Текст книги "Последний шанс"
Автор книги: Вадим Пеунов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
И вдруг этот здоровяк, смахивающий на комель, из которых в древности изготовляли стенобитные орудия, побледнел, начал, словно рыба, вытащенная из воды, хватать широким ртом воздух и съехал со стула на пол. Да так ловко, что Иван Иванович не успел его подхватить!
Кувшин с водой! Плеснул в стакан. Набрал полон рот и брызнул в лицо потерявшему сознание мужику, как это делала мать, когда катала рубелем белье (утюгов в Карповом хуторе в ту пору еще не было).
– Петр Прохорович! – похлестал майор Орач по ядреным жестким щекам Пряникова. – Вот уж чего не ожидал от вас!
Еще стакан воды ему на голову – и начальник четырнадцатого участка открыл глаза.
Он плакал навзрыд.
– Честное слово, поверьте, Анка сказала мне: «Еду к матери». И телеграмму показывала...
Может, и была такая телеграмма, но это придется проверять.
– Надеюсь, вы понимаете, Петр Прохорович, что вам придется у нас задержаться на некоторое время. Привезут Тюльпанову, и мы с вами продолжим беседу.
Пряников все прекрасно понимал, более того, он готов задержаться, если это надо для дела, но...
– У меня в час наряд. Кто поедет в шахту? Богдана вы арестовали, и я у вас... задерживаюсь.
– Представьте, что с вами случилось несчастье... Бывает. Вы по каким-то делам задержались. Наконец, оформляетесь в отпуск. Видел я приказы в отделе кадров: на тридцать рабочих дней, да еще за участие в ДНД, отгулы за дни повышенной добычи. Незаменимых людей нет, Петр Прохорович.
– Если бы я кого-то предупредил... Может, съезжу, дам наряд и вернусь? – молил он о невозможном.
– А вдруг вы нам именно в это время и понадобитесь? Вот вам телефон – садитесь, руководите.
Пряников тяжело вздохнул и в отчаянии махнул рукой:
– Что уж теперь... Обойдутся! Все-таки какая стерва эта Анка! Я же ей как себе верил! Скажите, товарищ майор, я похож на сумасшедшего? Дать машину для участия в грабеже!
– Самый нормальный человек, – успокоил его Иван Иванович. – Вот только ваша жизненная позиция расходится с общепринятой у нас в стране моралью. Впрочем, это уже не по моей части: моя специальность – розыск особо опасных преступников. В частности, меня интересует человек по кличке папа Юля. Попрошу вас нарисовать его словесный портрет. Для начала в общих чертах: внешность, возраст, рост, характерные приметы...
Пряников снова изменился в лице. Его сковал страх. Вытащили из лунки окунька, бросили на лед, потрепыхался он и притих, налившись холодом. Глаза выпучились, хвост задрался, так и застыл навеки.
– Смелее, смелее, Петр Прохорович, попробуйте доказать свою непричастность к ограблению мебельного и последующим трагическим событиям. Не забывайте – есть жертвы.
Предупреждение подействовало. Пряников зашевелил губами, облизал их сухим языком и выдавил из себя:
– Ну, такой... Лицо круглое... – Он скосил глаза на стол, где лежали портреты бородатых.
Иван Иванович поспешил убрать их, ему не нужна была словесная копия бородатого, на что нацелился Пряников.
– Ну... вашего роста... Жилистый такой... Глаза – упрямые... И вообще... не помню, – вдруг попросил пощады Пряников. – На участке – двести сорок человек, всех в лицо не запомнишь. Люди уходят и приходят.
– Ну, папа Юля – не из тех, кто приходит и уходит. Он, по мнению Екатерины Ильиничны, играл особую роль в наведении дисциплины на участке.
При упоминании Екатерины Ильиничны Пряников резко дернулся, внимательно посмотрел на майора Орача. И тот понял, что попал в точку: Генералова кое-что из биографии папы Юли знала, или могла знать.
– Все с нее и началось! Святоша! Это она подсунула мне Анку! – прохрипел Пряников.
– А Алевтина Кузьминична порекомендовала вам папу Юлю, – догадался Иван Иванович.
