Текст книги "Кто ищет..."

Автор книги: Валерий Аграновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 41 страниц)

Но разве я мог с этим смириться?

Мое страстное желание «выскочить» из болезни поставило меня лицом к лицу с экстрасенсами, олицетворяющими самое модное и перспективное направление из числа официально не признанных медициной.

И вот она, «святая святых», – комната, на пороге которой, если помнит читатель, я остановился в ожидании чуда. Это было обыкновенное жилое помещение: диван, пара кресел, платяной шкаф, торшер, сервант, цветной телевизор, долженствующий, кстати, сыграть в моем рассказе особую роль, два портрета хозяев на стене, фотографии, аккуратно разложенные под стеклом письменного стола, запах кофе, идущий с кухни, и множество прочих подробностей быта, которые все еще хранили тепло живущих здесь людей. Тем более странным и непривычным в сочетании со всем этим выглядело вокзальное скопление явно чужого, постороннего народа, бесцеремонно стоящего вдоль стен в один, в два и даже в три ряда, тесно сидящего на диване, на подоконнике, в креслах, на ручках кресел, на белых кухонных табуретках с ввинченными черными ножками и на корточках перед теми, кто сидел на диване и на подоконнике. Я не считал, но по первому впечатлению здесь было человек сорок – пятьдесят, при этом взгляды всех без исключения были обращены на середину комнаты, где Диной Джанелидзе совершалось главное таинство.

Пора признаться, что я пришел на первый сеанс не один, а в сопровождении жены и ее приятельницы, на что, правда, были свои причины, о которых ниже. Скажу, однако, что никого это обстоятельство не огорчило и не обрадовало, потому что в комнате нас уже совсем никто не замечал, как будто мы были в шапках-невидимках; никто, добавлю, кроме Дины Джанелидзе, которая, не прекращая процесса лечения какого-то человека, сидящего перед ней на табуретке, бросила на меня и моих спутниц короткий пронизывающий взгляд, потом вдруг улыбнулась домашней улыбкой и устало, я бы даже сказал – буднично, произнесла: «Устраивайтесь где-нибудь и подождите» – с очень заметным кавказским акцентом. И уж совсем неожиданно протянула мне тонкую руку, то ли для пожатия, то ли для поцелуя, я не стал гадать и отважился на поцелуй, что, вероятно, было неуместно или, по крайней мере, негигиенично, поскольку именно этой рукой Дина делала пассы в районе больного органа пациента. Никто тем не менее не засмеялся, никакой реакции на мой поступок вообще не последовало, и только Дина вновь вскинула брови.

И с этого момента я вперился взглядом в центр комнаты и, клянусь вам, читатель, уже сам ничего более не замечал, ни уходящих людей, ни втискивающихся между мной и сервантом, ни движения времени, ни стука собственного сердца. Зато я стал испытывать новые ощущения, которые чередовались в зависимости от того, что видели в данный момент мои глаза и слышали уши, среди них было и негодование в адрес Дины Джанелидзе, и восхищение ею, и стыд за то, что я сижу в этой комнате и на что-то еще рассчитываю, и благодарность моим товарищам, устроившим спасительную встречу, и скепсис по отношению ко всему, что делала и как делала Дина, и преклонение перед нею, как перед Великой Жрицей.

Но самое замечательное заключается в том, что Джанелидзе, продержав меня среди зрителей более двух с половиной часов, ухитрилась пригласить «на ковер» именно в тот момент, когда уровень моего доверия к ней достиг апогея, ни секундой раньше, ни мгновением позже. Я позволю себе в связи с этим заявить, что, если когда-нибудь некая авторитетная комиссия будет исследовать методику Дины Джанелидзе и придет к выводу, что эффект от ее лечения, предположим, есть, но он никоим образом не связан с биополем, а достигнут, представьте себе, с помощью старой, как мир, психотерапии – что вовсе не так уж плохо, смею вас уверить, был бы эффект! – им одновременно придется признать совершенно уникальные способности Дины как психолога и физиономиста. Убежден, что, бросая время от времени короткие пронизывающие взгляды на пациентов, находящихся пока в стане зрителей, она безошибочно угадывала, улавливала, определяла их состояние, степень доверия к себе и готовность соответствовать процессу лечения. Именно по этой причине кого-то Дина держала в зрителях десять минут, кого-то, вроде меня, более двух часов, а, например, одного известного Менестреля целых четыре, пока не убедилась, что он наконец созрел, и Менестрель признался мне позже, что он действительно смирил свой скепсис, устав сопротивляться.

