Текст книги "Принцессы-императрицы"

Автор книги: Валентина Григорян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

К подрастающим мальчикам по достижении ими семилетнего возраста были приставлены лучшие преподаватели из Академии наук. Наблюдение за учебным процессом было поручено швейцарцу Лагарпу, человеку республиканских убеждений. Однако воспитанием внуков императрица Екатерина II руководила сама, стремясь дать им образование «просветительское». Она настолько привязалась к детям, что не желала с ними расставаться даже ненадолго. Когда Александру исполнилось десять лет, а его младшему брату Константину восемь, она решила вопреки воле родителей взять их с собой в шестимесячную поездку по стране. Великий князь Павел и Мария обратились к императрице с письмом, в котором изложили своё беспокойство по этому поводу: «...Опасения наши, Ваше Величество, относятся к здоровью детей наших, нежный возраст которых заставляет усомниться в том, чтобы, они вынесли утомление долгого путешествия, предпринятого в суровое зимнее время, и перемену климата, тем более, что наши сыновья не прошли ещё через все болезни, которым обычно подвержены дети. Кроме того, наши беспокойства основаны на том, что это путешествие и развлечения, которые будут естественным его последствием, могут только остановить успехи их воспитания...»

В своём ответе Екатерина II написала: «Дети Ваши принадлежат мне, принадлежат и государству. С самого раннего детства их я поставила себе в обязанность и удовольствие окружать их нежнейшими заботами... Я нежно люблю их... для меня будет утешением иметь их при себе. Из пяти трое остаются с Вами; неужели одна я на старости лет в продолжение шести месяцев буду лишена удовольствия иметь вокруг себя кого-нибудь из своего семейства...»

Получив такой ответ, супруги обратились с просьбой к императрице: «Возьмите нас с собой, и мы будем при Вас и наших сыновьях. Что касается дочерей наших, то им пока нужны только заботы физические, присутствие же отца и матери для них в настоящую минуту не необходимо; мы могли бы обходиться без всего, путешествовать налегке, лишь бы не быть нам вдали от Вас и сыновей наших...»

Екатерина II ответила коротко: «Благодарю Вас за желание мне счастливого пути; в свою очередь, желаю Вам здоровья и благополучия и обнимаю Вас».

Однако победила воля родителей – возможно, потому, что Константин внезапно заболел корью. Дети остались с ними. Лишь в июне по возвращении императрицы они поехали ей навстречу в Москву и сопровождали свою царственную бабушку вплоть до Петербурга.

Для великой княгини Марии Фёдоровны всё это время было тяжёлым, она порой чувствовала себя слабой. Три года спустя после Александры родилась дочь Елена, а в 1786 году ещё одна дочь, получившая имя Мария в честь матери. Роды этих дочерей были тяжёлыми, а появление на свет маленькой Марии повлекло за собой такое ухудшение здоровья, что великая княгиня дала обет в случае выздоровления сделать пожертвование в пользу бедных. Незадолго до рождения третьей дочки она перенесла страшное горе: скончалась её сестра Фредерика, бывшая замужем за герцогом Ольденбургским, оставив двух малолетних детей сиротами. Да ещё беспокойства, связанные со старшими братьями, о которых рассказывалось выше.

Во всех своих семейных горестях немецкая принцесса находила поддержку лишь в чистой и глубокой любви мужа. Великий князь Павел Петрович с большой нежностью относился к своей добродетельной супруге, матери его детей. Отправляясь в поход против шведов в 1788 году, он написал ей следующие строки: «Я доложен отворить тебе сердце своё: тебе самой известно, сколько я любил и привязан был к тебе... Ты мне была первою отрадою и подавала лучшие советы... благодарю тебя и за терпение твоё, с которым сносила состояние своё ради меня... а за случающиеся в жизни нашей скуки и прискорбия прошу у тебя прощения...» И тут же в письме, как бы прощаясь со своей наречённой – ведь на войне всякое бывает, – Павел даёт ей совет: «Будь тверда в Законе, который ты восприяла, и старайся и соблюдения непорочности его в государстве: не беспокой совести ничьей. Государство почитает тебя своею, ты сие заслуживаешь, и ты почитай его отечеством, люби его и споспешествуй благу его. ...Старайся о благе прямом всех и каждого... будь милостива и снисходительна и следуй всем своей душе благотворительной... Бог да благословит всю жизнь твою. Прости, друг мой; помни меня, но не плачь обо мне; повинуйся воле того, который к лучшему всё направляет, прими мою благодарность.

