Текст книги "Не-Русь (СИ)"
Автор книги: В. Бирюк
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Глава 344
Наверное, нужно хоть кратко объяснить суть моих «пророчеств».
В марте 1169 года войско 11 русских князей берёт Киев. «На щит». Впервые за почти три века Киев взят штурмом.
Боголюбского, как прежде Ростика, призывает в Великие Князья «вся Русь Святая». В конце января 1169 года к Андрею прибыла депутация из четырех князей и представителей 50 городов, с просьбой защитить их от произвола «киевского хищника». Андрей созвал Собор во Владимире, который приговорил, что надо спасти Русь от пленения и разорения.
Его верховную власть признают все. Кроме волынских князей во главе со Мстиславом (Жиздором). Который сел в Киеве Великим Князем. Который сучит ножками от слова «майорат»: Жиздор – старший сын Изи Блескучего, который – старший сын Мстислава Великого, который – старший сын Владимира Мономаха. Который «сел на стол Киевский» не в очередь, но мы об этом забудем.
И забудем про действующий «Русский закон» – «лествицу»: всё это дикость, древность и примитивизм!
Пока был жив Ростик – он своего нервенного племянника придерживал. Бывали крики, скандалы, хлопанья дверями и скачки галопом по грязи и бездорожью. Но без смертоубийства. Как Ростика не стало – Жиздор вовсе с катушек слетел.
Ещё очень не хотели Андрея киевляне и Рось. И характер у него плохой, и морда плоская, и ростом не вышел и… и взыщет Боголюбский за убийство отца своего, Долгорукого. Не милостив Суздальский князь, не прощальник он.
Удивительной чертой этого похода был сбор войск. Обычно войска сначала собирались в назначенном пункте, затем выступали на встречу с противником. На этот раз войска выступили самостоятельно из различных районов и одновременно встретились под Киевом 5 марта того же года. Два дня ополчение одиннадцати князей-подручников (русский эквивалент вассалов) штурмовало Киев. На третий день 8 марта 1169 года ополчение взяло «мать городов Русских» приступом.
Союзники вычистили Киев до пустого эха. Столица Руси уж и забыла, как это бывает, когда вражеское войско силой берёт город.
В войске оказались дисциплинированные отряды, которые, войдя в город, не задерживались у домов граждан, торговых лавок, а брали под свой контроль церкви, монастыри и реликварии, не допуская туда посторонних. В результате – из Киева были вывезены все чудотворные и драгоценные иконы, мощи святых, книги, ризы и все колокола. Священное имущество было доставлено во Владимир и встречено с ликованием народом, духовенством и князем.
Летописец свидетельствует, что Киев был наказан за грехи жителей и ересь тогдашнего митрополита.
Приняв венец Великокняжеский, Андрей оставляет в Киеве князем своего брата Глеба (Перепёлку), а сам остаётся во Владимире-на-Клязьме. Киев разом теряет статус столицы Руси. И вытекающие из этого возможности и привилегии.
Это было общенациональное потрясение. Все российские историки в разных вариантах повторяют: Андрей впервые на Руси показал, что источником власти является не место, но государь. Где бы он не находился.
Пострадавшие взвыли. Да как же так можно?! Нас, бояр киевских, соль земли русской – и в провинцию, на задворки, под общую гребёнку…?
В марте 1171, также как и Долгорукого, в Киеве на пиру травят Глеба-Перепёлку.
Сначала эта смерть выглядит естественной. Бывает. Кому теперь должность исполнять?
Андрей напрочь не хочет считать Киев столицей, сам туда не идёт. Отдаёт киевское княжение – не Великое, но только одну из равных, по его мнению, земель – Ростиславичам.
А вскоре, по своим каналам, получает донос. С указанием трёх конкретных киевских бояр, причастных к отравлению брата. Там есть интересные имена, например: Никифор Киевлянин. Понятно, что, живя в Киеве, где все такие же киевляне, такого прозвища не получить.
Андрей посылает своего личного палача Маноху для проведения сыска и наведения порядка… и получает оскорбительный ответ.
