Текст книги "Не-Русь (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Глава 347

Имя у нашего «мойдодыра» – простецкое. Абдулла. Так дедушку Аламуша звали. Так звали покойного владетеля Янина. Абдулла, зять Абдуллы. Вот тот больно трахнутый мальчишка, который где-то на поварне в пристройке валяется – внук нашего посла и эмиратского «мойдодыра». Единственный и сильно любимый.

Дочь Абдуллы, которая была женой Абдуллы… что-то я запутался в абдуллах… короче – померла. У внучка – один дедушка, у дедушки – единственный внучок. Который есть последний побег от славного семени, осиянного знаменем и напоенного светом… и дыр с пыром. Но чалма у дедушки – зелёная. Типа – хадж был.

Ну и ладно. Мне-то что с того? А то, что девка-полонянка, зная о великой взаимной привязанности деда и внука, и страдая от вида уныний и мучений невинного, но весьма благородного дитяти, кинулась к его дедушке, дабы просить… чтобы он попросил… чтобы, если на то будет милость русского господина…

Тут Николай останавливает перевод, возводит очи горе, шевелит губами, будто что-то считает, и, несколько удивлённо выдаёт:

– Как бы не тысячу. Гривен. Сразу. А вторую – потом. Или – две сразу? И ещё две… потом?!

Переводит на меня глаза и, не теряя выражения крайнего изумления, вопрошает:

– Охренеть, офигеть и уе… уелбантуриться! Как ты это делаешь?! Шитый фак!

– Не путай порядок: правильно – факеншит. Что я делаю «это»?

– Абдулла, который «мойдодыр», отдаст за своего любимого единственного внука всё, что у него есть! Ну, в разумных пределах. Ты поймал одного из самых богатых людей эмирата на единственный крючок, с которого он не сможет сорваться! Дороже для Абдуллы только Аллах, эмир и он сам. Ваня! Иван Акимыч! Господин! Владетель! Научи! Я тоже так хочу!

Во блин! А я знаю «как»? Я просто иду, смотрю, думаю. Я ж тогда вообще… Иду – руки за спину, променад на плезире. Смотрю – кошма сбилась. Думаю – «это ж-ж» – неспроста. А остальное они всё сами сделали! Они ж туда сами залезли!

Вот не надо на меня такими… верующими глазами смотреть! Я – не чудотворец! Николашка, отвернись! Вот… а то – мне стыдно. Будто обманываю кого…

Сходил, глянул на этого малька – Джафара. Лоб горячий, но уже не такой заё… заболевший. Велел помыть, чуток приодеть. А то у него до сих пор на щиколотках – обрывки шаровар болтаются.

Вышел во двор, тут с крыльца вываливается посол. В злобе и со свитой. Коней им – прямо к крыльцу. Вскакивают в сёдла и чуть не с места в галоп. И – по тормозам! В смысле – кони чуть не на дыбы встали. Вперёд не идут – я стою. Причём далеко и в стороне. Без всякого волшебства – с доброжелательной улыбкой на лице. И – со служаночкой вдоль боку. Девка ручки молитвенно сложила и смотрит на этого Абдуллу умоляюще.

– Кайда?

Это – не «когда», это – «где».

Девка кланяется непрерывно и лепечет быстренько, так, что я только через слово улавливаю: господин – тут (пальцем в меня ткнула), внук – там (тоже пальцем). И дальше что-то про милость Аллаха и надежду на великого, могучего, благородного, мудрого, сильного… Абдуллу.

Злость и тревога из взгляда посла ушли, разумность и… и хитрость – появились.

Махнул своему толмачу, чтобы тот подъехал.

– Э… почтенный. Многомудрый хаджи Абдулла, таштдар блистательнейшего и победоноснейшего эмира Ибрагима, да продолжаться его дни по воле Аллаха, хочет взглянуть на своего внука.

И? Я не слышу вопроса. Я не слышу предложения. Он чего-то хочет. Дальше что?

Стою-смотрю. Толмач начал, было, что-то дальше нести. Посол его остановил. Вздохнул и сам:

– Приведи. Джафар.

О! Хоть и тяжело, но по-русски может. Прав был Твен, когда говорил, что не пропадёт с голоду тот, кто умеет просить милостыню на языке туземцев. Сегодня в Янине туземцы – русские.

