверенно сказал участковый, вглядевшись в мертвую, с широко раскрытыми глазами, голову. – Под Качком ходил. Судимый.

– Что за Качок? – спросил я.

– Мелкий такой сельский рэкетмен.

Ну вот и разобрались. Почти. Немного осталось. Предел терпимости преодолен, стало быть.

– Какие сигналы поступали в последнее время?

– В этом смысле – никаких.

– Состоятельные земледельцы у тебя на участке есть?

– Да где взять? Колхоз власти развалили, все только на себя работают что собрали, тем и живы. Только на прокорм концы сводят.

– А фермеры?

– Есть одно семейство, недалеко отсюда, в Лебяжьем. Хозяин – Горшеня по фамилии. Только он разорился. Чтобы с кредитами рассчитаться, все хозяйство на корню продал. Дом у него остался да корова.

– А сколько выручил продажей?

– Не докладывал, – усмехнулся участковый. – На селе говорят прилично. Но эти деньги не его, все отдать должен.

Кому? Вот в чем вопрос.

– Поехали в Лебяжье, – распорядился я. – Садитесь с нами.

– А с останками что? – спросил эксперт.

– Сделайте заключение и закопайте здесь.

Лучше всего, конечно, было бы доставить эти "фрагменты" Качку и его ребятам. В назидание.

– Когда эта казнь совершена? Примерно можете сказать? – вопрос эксперту.

– Сутки, не больше.

– Ладно, мы на обратном пути за вами заедем.

Водитель, участковый да я. Два автомата, три пистолета.

– Сколько у Качка людей? – спросил я Зайцева.

– Пятеро, по моим данным.

– Вооружены?

– Конечно. Кто чем – железки, ножи, ружья. Это – что я знаю.

Машина выскочила из леса, пошла ухабами вдоль заброшенного поля, по краям которого попадались останки то сеялки, то косилки, даже почти целый плуг в заросшей борозде закопался.

– Во разор-то, – покачал головой водитель. – Как в гражданку.

Так оно и есть. Война против нас давно ведется. А мы все ждем чего-то.

Дорога пошла вверх, машина взобралась на пригорок, а за ним среди лип показалась белая колокольня церкви.

– Лебяжий?

– Он самый. Сначала куда?

– Сначала к фермеру.

– Это на другом конце села, я покажу.

Проскочили, пыля, селом, свернули, мимо заброшенной мастерской, мимо заросшего пруда, глубокими колеями выехали к ферме Горшени, стоящей на далеком отшибе.

Остановились. Слева – пустой коровник, пустой навес для техники, пустой, с распахнутыми воротами, гараж; справа – добротный дом с двумя террасками, почти не видными из-за кустов сирени, за домом – огород, на краю его, у прудика – рубленая банька.

Двери в дом закрыты, за окнами никто не мелькает бледными лицами. Тишина. Настороженная. Тревожная. Которая вот-вот может оборваться. Криком. Выстрелом.

Не сводя глаз с дома, мы вышли из машины. С оружием.

Приблизились к крыльцу. Участковый легонько постучал в окошко.

– Кто? – послышался за дверью (давно там стоит) напряжен ный голос.

– Никитич, это я, участковый.

– А с тобой?

– Свои, Никитич, милиция из города.

Загремели засовы, открылась дверь. На пороге появился высокий мужик, загорелый, ладони – лопатами. За его спиной – двое добрых молодцев. Косая сажень, кулаки – арбузы.

– Кто такие? – не входя, спросил Зайцев.

– Племяши мои, погостить заехали. – Горшеня посторонился, давая нам дорогу, парни тоже раздвинулись – как два шкафа, двухдверной конструкции каждый.

Через опрятные сени прошли в комнату. Зайцев побегал глазами туда-сюда, шагнул к печке, вытащил из-за нее двустволку.

Переломил стволы, извлек патроны.

– Картечь, да, Никитич?

– Она самая, – согласился Никитич.

А парни промолчали.

Зайцев заглянул за занавеску, не поленился нагнуться до пола– выудил из-под лежанки еще одно ружье.

– А третье небось в шкафу, да?

Горшеня молча кивнул.

– Вооружились, стало быть? – спросил я. – Молодцы. Одобряю ваши действия.

В ответ угрюмое молчание.

– А хозяйки твои где? – поинтересовался Зайцев.

Горшеня трудно сглотнул комок в горле:

– Там, в дальней горнице.

– Позови-ка.

Горшеня отрицательно покачал головой.

