Текст книги "Ростов Великий (СИ)"
Автор книги: Валерий Замыслов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 54 (всего у книги 55 страниц)
ДОЛГОВОЕ ЯРМО
Прозорливость княгини Марии и на сей раз нашла свое подтверждение. Натолкнувшись на постоянные мятежи русского народа в городах и весях против численников и откровенного грпабежа татарских отрядов, великий хан Берке вынужден был вывести основную часть своих войск из Руси.
– Я так и думала, – молвила Мария Михайловна боярину Неждану. – И дело не только в народных выступлениях. В Орде резко обострилась борьба за ханский трон. Берке ныне нуждается в каждом воине. Хулагу, назначенный ханом Персии, обрел невиданную власть и силу. На его стороне, как это удалось выяснить Александру Невскому, родственник императора Монголии хан Китата… Сие весьма важно, Неждан Иванович. Нам только остается ждать, когда Хулагу двинет свои войска на Сарай. И мнится мне, что это будет скоро.
– Есть надежные сведения, Мария Михайловна? Уж, не от наших ли торговых людей?
– От них, Неждан Иванович. Хулагу, надеясь на помощь русских князей, без всяких пошлин пропустил наших купцов в города Персии. А среди них, как ты уже ведаешь, есть у нас очень надежные люди. Войска Хулагу готовятся выйти к рубежам Золотой Орды.
– Добрые вести.
– Добрые, Неждан Иванович. С началом большой войны нам надо собрать в Ростове всех князей, кои подготовили тайные дружины и кои готовы на открытое восстание. Думаю, наш Ростов Великий должен стать ценром подготовки народных выступлений на Руси. Именно Ростов Великий!
Боярина Корзуна всегда поражала твердая убежденность княгини Марии. Сколько бы лет он ее не знал, но она никогда практически не делала каких-либо крупных ошибок. Все ее задумки строились на тонких, глубоко продуманных расчетах, кои всегда приносили ощутимый результат. Лишь однажды серьезно ошиблась Мария Михайловна, когда, засомневавшись, поверила в суждение своего сына. Итог был ужасным. Ростов понес от Букана не только чудовищные убытки, но и людские потери. Этого княгиня Мария долго не могла себе простить. Поднявшись послне тяжелого недуга, она дала себе слово – никогда больше не соглашаться с сомнительными предложениями, от кого бы они не исходили.
Ныне численники и татарские отряды исчезли с Ростово-Суздальской земли, но княгиня чувствовала, что хан Берке на этом не остановиться. Он придумает что-то новое и еще более изощренное. И Мария Михайловна не ошиблась.
Ордынская лань не отменялась. Татаро-монгольское иго на Руси открыло путь многим купцам бесерменским,[263]263
Бесермен – азиатец, иноверец.
[Закрыть]издревле опытным в торговле и хитростях корыстолюбия. Сии купцы откупали у татар дань наших княжений и брали неумеренные росты (проценты) с облагаемых данью людей и, в случае неплатежа, объявляли должников своими рабами и увозили в неволю.
Хан Китатв, проживающий во Владимире, возглавил деятельность всех откупщиков. Оставил он у себя и бывшего «тысячника» Агея Букана, ибо заслуги его перед Ордой были велики.
– Ты отменно потрудился, Букан. Надеюсь, скоро настанут иные времена, и я возьму тебя с собой в страну защитников ислама. Ты примешь нашу веру?
– Приму, величайший из величайших! – без колебаний и подобострастно ответил Букан.
– Отлично. Мне потребуются такие люди. Ты получишь много золота и юных наложниц… О, я знаю твои старые грехи. Твоя неистощимая плоть жаждет всё новых и новых женщин. Так вот, Букан, ты всё это обретешь и станешь моим верным телохранителем.
Букан опустился на колени.
– Я буду служить тебе, как самый преданный пес.
– Другого я и не ожидал. Мне нужны будут такие железные псы. Свирепые и жестокие, чувствующие врагов за поприще. А нюх у тебя, Букан, и в самом деле собачий. Пока же я назначаю тебя начальником откупщиков, которые пребывают в Ростове. Из этого города ты доставил мне очень богатую дань. Думаю, не меньшую дань ты принесешь мне и в этом году.
– Даю слово, достойнейший хан!