У Карамзина это звучит так:
«Вы мятежники. Область Киевская есть мое достояние. Да удалится Рюрик в Смоленск к брату, а Давид в Берлад: не хочу терпеть его в земле Русской, ни Мстислава, главного виновника злу».
Сей последний, как пишут современники, навык от юности не бояться никого, кроме Бога единого. В пылкой досаде он велел остричь голову и бороду Послу Андрееву.
«Теперь иди к своему Князю, – сказал Мстислав: – повтори ему слова мои: доселе мы уважали тебя как отца; но когда ты не устыдился говорить с нами как с твоими подручниками и людьми простыми, забыв наш Княжеский сан, то не страшимся угроз; исполни оные: идем на суд Божий».
Заметим, что Давиду (Попрыгунчику) и Мстиславу (Храброму) государь сразу, «дистанционно» даёт «вышку» – высылка из Руси есть для русских князей «высшая мера наказания». Видимо, представленные улики столь убедительны, что Андрей не видит смысла в проведении разбирательства, не призывает подозреваемых на суд свой. «Всё раскрылось». И преступники, понимая, что им уже не отговориться, не оправдаться – идут ва-банк.
При этом, вопреки обычаю, подставляют младшего. Оскорбление (обритие, текст объявления войны) исходит от недавно получившего взрослый статус Мстислава Храброго.
Позже летопись будет называть его «драгоценностью Руси». А пока он хамит старшему в роду и государю. Очень безграмотно хамит: Ростиславичи, в самом деле – «подручники» Великого Князя. Они – служивые вассалы. Ибо получили Киев не по наследству, а в управление из рук Андрея.
Мстислав Храбрый ломает обычай, старшинство. И ему это позволяют:
– Юнец болтанул. В семье не без урода. Мы за него не вписывались.
Ромочка в этих делах не фигурирует и, едва Боголюбский из Залесья рявкнул – убрался быстренько в Смоленск. Второй Ростиславич – Святослав (Ропак) к этому моменту уже умер.
Вердикт Боголюбского – не семейная вражда, не кровная месть, не война смоленских князей против суздальских – чётко персонифицированное обвинение против конкретных лиц – организаторов убийства Глеба (Перепёлки). Других – не виноватят.
А вот Рюрик, Давид-Попрыгунчик и Мстислав Храбрый… Все ребята – безместные, безудельные. Их уже с разных уделов выгоняли. Кого с Новгорода, кого с Витебска, кого с Роси. Им терять нечего, «Святой Руси» им не жалко – «своя рубаха ближе к телу». «Княжить хочу!» – они пытаются устроить настоящую войну.
Поход огромной армии, собранной Боголюбским, заканчивается очень странным разгромом под Вышгородом. Пятидесятитысячное (как говорят) войско, осаждавшее маленький Вышгородский гарнизон с Храбрым во главе, при приближении небольшого конного отряда, позаимствованного где-то Попрыгунчиком, вдруг охвачено паникой и бросается в реку. Где многие и утопли.
Весной 1174 года Андрей начинает собирать новую армию. Всем понятно – Андрей не может остановиться. Он законный, признанный государь. Никакие истеричные выкрики княжат:
– Ай-яй-яй! Он о нас подумал плохо! Мы Перепёлку не травили, а вот он… какой он нехороший! значения не имеют.
Андрей придёт, поймает, проведёт сыск. Суды и казни. Статья: измена государю. Вооружённый мятеж. Взыщет «по правде», не глядя на заслуги и лица. Его ничем остановить нельзя: он уверен в своей правоте, в праве на Киев, в Покрове Богородицы.
А на Волыни поднимают голову тамошние недобитые княжата. Жиздор уже умер, но сынок у него остался. Очень своеобразный псих с крепкими польскими связями.
Союз между Смоленском и Суздалем, который был нужен Смоленску против Волыни, который привёл Андрея в Киев. Союз, который княжата так неосмотрительно развалили, «пожадничав по-быстрому», может смениться союзом двух Владимиров – Клязьменского и Волынского. Тогда Ростиславичей зажмут с двух сторон.
