Текст книги "Ростов Великий (СИ)"

Автор книги: Валерий Замыслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 55 страниц)

– Я еще с вами встречусь, – мстительно процедил он сквозь зубы, и валкой походкой понес свое могутное тело к Чудскому концу.

На улицах и переулках встречались немногочисленные толпы ростовцев. Букан ощущал на себе злобные взгляды, а иногда доносились и угрозливые выкрики:

– Сволота!

– Татарский прихлебатель!

– Душегуб!

«Ишь, разлаялись, – ярился Букан. – Ране того не было, за версту обходили. А тут, будто всех прорвало. С чего бы это вдруг?.. Нет, что-то неладное творится в городе. И дружина какая-то пришла неведомая, и чернь поганые рты раззявила. Надо Туфану доложить».

Но баскак на слова Букана беззаботно махнул рукой:

– Зря ты всего опасаешься, откупщик. О дружине меня еще вчера князь Борис известил. То на самом деле воины, подвластные Невскому. А пришли они из Мурома. День, другой отдохнут – и отправятся к великому хану Берке. Чернь же всегда была нами недовольна. Даже шелудивая собака скулит, когда от нее забирают кости.

Туфан был в веселом расположении духа. Перед приходом Букана, он потягивал из серебряной чаши кумыс и довольно думал: «Подручный Менгу, хан Китата убрался из Владимира. То добрый знак. Хватит ему удалять из русских княжеств баскаков хана Берке. Китата подбирался уже и к нему, Туфану, но единственное, что его, пожалуй, сдерживало – справная дань, собираемая с Ростовского удела. Никто столько не выколачивал с ростовцев, как баскак и его откупщики под началом Агея Букана. Но как бы там не было, но Туфан всегда ходил с подспудной мыслью: он может лишиться доходного места в любой момент. И эта назойливая мысль отнимала от него всяческую радость. И вот она, наконец-то, появилась. Китата уехал на выручку Хулагу. Но Аллах справедлив. Он не позволит свергнуть с трона Золотой Орды знаменитого полководца, брата великого покорителя Руси Батыя – хана Берке. Тот свернет шею и Хулагу и его приверженцу Китате. Верховным баскаком Руси будет назначен человек Берке. И как знать, судьба может и вовсе повернуться счастливой стороной к Туфану, который когда-то был одним из самых бесстрашных мурз хана Батыя, разивших урусов по всей Ростово-Суздальской Руси, в том числе и на реке Сить. А вдруг Берке назначит одного из лучших сборщиков дани верховным баскаком?»

Ублаготворенным сидел в своем войлочном шатре мурза Туфан. Но его приподнятое настроение разом померкло, когда на другой день он вдруг услышал внезапные набатные звоны, которые, как он уже догадался, созывают весь ростовский народ на вече.

– Что такое? – закричал он, вскакивая с мягких подушек. – Почему ударили в набат?

* * *

Мощно гудело, бушевало, исходило яростными кличами людское море. На деревянном помосте, возведенном подле Успенского собора, говорили дерзкие, разгневанные, антиордынские речи простолюдины. Каждый звал разделаться с лютыми татарами и бесерменами, и после каждого призыва ростовцы неистово отзывались воинственными кличами. Затем (как это принято) после речей посадского люда на помост поднялся Борис Василькович. На князе синее корзно с алым подбоем, застегнутом на правом плече красною пряжкой с золотыми отводами. Под корзном виднеется серебристая чешуйчатая кольчуга; к широкому кожаному поясу пристегнут тяжелый, двуручный булатный меч в злаченых ножнах. (Знаменитый богатырский меч отца). Вид рослого, крутоплечего князя суров и решителен. Он весь нацелен на битву с ордынцами. Его смелая увесистая речь обличительна и зажигательна.

Неподалеку от помоста стоял могутный Лазутка Скитник со своими дюжими сыновьями. Все четверо облачены в ратные доспехи, у всех возбужденные лица. Лазутка смотрел на князя и довольно думал:

«А князь-то Борис Василькович – вылитый батюшка. То и добро. За таким князем народ до конца пойдет».