И опять попал в точку. От досады Петр Прохорович замычал. Затем вскочил: лицо – без кровинки, глаза – лубяные. Ринулся вперед и с разбега стукнулся головой о стенку. Загудело, задрожало многоэтажное здание областного управления МВД. Пряников со стоном рухнул на колени. Густой ежик волос начал чернеть и лосниться. Выступила кровь.
«Довел мужика до белого каления!» – ругал себя Иван Иванович. Но это была победа: Пряников признал свою вину – от отчаяния, от безвыходности, в которую он попал. Надо было срочно вызывать врача.
Чтоб заискрило, нужно кресало
Положив голову на руки, Иван Иванович сладко спал за рабочим столом. Но сработал инстинкт, он неожиданно проснулся и увидел, как на цыпочках из кабинета выходит Крутояров.
– Олег Савельевич, – окликнул он коллегу.
Тот повернулся:
– Вижу: укатали сивку крутые горки, пусть, думаю, подремлет.
Иван Иванович поглядел на часы: 15.21. Ого! Часа два прокимарил!
Но голова гудела, как сто ос в банке.
«Крутояров... Санька...» – вспомнил он.
– Что там у вас по магазину?
Хотел спросить без обиняков: «Что за история с распиской о невыезде?» Но что подумает о своем начальнике Крутояров?
Крутояров молча извлек из кармана связку ключей на кожаном брелоке, выбрал самый большой и открыл сейф. Он понимал, что нужно Орачу, – подал тоненькую папку с протоколами.
Крутояров – аккуратист. На обложке четкими печатными буквами, почти типографским шрифтом, написано «Дело об ограблении мебельного магазина «Акация».
Спросонья, что ли, Иван Иванович никак не мог понять, какое отношение эта папка с делом «об ограблении» имеет к Сане, вернее, к тому, что у Сани взята подписка о невыезде, как у соучастника преступления.
Раскрыл злополучную папку. Рисованная схема: торговый зал мебельного. «Солдатиками» указаны места, где во время ЧП находились грабители: один, с автоматом, возле центрального входа; он контролировал всех находившихся в магазине, в том числе и тот отдел, где, как отмечено на схеме, стоял столовый гарнитур на шестнадцать предметов из Арабской Республики Египет.
Второй, с пистолетом, отмечен рядом с кассой. Третий выведен за пределы торгового зала – он разговаривал с директором магазина Матронян. Вооружен ножом типа «выкидушка».
Схема составлена по всем правилам, со сносками и пояснениями.
Оказывается, возле гарнитура работы АРЕ стоял четвертый соучастник, вооруженный, как утверждает схема, наганом.
Санька!..
– Олег Савельевич? – растерялся Иван Иванович.
– Все по протоколу опроса, товарищ подполковник, – с достоинством пояснил Крутояров. Факты не нуждались в комментариях.
Иван Иванович пробежал глазами страницы протокола. Заведующая отделом «Импорт» Жеболенкина Ирина Сергеевна утверждала, что бородатый мужчина уперся наганом ей в живот и сказал: «Крепись, милая. Помешать нам вы не сможете, мы свое возьмем». Где-то неподалеку от нее была кнопка сигнализации, которая связывала отдел с кабинетом директора магазина. (Привилегия отдела «Импорт».) «Я хотела нажать кнопку сигнализации, – рассказывала Ирина Сергеевна Жеболенкина, – но бородатый схватил меня за руки и прижал к себе. Потом бросил меня на стул: «Сиди, а то утоплю». Когда тот, с автоматом, вышел, этот, с наганом, вслед за ним к выходу. Он сел в машину у входа с поднятым багажником. Тут закричали: «Милиция, ограбили!», и машина умчалась».
Иван Иванович отупело перечитывал короткий протокол во второй и в третий раз, и до него никак не доходило: «С наганом... Уперся дулом нагана в живот и сказал: «Крепись, милая. Помешать нам вы не сможете, мы свое возьмем». И тут он вспомнил: «Это же слова Сани!» Да, да, рассказывая о событиях в магазине, Саня сказал: «Говорю продавщице: «Крепитесь... Помешать им мы не сможем, они свое возьмут». И дальше все почти по тексту протокола, только совершенно в иной трактовке всех событий.
Иван Иванович поднял глаза на Крутоярова, который настороженно ждал реакции своего начальника.