– Он – болен. Могу показать. Пойдёшь?

О-ох… Тут такая масса оттенков и смыслов… Самое простое: пеший на равных говорит с верховым, простолюдин – у меня весьма простое одеяние, с вельможей. Мальчишка – с умудрённым хаджи. Грабитель, захватчик – с представителем законной власти. И, конечно – спешиться… И – тревога за внука… И – статус посла в лагере врагов…

Сопровождающие посла суздальские бояре несколько задёргались. Потом… прямого запрета от князя нет. А при моей странной репутации… Послезали толпой с коней, повалили в подсобку при поварне.

Мальчишка… вид, конечно, простенький, но помытенький. Перепугался. Опять в слёзы. Увидал деда и в крик:

– Атасы! Атасы!

Но не тянется навстречу, наоборот – трясётся и в стенку вбивается.

– Так. А ну-ка выйдем-ка все отсюдова. Вышли! Быстренько! Дайте деду с внучком потолковать.

Кто-то из бояр начал, было, возражать. Но… Ванька – псих. Князей режет! Безбоязненно, безболезненно и… и безнаказанно.

Оно, конечно, непорядок – посла без присмотра оставить. А с другой стороны…

Кто-то сбегал к князьям. Донос – дело святое. Но крика не было. Народ как-то рассеялся. На жаре стоя преть… когда вон, под стенкой, в теньке и сесть удобно… Тут меня зовут. Из поварни.

Сидит на постели мальчишки этот Абдулла. С уже не дипломатически-озлобленным, а с нормальным человеческим выражением на лице. С сильно ошарашенным выражением. Насколько я в этой татарской мимике понимаю.

Я думал – он с главного начнёт. С «как бы унучека выкупить». Но – стереотип: прямо сразу о главном говорить нельзя. «Здоров ли твой скот» – неуместно. А о погоде – в таких условиях – глупо.

– Джафар сказал: ты… мен каланы алды… взял э… город.

– Да.

Преувеличение. Весьма. Но… объяснять про мега-телегу… на этом языке… слов не хватит.

– Джафар сказал: ты убил русский каназ.

– Да.

Не убивал я его! Он всё сделал сам! Но… опять же – воспроизвести кусок из нашего ночного разговора с Андреем по этой теме… с аргументами, уточнениями и нюансами… И ещё: у меня в основе – печенежский. А у него – булгарской. С мощной кыпчакской примесью. А это, по филологии, даже семейства разные.

– Джафар сказал: ты… э… отмечен Аллахом.

– Да.

Мы все отмечены Аллахом. Или – Саваофом. Или – Ягве. Если бог один, то, как эту сущности не именуй… «Хоть горшком назови…». «Горшком» отмечен каждый. Каждый человек – подобие божие. В каждом – душа. Его кусочек. Его метка.

– Керсету.

Не понял. Душу перед тобой вывернуть?! «Керсету» – покажи. Чего показать-то?

А, блин! Факеншит! Мусульмане. Что-то мне это начинает немецких нацистов напоминать – «снимай штаны, показывай веру». Ну, ты сейчас у меня получишь! Меня! Атеиста, безбожника и богохульника! На веру в бога проверять! Ты, блин, дядя, нахлебаешься!

Пришлось расстёгивать, развязывать, залезать и доставать.

– Корип? (Видишь?)

– Э…

Абдулла сидел на невысокой постели внука, я стоял прямо перед ним, в кладовке было темновато. Ему пришлось наклониться поближе, чтобы оценить линию сохранившейся кожи. Он был невысок, грузноват. И близорук. Стоило мне чуть отступить, как он, следуя за столь взволновавшим его зрелищем – обрезания от самого Аллаха, съехал на землю на колени передо мной.

Для степняков «на колени» – постоянно. Не в смысле подчинения, а по мебели: стульев, лавок нет. Сидят на кошмах, коврах. Другая повседневная моторика. В которой положение «на коленях» – постоянный, ежедневно многократный элемент движений.

А называется это – апофения. К фене, к фразам типа: «по фене ботал, права качал…» – никакого отношения.