– Не надо на них смотреть. У них вид плохой.

– Рассказывай. И ничего не бойся. Мы с добром к тебе пришли. Это полковник Сергеев, начальник городского Штаба по борьбе с преступностью.

Мне на гордость и радость блеснул наконец-то в глазах Горшени огонек. И у его парней облегченно как-то плечи опустились, отмякли ребята.

– Да что особо рассказывать? Они и раньше наезжали, когда я еще в силе был. Платил, конечно, что сделаешь? А нынче дела совсем угасли. Кредиты пришла пора возвращать, пеня набежала. Ну, выход один – сворачивать дела. Все распродал, даже легковушку – в общем, для банков деньги собрал. Горестно, конечно. Вся мечта кончилась. Об земле. Об урожае. Об хорошем достатке. Об уважении... Ну тут как раз эти и заявились, втроем. Прослышали, мол, разбогател ты враз, Горшеня. Делиться надо. Я аж чуть не взвыл. Побойтесь, говорю, Бога, ребята. Нет у меня ничего, один минус на балансе остался, все за долги уходит. – Он положил тяжелые руки на стол, пальцы вздрагивали. – Ладно, говорят, мы сговорчивые. Давай за столом консенсус устроим. Где, мол, хозяйки твои? А я, не видя дурного, обмолвился: в баньке, день субботний... Они все там парились– жена, теща, дочки, младшей – десятый годок. Вот, говорят, и мы с ними попаримся. А ты посиди здесь, подумай об наших делах. Я еще ничего не сообразил, а они меня в наручники, из горки стаканы взяли, водку из холодильника – и в баню... Прижмурился, скрипнул зубами. – Долго назад не шли. Всех моих хозяек... Даже малолетку. Да не по одному разу. Издевались, били. Заставляли всякую им пакость делать. И все мне рассказали. Да еще хвалились: радуйся, дед, что со слов узнал, а не глазами видел. Еще выпили. Ну мы пошли, говорят, устали с твоими бабами да девками. Завтра, мол, снова придем. Повторим урок. Наглядно. Чтоб ты все хорошо видел.

Вот, журналист Путанин, а ты говоришь: рука не поднимается. Не дай тебе судьба на себя такое примерить. Хотя всякое может случиться, на большой-то дороге.

– Ну что делать было? Душа аж горит от боли. Созвал я хлопцев своих, одного мы поймали, который Ленку мучил, свезли в лес. Он там изгаляться начал, про дочку, повторять не хочу. Вскипели мы. Ну и привязали к березам. Веришь, – он поднял голову, взглянул тоскливо, – легче стало, как разметало его по лесу. И ничуть жалость не шевельнулась в душе. Сажай меня, полковник, пока я остальных не отловил...

Вот, господа бандиты, урок истории вам. Было такое, кажется, с князем Игорем. Достал он своим немереным рэкетом мирных древлян, и раскидали его березами по лесу.

– Сегодня их ждете? – спросил Зайцев.

– Ждем вот.

– Ладно, – сказал я, – разбирайте свои ружья, становитесь в строй. Поможете нам. Только больше так не поступайте. Не ваша это забота – наша. А ваша забота – пахать да сеять и нас кормить досыта, чтобы мы силой наливались и бандюков не боялись.

Горшеня улыбнулся.

– А что, ребята, пока ждем, может, по рюмашке?

– Да кто ж откажется? – поймал мой взгляд участковый. – Ты только сходи, хозяек своих успокой. Скажи, мол, друзья в гостях.

– А вот про вас, товарищ Сергеев, хороший слух ходит. Будто вы всех бандитов без суда расстреливаете, так ли?

– Кто заслужил – обязательно.

– А этим... чего ж будет?

– По-старому, – сказал Зайцев, – посадили бы их, кого на сколько. А у нас сейчас другая милиция, своя. Со своими законами.

– Разберемся, – пообещал я. – По-быстрому. По-новому. Кого кастрируем. Кого повесим. Прямо на площади, принародно. У меня такой Закон сейчас.

– Правильный Закон, – Горшеня протянул навстречу моей свою рюмку. Одобрит народ. Озлобился он, устал. Бояться устал. И не столько за себя боишься, как за своих. Бей их, полковник, без разбору и жалости. Они первые начали. А мы вам подмогнем,– улыбнулся хитро, подмигнул. – Подкормим твоих ребят. Чтоб крепче бились.

Это верно, каждый своим делом должен заниматься. Кто – мирно трудиться, а кто – охранять мирный труд...