Вид у майора Орача был растерянный и жалкий. Крутояров, сочувствуя, сказал:
– Я сделал все, как вы приказывали, товарищ подполковник. Там есть вторая схема, по отделу: кто как стоял. Слова продавщицы соответствуют обстановке. Когда она увидела вашего сына, вцепилась в него и в истерику: «Вот он! Вот он!» Пришлось оттаскивать. Понять ее нетрудно: перенервничала во время грабежа. Женщина впечатлительная. Говорила: «Стрельнул бы он в меня... А дома двое детей, младший в первый класс пошел!» Я эти слова в протокол не вносил, считаю, что они к делу не имеют отношения.
«А все остальное по делу...» – подумал Иван Иванович.
Крутояров – педант, во всем скрупулезный. Записал в протокол только то, что говорила пострадавшая.
Уперся наганом в живот...
– Где... этот? – Иван Иванович постучал костяшками пальцев по столу. Сказать «сын» – не годится, сказать «участник грабежа» – язык не поворачивается.
– Исходя из материалов следствия, я счел необходимым выбрать меру пресечения – оформил подписку о невыезде. Все-таки участие в вооруженном грабеже, товарищ подполковник... – оправдывался Крутояров.
«Какой-то идиотизм!»
Чего сейчас было больше в Крутоярове: бессмысленного служебного рвения или желания подсидеть своего начальника, который его опередил в продвижении по служебной лесенке?
– Олег Савельевич, пока приказ не объявлен, я – майор.
– Как прикажете, товарищ подполковник.
– Майор! – повторил Орач.
– С момента подписания приказа министром вы – подполковник, так будет записано и в личном деле, – настаивал на своем Крутояров.
– Не будем об этом. Давайте по протоколу.
Из головы не шел Санька. Где он? Что делает? Парень болезненно самолюбивый. Не натворил бы глупостей, как тогда в детстве...
Закадычный дружок, сын председателя колхоза, который помогал молодому участковому Орачу вживаться в службу в труднейшие послевоенные годы, попрекнул Саньку отцом: мол, тех, под школой, в том числе и учительницу Матрену Игнатьевну, расстрелял Гришка Ходан, а он и есть твой родной отец. Санька посадил обидчика на вилку. Как карася. Воткнул ее ему в мягкое место пониже спины. Скандал был на весь район. А после того, как Иван расписался с Аннушкой, Санька вообще ушел из дому, совсем еще мальчонком, только что исполнился девятый год. Чтобы как-то прохарчиться, он нанялся в одном из совхозов перебирать картошку. Директор совхоза позвонил Ивану Орачу: «Чтобы не польстился на чужое, я его приспособил к делу. Самостоятельный мужик, говорит: «Чужой хлеб есть не хочу». Позже, когда он вернулся к Ивану, Санька сказал: «Теперь у тебя свои дети будут, я тебе не нужо́н».
Словом, не сразу выкатался характер у Александра Орача, нет-нет и вылезет какой-нибудь острый шип.
– В протоколе записано: «Ткнул в живот наганом». Что, эта заведующая отделом «Импорт» Жеболенкина – крупный специалист по маркам оружия? Пистолет системы Макарова, револьвер системы Наган, системы Браунинга?..
– Она так сказала, – начал оправдываться Крутояров. – Что вы ко мне-то придираетесь, товарищ подполковник! Я и так писал только самую суть. Я же понимаю... Скажете: «Крутояров копает». Ничего подобного. Прикажите – я порву протоколы, будто их и не было. Пошлите на повторную беседу с Жеболенкиной кого-нибудь другого. Вы бы видели эту сцену... Сидим втроем у директора в кабинете: я, ваш сын и Матронян. Входит Жеболенкина. Как увидела вашего сына, сразу бросилась на него! В волосы вцепилась: «Это он! Это он вчера хотел убить меня! А у меня двое детей...» Верещит на весь магазин, Матронян тоже в крик, на нее. Я – на обеих. Словом, базар. И сразу по магазину пошло: «Поймали одного из тех, которые...» Сын вам расскажет... Я действовал по обстановке, согласно вашим указаниям. Давайте порвем протоколы, – снова предложил Крутояров.
