Текст книги "Сокрытый в Тени Крыла"
Автор книги: Вадим Оришин
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 130 (всего у книги 134 страниц)
– Это возможно, – немного подумав, кивнул Муи, – что-то еще? Тебе хватает состава?
Сын закивал:
– Да, его более, чем достаточно.
Муи нахмурился. Сын не понял вопроса. Гениальный ученый, в остальном он был абсолютно бездарен.
– На какое количество особей хватит состава?
Муку задумался…
– Это… Если мы больше не будем терять подопытных, то на сотню… Примерно. Нет, чуть меньше.
Недостаточно. Категорически недостаточно. Муи не знал, откуда старец берет минерал. А зависеть от этих поставок никак не хотел. Он вообще ни от кого не хотел зависеть. Наелся на всю оставшуюся жизнь.
– Ясно. Больше никаких побегов, Муку. Не хватало, чтобы кто-либо что-либо заподозрил. Ты же не допустишь больше такой ошибки?
Муку снова энергично закивал.
– Да… то есть… нет… То есть, не допущу. Никаких побегов.
Муи, удовлетворенный ответом, поднялся. Его сын перевел взгляд на Рьюзецу, и покраснел, что было особо заметно на фоне его общей бледности.
– Рьюзецу… сан… У меня к тебе просьба… Мне… Ну, нам здесь без тебя так… В смысле, ты очень хорошая работница, и твоя помощь была бы… Ну, неоценима! Да!
Девушка вздрогнула, отрицательно взмахнув рукой:
– Нет, Муку, прости, но я еще не могу отмыться от въевшихся запахов, может как-нибудь потом.
Торчать здесь только для того, что Муку мог на нее пялиться, истекая слюной, куноичи не собиралась.
– Работай, сынок, – отрезал отец, и гости покинули подземелье.
Муку сжал кулаки. Он хотел разбить чашку, что держал в руки, но на это не хватило силы. Разозлившись еще сильнее, он швырнул ее в стену, но сам же облился горячим напитком, по ошибке называемым чаем. Выругавшись, Муку пообещали толи сам себе, толи еще кому-то:
– Я все сделаю! Я еще докажу, что могу все сделать как надо! Увидите! Вот увидите!
Глава 4/14
Несмотря на происшествие, случившееся прошлой ночью, настроение у Заку было приподнятым. Он впервые за долгое время спал в отдельной комнате. В комнате, в которой чем-то неприятно попахивало, и было грязно, но все это казалось мелочью. А еще больше его настроение поднял завтрак. Кин, выглядевшая не выспавшейся и усталой, приготовила завтрак. Настоящий завтрак. Настоящая еда. Это было почти праздником. А еще большим праздником было то, что обедать и ужинать они тоже будут нормальной пищей. И спать он сегодня ляжет в этой же комнате, и завтра снова будет завтракать тем, что приготовит напарница. Как мало человеку надо для счастья. Все отнять, а затем вернуть хоть что-то из того, что было отнято.
– Что за выражение лица? У тебя сейчас харя треснет! Смотреть противно!
На кухне они с Кин были одни. Пока Кьюджина не было рядом, куноичи по поводу и без грубила Заку, но тот был даже рад. Такое поведение было обычно для его напарницы. Той, которая была до того, как попала сюда. Однако стоило Кьюджину появиться в поле видимости, как куноичи тут же принимала вид покорной рабыни. На прямой вопрос Заку в отсутствии Кин, Коноховец ответил, что сейчас из нее эти привычки не вытрясти. А вот позже, на воле, это будет сделать намного проще. Затем задумался, и добавил: "если мне раньше не надоест это обращение: "хозяин".
– Эй! Я же твоей стряпне радуюсь! Вкусно же!
Но Кин лишь недовольно проворчала:
– Не для тебя старалась.
Звуковик не стал отвечать. Поведение напарницы не омрачало плохого настроения. Впервые за все время, проведенное здесь, у него была реальная надежда снова оказаться на свободе.
На Кухне появился Коноховец. Шрамы на его теле затянулись и выглядели так, будто им было уже больше месяца. Да и сам он был внешне бодр. Молча взял свою порцию и приступил к трапезе, не обращая внимания на звуковиков. Так казалось, во всяком случае. Однако он все же заговорил:
– Сегодня хотя бы в прихожей уберитесь, а то как свинарник.
