Текст книги "Кореец (СИ)"

Автор книги: Вадим Ледов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 14

Колька даже ухом не повел, продолжая изучать трещины на потолке ресторана, словно там была написана карта его сложной судьбы.

На красивом лице Аллы отразилось согласие с моими аргументами. Наверное, вопрос был задан формально, для порядка.

– Ну, пошли тогда, – она грациозно, одним движением поднялась со стула. – Да бросьте вы эти горелые ошметки, – сказала девушка, оценив наше рефлексирование по поводу недоеденного шашлыка, – там вас угостят.

Мы вышли из прохладного (относительно) полумрака ресторана на раскаленную улицу. Алла впереди мы с Колькой следом. Я с трудом отводил взгляд от её гибкой фигурки, плавно покачивающей бедрами. Черт возьми, эта женщина сводила меня с ума, отвлекая от дела! Старый Марк Северин внутри меня ворчал: «Соберись, тряпка! У тебя сделка на носу!», но молодое тело Михаила реагировало по-своему.

Однако Колька бдел. Его таежные инстинкты работали даже здесь, в пыльном портовом городе.

– Нас пасут, – прошипел он мне в самое ухо, так незаметно, что я вздрогнул. – Вон тот, у киоска с газировкой. Сразу за нами из ресторана вышел. Я его еще там срисовал… пялился на нас.

Я инстинктивно хотел обернуться, но Колька зло шикнул:

– Не пались! Иди как шел!

– Может совпадение? – так же шепотом предположил я, чувствуя, как по спине потек пот, и не только от жары.

– Ага, щас! Совпадение! – пробормотал Колька. – Случайных совпадений не бывает. Я засек, как он на нас таращился. Не оборачивайся ты, идиот! Смотри на Алкину жопу и делай вид, что восхищаешься!

Я не делал вид, я восхищался, но Колька следопыт, не доверять ему глупо. Для того видать, эту Аллу и послали, чтоб внимание отвлечь. И на мне, признаться, сработало.

– Мальчики, о чем вы там шепчетесь? – раздался насмешливый голос Анны. Она даже не обернулась, но было ясно, что она все слышит. Слух у нее, похоже был, как у летучей мыши.

– Да так… – я попытался изобразить непринужденность. – Делимся впечатлениями от местной архитектуры! Как красиво кругом! Какой полет мысли!

Она хмыкнула. Да с «красиво», я, пожалуй, погорячился.

Мы как раз свернули с припортовой площади на какую-то кривую, грязную улочку, карабкающуюся вверх по склону холма. Самострой. Архитектура здесь была представлена жалкими лачугами, слепленными из всего, что попало под руку (как говорили в моем времени: из говна и палок): ржавых труб, старых досок, явно списанных со сгнивших судов, каких-то ящиков, битого кирпича, кусков шифера. Все это было кое-как скреплено глиной или цементом и выглядело так, будто вот-вот развалится от сильного ветра. Жалкие попытки выжить в условиях сурового климата – испепеляющего лета и пронизывающей зимней стужи. Солнце безжалостно палило кривые крыши. Жарко, сухо, пыльно. А над всем этим убожеством нависала цепь невысоких красно-коричневых гор, обрамлявших город. Они выглядели старыми, выветренными, землистыми, испещренными морщинами, как скорлупа гигантского грецкого ореха.

Мы карабкались по этой улочке, напоминавшей декорации к фильму про жизнь трущоб где-нибудь в Бомбее, и старались не вдыхать полной грудью. Ароматы тут витали… специфические. Поодаль, не добавляя пейзажу живописности, отравлял атмосферу местный Нефтеперерабатывающий завод, извергая в небо клубы черного дыма. Рядом с ним, как верная подруга, чадила трубами ТЭЦ имени 50-летия Октября – видимо, юбилей отмечали ударным копчением небес. Романтика индустриального захолустья.

Наконец, в каком-то пыльном переулке, где даже кошки выглядели подозрительно, нас ждал «Москвич 408». Не новый, судя по облезлой краске и вмятинам, но на ходу. За рулем сидел мрачный тип с лицом и повадками портовой крысы. Ни «здрасьте», ни улыбки – просто молча уставился перед собой. Наша Алла грациозно скользнула на переднее сиденье рядом с ним. Нам же было предложено размещаться сзади. Открыть багажник для наших скромных рюкзаков водитель-крыса даже не подумал.

