Текст книги "Сокрытый в Тени Крыла"

Автор книги: Вадим Оришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 127 (всего у книги 134 страниц)

Кьюджин, еще с секунду наблюдав за уже мертвым телом, развернулся и пошел к выходу.

На своем привычном месте мастер Муи, наблюдавший за поединками, негромко процитировал:

– Брызнула кровь… Казнь завершила рука… Немой восторг…

Санджи высказался куда витиеватее и матерно.

– Перевести его в пятый корпус. И того осведомителя тоже, – распорядился Муи, – одного боя хватит.

Шиноби не хотел себе признаваться, но он был в восторге. Именно такого зрелища жаждали те, кто платил ему за шоу. Заключенные дрались друг с другом, но не так. Нет, это было нечто иное. Качественно иное.

– Вы уверены, мастер Муи? Этот…

– Выполняй, – отрезал шиноби.

В этот раз турнир мог стать очень интересным.

Глава 4/8

– Корпус! Подъем!

Заку потянулся, отбрасывая в сторону тряпичное одеяло. У него появилось одеяло. И простенькая подушка. Бывший шиноби уже и забыл, когда спал с таким комфортом. Еще нужно было привыкнуть к новому номеру. Шестьдесят семь-восемнадцать у него, и Шестьдесят семь-девятнадцать у Кьюджина. Но, по правде сказать, Заку все больше привыкал снова отзываться на имя. Коноховец принципиально не обращался через цифры, и законы тюрьмы его волновали мало.

Мимо камеры начали ходить другие заключенные, спешащие умыться перед завтраком, и Заку присоединился к ним. Сейчас он мог чувствовать себя спокойно, или относительно спокойно. Пока что Коноховец был на переходной ступени. Бойцы редко были одиночками, почти всегда примыкая к каким-нибудь бандам. Одиночки не поднимались высоко, потому что им устраивали темную и мочили. Кьюджин этого не боялся, а вот Заку опасался, что первой жертвой станет именно он. Бывший шиноби старался вернуть себе форму, благо, сейчас возможности была, но на это нужно время. И Заку не забыл, что к нему подсаживался один из людей Восемьдесят третьего. Номер этого бойца значил, что он третий в восьмом корпусе, а значит третий во всей тюрьме. И бывший шиноби Ото ждал приглашения именно от его людей. Но, когда попытался рассказать об этом Кьюджину, тот лишь отмахнулся, сказав, что ему это неинтересно. Неинтересно!

Заку выдохнул. Он пытался смириться с наглостью своего патрона, но получалось не всегда и не во всем. Закончив с утренними процедурами, заключенные отправились на завтрак. Все, как обычно. Пока Кьюджина не было рядом, Заку иногда обзывали и подшучивали, но, в сравнении с тем, что творилось во втором корпусе, это было почти дружеское отношение. Ну и еду отбирать не пытались. Заку приволок два подноса, и сел напротив Коноховца.

– Можно вопрос?

– Валяй.

– Почему ты ешь только траву?

Коноховец отгрузил себе зелень и принялся привычно вдумчиво ее поглощать.

– Легенда гласит, что Воин Дракона способен долгие месяцы жить на росе с одного единственного листа дерева гинка и на энергии вселенной.

Заключенный опешил:

– Что? Какой Воин Дракона?

Кьюджин ухмыльнулся:

– Зелень свежая. Не знаю, где они ее берут в таком количестве, но сегодня утром эта трава росла на грядке.

Заку покосился на зеленый листок:

– Ну, да… Наверное. Это важно?

– Только это и важно. Пища должна быть либо свежей, либо вкусной. Не свежая пища для меня бесполезна, а раз она еще и не вкусная, то зачем ее вообще есть?

Логика патрона так и осталась для заключенного непонятной, но обдумать это ему не дали. К их столу подошел тот заключенный, с которым Заку говорил на трибуне.

– Подвинься, – бросил он Шестьдесят семь-восемнадцать, и сел напротив Кьюджина, – Шестьдесят семь-девятнадцать, есть разговор.

