Текст книги "Принцессы-императрицы"

Автор книги: Валентина Григорян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА

 течение пяти лет к двум немецким принцессам одновременно обращались со словами «Ваше Величество»: одна после смерти своего супруга, императора Николая I, носила титул вдовствующей императрицы, а другая получила корону из рук её сына Александра, вступившего на российский престол после кончины своего отца. Обеим принцессам выпала доля стать матерями детей царей Романовых, но женские судьбы у них сложились по-разному. Шарлотта из Пруссии тридцать восемь лет своей супружеской жизни наслаждалась тихим семейным счастьем. Благодаря вниманию и заботе государя сумела она пережить все невзгоды, встретившиеся на её жизненном пути. Марии из Гессена после радостных и солнечных дней на заре своего замужества предстояли годы тёмной холодной ночи, когда она будет лишена того, что всего дороже женскому сердцу, – тепла любимого человека, посланного судьбой.

Великий князь из далёкой России, путешествуя по странам Европы, встретил в Дармштадте, куда заехал по чистой случайности, девушку, которая с первого же взгляда поразила его воображение. «Либо она, либо никто и ничто» – так решил великий князь Александр. И он добился своего. Вот только конец этой красивой истории оказался далеко не красивым. Но обо всём по порядку...

Дармштадт – старинное немецкое поселение, получившее права города в первой половине XIV столетия. Ещё более пятисот лет назад город перешёл по наследству гессенским ландграфам, а с 1567 года стал их резиденцией. Со временем на месте скромного дома правителей по проекту французского архитектора был построен великолепный замок, где и проживали ландграфы. Последний из них, Людвиг X, в 1806 году получил титул великого герцога. (Это тот самый Людвиг, о котором уже рассказывалось выше. Он был родным братом принцессы Вильгельмины, вышедшей замуж за будущего наследника российского престола, великого князя Павла Петровича).

В 1773 году по случаю бракосочетания своей сестры Людвиг приехал в Петербург. Императрица Екатерина II присвоила гессенскому принцу чин бригадного генерала и оставила на службе в русской армии. Он участвовал в войне против Турции, проявив при этом мужество и воинскую доблесть. Два года принц пробыл в России, затем выехал на родину, чтобы навестить отца, оставшегося вдовцом. Остановившись по пути в Касселе, Людвиг познакомился с дочерью вюртембергского герцога Софией Доротеей. Девушка ему понравилась, и спустя некоторое время он сделал предложение. В марте 1776 года молодые люди были помолвлены, на июль была назначена их свадьба.

Но случилось непредвиденное. Через месяц после помолвки в России скончалась сестра Людвига, супруга великого князя Павла Петровича. Некоторое время спустя в Веймар, где в то время находился принц, пришло известие: его невеста, идя навстречу пожеланиям короля Прусского Фридриха II и Екатерины II, дала своё согласие на брак с овдовевшим наследником российского престола; это было как гром среди ясного неба, но отвергнутому жениху ничего не оставалось, как примириться со свершившимся фактом. Вскоре он женился на своей дальней родственнице, красавице Луизе Каролине Генриетте. (Какое переплетение человеческих судеб! Дочь их старшего сына и стала той милой принцессой, которой был пленён великий князь Александр Николаевич, правнук Екатерины II).

Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария – таким было полное имя гессенской принцессы, которой предстояло носить российскую корону. Она была младшим ребёнком и единственной дочерью великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига II. Оставшись в девять лет без матери, Максимилиана воспитывалась мадемуазель де Граней, эльзаской по происхождению. Почти всё время девушка проводила в загородном дворце герцога, расположенном в живописных окрестностях Дармштадта. Отца она видела не часто – он предпочитал жить в своём городском замке.

Уже три года герцог был вдовцом. Его жена, принцесса Вильгельмина Баденская, от которой он имел троих сыновей и дочь, скончалась в 1836 году. После её смерти ходили слухи, что великая герцогиня была неверна своему владетельному супругу и двух последних детей родила от любовника, о чём якобы догадывался и сам герцог. Чтобы не прослыть рогоносцем и не опорочить чести семьи, он признал этих детей своими, но отношения между супругами в последнее время были весьма прохладными, а их совместное проживание носило лишь формальный характер. Об этом много говорили, но разве можно принимать за чистую монету всё, о чём говорят? Особенно если это касается правящих персон. Хотя кто знает? Может быть, именно поэтому принцесса из Дармштадта не рассматривалась в числе возможных невест для наследника российского престола?