Твой всегда верный муж и друг Павел.

4 января 1788 года».

Когда Мария спустя несколько недель получила от камергера своего супруга весточку, она выразила слуге в своём письме особую признательность: «Да наградит Вас Бог, любезный Вадковский, за то, что Вы дали мне столь хорошие вести о дорогом моём муже. Они мне очень нужны: его внимание, его память, его нежность составляют моё счастье, мою поддержку».

Далее она высказывает просьбу оберегать великого князя от всего опасного, следить за его здоровьем. «Помните, что Ваши попечения о самом обожаемом из супругов дают Вам право на вечную признательность».

Присутствие великого князя Павла Петровича в армии было, к радости его жены, непродолжительным, и супруги вновь оказались вместе. Но в скором времени судьба лишила принцессу Вюртембергскую полного супружеского счастья. В характере сына императрицы наступил перелом, и терпение Марии Фёдоровны стало подвергаться тяжёлым испытаниям.

К тридцати пяти годам наследник стал резко меняться: его любезность, живость и общительность стали исчезать. Постепенно он начал превращаться в угрюмого и неуравновешенного человека, вспыльчивого и непредсказуемого. Он сформировал в Гатчине небольшую армию, одел её в прусскую форму и занялся муштрой. Ни театральные представления, ни литературные чтения не вызывали более его интереса. Воинские упражнения да религия – вот что для него стало главным.

В мае 1788 года великая княгиня Мария Фёдоровна разрешилась ещё одной дочкой. Роды были настолько тяжёлыми, что жизнь матери висела буквально на волоске. Государыня семь часов подряд не отходила от постели невестки. Твёрдостью духа, решительностью и полезными распоряжениями она помогала растерявшимся врачам делать всё необходимое, чтобы спасти и роженицу, и ребёнка. Малышке было дано имя Екатерина – в честь бабушки.

В общем и целом отношения между императрицей Екатериной II и её невесткой сложились очень хорошие. Кроткая и терпеливая немецкая принцесса проявляла послушание, относилась к царственной свекрови с искренним почитанием, а та, в свою очередь, дарила ей нежность и даже порой уступала, если это не затрагивало её коренных интересов. Поскольку семья большую часть времени проводила в Павловске, между Екатериной II и Марией Фёдоровной велась постоянная переписка, которая в основном касалась воспитания и развития детей, что очень интересовало стареющую государыню: «Александра начала рисовать и, кажется, имеет большую склонность к этому таланту»; «Елена выучила три буквы, и это она сделала по собственному желанию; никто её не приглашал учиться»; «Мария уже делает несколько шагов...»

Императрица, в свою очередь, постоянно давала рекомендации относительно внуков. К своей невестке она обращалась не иначе как «любезная дочь»; переписка велась на французском языке, которым обе женщины свободно владели: «Благодарю Вас, любезная дочь, за прекрасную табакерку, которую Вы мне прислали; она доставила мне истинное удовольствие. Это подарок, который будет мне очень дорог, так как исходит из прелестных рук Ваших».

Таким образом, можно сказать, что главный барьер, который вюртембергской принцессе предстояло преодолеть по прибытии в российскую столицу, ею был взят успешно. Свекровь-государыня и невестка великая княгиня нашли общий язык, чего нельзя сказать об отношениях между матерью и сыном. К Павлу Екатерина II не проявляла ни любви, ни материнской заботы. Свою нежность она отдавала внукам и их матери – немецкой принцессе, которую сама выбрала для своего сына, считая этот выбор очень удачным. Сердечный и тесный контакт с невесткой продолжался в течение двадцати лет.

В 1789 году принцессе Софии Доротее, ставшей женой единственного сына российской императрицы, исполнилось тридцать лет. За всё время своего пребывания в России она сумела приобрести всеобщую любовь и уважение, стойко противостоя всем искушениям пышного развращённого двора Екатерины II. Да и чопорное окружение придворных ей было не по душе. Она выросла на вольном воздухе среди садов и цветников, так любимых ею. И Павловск, расположенный на холмистых берегах речки Славянки, состоявший поначалу из двух небольших домов, названных на немецкий лад – Паульлюст и Мариенталь, напоминал вюртембергской принцессе её родной Этюп.