Кьюджин в свойственной ему манере медленно положил листок в рот и начал неторопливо жевать.

– Я тебя слушаю.

– Я работаю на Восемьдесят третьего, – многозначительно сообщил заключенный.

Коноховец ухмыльнулся:

– Я тебя поздравляю. И кто это?

Заключенный глянул на Заку:

– Ты ему ничего не объяснял?

Тот лишь пожал плечами:

– Я рассказал ему то, что он хотел знать.

– Ты не понял, – заговорил Кьюджин, – твой хозяин – боец арены. Сильный боец. Но чем он для меня должен отличатся от остальных?

Заключенный хмуро посмотрел на Кьюджина:

– Гонору много.

Тот лишь ухмыльнулся:

– Гонору у меня было много лет пять назад. Сейчас я еще добрый.

– Ты неплохо показал себя на ринге. Но не думай, что тебя теперь все боятся.

– Это пока, – пообещал Коноховец.

Заключенный кивнул:

– Я понял, считаешь себя самым умным. Но я все же объясню. Меня за этим послали к тебе. Вчера в тюрьму прибыл посыльный. И прислал он ценник за твою голову. Не знаю, что ты там натворил, но за тебя назначена астрономическая сумма. И пришла она сразу из нескольких мест. За твою голову сразу десяток заключенных смогут отсюда выбраться. Понимаешь, что это значит?

Кьюджин кивнул:

– Вполне. Даже лучше, чем ты сам.

Заключенный все так же хмуро протянул:

– Тогда ты понимаешь, что тебя в ближайшее время убьют?

Кьюджин невозмутимо пожал плечами:

– Попытаются.

– Ну, ты и псих, – констатировал боец, – я мог бы предложить тебе защиту, но, видимо, это бесполезно.

Коноховец кивнул:

– Именно так. Спасибо за предупреждение, но мне не нужна защита.

Заключенный поднялся:

– Тебя заперли в клетке с несколькими сотнями преступников, которые попытаются тебя убить. Не знаю, на что ты там рассчитываешь, но тебе не жить.

Кьюджин покачал головой:

– Нет. Это не меня заперли с вами. Это вас заперли со мной. Дам совет, держись от меня подальше, и тогда, возможно, проживешь подольше.

Заключенный ушел, а Заку перевел вопросительный взгляд на Кьюджина:

– Смысл настраивать против себя всю тюрьму?

– А мне интересно. Сколько нужно убить заключенных, чтобы меня отсюда вышвырнули? Десять? Сто? Пятьсот? Всех? Если убивать по одному каждый дань, года через четыре, даже с учетом вновь прибывающих, заключенный просто кончаться. Но это долго. Почему бы не провоцировать заключенных сразу группами? Человек по двадцать? Нет, по тридцать каждую неделю. И скольких мне придется убить, чтобы все оставшиеся начали бояться меня до усеру?

– Мне тебя тоже боятся? – уточнил Заку.

– Забей. Я не получаю от этого удовольствия. Просто скучно.

Коноховец с шестеркой вышли из столовой и отправились на прогулку. Заку размышлял о словах патрона. Никакой жестокости, даже намека. Нет, Кьюджин ставил математическую задачку. Опыт. Опыт на людях. На человеческой психологии. На психологии шиноби.

– Шестьдесят семь-девятнадцать!

Они привычно держались в стороне, Коноховец часто задумчиво смотрел в небо. Что-то тянуло его туда. Что-то тянуло его отсюда, из этого места. А Заку задумался над тем, что слышал во время разговора. И оба они проигнорировали приближение надзирателя.

– Шестьдесят семь-девятнадцать! – повторил охранник подойдя ближе, – тебя вызывают на разговор. За мной пошел.

Коноховец кивнул, потопав навстречу надзирателю, а тот направил свою палку на Заку:

– Ты идешь нахер, тебя не приглашали.

Кьюджин лишь хмыкнул:

– Быстро они. Какие нетерпеливые. Расслабься.

