Текст книги "Не-Русь (СИ)"
Автор книги: В. Бирюк
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Рассматривая один объект или явление из одной и той же базовой точки, из общего «хорошо/плохо» мы будем видеть разные стороны. Мир становится… стереоскопичным! И… стереозвучным.
Нам будет не оторваться друг от друга. Потому что – интересно! Интересно – каждый день, многие годы, всю жизнь… Постоянно, даже не осознавая, ловить её движение, вслушиваться в её слова… Потому что постоянно звучит что-то новое, острое, удивительное… Приглядываться к элементарным вещам – как волосы расчёсывает, как стол накрывает, как дышит во сне… А я и не знал! Даже не задумывался! Создать, вырастить набор своих, только двоим понятных, фраз, слов, жестов… Что будет приводить в чуть завистливый восторг внимательного гостя:
– А об чём это вы тут без меня разговариваете? Взглядами.
Держать, подгонять, подстёгивать самого себя: надо соответствовать, надо быть на уровне. На уровне души. Чтобы ей не стало с тобой скучно. Тупо, противно, безысходно…
И, если повезёт, услышать через годы:
– Господи, какая же я была дура! Когда с тобой встретилась.
Не в смысле обычного горького женского упрёка:
– На такое барахло перевела лучшие годы своей жизни!
А от удивления и радости от осознания произошедших в душе внутренних изменений:
– Жизнь с тобой изменила меня. Я стала лучше: умнее, добрее, сильнее, увереннее… Даже – просто красивее. Господи, а я ведь сдуру могла и за другого выскочить! И была бы сейчас другой. Ужас-то какой!
Да уж, ребятки-ребятишки, бывает и так. Только – надо знать, надо быть готовым к такой… жар-птице. А если – «нет», то… кому как повезёт. Бывают и другие варианты.
* * *
– Э… Кхе-кхе… Эта вот…
Сумасшествие. Любовное сумасшествие. Ничего, кроме неё, не вижу и не слышу. И – не хочу.
Возвращаться в окружающую реальность… противно. Больно, неприятно. Тяжко.
Пришлось потрясти головой – зрачки не фокусируются, глаза не переключаются. Не могу оторваться от неё. От глаз – глазами, от тела – руками, от её души… – своей душой. Не могу! И – не хочу.
Выпростал руки из-под одежды, обнял, придвинул, прижал к себе. Крепко. «Счастье моё… полными горстями…».
– Чего тебе?
В двух шагах стоял совершенно красный Афоня. Сейчас начнёт землю от смущения выковыривать.
Мда… Увлёкся. Вокруг – воинский лагерь. В десяти шагах – мои воины. Чуть дальше – толпы народу толкутся по пляжу туда-сюда. Солнышко садится – лучи прямо в морду. Прямо как подсветка на сцене. И тут мы с Любавой… Ещё чуть-чуть и я бы её… прямо тут… От полноты чувств и восторга любви…
* * *
Мне, конечно, плевать. «Зверь Лютый» потому так и зовётся, что не-человек. Нелюдь. И вообще: «умный – не скажет, дурак – не поймёт». Какие-то приличия, нормы поведения, пристойность… Тем более – в «святорусском» варианте…
Вы все вымрете за восемь веков до моего рождения! Прахом станете! Вот этими… суглинками.
Но сейчас здесь есть несколько… «моих». Для них мои… «непристойности» создадут проблемы. В отношениях с окружающими. Пока ещё не вымершими.
Нехорошо своё – «хочу счастья» превращать в – «получи несчастье» для окружающих. По крайней мере, без существенных обосновывающих аргументов.
«Как аукнется – так и откликнется» – русская народная мудрость.
* * *
Глава 334
– Тама… эта… сеунчей к Лазарю прискакал. Ну. К князю зовут. Вот. А он же… того…
– Ладно. Сейчас подойду. Иди.
Пришлось осторожно оттянуть за косу голову Любаве, плотно забившуюся в моё плечо. Какая удивительная метаморфоза! Только что на меня смотрела взрослая страстная решительная женщина. Повелительница мира и окрестностей. «Я – решила» и «пусть весь мир отдохнёт». А теперь – очень смущённая девчушка. Старательно скрывающая лицо, отводящая глаза…
– Я… ну… извини… я пошла!