Совершая поездку по Германии, Александр как-то под вечер заехал в Дармштадт, чтобы сделать там остановку на ночлег. Великий князь хотел переночевать в гостинице и на следующее утро планировал вновь двинуться в путь. Но едва сын императора Николая I вышел из коляски, как появился генерал-адъютант великого герцога Август Витгенштейн. Он был прислан с приветствием по случаю прибытия высокого гостя и с приглашением посетить герцогский дворец. Отказ был явно неуместен, хотя этот визит и не входил в план путешествия. После осмотра дворцовых помещений и великолепного парка, украшенного весенним нарядом, Александр был приглашён в театр на оперу «Весталка». Именно в театре цесаревич и увидел впервые юную дочь дармштадтского герцога, сразу же вызвавшую его живейший интерес. Александр принял предложение после представления поужинать во дворце вместе с семьёй великого герцога.

В замке был сервирован великолепный стол. Настроение гостя из России заметно поднялось. Он принимал активное участие в разговорах, много шутил, смеялся. Вопреки своему первоначальному плану остаться в Дармштадте лишь на одну ночь, он согласился присутствовать на утреннем параде и на завтраке у наследного принца. Возвратившись в гостиницу, великий князь Александр в тот же вечер заявил своему адъютанту, что хочет жениться на дочери герцога Людвига И.

Восемь дней пробыл будущий российский император в Дармштадте. В честь него устраивались парадные обеды, балы, прогулки в коляске по окрестностям города. Семейный быт великого герцога, отличавшийся простотой и скромностью, резко контрастировал с пышными празднествами, которыми чествовали цесаревича при прочих германских дворах. Это произвело на великого князя отрадное впечатление, усилившееся искренним радушием хозяина и его домочадцев. Он уже не спешил покинуть гостеприимную семью герцога и не скрывал своих симпатий к его дочери. Девушке ещё не было и пятнадцати лет, но внешний облик, стройная фигура, тёплый взгляд умных глаз и какая-то особая грация во всех её движениях приковывали к себе внимание.

В момент отъезда из Дармштадта Александр отправил в Петербург курьера с письмом. «Вот письмо к государю, – сказал великий князь, – которое поручаю вам вручить в собственные руки. Немедленно берите дилижанс и постарайтесь прибыть в Светло-Христово Воскресенье или накануне, в субботу. Это придётся 25-го числа, в Благовещенье, и в тот самый день, когда мой отец предполагает переехать из Аничкова дворца в Зимний, только что заново отделанный. Он будет весьма рад в тот же день получить от меня известие. Если Его Величество пожелает получить от вас какие-либо сведения и подробности относительно принцессы Марии – передайте ему всё то, что вам лично известно».

Письмо было передано по назначению. Прочитав его, государь задал курьеру несколько вопросов относительно гессенской принцессы. Он спросил, сколько ей лет, каковы её рост, внешность? Кто наблюдал за её воспитанием после кончины августейшей матери? Каковы вообще её нравственные достоинства? Отпуская курьера, император сказал: он не имеет ничего против, чтобы сын по возвращении из Англии, которую должен был посетить согласно плану своего путешествия, снова приехал в Дармштадт и пробыл бы там более продолжительное время. Как отец Николай I был вполне демократичен. Своим детям он предоставлял при заключении супружеских союзов свободу выбора по внушению собственного сердца с учётом, конечно, правил императорского дома Романовых.

Весной следующего года великий князь Александр вновь прибыл в Дармштадт, где и состоялась его помолвка с дочерью гессенского герцога. В Петербург срочно отправился генерал-адъютант Август Витгенштейн с полномочиями подписать брачный контракт. Не прошло и четырёх месяцев, как принцесса Максимилиана Мария вместе со своей будущей свекровью, императрицей Александрой Фёдоровной, прибыла в Россию. После короткого отдыха в Царском Селе состоялся торжественный въезд наречённой невесты наследника престола в российскую столицу. Вдоль всего Невского проспекта вплоть до Зимнего дворца были выстроены ряды гвардейцев и отряды блестящих кавалерийских полков. Звуки салютов и полковой музыки сливались с восторженными криками народа. Кортеж придворных и свиты следовал за золочёными каретами с членами царской семьи, в первой ехала сама государыня с невестой. Обе были одеты в русские платья. На принцессе Марии был голубой шлейф, весь обшитый серебром, и белый шёлковый сарафан, перёд которого тоже был вышит серебром. Вместо пуговиц сверкали бриллианты с рубинами, бриллианты украшали и повязку из темно-малинового бархата. С головы спадала вышитая серебром вуаль.