Остановить Андрея нельзя ничем – ни разговорами, ни отступными, ни войсками.
Только смертью.
После Ростика его сыновьям осталось в наследство не только мощное, процветающее княжество, не только сбалансированная «Уставной Грамоткой» налоговая система, обустроенные торговые пути, церкви и крепости.
Ещё в наследстве: «княжие потьмушники».
«Славная когорта», сообщество людей, частью уже во втором-третьем поколениях, выученных, натасканных на достижение целей своих сюзеренов нестандартными, тайными, воровскими способами.
Понятно, что о деяниях этого сообщества летописцы не пишут. Но, созданное в начале тридцатых годов 12 века «гнездо Ростиково», унаследовав, в некоторой мере способы и методы своего предшественника – «гнезда Мономахова», всё-таки изредка проявляется. В странной, мирной, посреди воющей «Святой Руси», устойчивости самого Смоленского княжества, в удивительной скорости появления дружин Ростика в нужных местах, в серии чудесных спасений брата Ростика – Изи Блескучего, в истории транспортировки Ивана Берладника из Ростова в Галич, в успешном возвращении в Новгород сына Ростика – Святослава (Ропака), в чётком пресечении подрывной деятельности сына Долгорукого – псевдо-изменника Ростислава (Торца)…
Ростик, стремясь к мирному житью, а отнюдь не к бранным забавам, должен был создать инструмент, ослабляющий военную опасность без разорительных армейских походов. Почти тридцать лет он растил и оттачивал это сообщество.
Потом Ростик умер, а люди остались…
Военные, храбрые, энергичные люди.
Наследник Ростика – Ромочка Благочестник – их не устраивал. Да и они ему были… неудобны. А вот младшенький Мстислав, по своим личным качествам и происхождению, естественным образов становился их лидером.
Смерть Глеба (Перепёлки) – их рук дело? Мстислав Храбрый – «главный виновник злу»?
В эти же годы, после убийства Перепёлки, происходит ещё один… странный эпизод.
После официального заявления об изгнании из Киева смоленских княжичей, Андрей посылает в Киев брата Михаила. Тот, отговорившись делами, посылает самого младшего – Всеволода. Тот въезжает в Киев и княжит. И тут… уникальный случай – Киев захватывают тайком. Давид-Попрыгунчик со своим отрядом, при попустительстве городской стражи, проникает в город. В два: Ярославов и Владимиров, и среди ночи, в постели, захватывает Всеволода.
Попрыгунчик просидел Киевским князем 50 дней. Потом ему пришлось бежать. Он же – Попрыгунчик! Потом Всеволода будут долго вытаскивать из плена. Путём обмена. С участием Черниговских и Галицких князей.
Но сама операция: пройти две охраняемых крепостные стены, войти в великокняжеский терем и опочивальню… Без шума, звона и кровопролития… Кажется, повторить такое – никому на «Святой Руси» не удавалось. Высочайший уровень профессионализма.
В последних числах мая 1174 года, повторюсь, в монастыре умирает, принявшая по требованию мужа схиму, первая жена Боголюбского – Софья (Улита) Кучковна. Как и в случае Глеба, смерть выглядит естественно.
Ну… если не сильно задумываться. Ей чуть за сорок, нет проблем ни с пропитанием, ни с изнурительными работами, конец мая… Люди куда чаще умирают зимой или в межсезонье… Не буду утверждать, что ей помогли – нет данных.
Но обязательным элементом смерти православного человека является исповедь. Кто её принимал?
Исполнителем ритуалов, хоть бы и в женском монастыре, является священник. Именно такой священник помог Боголюбскому украсть икону Богоматери и меч святого Бориса из женского Вышгородского монастыря.
Кто выслушал последние слова Софьи? Передал ли он их кому-нибудь? И, главное: что она сказала?
Помните:
«– Я неверной женою была королю.
Это первый и тягостный грех.
Десять лет я любила и нынче люблю
Лорда-маршала больше, чем всех!
…
– Родила я в замужестве двух сыновей,
Старший принц и хорош и пригож,
Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей
На урода отца не похож…».