Ещё десять лет назад Екатерина II пригласила итальянского архитектора Камерона для сооружения нового дворца и разбивки парка на месте диких лесных зарослей. Строительство продолжалось около шести лет, отделка помещений велась под непосредственным наблюдением великой княгини. Для парадных залов были закуплены в Италии античные скульптуры, бронзовая мелкая пластика и керамика, найденные при археологических раскопках, которые в то время интенсивно велись в Риме и Помпеях. Мебельные гарнитуры были заказаны у известного парижского мастера, обивка для мебели и нарядные драпировки на окна из шёлковых тканей делались на мануфактурах Лиона. После завершения работ Павловский дворец по красоте, богатству и изысканности убранства не уступал многим прославленным дворцам Европы. В огромном лесном массиве, через который протекала извилистая Славянка, был разбит парк. Глубокие лесные овраги и многочисленные ручьи помогли создать живописные пейзажи. Позже на одном из самых отдалённых участков парка по желанию Марии Фёдоровны будет воздвигнут памятник её родителям.

Пользуясь уединением в Павловске, великая княгиня развила в себе привычку к неустанной деятельности. Она занималась хозяйственными делами, вела активную переписку с родными, вникая во все их проблемы, стараясь помочь по мере своих сил. «Отчего я не могу полететь к Вашим ногам в настоящую минуту и рассеять все Ваши беспокойства? – писала она отцу, который глубоко переживал увольнение старшего сына с российской службы. – Я всю жизнь, обожаемый и любезный отец, буду пребывать Вашей покорнейшей и послушнейшей слугой и дочерью!»

Нередко за границу посылались и значительные суммы денег, чтобы оказать родственникам материальную поддержку.

Зиму великий князь Павел Петрович и его супруга обычно проводили в Петербурге, куда они всегда возвращались с большой неохотой, тяжело расставаясь со своим домашним кружком в Павловске и Гатчине. Там они могли предаваться своим любимым занятиям: великий князь военным упражнениям – в Гатчине для этого был устроен специальный плац, – а его супруга в свободное от хозяйственных забот время – каким-либо искусствам или чтению. Жажда к чтению побудила великокняжескую чету обзавестись собственной библиотекой. За основу её была взята дорожная библиотечка императрицы, подаренная ею сыну и его жене. Со временем эта библиотечка пополнилась новыми книгами почти по всем отраслям знаний. Мария Фёдоровна занималась и резьбой по камню, кости, янтарю, и, конечно, живописью, полюбившейся ей ещё в юношеские годы. В одном из писем невестке Екатерина II писала: «Благодарю Вас, любезная дочь, за прекрасную головку, которую Вы нарисовали для меня. Рисование Ваше день ото дня совершенствуется».

Повседневная жизнь в Павловске и Гатчине шла тихо и однообразно. Но скучновато было лишь в дождливое осеннее время, когда сообщение с Петербургом почти прекращалось и к великокняжескому двору не являлся никто из обычных визитёров, живущих в столице. Круг гостей, которых обычно принимали с большой любезностью, простотой и непринуждённостью, осенью значительно сужался. Оставались лишь постоянные посетители – чета Бенкендорф, Шарлотта Ливен, две её дочери, которых Мария Фёдоровна взяла к себе во фрейлины, да госпожа Вилламова, состоявшая при дочерях великокняжеской четы. Чтение, игра в шахматы или карты, порой домашние спектакли, которые очень любил наследник престола. Они ставились обычно по случаю именин или дней рождения.

Но это мирное, тихое течение жизни малого двора нарушилось тогда, когда неровный и раздражительный характер Павла Петровича изменился в худшую сторону. Произошла и перемена в его отношении к своей жене. Всё это совпало с первыми раскатами грозной бури революции во Франции.

Уже в самом начале Великой французской революции в Россию двинулись толпы выходцев из Франции, надеявшихся на гостеприимство Екатерины II. В петербургском обществе подробно обсуждались французские события: одни каждый успех революции встречали криками ужаса и негодования, другие – с нескрываемым сочувствием, пока, впрочем, запах крови, льющейся из-под гильотины, не дошёл до обоняния русских дворян. Эмигранты, прибывавшие из Франции, сообщали всё новые подробности о мерах революционного правительства и его кровавых деяниях, о проявлении необузданной дикости и зверства уличной черни. Екатерина II торжественно отказалась признать законность нового порядка, установившегося во Франции, и потребовала того же от всех представителей французского дворянства и духовенства, нашедших приют в России. С развитием террора здесь оказались даже республиканцы, изменившие свои убеждения: бывший секретарь Робеспьера Дегюр, ставший впоследствии ректором Петербургского университета, брат Марата, который посвятил себя педагогической деятельности в российских учебных заведениях. Некоторые беглецы осели в дворянских семьях как преподаватели французского языка.