Апофени́я – переживание, заключающееся в способности видеть взаимосвязи в случайном или бессмысленном. Термин введён в 1958 году Клаусом Конрадом, который, вроде бы, у нас – не сиживал, по фене – не ботывал. Конрад определил апофению как «немотивированное ви́дение взаимосвязей», сопровождающееся «характерным чувством неадекватной важности» (анормальное сознание значения).

Изначально применялось к искажению реальности, происходящему в психозе, однако термин используется и для описания подобной тенденции в здоровых индивидах. Апофения часто служит объяснением паранормальных или религиозных утверждений.

Всё понятно? Абдулла не – псих, а – апофеник: видит «след Аллаха» в случайной остаточной деформации моего кожного покрова, мучается «характерным чувством неадекватной важности»…

Конечно, я – «правдоруб» и «истинобдень». Но я же ещё и гумнонист! Мне же их жалко! Нельзя отнимать у человека его мечту! Не надо портить его «анормальное сознание значения».

Мне осталось только прижать к его губам столь интересную для него часть своего тела, и чуть надавить на голову в чалме.

– Э… Уэопс…

– Бисмил-ляяхь. Аллаахумма джаннибнаш-шайтаанэ ва джаннибиш-шайтаана маа разактанаа. (Начинаю с именем Господа. О Всевышний, удали нас от Сатаны и удали Сатану от того, чем Ты наделишь нас!)

Хорошая молитва. Вообще-то, читается перед супружеской близостью. Но, по-моему, хорошо подходит к любому групповому занятию. Как в УК: «два и более лиц».

Больше из арабского ничего не всплывало, и я продолжил на русском:

– Хвала Аллаху – Господу миров, мир и благословение Аллаха нашему пророку Мухаммаду, членам его семьи и всем его сподвижникам!

Картинка – для меня непривычная. Ни в первой, ни во второй жизнях… Какой интересный и разнообразный сексуальный опыт даёт попадизм в «Святой Руси»!

Чалма, борода, его ошалелые глаза… Пока он не очухался – нужно продолжать. Как говорили на Востоке, но не мусульмане: «Не бойся медлить, бойся остановиться». Потихоньку, но без остановок. И – колебательно, и – повествовательно. По счастью, этот Абдулла понимает русский язык. Обычно человек понимает иностранный язык значительно лучше, чем говорит на нём. Надеюсь. И я проповедовал вдохновенно:

– Когда Умар, один из ближайших сподвижников Пророка Мухаммада, мир ему, обходя вокруг Каабы, поцеловал чёрный камень, то сказал: «Я знаю, что ты просто камень не приносишь ни вреда, не пользы, и если бы не видел, как посланник Аллаха целовал тебя, то никогда бы этого не сделал». Так Умар, да будет доволен им Аллах, наставлял недавно пришедших в Ислам людей, что бы избавить их от сомнений.

Речь идёт о знаменитом «Чёрном камне Каабы». По преданию, «Чёрный камень» был принесен ангелом Гавриилом из рая Адаму, который и положил начало Каабе, а вделан в стену – Ибрахимом (Авраамом), установителем хаджа, восстановившему со своим сыном Исмаилом (родоначальником Арабов) святилище, разрушенное всемирным потопом.

Когда мудрецов уммы спрашивают:

– Откуда этот камень?

Обычный ответ:

– Он ниспослан Аллахом.

Если же маловерные пытаются уточнить:

– Это метеорит или обломок из Вабара?

Ответ повторяется:

– Он ниспослан Аллахом.

И это – правда! Ибо ничего не может явиться в мире без воли Его!

С чего я вспомнил про «Чёрный камень»? А что ещё приходит в голову, когда у тебя в руках голова в зелёной чалме – знаке исполнения хаджа?

Ну, и… это конечно, нескромно… но… Камень же! Постоянно – твёрдый. Каменный! Пока на кусочки не растрескался. И длина – 20 см! Пусть это несколько преувеличено, но всё-таки… Я – не про Каабу.

Бедняга судорожно пыхтел, всхлёбывал воздух, пытался оттолкнуть меня, а я продолжал проповедовать:

– Для чего же Умар целовал этот камень? Ответ содержится в словах самого Умара: «и если бы не видел, как посланник Аллаха целовал тебя». Пророк сказал: «Берите от меня обряды паломничества». Аллах в Священном Коране говорит: «Берите же то, что дал вам Посланник, и сторонитесь того, что он запретил вам. Бойтесь Аллаха, ведь Аллах суров в наказании».