Последнее было брошено застывшей шестерке. Надзиратель открыл дополнительные ворота, и повел заключенного явно не в один из корпусов. Повел туда, куда заключенным доступа не было. Технические помещения, какой-то склад ниже уровня первых этажей. Надзиратель открыл дверь и кивнул на нее:

– Топай.

Кьюджин не сопротивлялся, прошел внутрь, не обратив внимания на то, что дверь за ним закрылась. Он считал тех, кто его ждал. Десять. Двадцать. Тридцать пять. Неплохо для начала. Большинство пока прятались, встречали его пятеро. Тот, что стоял в центре, постарше остальных, опирался на трость. Еще четверо – телохранители или вроде того. Встреча при тусклом освещении масленых ламп, среди мешков с матрацами, одеялами, подушками и прочим бытовым хламом. Коноховец подошел на пару десятков метров, остановился, вопросительно глядя на заключенных.

– Пока сижу здесь, – начал старший, – первый раз за одного человека дают такую сумму. Ты поставил рекорд.

Кьюджин пожал плечами:

– Похер. Зачем звал?

Торговец улыбнулся:

– Вообще ребята уже разбирают места, в какой последовательности будут тебя пытать. Заказ не совсем однозначен, так как заказчиков несколько. Но однозначно одно. Ты проживешь не больше недели. Мучительной недели. А потом сдохнешь. Но, есть определенные правила. Я должен тебя спросить, можешь ли ты перебить ставку?

Коноховец улыбнулся:

– Пока не знаю. Во сколько ты оцениваешь свою жизнь? А?

Торговец погладил лоб:

– Ты меня не понял…

Кьюджин засмеялся, это ему уже говорили. А затем по складу пронеслась волна Ки.

– Это ты не понял, идиота кусок. Сколько за меня предложили? Десяток миллионов? Включи голову и подумай, за кого предлагают такие суммы? Ты действительно думаешь, что пара десятков долбо***в, которых ты взял с собой, хватит, чтобы меня напугать?

Торговец слегка дрожащей рукой погладил шею:

– Хороший трюк. Но не думай меня обмануть.

Кьюджин покачал головой, не глядя на вылезающих из укрытий заключенных, державших в руках обломки труб, заточки, и прочий подручных инвентарь.

– Никакого трюка. Но вам, ребята, даже повезло. Умрете быстро. Некоторые.

– Бейте его!

Первым вперед выскочил молодой заключенный с деревянной палкой в руке. Он успел замахнуться и начать удар. Кьюджин, совершая один разворот вокруг своей оси, сначала схватил палку левой рукой, и затем, продолжая разворот, ударил ногой по голове заключенного. От удара тот перевернулся в воздухе и приземлился на голову, свернув шею. Остальных это не только не остановило, а еще сильнее разозлило.

Коноховец вдел палку между пальцами протеза и зажал их, чтобы держать ее правой рукой. Уклонившись от выпада, нанес удар по шее спереди, остановив деревяшку в контакте с кожей. А затем резко дернул в сторону, будто проводил клинком по шее. Не обструганное дерево с огромным количеством торчащих щепок, разорвало кожу, и во все стороны брызнула кровь. Резко развернувшись, поймал голой ладонью заточку, пропустив лезвие между пальцев, и продолжил движение, вывернув руку заключенному и воткнув лезвие ему в глаз. Уклонился от двух ударов, блокировав палкой удар по спине. Поймал следующий замах и провел голову зека у себя под рукой, чтобы схватить его за шею и подставить под нож другого заключенного. Толкнуть тело вперед, раскидывая толпу, и подогнать ударом ноги. Отбить локтем удар еще одного, положить ладонь на подбородок и резко повести вверх и в сторону, переламывая шею. Уклониться от замаха трубы, затем перехватить ее. Ударить пяткой по ребрам до характерного хруста проминающихся внутрь костей, выхватить трубы, и с разворота нанести удар. Прямо торчащим концом патрубка в рот кричащему идиоту, перемалывая зубы, на всю глубину, чтобы патрубок выскочил с другой стороны. Отбиваясь от ударов отойти к опорной колонне, перехватить за волосы приблизившегося заключенного и со всей силы впечатать мордой в угол колонны, чтобы кости хрустели и брызгала во все стороны кровь, и дать медленно съехать вниз, оставляя кровавый след. Уклониться от удара и ударить палкой в ответ, по лицу, лучше по глазам. Перехватить удар заточки и пнуть в пах, а затем резко коленом в горло. Поймать очередную заточку палкой, но зек оказывается ловким, и вырывает деревяшку из хватки протеза. Поймать левой рукой удар ноги и, резко перехватив, одним движением вывернуть колено. Отбить очередной удар, заломить руку, положить ладонь на затылок и резко направить вниз, вплоть до удара головы о пол. А затем еще добавить ноги, до хруста.