И суетливая попытка быстренько соскочить с моих коленей.
– Сидеть!
Хорошо, что у меня руки длинные и хват… клешневатый. Подёргалась, по-рвалась. Затихла, прижатая к моей груди.
– Ваня… Я – плохая? Да? Я… – я непотребная? Да?
Как же удивительно плохо люди понимают друг друга! «Ты моя – сказать лишь могут руки…». Вот же, и рук моих не слышит!
– Ты – лучшая. Те – единственная. На весь белый свет. Красавица, умница, радость моя. Просто… видишь: дела-заботы. Тебе ведь не понравится, если я все дела заброшу, неудачником стану? Так что, придётся нам подождать. До ночи. А вот уж ночью… Заберёмся в какой-нибудь овражек… чтобы никто нам не мешал… и будем только мы вдвоём… на весь мир… до самого утра.
Ну как это объяснить?!
«Все преграды я могу пройти без робости,
В спор вступлю с невзгодою любой.
Укажи мне только лишь на глобусе
Место скорого свидания с тобой.
Через горы я пройду дорогой смелою,
Поднимусь на крыльях в синеву.
И отныне все, что я ни сделаю,
Светлым именем твоим я назову.
Посажу я на земле сады весенние,
Зашумят они по всей стране.
А когда придет пора цветения,
Пусть они тебе расскажут обо мне!».
В «пути деяния» – появляется смысл. Хочется чего-нибудь хорошего… уелбантурить. Садов насажать, что ли?
Помог ей затянуть все эти… гашики да опояски, чмокнул в носик, и она убежала помогать Маране. А я пошёл к Лазарю.
У Лазаря был жар, Цыба, потусторонне улыбаясь, меняла у него в паху холодные компрессы, от чего он краснел и жар поднимался ещё больше.
Уставший до серости в лице и хрипа в голосе Резан, периодически шипел на сеунчея: молодого отрока из слуг князя Володши. Как-то в нашей хоругви после Верхневолжских приключений, отношение к княжьим отрокам… настороженное.
Суть сообщения простая: князь требовал к себе командиров хоругвей. Для отчета о потерях и замещения должностей.
– Тебе, Иван Акимыч, к князю идти. Я-то рылом не вышел. Проси, чтобы наших по домам распустили. Лазаря надо домой везть. Да и гожих-то в хоругви… трое.
– Резан, не прибедняйся – через неделю гожих будет человек шесть-семь. Боголюбский воинов не отпустит.
– А ты уговори! Ты боярич или хрен собачий?! В «пристебаи» идти?! Последних положить?! И эта… шапку Лазарю выпроси. А то заволокитят, замурыжат. Давай, Иване, хучь какой ты, а из благородных. Может, и вытрясешь чего доброго из… из этих.
Забавно: как в бой идти – никто не упрашивал, как на полчище резаться – ни у кого ничего не выпрашивал, а как отвоевались – иди-вымаливай.
Начал собираться – одеть нечего. Что – в бою порублено, что – в Волге утоплено. Стыдоба: сапоги – у соседей выпросили. Утром ещё в них какой-то здоровый мариец вытоптывал, а к вечеру Ванька-ублюдок к князю идёт. Круговорот барахла в природе. У Тараса Бульбы лучше было:
«На полках по углам стояли кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего стекла, резные серебряные кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и четвертые руки, что было весьма обыкновенно в те удалые времена».
Я почему про посуду вспомнил – на том самом месте, где сегодня из меня чуть Ункаса не сделали, стол накрыт. В смысле: дастархан. Вятшие победу празднуют: полотно расстелили, вокруг – кто на попонах, кто на плащах. Во главе стола – Боголюбский на седле по-турецки сидит. Рядом – его сын с братом, муромский и рязанский князья по разные стороны. И наш… тверской князь Володша.
Я, было, к нему – доложиться тишком, но… Боголюбский чарку уже принял, но «орлиности» своей не потерял – углядел.
– А, смоленский боярич. Так ты, Володша, смоленских привечаешь? Пути-дороги показываешь? Что, отроче, батюшка послал глянуть – как заново Волжский Верх жечь?
Как-то мне такой наезд… Я ж в бою нехудо бился! При встрече – доложился. Опять же – Ану, подарочек мой… Или – наезд не на меня?