Какая милая любовная история! Ибо, по счастью для Британии, не затронула порядка престолонаследия. А вот если я прав, если Андрей, в силу своих индивидуальных особенностей, не просто «мышь белая, генномодифицированная», как я, но и – «лишай на берёзе», то и дети его – от любовников. От двух братьев Кучковичей, которые впрямую названы в том сказании об убиении князя Петра, которое как-то попалось мне на глаза в моей первой жизни.
Могу предположить.
Братья Ростиславичи, оборзев от безудельности, отравили Глеба Перепёлку и получили законно, от государя, Киев.
Но «шито-крыто» – не получилось.
«Сидел я, ждал, от силы, пятерик
Когда внезапно вскрылось это дело.
Зашёл ко мне Шапиро, мой защитничек-старик
Сказал: не миновать тебе расстрела…».
«Дело» – «вскрылось». И «шапиру» звать не надо, чтобы понять: «расстрела» – не миновать.
Войну с Боголюбским они проиграют: за него Русь, лествица, Богородица.
Вышгородский эпизод… разок – получилось. Повторить? – Вряд ли.
Захват в заложники самого младшего брата Боголюбского… – Не сработало.
У них есть только один способ остановить Боголюбского – убить его. Но напрямую не получается – Андрей недоверчив и осторожен. Тогда аккуратно ликвидируют куда менее защищённую его бывшую жену.
Успешно: получена информация (или – залегендирован источник) о любовниках княгини. И не о каких-нибудь там… конюхах-лютнистах, а из высших бояр, из Андреевых ближников – братьях Кучковичах.
Что есть страшнейшее святотатство, кощунство и богохульство. Кровосмешение, разврат и непотребство. Помимо собственно измены мужу и государству. Просто «букет» статей из «Устава Церковного»!
Обычное наказание за супружескую измену – развод, монастырь. Любовники вообще в законах не упоминаются. Но – инцест… А судить – Андрею. Ему прости впихивают в руки палаческую секиру!
«Узнав от кого-то, что брата его велел князь казнить…».
Однако заговор куда шире: во Владимире начинаются беспорядки.
Народное восстание во Владимире против Боголюбского – нонсенс и глупость.
Город создан им. Из маленького захолустного городка трудами, милостью и, прямо скажем, весьма весомыми инвестициями княжеской казны, превращён в жемчужину в ожерелье лучших городов русских. Множество горожан живут на княжеских заказах, на княжеской милости… Восставать против кормящей длани?
Андрей посылает своего последнего сына Глеба уговорить горожан.
И его убивают в толпе.
Глеб Андреевич описывается как тихий, добрый, книжный юноша. То есть, его посылают для разговора, для умиротворения, а не для боя, подавления мятежа. Иначе бы послали воинского начальника. Он напрямую, с седла, разговаривает с окружающими его горожанами. То есть, гридни, телохранители не видят угрозы, толпа возбуждена, но не агрессивна. Тут он получает глубокое проникающее ранение в живот. То есть – и доспехов на нём не было.
Мирный митинг, внезапно перешедший в убийство и вооружённое столкновение. В толпе был убийца-провокатор? Кем подосланный?
Надо помнить, что русских князей никогда… нет, не так – НИКОГДА! Не убивают народные толпы. Они гибнут в бою, тонут в реке, умирают задавленные трупами во рву, под ножом подосланных убийц… но никогда от народной толпы!
Князь Игорь Ольгович, брат Свояка, был растерзан толпой киевлян. Но! В момент убийства он – не князь! Он не носил корзно! Он отрёкся от своего княжеского титула, принял постриг, одел рясу. Киевляне убили православного монаха. Хотя, конечно, он оставался по крови рюриковичем.
Была почти удавшаяся попытка убить Свояка в Новгороде. Да, там была толпа народа. В которой находилась группа специально подготовленных убийц. То была вполне очевидная попытка заказного убийства. Заказанного и организованного одной из политических партий новгородских бояр.
А здесь?