Мои слова, звучавшие на русском, были ему странны. Ибо язык он понимал лишь частично. Необходимость прислушиваться, переводить внутри себя на родной тюркский, а оттуда – на канонический арабский, не оставляла ни времени, ни сил для придумывания каких-то собственных действий.

Это общее правило: люди, вынужденные общаться на плохо знакомом языке, переходят к упрощённой речи. Такое само-обрезание ума, происходящее от невозможности словесно точно воспринять и выразить оттенки мыслей и чувств, приводит к упрощению собственного мыслительного процесса. Проще – тупеют.

Вельможе-«мойдодыру» просто втюхивать нельзя – не мурло сиволапое. Надо ещё и похвалить, возвеличить.

 
   «Тьмы низких истин нам дороже
   Нас возвышающий обман».
 

Возвышаем:

– Вот, Абдулла, ты ниспослан мне самим Всевышним! Аллахом Всемогущим и Милосердным! Ибо никому не мог я открыться. Ибо в странах диких гяуров нет никого, кто достоин узнать и оценить! Осмыслить своими свиными мозгами сей удивительный знак. Знак участия Его! Избравшего меня и проведшего хитан! Сам пророк Мухаммед родился без крайней плоти! Я – недостоин столь великой чести. Со мной это случилось, когда я был уже мальчиком. И мог осознавать хотя бы тень мощи Всемогущего и милости Милосердного!

Уверенность, что ребёнок, родившийся без крайней плоти, подобно Пророку, отмечен Всевышним, а не есть результат генетической ошибки, вроде шестого пальца, лишнего позвонка или расщеплённой головки полового члена, существует в российском исламе и 21 веке.

Дедушка попытался начать кланяться на знакомые слова. Пришлось несколько сменить темп с амплитудой и возопить:

– Но кто?! Кто научит меня?! Молитвам и ритуалам, суннам и кадисам?! Ты! Только ты можешь дать мне свет просвещения и воду премудрости! Ибо ты – хаджи! Первый хаджи на моём пути! Ибо хадж – из наилучших деяний для правоверного! Ибо хадж – один из пяти столпов ислама! Ибо когда пророка Мухаммеда спросили: – Какое дело является наилучшим? – Он ответил: – Вера в Аллаха и Его посланника. – И ещё Его спросили: – А после этого? – И Он ответил: – Борьба на пути Аллаха. – И третий раз Его спросили: – А после этого? – И Он ответил: – Безупречный хадж.

Кто это выдумал, что у тюрок – узенькие глаза? Абдулла смотрел на меня совершенно ошеломлённо, вверх, открыв рот. И широко распахнув глаза. Из состояния – «дальневосточные» они вполне перешли в состояние – «ближневосточные». Ему ещё бы ресницы подлиннее и будет точь-в-точь как наши тёлки. Или – телки?

– Вот! Вот Аллах ниспослал камень. Чёрный камень Каабы. И ты пошёл, и увидел его, и поцеловал его. Как делал это пророк, мир ему и благословение Аллаха, как делал Умар, верный среди приближённых, как делают тысячи и тысячи правоверных сотни и сотни лет. И вот – Аллах ниспослал новое чудо! Подобное чуду обрезания от рождения у Пророка, мир ему! И тебе, избранному среди достойнейших, даровано счастье прикоснуться к нему. К следу ножа Самого! Удостовериться и засвидетельствовать! Бисмиллахир-рахманир-рахим (Во имя Аллаха, Милостивого ко всем на этом свете и лишь для верующих в День Суда).

Возразить против последнего утверждения он не мог и не хотел. «Не хотел» ибо правоверный. А «не мог» – занят был. Сглатывал и пытался отдышаться.

И это правильно! Ибо, как передал Абу Мажих слова сказанные женщине в аналогичной ситуации: «Тебе следует сохранять молчание». Что позднее воспроизвёл Жванецкий: «Раз – лежать, и два – молча». Мир им обоим.