Ладно, хрен с тобой, золотая рыба. Вещей у нас пока немного – не баре, уместимся и на заднем сиденье, прижав рюкзаки к коленям.

Поехали. Ездили мы по городу минут двадцать, петляя по каким-то переулкам, сворачивая и разворачиваясь без видимой логики.

– Вокруг одного места кружит, – прошептал мне на ухо Колька, чей глаз-алмаз сканировал окрестности. – Хвост сбрасывает.

– Чей хвост? – так же шепотом спросил я. – Того типа от ресторана?

– Может его, а может и еще кого, – пожал плечами Колька. – Здесь, видать, все друг за другом хвосты сбрасывают. Национальная забава.

Наконец, убедившись, что за нами гонится только наша собственная паранойя, мы выехали за город. Проехали еще минут десять по пыльной дороге, окруженной выжженной степью и редкими колючками.

Кафе «Дильхана» (что бы это ни значило) оказалось именно тем, чем и должно быть придорожное кафе в такой глуши – типовой «стекляшкой» из силикатного кирпича и больших окон. Несколько пластиковых столиков внутри были пусты. В глубине зала, у стойки, заваленной грязной посудой, возился сонный буфетчик – то ли мыл стаканы, то ли просто перекладывал их с места на место. На улице, под чахлыми деревьями, стояло еще несколько легких столиков с кривыми металлическими ножками – тоже пустые. Время было обеденное, но посетителей не наблюдалось. Атмосфера располагала к написанию элегий о тщетности бытия.

Я вопросительно посмотрел на Аллу, которая уже вышла из машины – все такая же невозмутимая в своем строгом длинном платье. Водитель-крыса по-прежнему молча таращился в пространство, видимо, медитируя. Мы с Колькой вылезли из машины и догнали Аллу, когда она уже огибала кафе с тыльной стороны.

Обошли какие-то темные хозяйственные пристройки, пахнущие прогорклым маслом и еще чем-то неприятным, и оказались у грубо сколоченной деревянной двери без ручки и замка.

– Настоящий вход – он всегда с черного хода, – с усмешкой пояснила Алла, толкая дверь плечом. – Здесь так принято.

От неказистого входа шел узкий, тускло освещенный коридор.

– Сюда, – вела нас Алла.

По обеим сторонам виднелись такие же неказистые двери. Мы прошли несколько метров.

Алла толкнула одну из дверей – мы оказались на кухне. Жар, пар, запах вареного лука. У плиты колдовала пожилая туркменка в платке. Увидев Аллу, к нам подскочил худенький паренек в заляпанном фартуке и очках с толстыми линзами. Вылитый старшеклассник-ботаник, подрабатывающий на каникулах. Он поздоровался с Аллой на каком-то своем языке, что-то быстро спросил, она ответила. Паренек кивнул и метнулся куда-то вглубь кухни. Вернулся через минуту, деловито протер очки рукавом фартука и открыл перед нами еще одну дверь, рядом с кухней.

– Кабинет шефа, – пояснил он уже по-русски, причем чисто, без малейшего акцента. – Располагайтесь как дома. Самый лучший кабинет во всем заведении! К вашим услугам!

Кабинет и впрямь выглядел контрастом по сравнению с остальным заведением. Небольшой, но вполне приличный. Обеденный стол в центре, покрытый клеенкой. В углу – тяжелый, солидный двухтумбовый письменный стол из темного дерева. На нем – телефон и бронзовая чернильница. У стены – продавленная тахта, накрытая пестрым ковром. И даже торшер с бахромой в углу! Видимо, здесь вершились важные дела.

– Шеф велел передать: для дорогих гостей из Москвы – все самое лучшее! – объявил мальчик-официант с важным видом. – Есть свежие овощи – помидоры, огурцы, зелень. И рыба! Шашлык из осетрины будет готов через пятнадцать минут. Только сегодня тушку привезли… Напитки? Водочка, коньяк? – поинтересовался он.

– Я бы выпила сухого вина, – сказала Алла, элегантно устраиваясь в кресле у письменного стола.

– А вам? – официант повернулся к нам.

– Мне коньяку, – сказал я. – И лимончик, если найдется.

Колька, как обычно, молчал, буравя взглядом ковер на стене.

Официант кивнул и выскользнул за дверь.