У парадного крыльца Зимнего дворца всех встречали император, цесаревич и высшие придворные чины. Царская фамилия в сопровождении двора двинулась в церковь на торжественный молебен. Затем после короткого официального приёма принцессу отвели в её комнаты, расположенные в нижнем этаже рядом с комнатами дочерей императора, почти её ровесниц. Такое соседство несколько уменьшило страх шестнадцатилетней девушки, оказавшейся в столь непривычной обстановке.

В Петербурге царская семья пробыла лишь несколько дней, а затем вернулась в Царское Село, где и провела всю осень. От грустных дум о родных местах принцессу отвлекали развлечения, которыми была заполнена жизнь в этой резиденции русских царей. Великая княгиня Елена Павловна, отличавшаяся большим вкусом, устраивала различные праздники в честь жениха и невесты. А каждое воскресенье проходил парадный обед у императрицы, на который все домочадцы являлись в роскошных туалетах, украшенных бриллиантами и цветами. В маленьком Царскосельском театре давались французские спектакли. Иногда члены царской семьи ездили в Петербург, чтобы послушать оперу или посмотреть балет.

Не менее насыщенной была жизнь и в столице, куда все вернулись, как только начались холода. Как бы открывая зимний сезон, великая княгиня Елена Павловна дала большой бал по случаю именин своего супруга, младшего брата императора. Затем последовало бесконечное множество различных праздников, балов, спектаклей. Но гессенская принцесса не могла принимать в них участия. Вероятно, от непривычки к суровому климату у неё на одной щеке под глазом образовалось красное пятно величиной с голубиное яйцо. Хотя оно не слишком беспокоило девушку, доктора не советовали ей выезжать на мороз: от холода пятно приобретало багровый цвет, ощущалось жжение. Лечению пятно поддавалось с трудом. Небольшие прогулки принцесса могла совершать только по залам Зимнего дворца. Лишь изредка, если погода становилась теплее, ей разрешалось проехаться по улицам в закрытом экипаже, укрыв лицо несколькими вуалями. Невесёлое это было время для молодой девушки, привыкшей к длительным прогулкам в окрестностях своего Югендхайма, как она называла дворец, в котором проживала вместе с мадемуазель де Граней, заменившей ей мать. Воспитательница в своё время сумела окружить дочь герцога здоровой и чистой нравственной атмосферой, отгородить от неё всё постороннее, что могло бы дурно повлиять на принцессу. Сейчас эта милая, заботливая женщина, приехавшая вместе со своей воспитанницей в Россию и назначенная к ней в гувернантки, скрашивала её дни в суровом и ещё малознакомом Петербурге. Высокая, с правильными чертами лица и ясным взглядом голубых глаз, де Граней всех удивляла своими белыми, как серебро, волосами. При дворе уже знали, что поседела она в несколько дней во время болезни принцессы, когда той было двенадцать лет. У девочки тогда оказалось сильное воспаление лёгких, и врачи не были уверены, что она выживет. В глубокой искренней любви эльзаски к воспитаннице никто не сомневался.

Доброжелательная ко всем де Граней расположила к себе не только царскую семью, но и придворных. В её простоте было что-то очень честное и открытое, это редко можно было встретить при петербургском дворе.

Видя, какие неприятности доставляет принцессе злополучное пятно, де Граней очень страдала. К счастью, к весне краснота стала бледнеть и постепенно совсем исчезла. Но, как говорится, нет худа без добра. Время, освободившееся от празднеств и развлечений, Максимилиана Мария активно использовала для изучения русского языка. Учителем к ней был назначен всё тот же Жуковский, который пользовался исключительным доверием и семьи императора, и самого наследника.