Придерживая ошалевшего дедушку за чалму и бороду, я продолжал процесс, постепенно ускоряя чередование имён Аллаха: Аль-Мукаддим (Выдвигающий вперед кого пожелает) и Аль-Муаххир (Отодвигающий назад).

Похоже на игры ослика Иа-Иа с подарками на его день рождения: «Входит и выходит, входит и выходит». Пустой горшок у меня есть: вот, в руках держу, в зелёной чалме. А вот лопнувший воздушный шарик… Обижаете! Очень даже… не воздушный! И – пока не лопнувший! И всё равно – входит и выходит, Мукаддим – Муаххир.

Как сказал Жванецкий: «Мужчине свойственно чувство ритма. Главное – ему не мешать». Мукаддим – Муаххир, Мукаддим – Муаххир…

Абдулла – не мешал.

Что закономерно привело меня к глубоко задушевному упоминанию Аль-Муктадира (Могущественный, Устраивающий все наилучшим образом). И это было правильно! Поскольку у нас всё устроилось – наилучшим образом. «Шарик» – «лопнул». И – в немалом объёме.

Итак, удовлетворившись завершением первого этапа, я упомянул некоторые другие из 99 имён Аллаха, а именно: Ар-Рафи (Возвышающий уверовавших), Аль-Хаким (Обладатель Мудрости) и, конечно, Аль-Малик (Владыка всего), после чего приступил к этапу второму: присел рядом с коленопреклонённым Абдуллой и, придерживая его за обильно умащенную благовониями, аккуратную, хотя и несколько растрепавшуюся после наших совместных экзерсисов, бороду, подтянул поближе его ухо и озвучил «заклинание Пригоды».

Размышления над эпизодом с Ану показали, что необходимы формулировки на языке аборигенов. Времени у меня было достаточно – гребля вполне оставляет время для оттачивания семантических конструкций.

«… и станет семя моё – плотью твоей… ибо моё – моё всегда и везде… соберутся они в горле твоём и не будет у тебя ни дыхания и ни зрения, ни возможности и ни желания…». Всё это густо приправлено Аллахом и Пророком.

Опыт общения с тремя женщинами: Пригодой, Манефой, Ану, и размышления над этим – кристаллизовалось в чеканных фразах формулы подчинения, в положении тела, в прерывании дыхания, в потрясении и изменении души. В смещении границ и приоритетов ума в попавшей мне в руки голове в чалме.

За годы, проведённые в «Святой Руси», мне пришлось освоить новое знание: подчинение душ человеческих смесью секса и метафизики. Прежде, в первой жизни, в этом не было нужды. Как я уже говорил: если попандопуло не способен учиться – он жертва, а не прогрессор.

Существенное воздействие на любой человеческий инстинкт позволяют изменить установки личности. Пример: обычная пытка. Боль, страх смерти позволяют снять запреты, убедить рассказать о прежде скрываемом. Бить, мучить… мне их жаль. Да и не всегда это эффективно. Нет времени, нет инструмента, нельзя оставлять следы…

На самом деле, необходимо воздействие не на инстинкты телесные, но на связанную с ними систему табу. И здесь сексуальное, по форме, действие, неожиданное, непривычное, в сочетании с божественностью или чертовщиной, оказалось эффективной технологией. Потому что они верующие. Их табу – от бога. Отказ от запрета – отказ от бога. Или – переход на новый уровень веры.

Для Абдуллы произошедшее не имело сексуального оттенка. Это было прикосновение к Аллаху, приобщение к чуду. «Дело веры», а не «дело тела».

Я занялся приведением в порядок своей одежды, поглядывая на сидевшего на земле, привалившись к постели внука, совершенно ошеломлённого, утомлённого, потрясённого и растерянного «мойдодыра».

Бедняга хлебанул «божественного» полное горло. Для него – именно так. Из серии про высшее: «прозрение», «просветление», «и снизошло откровение на верного раба божьего». Потому что иное… настолько не кошерно, что он и даже подумать, даже подозрению шевельнуться… Никогда!