Володша только ртом – ап-ап. Цвет морды лица… «зацвела под окошком… недозрелая вишня…». Хотя ближе – «ягода-малина…».
Так кого же князь Андрей гнёт-пригибает?
Мне ни – клячей, ни – хомутом на ней – быть неинтересно. Деваться некуда, лезем «поперёд батьки в пекло». С обострением.
– А что, надо? В смысле: заново жечь. А? Господин светлый князь Андрей Юрьевич? Войны-то, усобицы – вроде нет. Великий Князь Киевский Ростислав Мстиславович правит умно да мирно. Отчего перевелись у нас на Святой Руси усобицы, настали благодать и в человецах благорастворение. Светлый князь Роман Ростиславович в Смоленске перед Рождеством так княжьим прыщам и проповедовал. Или соврал он?
Андрей по обычаю своему, столкнувшись с наглостью, нынче – в моём лице, ещё сильнее выпрямил спину, откинул голову и посмотрел полуприщуренным взглядом. От этого государева взора даже и видавшие виды люди, храбрые воеводы и витязи былинные – с лица бледнели и на коленки упадали.
Но нынче взгляд орлиный втуне пропал: я как раз на тряпице перед Володшей славное рёбрышко баранье углядел. И спёр. Извиняюсь, но очень кушать хочется. У меня после общения с любимыми женщинами всегда так: остро желаю жрать и жить.
– Дерзят твои недоросли, Володша. Страха не имеют, вежества не знают. Распустил молодь свою, не приглядываешь.
Володша продолжал делать два своих основных дела – наливаться багровым и глотать воздух. А я, высматривая место, где бы удобнее этого барана, в смысле – рёбрышко, укусить, приостановился и уточнил:
– Неправду говоришь князь Андрей. Я – не его недоросль, я – сам по себе недоросль. Просто иду с хоругвью тверского боярича Лазаря. Кстати, ты вели князю Володше Лазарю шапку боярскую выдать. И эту… «милость княжескую».
– Это который Лазарь?
– Это который – «петух с лошадиным хвостом». Который третьего дня на совете первым говорил. Про которого ты сказал, что у него голова светлая. Парень дрался яро. Ворогов кучу положил, аж саблю сломал. Его хоругвь первой пробила строй поганой мордвы и обратила их бегство. Что есть безусловное геройство и об славе божьей – истинное радение.
Я, наконец-то, вцепился зубами в баранину. Но глаза поднял. Над моей головой пронеслось несколько внимательных взглядов Андрея и его слуг. Включая скромно сидевшего в общем ряду Маноху.
– Как придёт – так и… и посмотрю.
Володша… «мышей не ловит». Мой вопрос – к Андрею, к «светлому» князю, а тверской князь – «подручный». Пока старший своего мнения не выскажет, хотя бы не переадресует запрос – младшему надлежит ждать. Что за, факеншит, бестолочь! Основ делопроизводства с субординацией не разумеет!
То, что я субординацию нарушаю – так мне можно! Я ж – внесистемный. В смысле – зарубежный. Придурок лысый смоленский – взять нечего. «Они там все такие! Это ж все знают!». Поэтому продолжу:
– Это, княже Володша Василькович – вряд ли. В смысле – вряд ли придёт. Раненый лежит. Ногу перебило. Лазарь первым из войска спустился с обрыва. Вот прямо сюда, на это место, где мы нынче пьём-закусываем. Подвергся нападению группы хорошо вооружённых противников. Проявил недюжинное мастерство и редкостную храбрость. Нанёс существенный ущерб в живой силе и… э-э… в воинском духе. Щедро пролил кровь свою. За Русь Святую, за князей славных, за Пресвятую Царицу Небесную. Так бы и прирезали славного витязя. Хорошо – я успел сверзиться в последний момент.
Вот, и себя похвалил. А баранина дрянь – переварена. С утра, что ли в котёл вкинули?
– Придёт – погляжу.
Володша – дурак и не лечится. В льноводстве это называется «межеумок». Я, как опытный ныне льновод, могу точно сказать. Повторять собственное утверждение без модификации аргументации – глупость. Попытка надавить голосом, статусом… Бедненький. Я уже объяснял – у меня к вятшим – пиетета нет. Наоборот: как вижу корзно – так рука к оберегу тянется. Хоть какому, но – потяжелее. А уж после проблем с его нурманами…
А ведь это, возможно, причина: после игр Эрика, ныне покойного, с Лазарем – выдать тому боярскую шапку… не кошерно. Причём – в обе стороны.