Нет, товарищи, что бы там ни говорили, Дина – талант, я лично в этом не сомневаюсь.

Тонкая, пластичная, с длинными ногами, с пальцами скрипача, с цыганским профилем, с четким вырезом ноздрей, с подвижным нервным ртом, с пронзительным взглядом всегда увлажненных глаз, с прямыми черными волосами, громкая и непосредственная в своих проявлениях, Дина была ярким представителем того типа женской красоты, который называют «роковым». Добавьте к этому много украшений – серьги, браслеты, несколько ниток бус, в ту пору определенно недорогих, не знаю, правда, как сегодня. И много черного цвета, подчеркивающего «роковое» начало: черные бархатные брюки в обтяжку, черные сапоги на высоченном каблуке, с цепочками и молниями, не из самых, я полагаю, дешевых, черная атласная кофта, плотно облегающая торс, причем, когда Дина, массируя какой-либо орган пациента, нагибалась, не только больной, но и все остальные могли видеть крепкие маленькие груди, которых она не только не стеснялась, но, кажется, нарочно их демонстрировала.

И последнее, без чего я не могу завершить описание Дины: необычная пластика ее движений, походки, жестов, поворотов головы и плеч, – она была бы отменной танцовщицей, не стань экстрасенсом, хотя, конечно, одно другому вовсе не обязано мешать. И никакой резкости – ни во взгляде, ни в жесте, ни даже в манере говорить мягко и без пауз между словами, как это свойственно грузинкам или цыганкам: «Прошудорогойприсядькомнепоближе» – томно, чуть лукаво и чуть лениво, как это делает Нани Брегвадзе, напоминающая своим исполнением тихий омут, в котором водятся все черти мира.

Итак, «прошудорогойприсядькомнепоближе» – эти слова были обращены ко мне, когда Дина убедилась, что я наконец вполне «готов». И вот тут, вместо того чтобы выйти на середину комнаты, я встал и, положив руку на сердце, сказал Дине: «Я очень вас прошу, Дина, посмотреть женщину, которая пришла со мной, я, можно сказать, вас умоляю, займитесь ею, если угодно, вместо меня». – «Что с ней?» – после паузы спросила Дина. «Болезнь Иценко-Кушенга», – ответил я. «А что это такое?» – спросила Дина. Я призывно посмотрел на жену, которая тут же вмешалась: «Иценко-Кушенга – это результат нарушения функций надпочечников и гипофиза». – «Вы что, врач? – спросила Дина и, когда жена ответила кивком головы, проворчала: – Подумаешь, я тоже, может быть, врач!» Потом задумалась, прикинула, вероятно, где находятся надпочечники, – где-то, судя по названию, над почками, – и спросила: «А что такое гипофиз?» – «Это тут», – ответил я, показав на свой затылок. «Так бы и сказал сразу, дорогой, а то гипофиз! – мягко произнесла Дина и обратилась к нашей приятельнице: – Иди сюда, дорогая, полечу тебя от головы».