Никитка, Егорка и «последненький» Васютка, почитай, всё свое отрочество прожившие в дремучих лесах и никогда не видавшие города, во все глаза разглядывали великолепный белокаменный княжеский дворец, невиданной красоты соборный храм и нарядные боярские терема. Всё для молодых парней было в диковинку, как и это грозное вече с оглушительным набатным звоном.

Мать, Олеся Васильевна, провожая детей, всплакнула:

– Вы уж там, чада ненаглядные, усторожливы будьте. С нехристями тяжко биться. Держитесь отца. Он не единожды в сечах бывал. Да и ты, супруг любый, за детьми приглядывай.

Всех обняла, перекрестила иконой, а затем, смотря на Лазутку печальными глазами, молвила:

– Хоть бы Васютку мне оставил. Не хлеб молотить собрались.

– Да ты не переживай, мать. Васютка – не малое дите. Пора и ему воином стать. Не так ли, Василий Демьяныч?

Тесть озабоченно крякал в седую бороду. В душе волновался, но виду не показывал.

– Я и сам в рать просился, да воевода Неждан Иваныч не взял. Ты, баял, хоть и крепкий старик, но все ж восьмой десяток добиваешь… А внучку моему – и впрямь, самая пора. Ты уж, дочка, шибко-то не горюй. Чует мое сердце: живы вернутся наши добры молодцы.

Ни Лазутка, ни «добры молодцы» не видели, как после их ухода Василий Демьяныч смахнул со щеки горючую слезу…

Еще не успел Борис Василькович завершить свою речь, как по многолюдной толпе понеслись взбудораженные голоса:

– Сама матушка княгиня!.. Княгиня Мария с иконой к помосту идет.

Борис Василькович заметил мать и отчаянно вздохнул. Ну, зачем же, зачем же, матушка?! Не тебя ли битый час уговаривали, дабы ты не показывалась на вече. Никак нельзя, чтобы татары изведали о твоем содействию восстанию. Ты еще зело понадобишься всей Ростово-Суздальской земле. Кажись, уговорили. И вот – на тебе! Все-таки не удержалась и теперь всходит на вечевой помост. Всходит сама вдохновительница!

Мария Михайловна поясно поклонилась народу на все четыре стороны, поклонилась на крытые осиновой плашкой купола собора и обратилась к примолкнувшему многолюдью:

– Дорогие мои ростовцы! Вы многое уже за меня сказали. Я не буду повторять ваших дерзновенных слов. Скажу лишь одно. Сегодня ростовское вече, впервые за все минувшие века, поднимет на борьбу с жестокими угнетателями не только свое княжество, но и всю Ростово-Суздальскую Русь. Во все удельные города помчали спешные гонцы. Гнев народа настолько велик, что Русь уже не может жить под ордынским ярмом. Убеждена, что Ростов Великий, а затем и другие города выдворят татар, сбросят ненавистное бремя и обретут долгожданную волю!

Мария Михайловна подняла вверх икону Богоматери и торжественно, истово завершила свои слова:

– Я, княгиня Мария Ростовская, благословляю вас на ратный подвиг. Да сохранит вас Бог и пресвятая Богородица!

И вече мощно грянуло:

– Слава княгине Марии! Слава!

– Мы побьем треклятых ордынцев!

* * *

Пока шло вече, все откупщики, перепуганные сполохом, упрятались, в остроге мурзы Туфана. Только здесь они надеялись найти защиту.

Баскак, презрительно поглядывая на бесерменов, с издевкой произнес:

Трусливые шакалы! Вы только и умеете набивать добром урусов свои несметные мешки.

– Мы выполняли твой приказ, достойнейший! – осмелился оправдаться один из бесерменов, что привело баскака в негодование:

– Это вы, презренные шакалы, из-за своей ненасытной жадности привели чернь к мятежу. Вы! Я не заставлял вас собирать дань больше десятины. Вы же хватали больше всякой меры. Шайтан вас забери!