«Кто нурманам попку подставляет – тому князь шапку надевает». Или: «кто нурманам не даёт – тому князь мозги е. ёт». Учитывая наше исконно-посконное филологическо-интеллектуальное богатство… Не только частушки – былины сложат.
«О! Ты гей еси, добрый молодец?
Держишь путь куда, спотыкаешься?
То ли попку стер, то ли в стельку пьян?
Из каких краев к нам сподобился?».
Из княжеской баньки. Где набродь всякая… краёв не видит.
Сам дурак: нефиг своих гридней распускать-потворствовать.
Войско вернётся в Тверь, и Володше придётся «нагибать» Лазаря. В прямом и переносном смысле – чтобы сохранить авторитет своей дружины у земских. Чтобы никто не пытался «выше головы прыгнуть» – не исполнить слово княжеское, не уважить слуг его верных…
«Не судите о господах по слугам их» – верно.
Но – потом. Когда слуг уже засудили.
Баранина – так себе. Поэтому «перцу добавим» – в беседу.
– Дозволь слово молвить, славный князь Андрей Юрьевич. Князь наш Володша Василькович, видать, сильно притомился в нынешнем бою. Видать, великое множество басурман да поганых порубил он. В поте лица своего. От чего и говорит не подумавши. Боярич Лазарь лежит ныне с перебитой ногой. Как же он придёт? Это тебе, Володша, впору к раненому герою сходить, награду вручить, воинов славных словом добрым поддержать. Хоругвь дралась яростно. Не раненых – один только и есть. Для боя гожих трое осталось всего. Из двадцати. Парни за честь твою княжескую животов своих не пожалели. А тебе жаль задницу свою поднять да полверсты прогуляться?
Сорвался. Психанул. С князьями так… а учитывая некоторые известные обстоятельства насчёт задницы… и циркулирующие насчёт самого Володши гипотезы… Сразу рубить будут или как?
Всё княжьё и рты по-раскрывало. Так нельзя! Не по вежеству! Да за такое…!
Андрей чуть наклонился вперёд и впился в меня взглядом.
В тот раз я впервые увидел знаменитый «иссушающий» взгляд Боголюбского. Князь наклонился вперёд всем своим, хоть и невеликим, но крепким широким телом с видимой асимметрией плеч – правое больше и выше левого. Неестественно, из-за больных позвонков шеи, откинул назад голову и распахнул свои «бабушкины» чёрные глаза. «Узенькие татарские щёлочки» – верно. Обычно. Но в мгновения особенного внимания, особого вглядывания в нечто близкое – глаза у князя Андрея распахивались… «по-гречески». Не тёмно-карие как у большинства половцев, не светлые, как обычно у славян, но иссиня-чёрные. Очень глубокого бархатного оттенка. Неожиданно большие, круглые. Совершенно неуместные, противоестественные на этом скуластом, чуть татарском лице с простенькой русской бородой по кругу.
В Европе и в Святой Руси чёрные глаза считаются признаком чертовщины, колдовства, сглаза. «Чёрный зрак». Как в Китае – светлые. Но кроме цвета, размера, формы было ещё и выражение лица, отсутствие мимики, моргания. «Гипнотизирующий взгляд змеи». «Бандерлоги! Хорошо ли вам видно?». Чувство, что тебя туда, в бесконечную чёрную пропасть, втягивает. Выпивает и иссушает. Раздевает, выжимает, выкручивает. Душу и мысли. Все.
Позже, от сподвижников князя Андрея, услыхал я, что такое чувство – не моё личное, но общее. Крепкие смелые мужи, бояре и воеводы выходили от князя, держась за сердце, вытирая со лба пот хладный. «Лучше лишний раз в атаку сходить, чем с Бешеным Китайцем в гляделки играть».
Андрей о своём свойстве этом знал и использовал. Инстинктивно подбирая декорации – богатое, чёрное с золотом убранство княжьих палат в Боголюбове, полутьма с недостаточным, пляшущим освещением, беседа – с глазу на глаз… На моё счастье, в тот раз обстановка была… полевая. Довольно светлый вечер, множество народа, кусок баранины во рту… А позже – я уже знал и был готов.
