Текст книги "Принцессы-императрицы"

Автор книги: Валентина Григорян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Царская семья разместилась во дворце, и началась тихая, спокойная жизнь. Супруги вставали около восьми часов утра, пили утренний чай или кофе, совершали небольшую прогулку, иногда ехали прокатиться в пуще, разыскивая охотников, чтобы посмотреть на их трофеи или принять участие в их трапезе. Сам Александр вместо охоты предпочитал работу в своём кабинете. Вечером устраивалась выставка убитой дичи. На крыльцо выходили император и императрица, любовались красивыми животными, спрашивали об особенно удачных выстрелах. По уходе императорской четы старший повар выбирал, что считал нужным, для царской кухни, остальная дичь раздавалась слугам.

Жизнь в тиши и уединении в Беловеже была вскоре нарушена. Неожиданно состояние императора стало ухудшаться. Посоветовавшись с мужем, Мария Фёдоровна вызвала с Кавказа своего сына «Жоржи». Приезд великого князя временно оживил царскую семью. Отец и мать были обрадованы здоровым, бодрым видом своего сына. Однако это оживление быстро утихло. Прибывший с жаркого Кавказа Георгий не выдержал внезапной перемены климата, и его болезнь, только что уступившая лечению, вновь разыгралась.

Мария Фёдоровна в страшной тревоге за мужа и сына вместе с семьёй срочно покинула Беловежскую пущу. Некоторое время пробыли в Спале, охотничьем угодье неподалёку от Варшавы, и 21 сентября были уже в Крыму. Врачи считали, что в тёплом климате состояние государя может улучшиться.

Александр III скончался 20 октября неожиданно для всех, не дожив одного года до пятидесяти лет. Не помог и переезд в Крым, где поначалу казалось, что состояние императора улучшается, сухой крымский воздух благотворно на него подействовал. Перемена к худшему наступила внезапно. Последний раз Мария Фёдоровна выехала с мужем на короткую прогулку в коляске 2 октября, и больше он уже не покидал своих комнат. Императрица всё ещё не теряла надежды, верила, что Бог не допустит такой несправедливости, чтобы она осталась без своего Саши, делала всё, что могла. По её настоянию в Ливадию прибыл известный профессор из Германии Эрнст Лейден. Врачи осматривали больного, давали рекомендации, предписывали лекарства. Однако жене лишь мольбами и слезами удавалось заставить его их принять. Она часами делала ему лёгкий успокаивающий массаж, тщательно следила за его диетой. Со слезами на глазах Мария Фёдоровна согласилась на желание мужа послать приглашение невесте своего старшего сына, принцессе Гессенской Алисе. 10 октября в сопровождении своей сестры, великой княгини Елизаветы Фёдоровны, Алиса предстала перед императором. Умирающий благословил брачный союз цесаревича Николая. Ему оставалось лишь десять дней жизни.

В предчувствии конца мужа Мария Фёдоровна словно оцепенела. Она почти не спала, ничего не ела, много молилась. Просила Господа не допустить, чтобы Саша, любовь, радость, ушёл из жизни. Она готова была пожертвовать всем, лишь бы он остался с ней.

Но судьба была неумолима. Утром 20 октября император настоял на том, чтобы ему разрешили подняться с постели и пересесть в кресло. «Я думаю, что пришёл мой час, – сказал он жене. – Не печалься обо мне. Я совершенно спокоен». Немного позже позвали детей и невесту старшего сына. У дворца в ожидании страшной вести стояли родные и близкие.