Сочувственно к эмигрантам отнеслись и их высочества Павел Петрович и Мария Фёдоровна. С некоторыми из них супруги познакомились ещё во время своего пребывания во Франции, а некоторые явились к ним с рекомендательными письмами от родителей великой княгини. Волнения в соседней Франции отозвались и в маленьком Монбельярском графстве, населённом почти сплошь французами. Вооружённые толпы народа не обошли графство – там происходили беспорядки и дикие вольности. Родители великой княгини Марии Фёдоровны вынуждены были на время покинуть свой дом, где они прожили двадцать лет, и временно поселиться в Базеле. Монбельярская семья через свою принцессу, ставшую супругой наследника российского престола, обратилась к Екатерине II с просьбой о заступничестве. Однако императрица дала уклончивый ответ. Сама Мария Фёдоровна делала всё возможное, чтобы помочь своим родителям хотя бы деньгами, как ни скромны были её собственные средства.

Много волнений доставила супруге великого князя Павла Петровича в то время и тревога за свою лучшую подругу юности Генриетту Оберкирх, которая во время террора вместе с семьёй проживала в Страсбурге. Наряду с другими лицами дворянского происхождения она была посажена в тюрьму; жизнь ей спасло падение Робеспьера. II течение всего времени тюремного заключения графини Мария Фёдоровна пересылала ей нежные письма через свою мать, не называя, однако, имени, чтобы обмануть бдительность республиканцев. «Дорогая и добрая Лань, – так она обращалась, — пусть сердце Ваше подскажет Вам имя того, кто пишет Вам эти строки. Вы стоили мне много слёз, много беспокойств, я чувствую все утраты Ваши, и верьте мне, моя дорогая, что я разделяю их с Вами... Будем надеяться, что счастье к Вам вернётся. Давайте мне время от времени знать о себе через мою мать. Я не смею говорить подробнее. Рассчитывайте всегда на мои чувства, на мою дружбу...»

Годы 1789—1792-й были вообще несчастливыми для великой княгини: одно горе сменялось другим. При преждевременных родах скончалась её младшая сестра Елизавета, ставшая женой эрцгерцога Франца. Через некоторое время ушёл из жизни и любимый её брат – принц Карл. В девятнадцать лет он прибыл в Россию, дослужился до чина генерал-майора, принимал участие в войне против Турции. На третьем году службы в армии фельдмаршала Потёмкина, оказывавшего молодому генералу своё покровительство, принц внезапно заболел и умер от горячки. Это было страшным ударом для его сестры. Именно Карл был её любимцем. Характером этот принц Вюртембергский совершенно не походил на своих старших братьев, познавших грубость казарменной жизни в прусской армии и развивших в себе неуёмный эгоизм. Карл прошёл школу воспитания в тепле домашнего очага под руководством своей нежной матери и приехал в Россию прямо из Монбельяра. «Смерть брата нанесла моему сердцу рану, которая никогда не закроется», – писала великая княгиня родителям.

Не прошло и двух месяцев после кончины брата, как пришла весть о скоропостижной смерти его покровителя, светлейшего князя Григория Потёмкина. Мария Фёдоровна ценила его очень высоко: как полководца и как человека блестящего дарования. Новая скорбь затуманила её сердце. «Смерть его, – писала она в письме родителям, – есть яркий пример превратности человеческой судьбы. Этот человек, для которого ни один из дворцов не был достаточно обширен, у которого их было так много, умер, как бедняк, на траве, посреди степей. Чтобы закрыть ему глаза, один из гусаров вытащил из своего кармана медную монету – для человека, владевшего миллионами...»

В то время, когда удары судьбы сыпались на принцессу Вюртембергскую со всех сторон, начались её размолвки с любимым супругом. Всё чаще стали проявляться суровость, раздражительность и мелочность его неуравновешенного характера. В нём уже трудно было узнать живого, любезного и остроумного великого князя. Но особенно тяжёлым и оскорбительным для женского сердца Марии стало повышенное внимание Павла Петровича к её фрейлине Екатерине Нелидовой, которая как бы «встала» между ними, отодвинув добродетельную супругу великого князя на задний план.