Махнёт сейчас Боголюбский ручкой – будет Ванюше бздынь. Через усекновение головы. У него это быстро: только колоду подходящую приглядят и… Вот уж в прямом смысле: тяп-ляп. Топором – «тяп», мозги – «ляп».
А подарок мой? Та девка-наложница? Отдариваться-то покойнику как будешь…?
Но у Андрея другие мысли в голове:
– Значит, побили сильно? А ты теперь свою хоругвь поведёшь? Из смоленских стрелков? Что скажешь, сотника Рябины сынок?
Уже доложили. О приходе моих рябиновских.
Факеншит! Я – людей вижу. Чарджи, Ивашко, Любава… Конкретных, отдельных, своих. А он – группу из «них всех».
Расклад… Присутствие в собственных боевых порядках вооружённой группы из элитного подразделения армии вероятного противника…
Что сбор информации, шпионаж – и к бабке не ходи, но демонстративно заявленная команда из состава отряда специального назначения…
Аким иногда вспоминал об участии своих стрелков в… в специфических операциях. Его люди не только в общем строю в Переяславском бое стояли. Точнее – никогда в общем строю не стояли! Стрелков с копейщиками не смешивают – мешают они друг другу.
Моя хоругвь – силовая поддержка… чего? Проведения диверсии? Ликвидации кого-то из верхушки? Князья не только командиры, но сюзерены… Война – войной, а вот смена владетеля… под шумок… Или – контакт с эмиром и участие в будущих мирных переговорах…? Или – их срыв путём провокации…?
Для смоленского князя – далековато. Но Роман «держит руку» своего отца. А Ростик не менее «долгорукий», чем Долгорукий. Тоже тянется. Из Киева в Залесье. А Рязань уже пытается уйти из-под Суздаля в прямое подчинение к Киеву…
– И объясни батюшке: откуда у тебя торк в отряде?
Оп-па… Княжич голос подал. Изяслав Андреевич. А почему живой?
А потому что – двоечник. Я. Поверил непроверенным данным.
«Ложное знание» – у историков где-то попалось, что старшего из сыновей Андрея ранят в этом походе. От чего он и умрёт. Что я Манохе и втирал давеча. А он умрёт в октябре. Следующего года! Потому что русские летописи считают не года, а – «лето». Которое начинается в марте. А сами летописи бывают «мартовские», а бывают «ультрамартовские». И я из-за этой летописной чехарды во вражеского агента превратился. Причём – некомпетентного!
– Торк?! Какой торк? Чёрный? Откуда здесь торк?
За дастарханом сидят разные люди. Большинство – нормальные провинциальные средневековые русские бояре. Бородатые, коренастые, брюхатые. Но есть несколько более экзотичных личностей. В частности – группа кыпчаков. Один из них и взорвался фонтаном вопросов. Отвечаем.
– Э… Достопочтенный… э… хан. Торк – нормальный, в чёрной шапке. Инал из рода ябгу. Из Пердуновки. Именем – Чарджи. Мой давний друг и учитель.
Кыпчаки нервно переглядываются между собой. Потом обращаются лицами к Боголюбскому.
* * *
Отношения между торками и половцами – враждебные. Состояние двухвековой вендетты: «вижу – режу».
Это не печенеги, которые частью «легли» под огузов-торков.
Многие печенеги ушли на запад, под мадьяр, другие осели на границах Руси, но часть признало верховенство торков, обрезала себе рукава на верхней одежде, в знак подчинённого положения, и мирно кочевала вместе со своими господами. Дав, впоследствии, основание тому народу, который называют гагаузами.
Это не булгары, некоторые роды которых, пережив и Великую Булгарию, и Хазарский каганат, не уйдя ни в Булгарию Волжскую, ни в Болгарию Дунайскую, кочевали по окраинам Великой степи и нынче вошли в курени половецких орд.
«Торк видит кыпчака только на острие копья». С другой стороны… аналогично.
Только власть русских князей несколько притормаживает этот процесс. На Роси несколько половецких родов-«куреней» живут рядом с торками. Плохо живут, конечно, но в Степи их бы просто вырезали.