Один из очевидцев кончины Александра III граф Шереметев писал в своих мемуарах:

«Мы пошли в Большой дворец, куда начали все собираться. Быстро входит великий князь Николай Михайлович, весь взволнованный, в слезах. Говорит: «Умирает удивительно, как патриарх...» Прошло несколько минут, входит Бенкендорф и говорит: «Он умер»... поднялись по лестнице. Дверь с верхней площадки лестницы в приёмную была закрыта. Прислуга стояла у дверей и плакала. Мы остановились на верхних ступенях лестницы, стояли, как казалось нам, мучительно долго... И вот дверь отворилась настежь, и мы вошли. Это была та комната, в которой принимала меня императрица тому назад несколько дней, маленькая, в одно окно. Из неё дверь была открыта в соседнюю комнату, вправо, в спальню.

В мыслях промелькнуло: что я увижу? Но увидал то, чего конечно же помыслить не мог... Увидел и остолбенел. Спиною к открытым дверям в креслах сидел государь. Голова его слегка наклонилась влево. И другая голова, наклонённая вправо, касалась его, и эти две головы замерли неподвижно, как изваяния. То была императрица. У меня промелькнуло: они оба живы, или они оба умерли. Священник медленно и отчётливо читал Евангелие. Мгновенно всё вокруг меня зарыдало. И никто не трогался с места...»

Не сдерживая слёз, родные стали подходить прощаться. Мария Фёдоровна всё ещё сидела в том же положении. Вдруг заметили, что она без сознания. Подняли с кресла, внесли в спальню, положили на кровать. Лишь примерно через час императрица, теперь уже вдова, очнулась...

Вечером того же дня в спальне служили первую панихиду. Мария Фёдоровна, вся в чёрном, стояла окаменев. Она не плакала, ни на что не реагировала, как будто уже и не жила.

27 октября гроб с телом усопшего императора отправили из Ливадии. В тот же вечер на корабле прибыли в Севастополь. Мария Фёдоровна, простившись с сыном Георгием, который должен был возвращаться в Аббас-Туман, села в поезд, в который внесли и гроб её мужа. Она ехала в том самом вагоне, где пять недель назад с ней вместе сидел её дорогой супруг. В письме к Георгию она написала: «Видеть его место на диване всегда пустым! Повсюду, повсюду мне кажется, что в любой момент он может войти. Мне чудится, что я вижу, как сейчас появится его дорогая фигура. И я всё не могу осознать и заставить войти в мою голову эту страшную мысль, что всё кончено и что мы должны продолжать жить на этой грустной земле уже без него!»

В Петербурге, куда прибыли спустя пять дней, Мария Фёдоровна не пропускала ни одной панихиды, которые служились ежедневно. «С того момента, как началась для меня эта чернота, мы пережили тяжёлые и душераздирающие моменты, – писала она сыну, – и главным образом это был приезд сюда, в наш любимый Аничков, где мы были так счастливы в течение 28 лет. А теперь всё кажется мне таким пустым и страшным. Любимые комнаты, когда-то такие родные и симпатичные, а теперь пустые и грустные. Я чувствую себя в них абсолютно потерянной. Я ощущаю, что душа их покинула».

Погребение Александра III состоялось 7 ноября в Петропавловской крепости. Мария Фёдоровна не уронила ни одной слезы. Когда подходила к гробу для прощального поцелуя, закрыла глаза. «О как это было страшно и ужасно – последнее прощание. Это было повторением незабываемого 20 октября, когда добрый Бог отобрал у меня того, которого я лелеяла и любила больше всего на свете и который всем вам был лучшим из отцов», – писала она сыну Георгию.

Многие годы впоследствии ей казалось, что её супруг вернётся к ней. Для неё он навсегда остался живым. Ни разу она не взглянула на него в гробу, сердце не велело, да и сил не было увидеть его безжизненным. Часто он приходил к ней в её сновидениях. Проснувшись после «свидания с ним», она не скрывала своей радости: он не забывает о ней.

«Я так и не могу привыкнуть к этой страшной реальности, что дорогого и любимого больше нет на этой земле. Это просто кошмар. Повсюду без него – убивающая пустота. Куда бы я ни отправилась, везде мне его ужасно не хватает. Я даже не могу подумать о моей жизни без него. Это больше не жизнь, а постоянное испытание, которое надо стараться выносить, не причитая, отдаваясь милости Бога и прося Его помочь нам нести этот тяжёлый крест!»