Мы остались втроем. Тишина нарушалась только мягким гудением финского холодильника, стоявшего в углу. Напряжение нарастало. Сейчас должен был появиться главный. Карабас-барабас. Тот, кто дергает за ниточки в этом кукольном театре.

И он вошел. Дверь открылась без стука, и на пороге возник… не грозный бабай в халате и тюбетейке, как я подсознательно ожидал, а вполне себе европейского вида мужчина. Невысокий, плотный, с загорелым лицом, и абсолютно лысой, блестящей как бильярдный шар, головой. На вид лет пятьдесят, может, чуть больше. Одет он был неожиданно просто: белая рубашка с коротким рукавом, расстегнутая на две верхние пуговицы, и темные брюки. Но во взгляде его светлых, почти прозрачных глаз была такая стальная жесткость, что сразу становилось понятно – этот человек не привык шутить. В руке он держал пачку сигарет «Мальборо» – еще один признак принадлежности к касте избранных, имеющих доступ к импорту.

– Добрый день, господа москвичи! – он окинул нас быстрым, цепким взглядом, задержавшись на мне чуть дольше. Голос у него был тихий, спокойный, но с металлическими нотками. – Рад приветствовать на нашей гостеприимной земле. Разрешите представиться: Равиль Оруджев.

Он слегка кивнул, не делая попытки пожать руки. Это был один из братьев, о которых говорил Стасик. Но почему он представился один? Где второй?

– Михаил, – ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Николай.

Колька молча кивнул, продолжая изучать ковер, но я видел, как напряглись его плечи.

Равиль Оруджев прошел к письменному столу, опустился в массивное кресло, которое жалобно скрипнуло под его весом. Алла тут же поднялась и встала рядом, почтительно, как секретарь при директоре. Моя теория о «подруге босса» рассыпалась – здесь явно были другие отношения. Может, дочь? Или просто доверенное лицо?

– Стасик в общих чертах обрисовал ситуацию, – начал Равиль, неторопливо закуривая «Мальборо». – Вас интересует наш главный местный продукт. В количестве. Верно?

– Верно, – подтвердил я. – Нас интересует икра. Белужья. Высшего сорта. В экспортной упаковке. Четыреста пятьдесят банок по сто тринадцать грамм.

Я произнес это четко, глядя ему прямо в глаза. Надо было сразу показать, что мы люди серьезные и знаем, чего хотим.

Равиль выпустил струйку дыма и посмотрел на Аллу.

– Все готово? – спросил он тихо.

– Да, Равиль Ибрагимович, – ответила она. – Товар на месте, упакован. Ждет отправки.

Равиль кивнул и снова перевел взгляд на меня.

– Цена вас устроит. Стасик передал наши условия. Четыре пятьсот за партию. Деньги вперед.

– Деньги здесь, – я похлопал себя по внутреннему карману пиджака, где лежала пухлая пачка сотенных купюр. – Но у нас тоже есть условия.

Равиль чуть приподнял бровь. Похоже, он не привык, что ему ставят условия.

– Любопытно. И какие же?

– Нам нужна помощь с транспортировкой. До Махачкалы. Морем.

Лицо Равиля осталось непроницаемым, но в глазах мелькнул холодный блеск.

– Транспортировка – это отдельный разговор. И отдельные деньги.

– Мы готовы заплатить, – сказал я. – Но нам нужны гарантии безопасности. Товар специфический, сумма немаленькая. Мы не хотим неприятностей ни с вашими конкурентами, ни с властями.

– Дело не в этом. Перевозкой я не занимаюсь. – спокойно ответил Равиль. – Договаривайтесь на месте.

– Хорошо, – сказал я. – скажите хотя бы примерную цифру.

– Ну, не знаю… рублей пятьсот, – он глянул на меня вопросительно.

Я пожал плечами и сделал неопределенную физиономию.

– Тогда порядок такой, – Равиль затушил сигарету в тяжелой мраморной пепельнице. – Сейчас передаете деньги, Алла их проверит. Потом пообедаете… и отдыхайте. Вечером, как стемнеет, вас отвезут на причал. Товар на острове. Там загрузитесь – и Аллах в помощь.

– Прошу к столу, господа москвичи, – Равиль жестом пригласил нас за обеденный стол. – Подкрепитесь перед дорогой. Каспий ошибок не прощает. А голодный человек – всегда ошибка.