Ждать не очень долго пришлось. Я даже разозлился – не дали псы алчные хорошо посидеть. С хорошими людьми за хорошим столом.

– Едут, – сказал один племяш, который все время у окна дежурил. Заворачивают.

– Сколько их? – спросил я, не вставая, догрызая смачный соленый огурчик.

– Четверо. Выходят.

– Вот, блин, как же мы их повезем? – посетовал водитель, подтягивая к себе автомат.

– Я вам телегу дам, у меня лошадь есть, – пообещал Горшеня.

– Ну разве что, – согласился я. – Иди, Никитич, встречай. Повинись жалобно, скажи, обдумал свое неправильное поведение. Осознал. Деньги отдашь, но проси, чтобы и тебе малость оставили. И приглашай в дом. Мол, за столом и решим, по-людски.

Никитич поднялся, пошел к дверям.

– А вы, – сказал я племяшам, вцепившимся в ружья, – до команды не встревайте. В бой не рвитесь. Мы будем их класть, а ваше дело – в наручники брать. Все ясно?

Вроде все.

Я выглянул в окно.

Никитич стоял в центре компании, что-то азартно, жестикулируя, объяснял. Не забыл бы текстовку.

Не знаю – забыл, не забыл, а чуть всю разработку не спутал. Видно, один из парней что-то не то сказал – вдруг размахнулся Горшеня от души и вмазал ему кулачищем прямо в нос. Тот опрокинулся на спину, задрав ноги, а Никитич зайцем помчался к дому.

Но получилось нормально.

Псы алчные не одновременно врубились и бросились вдогон, вытянувшись в цепочку. Так и вбегали в дом, друг за другом. Так по очереди и ложились на пол. Вернее – падали.

Первого свалил участковый, второго – водитель, третьего– племяш прикладом и сразу выскочил во двор за четвертым. Тот, видно, не сразу его послушался, и племяш стал его поднимать, ногами. Ну, теперь он вообще долго не встанет.

Полюбовавшись в окошко на это доброе дело, я распорядился вытащить троих во двор, до комплекта с четвертым. Там мы их сцепили попарно наручниками (племяши не сдержались – отходили попутно по ребрам, впрочем, куда придется) и пошли допивать водку. За победу. Пусть локальную, но убедительную.

Я вынул из вражеской машины – хорошая такая новенькая япономарка, не разбираюсь в них – ключи и документы. Ключи отдал Никитичу.

– Тебе. В качестве частичной компенсации за материальный ущерб. А за моральный – еще впереди. Завтра приезжай в Горотдел, спросишь Галкина – это наша ГАИ. Он оформит машину на тебя, выдаст новые документы и номера.

– Зашевелились козлы, – подал голос тот племяш, что любил в окошко глядеть.

– Запрягай, Никитич, – сказал участковый.

– Сеня, бежи за кобылой, она там, за огородом, на лужке.

Мы вышли во двор. Парни уже сидели на земле и каждый свободной рукой держался за больное место на голове.

– Ну ты мудак, Горшеня! – завыл, видимо, старший по команде, увидев фермера. – Ты что наделал? Ты уже вчера труп. Но мы сперва баб твоих опять пере... и дом твой спалим. А тебя на угольках живьем поджарим...

– Когда? – спросил я заинтересованно.

– Как только – так сразу! – выпалил в праведном гневе.

– Не успеешь, – подосадовал я. – Завтра вас расстреляют. Или повесят.

– За что?

– За мат в строю.

Мы отправили телегу с участковым и задержанными на полянку, а с водителем поехали за Качком. Он, как объяснил мне Зайцев, жил неподалеку, в небольшом поселке, бывшем военном городке.

Жил, однако, неплохо. Отстроился, озаборился капитально– все красиво, добротно и надежно. На политые потом и слезами крестьянские денежки.

Остановились у резных, под крышей с двумя петушками, ворот. Посигналили.

Сперва из окна, а потом из филенчатой калитки выглянула молодая женщина в шортиках и маечке.

– Хозяин дома? – спросил я, не выходя из машины.

– Дома. Позвать или зайдете?

– Да чего заходить, мы на минутку, проездом.

– Как знаете. – Она повернулась и, равнодушно шлепая задниками домашних туфель, пошла в дом.

– А у нас наручников больше нет, – вспомнил водитель.

– Да хрен с ним, куда он денется.

– И то верно, – он выкинул в окно окурок. – Идет. Из-за стола вытащили, – с удовлетворением.