С приездом Букана в Ростов, жизнь в городе еще больше осложнилась. Агей с откупщиками «велику пагубу[264]264
Пагуба – губительство, гибель, убыток, утрата, беда, бедствие, злосчастье.
[Закрыть]людям творили». Если раньше должники могли откупиться в течение полугода, то Букан сократил платежный срок вдвое. В намеченный урочный час Агей приходил с десятком татар (из сотни баскака Туфана) к должнику и заявлял:
– Я за тебя заплатил дань, Фролка. Время должок отдавать.
– Потерпи, милостивец! Ну, хоть еще недельки три-четыре.
– И не подумаю, Фролка. Либо плати, либо в полон сведу.
– Христом Богом прошу!
Букан, пошарив глазами по двору, заприметил молоденькую девушку в холщовом сарафане.
– Никак, дочь твоя? – похотливо оглядывая миловидную девушку, вопросил Агей.
– Дочь, – буркнул хозяин двора.
– Так, так… Ноне я милостив. Дам тебе еще четыре недели, но за милость свою заберу дочку. Пусть пока у меня в служанках походит.
– Ну уж нет, Агей Ерофеич. Иринку я тебе не одам. Ей всего-то пятнадцать годков.
– Вольному воля, хмыкнул Букан и кивнул оружным татарам. – Связать неплательщика! Продам его в Орду.
Иринка кинулась отцу в ноги.
– Тятенька, соглашайся ради Христа! Нельзя тебе в Орду. Тебе ж пять братиков моих кормить. Пропадем без тебя! А за меня не заботься. Я к любой работе свычная. Соглашайся, тятенька!
Фролка поднял дочь с колен, смахнул со щеки горючую слезу и тяжко вздохнул.
– Ладно, Иринка… Но ты, в случае чего, меня упреди.
– Непременно, тятенька. Всё-то ладно будет.
В первый же вечер, усадив девчушку за стол, Агей добродушно изрек:
– Седни у меня особливый день, девонька. Именины!
– Поздравляю, дядя Агей, – поднялась со стула Иринка.
– Благодарствую, девонька. Да ты сиди, сиди. Угощайся да чарочку вина за меня испей.
– Да разве то можно?! – удивилась Иринка. – На Руси девушки вино не употребляют. Великий грех!
– Замолю твой грех, хе-хе.
Букан поднес девчушке полную чарку вина, но та решительно отвела ее рукой.
– Не буду, дядя Агей. Я отроду не пила и никогда не буду.
– А ныне будешь! – жестким, требовательным голосом произнес Букан. – То мой приказ. Ты не хочешь, чтобы я твоего отца продал татарам?
– Упаси Бог, дядя Агей!
Иринка даже перекрестилась.
– Тогда пей, и чтоб до дна, иначе отца твоего завтра же отдам ордынцам. Пей!
– Негоже так, дядя Агей, – заплакала Иринка. – Уж токмо ради тятеньки.
– Вот и умница. Нос зажми и не нюхай. Легко пройдет, хе-хе.
Иринка вытерла слезы, выпила, а затем у нее так закружилась голова, что она рухнула со стула на пол.
– Готова, – довольно ухмыляясь, молвил Букан, и перенес бесчувственную Иринку на постель. Трясущимися от вожделения руками, раздел догола, и похотливыми глазами стал пожирать юное девичье тело. Хороша кобылка, зело хороша! Давненько не было у него такой младой наложницы.
Обесчестив девчушку, Букан уселся за трапезу. Никаких именин у него, конечно, не было.
Утром Иринка, увидев подле себя оголенного, похрапывающего Агей, пришла в себя и всё поняла. Зло, отчаянно принялась бить маленькими кулачками по могутному телу.
– Изверг, охальник! Что ты со мной содеял?!
Букан проснулся, приподнялся в постели и шлепнул Иринку по лицу.
– Угомонись, девонька! Эко дело – приголубил. С тебя не убудет.
Но Иринка не угомонилась. Соскочив с постели, она быстренько облачилась в сарафан и с той же яростью закричала:
– Змий треклятый, душегуб! Я сейчас же всё расскажу тятеньке!
Метнулась было к двери, но ее ухватила цепкая, тяжелая рука Букана.
– Не посмеещь! Стоит тебе, девонька, одно слово вякнуть и твой любимый тятенька окажется у безбожных нехристей. Исстегают всего плетьми и поведут на аркане в степи. Затем его продадут османам,[265]265
Османы – турки.