– Сделаем, – кивнул Заку.
– Да, хозяин, – подтвердила Кин.
И, переглянувшись, отправились выполнять поручение.
До обеда успели только перенести все, что было определено Кьюджином как "хлам на продажу", в отдельную комнату, и только начали вычищать холл. Кин все пыталась внести хоть какое-то ощущение уюта в обстановку, но получалось не очень. Примерно за час до обеда всех выгнали на общую прогулку, для того, чтобы пересчитать заключенных. Кьюджин отошел в сторону ото всех, к самой ограждающей сетке вблизи стены. Он задумчиво осматривал корпуса с заключенными и основной замок. Кин стояла рядом, а Заку отправился собрать свежие слухи. Звуковик управился быстро.
– А не к нам одним ночью гости приходили, – парень был явно ряд, что сумел добыть важную информацию, – Надзиратели приказали не болтать, да как же об этом не болтать? Почти пятьдесят трупов.
– Только заключенные? – спросил Кьюджин.
– Что? – Заку сбился с мысли и не сразу понял вопрос.
– Убиты только заключенные?
Звуковик кивнул:
– Ну… Да. А что?
– И сколько всего было этих… М?
– Кроме нашего, еще четыре. Но может и наш, это один из прочих… Но сомнительно. Нападали на первый и второй корпуса.
Коноховец, прошедшийся взглядом по другим зекам, ответил:
– Вот как. Либо надзиратели знали об атаке и вовремя смылись из-под удара. Либо эти психи били избирательно. Либо и то, и другое сразу. Раньше такие нападения бывали?
Заку отрицательно покачал головой. Кьюджин хмыкнул:
– Кто бы сомневался.
Коноховец задумался, молча водя взглядом по корпусам тюрьмы.
– Ты знаешь, кто они?
– Да… И нет, – Кьюджин перевел взгляд на Заку, – Встречался с шиноби, способными регенерировать травмы так же быстро. Биджу, очередной условно не убиваемый противник… Какой уже по счету?
Коноховец взглянул в небо, вспоминая, а звуковик поежился. Очередной? Условно не убиваемый? По счету?
– Рикудо, только не говори, что ты с такими каждый выходные пересекаешься.
Кьюджин неопределенно повел головой.
– Не скажу. Если это те, о ком я думаю, то убить их вполне возможно. Достаточно долго и больно бить. Проблема не в самих этих психах, а в тех, кто их разводит.
Заку подождал, что Коноховец расскажет что-то еще, но тот молчал. Пришлось спрашивать:
– И ты знаешь, кто их разводит?
Кьюджин снова неопределенно покачал головой.
– Да и нет. Меня сейчас не это волнует.
Заку окончательно потерял нить мыслей своего патрона.
– Ты о чем?
Коноховец кивнул в сторону замка.
– Смотри. Разбираешься в фортификации?
– Не особо, – признался звуковик.
– Как и большинство шиноби. А это не просто тюрьма. Это замок. Хороший замок. Строение стен, крепости, вся внутренняя архитектура. Это место было крепостью. Судя по следам на стенах, ее не раз брали на приступ, но каждый раз отстраивали.
Кьюджин кивнул себе за спину, на одну из внешних стен. Заку посмотрел туда же, но ничего не заметил.
– Кладка неоднородная, – объяснил Коноховец, – Сильно неоднородная. По этим стенам прикладывали чем-то ранга этак "S" с плюсами, причем не раз и не два. Корпуса заключенных были построены не так давно, как сама крепость. Не удивлюсь, если крепость помнит самого Рикудо, а вот корпуса, в лучшем случае, позапрошлую войну, и то сомневаюсь.
Коноховец перевел взгляд на девятый корпус.
– А вот арена стояла еще до постройки корпусов. Там тоже кладка неоднородная, но это почти незаметно. Арена была. Крепость была. Теперь стала тюрьма, но на арену исправно попадают воины. И дерутся. А под рингом сложные конструкции, которые я разобрать не могу. Не все так просто, как кажется на первый взгляд.
Кьюджин снова задумался. Заку чувствовал себя пришибленным. Его патрон, не так давно попавший сюда, смог столько рассказать об этом месте. Того, о чем Заку не просто не знал, даже не задумывался. В голову бы не пришло. И еще было большим вопросом, как он определил структуру стен, если ни разу к ним не подходил даже?