Он поднялся, давая понять, что основная часть переговоров закончена. Остались детали, которые, видимо, должна была уладить Алла. Мы с Колькой переглянулись.

– Хьюстон, у нас проблемы, – шепнул я ему.

– Чего?

– Я говорю, у нас нет пятисот свободных денег. Максимум, триста.

– Не ссы, что-нибудь придумаем, – отмахнулся Колян.

Я рад бы не ссать. При том, что пока, все шло подозрительно гладко. Но игра началась, и ставки сделаны. Оставалось только надеяться, что этот лысый каспийский пират держит свое слово.

* * *

Когда тяжелая дверь за Равилем Оруджевым закрылась, в кабинете повисла тишина, густая, как верблюжье молоко. Слышно было только, как на улице тарахтит мотор уехавшей «Волги» да как Колька сопит, изучая очередной узор на ковре.

Алла, между тем, вернулась к своему занятию. С серьезностью кассира в Госбанке она пересчитывала нашу пачку денег. Медленно, купюра за купюрой. Пальцы ее – тонкие, смуглые, с аккуратным маникюром – порхали над сторублевками, словно бабочки над ядовитым цветком. Она ощупывала каждую бумажку, подносила к свету, терла между пальцами. Зрелище было завораживающее и немного комичное.

– Чего ты там колдуешь? – лениво протянул я, наливая себе еще коньяку. – Деньги советские, с дедушкой Лениным с улыбкой глядели на нас. Видишь, улыбается? Ему тоже все нравится.

Алла подняла на меня свои миндалевидные глаза, в которых теперь не было и следа былой насмешливости.

– Денежка счет любит, – ответила она сухо. Особенно чужая. И большая. Если что не так – с кого спрос будет? С бухгалтера. А я неприятностей не люблю.

Бухгалтер! Не дочь, не любовница, а бухгалтер мафии! Впрочем, одно другому не мешает. Красивая женщина, умная, деловая… почему бы не совместить приятное с полезным? Старый Марк Северин внутри меня немедленно начал строить планы соблазнения. Молодой организм Михаила тут же откликнулся приятной тяжестью в паху. «Поехали в нумера!» – пронеслось в голове. Стоп! Так мы же и так почти в нумерах…

Я решил сменить тему, чтобы разрядить обстановку. Да и любопытство разбирало.

– Слушай, Алла, а вот эти комнатки… там, в коридоре… это что, номера гостиничные?

Она закончила пересчет, аккуратно сложила деньги в стопки, перевязала резинкой и убрала в маленький сейф под столом. Заперла на ключ. Только после этого ответила:

– Можно и так сказать. У нас тут как? Построят типовую «стекляшку» у дороги – кафе, значит. А кто в него пойдет? Пустыня кругом. Тогда директор, человек предприимчивый, правдами и неправдами пристраивает сзади несколько помещений: кабинет для себя, для шеф-повара, кладовку какую-нибудь. А вечером, когда начальство уезжает, эти «кабинеты» легким движением руки превращаются… превращаются в элегантные «нумера» (Нет, «Бриллиантовую руку» она всё же смотрела). Для тех, кому надо переждать, переговорить или… отдохнуть. Конспирация и комфорт.

Она усмехнулась, и в ее глазах, которые при тусклом свете лампы под бахромой абажура казались почти черными, вдруг проступил их истинный цвет – неожиданно светлый, серо-голубой. Странный диссонанс с восточной внешностью.

Я присвистнул. Вот это сервис! Советская система во всей красе – двойная жизнь, двойная бухгалтерия.

– Да уж, изобретательно, – пробормотал я. – А какие новости в большом мире? А то мы тут, в поезде, совсем от жизни отстали. Кроме передовиц «Правды» и хрипа «Панасоника» – никакого просвета.

– Мир велик, Михаил, – Алла снова улыбнулась, наливая себе гранатового сока. – Есть макромир, есть микромир… В макромире, говорят, американцы на Луну собираются. Опять. Или уже слетали? Не упомнишь за ними. А у нас в микромире все по-старому: план горит, камыш не растет, рыба в сетях путается. Вот тебе и все новости. Но ты не переживай, все самое важное происходит именно в микромире, в мире маленьких людей.

– Маленький человек? – переспросил я. – Это кто такой? Тот, кому вечно чего-то не хватает?