Бесермены примолкли: в гневе мурза Туфан может и саблей полоснуть. Но гнев его напускной. Мурза, получая немалую мзду от бесерменов, прекрасно знал, что все откупщики грубо нарушают «десятину».

Затем баскак отыскал глазами Агея Букана. Тот был угрюм и молчалив.

– Если ты, Букан, явился в мой стан, то будешь подчиняться моим приказам. Не делай злого лица. Твой властелин Китата давно уже за пределами Ростовского княжества. Отныне – я твой повелитель.

У Букана не было другого выхода, и он сухо отозвался:

– Слушаю тебя, мурза.

– Готовь своих бесерменов к сече. Каждому я выдам копье и саблю. Они хорошо умели грабить урусов, а теперь пусть покажут, как они могут защищать добычу.

Острог мурзы Туфана был надежно укреплен дубовыми бревнами, глубоко врытыми в землю и заостренными кверху. По всей внутренней стороне стены тянулся деревянный настил, с которого татарские лучники могли выпускать свои меткие стрелы. Бывалый воин Туфан надеялся, что именно искусные лучники не позволят самонадеянным ростовцам подойти к стенам острога.

Осада началась вскоре после вече. К Чудскому концу города выступили обе дружины: княжеская, в девяносто человек, и «лесная» – в двенадцать десятков воинов. За конными дружинами следовала пешая рать ремесленного люда – с топорами, рогатинами, ножами, а то и просто с дубинами.

Когда до острога оставалось саженей двести, Туфан махнул рукой лучникам:

– Натягивай тетиву! Изготовьтесь бить иноверцев!

Но дружинники и пешцы вдруг остановились, сделав широкий проход для проезда телег.

– Что это? – изумился мурза. Вместо того, чтобы подводы тянули лошади, их подталкивает к острогу мужичье. Что затеяли урусы?

А урусы, не будь плохи, приготовили для татар неожиданную ратную новинку. И придумал ее в Ядрове Лазутка Скитник, поведав о ней Неждану Ивановичу Корзуну. Тот же рассказал о Лазуткиной хитрости княгине Марии и Борису Васильковичу, когда советовался с ними, – каким способом одолеть ордынцев.

Телег было настолько много, что мурза глазам своим не поверил. Они окружили весь острог, и пока недосягаемы для лучников. Что задумали эти коварные урусы?.. О, Аллах! Урусы перевернули набок телеги и, спрятавшись за ними, как за огромными щитами, стали подтягивать их всё ближе и ближе к острогу. И самое странное то, что все телеги оказались с двумя небольшими отверстиями. Такой диковины мурза еще не видывал. Когда-то он, со своими воинами, осаждал города урусов с помощью таранов, пороков и лестниц, но никогда еще ему не приходилось сидеть в осажденной крепости. Для чего эти телеги?

Всё прояснилось, когда к телегам подошли урусы с луками и саадаками. Мурза аж за голову схватился. Шайтаны! Сейчас урусы придвинут свои телеги на перелет стрелы, присядут на колено, натянут тетивы и завяжут перестрелку с его лучниками.

Так и произошло. Когда лучники приблизились к острогу, татары начали пускать стрелы с длинными стальными наконечниками по телегам, в надежде пробить их. Но тщетно! Стрелы лишь с пугающим свистом впивались в толстую преграду.

– Цельте в оконца, в оконца! – свирепо закричал мурза.

Но попасть в узкие отверстия было не так-то просто. Не зря Лазутка Скитник долгими часами обучал лучников поражать цель из тележных прорех. Говаривал:

– Придет час, вои, и нам надлежит бить по нехристям, кои будут стоять на помосте острога. В открытую к ним не подступишься. Ведаю, бывал в сечах. Степные лучники, пожалуй, самые меткие на белом свете. На лету птицу сбивают. Но к тому и мы уже не худо приспособились. Не лаптем щи хлебаем. Но в открытую, повторяю, к ордынцам лучше не соваться. Так что ловчитесь из прорех стрелы метать. А как тетиву спустил, тотчас оконце заставкой закрой. Ордынец может и в оконце угодить.

