Текст книги "Не-Русь (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Глава 343

Андрей был в бешенстве. От того что на миг поверил. От того, что сразу понял – ничего сделать невозможно. От возникшего на мгновение ощущения собственного бессилия перед грядущей опасностью. От того что задумался, представил, почувствовал. Оттого, что сам, на минуточку, увидел мои картинки, соприкоснулся с моей душой. Что между нами на мгновение возникла паутинка… нет, не дружбы, не единомыслия, но понимания, со-чувствия. Общности. А такого, между светлым князем и душегубцем кровавым – быть не может! Никогда! Чтобы «душегубец» не говорил!

Ибо «понять» часто означает «простить». Тяжко посылать на плаху человека, с которым ты… «со-чувствуешь».

Тыча в мою сторону мечом, он кричал мне шёпотом:

– Ты! Ехидна злокозненная! Поклёпы гадские на Русь складываешь! Всяко слово – ядом змеиным течёт! Выкормыш, выползок сатанинский! Для смущения душ христианских посланный! Чтобы дух наш русский расточился аки пар утренний! Не бывать этому!

Я отставил в сторону свою пустую посуду и, встав на четвереньки, сходно, шёпотом, заорал ему на встречу:

– А ты – руби! Рубани мечом святым до по лысой-то головёнушке! Враз замолкнет глас, глас пророческий! Не будет у тебя нужды-заботушки! Тебе! Государю! Нахрен-то думати?! Жрать да спать – мозгов не надобно! Ты тут кто – князь русский или в плетне дреколье замшелое?! Коль нацепил корзно – изволь знать! Хоть убей – да выслушай! Изволь об Руси заботу иметь! Ты… б-б… братец…

Андрей, кажется, опешил от такого моего ответа. От напора моего отпора. Пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Он – наклонившись ко мне навстречу со своего трона, странно изогнув спину, с чуть дрожащим, пускающим от этого зайчиков, мечом в руке. Я – стоя на коленях, почти на четвереньках, вытянувшись ему навстречу, с идиотским пустым кубком в руке.

Я сдался первым. Уселся на пятки, отвёл глаза, заговорил спокойно, миролюбиво:

– Зря ты на меня так, зря пророком ругаешь да насмехаешься. Мы все – пророки. Всяк, кому язык дан – грядущее предсказать может. Кто больше, кто меньше. И ты, Андрей, тоже… «во пророках».

– Чего?!

Надо помнить, что издевательская фраза соседей Иосифа Плотника: «Вот и Иисус во пророках» – здесь у всех на слуху.

«Издевательская» – ибо «пророков» в то время в Палестине было великое множество. Так называли наглых попрошаек, болтающих на религиозные темы, напрашивающихся на дармовое угощение и приворовывающих по мелочи. Бродяги-демагоги. А продолжение этой евангельской фразы: «Разве его сёстры не в жёнах у нас?» – станет апокрифом. Ибо предполагает, что Иосиф, не только плотничал, но и заделал Пресвятой Деве кучу детишек. Такое уравнивание голубя и еврея, хоть бы и частичное, в области их… воспроизводства – для христиан труднопереносимо.

Андрей снова убрал меч себе на колени, успокаивался, не поднимая на меня глаз, как-то усаживался по-удобнее. Однако моё наглое заявление о наличии у него пророческого дара, вновь вызвало приступ ярости.

Тут уж лучше показывать, чем рассказывать. Я поднял пустой кубок, заглянул в него. Как фокусник покрутил, показывая Андрею со всех сторон пустую посудинку. Поднял на вытянутую руку перед собой.

– Ежели я его отпущу – чего будет?

Андрей несколько мгновений раздражённо рассматривал то – меня, то – этот оловянный стаканчик с ножкой. Запахнул полы шубы и зло сказал:

– Ха. Известно что – упадёт.

Я улыбнулся ему в лицо. И отпустил кубок. И он – упал.

– Вот, Андрейша, ныне и ты во пророках. Хоть и недалекое, несложное, но будущее – предсказывать можешь. Ты о «не-наступившем» молвил. Прорёк. И исполнилось по слову твоему. По твоему пророчеству. Упал.