[Закрыть] а те посадят Фролку на галеру[266]266
Галера – морское судно, парусное и гребное; за каждое весло садилось несколько гребцов, чаще невольников или каторжников.
[Закрыть], прикуют к веслу цепями и будут избивать за малейшую провинность, пока тятенька твой не сдохнет. Ты этого хочешь, девонька?
Иринка растерянно сцепила припухлые губы. Жуткие слова произнес этот мерзкий человек. Тятеньку и в самом деле продадут в рабство. Но что тогда делать, Господи?!
– Можешь бежать, девонька, – Букан даже дверь распахнул.
Девчушка со слезами отступила от порога и с подавленным чувством опустилась на краешек постели.
– Вот так-то, девонька. Не зря в писании сказано: «Чти отца своего», хе-хе. Четыре недельки у меня побудешь, а там, глядишь, и тятенька должок вернет.
Но миновали четыре недели, а Фролка так и не скопил, взятые в долг с ростом деньги. И занять не у кого: почитай, все ростовцы ходили в должниках. Татары увели неплательщика на Чудской конец, в острог баскака Туфана.
Изведав о горькой участи отца, Иринка отчаянно взмолилась:
– Верни от басурман тятеньку, дядя Агей! Мать у нас недужная, сгинем мы без отца. Ребятенки совсем малые, с голоду перемрут. Отпусти кормильца нашего!
– Не могу, девонька. Дань, кою не заплатил твой отец, может отменить токмо великий хан Берке. Я ж – человек маленький, всего лишь откупщик. Так что, боле меня не упрашивай.
– Тогда вместо тятеньки меня продай в неволю!
– Тебя?.. А что? Ты девка смачная, с выгодой можно продать. Пожалуй, и в чей-нибудь гарем угодишь.
– А что такое «гарем»?
– Аль не ведаешь? Вот святая простота. Гарем – роскошный, красивый дворец, в коем служанки живут, как наши боярышни. Да какое там. Еще лучше!
– А служанок мужчины не обижают? Не охальничают?
– Ни-ни, девонька. Живут, как у Христа за пазухой. Вот те крест!
– Сейчас же выпусти моего тятеньку и отдай меня в неволю!
– С превеликой радостью, девонька. Да токмо ты никому не сказывай о своем грехе Честь-де, свою блюла, хе-хе.
В тот же день сапожных дел мастера Фролку выпустили из татарского острожка. Шел к своей избенке и недоумевал: что за благодетель выискался?
Дома Иринки не оказалось. Сапожник побежал к Букану, но привратник, откинув узкое оконце в дубовой калитке, хмуро отозвался:
– Нетути Агея Ерофеича. Чу, по делам дня на три уехал.
– А куда? Ты уж поведай, милок.
– Не сказывал, – вновь буркнул привратник и захлопнул оконце.
Букан же поехал «шарпать» по ближним селам. Там должников тоже не перечесть. Не один десяток мужиков Ростовского княжества уже уведен в неволю. Хан Китата будет доволен: немалая деньга от продажи и ему перепадает.
Только через неделю узнал Фролка, что его дочку татары угнали в Орду. Страшно разгневался на Букана:
– Убью, непременно убью, изверга!
Глава 14ПРЕДТЕЧА
Положение в княжестве становилось невыносимым. Ремесленный люд и мужики в селах роптали, и это возмущение, как предчувствовала княгиня Мария, вскоре может перейти во всеобщий бунт. Всё больше ростовцев вынуждены были покидать родные очаги и уходить в неволю. Бесермены, под началом Агея Букана, забирали в рабство даже детей.
Княгиня собрала бояр и купцов и молвила:
– Сроки выплат долга устанавливают сами бесермены, и мы ничего с этим не можем поделать, так как должники идут на урочное время по доброй воле. Но росты столь набегают, что неплательщики полностью оказываются в руках откупщиков. Мы не должны спокойно взирать на беду соотичей. Надо выручать должников своей казной. Поэтому я не прошу, а умоляю вас, бояре и купцы, не пожалейте своих гривен на откуп несчастных людей. Ведаю, что казна ваша не столь уж и богата, а вернее, заметно оскудела за годы ордынского обложения. И всё же помогите! Неужели мы, православные люди, позволим нехристям уводить наших детей, ремесленников и хлебопашцев в басурманскую неволю? Неужели не заступимся?!