Бывшая камер-юнгфера Анна Яковлева, поступившая после окончания Санкт-Петербургского института на службу к невесте цесаревича в 1840 году, так рассказывает в своих воспоминаниях о первом знакомстве Жуковского со своей ученицей:

«Раз утром вошёл в дежурную комнату мужчина очень высокого роста, довольно полный, с маленькой головой, с гладко причёсанными волосами, со звездою на груди. Появление его меня несколько озадачило, так как с этой стороны никто не имел права войти, кроме царской фамилии и доктора, а о всех остальных должен был докладывать камердинер. Я только что хотела ему это заметить и предложить обратиться к камердинеру, как он весьма вежливо поклонился и сказал:

– Могу ли я вас попросить доложить принцессе, что Жуковский, её учитель, желал бы представиться ей.

Конечно, я была рада исполнить его желание и сама доложила о нём принцессе и проводила его к ней. Я очень была довольна, что мне удалось увидеть нашего знаменитого писателя».

Изучением русского языка гессенская принцесса занялась с большим прилежанием. Язык давался без особого труда, и через несколько месяцев она могла уже изъясняться по-русски. Одновременно шла подготовка и к переходу в православную веру. Священник, назначенный к принцессе, был доволен её усердием и способностями.

Миропомазание свершилось в декабре. Белый атласный сарафан, опушённый лебяжьим пухом, просто убранные волосы и отсутствие всяких украшений – такой предстала принцесса-лютеранка перед священнослужителями Русской церкви. При обряде присутствовали также иностранные принцы и посланники со своими жёнами и дочерьми. На следующий день в присутствии всей царской семьи, российской знати и иностранных гостей состоялось обручение наследника российского престола с немецкой принцессой. Свадьба была назначена на 16 апреля следующего года, накануне дня рождения великого князя Александра.

Длинные зимние вечера коротались за чтением и, конечно, за бесконечными разговорами. Максимилиана Мария любила рассказывать о своём отечестве, родных и друзьях, об обычаях при дворе великого герцога. Невольно она сравнивала жизнь российского двора с родным Дармштадтом. «Два раза в неделю, – вспоминала она, – у нас был парадный стол, за которым непременным блюдом была разваренная треска с картофелем, рублеными яйцами и топлёным маслом. За столом обычно прислуживали женщины, отец говорил: «Мужчины мне нужны как солдаты». Ещё принцесса сообщила, что в Дармштадте имели очень смутное представление о России и российской столице, думая, что зимой люди ходят там в масках из меха, чтобы сберечь лицо от холода, и что на улицах можно встретить волка и даже медведя. Самих же русских считали чуть ли не дикарями, а их обычаи варварскими.

По вечерам часто приходил брат принцессы Александр, приехавший вместе с ней в Россию. Он был годом старше своей сестры. В детстве они не разлучались. Вот и теперь принц Гессенский предпочитал проводить вечера в обществе цесаревича и его невесты. К своему будущему шурину великий князь проникся какой-то особой симпатией, видя в нём много достоинств: привлекательная внешность, строгая военная осанка, весёлый характер, остроумие. Принц играл на рояле, мадемуазель де Граней занималась рукоделием, а цесаревич с невестой проводили время в весёлых разговорах. В девять часов вечера великий князь один или вместе с невестой обязательно наносил визит матери-императрице.

Между тем шла усиленная подготовка к свадьбе. В Зимнем дворце обустраивались комнаты для молодых, готовились подарки. Гессенские девушки к свадьбе своей принцессы вышили по канве шерстью большой ковёр с рисунком, изображающим Дармштадт, замок великого герцога и окрестные виды. (Мария затем пошлёт всем в знак благодарности золотые брошки со своими инициалами, а ковёр повесит в одну из комнат Гатчинского дворца).

И вот этот день наступил, о высочайшем бракосочетании возвестили пять пушечных выстрелов, прогремевших в восемь часов утра. В сопровождении своего штата в комнаты императрицы прошла великая княгиня, где ей надели корону из бриллиантов. Между ними Александра Фёдоровна воткнула несколько веточек живых померанцевых цветов. Маленькую ветку она приколола к груди невесты.

После венчания, которое состоялось в дворцовой церкви, молодые принимали поздравления. Затем был дан парадный обед, завершившийся балом. В конце бала новобрачных проводили в их внутренние покои. Отныне гессенская принцесса, наречённая после принятия православия Марией Александровной, – супруга цесаревича, наследника российского престола.