Оставшиеся в живых резко попятились. Разбрызганная кровь и трупы, а заодно и те, кто был еще жив и громко стонал от боли, охладили заключенных. А на Кьюджине не было даже царапины. Коноховец одним ударом ноги добил того, кому только что сломал ногу, обведя живых взглядом:

– Быстро вы сдулись. Но я еще не закончил.

Торговец, поняв, чем пахнет дело, развернулся и, как мог быстро, похромал к выходу. Его подгоняли звуки, удары, хруст костей, стоны, быстро затихающие. Но убежать он так и не успел. Рука легла ему на плечо и резко дернула назад. Торговец выронил трость и упал на спину, а Кьюджин навис над ним, направив спокойный взгляд. Вопреки происходившему только что, следов крови на Коноховце не было.

– Итак, сколько, по-твоему, стоит твоя жизнь?

Торговец сглотнул:

– Что ты хочешь?

Кьюджин на миг задумался:

– Ну, для начала, кто меня заказал? И давай без этих – я не знаю, и все такое. Не заставляй меня тебя пытать.

Торговец кивнул:

– Да, я скажу, что знаю. Крупная сумма пришла из Страны Огня. Очень крупная, почти половина общей суммы. Примерно поровну пришло из Страны Ветра, Страны Воды и Страны Камня. И еще чуть меньше с черного рынка, там не проследить. Это все, что я знаю. Клянусь!

Кьюджин задумался.

– Ну, из Страны Огня, это я могу сам догадаться. Страна Ветра? Хм, могли, но я удивлен, что у них столько лишних денег. Но вот Камень и Вода? Там я, допустим, мог кое-кому дорогу перебежать, но так? Это интересно.

Торговец повторно сглотнул.

– Живи пока, – сжалился Кьюджин, – ты мне еще можешь пригодиться.

Он поднял взгляд на оставленный погром:

– Не завидую тому, кто будет здесь убираться.

Бросив рядом с торговцем его трость, Коноховец удалился.

В какой-то момент в кабинете Муи раздался заливистый хохот Рьюзецу.

– Санджи, пожалуйста! Повтори это еще раз! Прошу!

Капитан стражи хмуро опустил взгляд на свиток.

– Тридцать один труп был найден на месте, один умер через час после попадания в лазарет, еще двое не переживут эту ночь. У нас нет медиков достаточной квалификации.

Сам Муи уже просматривал дело надзирателя, который получил взятку и позволил все это устроить. И шиноби всерьез раздумывал над тем, просто столкнуть этого идиота со стены прямо в воду, или отдать на растерзание заключенным? Три десятка трупов за один день. Давно такого не было, очень давно.

– О! Ради этого стоило выбраться из подземелья, – смахнув несуществующую слезу, сказала Рьюзецу, – Он здесь всего вторую неделю, и уже тридцать пять трупов. Муи, скольких ты позволишь ему убить?

Мастер Муи перевел взгляд на любовницу. Ее вопрос нес в себе важный намек, знача она сама про это или нет. Если парень останется в общем корпусе, то в ближайшее время количество трупов резко возрастет.

– Санджи. Переведи его в карцер… – мысленно Муи надеялся, что сопротивляться Коноховец не станет, – Покорми и обеспечь уют.