Я как бы споткнулся, если считать, что до этого шел по ровному месту без препятствий, а тут, повторяю, споткнулся и с трудом устоял на ногах. Такого уровня незнания – не говорю пока невежества, но, к сожалению, мог бы сказать – не представляли себе и вы, читатель. Биополе, экстрасенсорность, интервью в газетах и журналах Кентавра, посвященные чудодейственным способностям признанных лидеров направления А. Криворотова, Д. Давиташвили, В. Сафонова, В. Иванова, Дины Джанелидзе и других, лечащих рак и трофические язвы, и вдруг – «от головы»?! А еще кого-то она будет лечить «от желудка»? «От сердца»? А меня, вероятно, «от бронхов»?

Ничего себе лидер!

Но не будем торопиться с выводами, ни с теми, ни с другими, и вообще: давайте не будем торопиться. Человек с феноменальными способностями не обязан обладать умением свободно пользоваться терминологией, точно так же как свободное пользование терминологией еще не гарантирует нам хорошего специалиста. От головы так от головы – лишь бы лечила, лишь бы помогала больным! Кстати, делая пассы в районе затылка нашей приятельницы, Дина продолжала беззлобно ворчать, но так, чтобы все слышали: «Подумаешь, гипофиз! Красиво-то как! А я, может, институт кончила! У меня, может, тоже диплом есть! А то – гипофиз, гипофиз, а как лечить – в кусты!» И все в таком духе, откровенно имея в виду мою супругу, некстати обнаружившую в ее присутствии элементарные медицинские познания.

Ладно, оставим в покое естественную обиду Дины на судьбу, изначально не сделавшую ее врачом, – не в том суть, а в том, сказали бы экстрасенсы, есть ли у нее энергетика, чувствует ли она биополе больного человека, способна ли отдавать ему свое, – право, нам нужно вновь прервать повествование, чтобы получить ответы на вопросы, связанные с существом, принципами и технологией нового направления. Не могу не заметить попутно, что есть что-то магическое в моей неспособности последовательно вести рассказ о трех визитах к Дине Джанелидзе, как будто она, предчувствуя что-то неприятное для себя в этом рассказе, колдовским образом и пренебрегая расстоянием на меня воздействует, уводя в сторону, заставляя ходить вокруг да около основной фабулы и всячески выпихивая в сферу общих рассуждений.

Вот и опять: выперла.

Мой путь к Дине не был прямым и легким. Во-первых, она жила в ту пору не в Москве, а в Сухуми, то есть была физически труднодостижима, причем ехать к ней без предварительного договора было так же опрометчиво, как становиться в конец очереди за дефицитом. Во-вторых, она действительно была и, вероятно, до сих пор остается в числе наиболее популярных экстрасенсов – стало быть, недостижима дважды. В наше время популярность – родная сестра моды, ее, можно сказать, близнец, и потому к Джанелидзе стремились не только настоящие больные с серьезными болезнями, но и те, кому она была нужна из престижных соображений, как ужин в ресторане ЦДЛ в обществе известного и скандального поэта, как породистый дог на даче в Пахре, как сама дача, да к тому же кирпичная, двухэтажная и в пяти шагах от дворца, возведенного самым модным дамским парикмахером, как арабская спальня из «Березки», новая дубленка, свежая машина, пропуск в ложу прессы на стадион в Лужниках и сидение в первом ряду Театра на Таганке во время похорон «Володи» Высоцкого. Добавьте к перечисленному пару сеансов «у Дины» от насморка, который конечно же можно запросто остановить несколькими каплями санорина, но «Джанелидзе делает это лучше, биомассажем», – и вы получите полный джентльменский набор, куда ярче свидетельствующий о вашем месте в обществе, нежели опубликованный вами научный труд, добытые тысячи тонн словесной или железной руды или ваша способность встать на защиту собственной чести. Народ этот, рвущийся к Дине во имя одной небрежно брошенной в застолье фразы, и распускает, кстати, самые фантастические слухи по поводу возможностей экстрасенсов, тем более что их «болезни» и впрямь «излечиваются» с помощью одноразового наложения рук. А Джанелидзе, как и другие ее знаменитые коллеги, в результате всего этого становится для простых смертных недостижимой в кубе.