Мария Михайловна гворила горячо и проникновенно, и «лутчие люди города» услышали ее призыв. Грешно отказать княгине, столь много сделавшей для Ростовского княжества. Именно благодаря ее неустанным заботам и мудрому правлению, вот уже четверть века Ростовская земля не только не ведает междоусобных войн и народных возмущений, но и не видела разрушительных ордынских набегов, кои сдерживались удачными сношениями княгини Марии с Золотой Ордой. Положение княжества ухудшилось лишь с приходом к власти хана Берке, кой наслал на Русь свои грабительские отряды с численниками, заменив их затем на бесерменов-откупщиков. Но и в последнем случае княгиня Мария делает всё возможное, чтобы уменьшить злую напасть.
Мария Михайловна извела на откуп должников почти всю княжескую и монастырскую казну. Большую лепту внес и ростовский владыка Кирилл. Его гривны помогли освободить из хищных рук бесерменов более сотни неплательщиков.
И все же большинство городских и сельских жителей продолжали оставаться в узде откупщиков. Час общенародного взрыва приближался с каждым днем.
А княгиня Мария всё поджидала последних вестей из Сарая. «Ныне самое главное, – думала она, – вовремя ударить баскаков и бесерменов. И ударить по всей Ростово-Суздальской Руси. Ярославль, Углич, Суздаль, Переяславль, Великий Устюг и Молога ждут ее сигнала. Даже из стольного града Владимира, втайне от Александра Невского, приезжали от ремесленного люда гонцы с единственным вопросом: когда?»
– А что же Александр Ярославич?
– Он слишком скрытен, матушка княгиня, и с ханом Китатой якшается. В вечевой колокол, дабы поднять народ, он не ударит. Народ больше княгине Марии верит. Про тебя слушок идет, что готовишь замятню в Ростове и других городах. Ведь так, матушка?
Уклоняясь от прямого ответа (все приготовления к восстанию держались в строгой тайне), Мария Михайловна озабоченно спросила:
– Неужели владимирцы не доверяют Александру Ярославичу?
– Не доверяют, матушка княгиня. Да и как доверять, коль он всякий бунт супротив татар мечом пресекает.
– У него нет другого выхода. Выслушайте, что я скажу…
Владимирцы выслушивали, казалось бы, в знак согласия кивали головами, но Мария Михайловна ощущала, что холодок отчуждения к Невскому у владимирских ходоков так и останется, и это вызывало беспокойство. Трудно, крайне трудно понять простолюдинам деяния бывшего прославленного полководца на Владимирском столе.
– Так, когда же, матушка княгиня? – переспросили ходоки.
– Отвечу не за себя, а за народ ростовский. Недолог час, терпение на исходе. Тотчас будет к вам посыльный.
Ожидая вестей из Орды, княгиня Мария решила провести в Ростове совет князей. В Суздаль, Переяславль, Углич, Ярославль, Великий Устюг и Мологу помчали гонцы. Всех быстрее приехал Константин Всеволодович из Ярославля. Племяннику князя Василька было уже двадцать четыре года. Он родился в тот злосчастный 1238 год, когда отец его Всеволод, родной брат Василька Константиновича, бился на берегах Сити. (Тело его среди павших ратников так и не могли отыскать). Был Константин крепкого телосложения, светлорусый, с окладистой кудреватой бородкой и вдумчивыми, выразительными глазами.
Княгине Марии всегда был по душе ярославский князь: не ордынский лизоблюд, тверд нравом, решителен, уважаем в народе.
Тепло, троекратно облобызав Константина, Мария Михайловна озаботилась здоровьем матери:
– Как Марина Олеговна? Всё ли слава Богу?
– Да по-всякому, Мария Михайловна. Годы свое берут, но в основном-то бодрая, в Ольговичей.
– Спасибо, Константин, – улыбнулась Мария, поняв намек князя. Женщины из рода Ольговичей, и в самом деле, хворали редко и жили долго.
– На совет, значит… А что твой баскак-доглядчик о тебе подумает?
– Не тревожься за меня. Что-нибудь придумаю Лишь бы другие князья не припоздали.