Скромная, сдержанная в проявлениях своих чувств, юная принцесса поначалу со страхом отнеслась к столь резкому повороту в своей судьбе. Выросшая в уединении и присущей большинству немецких дворов строгости, она была, казалось, испугана, попав в новую для неё обстановку: блестящий пышный двор, один из самых светских в Европе, строгий церемониал, напыщенные сановники, беспрестанные аудиенции с представлением новых лиц, обязательные выезды в театр, строго соблюдаемые визиты и поздравления между царскими особами. Нелегко юной девушке было преодолевать свою застенчивость и смущение, когда она находилась среди своих новых многочисленных родственников и высоких сановников, уже с самого начала старающихся добиться расположения будущей императрицы. Большой поддеряской стала нежная внимательность и забота супруга, которому вся обстановка при дворе была знакома до мелочей. Да и государыня-свекровь отнеслась к своей невестке очень доброжелательно, ведь их помимо всего прочего связывали общие корни на земле немецкой.

В Петербурге высший свет спешил устраивать в честь новобрачных балы, обеды и прочие празднества. Блеском и роскошью они старались превзойти друг друга. Напряжение этих торжеств сняла поездка императора и всей его семьи в Москву. Но длилась она недолго – вскоре все переехали в Петергоф, доселе невиданный гессенской принцессой. Здесь было чем восторгаться: прекрасные сады и парки с позолоченными статуями и фонтанами, роскошные павильоны, украшенные редкими произведениями искусства, мельницы, окружённые живописными цветниками, сказочные сельские домики.

Молодым супругам предоставили небольшой двухэтажный дом. Нижний его этаж окружала с трёх сторон веранда, выходившая на цветник, с четвёртой стороны дома находился двор, в глубине которого стоял флигель, используемый как молочная ферма. Там содержалось несколько породистых коров и телят. Поскольку железная крыша дома была выкрашена под солому, вся застройка имела сельский вид. Впоследствии ферму перевели в более отдалённое место от дома цесаревича. На её месте выстроили помещение для детей Александра и Марии, появление которых не заставило себя долго ждать...

Однако любимым местом пребывания гессенской принцессы стало Царское Село, куда императорская семья переезжала обычно к концу лета. Молодые супруги размещались здесь в старом дворце, боковой фасад которого выходил на большой луг с прекрасными могучими деревьями, расположенными в центре. Комнаты цесаревича находились в нижнем этаже, над ними покои его жены. Лестница за маленькой дверью, ведущая в так называемую Екатерининскую спальню, соединяла оба этажа. Из большой комнаты, которая когда-то служила спальней для императрицы Екатерины II, дверь открывалась в уютную комнату значительно меньших размеров, где стояли широкая двуспальная кровать, отгороженная высокими ширмами, обтянутыми зелёной тафтой, и богато инкрустированное трюмо у стены. В углу, между дверью в дежурное помещение и окном, на маленьком столике находилась икона Иисуса Христа в золотой ризе, украшенная драгоценными камнями перед образом всегда горела лампадка – эта комната была спальней Марии, а Екатерининская спальня служила столовой, в которой она обедала со своим супругом или с братом, принцем Александром, и мадемуазель де Граней. Осенью в комнату ставили в кадке яблоню с плодами, которые великая княгиня сама срывала с ветвей.

Каждое утро молодые отправлялись с визитом к императрице, иногда там и завтракали. Императрица-мать всегда сердечно приветствовала своего сына и его супругу, которая буквально светилась от счастья и любви к своему дорогому Александру. Утренний туалет Марии обычно отличался чрезвычайной простотой: батистовое платье с белым вышитым воротничком, соломенная шляпка с коричневой вуалью, коричневый зонтик и лёгкое клетчатое пальто. Только колец на пальцах всегда было много, а на безымянном пальце правой руки сразу несколько. Кольца недорогие и очень простенькие, но они были связаны с воспоминаниями детства и юности. На этой же руке Мария носила кольца своей матери, тоже недорогие. Левую руку украшали два кольца: одно – толстое обручальное, а другое, тоже толстое, с большим рубином, – фамильное кольцо, которое император дарил всем членам царской семьи.

В дни, когда цесаревич рано утром по служебным делам уезжал в Петербург, что бывало нередко, Мария вообще не завтракала и ждала мужа, иногда до самого вечера оставаясь голодной.