Откровенно признаюсь: хотя нет у меня ни дачи в Пахре, ни дога, ни пропуска в ложу прессы и многого прочего, я все же к Дине прорвался, однако не без помощи московских экстрасенсов, занимавшихся в одной таинственной лаборатории. Они честно, но бесплодно провозились со мной около полутора месяцев, а затем передали в руки своего лидера.

У любознательного читателя кроме естественного желания узнать наконец, что такое биополе и кто такие экстрасенсы, теперь возникнут как минимум еще два вопроса (ох, Дина, Дина, как ловко она уводит меня в сторону!): что значит в применении к ее московским коллегам термин «занимающиеся» в лаборатории, а не «работающие» и почему, помянув лабораторию, я позволил себе сказать «таинственная»? Осилить ответы на эти вопросы мне будет трудно, потому что никакого отношения к физике я не имею. Моя миссия скромнее, и тем не менее…

Итак, экстрасенсы! – одно название чего стоит: красивое, интригующее, романтичное и непонятное и потому как бы поставленное за пределы элементарной критики. Про зубного врача, например, еще можно сказать, что он «зубодер», а вот про стоматолога – сложнее. Глазник – одно дело, он не просто земной, он приземленный, а офтальмолог – согласитесь, витает где-то в неосознанной высоте, как и бывший кожник – ныне дерматолог, легочник – пульмонолог, ухо-горло-нос – отоларинголог и так далее.

Но что все эти «ологи» в сравнении с экстрасенсами!

«Сенсор» – переводится с французского как «чувство». Экстрасенсорный – сверхчувствительный, а экстрасенс – человек, обладающий повышенной чувствительностью. Вот вам и вся таинственная романтика. В некоторых публикациях их называют проще: сенсетивы – от того же корня, с тем же значением, но примерно так же, как если бы легочника назвали не пульмонологом, а просто пульмоном. Однако некоторые самым точным наименованием полагают такое: биополисты, потому что считают, что в конечном счете вся суть направления кроется в биополе, о существовании которого, добавлю от себя, знают сегодня буквально все, кроме тех, от кого зависит реальная возможность научно удостоверить или опровергнуть этот факт: я имею в виду физиков. В своем подавляющем большинстве они категорически и, что называется, с порога, то есть без каких-либо экспериментов и проверок, уже не просто говорят, а орут благим матом: нету никакого биополя и быть его не может! Они утверждают, что существующих полей вполне достаточно, чтобы объяснить и понять все, что происходит в природе, а потому незачем придумывать какое-то новое и никому не известное биополе.

(Очень интересная, не могу удержаться от комментария, весьма перспективная и, главное, прогрессивная позиция, – о поле, поле, кто тебя усеял! Давно ли мы были свидетелями нелегкой судьбы генетики и кибернетики, приговор которым подписали многие ученые, в ту пору уверенные, что научные открытия разрешаются и запрещаются путем голосования? Впрочем, кто гарантирует, что сегодня они думают иначе? Однако уже появились, – слава богу, говорят экстрасенсы, – отдельные физики, которые, размышляя о биополе, нашли в себе мужество не просто грубо отрицать его наличие, а публично и смело поставили этот факт «под сомнение», – хоть за это вам нижайший поклон от имени экстрасенсов, дорогие двигатели прогресса! И просто поименно можно назвать нескольких ученых, продвинувшихся по пути признания еще дальше; правда, в мощном потоке протеста их голоса – слабые ручейки, не способные оказать сколько-нибудь заметного сопротивления…)

Потому, вероятно, наиболее яростные сторонники биополя и выдвинули тезис, остроумно исключающий физиков из числа людей, способных выносить «приговор по делу»: они объявили о нефизической природе биополя! Какова она, эта природа, мол, неизвестно, однако судьбу явления отныне будете решать не вы, его оголтелые противники, а вполне уравновешенные нейтралы: психологи, биологи, физиологи, врачи и так далее, в том числе даже писатели (как знатоки человеческих душ, а биополе в некотором смысле, по мнению экстрасенсов, и есть материализованная душа), массажисты (как знатоки человеческих тел, а именно тело, популярно выражаясь, и «выделяет» поле) и конечно же все те, кто носит печальное звание «больного», дающее тем не менее право громче всех защищать новую методику лечения.