Что же за женщина нарушила гармонию счастливого брачного союза немецкой принцессы, обладающей столькими достоинствами?

Екатерина Нелидова родилась в декабре 1756 года, воспитывалась в Смольном монастыре и принадлежала к его первому выпуску. В двадцать лет она была назначена фрейлиной к великой княгине Марии Фёдоровне, которой в то время было всего лишь семнадцать лет. Маленькая брюнетка с блестящими чёрными глазами, некрасивая, но живая, остроумная и изящная, Екатерина была полной противоположностью приехавшей в Россию немецкой принцессе – красивой высокой блондинке, строгой и степенной. С самого начала Нелидова сумела создать себе самостоятельное положение и сделаться заметнейшим лицом при великокняжеском дворе, который существенно отличался от двора императрицы. Малый двор, как его называли, был своего рода отдельным миром, где главным, конечно, был великий князь Павел Петрович: невинные удовольствия семейного быта и суровый порядок солдатской жизни в противоположность распущенным нравам большого двора.

Весёлая и живая хохотунья Нелидова участвовала почти во всех театральных представлениях, отлично играла на сцене, великолепно танцевала, и ни одно торжество в семье великокняжеской четы не обходилось без неё. Павел восхищался её грацией и умом. Со временем она стала его другом и доверенным лицом. Нелидова искусно вторила великому князю, принимая вид полнейшей откровенности и искренности и демонстрируя свою полную приверженность ему. Особенно близка она стала супругу принцессы Вюртембергской, когда в его характере наступил резкий перелом; он как бы замкнулся в себе и всплески своего необузданного гнева не умел больше сдерживать. Своенравная фрейлина великой княгини Марии Фёдоровны стала оказывать на сына императрицы большое влияние, возвеличивала его в собственных глазах, умея порой погасить его гнев какой-нибудь неожиданной выходкой или отвечая бранью на его брань. Перед Марией же она рассыпалась в заверениях преданности и даже любви, которым та доверчиво внимала. На первых порах влияние фрейлины на Павла не внушало ей ни страха, ни ревности. Но, будучи внимательным к Нелидовой, великий князь стал пренебрегать обществом своей супруги, что больно ранило любящую и безгранично преданную вюртембергскую принцессу. Да и в свете пошли разные толки. Всё происходившее при малом дворе обсуждалось в высшем свете Петербурга. Павел, возмущённый, как он уверял, ложными сплетнями, агрессивно отнёсся к неудовольствию и жалобам жены и удвоил внимание к её фрейлине, думая тем загладить несправедливость, опять же по его мнению, которую та терпела. Стали возникать постоянные недоразумения, которые больно ранили Марию Фёдоровну. Нелидова же тем временем приобретала всё большее влияние на великого князя. Немецкая принцесса вынуждена была даже пожаловаться свекрови, которая вместо ответа подвела её к зеркалу и сказала: «Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя – petite monstre[1]1
  Маленькая уродка (фр.).


[Закрыть], перестань кручиниться и будь уверена в своих прелестях». Сын же написал матери как бы в своё оправдание: «...Клянусь торжественно и свидетельствую, что нас соединяет дружба священная и нежная, но невинная и чистая. Свидетель тому Бог!»

Однако разлад в супружеской жизни сына российской императрицы перестал быть тайной не только для петербургских салонов. В парижском журнале «Monteur Universel» в апреле 1792 года была напечатана корреспонденция из Петербурга, в которой в весьма резком тоне передавались слухи об отношениях наследника российского престола с фрейлиной его жены. Поведение великого князя считали бестактным.

Екатерина Нелидова, оскорблённая многочисленными сплетнями, решила покинуть двор и уйти в монастырь. Да и со стороны своей госпожи она на каждом шагу стала ощущать пренебрежение. А ведь её как женщину, которая обычно вела себя очень сдержанно, стараясь не показывать свои страдания, фаворитка не переставала чтить, должным образом оценивая замечательную кротость и терпение великой княгини. Поскольку лишиться расположения её высочества Нелидовой не хотелось, она стала вести себя осмотрительнее и сдержаннее. Чтобы покончить с непрекращающимися толками об её странном положении при гатчинском дворе, фрейлина решила прервать своё шестнадцатилетнее пребывание при великокняжеской семье. Она обратилась к Екатерине II с просьбой об освобождении от придворной должности и о дозволении удалиться в монастырь. Однако этому воспротивился Павел Петрович, и Нелидова ещё некоторое время оставалась при малом дворе.