Принцесса любила совершать прогулки пешком. Она с детства к этому привыкла, а здесь на великолепных просторах Царского Села в сопровождении одной из фрейлин могла ходить часа по два без отдыха. Анна Яковлева напишет потом в своих воспоминаниях: «Бывало, она вернётся с прогулки усталая, разгорячённая, торопится переменить платье на шлюмпер (а бельё на ней хоть выжми), в то же время торопит, чтобы подали скорее сельтерскую воду. Кувшин воды подавали буквально ледяной, его едва можно было держать в руке. В стакан выжимали пол-лимона и треть стакана всыпали мельчайшего сахару; она держала стакан в руке и быстро мешала ложкой, пока вливали воду; от лимона с сахаром вода сильно пенилась, и великая княгиня залпом выпивала стакан холодной сельтерской воды, после чего уходила в кабинет и ложилась на кушетку отдыхать. Вот, может быть, причина начала её болезни и преждевременной кончины. Меня крайне удивлял подобный режим, но я не имела права говорить об этом».

Осень императорская семья проводила в Царском Селе, затем все переезжали в Петербург. Здесь вновь начиналась светская столичная жизнь, привыкнуть к которой Марии, выросшей на вольных просторах живописных дармштадтских окрестностей, было нелегко.

Первое время после приезда принцессы в Россию из Дармштадта понаехало много просителей с надеждой, что великая княгиня не откажет в помощи своим соотечественникам. Одни просили помочь деньгами, другие замолвить словечко для продвижения по службе, некоторые и вообще не прочь были поселиться и найти дело в России. Сначала гессенская принцесса помогала, чем могла, но потом её вынуждены были оградить от домогательств дармштадтцев: им давали средства на обратный путь и просто выселяли. Оставались лишь те, кто действительно находил себе занятие в России, а таких было немного.

Наступил новый 1842 год. В один из воскресных дней января с Марией, вернувшейся из церкви, вдруг случился обморок. Доктор, вызванный к принцессе, сообщил цесаревичу о беременности его жены, это известие было воспринято всей семьёй Романовых с большой радостью.

Отныне жизнь Марии резко изменилась, для неё наступило более спокойное время, она чаще могла оставаться дома и не принимать участия в суете светской жизни двора. Её брат, принц Александр, и мадемуазель де Граней проводили с ней всё свободное время. И каково же было огорчение цесаревны, когда её воспитательница высказала пожелание уехать в Швейцарию. Расставание было грустным. И хотя де Граней впоследствии часто приезжала в Россию и подолгу гостила у своей принцессы, как она по привычке продолжала называть великую княгиню Марию Александровну, каждый её отъезд из Петербурга всегда вызывал слёзы у воспитанницы. Что было причиной этих слёз? Разлука с дорогим человеком? Невозможность последовать за ней? Нет! Только не последнее. Ведь деревце жизни принцессы, пересаженное на новую почву, прижилось и скоро даст первые плоды. Летом она должна родить ребёнка от любимого человека, который ей дороже всего на свете.

С первыми лучами весеннего солнца Мария покинула душную столицу, чтобы очутиться на просторах Царского Села. Несмотря на беременность, она вновь стала совершать пешие прогулки, сократив лишь несколько маршруты. Хотя ноги её опухли настолько, что пришлось заказывать новую обувь, великая княгиня, невзирая на погоду, каждый день ходила по парку. Возвратившись, она обычно просила подать ей свежий огурец, разрезала его во всю длину и тщательно внутренней стороной протирала своё разгорячённое от ветра лицо.

Для наблюдения за ожидавшей ребёнка великой княгиней была назначена повивальная бабка, Анна Даниловна Чайковская. Внешний вид этой акушерки был неприглядный: маленькая, приземистая, с лицом, обезображенным оспой, и с припухшими подслеповатыми глазами. Но она была мастерицей своего дела и пользовалась полным доверием царской семьи. «Бедное дитя, как только оно появится на свет, сразу испугается, увидев акушерку», – сказала принцесса мужу после первого знакомства с Анной Даниловной. Но вскоре женщины подружились. Мария чувствовала себя гораздо спокойнее, зная, что акушерка рядом.

18 августа 1842 года в Царском Селе родилась великая княжна Александра. Молодая мать хорошо перенесла родовые муки и чувствовала себя неплохо. Помогли пребывание на свежем воздухе и тщательный уход. Лишь поздней осенью молодая семья, теперь уже в составе трёх человек, возвратилась в Петербург.