Порвать протоколы дело нехитрое. Но куда деть сам факт: участие в вооруженном грабеже? Жеболенкина во все инстанции напишет: «Милиция скрывает преступника». И будет права. В магазине человек пятьдесят сотрудников, можно сказать, тоже свидетели. По крайней мере, они слышали, как верещала в кабинете директора Ирина Сергеевна, вцепившись в густую шевелюру «бородатого бандита», а подписав протокол дознания и покинув кабинет Матронян, гражданка Жеболенкина такие «подробности» выдала сослуживцам! И пойдет по городу молва.
Нет, никаких противоправных действий сотрудник милиции Орач не допустит. Но он проведет дополнительное расследование. Жеболенкина должна будет сама убедиться в ошибочности своих впечатлений. Дело надо вести тонко, учитывая нервное потрясение Ирины Сергеевны и состояние психологического климата в коллективе после известных событий. Ну, а если вдруг все подтвердится, тогда никакой пощады!
В Ораче вдруг закипела ярость. Залила сердце, вот-вот захлестнет мозги. Неужели кровь Гришки Ходана взяла свое?
Стоп! Куда тебя понесло! Остынь. И подумай. Взвесь все «за» и «против».
Как ему сейчас не хватало Строкуна! Уж тот что-нибудь присоветовал бы. Нужное и мудрое, не оскорбляющее человеческого достоинства ни Ивана Ивановича, ни Саньки, ни Жеболенкиной, ни Крутоярова.
Иван Иванович представил себе Саню. Сидит где-нибудь в одиночестве. Разве что с Мариной поделится. Нет у него от нее секретов.
Звонок телефона. Междугородный: длинный и тревожный. Можно отвлечься от проблемы, отодвинуть ее решение на потом. Если бы можно было задвинуть ее в далекий ящик, запереть, а ключи выбросить в бурное море.
Звонил начальник Тельмановского райотдела. Слышимость ужасная, ни одного членораздельного слова. В трубке трещало, стрекотало, чей-то баритон, перекрывая помехи, кого-то убеждал: «Червону руту не шукай вечорами...»
– Мне нужен полковник Строкун!
– Его еще нет, он где-то там, у вас.
– Улетел. И простреленную машину отправили...
– Я его еще не видел. Давно улетел?
– Часа полтора тому назад, А кто это говорит?
– Замнач угро майор Орач.
– Это вы, Иван Иванович? Не узнаю что-то по голосу.
– Разбогатею. Что там у вас?
– В колхозе «Червоний Жовтень» исчез с фермы трактор «Беларусь». Кормораздатчик нашли, а трактора нет.
– Сами, что ли, не можете разобраться?
– Можем. Но полковник Строкун предупредил: что бы ни случилось в районе – звонить ему. А ферма, с которой угнали трактор, в четырех километрах от того места, где нашли автомат.
– Так что, все-таки нашли автомат?
– Нашли, в болотине, неподалеку от подстреленной машины.
– А когда угнали трактор?
– То ли вчера вечером, то ли сегодня утром. Кормораздатчик стоял за скирдой, а трактора не было. Бригадир решил, что трактор забрали по приказу председателя, а председатель уехал в область. На ферму дали другой трактор. А когда председатель вернулся, выяснилось, что он трактора никому не давал. Стали искать, нам позвонили минут десять тому назад. Кормораздатчик стоял за скирдой, а лафета для вывоза навоза нет. Кормораздатчик отцепили, лафет прицепили.
– Понял. Спасибо. Строкун появится – доложу. Ищите пропажу, ищите, трактор – не лесина, не распилишь, в печь не всунешь.
– На запчасти разобрать можно, с руками оторвут. Трактор-то был новенький.
– Спасибо. Что пропишется, позвоните. Строкуну доложу.
Трактор... С лафетом... Гениальное решение! Увезти кормораздатчик – тут же спохватятся, поднимут бучу: нечем раздавать корма, скот голодный, ревет. А лафет для вывозки навоза когда еще потребуется! Трактор – наилучшее решение транспортной проблемы, если знаешь, что на всех перекрестках тебя ждут спецпосты. На Тельмановском посту работник ГАИ уже стрелял, прострелил скат. Надо уходить как можно быстрее и дальше. Но как? На тракторе! Кому придет в голову проверять тракториста, да еще с лафетом? Если трактор угнали вчера вечером, часов двадцать тому... На сколько трактору хватает горючего? Впрочем, разжиться соляркой не так уж и трудно.