Мария Фёдоровна в столь трудные для неё дни держалась самоотверженно: присутствовала на церемониях, принимала соболезнования множества именитых гостей, прибывших в Петербург почти из всех владетельных европейских домов, чтобы отдать последний долг русскому царю.

На престол вступил великий князь Николай Александрович. Через неделю после похорон состоялось его бракосочетание с принцессой Гессенской, ставшей в православии Александрой Фёдоровной. Отныне она первая дама в государстве, а Мария Фёдоровна получила официальный титул «вдовствующая императрица». Но казалось, что переход в новое качество датскую принцессу-вдову мало беспокоил. Её сердце переполняло одиночество.

Великий князь Константин Константинович после обряда венчания Николая II записал в своём дневнике: «Больно было глядеть на бедную Императрицу. В простом, крытом белым крепом, вырезном платье, с жемчугами на шее, она казалась ещё бледнее и тоньше обыкновенного, точно жертва, ведомая на закланье; ей невыразимо тяжело было явиться перед тысячами глаз в это трудное и неуютное для неё время». Но Мария Фёдоровна достойно выполняла свой долг. Из Зимнего дворца, где свершилось бракосочетание сына, она первой уехала в свой Аничков дворец, чтобы приготовиться к приёму новобрачных. За праздничным столом она осталась лишь короткое время, извинилась и ушла. В этот вечер сдержать слёз она уже не могла.

В письме сыну Георгию Мария Фёдоровна «вылила» свою душу: «У нас два дня назад наш дорогой Ники женился. И это большая радость видеть их счастливыми. Слава Богу, этот день прошёл. Для меня это был настоящий кошмар и такое страдание. Эта церемония с помпой при такой массе народа! Когда думаешь, что это должно проходить публично, сердце обливается кровью и совершенно разбито, это более, чем грех. Я всё ещё не понимаю, как я смогла это перенести. Это было жутко, но добрый Бог дал сверхчеловеческие силы, чтобы перенести всё это. Без Него это было бы невозможно. Ты представляешь, как же должно быть страшно, несмотря на эмоции и резкую боль, присутствовать на свадьбе Ники без любимого Ангела Папы. Однако я чувствовала его присутствие рядом с нами, и что он молился за счастье нашего дорогого Ники, и что его благословение всё время снисходит на нас свысока».

Сын-император из любви и уважения к своей дорогой «Мама» поселился с молодой женой в Аничковом дворце. Он не хотел оставлять мать одну. Почти два месяца у них гостила сестра Марии Фёдоровны Александра, герцогиня Уэльская. Когда она уезжала, вдова русского царя горько плакала.

В жизни датской принцессы наступил новый период. Отныне она как вдовствующая императрица лишь присутствовала, правила же германская принцесса. И это несмотря на то, что сын, император Николай II, оставил за матерью все привилегии. Сохранил он за ней и некоторые обязанности. Как и прежде, Мария Фёдоровна должна была руководить главной благотворительной организацией России, так называемым Ведомством учреждений императрицы Марии, основанным ещё супругой Павла I принцессой Вюртембергской, а также Обществом Красного Креста.

В Аничковом дворце Николай II с супругой прожили до весны. Затем молодые переехали в Царское Село, которое стало их любимым местом пребывания. Мать имела возможность наблюдать, что Ники действительно влюблён в свою принцессу. Конечно, она была рада за сына, но и обеспокоена: ей казалось, он становится слишком зависимым от этой женщины, несколько замкнутой и скованной в поведении и, что называется, нелюдимой. Свекрови, прожившей в России уже почти тридцать лет, было трудно понять, что невестка не стремится приобретать популярность, не старается обязательно нравиться. Аликс достаточно было, что муж её безгранично любит.