– К чему вы клоните, хозяин? – неожиданно подала голос Кин.
Заку удивился вопросу. Хотя удивление было скорее приятным. А Кьюджин поощрил вопрос ответом:
– К тому, что историю в академии проходят не просто так. Начнем урок. Хм, с чего бы и начать? Эта тюрьма, формально, принадлежит Куса но Куни. А херня, что если сойти на берег, до границы страны еще чесать хорошим темпом чуть ли не день? То есть страна там, тюрьма здесь, и никто никаких претензий не предъявляет?
Заку напомнил:
– Ты сам сказал – выгодно.
Кьюджин кивнул:
– Стало выгодно, когда замок стал тюрьмой. А до этого? Продолжим исторический экскурс. Страна Травы. Холмы, леса, реки. Посевных земель чуть больше, чем не хрена. Рудников нет. Мануфактур нет. Не хрена нет, если честно. Потому что эта страна очень неудачно расположена. Войны по ней прокатывались лишь немногим реже, чем в Стране Дождя. И, что закономерно, в Стране Дождя сильная Какурезато, так что огрызаются они знатно. Зато Страну Травы регулярно перепахивали армии шиноби, поэтому нехрена там и нет. Опять же Какурезато. Вы хоть одного выдающегося шиноби из Кусагакуре помните? Не помните. Потому что не было никогда таких. Это в Амегакуре генинов др**ат так, что искры летят. Скрытое Селение Травы ничем интересным впечатлить не может. Но, что мы имеем в итоге? Страна – кусок земли, непонятно, каким чудом еще считающаяся страной. Скрытая деревня – смех один. А крепость регулярно пытались сломать, и регулярно отстраивали. Даже клан, в ней издревле проживающий, сохранился. Их символика на арене скрыта, но никуда не делась, – Коноховец немного помолчал, затем добавил, – хотя я приукрасил. В Куса но Куни все же кое-что есть. Плантации травы. Той самой, мешок которой стоит у нас в отдельной комнате. Конопля называется. Символично, не правда ли? Я даже не удивлюсь, если раньше она называлась Аса но Куни, но потом изменили слог, чтобы пристойно выглядело.
Кьюджин замолчал, показывая, что экскурс окончен. Звуковики стояли, пытаясь переварить информацию. Но все же откровенными дураками они не были, так что достаточно быстро Кин уловила намек.
– В этой крепости охраняли нечто важное, да?
Кооховец пожал плечами:
– Да… И нет. Не охраняли, а хранили. И не просто важное, а нечто, что позволяло настучать по сусалам всем недоброжелателям и вернуть власть в Стране.
Здесь уже сообразительность проявил Заку.
– Ты имеешь в виду того психа?
Но Кьюджин отрицательно покачал головой:
– А вот и не угадал. С… Хм. С одним психом, похожим на нашего, я пересекался уже, в другом месте. И в тот раз его создали на моих глазах, а не привозили извне. Скорее технику по созданию привезли сюда.
И снова смысл уловила Кин:
– Привезли эту технику, а здесь уже была какая-то своя.
– Ага, – кивнул Кьюджин, – и что-то я сомневаюсь, что для того, чтобы пиписьками помериться. Скорее – совместить. Я, конечно, могу и сильно заблуждаться… Но, как говорил один мудрец: Если какая-нибудь неприятность может произойти – она случиться. Если смотреть с этой стороны, то совместить собираются не просто так. У психов была одна большая проблема. Они были психами. Операция превращала их в неконтролируемых кровожадных убийц.
И снова Кин первая поняла направление мысли хозяина.
– Вы думаете, что здесь их могут сделать послушными? Управляемыми?
Коноховец улыбнулся, но как-то хмуро.
– Это один из вариантов. Самый неприятный. Есть и другие объяснения, с той или иной долей правдоподобности. Но для меня все эти варианты сводятся к одному. Нужно узнать, что здесь происходит.
Кьюджин замолчал, обводя взглядом заключенных. Поморщился:
– Слушай, Заку. Какого хера на нас все пялятся?
Заку и Кин тоже огляделись. Действительно, многие заключенные бросали в сторону троицы взгляды, и будто ожидали чего-то.