Качок – по кличке и внешности – вышел из калитки, не торопясь, дожевывая, подошел к нам. Без всякого удивления и беспокойства при виде милицейской машины.

– Здравствуйте, – сказал я с приветливой озабоченностью.– Не знаю, как вас величать...

– Казанцев, – он проглотил дожеванное. Протянул мне руку.

И я что же? Пожал ее в ответ.

– Рязанцев. – Открыл, перегнувшись, заднюю дверцу. – Сядьте на минутку, два слова – на улице неудобно.

Он понятливо кивнул, забрался в машину.

– Вы про полковника Сергеева слышали?

– Слышал, – сморщился, будто проглотил не лакомый кусок, а дохлую муху.

– Он ваших ребят сегодня взял. Надо выручать.

– Ты от Семеныча, что ли? Сам-то он где?

– На даче, блин. Поедем, что ли?

– Надо ехать. Переоденусь только.

– Оружие есть? Возьми на всякий случай. – Это я прямо сейчас придумал, чтобы потом не искать.

Он кивнул и потрусил к дому.

– Машка! – услышали мы, – одеваться!

– Уважают вас бандюки, – усмехнулся водитель, – слушаются.

– А то!

Вернулся Качок Казанцев, сел в машину.

– Едем прямо в Горотдел, – сообщил я планы. – Из моего кабинета звякнем Семенычу на дачу.

– Так, может, от меня позвоним, – он уже взялся за ручку дверцы.

– Тебя второй день слушают.

– Иди ты!

– Вообще Сергеев наворотил. Половину ваших уже пострелял и посажал, злорадно информировал я по дороге.

– Ничего, не долго ему пировать. Большие силы против него собираются. Сметут как муху, собственным дерьмом накормят. Против народа не попрешь.

– Какого народа? – не понял я.

– Нашего.

– А он, Сергеев, тоже ведь выступает, что он за народ. – Я засмеялся.

– Быдло – какой народ?

Белая кость, стало быть, аристократ духа. По фамилии Гамно, как Юлька заметила.

– Сейчас поворот на Лебяжий, – предупредил водитель.

– Добро, – я опять повернулся к Качку. – На секунду завернем, еще одного вашего взять нужно...

Когда добрались до поляны, когда Качок увидел группу ментов, телегу, набитую его побитой братвой, он еще ничего не понял.

По-моему, он даже ничего не понял и тогда, когда эксперт подошел к нашей машине и сказал:

– Товарищ Сергеев, мы закончили, можно ехать.

– Мы тоже, – сказал я. – Это тот самый Качок. Заберите у него оружие и принесите наручники. И покажите ему, что мой народ делает с его народом.

Кооператив "Справедливость"

Волгин был откровенно недоволен моим решением.

– Ты, Алексей Митрич, меня все время в тупик ставишь. Я никак твою логику ухватить не могу. Вроде как ваш рыжий Бакс ящерицу. Хвать, поймал ну радость! – пригляделся: в зубах что-то ненужное, вроде ее хвоста, а самое главное уже под камушек спряталось, хихикает оттуда.

– Красиво говоришь, парень, – позавидовал я. – Образно.

– Нет, серьезно. Парень троих изувечил, а ты его в свой отряд берешь. Объяснил бы.

Придется. Но в последний раз – дальше и впредь пусть сам думает.

Суть дела проста. Возвращается парень домой поздно вечером. Девушку любимую проводил, в подъезде с ней постоял. Настроение – весь мир люблю. Навстречу трое. Давние враги, подонки. Попался? Как бы не так! Парень подхватывает с земли кстати подвернувшийся арматурный прут – и в атаку. Двоих вырубил сразу – одного с правого плеча, другого с левого. В два прыжка догнал побежавшего третьего – центровой удар двумя руками железкой в темя. И этот рухнул. Что же тут не понять?

– Превышение пределов необходимой обороны.

– Вот! Вот тот самый ненужный хвостик, который у тебя в зубах. По-старому мыслишь, коллега. И суд такое же решение принял бы. А как же? Реальной угрозы не было, была только словесная – раз. Их было всего трое и без оружия, а он вооружен стальным прутом – два. Больше того – парень догн ал и обратившегося в бегство, это уж вообще никуда! Словом, действия его носили неадекватный реальной опасности характер. Это уже восемь.

На каждый счет Волгин кивал головой.