Девочка приносила много радости восемнадцатилетней матери. Она окружила её заботой и лаской, многие часы проводя у её колыбели. Юная мать даже выразила желание самой кормить ребёнка, но дед, император Николай I, этому воспротивился. Он вообще не скрывал своего неудовольствия, что в семье наследника родилась дочь, ему хотелось внука, продолжателя династии Романовых. Но сам цесаревич сильно привязался к девочке. Его отцовское сердце как будто чувствовало потребность вознаградить ребёнка нежностью и лаской за ту холодность, с которой его дочь была встречена в царской семье. Маленькая Александра тоже очень привязалась к отцу: когда он уходил, она всегда начинала горько плакать, а при встрече выражала бурный восторг.

Прошло немногим больше года, и гессенская принцесса вновь стала матерью. На сей раз, к великой радости государя, у него родился внук. В честь деда мальчика назвали Николаем. Цесаревич очень гордился, что у него появился сын, и старался окружать свою дорогую супругу нежностью и любовью. Это было счастливое время для Марии. Через два года после первого родился второй сын, а затем и третий. Семья наследника быстро увеличивалась.

Отныне самым большим желанием цесаревны-принцессы было, чтобы дети оставались здоровыми и чтобы дорогой супруг был рядом. Последнее, правда, не всегда оказывалось возможным. Первые летние месяцы великий князь Александр обычно участвовал в лагерных сборах и манёврах, которые по традиции проходили в Красном Селе, но, чтобы повидать хоть ненадолго свою молодую жену, он часто на несколько часов приезжал в Петергоф, где обычно в это время находилась вся царская семья.

В Петергофе, любимом месте пребывания свекрови гессенской принцессы, жизнь протекала очень разнообразно. Императрица Александра Фёдоровна славилась своей изобретательностью устраивать всякие празднества и прогулки. Фантазии на этот счёт у неё было много. Иногда государыня вместе с дочерьми, невесткой и приближёнными выезжала утром в Монплезир – маленький дворец в Петергофе на берегу Финского залива. Построен он был ещё во времена Петра I. Одна, самая крошечная из всех небольших комнат дворца показывалась посетителям как в некотором роде мемориал первого российского императора. В ней он иногда летом жил. В комнате стояла узкая длинная кровать, на подушке лежал колпак, на полу на маленьком коврике перед кроватью туфли, которые хозяин сам сшил для своей жены, будущей императрицы Екатерины I. Принцессе из Гессена было очень интересно впервые всё это увидеть. Петра Великого знали в Европе как государя, повернувшего варварскую Россию лицом к Западу. О любви этого гиганта к своей Екатеринушке, бывшей служанке в доме немецкого пастора, которую он поднял на столь высокий пьедестал, Мария тоже была наслышана, поэтому переступала порог неказистой комнаты с особым трепетом.

Главным украшением Монплезира являлся Волшебный сад с множеством небольших позолоченных статуй, из-под ног которых струилась вода, впадающая в небольшой бассейн. С двух сторон сада стояли скамейки с сюрпризами, например такими: если на скамейку кто-либо садился, то из-за её спинки неожиданно возникали струи воды, которые, поднявшись довольно высоко и образовав дугу над головой сидящего, опускались у его ног, не замочив их. Это «чудо» всегда вызывало восторг у посетителей.

В саду под густым развесистым деревом императрица Александра Фёдоровна обычно приказывала постелить ковёр и расставить на нём табуреты и стулья, чтобы все могли удобно расположиться со своим рукоделием. Иногда одна из фрейлин читала что-либо вслух, а иногда всё просто беседовали, делились своими мыслями. Дамы чувствовали себя здесь вольготно и не ощущали никакой скованности.

Нередко в хорошую погоду в Монплезир приезжали и вечером: у залива за большим круглым столом устраивалось чаепитие. Сидели чаще всего вплоть до захода солнца, любуясь великолепным видом: справа в розовом зареве опускавшегося в море солнца видны были силуэты домов Петербурга, над которыми гордо возвышались купол Исаакиевского собора и острый шпиль Адмиралтейства; слева находился Кронштадт с множеством корабельных мачт, а впереди вплоть до горизонта расстилалась ровная гладь залива, готовившегося принять огромное светило.