Ситуация меняется именно сейчас. Причина – женщины. На Рось, на Русь вообще, приходят слабые коши. В Степи слабый род – у кого мало мужчин. А женщин? – Их выдают замуж. За соседей. Которые – торки и печенеги. Не в рабыни, служанки, чаги – в жёны. «Чёрные клобуки» начинают родниться с «белыми клобуками». У половчанок осталась родня и в Степи. Паутина родственных связей гасит вековую кровную вражду и, через поколение, торки будут раз за разом срывать походы киевских князей на половецкие становища. То просто не явятся на место сбора: «не пойдём на сватов!», то предупредят «сватов», и те успеют откочевать.
В Залесье кыпчаков мало живёт. А вот на княжьей службе… Боголюбский привечает свою родню по матери. Даже креститься этих «поганых язычников» – не заставляет. Для этих ребят живой торк – прямой вызов. Как волк среди овчарок.
Первая реакция – «убить!». Вторая: кому достанется такая честь – «убить торка»? Третья:
– Что?! Нельзя?! Совсем нельзя?!!! А мы потихоньку…
Присутствие торка среди моих людей сразу поднимает уровень моей «миссии». Это они так думают.
За моей спиной теперь маячит не только смоленский князь с гипотетическими поползновениями насчёт Волжского Верха, но и «сам» – Великий Князь Киевский.
Большинство торков служит Киеву. Есть ещё переяславские, черниговские, северские. В Чернигове только что, этой весной после смерти Свояка, «власть переменилась» – сын его Олег сел. С какими-то новыми, собственными договорённостями.
Многолетний союз между Свояком и Долгоруким, скреплённый «основанием Москвы», кровью бедного Степана Кучки и женитьбой сына Свояка Олега (полного тёзки деда – Гориславича) на дочери Долгорукого – парень так здорово жонглировал мечом, что Долгорукий восхитился, прослезился и… и выдал дочь замуж, союз, который Боголюбский поддерживал – закончился. Новый Черниговский князь – Олег… Он, конечно, по-прежнему «зять». Но… Против отца-то своего он выступал вместе с его врагами. Черниговское княжение взял в ссоре со своими двоюродными и как-то… странно. О чём-то они там договаривались тайно. И что теперь будет – непонятно.
Появление торка… Откуда? Из Торческа – киевский торк. Из Баруча – переяславский. Из Беловежска, куда полвека назад перебрались жители донского Саркела (Белой Вежи), разгромленного уходящими от ударов Мономаха половцами – черниговский. А там-то… всякой твари по паре. Не только торки с печенегами, но и хазары, аланы, славяне-бродники… Даже семьи кочевых булгар есть.
Да ещё из благородных… инал из рода ябгу… но – не владетельных… «чёрная лошадка»… с какой целью?
А за дастарханом есть ещё рязанский князь. У которого свои очень… непростые игры. И с половцами, и с Киевом. И – с Суздалем.
Бряхимов – сожгли, Стрелку от булгар освободили – рязанцы бы уже по домам пошли. Долг вассала-Рязани сюзерену-Суздалю – исполнили, «чести» – поднабрали, войско эмирово развалили – хватит.
Муромские… тоже. Муром больше волнуется о своих язычниках. Режут, поганые, то князей, то воевод. А уж попов…! Ещё – о соседях, о мордве-мокша. Мокша замирилась – и нам домой пора.
Это только Боголюбский вокруг своей Богородицы пляшет, да песни поёт, да слезьми рыдает. Хабара особого не намечается, идти куда-то дальше… «Правду» его искать-доказывать? Оно надо? А тут смоленские… да не простые… и торк-ханыч… как бы на «удар в спину» не нарваться…
* * *
Это я прикидываю только кусочек размышлений Боголюбского. Глубже понять… мне это не дано – надо в этом вариться годами.
– Асадук, чего ты мальца вопросами донимаешь? Давай-ка лучше глянем. Да и Володше надо шапку храбрецу болезному отдать. Старшина пусть тут посидит – неча от застолья людей добрых отрывать. Коня мне.
Типичная манера Боголюбского: то сидели тихо-мирно, выпивали-закусывали, то – «коня мне!». И все – повскакали.
Не ехать с князем… Как минимум – не «ближник», государю и без тебя славно. А за что тогда тебе давать «княжескую милость»?! Как максимум – гос. измена.