Трактор. Теперь только он мог указать, в какую сторону подался тот, кто обстрелял пост ГАИ из окна пряниковской машины. На Таганрог и дальше – на Ростов, а там – куда заблагорассудится, широка и бескрайня матушка-Россия. Но можно вернуться и назад, в Донецк. Здесь есть свой резон: залечь на каком-нибудь лежбище-квартире и пережидать лихолетье, главное – носа не высовывать. Денежки есть, с голода не помрешь.
И тревога по поводу Саньки как-то притупилась, отодвинувшись «на потом». Вот возвратится Евгений Павлович...
Строкун был легок на помине. Он позвонил из своего кабинета по прямому телефону.
– Зайди, – только и сказал.
Иван Иванович прихватил все документы, которых оказалось уже довольно много: протоколы бесед с Генераловой, Лазней, Пряниковым, обыска гаража и квартиры, изъятия двух сумм денег, портреты «бородатой троицы», безбородого Кузьмакова. Посмотрел пристально на Крутоярова и положил в эту же папку протоколы опознания Жеболенкиной. «Все – так все! Без исключения», – подумал Орач.
– Я велел запросить из архива старое дело по Кузьмакову и Дорошенко, – напомнил он Крутоярову, который по-прежнему стоял чуть ли не по команде «смирно».
Иван Иванович поймал себя на мысли, что присутствие Крутоярова выводит его из себя и ему стоит больших усилий, чтобы не вспылить, не нагрубить, не выставить из кабинета этого служаку. «Когда уже закончат пристройку!» – подумал он. К старому довоенному зданию областного управления МВД второй год делали пристройку – семиэтажку в современном стиле. Все ждали, когда можно будет расселиться, по крайней мере, улучшить условия для работы ведущих отделов. Тогда и у замначальника угро будет свой отдельный кабинет, обещал генерал.
«Эта физиономия не будет мне мозолить глаза».
– Дело по Кузьмакову и Дорошенко у генерала. Вы сами приказали доставить их ему.
Да, он говорил. Но когда это было? Впрочем, нечего придираться к сослуживцу. Задания он выполняет исправно. «А злишься ты, Иван, потому, что волею судьбы майор Крутояров стал очевидцем этой дурацкой истории с Саней».
Не мог старший оперуполномоченный явиться к генералу и потребовать: «Верните дело Кузьмакова-Дорошенко, оно потребуется Орачу, когда он вернется».
– Я к Строкуну. Подождите моего возвращения, – приказал Иван Иванович Крутоярову.
– Слушаюсь, товарищ подполковник, – вытянулся тот в струнку.
В кабинете Строкуна нечем дышать от табачного дыма. Он сидел уставший, разбитый, откинувшись на спинку кресла, и стряхивал пепел в бумажный тюричек, скрученный из небольшого листка «Для заметок».
– Автомат мы нашли, – прохрипел он, – голубушку Тюльпанову привезли. Фрукт, доложу я тебе. А ты тут, сказал генерал, пофамильно с адресами.
– Считай, что повезло, на старых знакомых наткнулся. А как вы с автоматом управились? – спросил Иван Иванович.
– Элементарно, – ответил Строкун. – Это результат невезения. Мы же не предполагали, что постовой ГАИ подстрелил машину. Вот и бросились искать их там, куда они могли бы укатить на «Жигулях». С тех пор, как они прорвались через пост, прошло два часа. Отсчитали сто пятьдесят – двести километров от Тельмановского поста и прочесывали в этой зоне шоссе и полевые дороги. В основном подальше от Тельманово. Всю ночь. Я лично израсходовал ящик осветительных ракет. Задержали несколько машин. И лишь когда рассвело, обнаружили в посадке подстреленные «Жигули». С шоссе машина не видна, а со стороны поля ночью глядеть было некому. Возвращаемся – представляешь настроеньице? Всю ночь без толку. Улизнули, голубчики. И тут летчик: «Вижу в посадке машину». Глазастый, черт! Сделали круг: стоит при въезде в посадку. Начали снижаться, а из машины выскакивает мужчина и – как заяц – через все поле на мотоцикле. Что бы ты на моем месте подумал?