Зело пригодилась Лазуткина наука! За пятью десятками телег укрылась и довольно точно разила татар добрая сотня лучников.

Мурза отчаянно бранился:

– Урусы – хуже шакалов. Так не воюют! Скоро у меня не останется ни одного лучника. Собаки!

Окончательно убедившись, что с «тележными» стрелками сражаться бесполезно, Туфан снял оставшихся лучников со стен. Теперь вся надежда на крепкие дубовые ворота, обитые железом.

– Вперед! – кинул громкий, повелительный клич князь Борис Василькович.

За конной дружиной ринулась к острогу и пешая рать. Несколько десятков дюжих посадчан несли на своих плечах тяжелые бревна. Задорно, воинственно кричали:

– Разобьем ворота, братцы!

– Сокрушим поганых!

Мурза Туфан нервно кусал мясистые губы. Как жаль, что в остроге не оказалось ни кипящей смолы, ни каменных глыб, которые так успешно применяли урусы при осаде их крепостей. Кто ж мог подумать, что неверные, после сокрушительного нашествия Золотой Орды, посмеют встать с колен и взяться за оружие. Кто мог подумать?!

Раздались страшные, гулкие удары по воротам. Но мурза еще заранее отдал приказ – завалить их тяжелыми бочонками с медом и вином. Ворота не поддавались.

Самые нетерпеливые ростовцы, жаждущие побыстрее добраться до ордынцев, засунув за опояску ножи и топоры, полезли по связанным длинным жердям к навершию острога, но их тотчас сразили снизу татарские лучники.

– На стены не лезть! – зычно закричал воевода Неждан Корзун.

Лазутка спрыгнул с коня, подобрал себе десяток самых могутных дружинников и поманил их к воротам.

– А ну, поиграем в бревнышко, ребятки!

Сам встал за коренника. Раскачав тяжелое бревно, с громадной силой ударили по воротам. Раздался ужасающий треск. После пятого богатырского удара, ворота сорвались с железных петель и затворов, и рухнули, накрыв собой бочонки.

– А-а-а! – яростно взревела толпа и ринулась в пролом.

Первый десяток был убит татарами, но мощный людской поток было уже не остановить. Вскоре преграда из бочонков была раскидана, и в открывшийся пролом хлынула дружина. Их встретила конная сотня Туфана. И загуляла кровавая сеча!

Ордынцы отчаянно отбивались. Мурза Туфан, некогда искушенный в боях, юлой вертелся на своем длинногривом коньке, издавал гортанные выкрики и умело отражал окровавленной саблей натиск урусов. Внезапно увидев перед собой князя Бориса, мурза завизжал от ярости, и бесстрашно наехал конем на ростовского властителя.

– Ты сейчас сдохнешь, Бориска!

Молнией сверкнула сабля, но князь успел прикрыться своим овальным щитом, окованным медью, и сам взмахнул мечом. Но видавший виды мурза, уклонился от удара и в бешенстве наскочил на князя с другой стороны. Однако верх взяли хладнокровие и выдержка князя. Он и в другой раз успел подставить под саблю крепкий щит, и в тот же миг обрушил на голову ордынца богатырский меч отца. Туфан замертво рухнул с коня.

– Слава, князю! – звучно воскликнул воевода Корзун, чей меч повалил уже не одного басурманина.

– Слава! – грянули ратники и с утроенной силой поперли на ордынцев.

Татары в страхе заметались по острогу, понимая, что им уже не уйти от возмездия.

А с бесерменами – откупщиками расправлялись пешцы. Особенно им хотелось добраться до самого отвратительного всей Ростовской земле, лихоимца и душегуба, Агея Букана.