* * *
Так просто, для памяти. Тамерлан берёт какой-то очередной город. Приказывает выгнать всё население в поле и перебить всех мужчин старше 14 лет. Войско исполняет без вопросов – нормальная процедура для кочевников. «Зачистка населения». Потом приказывает отобрать у женщин детей до семи лет и велит воинам топтать конями толпу младенцев. Воины отказываются. Тамерлан спрашивает:
– Кто из вас посмеет не последовать за мной?
И гонит своего коня на детей. Войско кидается за ним.
Кавалерийская бригада на галопе атакует детский сад на прогулке в чистом поле… Куча разбитых копытами голов и тел дошкольного возраста. Месиво…
Воинская клятва похожа на венчальную: клянусь быть всегда вместе, в горе и в радости…
«За честь Руси, как вождь, веди нас в бой —
Я ж следую, как ратник, за тобой!».
Дополнительное условие – «за честь Руси», вкладываемое здесь в уста Годунова – куда более поздняя обработка. Феодализм – «культ личности».
* * *
Коней – всего пара десятков. В половине сёдел – охрана, гридни Боголюбского. Остальные: шесть князей, поп для принятия присяги боярской, инициатор разборки – половец Асадук, Сигурд в помощь Володше и я.
Я как-то… к княжеским кавалькадам не привык. Да ещё и коневод… то ли – лопух, то ли – специально? Точно: ещё и своего коня так поставил, что не подойти. И ведь отдельной команды – гадить мне – не было! Просто – стиль жизни, просто… не любят «янычары» – земских.
Андрей иронически наблюдает как я разглядываю правый бок подведённого мне жеребца. Не с той стороны. Обходить? Конёк нервничает, они уже все в сёдлах – меня ждут… Увалень сиволапый, мурло деревенское… Это я-то?!
Эх-ма!
И я вскакиваю в седло. Справа!
Абзац… В смысле – ездец…
Никто!!! Никогда!!! Ни в Степи, ни на Руси! Так на коня – не садится.
Это как лезть на место водителя авто через правую дверь.
– Мужик, ты чего?! Болезнь такая – «перепел»?
«Это ж все знают!».
Кроме меня. Учитесь… Аборигены…
Вскакиваю не касаясь ногой стремени – высоко подвязаны, неудобно ногу задирать. Усаживаюсь, выбираю повод, поворачиваю конька… Чудак упрямиться вздумал. Строевой выученный конь… По сравнению с Гнедко… барышня под присмотром классной дамы. Посадка… степная. Вот кто бы сомневался! И седло нерусское – арчак. А я только на таком и умею!
Ирония, насмешка на лице Андрея сменяется удивлением, уважением. Князь-кавалерист прекрасно видит все мои огрехи. Но видит и стиль. Отнюдь не типично «святорусский».
– Показывай – где там твой петух. С кобылячьим хвостом.
Конечно – никакого галопа. Шагом. Пляж наполнен людьми, лодками, кострам. От костров орут «славу». Больше и прежде всего – Боголюбскому. Тот, поворачиваясь в седле всем корпусом, высокомерно чуть наклоняет голову. Хотя причём тут «высокомерие»?! Ему просто не поклониться – позвонки в шее болят.
Как я понимаю, оптимальная поза для него – встать на четвереньки и задрать голову. Положение молящегося перед иконой. Вот так – боль отступает. Тотальность остеохондроза на Руси…? Поэтому так много чудотворных икон и церквей Покрова Богородицы?
* * *
Из всех известных в России православных храмов, церквей Покрова – 7–8%. Больше только у Николы Угодника. Что понятно: Св. Николай считается покровителем земледелия и пчеловодства, всякого домашнего скота и диких зверей. Его культ связывают с загробным миром и соотносят с реликтами культа медведя. Наследник Велеса.
Я уже говорил: перебить в почитании русских крестьян «могилу и корову» – никому не дано. Даже Пресвятой Деве.
* * *
Ребятишки из моих тверских и смоленских сперва несколько растерялись, но быстро были приведены в норму. Чарджи сам по себе – аристократ, инал ябгённый, пробу ставить некуда. Ивашка – со Свояком смолоду вдоволь находился, на всякое княжьё нагляделся. А Николашка – и обдуривать рюриковичей ухитрялся. Если не врёт. Ноготку с Мараной – вовсе пофиг. У них взгляд профессиональный: если с этого чудака всё снять, то останется говорящий кусок мяса. Ну и что в нём может быть интересненького?