– Приблудный. Сидеть всю ночь до утра в подбитой машине и ждать напарника с мотоциклом – не резон. Проще заменить простреленный скат. Для опытного шофера – это минутное дело.
– То-то и оно! Как потом выяснилось, в машине не было инструмента. Видать, он остался в гараже. Пряников по какой-то надобности вынул его, а Тюльпанова не проверила. Беглеца мы задержали. Подлетели, прижали к земле. Так и лежал, пока не подошли. Оказался тракторист. Неподалеку была ферма, где он работал на кормораздатчике. Утром возвращался от матери, у которой ночевал, накануне с женой погрызся (показания позже подтвердились), и заприметил в посадке «ничейную» машину. Решил, что ему повезло. Снял скаты – отвез подальше, спрятал в лесочке, который рос по балке. Балка – мокрая, болотистая, течет ручеек. Снял радиоприемник, магнитофон, уже и за двигатель принялся, а тут и мы. Показал он нам свой «склад». Гляжу: а местность-то удобная для скрытого маневра. Если уходить в сторону Таганрога – лучшего маневра, как сбить собаку со следа, не придумаешь: шлепай по водице. Говорю ребятам: «А ну-ка прощупайте балку километра на два в обе стороны». Пока я допрашивал тракториста, вернулись ребята: «В муляке[2]2
Муляка – слой ила на дне ручейка. – Прим. Tiger’а.
[Закрыть] – автомат!» Вызвали эксперта, фотографа... Вот, полюбуйся! – Строкун показал несколько больших фотоснимков 18 на 24.
Общий вид местности. Холмистая донецкая степь. Между холмами – неказистый ручеек, все, что осталось от некогда могучей реки. Полвека тому здесь еще жила речушка, славная окунями, таранью, плотвой. Да распахал человек все подходы к балке, и потекли в низину с дождями мутные потоки, отравленные ядохимикатами и гербицидами. Замулило балку, засосало грязью животворные родники. И туда, где когда-то буйствовала жизнь, подступила смерть. Ей сопротивлялся лишь зачахлый лесочек, тянувшийся к остаткам воды.
Следующий кадр – болотина. Утопают по щиколотку босые ноги, закатаны штаны по колено, рядом с ногой торчит диск автомата. Крупным планом – автомат. Его вынимают из ила чьи-то руки. Приклада у автомата нет, спилили. Нет у ствола и кожуха – тоже спилили. Да и сам ствол укорочен.
Еще один набор фотографий. Машина в посадке. Номерные знаки крупным планом. Скаты и запчасти, снятые с автомобиля, а рядом – парень лет тридцати, в простенькой куртке из болоньи – такие куртки теперь заменили рабочим прославленную некогда фуфайку. В простеньких джинсах и дешевеньких спортивных туфлях. Парень смущен.
– Этот тракторист случайно не из «Червоного Жовтня»? – поинтересовался Иван Иванович, вспоминая, что из этого колхоза, по сообщению начальника Тельмановского райотдела милиции, угнали трактор «Беларусь».
– Из «Жовтня». А что? – насторожился Строкун.
Иван Иванович рассказал историю с трактором.
Тут Евгения Павловича прорвало. Последними словами ругал он тракториста и себя.
– Не он ли хозяин того трактора? Не польстись, дурак, на «ничейную» машину, мы бы его не задержали до полудня, и тогда история с трактором, возможно, выплыла бы много раньше, еще утром. Пришел на ферму – трактора на месте нет. Поднял бы шум. Кстати, почему трактор на ночь оставили возле фермы? Ему положено быть на мехдворе.
– Не знаю, – признался Иван Иванович. – Должно быть, во время беседы с начальником Тельмановского райотдела я еще не дозрел до такого вопроса, не спросил. Но думаю, процветает в колхозе безалаберщина и безответственность. Телятник, по всей вероятности, на выселках, где-нибудь на старом хуторе... От мехдвора до него далековато, вот и закрепили трактор за фермой. Тракторист убедил начальство, что каждый день гонять туда-сюда невыгодно: перерасход горючего. А лично ему так лучше: когда ушел с работы, когда пришел... Ручаюсь, дела на этой ферме неважнецкие, корма воруют подводами и машинами.