Князья не припоздали. На совете, под видом именин, долго обсуждали, когда и как начинать мятеж. Все сошлись на том, что коль Ростов Великий не только вот уже несколько лет ведет подготовку восстания, но и координирует деятельность других уделов, то и начинать Ростову, а за ним тотчас ударят в вечевые колокола и другие города. Прикинув силы дружин, каждый князь пришел к выводу, что вкупе с горожанами, восстание увенчается успехом. Ордынские гарнизоны будут уничтожены. Но всех волновал давний вопрос: когда?
– Наши лазутчики доносят, что хан Персии Хулагу вывел свои войска на рубежи с Золотой Ордой. Готовы к борьбе с Берке и его противники внутри Орды. Мнится мне, что война начнется в самое ближайшее время. Недолго уже молчать нашим вечевым колоколам, – убедительно молвила княгиня Мария.
– Скорее бы. Боюсь, что черный люд не дождется нашего сигнала и сам начнет замятню, – проговорил ярославский князь.
– Ведаю, хорошо ведаю, Константин Всеволодович, как натерпелся народ. И всё же надо пока его сдерживать, иначе вся наша долголетняя подготовка окажется напрасной. Как только Берке и Хулагу изведают, что Русь поднимается на магометан, то никакой войны между ними не будет. Оба бросят свои войска на русские княжества. Терпеть, сдерживать и ждать! Другого пути, мои любезные князья, у нас, к сожалению, нет.
– Ну что ж, с этим трудно не согласиться, Мария Михайловна. Надеюсь, что твои лазутчики принесут наконец-то добрую весть, – степенно молвил Константин Всеволодович.
– Надеемся, – произнесли и остальные члены совета.
Князья разъехались на другое утро, а еще через два дня к княжескому дворцу прискакал торопливый гонец. Борис Василькович стремительно вошел в покои Марии Михайловны.
– Началась бойня, матушка! Хулагу вторгся в Золотую Орду.
– Дождались-таки, – удовлетворенно произнесла княгиня и истово перекрестилась на образ в серебряной ризе. – Слава тебе, пресвятая Богородица!
Лицо Марии Михайловны стало одухотворенным и волевым.
– Посылай гонцов в уделы, Борис, и спешно покличь мне боярина Неждана.
Борис Василькович, довольно самостоятельный в своих решениях, не без тщеславия властолюбивый князь, сам любивший повелевать, никогда не выходил из материнского послушания, ведая, что матушка, благодаря недюжинному разуму своему, всегда находит единственно правильное решение.
Порадовав Неждана Ивановича доброй вестью, Мария Михайловна, не дав опомниться своему советнику, незамедлительно спросила:
– Твое первое деяние, боярин?
Неждан Иванович почти без раздумий ответил:
– Известить Лазутку Скитника. Надо выводить дружину в Ростов, а затем, Мария Михайловна, когда воины окажутся в городе, бить в сполох.
– Добро, что наши мысли совпали… И вот что еще, Неждан Иванович. Надо разослать посыльных по крупным селам. Мужики очень злы на ордынцев. Всем миром надо налечь на нехристей.
Боярин встал, было, из кресла, но Мария Михайловна движением руки его придержала.
– Погоди чуток, Неждан Иванович. А как нам быть с владыкой Кириллом?
Вот тут-то Неждан Иванович призадумался. Нелегкий вопрос подкинула ему княгиня. Не обложенный ордынской данью, ростовский епископ вынужден был своим пастырским словом «утишать» рвущийся к мятежу народ, и он легонько (для видимости баскаку Туфану) «утишал». Но сейчас дело дошло до открытого народного взрыва, и если Кирилл твердо поднимет свой крест против мятежа, то навлечет на себя всеобщий людской гнев. Но и благословлять восстание ему, пожалуй, не следует.
О своих мыслях Неждан Иванович и поведал княгине. В конце же добавил:
– Если уж быть дальновидным, то пусть наш епископ отсидится в своем владычном доме. На тяжкий недуг может сослаться. Такой умница, как владыка Кирилл, и нам и народу может еще зело сгодиться.
– Ты прав, Неждан Иванович. Надо сохранить духовного пастыря… Сохранить, – несколько раздумчиво молвила княгиня и поднялась из кресла. – А теперь с Богом, Неждан Иванович. Мыслю, ты сам поедешь к Лазутке.