– Не обязательно, – она пожала плечами. – Маленький человек – это тот, кто до поры до времени позволяет другим решать за него его собственные проблемы. И живет так, словно в запасе еще одна жизнь имеется.

– Тогда я – маленький человек, – вдруг признался я сам себе. – Совсем маленький. Вот та-кой… – я свел большой и указательный пальцы, оставляя между ними крошечный зазор.

Алла рассмеялась – тихо, мелодично.

– Самокритично. Но, боюсь, ты лукавишь, Михаил. Не похож ты на маленького человека. Глаза у тебя… больно наглые.

В этот момент дверь приоткрылась, и в кабинет снова заглянул тот самый худенький мальчик-официант в очках, похожий на персонажа из детского театра – не то верблюжонок, не то любопытный страусенок. Он что-то быстро сказал Алле на местном наречии, она кивнула. Официант исчез и тут же вернулся с большим подносом, на котором дымился шашлык из осетрины, лежали горкой румяные лепешки-чуреки, зелень, нарезанный лимон. Ловко, как заправский метрдотель, он сервировал стол, сменил наши опустевшие тарелки.

– Кто этот вундеркинд? – спросил я Аллу, когда он вышел. – Выглядит так, будто только что сбежал с урока физики.

– А, это Алишер, – отмахнулась Алла. – Сын директора. Местный гений коммерции. Между прочим, у него уже свой счет в сберкассе имеется, – она понизила голос до заговорщицкого шепота. – Сигареты американские нужны? «Мальборо», «Кент»? Пожалуйста. Пиво чешское ящиками? Доставит прямо в багажник твоей «Волги», если она у тебя есть. С девочками познакомиться? За скромные комиссионные устроит рандеву с лучшими красавицами Красноводска (они даже лучшие, не ахти какие). Маленький делец с большим будущим.

– Ничего себе! – присвистнул я. – А с виду – очкарик-ботаник. Не знал, что такое возможно в советской республике! Капитализм в отдельно взятом придорожном кафе! – Я мимолетно, будто невзначай, коснулся ее руки, лежавшей на подлокотнике кресла. – Удивительное место… И удивительные люди.

Алла с легкой усмешкой убрала руку.

– Здесь свои законы, Михаил. Пустыня рядом, Москва далеко. Выживает тот, кто умеет вертеться. А Алишер вертеться умеет. Его тут все знают.

– Да уж, – с деланным разочарованием протянул я, изображая московского интеллигента, столкнувшегося с суровой правдой жизни. – Республика, говорят, на одном из последних мест по вложениям в культуру и социалку, зато подпольный бизнес процветает. Недооценка социально-культурной сферы налицо! И в то же время… Какая предприимчивость!

Порочный ангелочек Алишер появился снова, на этот раз с десертом.

– Приятного аппетита, – сказал он со своей обезоруживающей улыбкой паиньки, поправляя очки на носу. – Тут звонок есть, – он кивнул на кнопку у письменного стола. – Если что понадобится – звоните. До этого вас никто не побеспокоит. Гарантирую.

Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Мы остались втроем перед дымящимся шашлыком и перспективой провести остаток дня в этом странном кабинете-номере. Атмосфера располагала к дальнейшим откровениям и, возможно, не только деловым.

Пока мы с Аллой упражнялись в остроумии и осторожном флирте, Колька, похоже, решил, что его миссия по молчаливому наблюдению выполнена. Прикончив свой шашлык и пару рюмок коньяка, он откинулся на спинку стула и, кажется, задремал, убаюканный жарой, сытостью и монотонным гудением холодильника. На лице его застыло выражение полного таежного пофигизма. Ну и ладно, не мешает – и на том спасибо.

Таким образом, мы с Аллой остались вдвоем, тет-а-тет, если не считать дремлющего Кольки. Атмосфера становилась все более… интимной. Коньяк делал свое дело, развязывая языки и смягчая сердца (или что там у бухгалтеров мафии вместо сердец?).

– Значит, обратно в Москву теперь? С добычей? – спросила Алла, лениво помешивая лед в стакане с гранатовым соком. Она сидела боком, положив ногу на ногу, и длинное платье красиво обрисовывало ее стройные икры. В этот раз, когда я снова как бы невзначай придвинулся ближе, она не отодвинулась. Прогресс!