– Полная характеристика хозяйства! – пошутил Строкун. – Приятно иметь дело со специалистом.
– Если бы все всюду делалось по-хозяйски, милиции наполовину было бы меньше работы, – пробурчал Иван Иванович. – Многое идет от нашей беспечности. «Ладно, пройдет!» А оно – раз прошло, второй пронесло, а на третий зацепило, да так, что мы потом чешем затылок и удивляемся: «Кто бы мог подумать?»
– Что-то ты, Иван, нынче злой. Какая муха тебя укусила? – удивился Строкун.
А Иван Иванович думал о Сане, о Лазне, о Пряникове, о бригаде сговорчивых мужичков, готовых выделять по триста рублей с тысячи для «папы». Откуда у них такие деньги? Ясно, что сосали государство, как пиявки.
– Будешь тут злой! Доброта наша порой хуже воровства, – боком вылезает.
И он стал подробно докладывать. И об одиссее Богдана Лазни, и о бородатом, которого тот привез к магазину.
Прочитав материалы, которые имели отношение к Сане, Строкун внимательно посмотрел на Ивана Ивановича и сказал:
– Один – ненормальный, вторая – неврастеничка. – Он отложил материалы по Александру Орачу отдельной стопкой на левый край стола. – «Уперся наганом в живот», – процитировал из протокола. Вышел из-за стола. – Ну-ка, встань! – приказал он Ивану Ивановичу. Подошел к нему вплотную, смотрит в глаза. И неожиданно ткнул пальцем в живот.
– Каким пальцем я тебя продырявил?
Иван Иванович растерялся:
– Вот так вдруг разве определишь...
Строкун вернулся к столу и плюхнулся в кресло.
– Гражданка Жеболенкина – крупнейший специалист по оружию: даже через платье она определила марку пистолета: к ней прикоснулись наганом.
– Крутояров записал с ее слов. Всему городу, поди, уже известно про этот наган.
– На чужой роток не накинешь платок, – согласился Строкун. – Попрошу Дробова, он мужик сообразительный, горячку пороть не любит, но из дотошных, – пусть поговорит с Жеболенкиной в спокойной обстановке. В конце концов, эту женщину можно понять: вчера такое пережила, а сегодня – он перед ней... И общее впечатление невольно перенесла на одного человека. Это называется «сдвиг по фазе».
Когда круг вопросов, подлежащих обсуждению, был исчерпан, Строкун сказал:
– Уже невмоготу, валюсь с ног от усталости. Заскочу часика на три домой, а ты тут погутарь с Тюльпановой. Сделайте по ее описанию фоторобот того, которого она подобрала на мариупольской развилке.
– Уж она нарисует – помесь жабы с носорогом! – заключил Иван Иванович.
– Тряхни молодостью, поищи пути к сердцу женщины, тем более что у вас общие знакомые: Кузьмаков и Дорошенко. Ты меня убедил: вместе с ней в машине была эта пара, а может, и вся троица. Примени свое красноречие, убеди Алевтину Кузьминичну.
– У меня в запасе есть еще Тюльпанов: куда он ездил на генераловской машине?
– Пора и с ним встретиться, – одобрил Строкун план дальнейшей работы. Он вспомнил о последнем сообщении начальника Тельмановского райотдела и чертыхнулся: – Обвели они нас вокруг пальца с этим трактором. За двадцать часов, пусть по пятнадцать километров в час... это триста километров! В какую сторону? Днепропетровск? Одесса? Ростов? Харьков? Ох, ротозеи! Оставили трактор на ночь без присмотра! Часов в восемь, поди, и пошабашили. Когда на ферме заканчивают вечернюю кормежку? Ты же сельский.
– Где-то в это время...
– Подобного хода я предусмотреть не мог! – ругал себя Строкун. – Век живи – век учись, а помрешь чуркой на растопку. Мы прочесываем посадки, контролируем перекрестки, барражируем вертолетами дорогу на Таганрог, а они – «трудолюбивые колхознички» – везут мимо нас навоз. Пойду каяться перед генералом. Надо искать трактор. Но я бы на их месте уже расстался с трактором и пересел на молоковоз. – Он набрал номер телефона. – Строкун, – доложил кому-то. – Где Папин-Мамин? Отдыхает? Живут же люди! – вздохнул он с завистью. – Двух суток не потрудился – уже завалился спать. Срочно запросите все свои посты и отделы: в Тельмановском районе угнали трактор «Беларусь» с лафетом для вывозки навоза. Найти во что бы то ни стало! И еще одно: любая информация по угону транспорта: от велосипеда до самолета... Поняли? Докладывать мне лично каждый час. Телефонистка будет знать, где я.