– Непременно, Мария Михайловна. Так будет надежней.
В тот же день ао все стороны Ростово-Суздальской земли помчали спешные гонцы, а еще через день в город въехала дружина из лесного села Ядрово в челе с воеводой Корзуном.
Ничего не ведавшие ордынцы, рыскавшие с бесерменами по улицам и слободам Ростова, с удивлением разглядывали ни весть откуда появившиеся конное войско, молчаливо вползавшее в город. Крепкое войско! Поблескивали на златоглавом солнце остроконечные шеломы и серебристые кольчуги, алые овальные щиты и длинные стальные копья. Почти все воины молодые, ловко сидящие в седлах. Едут четверо в ряд, складным, не вихляющим строем. Но откуда, откуда взялась эта новая русская дружина?! В начальных людях – воин известный, местный воевода, боярин Корзун. Все же остальные – люд неведомый.
Ордынцы быстренько пересчитали воинов. Двенадцать десятков.
Один из татар не выдержал и подъехал на своем приземистом мохнатом коньке к воеводе.
– Откуда джигитов привел, боярин?
Неждан Иванович, чтобы преждевременно не вспугнуть ордынцев, ответил:
– Из стольного града Владимира. Великий князь Александр Ярославич шлет дружинников на помощь хану Берке. Никак слышал, степняк, Хулагу твою Орду воюет.
Корзун как в воду глядел: сотня баскака Туфана уже познала о начавшейся войне.
– Карашо, – удовлетворенно мотнул головой татарин. Князь Невский – мудрый князь.
– Еще какой мудрый. Он никогда не подведет хана Берке.
Княгиня Мария и Борис Василькович встречали дружину на красном крыльце[267]267
Красное крыльцо – парадное крыльцо княжеских дворцов и боярских хором. Слово красное употреблялось на Руси, красивое.
[Закрыть]дворца. Обих обуревали приподнятые чувства. Задумка Александра Невского, горячо поддержанная Марией Михайловной, воплотилась в жизнь. Княгиня смотрела на дружинников и радостно думала:
«Наконец-то! Наконец-то свершилось! Вот такие же, наверное, тайные дружины в эти дни входят в города Ростово-Суздальской Руси. Как они кстати!»
Княгиня сошла с красного крыльца и земно поклонилась дружине.
– Спасибо вам, дорогие мои соотичи. Спасибо за вашу преданность, за намерение постоять за святую Русь. Час близок! Завтра в полдень загудит наш вечевой колокол и призовет народ подняться против злейших врагов, кои до сих пор угнетают наше многострадальное Отечество, разоряют наши земли и дома, и уводят в полон сотни ни в чем не повинных людей. Не довольно ли терпеть ордынцев?
– Довольно, княгиня! – дружно отозвались воины.
– Тогда я призываю вас присоединиться к воссташему народу и выдворить с нашей православной земли безбожных басурман. Готовы ли вы к сему ратному подвигу?
– Готовы, княгиня! – вскидывая вверх мечи, шиты и копья, грянули дружинники.
Мария Михайловна вновь отвесила воинам земной поклон.
– От всего сердца еще раз спасибо вам, мои дорогие соотичи. Я всегда верила в свой мужественный народ и славных воинов… А пока отдыхайте и набирайтесь сил. Да сохранит вас Господь!
* * *
Всю ночь княгиня Мария не сомкнула глаз. Одолевали назойливые думы. Завтра Ростов Великий начнет борьбу с Золотой Ордой. Какой уж там сон, когда два часа назад прискакал гонец великого князя и привезет от Александра Невского долгожданное слово «Пора!» Сколько лет ждала Мария Михайловна этой вести! Выходит, и у великого князя наконец-то переполнилась чаша терпения. Не выдержало горячее сердце!
С Марии Михайловны – как гора с плеч. Как она переживала за двоюродного брата Василька Константиновича! Сколько выстрадала за него в последние годы, когда народ отвернулся от знаменитого Невского и даже начал сыпать на его голову проклятия за суровые наказания мятежников. Наконец-то покажет Александр Ярославич свое истинное лицо и вновь обретет свое славное имя. Как же это прекрасно, пресвятая Богородица!
Светло и отрадно стало на душе Марии Михайловны: ведь она сказала это слово «пора!» на четыре дня раньше Невского и всё тревожилась, что великий князь подвергнет ее резкому осуждению. Но теперь уже не осудит.