– Теперь давай взглянем на эту картинку с изнанки. Поздняя ночь. Пустынная улица. Парня встречают его должники, не случайно, заметь: поджидали. А до этого несколько раз предупредили: мол, денег не вернем. Значит, отловили кредитора с вполне определенной целью. Это раз! Оружия не было, правда, ни у кого из них. Если не считать оружием звание мастера спорта по боксу у одного, службу в спецназе у другого и судимость за убийство у третьего. Они его и без оружия, ногами забили бы очень быстро. Это два! Ну, а то, что парень бросился вдогон за третьим – молодец. Врага надо добивать, пока он не очухался и помощь не привел. Это восемь! Не убедил?

– Ну как сказать, – увильнул Волгин как ящерица от кота.– Начальству оно всегда виднее. Начальство – оно всегда повыше. Оно как-то...

– Вот именно. В моей практике был случай, когда осудили человека за тройное убийство. И я до сих пор считаю, что несправедливо.

– Это как?

– Это так. Поздней осенью на садовом участке задержался одинокий дачник, заночевал. А по участкам той порой бродили какие-то ханыги-алкаши. Взламывали двери, били окна, крали, гадили. Постучали к нему, мол, дай, мужик, выпить и закусить. Нет у меня, отвечает через дверь. Они с соседней дачи принесли топоры, стали рубить дверь. Со словесными угрозами. Потом окно выбили.

Дачник достал ружье. Раз сказал, два сказал...

Вломились. Пьяные до озверения. "Руби, блин, его, братва, жлоба, куркуля такого-то и такого-то!" Первый занес топор. Дачник выстрелил. На него бросился второй. Он и его уложил. Третьему мало показалось – и ему хватило.

Кто прав? Кто виноват? Вот именно. Считаю: переступил без разрешения порог чужого дома – все, ты вне закона. И хозяин вправе расправиться с тобой в соответствии со своими возможностями и вкусами...

– А дачник? – напомнил Волгин.

– Закатали дачника. Главный довод суда: совершил умышленные действия, явно не соответствующие степени угрожающей ему опасности. У них-то топоры, а у него – огнестрельное оружие. Да еще прокурор отмочил: он должен был воздействовать на них психологически.

– Это как? – Волгин глаза выпучил.

– "Стой – стреляю! Стою – стреляю!" Я этому честному дураку на допросе советовал: давай запишем в протоколе, что ты делал предупредительные выстрелы. Не могу, отвечает, это нечестно. Да разве можно с подонками быть честным? Не стоят они того. Сосед мой, старикан-пенсионер, тоже за честность срок оторвал.

– Это как? – других слов опять не нашел.

– Всю жизнь о дачке мечтал. Под старость кое-что скопил, получил участок, домишко бедненький, по средствам, соорудил. Но аккуратный, с любовью. Стал было наслаждаться прелестями дачной жизни. Да повадились к нему зимой какие-то сволочи из местных. Заберутся в дом, изгадят все, поломают, что не ломается – с собой унесут. Старику и морально тяжело, и убыток по его доходам серьезный, поди-ка восстанови утерянное.

Шесть лет эта история длилась. Как-то соседи ему посоветовали: задобрить хулиганов надо, оставь им бутылку водки. Послушался.

Они в благодарность чуть ли весь дом ему не разнесли и записку оставили – плохая, дед, у тебя водка, дешевая, чуть не отравились.

И видно, вконец отчаявшегося старика этими словами на мысль натолкнули. Он им опять бутылку водки оставил, только для закуски что-то сыпанул в нее.

Весной приезжает – за столом четыре мумии над его бутылкой зубы скалят.

Так ведь дурной – сам признался, что умышленно отравил водку. Его до суда на подписке держали, я с ним встречался, советовал: ничего, мол, гражданин следователь, не знаю, откуда такая водка. Или: отраву для крыс держал, а эти алкаши польстились. Нет, говорит, не могу, это нечестно. Шесть годков за честность и получил.

Все не так, ребята! С ними по-другому надо бороться! Превен тивно разделываться. А мы как! Навел он на тебя пистолет– жди, пока выстрелит, и надейся, что промахнется. Потом сделай словесное предупреждение. Потом два предупредительных выстрела. И если к тому времени от тебя что-нибудь останется – жми на спуск, да? А я считаю, что стрелять в преступника надо первым. Так мы их всех и перебьем. Выпал уголек из печки на пол – топчи его сразу ногой, не жди, пока пожар займется, поздно будет.

– Ох и крут ты, полковник Сергеев, – восхитился Волгин.