Для меня… который к божественному во всех его видах… и, при этом, любитель всяких инноваций и почитатель экспериментально проверяемых и подтверждаемых знаний… Короче – редкий стёб в экзотической форме. Бывает – тайский массаж, а тут… ходжайский? Чего только в жизни не узнаешь…

Как в старом анекдоте:

– Э, подруга, если бы я выбрасывала всю мебель на которой я мужу изменяла – в квартире бы, кроме абажура, ничего не осталось. Да и то, Иван Иваныч такой шутник…

Кстати… Помню, что в первой жизни торшер мы сломали… а вот абажур… Придётся изобрести и поэкспериментировать.

* * *

Тут есть теологический оттенок, который надо разъяснить.

В европейской культуре отношение к отношениям… мда… к сексу в исламе… возбуждённое.

– Ах! Там такие страсти!

С одной стороны: обрезание, мучение, запрещение, заключение… муки и пытки при сплошных запретах и казнях. Ужас-с-с!

С другой… повсеместно торжествующие извивание, трепетание, прикасание, соблазнение… разврат, изврат и сладострастие. Ужас-с-с!

Что, безусловно, правда. Но в очень ограниченных пределах. Примерно, в таких же, как и в христианстве. Придурки и крайности есть везде.

Ислам прямо запрещает кровосмесительство, гомосексуализм, лесбиянство, зоофилию, педофилию, некрофилию, садомазохизм, а также анальный секс.

Разница с христианством, состоит, пожалуй, только в одном слове в одной фразе Пророка:

«Baши жены – нивы для вас, ходите на вашу ниву [как] пожелаете».

Пуританство советских академиков требовало поставить в переводе не «как», а – «когда». Ограничивая, таким образом, свободу правоверных выбором лишь времени и частоты. Пророк был более либерален – правильный перевод предполагает и свободу в выборе формы.

Этот аят был ниспослан в первые месяцы Хиджры, когда Пророк (мир ему) и группа его сподвижников-мухаджиров покинули Мекку и переселилась в Медину. Многие их них ушли из Мекки в одиночку, без жен. В Медине они вступали в брак с местными женщинами. Однако вскоре начались разногласия.

Мекканские мужчины издревле известны тем, что предпочитали разнообразные сексуальные позы. Это не было принято в Медине. Мединские жены мухаджиров отказывались от мекканских «новшеств», суеверно боясь, что зачатые непривычным образом дети родятся косоглазыми.

Тогда Пророк (мир ему) разъяснил мусульманкам, что в половой жизни дозволены различные позы.

Заметим, что во времена Пророка священный город Мекка воспринимался соседями как «гнездо порока и логово разврата». Не путать! С – «гнездо пРорока». Однако идея единобожия превысила границы допустимости даже для мекканцев. Почему Магомету и пришлось бежать из Мекки. Но и в пуританской Медине Пророк распространил и подтвердил именем Аллаха мекканские «непристойности и извращения». Следуя реальным привычкам своих людей.

Заметим также, что моральные муки по поводу «военно-полевых жён» мухаджирам не грозили. Пришли на новое место – завели себе очередную жену. Пророк разрешил каждому правоверному иметь четырёх жён. Этого – более чем достаточно, по числу городов в Аравии в те времена.

Ислам, в части секса, чрезвычайно либерален. «Всё что не запрещено – разрешено». Этот принцип заявлен в умме на тысячелетие раньше, чем в западном законодательстве.

Сказал Ибн Аббас: «..Приходите на вашу ниву как пожелаете..» – «То есть: приходи на нее, как пожелаешь, кроме как это будет в заднее отверстие или во время месячных».

А все остальное остается на своей основе – дозволенность, если только в самом способе сношения не будет чего-то, что будет нести в себе запретное.

Заметим, что в исламе нет прямого запрета на оральный секс. Ибо такого довода, как мнение о противоречии ахляку, недостаточно для запрета того, в чем нет ясного далиля на запрет.

Всё понятно? Главное – разобраться с далилем.

И сказал шейх Солих Аль Люхейдан, разъясняя причину запрета этого вида игр:

«Известно, что мужчина и женщина обычно выделяют смазку во время ласк, и как вы знаете, мази (мужская смазка) – харам. Так как же можно для того, что сосет, уберечься от этого харама, так, что он не попадет в ее чистый рот, а затем в ее живот, в то время как эта смазка в степени запретности как моча? И особенно, учитывая то, что мы знаем, что воистину, мужчина не чувствует выхода этой смазки, так, как он чувствует когда выходит сперма, и нет для нее цвета, или запаха (чтобы вовремя увидеть ее выход)?».