Напряжённость, возникшая в отношениях между Марией Фёдоровной и её невесткой, никогда не приводила к открытому конфликту, но нередко достигала опасной грани. Обе женщины разительно отличались своими характерами, привычками и взглядами на жизнь. Так что соблюдалась лишь формальная сторона общения. Всё это тоже накладывало определённую тяжесть на душу вдовы.

В июле 1895 года Мария Фёдоровна стала бабушкой: великая княгиня Ксения Александровна родила свою единственную дочь Ирину, а в ноябре того же года родилась дочь и в семье сына-императора. Имя первой дочери Николай II согласовал со своей «дорогой Мама». Мария Фёдоровна писала сыну Георгию на Кавказ: «Ники буквально купается в счастье от своей новой роли отца».

Прошёл год со дня смерти императора Александра HI. Годичный траур истёк, но Мария Фёдоровна оставалась в трауре. Она посещала официальные церемонии, бывала на балах и даже по традиции сама давала бал в Аничковом дворце, считая, что не следует лишать других права веселиться. Но печаль не проходила, постоянно рядом была тень её незабвенного Саши.

В мае 1896 года в Москве состоялась коронация Николая II. Для Марии Фёдоровны радость за сына сочеталась с тоской по ушедшему. Ей всё напоминало то время, когда тринадцать лет назад супруг-император венчал её короной. Но слёз души она не показывала никому, держалась стойко, улыбалась, принимала знаки внимания, поздравления.

Сыну Георгию она написала: «Наконец-то я счастлива оттого, что всё это уже позади. Я благодарна Богу за то, что Он помог мне справиться с моими собственными чувствами, и за то, что Он помог мне выполнить этот страшный, но священный долг – присутствовать на короновании моего дорогого Ники и помолиться за него и рядом с ним в этот самый большой и важный момент, самый серьёзный в его жизни».

А через несколько дней, уже вернувшись в свою Гатчину, она написала сыну о страшной катастрофе, случившейся в Москве на Ходынском поле. Там собрались тысячи людей для получения царских подарков по случаю коронации, внезапно началась давка, и очень многие погибли.

«Я была очень расстроена, увидев всех этих несчастных раненых, наполовину раздавленных, в госпитале, и почти каждый из них потерял кого-нибудь из своих близких. Это было душераздирающе. Но в то же время они были такие значимые и возвышенные в своей простоте, что просто вызывали желание встать перед ними на колени».

Постепенно вдовствующая императрица стала изредка участвовать в светской жизни. Но новое большое горе опять выбило её из колеи. 28 июня 1899 года в Аббас-Тумане скончался её любимый сын Георгий. Двух лет не дожил он до своего тридцатилетия, болезнь одолела его, медицина оказалась бессильной.

Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала: «После того как острота потери притупилась, мама снова окунулась в светскую жизнь, став при этом ещё более самоуверенной, чем прежде. Она любила веселиться; обожала красивые наряды, драгоценности, блеск огней, которые окружали её. Одним словом, она была создана для придворной жизни. Всё то, что раздражало и утомляло папу, для неё составляло смысл существования. Поскольку отца не было больше с нами, мама чувствовала себя полноправной хозяйкой. Она имела огромное влияние на Ники́ и принялась давать ему советы в делах управления государством. А между тем прежде они нисколько её не интересовали. Теперь же она считала своим долгом во всё вмешиваться».

Положением дел в стране после смерти своего мужа Мария Фёдоровна была недовольна. Она считала, что при Александре III бразды правления были в сильных руках, в годы царствования её сына как в государстве, так и в императорской семье Романовых стали возникать шатания и разброд. Одному близкому человеку она как-то сказала, что «как будто царствования её мужа никогда и не было – так велика разница между тем, что было тогда, и тем, что происходит теперь». Потрясением для вдовствующей императрицы явился подписанный Николаем II 17 октября 1905 года Манифест о введении демократических прав и о выборах в Думу. В то время она находилась в Дании у родителей и о событиях в России узнавала из газет. Прошло одиннадцать лет со дня смерти Александра III, и сын, клявшийся перед Богом сохранить в неприкосновенности оставленную ему в наследство власть, пошёл на её ограничение. А ведь отец оставил ему надёжную империю.