«Святой благоверный князь Глеб Андреевич Владимирский, вырос глубоко верующим и с двенадцатилетнего возраста проводил уединенную духовную жизнь. Родители не препятствовали сыну и даже содействовали ему в духовном возрастании. Святой князь особенно любил чтение святых книг, почитал священнослужителей и был милостив ко всем. Несмотря на юный возраст, он избрал для себя подвиг строгого поста и молитвенного бдения. Скончался благоверный князь Глеб в 1174 году, в девятнадцатилетнем возрасте. День памяти – 20 июня».
За что же его так?
Андрей хоронит своего последнего сына. Но сам-то он не умер! А бьют-то в него. И тогда…
«И был у князя Яким, слуга, которому он доверял. Узнав от кого-то, что брата его велел князь казнить, возбудился он по дьявольскому наущению…».
По дьявольскому ли? От кого он «узнал»? Почему счёл эту новость – достоверной? Почему уверенно утверждал: «Сегодня его казнил, а завтра – нас». Почему два десятка взрослых разумных мужчин, которым он проповедовал, приняли это утверждение за истину? Что за аргумент – очевидный, неумирущий – приводился для обоснования неизбежности: «а завтра – нас»?
Напомню: речь идёт о мужчинах клана Кучковичей. Самостоятельных, образованных, бывалых… Которые более четверти века «плечом к плечу» с Боголюбским. Которые бывали вместе с ним во всех его походах и делах. И когда ему рубили на голове шлем на Рутце под Киевом, и когда он, бросив союзников, вдруг, малым конным отрядом, атаковал превосходящего противника под Владимиром-Волынским. И когда под Луцком брони у него на животе и лука седла под ним были пробиты пикой вражеского пехотинца.
И когда, предав отца и украв святыни, он убежал из Вышгорода, именно они – Кучковичи – поддержали это решение.
Они были многократно проверены в деле. А Андрей – подозрителен и умеет устраивать проверки. Они уже давно сказали друг другу все гадости, которые только могут сказать друг другу сгоряча мужчины, оказавшиеся в одной… заднице.
Они отнюдь не демонстрировали того глупого боярского гонора, того «не по ндраву», из-за которого князь гнул Ростовские и Суздальские боярские роды. Боголюбский не просто знал Кучковичей в лицо – он был с ними четверть века.
Вопрос: как должно звучать то, из-за чего вдруг весь род, несколько десятков человек, подпадают под: «а завтра – нас»?
Среди толпы заговорщиков есть странный персонаж: «Анбал, яс родом, ключник».
Исследователи довольно дружно связывают этого человека со второй женой Боголюбского – «ясыней». После смерти Андрея его брат Михаил казнит её.
Смертная казнь Великой Княгини… это… ну, даже не знаю… совершенно уникальное явление. Да, княгинь заточали в монастыри, да, их душили и травили. Но – публичная казнь… Мария Тюдор? Мария-Антуанетта? Нет. Не похоже – тут казнят не действующую, не свергнутую, а уже утратившую власть, бывшую(!) государыню. Вдову.
Аналогов – не знаю.
Кажется очевидным, что между Кучковичами – роднёй, «партией» первой жены, и ясом-ключником – представителем «партии» второй жены, должна быть вражда. Более того, смерть Боголюбского явно вредна его второй жене – она из правящей, полноправной Великой(!) княгини превращается во вдову. Одно дело – государыня. Другое – родственница-вдовица, «там за печкой». Ей-то это зачем? Её людям это зачем?
Какая угроза должна была исходить от Боголюбского, точнее – быть приписываемой ему, потому что сам он, похоже, об этом страхе не знал, дополнительных мер предосторожности – не предпринял? Угроза столь явная, очевидная, смертельная для обеих групп, чтобы эти две партии объединились?
Софья Кучковна родила трёх сыновей и дочку, «ясыня» – сына Юрия. Если на исповеди Софья сказала, что её дети не от Андрея, обосновала свой «грех» неспособностью мужа к «продолжению рода», то и вторая жена…
Кто донёс эту «тайну исповеди» до «кучковичей» и «яссов»? Кто устроил «народное возмущение» во Владимире, приведшее к убийству княжича Глеба? Кто, уже после убийства Боголюбского, поднял на погром и грабёж Боголюбова, на мастеров и слуг Андрея – крестьян из окружающих сёл? Причём «действия возмущённых народных масс» не имели под собой серьёзных оснований и сразу прекратились, стоило пройтись крестным ходом.