Удар пришелся бы прямо под дых, если бы имелись объективные доказательства существования биополя и борьба велась бы только вокруг его природы. Но сначала нужно было убедиться в главном: есть ли «мальчик»? – для чего требовался научный эксперимент, который, в свою очередь, с помощью писателей, массажистов, актеров и прочих «нейтралов» поставить проблематично. Для организации эксперимента необходимы именно физики – люди, обладающие специальными знаниями, тонкой аппаратурой и точной методикой. А они, представьте себе, уперлись: не будет вам никакого эксперимента, потому что и без него отчетливо ясно, что биополя нет, так как быть его не может!

Ожесточенная борьба, таким образом, вернулась в свою изначальную и мертвую точку.

Теперь я с легким сердцем приступаю к чудесам, которыми оперируют сторонники биополя, доказывая его реальность и не имея пока возможности доказать это как-то иначе. Они исходят из того, что телекинез, телепатия, способность находить воду с завязанными глазами и видеть руду сквозь землю, умение диагностировать на расстоянии, лечить наложением рук и прочее – все это имеет в своей основе все то же биополе. По их мнению, мы должны бы уже привыкнуть к такой элементарной системе доказательств: если есть биополе, значит, должны быть чудеса; если есть чудеса – не надо сомневаться в том, что есть биополе.

Ну что ж, перехожу к чудесам, – к слову сказать, не связанным с именами москвички Р. Кулешовой, читавшей «кожным зрением», ленинградки Н. Кулагиной, двигавшей предметы взглядом, болгарки Ванги, занимающейся ясновидением, и других знаменитостей, в том числе древних, я имею в виду библейских, и, кроме того, основоположника нынешних экстрасенсов австрийского врача Месмера, – все эти фамилии и примеры, во-первых, читателю давно известны и уже изрядно надоели, и, во-вторых, они уж очень далеко уведут меня в сторону от Джанелидзе, чего я позволить себе при всем ее «коварстве» не могу.

Обращусь к примерам более свежим, менее известным и относительно приближенным к нашей теме. К тому же в значительной степени «апробированным»: ими пользуется в своих публично читаемых лекциях Кентавр – руководитель московских экстрасенсов. Не упомянуть этого важного обстоятельства я не могу прежде всего потому, что не желаю делить с Кентавром как доброй, так и худой славы первоисточника.

Он начинает обычно с Криворотова: вот уже полсотни лет Алексей Еремеевич Криворотов врачует «наложением рук», берясь практически за все болезни, в том числе даже за старческую чесотку, которую отказываются лечить во всем мире и от которой он за полтора десятка сеансов избавил знаменитого академика Н. Д. Зелинского. Один из благодарных пациентов Криворотова, работавший в Краснодаре, в лаборатории института тока, вместе с женой сфотографировал особым способом излучение от рук своего целителя и получил поразительной красоты спектр, состоящий из множества цветов, что и явилось, по мнению Кентавра, косвенным доказательством существования биополя. Фамилия супругов – Кирлиан, и потому эффект, зафиксированный ими на пленку, стали называть во всем мире «эффектом Кирлиан», и в США тут же создали общество их имени. В то же время физики нашей страны, притом именитые, не желают эффект признавать, говоря, что супруги будто бы выдают за излучение элементарный «коронный разряд», который можно получить в равной степени и при фотографии человеческой руки, и медного пятака, – какое же, мол, это «био»?