– Вы хотите его защитить? – удивился капитан стражи.

– Я заключенных от него хочу защитить, – хмуро бросил шиноби.

Что же предупреждение о том, что они еще сами пожалеют о таком арестанте, начало сбываться…

Глава 4/9

Дверь карцера с тихим скрипом открылась, пропустив внутрь надзирателя.

– Заключенный Шестьдесят семь-девятнадцать.

Медитировавший Кьюджин открыл глаза и посмотрел на надзирателя. Вынужденное просиживание в карцере заключенного более чем устраивало. Его кормили и его не отвлекали. Идеальные условия. Почти. Но лучше могло быть только за пределами тюрьмы.

– На выход.

Кьюджина сопроводили из камеры до улицы и передали следующему надзирателю, который проводил до столовой его корпуса. Завтрак уже закончился, но заключенные были собраны здесь и негромко что-то обсуждали. Шестьдесят семь-девятнадцать нашел глазами свою шестерку, который со скучающим видом выслушивал какого-то лысого качка. Заметив патрона, Заку сразу оживился, отогнав качка, который был вдвое выше и втрое шире его самого, и пригласил Кьюджина сесть за стол. Через столовую Коноховец шел под старательное игнорирование заключенных. На него не смотрели и внимания к себе старались не привлекать. А жаль. Уменьшить популяцию отморозков еще не пару десятков особей Кьюджин бы не отказался.

– Какие новости?

Бывший шиноби улыбнулся:

– В основном – положительные. Награда за твою голову пусть и не снята, но тридцать трупов резко охладили желающих из этих корпусов. Правда, я бы не сбрасывал бойцов из банд. Там ребята посерьезнее есть, даже из кланов некоторые. Никто из них братьев по несчастью пачками, конечно, не убивал, но вот раскидать десяток противников они вполне могут. Так что ты обратил на себя их внимание, но пока не напугал.

– Всему свое время. А почему все здесь сидят?

Заключенный лишь ухмыльнулся:

– Ты, как обычно, на весь мир х*й клал, да? Сегодня начинается турнир. Потому тебя и вытащили. А сидят здесь, потому что в тюрьму пожаловали дорогие гости, которые платят за зрелище.

Кьюджин улыбнулся:

– Я всегда отрабатываю гонорар. Зрелище они получат. Как проходит турнир?

– В два этапа, предварительный и основной. В седьмом и восьмом корпусах живут шестнадцать лучших бойцов ринга, и их банды. В основном этапе турнира участвуют тридцать два человека, шестнадцать лучших, и шестнадцать претендентов. За место каждого претендента борются по восемь человек. Хочешь стать лучшим? Трижды побеждаешь соперника на предварительном этапе и пять раз на основном. Два дня продлится предварительный этап, и один день основной. У гостей там отдельная развлекательная программа, с выпивкой, азартными играми и шлюхами. А заключенные присутствуют только зрителями во время поединков. Понятно?

Коноховец кивнул:

– Итого восемь трупов. Как-то маловато.

– Кто о чем, а ты о своем, – Заку старался не выдавать волнения, – Думаю, результаты турнира для отдельно взятых его участников тебе не интересны. Прочие детали тоже. Главное – что твои бои сегодня.

– Ставки делал?

Заку отрицательно покачал головой:

– Смысл? Все уверены, что предварительный ты пройдешь. Спорят больше о том, как высоко поднимешься. Но ставки делать побаиваются.

Дверь столовой открылась, и в нее вошли десяток надзирателей в сопровождении нескольких шиноби.

– Заключенные! Шагом марш на отведенные места!

Зеки отозвались довольным гомоном и без разговоров двинулись на выход. Кьюджин поднялся, но топать вперед не спешил, пропуская всех остальных.

– Если это когда-то случится, Если в этот день будет праздник – Я хотел бы остаться один. Утром, в день моей казни, – напел Кьюджин.

Заку удивленно глянул на него:

– Я думал, это ты собираешься казнить своих противников.