– А, это. Ну, ты теперь большая шишка. И тебе полагается собственная банда. Они все ждут, что ты начнешь людей набирать.
Коноховец хмыкнул:
– Людей набирать. Рыбы им соленой с молоком, а не банду. Чтобы то место, которым они думают, по прямому предназначению занято было. Возвращаемся, я жрать хочу.
Троица спокойно вернулась в свои апартаменты, но спокойно пообедать им не дали. Стоило всем троим расположиться за столом, как входную дверь, для порядка приставленную на место, отодвинули, и в проход вошел надзиратель. Столовая была смежной с прихожей, поэтому Кьюджин махнул гостю рукой.
– Присаживайся. Кин, приготовь гостю чашечку чая.
Надзиратель, а, судя по форме, он был комендантом корпуса, ухмыльнулся.
– Думаешь подкупить меня чашкой чая?
– Если бы я хотел дать взятку, я бы дал взятку. А это просто вежливость, – наблюдая, как надзиратель прошел до стола и сел напротив, сказал Коноховец, – Меня называют Кьюджин, а тебя?
Надзиратель хмыкнул:
– Сунг. А у тебя есть номер.
– Срал я на номер.
– Считаешь себя самым умным? – прищурился Сунг.
– Да, – уверенно кивнул Кьюджин.
Надзиратель улыбнулся:
– Забавно. Я должен был еще утром зайти, да времени не было. По правилам я должен объяснить тебе правила поведения в корпусе.
Кьюджин пожал плечами:
– Новых людей я сюда водить не стану…
– Если станешь, сообщи дежурному, – вставил Сунг.
Коноховец кивнул, продолжив:
– Дурью мы не балуемся. Драки устраивать… Это уже от соседей зависит, но нарываться специально больше смысла нет. В том, что я противников убиваю, больше никто не сомневается. Есть какие-то правила, о которых вы хотите рассказать?
Сунг снова хмыкнул:
– Правила есть, но тебе они, похоже… Нда. После предыдущих хозяев много осталось?
Кин поставила перед надзирателем чашку, но сама садиться не решилась, отойдя в сторону. Сунг на чашку посмотрел, но пить пока не стал.
– Много, – кивнул Коноховец, – мы все в одну комнату сгрузили, хотите посмотреть? И да, вот это уже взятка.
Надзиратель усмехнулся, взял чашку, отпил.
– Зайду попозже. Что ты хочешь взамен? Раз никого водить не собираешься.
– Пока не знаю. Я так понимаю, о ночном госте спрашивать бесполезно?
Сунг хмуро кивнул:
– Правильно понимаешь.
То, что Сунг сам к этим гостям относился сугубо негативно, было видно невооруженным взглядом, но работа есть работа.
– Ну и ладно, – не стал настаивать Кьюджин, – Заглядывайте в гости, надзиратель Сунг.
Глава 4/15
Куноичи хромала по коридору, зло матерясь сквозь зубы. Фантомные боли. Боли в ноге, которой у нее уже не было. Каждый шаг сопровождался чувством всаживаемых в позвоночник раскаленных игл. Каждый десятый шаг вспышка боли сбивала дыхание, заставляя остановиться и дышать. Дышать, чтобы унять проклятую боль. Протез противно поскрипывал на каждом шагу, насмешливо отсчитывая каждый десяток. Очередной десятый шаг, и…
– А-а-ар!
Она упала, не справившись с болью. На несколько секунд боль сковала все движения, и она лишь тихо мычала, всеми силами сдерживаясь от того, чтобы закричать в голос. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Боль отпустила. Не исчезла, нет. Теперь она никогда не исчезает. Боль преследует ее ежедневно, ежечасно, каждую минуту, каждую секунду. Боль в ноге, которой нет. Перевернуться, сесть на задницу, оттащить свое слабое измученное тело к стене. Отдышаться. И попытаться подняться, опираясь на стену. Ей предлагали… Нет, ее упрашивали держать рядом с собой кого-то, кто всегда поможет. Она отказала. Просто не могла себе позволить показывать кому-то, как ей больно. Мучительно больно. Снова встала на ноги. Отдышалась, и похромала дальше, отсчитывая проклятые десять шагов. Шаг за шагом, зло ругаясь сквозь зубы.