Впрочем, не станем вникать в существо полемики. Пойдем дальше. В Тамбове живет девочка Света, которая «видит пальцами рук, ступнями ног, локтями и даже шеей, видит не только все, что находится за стеной, но и внутри человека, вплоть до капилляров; мальчишки приходят к ней на перемене и говорят: «Света, чего мы ели на завтрак?» – и она отвечает: «Ты молоко пил, а ты кашу гречневую кушал, а ты съел яблоко…» Прошу вас учесть, что закавыченные места есть цитаты из лекций Кентавра «Проблемы биополя человеческого организма», прочитанных в апреле 1980 года в Московском Доме ученых перед весьма квалифицированной, но скептически настроенной аудиторией, и в ноябре 1981 года в Большом зале ВТО при огромном стечении народа, среди которого, к слову сказать, был и я.

Девочка Света не единственный феномен в своем роде. (Замечу, что, по мнению столпов экстрасенсорного направления, девушки почти поголовно обладают ясновидением, но не знают этого и даже не догадываются. А почему, позвольте спросить, не знают и не догадываются, если они ясновидицы? Ладно, как говорил один резчик по дереву, «не надо тупить острое, когда надо заострять тупое».) Итак, кроме девочки Светы существует еще Ира – москвичка, молодая женщина, которая однажды голодала по какому-то поводу, вероятно из лечебных соображений, и на четырнадцатый день голодовки «посмотрела на своего мужа и упала в обморок, так как увидела его насквозь: как течет в жилах кровь, лимфу, каловую массу в кишечнике, идущую в определенном направлении, кости, сердце, и прочее в динамике». Ира, обладающая столь невероятной возможностью визуального восприятия, приглашена ныне Кентавром в возглавляемую им секцию биоинформации и вместе с еще двумя аналогичными женщинами «проводит, – вновь цитирую лекцию, – аттестацию экстрасенсов: видит их биополе, характеристические особенности и т. д.».

Кентавру известна «одна женщина, которая в присутствии шестнадцати ученых заставила висеть в воздухе стеклянную палку», и «одна бабка в Ленинграде, умеющая заряжать воду и лечить ею людей, мы проверяли – точно: у нее сильное биополе, руки прямо пылают, а когда мы ее проверяли, она при этом молилась».

Еще один факт. Некая девочка, москвичка 14 лет, пропала в Смоленске. «Я по ее фото определил, – Кентавр, вероятно, к тому времени обнаружил у себя экстрасенсорные способности, которых прежде у него не было, – что девочка мертва и находится в нескольких километрах к юго-востоку от Смоленска, в реке». Решив проверить это обстоятельство, Кентавр пригласил на консилиум экстрасенса, специализирующегося как раз в диагностике с помощью фотографий, и тот, внимательно посмотрев на фото пропавшей девочки, «установил, что она действительно мертва и что у нее пострадала сексуальная область, грудь и шея». Затем, как говорит Кентавр, через некоторое время, в период весеннего половодья, в нескольких километрах, представьте себе, именно к юго-востоку от Смоленска, был обнаружен труп изнасилованной и задушенной девочки.

«Мистики здесь нет, – завершает печальный рассказ руководитель московских экстрасенсов, – потому что это факт, а факт не может быть мистикой, мистикой может быть только его истолкование». И попробуйте не согласиться с этой мыслью ученого, какими бы фантастическими ни казались вам рассказанные им истории. Впрочем, выслушав их в полном объеме, а не только те, что изложены в моем повествовании, трезвые люди, особенно из числа физиков, говорят, что Кентавр все валит в кучу: и подлинные факты, и ошибочные толкования честно поставленных, однако слабо методически обеспеченных экспериментов, и откровенное, плохо замаскированное жульничество, и околонаучные упражнения невежд, и даже писания и видения душевнобольных, и потому разгрести эту кучу, чтобы найти в ней зерно истины, невероятно трудно. На это Кентавр отвечает, что «задача науки – осмыслить реальность и включить ее в систему существующих знаний, но если этих знаний еще нет, надо выработать систему понятий, чтобы адекватно отразить эту реальность». Иными словами, куча кучей, может быть и так, но, разгребая ее в поисках истины, нельзя выбрасывать все подряд только потому, что наших знаний не хватает это понять. Кант, мол, не зря сказал, что не следует верить всему, что говорят люди, но не следует также считать, что они говорят это без причины.