У самой Марии Фёдоровны открылось как бы второе дыхание. Если раньше её занимали лишь женское образование и больничное дело, то отныне, видя неопытность сына-правителя, она активно стала интересоваться вопросами политики и дипломатии, внимательно изучала международную обстановку, черпая немало полезных сведений из бесед с иностранными послами и царскими министрами, и нередко была способной дать полезный совет. Жажда деятельности обуревала её.

Как пишет великая княгиня Ольга: «От её внимания не ускользала ни одна из сторон образовательного дела в Российской империи. Она немилосердно эксплуатировала своих секретарей, но не щадила и себя. Даже скучая на заседании какого-нибудь комитета, она не выглядела скучающей. Всех покоряла ей манера общения и тактичность. Мама совершенно откровенно наслаждалась своим положением первой дамы в империи».

Главную роль вдовствующая императрица играла и в своей семье, уже не только как мать, но и как бабушка. Великая княгиня Ксения Александровна за первые семь лет супружеской жизни после дочери Ирины родила ещё пятерых сыновей. В 1907 году у неё родился ещё один мальчик. Он был последним ребёнком в семье старшей дочери. У старшего сына после четырёх дочерей наконец-то родился сын. Это было большой радостью царской семьи. О страшной болезни долгожданного наследника престола узнали не сразу.

Свою младшую дочь Ольгу Мария Фёдоровна выдала замуж, когда той исполнилось девятнадцать лет. Выбор матери пал на принца Петра Ольденбургского, который был значительно старше девушки. Бракосочетание состоялось в конце июля 1901 года. На торжество были приглашены лишь самые близкие родственники, но свадьба была не слишком весёлой, да и счастья этот брак не принёс великой княгине Ольге Александровне. Её супруг, известный в Петербурге кутила и страстный игрок, не проявлял к ней внимания, поговаривали, что он вообще не интересовался женщинами. «Мы прожили с ним под одной крышей почти пятнадцать лет, – откровенно выскажется позже Ольга Александровна, – но так и не стали мужем и женой». В 1916 году она разведётся с Петром Ольденбургским и выйдет замуж за капитана гвардейских кирасиров Николая Куликовского. С ним она создаст счастливую семью и станет матерью двоих сыновей.

При императрице Марии Фёдоровне довольно длительное время оставался её младший сын Михаил. После кончины отца, которого великий князь буквально боготворил, началось его приобщение к военному делу. А когда умер брат Георгий, считавшийся официально наследником Николая II, он выполнял роль престолонаследника, пока в 1904 году императрица Александра Фёдоровна не родила мальчика. Для великого князя Михаила это было страшной обузой, так как государственные дела его совершенно не интересовали, а династически-представительские обязанности были в тягость. Он был безумно рад, когда в царской семье родился сын. В дневнике его кузена, великого князя Константина Константиновича, есть такая запись от 2 августа 1904 года: «В пять часов мы с женой поехали навестить вдовствующую императрицу и пили у неё чай. Был и отставной наследник Миша; он сияет от счастья, что больше не наследник».

Своей матери Михаил доставил немало огорчений, когда вопреки её воле он в 1912 году женился на уже дважды разведённой женщине, красавице Наталье, которая за два года до этого родила от него сына. Вследствие этого морганатического брака великий князь Михаил Александрович по высочайшему указу был уволен из армии и лишён всех воинских званий. Над его имуществом учреждалась опека, проживание в России ему было запрещено.