Затем мысли княгини перекинулись к завтрашнему вече. Давно, ох, как давно не гремел над Ростовом Великим вечевой колокол! Именно он известит Ростово-Суздальскую Русь о начале всенародного восстания. Народ, несомненно, горячо откликнется. Он так настрадался, что его и подталкивать не надо. Повсюду – небывалый гнев. И как же ему не быть, когда летописец с острой пронзительной болью напишет:
«Никогда не было и не будет такой скорби, как во время господства безбожных татар. Будут под ярмом их люди, и скот, и птицы; спросят они себе дани у мертвецов, как у живых; не помилуют нищего и убогого, и всякого старика; обесчестят малолетних девиц, обратят в рабство тысячи людей».
Все, как один, возмутятся черные люди. А вот бояре… Боярам, как нож в горло, антиордынский мятеж. За свои пожитки и вотчины трясутся. На выкуп должников они хоть кое-как и раскошелились, но к восстанию не примкнут. Вчера многие из них пришли к Борису и упрашивали князя не поднимать чернь на татар и бесерменов. Но сын, по рассказу Неждана Ивановича, твердо отстаивал принятое на совете князей соглашение.
– Не увещевайте. Восстанию быть!
– А проку, проку, князь? Чай, помнишь, чем закончилась замятня Андрея Ярославича? Тысячи людей татаре саблями посекли и многие земли вдругорядь опустошили. Так и ныне выйдет.
– Не выйдет! Тогда один владимирский князь поднялся, а ныне – вся Ростово-Суздальская Русь. Силища! И вот что хочу я вам веско заявить: коль станете на вече супротивные слова орать, то укажу народу побить вас, но, думаю, и без моего повеленья народ вас с помоста скинет, а то и вовсе живота лишит. Так что, не суйтесь, господа бояре!
Господа бояре оторопели: таких дерзких слов они от князя Бориса никогда не слышали. Бтюшкин характер проклюнулся. Тот был суров, порой горяч, но справедлив. По правде сказать, Борис Василькович за свое правление с боярами шибко не ругался, улаживал дела миром (тоже передалось от батюшки), но каждый вотчинник откровенно побаивался его сильной и властной руки. Такого князя не согнешь и подарками не задобришь.
– На вече мы не пойдем, – заверили князя бояре. – Пущай одна чернь в три горла орет. Но без именитых людей и вече – не вече.
Борис Василькович метнул на бояр суровый взгляд.
– Зазнались вы, господа бояре. Многое о себе возомнили. Но зарубите себе на носу, что вече без бояр всегда обойдется, а вот без народа ему не бывать. Всё решает народ. Аль забыли, как черный люд неугодных князей и бояр из городов выдворяет? Нужны примеры? Но им несть числа. Так что забиваетесь в свои хоромы и молите Бога, дабы черный люд и за вас не принялся…
С большим удовольствием выслушала рассказ Неждана Ивановича княгиня Мария. Молодец, сын! Достойно повел себя с боярами. Таким сыном можно гордиться. С какой радостью посмотрел бы на свое чадо Василько Константинович. Крепкий дубок поднялся. Смел, решителен, уважаем среди других удельных князей. С таким сыном и умирать не страшно: Ростовское княжество в надежных руках.
Умирать? Что за черная мысль проскочила в твою голову, княгиня Мария? Ты не свершила еще самого главного дела – избавить родную землю от бесчинствующих басурман. Несомненно, тяжко будет, но коль удачный момент наступил, надо во что бы то ни стало постоять за святую Русь. Другой благоприятной поры может и не быть. Ныне татаро-монгольским ханам не до Руси. У них началась жестокая бойня за лакомый трон Золотой Орды. Вчера стало известно (ох, как много добрых вестей пришло за вчерашний день!), что верховный баскак Китата спешно покинул стольный град Владимир. Куда он направился? Можно безошибочно угадать – на помощь хану Хулагу. Наверное, Берке возненавидел Китату с тех пор, когда тот был назначен императором монголов Менгу главным сборщиком дани Руси. Берке же намеревался видеть на этом доходном месте своего ставленника. Но великий каган даже выслушать его не захотел. Китата же сотворил еще большее зло: он, пользуясь огромной властью, данной ему Менгу, постепенно заменил откупщиков Берке на своих людей. Наибольшая часть дани стала оседать не в Сарай-городе, в Каракоруме, и это окончательно взбесило хана Золотой Орды: переправка русских богатств в Монголию, так необходимых в Сарае, значительно подрывала его власть. (Берке, как позднее рассказывали княгине Марии, поклялся на Коране[268]268
Коран – книга, содержащая изложение догм и положений мусульманской религии.