Тот и в сече люто зверствовал. Могутный, стиснув зубы, разил тяжелым мечом разгневанных повстанцев. Вон и знакомое лицо мелькнуло. Сапожник Фролка с увесистым плотничьим топором. Ну да придет и его черед.

Немало Букан уложил ростовцев, пока на него (забыв в пылу боя о сыновьях) не наехал Лазутка Скитник. (Он уже вновь был на коне). Первым же неистовым ударом он рассек меч врага надвое. Замахнулся, было, вдругорядь, но тут услышал поспешный крик князя Бориса Васильковича:

– Оставь в живых, Лазутка! Этого злодея будем всем миром казнить!

Лазутка отвел в сторону меч, но тут к главному откупщику подскочил разъяренный Фролка и всадил свой увесистый топор в живот Букана.

– Я ж говорил, что убью тебя, собака!

Агей, хватаясь руками за живот, озлобленно захрипел:

– Не жить и тебе, Фролка. Всем ростовцам не жить.

Не слушая приказа князя (уж слишком лютовал в городе Букан!), черные люди с ожесточением набросились на «треклятого злыдня» и растерзали его.

Лазутка же поспешил к сыновьям. Хоть и впервые они участвуют в сече, но бьются достойно. Даже «младшенький» не подкачал. И впрямь в добрых молодцев выросли его сыновья! Не стыдно будет к Олесе и Василию Демьянычу возвращаться.

С ордынцами и бесерменами на Ростовской земле было покончено. Предтеча Куликовской битвы состоялась в августе 1262 года.

Эпилог

Вслед за Ростовом Великим расправились с татарами и откупщиками Суздаль, Владимир, Ярославль, Углич, Великий Устюг и другие города Северо – Восточной Руси. «Бысть вече на бесермены по всем градам русским, и побиша татар везде, не терпяще насилия от них».

Непосредственная вдохновительница и устроитель восстаний княгиня Мария, после освобождения Ростово-Суздальской земли от Золотой Орды, всё чаще посещает свой Спасо-Песковский монастырь, в тишине которого обдумывает новые шаги по спасению мятежных удельных княжеств.

На другом конце города, в полуверсте от Авраамиевской обители, появился Петровский монастырь. Бывший царевич Джабар, принявший православное имя Петр, настолько увлекся христианской религией, что окончательно отошел от политики и целиком предался богоугодным делам.

«Замер бой вечевых колоколов и зловещая тишина опустилась на Русскую землю». Стало известно, что ханы Берке и Хулагу помирились и готовят на Русь новое жесточайшее нашествие.

Князь Александр Невский решил вновь перехитрить Берке, а если не удастся, то ценой своей жизни предотвратить разгром Руси. Он спешно отправляется в Золотую Орду и всячески уговаривает ханов не напускать на Русь татаро-монгольские тумены. «Великий князь успел в своем деле, оправдав изгнание татар и бесерменов из городов суздальских». И не только! Он выхлопотал у хана освобождение Русской земли от повинности выставлять для татар и монголов военные отряды. Это было последним делом великого князя. Хан продержал Невского в Орде всю зиму и лето.

Уступка нелегко далась Берке. Он готов был беспощадно наказать Ростово-Суздальскую Русь, но, предвидя новые битвы с Хулагу, не захотел ослаблять (сечи с русскими дружинами будут тяжелыми) и без того поредевшие тумены. Но простить Александра Невского за дерзновенные восстания русских городов, подвластных великому князю, он не мог. На прощальном пиру Берке приказал ввести в кубок Александра медленно действующий яд.

Осенью 1263 года Александр Ярославич, уже слабый здоровьем, достиг Нижнего Новгорода и, приехав оттуда в Городец, тяжело заболел. Предчувствуя скорую смерть, князь постригся в монахи, приняв схиму. Через несколько дней, 14 ноября, Александр Невский скончался.