Коноховец кивнул:

– Верно. Но каждый человек приговорён к смерти с самого рождения. Срок исполнения приговора просто у каждого разный.

Дальше он шел молча, безразлично поглядывая на заключенных и надзирателей. Бывший шиноби Звука даже не пытался гадать, о чем может думать Кьюджин в такой момент. Чувствует ли он азарт перед боем? Вряд ли. Судя по всему, у него были враги посложнее и поинтереснее. Он выходит на ринг, просто для того, чтобы отправить на тот свет еще одного человека. Не важно, кого. Это будет еще один заключенный, которого отдадут ему на растерзание. Здесь он не боец. Он палач.

Трибуны оживленно гудели. Меж заключенными сновали торгаши и их шестерки, что принимали ставки. И сейчас среди заключенных появились и девушки, которых тоже пустили на зрелищное представление. И, хотя к ним было повышенное внимание со стороны изголодавшихся зеков, на трибунах было спокойно. Видимо повышенное количество шиноби сказывалось.

Но Коноховца больше интересовали не эти трибуны, а те, что предназначались для почетных гостей. Раньше он не слышал о боях, что проводились в этой тюрьме. И сейчас его интересовало, был ли среди гостей кто-то из Конохи или Страны Огня вообще. Но никого знакомого не замечал, правда, сейчас его способности были несколько ограничены. Да и среди гостей были скорее людские аристократы, чем шиноби, и, с большой вероятностью, из малых стран.

Всего сражались сто двадцать восемь человек за шестнадцать мест претендентов. А это всего сто двенадцать боев. Значит, сегодня должно было пройти шестьдесят четыре поединка. Достаточно много, если задуматься. Затянется на весь день. Хотя было заметно, что заключенные этому только рады.

Однако для самого Коноховца зрелище оказалось слабым. Дрались эти ребята лучше, чем те, которых он упокоил несколько дней назад. Значительно получше. Но как-то до гладиаторских боев, которые могли похвастаться настоящими зрелищами, недотягивало. Даже изредка встречающиеся участники девушки интереса не добавляли. Гибкие, быстрые, даже побеждали иногда.

А вот дорогие гости развлекались куда активнее. Не хотелось смотреть поединки, пожалуйста, шлюхи к вашим услугам. На любой вкус, девочек в тюрьме хватало. Кьюджин задумался над тем, откуда они в таком количестве сюда попадали? Неудачливые куноичи? Так их не сажали, а отстраняли. Гейши? Это было логичнее, скидывали тех, кто знал недостаточно много, чтобы убивать на месте, но достаточно много, чтобы мешаться под рукой. Но тоже странно, слишком много. А вот всякие небрачные дети гулящих шиноби, да и просто дети нукенинов – это было куда вероятнее. Какая их могла ждать судьба? Если папаша просто свалил и никогда не вспоминал о детях – либо идти в скрытую деревню, либо торговать телом, либо сразу в нукенины. Простое фермерство – вариант спорный. В виду способностей по использованию чакры, если такие появлялись, дети в большинстве случаев становились изгоями. Даже в этом мире. Но в скрытую деревню попасть не так-то просто. Это у Великих Деревень был запас для потенциальных рекрутов. А вот в селениях поменьше места не хватало, не хватало денег, чтобы обучать всех подряд. А кому нужен потенциальный шиноби, с потолком где-то чуть выше слабого чунина, и то не всегда, да еще и со смутным происхождением? Верно – почти никому. Даже в Конохе таких хватало, их сразу после академии отправляли на смежные отрасли, не пытаясь выращивать из них шиноби.

– Шестьдесят семь-девятнадцать! – размышления прервал окрик надзирателя.

Кьюджин кивнул, поднявшись. Сейчас он всех здесь немного взбодрит. Неторопливо спустился вниз, туда, где ожидали остальные бойцы. Шестнадцать претендентов. Шестнадцать претендентов на его место. Кьюджин обвел всех их взглядом. Две девушки, остальные парни и мужчины разного возраста и внешности.

– Сегодня трое из вас умрет. Мне все равно, кто, – предупредил Коноховец.