Между тем в июле 1792 года Мария Фёдоровна вновь родила девочку. Увлечение увлечением, а свои супружеские обязанности великий князь не переставал исправно выполнять... Как всегда, государыня присутствовала при родах, не спала две ночи, беспокоилась. Однако рождение пятой внучки не вызвало её радости, она хотела, чтобы родился мальчик. «Много девок, всех замуж не выдадут, состарятся в девках», – услышали от неё, когда палили из пушек при наречении имени. Назвали ребёнка Ольгой, но на этот раз по случаю крестин обычных наград от императрицы не последовало...

Итак, Екатерина Нелидова всё ещё оставалась в Гатчине. Тем временем великая княгиня в своём любимом Павловске находила утешение в детях.

Любимцем её был старший сын Александр, которому к тому времени исполнилось шестнадцать лет. Чтобы предохранить молодого человека от влияния развращённой жизни двора, Мария Фёдоровна поддержала решение свекрови как можно раньше женить его.

В Петербург были приглашены две дочери наследного принца Баден-Дурлахского: Луиза Мария Августа и Фредерика Доротея. Одна из них должна была стать невестой юноши. Понравилась великому князю Александру четырнадцатилетняя принцесса Луиза. Несмотря на столь юный возраст обручённых, свадьбу не стали надолго откладывать. В сентябре 1793 года было совершено бракосочетание – торжественно, но без излишней помпезности и блеска из-за разлада в отношениях между императрицей и сыном. Екатерина II в то время серьёзно подумывала о том, чтобы лишить Павла престолонаследия и завещать это право своему любимцу, старшему внуку. Мысли эти она держала при себе, но сын, по-видимому, догадывался о замыслах матушки.

Мария Фёдоровна оказалась как бы меж двух огней: с одной стороны, она не могла не уважать материнские права своей свекрови, а с другой – пыталась умиротворяющим образом воздействовать, несмотря ни на что, на всё ещё любимого супруга. Она хотела, чтобы отец сблизился со своим старшим сыном – её кумиром, чтобы он сумел обуздать болезненную пылкость своего темперамента и воздерживался от необдуманных поступков. Но действовала великая княгиня лишь «посемейному», никоим образом не вникая в политические соображения императрицы. Однако найти душевный контакт со своим супругом ей было очень трудно, поскольку из-за истории с Нелидовой Павел и к любящей жене стал относиться с подозрением, считая и её в числе своих врагов. Великий князь даже решил не присутствовать при бракосочетании сына, что вновь очень огорчило Марию Фёдоровну. Тогда она решила обратиться за помощью к своей сопернице. Фрейлина немедленно откликнулась на просьбу почитаемой ею женщины и сумела склонить Павла к разумным действиям без излишних эмоций. Впервые Мария Фёдоровна имела случай оценить всю силу влияния «маленькой», как она называла Нелидову, на своего непредсказуемого супруга и убедиться, что лишь при её содействии можно будет, как она выразилась, «помогать великому князю вопреки ему самому».

Так началось сближение немецкой принцессы с подругой её супруга. Обе женщины, каждая по-своему, любили великого князя и во имя этой любви решили подать друг другу руки, чтобы воздействовать на него с разных сторон для его же спасения. Жизнь в Гатчине пошла своим чередом.

Мария Фёдоровна хотела, чтобы её муж сблизился и со своей матерью, но это становилось всё более невозможным. При дворе императрицы он почти не появлялся и проводил в Гатчине, с редкими заездами в Павловск, не только лето, но и зиму. Такое опальное положение великого князя лишало Марию общества старших детей, которые постоянно находились при бабушке-государыне. Вновь и вновь она обращалась к Нелидовой с просьбами подействовать на её супруга. Любое исполнение своего желания она воспринимала с благодарностью к женщине, которую считала своей соперницей. Между ними состоялось полное примирение. Екатерина Нелидова снова обратилась с прошением об уходе со службы, которое на этот раз было удовлетворено. Теперь уже бывшая фрейлина появлялась при малом дворе лишь с короткими визитами в качестве гостьи.