Ещё. Вот они чего-то испугались. Вот они решились убить государя. Но… они заговорщики, а не идиоты! Неужели никто в этой толпе взрослых разумных мужчин не задал вопрос:
– А что потом?
Кучковичи – крупные земельные феодалы. Вотчина – не монетка, за щёку не закинешь, тишком не унесёшь. Стандарт из российских школьных сочинений: «И хрен меня найдут» – здесь не работает. Земля – не чемодан с баксами, в багаж не сдашь.
В русской традиции убийство князя однозначно означает смерть. И исполнителю, и организатору. Святополк Окаянный – архетип в русской культуре. Неважно, что там было на самом деле, Святополк ли виновен в гибели братьев или его более удачливый соперник – Ярослав Мудрый. Есть типаж, символ:
«Убежал в пустынное место между Польшей и Чехией, где и умер».
Сдох в безвестности на чужбине. Это – базовое, фундаментальное, «всем известное» завершение пути изменника. Сходно заканчивают свои жизненные пути Мазепа, Петлюра, Бандера…
То, что кому-то помогли «закончить» – несущественно. Народной молве милее «вариант Иуды» – «пошёл и с тоски повесился на осине».
То, что на чужбине можно только с тоски повеситься – элемент русского мировоззрения. Не только русского – я уже цитировал финскую «Калевалу»:
«Лучше пить простую воду
Из березового ковша
У себя в родной сторонке,
Чем в краю чужом, далёком
Мёд – сосудом драгоценным».
История Святополка Окаянного – у всех на слуху. Это куда более активный элемент информационного багажа русских людей 12 века, чем, например, «В лесу родилась ёлочка…» в веке 21.
«О, горе вам, бесчестные, зачем уподобились вы Горясеру?» – Горясер, убийца святого князя Глеба, нанявший княжеского повара, который и зарезал парня, куда более популярен в «Святой Руси», чем в Демократической России – Анджелина Джоли. Не за губы, конечно. Просто каждый – грамотный или не очень – человек знает историю Святополка Окаянного. Со всеми персонажами, поворотами сюжета, репликами…
Это – одно из принципиальных отличий «Святой Руси» от Демократической России. Попандопулы этого не понимают, а наблюдателю – по глазам бьёт. Окаянный был полтора-два века назад. А теперь вспомните из две тысячи…надцатого года, например – что такое дело «первомартовцев»? Кому доводилась внучатой племянницей Софочка Перовская? Что спросил государь у Каракозова? Кто такой – Якушкин и почему он с ножиком?
Временная дистанция – сходная. Но здесь знают, какие украшения носил любимый слуга князя Бориса и что хорошенького сказал повар напоследок князю Глебу. Не важно – было или не было. Важно: общая для всех образованных людей всей Руси целостная система символов, типов, ассоциаций.
И что? Кучковичи выбрали себе вот такое будущее? Как у Окаянного и его людей? Скорая смерть, на чужбине, от тоски? С последующим вечным горением в преисподней? Зачем?! Куда проще, чище и безопаснее ухватить ларец с цацками и сбежать хоть в тот же Смоленск. Конечно, вотчина пропадёт, но душа не замарается и телу риска не будет.
И, кстати, великое множество русских, литовских, польских… князей, бояр, татарских мурз именно так и будут делать в ближайшие столетия, убегая с прихваченным майном под соседнего государя.
Есть лишь одна ситуация, когда вотчинники могут пойти на убийство государя – если у них есть гарантия, что новый государь не будет их репрессировать. Как было с убийцами императора Павла.
Повторю: государями на «Святой Руси» могут быть только Рюриковичи.
Кто из Рюриковичей гарантировал заговорщикам безнаказанность? Кто принял на себя роль Святополка Окаянного и сумел убедить Кучковичей, что «в этот раз – всё получится!»?