– Ага, в Москву, – подтвердил я, ободренный этим маленьким сигналом. – Прямиком в столицу нашей Родины. Толкнем вашу каспийскую прелесть нужным людям, купим аппаратуру – гитары там всякие, усилители, барабаны – и как начнем играть рок-н-ролл! Песни петь будем – такие, что вся страна заслушается!

– Песни петь… – Алла вздохнула с такой неожиданной тоской, что я даже удивился. – Эх, я тоже хочу в Москву! До смерти обрыдла эта дыра, этот песок, эта вечная рыба… Пусть не песни петь – голоса у меня нет, – но я б там что-нибудь придумала. Я девушка сообразительная, не пропаду.

Глядя на нее – умную, красивую, явно скучающую в этой провинциальной глуши, – я вдруг почувствовал прилив пьяной щедрости и продюсерского азарта. Марк Северин во мне ожил и расправил плечи.

– А что мешает? – спросил я, хлопнув еще стопку коньяка для храбрости. Адреналин смешивался с алкоголем, создавая гремучий коктейль уверенности в себе. – Собирай манатки – и приезжай! Встречу, помогу устроиться. Вместе что-нибудь придумаем! Москва – город возможностей! Особенно если есть связи, – я многозначительно подмигнул.

И тут что-то изменилось. Она посмотрела на меня совершенно другим взглядом – пристальным, оценивающим, и в глубине ее зеленых глаз блеснула не просто надежда, а какая-то решимость.

– Обещаешь? – тихо спросила она, наклонившись ко мне так близко, что я почувствовал легкий аромат ее духов – что-то восточное, пряное, с нотками жасмина.

– Мамой клянусь! – выпалил я, а потом, вспомнив, что мамы в этом времени у меня нет (вернее, она есть, но не моя), добавил первый попавшийся блатной жест, который пришел в голову: щелкнул ногтем большого пальца по передним зубам. – Гадом буду, не забуду!

Алла рассмеялась – тихо, бархатно, и вдруг ласково потерлась щекой о мое плечо, как кошка.

– Ловлю на слове, Миша, – прошептала она. – И проверю. Обязательно проверю.

А потом, так же внезапно посерьезнев, приблизила губы к моему уху. Ее дыхание обожгло кожу.

– Только вы там осторожнее будьте, – ее шепот стал едва слышным. – Особенно на острове, куда за икрой поедете. Эти браконьеры – звери настоящие. Сами по себе живут, законов не признают. Их тут никто толком не контролирует, хоть Равиль и делает вид, что все схвачено. Он с ними договаривается, конечно, через них все снабжение рыбой идет, все начальство местное кормится – и Обком, и Исполком. Но чуть что не так – прирежут и не поморщатся. Там, на острове, Советской власти нет. Да и здесь, в городе, она – одно название. Баи как правили, так и правят, только теперь партбилетами прикрываются. Что хотят, то и творят. Так что ухо востро держите.

– Я понял, детка, – сказал я, чувствуя, как пьяный угар сменяется трезвым холодком. – Спасибо за предупреждение. Будем начеку.

И, пользуясь моментом, пока она была так близко, пока ее глаза смотрели на меня с этой странной смесью доверия и расчета, я поцеловал ее. Прямо в губы.

Она не отстранилась. Наоборот, ответила – мягко, но настойчиво. Ее губы были сладкими от гранатового сока и обещали что-то большее, чем просто мимолетный поцелуй. Кажется, она уже мысленно паковала чемоданы в Москву и видела себя хозяйкой моей (или чьей-нибудь еще) столичной квартиры.

До «нумеров», впрочем, дело так и не дошло. Да и Колька мог проснуться в любой момент. Да и не время было для амуров – нас ждала ночная погрузка и опасный переход по Каспию.

– Пора, – сказала Алла, мягко высвобождаясь из моих объятий. Встала, одернула свое длинное платье, снова превращаясь в делового «бухгалтера». – Мальчики, надо собираться. Скоро за вами приедут. Товар ждет.

Она вышла, оставив после себя легкий шлейф духов и ощущение недосказанности. Я посмотрел на спящего Кольку, на недопитый коньяк, на гору остывшего шашлыка. Пора было возвращаться в реальность. В реальность, где нас ждала черная икра, вооруженные браконьеры и туманные перспективы. Но где-то там, за горизонтом, маячила Москва, музыка и… может быть, эта странная, красивая женщина с глазами цвета Каспийского моря.