Андрей, оглядев наш лазарет, толкнул, не сходя с коня, коротенькую прочувственную речь. С благодарностью за проявленную храбрость от лица «Святой Руси» и лично Царицы Небесной. На корню пресёк поползновения «а может мы того… по домам?», поскольку – «Враг сокрушён, но не уничтожен». «Раздавим гадину в её гадском логове. Овхо». Поманил богатым хабаром, громкой славой и вечным спасением.
А вот Володше пришлось слезать с коня – Лазарь встать не мог. Пришлось тверскому князю пасть перед лежащим юношей на колени, вручит ему шапку, произнести и выслушать положенные слова и подставить плечико для поцелуя.
Я уже говорил, что поцелуйный обряд в «Святой Руси» чрезвычайно развит, разнообразен и повсеместен. «Целовальник» – заведующим кабаком – из более поздних и весьма простых вариантов. Поцелуй в плечо фиксирует отношения младшего – брата или сына – к старшему. «Почитать в отца место» – формула вассальной присяги на Руси.
Исполнять все эти процедуры с лежащим было непривычно. Володша занервничал, решил, что выглядит не только необычно, но и смешно. Споткнулся, зацепился… Мои парни – деревенские. Припаданию с придыханием – не выучены. Смешки пошли. Не так чтобы хохот в голос, но слышно.
Тут Сигурд что-то бормотнул Володше на ухо. Тот раздражённо фыркнул, отмахнулся, но Боголюбский услыхал. Отцепил с пояса саблю и велел отдать Лазарю:
– Новооглашённый боярин Лазарь! Бился ты ныне с супостатами славно. Даже и саблю свою об них сломал. Верю я, что и дальше будешь рубить ворогов наших. И для того дарю тебе свою добрую саблю. Чтобы и впредь служил ты верой и правдой. Мне, и Святой Руси, и Царице Небесной.
«Вассал моего вассала – не мой вассал». Володша – тверской князь, Лазарь – тверской боярин. А Андрей не только вручает оружие отличившемуся бойцу, но требует службы, верности через голову тверского князя. Это как поступая на службу в армию «родимой Эстонии» – клясться «не щадя живота своего» в верности НАТО.
Лазарь подарок обхватил как ребёнка. К груди прижал, на глазах слёзы:
– Княже! Андрей Юрьевич! Да я…! Да за тебя…! Клянусь! Это ж такая честь…! Это ж…! Живота не пожалею! Хоть – где…! Хоть когда…! Всей душой…!
Володша влез на коня весь красный. Сам дурак: послушал бы Сигурда – себе верного человека приобрёл. А так… клинка пожадничал? Это-то люди и скажут. Лопухнулся и сам уже понял – винить некого.
Он бы так и погнал вскачь прочь! От места где стыдно. Но пока Андрей не сдвинется – терпи. Боголюбский внимательно осмотрел лагерь, велел одному из гридней спешиться – отдать коня Чарджи. Пригласил инала к дастархану:
– Ваши в наших местах – нечасты. Посидим-потолкуем-послушаем. Как оно там, где чего творится…
Увидев Мару аж завис:
– Эт… это у тебя что?
– Марана. Лекарка наша.
– Кто?! М-Марана?! Лекарка?!
– Ага. Из самых лучших.
Андрей удивлённо оглядел толпу моих людей, вдруг прищурился:
– Эй, ты, а ну выдь сюда. Та-ак… А почему у тебя, боярич, девки в хоругви? Да ещё в таком непотребном виде – в мужеской одежде?
– Так Марана ж – баба. А это прислужницы её.
Любава, прятавшаяся до того за спинами бойцов, была вынуждена выйти вперёд и поклониться. От резкого движения свёрнутая под косынку коса её развернулась во всю длину. Она была чрезвычайно смущена всеобщим разглядыванием. Пришлось успокаивающе ей улыбнуться и отвлечь «высокоблагородное» внимание на себя:
– Любава, служанка моя. Добрая душа. От её голоса страждущие души смятенные – успокаиваются, и боли телесные – утишиваются.
– Я ж велел! Никакого бабья в хоругвях не держать! Гнать метлой поганой!