Отношения между Павлом Петровичем и принцессой Вюртембергской постепенно улучшались. Там, где влияние супруги на великого князя оказывалось недостаточным, она искала поддержки у Нелидовой. Соединёнными усилиями им часто удавалось не только предохранять его от ошибок, которые он мог совершить из-за болезненного темперамента и навязчивых идей, но и обуздывать его раздражительность и порывы гнева. Удалось добиться и сближения между отцом и сыновьями, чему Мария Фёдоровна была безумно рада. Старший сын искренне заявлял о своём нежелании занять престол в ущерб правам отца. Он вообще считал себя неспособным управлять таким огромным государством, как Россия.

Примирение с мужем заметно улучшило настроение великой княгини. Большой радостью для неё явилось известие о том, что отец её, принц Фридрих Евгений, после смерти своего брата стал владетельным герцогом Вюртембергским. За финансовое благополучие своих родных она отныне была спокойна.

В начале января 1795 года у Марии Фёдоровны родилась шестая дочь – Анна. Но буквально через неделю ещё неокрепшее после родов здоровье матери подверглось страшному испытанию: скончалась её двухлетняя дочь Ольга, которая пользовалась особой привязанностью Марии. Павел в те дни отчаяния преобразился: стал опять нежным и внимательным к своей супруге, старался по мере сил смягчить её горе.

Но жизнь продолжалась, и через полтора года великая княгиня вновь стала матерью – на этот раз родился сын. Отец был доволен и горд. Бабушка же, хоть и обрадовалась долгожданному мальчику, была активно поглощена лишь одной мыслью: как сделать так, чтобы престолонаследником стал её старший внук. Ей казалось, что Александр всё же не отвергнет её план. Не откладывая в долгий ящик, Екатерина направила жене сына соответствующую бумагу с требованием: та должна поставить свою подпись с согласием вынудить своего мужа отказаться от прав на престол. Мария Фёдоровна, пожалуй, впервые проявила непослушание воле императрицы и с негодованием отказалась подписать бумагу. Мирное сосуществование между свекровью и невесткой, продолжавшееся почти двадцать лет, было нарушено. Своему супругу о коварстве его матери Мария, однако, не сказала, чтобы не травмировать его ещё больше.

Екатерина II, ранее очень любившая свою невестку, теперь стала относиться к ней холодно и подозрительно. А Марии Фёдоровне свекровь уже казалась существом почти враждебным. Да и в характере и мировоззрении обеих женщин с некоторых пор всё более явно проявлялась разница. Со временем между ними росло отчуждение, которое обострялось обстоятельствами как семейной жизни великой княгини, так и политической жизни России того времени.

Ещё за несколько месяцев до рождения у Марии Фёдоровны третьего сына в Петербург по вызову Екатерины II прибыла герцогиня Саксен-Кобургская с тремя дочерьми. Одна из них, по мнению императрицы, должна была стать невестой великого князя Константина, которому ещё не было и семнадцати лет. Выбор пал на Юлиану Генриетту. 2 февраля 1796 года принцесса приняла православную веру с именем Анны Фёдоровны, а спустя две недели её обвенчали с внуком могущественной императрицы. Сделано это было явно вопреки его желанию. Уже с первых дней супружества характер и привычки второго сына великокняжеской четы стали отрицательно воздействовать на семейную гармонию молодых людей. Константин – несдержанный и подверженный непредсказуемым странностям, и великая княгиня Анна Фёдоровна – кроткая, добропорядочная, воспитанная на высоконравственных принципах. Такая несхожесть характеров в скором времени привела к взаимному охлаждению, а спустя четыре года к разрыву.

А у императрицы возникло очередное «брачное» желание: найти супруга для тринадцатилетней Александры, своей старшей внучки. Она решила, что самой подходящей кандидатурой для великой княжны является наследник шведского престола Густав Адольф. Переговоры о браке велись ещё с его отцом, королём Густавом III, и было это связано с чисто политическими планами обеих стран. Казалось, всё было решено. Но Густав Адольф, став королём после смерти отца, не приехал в Петербург для знакомства с невестой, так как до своего совершеннолетия по шведским законам не имел права посещать столицы иностранных государств. Екатерине II пришлось согласиться с этим доводом. Тут остро встал ещё один вопрос – о религии будущей шведской королевы. С самого начала предполагалось, что великая княжна не изменит своего вероисповедания – этого требовала российская императрица. Шведский двор, казалось, был согласен. О браке короля Швеции с внучкой Екатерины II говорили уже как о деле вполне решённом. Оно должно было состояться, как только король достигнет совершеннолетия.