Летом 1914 года началась война с Германией. Марии Фёдоровны в это время в России не было. Ещё в мае она уехала в Англию, чтобы повидаться со своей любимой сестрой Александрой, теперь уже вдовой. Её супруг, король Эдуард VII, скончался четыре года назад. В Петербург Мария Фёдоровна возвращалась через Швецию, а затем поездом через Финляндию. Как рассказывают очевидцы, на многих станциях в Великом княжестве Финляндском Марию Фёдоровну встречали пением и радостными криками. Вдовствующая российская императрица пользовалась особой популярностью в Скандинавии, так как была родом из Дании. На одной из станций в присутствии русского генерал-губернатора Финляндии она попросила собравшихся студентов спеть патриотический Марш Бьёрнебергского полка, ставший впоследствии национальным гимном получившей самостоятельность Финляндии. Студенты охотно исполнили просьбу, и генерал-губернатор не мог перечить матери русского царя.

Ещё из Лондона Мария Фёдоровна написала своей дочери Ксении: «...Не верится, что всё это так скоро могло случиться. Я совершенно подавлена... Всё, что произошло, так ужасно и так страшно, что слов нет. Боже мой, что нас ещё ожидает и как это всё кончится?»

В России вдовствующую императрицу встретили торжественно. Первые дни после приезда она ежедневно виделась со своим Ники́, по-матерински подбадривала его, удивляла всех своей энергией и решимостью действовать на благо России. Она встречалась с военными командирами, посещала смотры войск, благословляла отправлявшихся на фронт. 10 августа на радость матери в Петербург возвратился её младший сын Михаил. Через несколько дней он получил назначение на фронт в качестве командира Кавказской конной дивизии, так называемой Дикой дивизии. Вскоре дошли слухи, что он проявил мужество в боях и приставлен к награде Георгиевским крестом.

В годы войны члены императорской фамилии достойно выполняли свой долг перед родиной. Мужчины отправлялись на фронт, женщины помогали в тылу. Дочь Марии Фёдоровны, великая княгиня Ольга Александровна, уехала в Киев, чтобы работать там в госпитале. Супруга и старшие дочери её сына-императора стали сёстрами милосердия. Она сама тоже старалась не быть в стороне. О своём возрасте и связанных с ним недомоганиях она порой просто забывала, регулярно посещала госпитали, одним своим присутствием подбадривая тех, кто пролил свою кровь на фронте. Как утверждают очевидцы, датская принцесса для своих почти семидесяти лет выглядела великолепно – стройная, подвижная, полная энергии.

Но, несмотря на усилия всех и каждого, война затягивалась. Для России наступили трудные времена. Поражения на фронте оживили противников самодержавия, всякого рода злопыхателей и недоброжелателей императора и его супруги. Неудачи в войне почему-то приписывали именно им. Сначала гнев обрушился на отдельных министров, часто сменявшихся на своём посту по указке пресловутого Распутина, прочно связавшего себя с царской семьёй, затем основными виновниками стали считать Николая II и Александру Фёдоровну, немецкую принцессу, обвиняя последнюю во всех смертных грехах.

При встречах с сыном Мария Фёдоровна просила его обращать серьёзное внимание на настроение в обществе, сообщала о «круговороте» в самой императорской семье, о встречах некоторых Романовых с иностранными дипломатами и даже с оппозиционными лидерами. Будучи приверженкой сильной единодержавной власти, она внушала Николаю II, что ему как старшему в роду должны все беспрекословно подчиняться. Но, к её большому сожалению, государь относился ко всему этому спокойно и не придавал сплетням и интригам большого значения. Он был твёрдо убеждён, что империя и власть дарованы ему Богом и никто и ничто не может отнять их у него. В своём дневнике в 1915 году Мария Фёдоровна пророчески записала: «Если это будет так продолжаться, то всё это ужасно кончится». После отречения Николая II от престола в 1917 году Мария Фёдоровна с горечью писала о том, как нелепо он управлял правительством в период, предшествовавший Февральской революции.