Для того, чтобы превзойти «национальный символ» измены, предательства, братоубийства, человек должен обладать столь выдающимися свойствами личности, что, просто в силу своего «размера», и сам должен стать символом. Кто?
«Драгоценность Руси», Мстислав Храбрый. Святой, благоверный… «Не было такой земли в России, – говорит летописец, – которая не хотела бы ему повиноваться, и где бы о нем не плакали». Это – потом, после его смерти. А пока просто «псих бешеный». Молодой, в момент смерти Боголюбского около 20 лет, привычный «от юности не бояться никого, кроме Бога единого». Но уже с репутацией, с харизмой.
Да, такой персонаж мог наплевать и на авторитет Боголюбского, и на пример Окаянного.
Но его слову, его гарантиям – Кучковичи поверить не могли. Потому что Храбрый может быть князем Киевским, или Смоленским, или Новгородским. Но не Суздальским, Черниговским, Полоцким… Земли Руси уже закрепляются за ветвями дома Рюрика. В Залесье – только Юрьевичи.
Это не вопрос: хочу – не хочу. Хотят многие. Но чтобы Залесье приняло «чужого» князя… надо своротить всех залеских вятших. Не только бояр, но и верхушку купечества и священников. По сути – спровоцировать общенародное восстание, разгромить край и… княжить на пепелищах.
Храбрый может пообещать Кучковичам насчёт вотчин – всё что угодно. Ему просто не поверят. Его слова – недостаточно. А вот если гарантии идут от имени вероятного законного наследника…
А кто – «наследник»? Ну, хотя бы – «претендент».
Сыновья – Глеб от Софьи и Юрий от «ясыни», будущий муж царицы Тамары. Но… они – не наследники, на Руси – «лествица»!
Княжичи могут получить долю в наследстве: удел, город, волость. Но не Залесье.
Это, кстати, чётко отводит обвинения от обеих партий – «кучковичей» и «яссов» – в убийстве Глеба.
Для «кучковичей» Глеб – свой, родственник. После смерти Софьи – последний «демпфер» внезапных вспышек ярости Боголюбского.
Вообще: Глеб Андреевич и Юрий Андреевич – не конкуренты. Первый – не хочет, второй – не может.
Глеб Андреевич не годится и не рвётся в правители. «Вырос глубоко верующим и с двенадцатилетнего возраста проводил уединенную духовную жизнь. Родители не препятствовали сыну и даже содействовали ему в духовном возрастании».
«Родители не препятствовали»… кто конкретно? Мачеха? Освобождая место у трона для своего сына? Не «ясыня» ли подталкивала и поддерживала устремления пасынка к «уединённой духовной жизни»?
Мальчику было девять лет, когда на него обрушивается скандальный развод родителей. Ссылка и постриг матери, у отца – другая женщина. Молодая, почти ровесница, чужая, иноязычная. Она, разлучница, ходит хозяйкой по дому, пытается проявить заботу о пасынке, погладить по головке, указывать, требовать…
Ситуация: «папа привёл новую маму»… Знакомо по 21 веку в куче вариантов. Только в «Святой Руси» – ещё хуже. Батяня – в блуд впал! Господа отринул! Похоть свою старческую неуёмную тешит! Стыд-то какой! Маму – прогнали, маму – в келью посадили! Вот мальчишка и… «проводил уединенную духовную жизнь».
Глеб – не претендент. Так и Юрий – тоже!
Юрию в момент убийства Андрея лет 8–9. Быть государем он не может по возрасту. Андрей посылал сына княжить в Новгород. Как Калигула – вводил коня в сенат. Но сам мальчик может только представлять, символизировать «особу государя». Вот лет через 7–8…
Убийство юного Глеба во Владимире вредно обеим группам.
Действия «третьей силы»? Сыгравшей на обострение? И – на объединение «партий».
Кто? «Княжьи потьмушники» смоленских княжат? Даже чисто технологически им это сделать удобнее, чем местным.