Надзиратели вызвали двоих бойцов. Короткий поединок, и один из них возвращается, а второго выносят. Жив, пусть и побит. Уходят еще двое. И снова лишь один возвращается на своих двух, а одного выносят. И наконец…

– Шестьдесят семь-девятнадцать против Пятьдесят три-двадцать один.

Кьюджин вышел на ринг, за ним вышел высокий крепкий заключенный. Явно тренированный, но так даже лучше. Коноховец покосился в сторону одной из особых трибун, где, за стеклом, зрители вовсю предавались плотским утехам, даже не глядя на ринг. Стоило захватить их внимание. Он перевел взгляд на противника.

– У тебя крупная голова. Это хорошо.

Заключенный поежился.

– В бой! – скомандовал судья из шиноби.

Шиноби, видимо для того, чтобы иметь возможность быстро остановить бой. Логично.

Заключенный встал в незнакомую Кьюджину стойку, но атаковать не решался. Коноховец просто стоял расслабившись. Затем медленно пошел по кругу, обходя противника, и остановился так, чтобы заключенный оказался на одной линии между ним и балконом-целью. Поднял левую руку, показывая пять пальцев:

– Пять секунд.

И резко сорвался с места, сближаясь. Оказавшись в паре метров, резко приник к полу, занося ногу для подножки. Противник успел сделать шаг назад одной ногой и поднять вторую. Но Кьюджин остановил подножку и своей ногой резко обвил ногу противника в захвате, будто змея. Разница в габаритах палача не волновала абсолютно. Резко выпрямив ногу, он переломал ногу заключенного. Затем, не снижая темпа, поднялся на второй ноге и нанес удар пяткой в горло. Не смертельно, пока. Подпрыгнул, зажав голову противника между ног, и крутанулся на триста шестьдесят, свинчивая черепушку с плеч. Поставил руку на плечо еще не успевшего начать падать тела, и поднялся вниз головой, попутно окончательно сорвав голову с противника. Подкинул ее в воздух и сильным пинком отправил в полет до целевого стекла. Спрыгнул на ноги, позволяя телу противника упасть и начать заливать пол кровью. На той ложе уже давно не наблюдали за боями, и вид размазавшейся об стекло головы, растекшейся по стеклу неаппетитными ошметками оказал нужный эффект. Кто-то блевал, кто-то просто обделался. Даже шлюхи, бывшие гейши, визжали, не готовые к таким зрелищам.

Печать едва заметно жгла кожу. Но даже так. Эти идиоты додумались выпустить скованного печатями недошиноби против сеннина. Пусть техники Кьюджин использовать сейчас не мог, но и без того его тело было пропитано сенчакрой чуть больше, чем полностью.

Коноховец вернулся к остальным претендентам, улыбнувшись им:

– Не поскользнитесь на крови.

Слегка опомнившиеся надзиратели вызвали следующих двух бойцов, а один из двух оставшихся подошел к Кьюджину:

– Ты что, псих больной?

– Нет, – спокойно ответил Коноховец, – я предупредил их, что убью любого, кто выйдет против меня на ринг. А я всегда держу свое слово.

Соперники ощутимо занервничали. С ринга вернулась девушка. И, по логике турнира, она становилась следующим противников Палача.

– Ты веришь в богов? – громко спросил Коноховец.

Бывшая куноичи вздыбилась:

– Тебе какое дело?

– Можешь помолиться, пока те двое решают, кто из них умрет.

Противники на ринге действительно не торопились завершить поединок. Но вечно это продолжаться не могло, и с ринга вернулся победитель, окинув мрачным взглядом направляющегося на ринг Коноховца. Девушка вышла за ним. Шиноби предупредил:

– Больше никаких оторванных голов!

Кьюджин улыбнулся:

– Я не повторяюсь.

Куноичи вздрогнула. Зато теперь за боем наблюдали все, забыв обо всем остальном. Коноховец прошелся оценивающим взглядом по куноичи, одежда на ней отличалась только дополнительной полоской ткань под рубахой, обтягивающей грудь:

– Ты гибкая. Посмотрим, насколько?