Может, и крут. А вообще – проблема серьезная. Мирный гражданин у нас между молотом (бандиты) и наковальней (менты). И чуть кто начинает с преступностью бороться, тут сразу государство просыпается, на место его ставит. Сажает, вернее.

Мне это уже не раз надоело. Я хочу совсем по-другому. Я хочу, чтобы каждый человек знал – никто его не посмеет безнаказанно убить, ударить, оскорбить или унизить. Я хочу, чтобы любой гнилой очкарик мог смело выходить из дома в любое время дня и года. И быть уверенным при этом: если кто-то ударит его самого, или попытается затащить в кусты его некрасивую жену, или станет издеваться над его золотушным ребенком– то этот кто-то тут же, без лишних судебных тягомотин, получит пулю в лоб. Или срок весомый.

И я обращаюсь к вам, граждане "свободной" России. Вы хотите жить спокойно, но у вас крадут, вас грабят, насилуют, бьют и оскорбляют... Сколько можно это терпеть, а? Вопросик-то из риторических.

Но тем не менее... Тем не менее... Порог терпимости... Вспыхивают порой (и все чаще) то там, то здесь очаги сопротивления криминалу. Расправляются мирные граждане с врагами своими силами, и трупы особо не прячут. А милиция списывает их на междоусобные разборки, не догадываясь, что какая-то тайная сила, отчаявшись, помогает ей...

Я листаю Сашкино досье. Вот, пожалуйста. Город Энск. Подпольная организация "Возмездие". Занимается розыском и наказанием преступников (в основном убийц и насильников), ушедших так или иначе от карающей руки правосудия. Члены организации – бывшие оперативные работники милиции и служб безопасности, опытные, смелые, опасные ребята. Руководитель– бывший офицер спецназа.

Начал он с того, что отомстил за убийство двенадцатилетнего сына. Его забили трое пьяных подонков. Их нашли, но не нашли убедительных доказательств вины. Да особо, видать, и не искали – не их же детей убили.

Тогда отец взялся за дело сам. С надежным другом они заманили ублюдков в заброшенный карьер, допросили, получили признание и казнили.

Но на личном не остановились. Своя боль научила чувствовать боль чужую. Организовали карательную спецгруппу.

Вот доверительные показания одного из членов группы о методах ее работы:

"Прежде чем решить участь преступника, мы проводим расследование всех обстоятельств его вины, выясняем, заслуживает ли он снисхождения. Если да, убеждаем явиться с повинной или передаем анонимно материалы расследования в правоохранительные органы. Если – нет, выносим смертный приговор и приводим его в исполнение.

Оправдываем, как правило, убийство неумышленное, по неосторожности или по мотивам праведной мести.

Нелегальность нашей деятельности требует особого подхода к исполнению приговора. Чаще всего – достоверно имитируем несчастный случай или маскируем расстрел под бандитскую разборку".

Ну что сказать этим парням? Только спасибо. Сколько зла они наказали, скольких страждущих утешили.

Другой город Энск. Частное сыскное агентство "Мститель". Оказывает услуги населению по розыску пропавших без вести лиц, охране имущества и личной охране, ведет большую профилактическую работу по защите граждан от преступных посягательств. Но это – крыша. А под крышей вершится правосудие. Беспощадное к преступнику, милосердное к его жертве.

Да что ходить далеко за примерами? И в нашем городе О. не так давно, до эпохи мудрого Семеныча, существовал некий странный кооператив под названием "Справедливость", из чего ясно, какие взялся он оказывать услуги: утешать страждущих, поддерживать павших духом, возвращать им веру в силу добра, в неизбежное наказание зла.

Сашка не поленился вложить в материалы перечень услуг кооператива и условий их оказания. Некоторые пункты показались мне любопытными:

"1. Кооператив принимает жалобы от частных лиц на любую несправедливость, совершенную по отношению к ним, с гарантированным устранением ее в самый короткий срок и возмещением любого вида ущерба (морального или материального), понесенного заявителем, либо за счет кооператива, либо за счет нанесшего этот ущерб лица или учреждения.

3. По заявлению проводится контрольная проверка. Лица, обращающиеся с жалобой, обязаны представить любой достоверный документ или равноценные ему сведения, подтверждающие, что официальным путем решить данный вопрос не удалось.

7. По исполнении заказа клиент ставится в известность о принятых мерах. При желании он может присутствовать в момент проведения акции по восстановлению справедливости и в отдельных случаях участвовать в ней как заинтересованное лицо.