Очень логично. Харам же!

Восхищает адекватность мусульманских богословов. Которые тратили свои жизни на выяснение столь важных деталей реальности. А не спорили о количестве ангелов, помещающихся на кончике иглы, как это делали христианские схоласты.

«Что же касается той формы, когда мужчина делает это женщине, то, ввиду чистоты женской смазки, данная форма дозволена, как об этом сказали некоторые ученые из числа предшественников».

Коды Абу Яла из ранних ханбалитских ученых сказал: «Разрешен поцелуй полового органа жены до совокупления, но нежелателен после него».

И сказал Куртуби: «И разрешили наши ученые (маликиты) для мужа полизать языком половой орган супруги».

Представьте себе потрясение рыцарей-крестоносцев, впёршихся со своими… крестами в Палестину и обнаруживающих вдруг, что от них ждут… что им предлагают… чего-нибудь полизать… Ужас-с-с!

Надо сказать, что в данном поле у улемов и 21 веке осталось ещё много работы и несогласованных вопросов. Несогласованных как внутри уммы, так и с анатомией. Например: можно ли вводить внутрь палец? Тут есть разные школы, и придётся подождать очередной фетвы, которая всё разъяснит.

Это мнение представляется наиболее верным, а Всевышний Аллах знает лучше. Просим Аллаха уберечь мусульман и мусульманок от всего запретного! Амин.

* * *

Тут у меня Абдулла, а не жена. Но это вопрос определения сущностей. Мериме, например, описывает действия католиков, имеющих петуха в постный день:

– Крестим его под именем Окунь. И едим рыбу.

Здесь и крестить не надо. Я – не муж, я – попандопуло, ясного далиля на запрет – нет, а ахляк – не срабатывает.»… остальное остается на своей основе – дозволенность».

Абдулла пребывал в шоке. Пришлось успокаивающе улыбнуться ему. И повторить, в очередном, на этот раз – в исламском варианте, объяснение с Манефой. Снизить чудовищность произведённого, с его соучастием, кощунства путём приближения к действующей религиозной доктрине. Описать новое – как естественное в рамках старого.

– Ты так испуган, мой дорогой хаджи… Ты встревожен, взволнован и удручён. Произошедшим? Не волнуйся – мы не нарушили законов Аллаха, данных правоверным через Пророка. Посуди сам. «Как вы знаете, мази (мужская смазка) – харам». Но была ли… э-э-э… мази? Нет. Была слюна правоверного. Тебя. Сладкая как мёд.

Бедняга судорожно сглотнул. «Песня песней» царя Соломона: «Слюна его слаще мёда» – на слуху и христиан, и у мусульман.

– Сказал шейх уль Ислам Ибн Теймия: «Верное мнение, что прикосновение к наджасе является разрешенным лишь по причине нужды, как например для удаления ее, или истинджа». Но разве не нужда вела нас? Разве мог ты, истинно правоверный, пренебречь столь ярким и столь редким свидетельством Его? Здесь нет наджасы. Ибо не может скверна проистекать из ниспосланного Аллахом. Разве чудо, сотворённое Аллахом – Чёрный Камень Кабы – покрыт нечистотами? Он был белоснежен, как одежды Всемилостивейшего, пока грехи множества кающихся паломников не покрыли его чёрной коркой. Но и в таком виде он чист и непорочен. И удостоен поцелуя Пророка.

Не будем форсировать напоминание о ханбалитском и шафиитском мазхабах – двух из четырёх правовых школах в ортодоксальном суннитском исламе, (благословение и приветствие Аллаха им) которые не считают сперму – наджаса. Пусть он сам додумается до этого… успокаивающего душу открытия.

Может, его ещё разок? Нет, перебор. «Момент истины» пережит. Теперь надо выйти без разрушения.

– Однако мы последуем хадисам и улемам и совершим омовение. Ибо так чувствует моя душа. А Аллах знает обо всем лучше! Хвала Аллаху – Господу миров! Эй, кто там! Два ведра тёплой воды. Бегом!