– В бой!

Девушка тут же сблизилась, начав наносить удары ногами. Два быстрых верхних удара Кьюджин блокировал, затем отступил на шаг, затем позволил ударить себя в бок. Однако куноичи лишь поморщилась. По ощущениям она пыталась бить каменную глыбу. Следующий удар был направлен в голову, но Коноховец перехватил ногу чуть выше щиколотки и потянул, своей ногой блокируя другую ногу девушки, и как бы пытался посадить ее на шпагат. Но куноичи легко растягивает ноги, сразу пытаясь ударить локтем. Коноховец отталкивает заключенную, кивая своим мыслям.

– Что, в пять секунд не уложился? – оскалилась девушка.

Но Кьюджин лишь медленно шел на сближение, наблюдая за движениями противницы. Быструю серию ударов ногами он легко блокировал, сказывалась подавляющая разница в силе. Печать начала обжигать сильнее, шиноби заподозрили, что он использует чакру, но такие мелочи не могли его остановить. Пропустив перед собой еще один удар, Кьюджин сблизился, нанеся резкий прямой удар левой прямо в лицо. Дезориентированная куноичи пошатнулась, и устояла бы, если бы не второй такой же удар, разве что с чуть большим размахом. Девушка упала, Коноховец пинком перевернул ее на живот, схватил за затылок, приподнял, и еще раз ударил об пол. Затем схватил за шею и, прижимая своим коленом ее ноги к полу, выгнул ее тело в обратную сторону, прижав затылок к внутренней стороне колен. Куноичи застонала, схватив его руку, но сил не хватало, чтобы разжать захват. Ткань спала, кожа натянулась на выпяченных ребрах, это был предел ее гибкости. Печать обожгло сильнее, шиноби выкрикнул:

– Стоп!

Но Коноховец лишь качнул головой:

– Ничего личного.

И повел голову куноичи к ее же ягодицам, все так же прижимая к ногам, пока с хрустом сразу в нескольких местах не сломался позвоночник.

Поднялся. Повернулся к последнему противнику, махнув рукой, приглашая на ринг.

– Давай, иди сюда. Закончим с этим.

Вот только последний противник наоборот пятился, совсем не желая выходить на ринг. Кьюджин повернулся к шиноби-судье:

– Мне подождать, или самому его сюда вытащить?

Судья покосился в сторону ложи, где находился глава тюрьмы. Стекло на миг потеряло прозрачность, и Муи сделал короткий жест, после чего стекло вновь стало зеркальным. Судья бросил надзирателям:

– Вытолкайте противника на ринг!

Трибуны молчали. Вялое негодование от убийства красивой девушки смешалось с восторгом маньяка, жаждущего еще зрелищ. А надзиратели уже выталкивали дрожащего от страха бойца на ринг. Толпа чуяла его страх. Толпа предвкушала. А Кьюджин вновь окинул жертву изучающим взглядом.

– Даже не знаю. Какой-то ты нескладный…

И противник, не дожидаясь, сигнала, с криком бросился в атаку. Нервы сдали. А в бою он двигался вполне неплохо, мог бы показать даже больше, чем та девчонка. Но он со срывающимся на визг криком бросился в бой. Отведя занесенную в ударе руку, Кьюджин положил руку на затылок заключенного и, добавив ему скорости, толкнул к сетке. И в момент, когда заключенный должен был врезаться в натянутую сетку, нагнал и нанес сильный удар ступней по затылку, расплющив голову между ногой и сеткой. Отступил, поморщившись:

– Не очень красочно, но лучшее я оставил на главных противников.

Судья поднял руку:

– В карцер этого!

На ринг высыпались надзиратели, но Кьюджин не сопротивлялся, позволив увести себя с уютную одиночную камеру. Увести, под шум радостно улюлюкающей толпы. Толпы, среди которой было не так много хмурых лиц. Тех, кому послезавтра предстояло выйти на этот же ринг.