[Закрыть], что отомстит Китате и Хулагу и окончательно отделит свой улус от влияния монгольского кагана).
И всё же, несмотря на благоприятный момент, Мария Михайловна отчетливо понимала, что дерзкий вызов, который она с другими князьями бросила Орде, не оставит ханов равнодушными. Всего скорее, он временно прекратят раздоры и повернут свои тумены на Ростово-Суздальскую Русь. Но остановить восстание уже невозможно. Народ возмущен до предела, и этот народ, если сплотится, сможет остановить полчища татар. Четверть века назад всё произошло неожиданно: неведомые орды хлынули на оторопевшие русские города, кои стали биться с врагами поодиночке. Ныне же вся Ростово-Суздальская Русь готова сомкнуться в один железный кулак. Надо смело идти на басурман, как когда-то пошел на половцев ее пращур[269]269
Княгиня Мария была внучкой великого киевского князя Всеволода Святославича Черемного, который доводился старшим племянником князю Игорю.
[Закрыть], князь Игорь.
При вспоминании своего предка, Игоря Святославича Новгород-Северского, у Марии Михайловны потеплело на душе. Этот мужественный князь давно пленил ее воображение, настолько пленил, что она еще в отрочестве своем стала собирать о нем различные сведения, долгими часами просиживая в библиотеках и выспрашивая о князе Игоре умудренных летописцев. И чем больше она впитывала в себя героическую и трагическую жизнь Игоря Святославича, тем больше проникалась к нему любовью, да такой, что уже не могла отказаться от мысли создать о нем литературное «Слово», посветив ему немало лет и душевных сил.
Поход Игоря был не напрасен: он показал, что в одиночку идти на сильного врага не только опасно, но и губительно. Только прекратив кровопролитные междоусобицы и объединившись, русские князья способны противостоять любому неприятелю. В этом – главная мысль «Слова», и отменно, что многие стали это понимать. Правда, до полного единения всей Руси еще очень далеко, но Северо-Восточная Русь уже сейчас готова к сплочению. Не зря она, княгиня Мария, стремилась к этой великой цели, не зря долго и кропотливо трудилась над «Словом о полку Игореве», после прочтения коего князья уже иными глазами смотрели на мир.
Завтрашний призыв к восстанию – призыв того же князя Игоря – вдохновенный и страстный. И княгиня Мария, как бы видя перед собой Северского князя, захотела ему также горячо сказать:
«Ростово-Суздальская Русь тебя услышала, Игорь Святославич. Услышала!»
* * *
Агей Букан, воистину обладавший собачьим нюхом, с приходом в Ростов владимирской дружины, насторожился. Он видел войско, когда оно входило в город. Совсем незнакомые лица. Он не один год прожил во Владимире и знал каждого княжеского дружинника в лицо. Сам был сотником. Этих же воинов он и в глаза не видел. А может, князь Невский позвал рать из Великого Новгорода? Но едва ли новгородцы пошлют свою дружину в помощь хану Берке. Тогда кто ж въехал в княжеский детинец?
Норовил пронюхать, но у ворот его задержали караульные.
– Не велено никого впущать. Таков приказ князя Бориса Васильковича.
– Мне можно. Аль не ведаете, дурни, что я начальник над всеми ростовскими откупщиками?
– Как не ведать? Агея Букана каждая собака в городе ведает, – сердито отозвался караульный и, пристукнув копьем о бревенчатый настил, прикрикнул:
– Ступай прочь!
– Да ты с кем так разговариваешь?! – взвился Букан. – Да я к самому верховному баскаку вхож. Открывай ворота!
Букан даже меч из сафьяновых ножен выхватил. Но караульные еще больше огневались. Вскинули копья и направили их на широкую грудь Букана.
– И не подумаем! Спрячь меч, ханский лизоблюд!
Букан был полон бешенства, но на рожон не полез. Эти княжьи люди могут и живота лишить.