Ирьенины в один голос твердили, что никаких травм нет. Остатки мертвой плоти на ноге отрезали, синяки и ушибы зажили. Никаких травм. Но это бесило еще больше. Понимание, осознание того, что боль засела не в ее теле, а в ее голове. Засела глубоко, очень глубоко. Там же, где и воспоминание о дне, который она хотела всеми силами забыть. День, когда все кончилось.
Кьюджин не обманул. Никакого обмана. Пообещал гору неприятностей в случае разрыва договора, и сам же их устроил. Она все пыталась понять, как могла согласиться на то предложение. Почему не предвидела того, что произошло? Чувство вины за разрушение своего дома сжигало куноичи едва ли не сильнее, чем постоянная боль. Но она сделала то, что сделала. И проиграла. Сначала проиграла помощникам Кьюджина. А затем…
– А-а-ар-р-р!
Снова, стиснув зубы, остановиться. Но не упасть, успев облокотиться на стену рукой. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Тера. Ублюдок! Тварь! Желание собственными руками порвать его на куски. Ненависть, лютая, злобная ненависть. Кажется, именно ненависть помогала ей каждый день вставать и двигаться, идти, делать. Месть. Жажда мести. Но Тера был лишь первым. Он ответит за то, что надругался над ней. Тому, кто принесет ей голову Теры, она заплатит очень дорого. Еще больше она заплатит тому, кто приведет этого ублюдка живым. Если он попадет в ее руки, смерть его будет долгой и мучительной. Она применит все свое воображение, чтобы последние дни этого ублюдка были невыносимы. Но он первый. А второй.
Кьюджин. Она отлично понимала, что Като не по своему желанию и не из удовольствия атаковал Суну. Это была его работа. Его обязанность. Но от этого желание убить ненавистного палача меньше не становилась. Эта ненависть была другой. Кьюджин не измывался над ней, не издевался. Нет. Он лишь нанес хладнокровный удар в самое сердце. Один, но какой? Удар, после которого она уже не считала себя живой. Просто призрак, жаждущий мести.
Куноичи остановилась рядом с окном, выглянув наружу. Вечерело, но солнце еще не опустилось за скалы. И в его алом свете можно было рассмотреть руины, оставшиеся от ее селения. На месте крупных зданий лишь груды камней. Хоть как-то выстояли удар только нижние уровни резиденции и арена Суны. Но даже так оба здания находились в таком состоянии, что грозили вот-вот развалиться окончательно. А сил и времени на ремонт попросту не было. По остальной Суне разбросаны домики для выживших. Домики. Громко сказано. Куски ткани, натянутые над очищенными от мусора площадками, где ютились выжившие. Казалось бы, что после такого удара выживших будет не много. Но все вышло намного хуже. Скрытая деревня не зря была скрытой деревней. Фуиндзюцу, защитные печати, барьеры. Они должны были защитить. Не защитили, сделали только хуже.
Она помнила, как ругалась с кем-то из подчиненных, пытаясь сквозь ноющую боль вслушиваться в доклад. Защитные печати сработали, но они были рассчитаны на техники, на чакру, но не на то, что обрушилось на Суну. Куноичи понимала, это не техника и не чакра. Газовая взрывчатка. Гениально, просто и эффективно. Печати сработали, но лишь слегка удержали ударную волну. Людей, оказавшихся на улице, вмяло в песок, но не убило сразу. А за ударом пришел жар. Воздух, раскаленный сгорающей взрывчаткой и давлением, обжигал кожу и легкие, но не убивал. Мучил и калечил, но не убивал. Кому не повезло оказаться ближе к эпицентру, где ударная волна была сильнее, если не убивало самим ударом, то накрывало осколками. Верхние ярусы резиденции, принявшие первый удар, разлетелись в мелкую крошку и, подбрасываемые в воздух взбесившимися защитными печатями с одной стороны, и получающими ударный импульс от взрыва с другой, накрыли большую часть Суны смертоносным каменным дождем. И снова не убивающим, а калечащим и ранящим. Затем от перемены давления воздуха в воздух поднялась вся пыль и мелкий песок, после взрыва начавший медленно оседать на всех поверхностях толстыми слоями.