Весной 1916 года императрица-мать решила закрыть Аничков дворец в Петрограде и переехать в Киев. Там находились её дочь Ольга и зять, великий князь Александр Михайлович. Он командовал авиацией Юго-Западного фронта, штаб которого был расположен в Киеве.

В октябре по случаю пятидесятилетия свадьбы Марии Фёдоровны в Киев прибыл Николай II с сыном. Всего два дня мать с сыном были вместе, но какая это была радость для матери. Втроём они посетили Софийский собор, совершили прогулку на автомобиле по окрестностям древнего города. Это была последняя встреча матери с сыном – русским царём. После отъезда Николая II в город стали просачиваться слухи – один невероятнее другого. Участились перебои со снабжением, очереди за продуктами увеличились, недовольство стало усиливаться. Всё говорило о возможности грядущих перемен.

Следующая встреча матери с сыном состоялась спустя четыре месяца, но уже не с царём, а просто с Николаем Романовым. Роковая весть об отречении его от престола дошла до неё 3 марта. Это было страшным ударом. Первым желанием матери было ехать к своему дорогому Ники́.

Марии Фёдоровне сообщили, что Николай отправился в Ставку в Могилёв, чтобы попрощаться со «своими» вооружёнными силами. В полдень 4 марта мать была уже в Могилёве. На вокзале её встречал сын. Но как он изменился после их встречи в Киеве! Мать готова была зарыдать от боли, помогло присущее ей самообладание. Лишь когда она осталась одна в своём вагоне, то сдержать слёзы уже была не в силах.

Четыре дня вдовствующая императрица пробыла в Могилёве с сыном. Дочери Ксении она телеграфировала: «Счастлива быть с Ним в эту самую тяжёлую минуту». Рано утром 8 марта мать с сыном расстались: мать уезжала обратно в Киев, а бывшего царя под арестом отправили из Могилёва в Царское Село к семье.

Когда вдовствующая императрица возвратилась в Киев, там всё уже было иначе: торжественной встречи на вокзале не было, флаг над дворцом снят. А спустя некоторое время был снят и увезён памятник её мужу, императору Александру III. Мария Фёдоровна упрямо отказывалась мириться с действительностью, продолжала посещать киевские лазареты и госпитали. Однако в отношении чувствовалось всё больше враждебности. Кончилось тем, что ей было отказано в посещении военного госпиталя, чтобы навестить раненых солдат. «Медицинский персонал не желает вашего присутствия», – заявили матери бывшего царя. В газетах писали, что Романовы – враги народа. Было объявлено и о нежелательности её пребывания в Киеве.

Вдовствующей императрице и другим членам царской семьи министром юстиции Керенским было разрешено проживание в Крыму. Великий князь Александр Михайлович предложил тёще вместе с семьёй выехать в его имение Ай-Тодор, расположенное в двадцати километрах от Ялты. Потребовалось немало времени, чтобы уговорить Марию Фёдоровну отправиться на юг России. Ей очень хотелось быть рядом с дорогим Ники, судьбу которого она тяжело переживала.

Наконец в ночь на 23 марта вдовствующая императрица, великий князь Александр Михайлович, дочь Ольга с мужем и несколько человек из придворного штата императрицы-матери сели в поезд, который четыре дня спустя доставил их в Севастополь. Оттуда на автомашинах, присланных из военно-авиационной школы, личный состав которой оставался преданным монархии и лично великому князю Александру Михайловичу, они были доставлены в Ай-Тодор. Несколько позже туда приехала и старшая дочь Марии Фёдоровны с детьми.