Стало быть, дорогой читатель, умерим слегка наши первые бурные эмоции. Ни пугать вас, ни успокаивать, ни разочаровывать, ни обнадеживать, ни возносить, ни унижать экстрасенсы своими «историями» и «фактами» не желают: они демонстрируют только то, что представляется им реальностью, пока еще не объясненной и не уложенной в стройную теорию.

Другое дело – как демонстрируют, учитывают ли при этом нашу с вами неподготовленность, делают ли поправку на наш естественный консерватизм, на нашу психологию, – от этого, между прочим, тоже кое-что зависит, и сбрасывать со счетов тактику пропаганды, стилистику отношений с окружающими, манеру вести полемику экстрасенсам категорически нельзя.

Пока что я вам сочувствую, читатель, так как побывал в вашей шкуре, впервые столкнувшись с экстрасенсами и ощутив себя буквально распятым перед лицом совершенно невероятной и непонятной их деятельности. Я, как и вы, был опрокинут и повержен со своим смиренно-спокойным, воспитанным в лучших традициях воинствующего материализма представлением о мире. Моя первая реакция была, как и ваша: это – бред? Мистификация? Они сговорились между собой, чтобы меня и таких, как я, дурачить с серьезными выражениями на лицах?

Добавлю к сказанному, что лекции и статьи Кентавра, посвященные экстрасенсам, в значительной степени способствуют именно такому восприятию. Пусть не обижается на меня руководитель московских биополистов, но почти каждый «факт» излагается им очень уж не по-научному приблизительно и, как бы это лучше выразиться, скользко. «Одна женщина (кто она, позвольте спросить, у нее есть фамилия и адрес?) в присутствии шестнадцати ученых (вы их сами считали? можно ли хоть с кем-нибудь познакомиться?) заставила висеть в воздухе стеклянную палку» (долго висеть? и зачем? когда это было? где? кем зафиксировано?) – захочет кто проверить, не за что зацепиться. Факт, конечно, красноречив, он потрясает, особенно когда исходит из уст солидного ученого с солидным званием, однако выскальзывает из рук, теряет в достоверности из-за тумана, напускаемого непонятно с какой целью, из-за странной недоговоренности.

И так – большинство историй, рассказанных с трибуны почтенным Кентавром: «Света из Тамбова», «Ира из лаборатории», «одна бабка из Ленинграда», «девочка 14 лет, пропавшая в Смоленске» и т. д. По поводу академика Н. Д. Зелинского, счастливо избавленного Криворотовым от старческой чесотки, Кентавр говорит в лекциях, что Н. Д. Зелинский, «к сожалению», не решился подтвердить этот факт письменно, поскольку «не понимал механизма явления и не хотел прослыть умалишенным». В качестве образца «научного сообщения» приведу еще такую цитату из лекции Кентавра: «В одном институте, отпочковавшемся от другого института, на одном очень чувствительном приборе японского производства была сделана попытка зафиксировать биополе Криворотова, и физики, присутствующие при эксперименте, в конце его развели руками и сказали: «Ничего не попишешь!»

Разумеется, при особом желании можно докопаться и до физиков, которые непонятно что выразили с помощью разведенных рук в таинственном институте, где на таинственном японском приборе неизвестно когда и кем проверялось биополе Криворотова. Но кто решится на этот кропотливый и неблагодарный розыск, кто найдет для этого время и силы, тем более что душа каждого нормального человека жаждет веры в чудесное исцеление, что многим из нас довольно для поднятия духа и того минимума достоверности, которым снабжает «факты» Кентавр, и если мы, кроме прочего, знаем: наша скрупулезность может быть истолкована как консерватизм, как бюрократическое стремление затормозить прогресс, как желание опорочить руководителя экстрасенсов, а в его лице все направление, и без того тяжко пробивающее путь к общественному признанию.