Именно тогда начался ее тихий кошмар. Она перенесла взрыв, заваленная обломками дома. Но не могла выбраться сама. Раскаленный воздух обжигал лицо, рот и легкие, резал глаза. Чтобы дышать им, приходилось применять технику футона. Так она боролась с жаром. Сама не знала сколько, минуту, час. Она не знала, потому что это время слилось для нее в сплошное повторение одних и тех же действий. Держать рядом с лицом прохладный воздух. Осторожно вдыхать его, не слишком быстро, чтобы не смешать горячий и холодный. Медленно выдыхать. Охлаждать, снова вдыхать. Она ждала, что ее найдут. Но ее никак не находили. Воздух остыл, но вместо него пришла пыль. Теперь куноичи фильтровала воздух от мелкого песка, но с каждой секундой это становилось все сложнее. Пыли было все больше, а воздуха все меньше. Из-за облака пыли, вставшего над Суной, стало темно. И она лежала, отгоняя пыль, заставляя себя дышать, и стараясь не провалиться в сон, чтобы не умереть. Лежала, и ждала спасения. А спасение все не приходило. Потому что вся Суна была заполнена такими же, как она. Заваленными, раненными, борющимися за жизнь. Погибших было немного. Зато раненым не было числа. Выжившие шиноби пытались найти и помочь выжившим, обыскивали руины, искали. Искали, а сами не знали, что делать. Несколько колодцев были завалены взрывом, еще несколько забиты пылью. Оставшиеся шиноби, со сродством воды, пытались поднять воды из-под земли, но ничего не получалось. Только через день шиноби со стихией воздуха удалось полностью разогнать или посадить пылевые облака. Но к тому времени выживших уже мучила жажда. А поить их было нечем. И не хватало медиков, чтобы лечить ожоги, переломы, открытые раны. Но она всего этого не видела.
Она лежала, не способная даже повернуть голову, и пыталась дышать. Нашли ее только на третьи сутки. Потом была лихорадка, какая-то дрянь попала в открытую рану. Несколько дней она бредила. А когда все же пришла в сознание и увидела то, чем стала Суна, пожалела, что осталась жива. Треть жителей умерла за эти дни. Они умирали долго и мучительно. От внутренних ожогов, от попавшего в легкие песка, под завалами, от травм, от жажды. Из выживших не меньше трети стали калеками. Многие оставили конечности под завалами. Кто-то сумел выбраться, но не получив вовремя помощи, отчего раны на руках и ногах гноились, а вовремя оказать помощи так и не смогли, так что конечности отнимали. Были и те, кто выжил после полученных внутренних травм, но обречены до конца жизни дышать, терпя боль в груди.
Но даже на этом все не закончилось. Проблема с водой все еще не была решена. Не хватало пищи, медикаментов, просто здоровых рук. И без того плачевное положение грозило стать критическим. Кьюджин выполнил обещание. Выполнил в полной мере.
Еще немного посмотрев на деревню в лучах заходящего солнца, она двинулась дальше. Остатки шиноби Суны ютились в академии, находившейся на самом краю деревни и более чем на две трети встроенной в скалу. Пострадала она не так сильно, как все остальное, так что управление Суной сейчас осуществлялось отсюда.
Пройдя до прохода в один из бывших классов, куноичи немного постояла у входа, собираясь с мыслями и пытаясь взять себя в руки, и шагнула внутрь. Класс был наскоро перестроен в операционную. На полу въевшаяся кровь, столы так же в крови. Но пациентов здесь уже не было. Им повезло, несколько меднинов выжили и смогли организоваться. Это спасло еще несколько жизней. Но она сюда шла не за этим. Она шла к последнему оставшемуся здесь пациенту. Хотя это сложно было назвать пациентом.
На дальнем столе лежала конструкция из металла и дерева, внутри которой крепились закрытые емкости с живыми органами. Сердце, легкие и мозг. Органы ее брата. К тому, что лежало на столе, она не могла относиться, как к брату. Но и оборвать жизнь так же не могла. Поэтому приходила сюда, садилась рядом и сидела, ощущая тяжелый запах крови. Кажется, не смотря на прошедшее время, она все еще не осознала и не приняла всего произошедшего. Так и сидела, иногда по несколько часов, а затем возвращалась к себе. Куноичи медленно душила неспособность чем-либо помочь своей деревне. Она была слишком слаба, и ей самой сейчас требовалась постоянная помощь. Она сама ничем не могла помочь.