После смерти своего дорогого Саши императрица-принцесса в Крыму ни разу не была. Она была в страшном волнении. Но именно благодаря отъезду на юг Мария Фёдоровна избежала страшной судьбы большинства Романовых. Ведь ещё в середине марта 1917 года Петроградский совет в своей резолюции записал, что «широкие рабочие и солдатские массы, завоевавшие свободу для России, недовольны тем, что свергнутый Николай Кровавый, его жена, сын Алексей и мать Мария Фёдоровна находятся на свободе». Соответственно выдвигалось требование предпринять «самые решительные шаги к аресту всех членов дома Романовых».

Весну и лето семья прожила спокойно, не считая тревоги о Ники и других близких. 12 августа Мария Фёдоровна вновь стала бабушкой. Дочь Ольга родила сына.

К осени положение в Крыму переменилось в худшую сторону. Временное правительство решило «присматривать за Романовыми», прислав для этой цели в Крым своего комиссара. Усилили своё внимание и местные большевики. Севастопольский совет вынудил Временное правительство выдать ему ордер на обыск Ай-Тодора для расследования «контрреволюционной деятельности» его обитателей.

Обыск был произведён ночью матросами-большевиками. Перевернув вверх дном весь дом, матросы ничего не нашли, кроме старых охотничьих ружей. В книге воспоминаний великой княгини Ольги Александровны так описывается обыск комнаты её матери: «...Помещение было в страшном беспорядке. Все ящики комодов пусты. На полу одежда и бельё. От платяного шкафа, стола и секретера оторваны куски дерева. Сорваны гардины. Ковёр, на котором в беспорядке валялись вещи, разодран, видны голые доски. Матрац и постельное бельё наполовину стащены с кровати, на которой всё ещё лежала императрица-мать. В глазах её сверкал гнев. На брань, которой покрывала погромщиков Мария Фёдоровна, те не обращали ни малейшего внимания. Они продолжали заниматься своим делом, пока особенно ядовитая реплика, которую они услышали от пожилой женщины, лежавшей на постели, не заставила одного из них заявить, что им ничего не стоит арестовать старую каргу. Лишь вмешательство великого князя Александра Михайловича спасло вдовствующую императрицу. Однако, уходя, большевики унесли с собой все семейные фотографии, письма и семейную Библию, которой так дорожила Мария Фёдоровна».

В Ай-Тодоре вдовствующая императрица, её дочери, зять и близкие им люди жизнь вели однообразную. Они были лишены свободного передвижения и возможности вести переписку без цензуры. Своему младшему брату Вальдемару Мария Фёдоровна написала в Данию:

«Сердце разрывается от всего этого отчаяния... Только Господь Бог может помочь нам вынести эти несчастья, которые постигли нас, как гром среди ясного неба....

Бедняга Ники... Я никогда не представляла себе, что можно вышвырнуть нас и что мы будем вынуждены жить как беженцы в собственной стране».

В это время старший сын находился под арестом в Царском Селе. В его дневнике есть запись от 6 мая 1917 года: «...Мысли особенно стремились к дорогой Мама. Тяжело не быть в состоянии даже переписываться. Ничего не знаю о ней, кроме глупых или противных статей в газетах».

Осенью до Марии Фёдоровны дошла весть, что Николай с семьёй в августе 1917 года отправлен в Тобольск. В сентябре она получила от него первое письмо, а в конце октября ещё одно, ответ на которое был её последним письмом к сыну:

«Дорогой мой, милый Ники́!

Только что получила твоё дорогое письмо от 27 октября, которое меня страшно обрадовало. Не нахожу слов тебе достаточно это выразить и от души благодарю тебя, милый! Ты знаешь, что мои мысли и молитвы никогда тебя не покидают; день и ночь о вас думаю, и иногда так тяжело, что кажется, нельзя больше терпеть...

Вот уж год прошёл, что ты и милый Алексей были у меня в Киеве. Кто мог тогда подумать, что нас ожидает и что ты должен пережить! Просто не верится! Я только живу воспоминаниями, и счастлива прошлым, и стараюсь забыть, если возможно, теперешний кошмар...