С другой стороны, и Кентавра можно понять: точные адреса и фамилии по разным соображениям, вполне житейским и, возможно, каким-либо другим, широкой аудитории сообщать рискованно. «Где надо», вероятно, он это делает или может сделать, а в лекциях, в газетных интервью и статьях с многомиллионным читателем – зачем? Недавно «Литературная газета» в небольшом материале рассказала о докторе Касьяне из-под Полтавы: он лечит болезни, связанные с патологией позвоночника. Автор статьи Капитолина Кожевникова, мой добрый друг, говорила, что и сама не рада публикации, что читатели буквально завалили ее письмами, рассчитывая на протекцию, а многие больные, сорвавшись с мест, на свой страх и риск отправились в далекую деревню к Касьяну, организовали там очередь и передали доктору список, состоящий из 25 тысяч фамилий! При такой реакции на опубликованный или как-то иначе обнародованный «факт» бедную бабку из Ленинграда, укажи автор ее адрес, вмиг заставили бы всю воду Невы переработать в лечебную.

Но зачем в таком случае дразнить гусей, как это делает Кентавр, рассказывая о чудотворцах, как бы при этом ничего о них не говоря? Получается заколдованный круг: назови адрес, придай факту «научную окраску», позаботься о достоверности – и страждущие сметут на своем пути к целителю все препятствия и даже его самого. Не назови адрес, факт рискует превратиться в анекдот, в сенсацию и, лишенный доказательности, вызовет у простого читателя досаду, у квалифицированного недоумение, а у коллег скептическую улыбку. Положение, как говорят в таких случаях, хуже губернаторского.

И тем не менее мы никогда не жалеем о том, что промолчали, и много раз в жизни нам приходится пожалеть о том, что сказали вслух.

Читатель, я призываю вас, как и самого себя, к сдержанности. Не будем, по крайней мере, отождествлять недостаточно (скажем так) продуманную Кентавром пропаганду с подвижнической деятельностью десятков, если не сотен, экстрасенсов, весьма далеких от саморекламы и широковещательности.

Мы вплотную подошли к самому сложному для меня аспекту разговора: к тому, что такое биополе. Не рассчитывая на всесторонность и глубину изложения проблемы, скажу, не мудрствуя лукаво, как сам понял из бесед с экстрасенсами: биополе – это энергия, излучаемая живыми клетками, органами и организмом в целом; от всех видов энергии, утверждают биополисты, она решительно отличается тем, что не экранизируется, то есть ничем не задерживается – ничто не может препятствовать ее потоку, она практически не затухает на протяжении тысяч километров.

Пока еще нет приборов, говорят экстрасенсы, способных улавливать и фиксировать биополе, зато это прекрасно делает человек, склонный к сверхчувствительности. Каким образом? Кто-то из экстрасенсов воспринимает биополе в виде сияния над головой постороннего человека, то есть в виде ауры, – это так называемый визуальный вариант восприятия. Кто-то ощущает как бы дуновение тепла или холода – вариант термический. Еще кто-то чувствует биополе как сопротивляющуюся, причем довольно плотную и твердую, среду – механический вариант. И наконец, кто-то владеет одновременно двумя, а то и тремя вариантами.

Теперь, поступательно двигаясь к медицинскому аспекту проблемы, усвоим одно важное обстоятельство: биополе, по мнению экстрасенсов, это как бы паспорт человека, его визитная карточка, трудовая книжка со всеми занесенными в нее выговорами и благодарностями, а в данном специфическом понимании – история его болезни. Почему? Потому, что характер биополя здорового и больного органа – разный. Причем разный не только в зависимости от состояния организма, но еще в зависимости от сиюминутного настроения человека, образа его мыслей, морального самочувствия и т. д.