Раздался стук. Куноичи вздрогнула. Дверей в классе не было, да и не стал бы никто стучаться. Кто попало сюда не ходят, а остальные не станут стучаться. Но кто это?
Не дожидаясь ее ответа, в дверь вошел высокий человек. Черный плащ с алыми облаками ясно давал понять, кто это. На лице спиральная маска, с единственным глазом. Мужчина вошел, наклонил голову чуть в бок учтиво поклонился. Куноичи тихо сглотнула. Сейчас она была беспомощна, беззащитна. Это был не страх, а напряжение. Смерти она не боялась, после всего перенесенного, перспектива умереть казалась почти освобождением. Но у нее еще оставались обязанности перед кланом, перед Суной. И у нее были обязательства перед самой собой. У нее еще была ее месть.
– Приветствую, Темари-сама, – голос Акацки был спокоен, – прошу прощения за внезапность. Не могли бы вы уделить мне немного своего драгоценного времени?
Девушка кивнула:
– Я слушаю.
– Наш лидер, Пейн, очень хотел переговорить с вами. К сожалению, по ряду обстоятельств, мы не могли появиться раньше. Но лучше поздно, чем никогда. Вы не против?
Куноичи снова кивнула. Акацки сложил печати. Несколько секунд ничего не происходило, а затем перед ним замерцала проекция. Полупрозрачное изображение того, с кем Темари говорила перед тем, как разорвала союз с Конохой. Пейн так же первым делом учтиво поклонился.
– Здравствуй. Сказал бы, что рад снова вас видеть, но это будет неуместно.
Куноичи нахмурилась:
– Сказала бы, что рада вас видеть, но это будет ложью.
Пейн кивнул.
– То что произошло – ужасно. Это трагедия. Я не отрицаю, что вина за ваши беды лежит и на мне. Тем не менее, я обещал вам содействие во время нашего последнего разговора. И готов его предоставить.
Темари перевела взгляд на парня в маске, затем снова на Пейна.
– Мы не выполнили свою часть договора. И не можем выполнить. Гаара мертв.
Пейн кивнул.
– Джинчурики умер. Но биджу бессмертен. Он возродится, рано или поздно. Наша помощь будет уместна, учитывая ваше положение. Вода, еда, все то, что вам нужно, мы способны предоставить. Не сиюминутно, конечно, но способны.
Куноичи, не смотря на боль, поднялась.
– Зачем вам это? Такие расходы… Это…
Пейн остановил ее движением руки.
– Я понимаю твой вопрос. Но это дело принципа. Ты можешь как угодно к нам относиться. Но я живу с одной единственной целью. Остановить войны. Остановить раз и навсегда. Потому что в своей жизни я тоже прошел через страдания и боль. И я не хотел бы их приумножать. Но я не всесилен и не всеведущ, ты могла в этом убедиться. Я совершил ошибку. И должен за нее отвечать. Меня глубоко печалит произошедшее. Если бы я мог предоставить вам помощь ранее, я бы это сделал.
Темари отрицательно покачала головой.
– Я не могу тебе доверять.
Пейн кивнул:
– Это было ожидаемо. Но, тем не менее, первый груз с помощью прибудет завтра. Там простые люди. Они привезут воду и пищу. Вы вправе прогнать их. Так же, как в праве и принять нашу помощь. Грузы будут приходить раз в неделю. Если вам что-то нужно, напишите список и передайте этим людям, в следующий раз они попытаются привести то, что вам нужно. Так же мы можем помочь, эм…
– Канкуро, – подсказал второй.
– Да, Канкуро. Восстановить его тело. Если ты пожелаешь принять нашу помощь. Сейчас у меня нет времени. Признаться, мы тоже серьезно себя дискредитировали. Но через какое-то время я снова с тобой свяжусь. Надеюсь, мы сумеем преодолеть наши разногласия.
Он вновь поклонился, и проекция исчезла. Акацки в маске снова чуть наклонил голову.
– Прощайте, Темари-сама. Или, возможно, до встречи.
Он применил какую-то технику, и в его глазу будто появилась воронка, в которую всосало все тело Акацки. Секунда, и ничто уже не напоминает о двух ее гостях. Куноичи села, с каждой следующей секундой стоять было все мучительнее. Боль и не думала утихать. Ей нужно подумать. Очень хорошо подумать над тем, что произошло.