«Вот тебе и домой часика на три», – подумал Иван Иванович.
Строкун встал из-за стола:
– Понесу генералу заготовку под ореховую фанеру, – постучал он себя ладошкой по груди. – А на твоей совести – Тюльпанова со всеми ее дружками.
Иван Иванович ожидал, что Строкун, прежде чем окончательно отпустить его, скажет что-то утешительное о Сане: мол, не суши себе голову, все будет хорошо, но тот промолчал, очевидно обдумывал, что скажет генералу.
Тюльпанова оказалась миниатюрной блондинкой с быстрыми карими глазами. На месте выбритых бровей – рисованные длинные шнурочки. Губы сочные, чувственные. Рот как у лягушки, большой. Рост – где-то в пределах ста пятидесяти сантиметров. Вся такая кругленькая, рельефная. Одним словом, «пикантная дама». Одевалась Тюльпанова дерзко, вызывающе, предпочитая желто-фиолетовые тона. Несмотря на все это, Алевтина Кузьминична чем-то сразу «взяла» Орача за душу. Такую приметишь издалека, будешь смотреть, пока она не поравняется с тобой, а потом обернешься и поглядишь вслед.
Она сидела забросив ногу за ногу. Вперилась в Ивана Ивановича презрительным взглядом. Орач молча рассматривал ее, еще не зная, как начать беседу. Строкун предупредил его: «Фрукт».
– И долго будем играть в гляделки? – не выдержала она паузы. – Задавайте свой вопрос: где я подцепила того сопляка?
– Вы о ком? О том, который стрелял? – Иван Иванович положил перед ней портрет бородатого Дорошенко. – Или о том, который сел на ваше место за рулем и протаранил шлагбаум? – Словно раскладывай пасьянс, он положил рядом с Дорошенко портрет Кузьмакова. – Хотя ни того, ни другого «сопляком» не назовешь.
Тюльпанова скривила губы:
– Можно было бы придумать что-нибудь и поинтереснее.
– Признаюсь, Алевтина Кузьминична, служба розыска – дело скучное, я бы даже сказал – нудное. Романтика – только в книгах и фильмах, а в жизни – самое забубенное дело. Вот и мы с вами начнем с простого: вы мне разложите по минутам весь свой вчерашний день и сегодняшний. Встала, пошла, встретилась. Что вы делали, что говорили... С теми, кого вы назовете, я встречусь, побеседую и сообщу вам, в чем ваши показания не совпадают. Итак, экономя свое и мое время...
– Если вы, как и ваш начальник, заранее решили, что я порядочная дрянь, то о чем нам с вами разговаривать! – На лице Тюльпановой презрение, губы выгнулись дугой.
– Я в своей жизни еще ни одну женщину не назвал «порядочной дрянью», это не из моего лексикона. А поговорим мы о том, что хорошо известно вам и непонятно нам, милиции. Итак, по порядку: день вчерашний.
– С кем спала и как – это тоже в подробностях? – нагло посмотрела на Ивана Ивановича.
Доводилось ему работать и с такими... Женщина – это и божество, и вдохновенье, помогающее нам совершать подвиги и толкающее на преступления. Но если женщина теряет то, что ее возвышает над мужчиной, опускается с пьедестала чистоты, то она летит в такую пропасть, куда даже самый грешный из мужчин страшится заглянуть.
Такие «фрукты» порой выводили Ивана Ивановича из себя и он терял самообладание
– Если вы имеете в виду последнее свидание с Пряниковым, когда он передал вам ключи от машины, то, думаю, интимные подробности можно опустить, за шесть лет вашего знакомства пропала острота первых впечатлений. Меня в основном интересуют факты: время и тема разговора, – жестко заметил он. – Итак – вчерашний день. В котором часу вы проснулись?
– На работе я появляюсь без четверти десять... Детей нет, заботами не обременена, так что люблю с утра понежиться в постели.