На Руси в этот момент есть ещё четыре взрослых «Юрьевича»: два брата Андрея и два его племянника – сыновья старшего сына Долгорукого Ростислава (Торца). Все четверо в этот момент на юге, вблизи Киева. В зоне досягаемости Храброго. Все четверо пострадали от гнева Боголюбского – были высланы в Византию. Они все, в этот момент, ещё дружны между собой.
Кто-то из них гарантировал Кучковичам прощение?
Судя по последующим событиям – племянники. Именно их призывает «во князья» боярское вече Ростова Великого. А вот владимирцы, пребывавшие после убийства Боголюбского в крайнем смятении, собравшиеся, было, идти «всем народом» убивать Кучковичей, призывают братьев. Михаил и Всеволод, хоть и начнут войну между собой, но оба очень жёстко, хоть и по своему, расправляются с заговорщиками, увековечивают память Андрея, продолжают его дела, его стройки.
Послы из Залесья, посланные после смерти Боголюбского, находят всех четырёх князей в Вышгороде. И зовут – племянников. А те, вдруг, отказываются:
«Негоже нам поперёд дядьёв на стол садиться».
Это-то на Руси, где суть политической истории последних десятилетий – конфликт между дядьями и племянниками?! Где пример успешного «племянника» Изи Блескучего, отобравшего Киев у «дяди» – Юрия Долгорукого – у всех перед глазами?!
В последний момент испугались «Тени Святополка Окаянного»? Что явная их выгода, полученная от убийства Боголюбского, полученная в обход закона, «лествицы», высветит их участие в преступлении?
Через несколько лет после смерти Боголюбского, когда Всеволод сядет князем в Залесье, два его племянничка вполне забудут о своём «негоже поперёд дядьёв…», будут весьма жестоко с ним воевать. Так, что Всеволод, поймав их, велит ослепить и кинуть в темницу.
Это наказание для «Святой Руси» – невиданное. Предыдущий раз – ослепление Василька Теребовольского во времена Мономаха – привело к всеобщему съезду русских князей, общему походу против виновника, его изгнанию.
Почему Всеволод пошёл на такое вопиющее превышение обычной нормы наказания за крамолу? Ведь не менее виноватого рязанского Глеба, взятого в плен в том же бою, он просто посадил в поруб до самой его смерти. Или это наказание не только за текущий мятеж, но и за предшествующие дела?
Вскоре братья были отпущены и…
Существует предание, которое передавалось в новгородской летописи, о том, что один из них – Ярополк чудом прозрел после усердной молитвы в церкви святых Бориса и Глеба. На Смядыни. В Смоленске.
Всеволод, когда известие о чудесном прозрении его племянника распространилось по Руси, только хмыкал, пожимал плечами и приговаривал:
– Воля божья… Божий промысел… Истовая молитва и не такое делает.
Или, всё-таки, Ярополк выкупил своё зрение доказательством непричастности к убийству Боголюбского?
Ещё чисто техническая деталька. Вот представьте: прибежал Яким Кучкович к родне, и с порога:
– Всё пропало! Гипс снимают! Клиент уезжает!…
– А давайте его зарежем…
– А давайте. Вот и гарантийное письмо с индульгенцией имеется.
Два события, два информационных вброса – аргументированная угроза общей казни и доказательные гарантии амнистии – должны были случиться одновременно. Синхронизация – с точность до минут. В три – решили убить, в три пятнадцать – получили гарантию.
Это – скоропортящиеся новости, их нельзя хранить в коллективе. «На Руси всё секрет и ничего не тайна». «То, что знают двое – знает и свинья». Любая из этих новостей, поболтавшись в десятке голов пару-тройку дней, гарантированно попадает на язык и приводит своих носителей на плаху.
А какая может синхронность на Руси?! При наших-то дорогах. Только если обе информационных единицы пришли из Киева (гарантия от князей-наследников – может быть только оттуда) – вместе, в одном пакете.
Я не уверен, что племянники Боголюбского давали заговорщикам обещания. Или форма их была безусловна. Храбрый или, например, Попрыгунчик, могли просто обмануть своих контрагентов.