Русская православная церковь причла Александра Ярославича к лику святых. Мощи его, открытые в год Куликовской битвы (1380), по повелению Петра I были перенесены из Владимира в Санкт-Петербург, в Александро-Невскую лавру, где покоились в серебряной раке, пожертвованной императрицей Елизаветой Петровной.

Выдающийся русский историк С. М. Соловьев напишет: «соблюдение Русской земли от беды на востоке, знаменитые подвиги за веру и землю на западе доставили Александру славную память на Руси, сделали его самым видным историческим лицом в нашей древней истории от Мономаха до Донского».

Владимирский престол должен был наследовать Андрей Ярославич, но он умер через несколько месяцев по кончине Невского.

Ярлык на великое княжение получил из рук хана Берке младший брат Александра – Ярослав Ярославич Тверской. Он правил восемь лет, и, следуя примеру своего печально известного отца, Ярослава Всеволодовича, старался всеми способами угождать хану. Берке, предоставив ему ярлык, попытался в другой раз расколоть русских князей. Земли Тверского княжества находились в опасном соседстве с богатыми северными владениями ростовских князей. Враждебность Ярослава к умершему брату перешла на Ростов Великий, против которого Тверь стремилась заключить союз с Великим Новгородом. Но умудренная Мария Михайловна, налаживает тесные связи с сыновьями Невского: Василием, уважаемым среди новгородцев и Дмитрием, княжившем в Переяславле, и, тем самым, устраняет опасную усобицу. Недовольный Ярослав Ярославич направляется за поддержкой к хану Золотой Орды, намереваясь натравить на ростовских князей и сыновей Невского ордынские войска. Но хан Берке умирает в 1266 году. «И русским землям ослаба вышла».

Троном Золотой Орды овладел внук Батыя от его второго сына Тутукана, Менгу-Тимур. Новый хан решил убрать тех, кто был причастен к политике Александра Невского. Предварительно он уничтожил не оправдавшего надежд великого князя Ярослава. Затем погиб, вызванный в Орду старший сын Невского, Василий Костромской.

Княгиня Мария решается на новую подготовку вечевых восстаний, так как с упадком Владимира центральный очаг сопротивления давно уже переместился в Ростов Великий. Она всё чаще приглашает к себе удельных князей. (Пройдет несколько лет, и вторая волна народных выступлений против ордынского гнета прокатится по городам и весям Ростово-Суздальской земли).

В народных восстаниях ясно прослеживается несгибаемый боевой дух народа, не сломленный ни страшным Батыевым нашествием, ни последующими ордынскими вторжениями. Народные массы Руси еще раз показали свою готовность пожертвовать жизнью, лишь бы освободить Отечество от иноземного ига. Народ был воителем за землю Русскую во время вторжения хана Батыя. И теперь именно народ поднялся против татаро-монгольских завоевателей.

Неустанные тревоги и заботы о судьбе своей родной земли не проходили бесследно для княгини Марии. В последние годы здоровье ее было подорвано. Незадолго до смерти она держала в своих ослабших руках «Слово о полку Игореве» и тихо шептала: «Я старалась выполнить твой завет, Игорь Святославич. Как могла, старалась!»

Княгиня Мария Михайловна Ростовская скончалась 9 декабря 1271 года, и была погребена при огромном стечении народа в Спасо-Песковском монастыре. Смерть знаменитой княгини оплакивала вся Русь.

В 1850 году настоятель Спасо-Яковлевской обители нашел под полом нижнего этажа каменного храма Преображения гроб Марии. Впоследствии он утверждал, что желтые сафьяновые сапожки княгини были целыми.

В 1879 году архимандрит Илларион уничтожил надгробные плиты и сделал мозаичный пол, запомнив место погребения. С тех пор живет легенда о княгине Марии, чудесным образом сохранившейся от тления, как отголосок былого всеобщего уважения к ней и почитания.

Память о славной русской женщине, вдохновительнице народных вечевых восстаний, национальной гордости России будет вечной.

Да святится имя твое, княгиня Мария!..

г. Ростов Великий

1995–2001 гг.