Первый раз я увидел, как у Боголюбского отпадает челюсть. Он растерянно переводил взгляд с меня на стаканчик и обратно. Что упадёт – очевидно. Но ведь предсказал же! До падения. Или предсказание очевидного, но не наступившего – не предсказание? Но что такое «очевидное»? Что просто одному – сложно другому…

«Чукча залез на дерево, пилит сук на котором сидит. Мимо идёт геолог:

– Чукча! Упадёшь!

Допилил, упал.

– Ты, геолог, шаман, однако».

Момент растерянности от наглядности проявления собственного «пророческого дара», быстро сменился стандартной реакцией – приступом раздражения:

– Ты мне тут фокусы…!

– А вот теперь что будет?

Я снова поднял стаканчик и радостно посмотрел на Боголюбского.

– Да я ж сказал! Упадёт! Да что ты мне голову…!

Я отпустил стаканчик. Правой рукой. И подхватил его у земли. Левой.

– Не упал. Видишь? Предсказал, а не сбылось. Теперь ты, Андрейша – ложный пророк.

Кажется, он икнул.

Андрею, как это часто бывает у людей начальствующих, свойственно было при столкновении с чем-то непонятным, приходить в состояние раздражения. Ибо, как показывает повседневный опыт, почти все непонятности есть следствие бестолковости, лености да нерадивости подчинённых. Простейшее и эффективнейшее средство для разрешения таких коллизий и несуразностей – рявкнуть. Все с испугу забегают, напрягутся быстренько – и всё станет правильно.

Увы, с мной эта метода не работала. Не тот случай. «Забегать быстренько»… я как-то… не устремляюсь.

– Ты! Ты сам ложный пророк! Об мунгалах, об степняках твоих… О тебе сказано Иисусом: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные»!

– Значит, ты, брат, меня поберегись. Ибо в этом и есть моя мечта. «Хочу быть лжепророком!». Мечтаю. Вот, пророчествовал я о сыне твоём Изяславе. Говорил Манохе о смертельном ранении княжича в Бряхимовском бою. Не случилось. Что вы там сделали? В атаку какую не пустили парня? Гридней в охрану добавили? Просто ближникам пальчиком погрозили, чтобы те не спали? Что?

Андрей опустил взгляд, зло сопя пробормотал под нос:

– Кольчугу новую отдал. Покрепче… Но всё равно…!

– Что?! Что «всё равно»? Что его не убили?! Тебе – всё равно?!

Мы оба помолчали. Я так думаю, что Изяслава всё-равно бы не убили в Бряхимовском бою. И без моего пророчества. Но они же поверили! Какие-то меры предприняли! Молодцы! Парень – жив, пророчество – ложное. Что – радует.

Парадокс: радует – ложность.

Я перевёл дыхание. Жаль – горло промочить нечем. Но посторонних звать не будем. Продолжим. Просто – чуть спокойнее:

– Вспомни древних пророков, Андрей. Их предсказания – несчастья. Мор, глад, война, разрушения. Пожары. Беды. Кроме сна Иосифа Прекрасного – и вспомнить ничего хорошего не могу. Да и то… «семь коров тучных, семь коров тощих. И сожрут тощие – тучных…». Ты себе хищных коров представляешь? Говноедок? Э… Говядино-едок. Ужас! Посмотри Исайю, вот сказал он: «Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ваших глазах съедают чужие; все опустело, как после разорения чужими». И так и исполнилось. Потому он – пророк великий, правильный. А дошли бы его слова до душ людей, которым он пророчествовал, стали бы они жить по законом, без грехов и злодейств – не послал бы Господь на них погибелей. И было бы им хорошо. А Исаии – плохо. Ибо не исполнилось по слову его. Ибо стал бы он – лжепророком.

Дошло – не дошло? Ведь не дурак же он!

– Брат, подумай здраво. Не по учению, не по Апостолам с Евангелиями – сам, своей головой напрягись. Цель всякого разумного, толкового человека, коли дан ему дар пророческий – стать ложным пророком. Не вопиять на площадях и улицах бездельной толпе на посмещище, а дело делать, изменить жизнь этой толпы так, чтобы пророчество не сбылось. Вот толкую я про «Погибель Земли Русской». Про пожарища да пепелища от края до края, про реки крови да обочины из костей человеческих по шляхам степным, про отожравшихся на мертвечине так, что брюхами по земле тянутся, волках да воронах. Это ж не от тщеславия моего – вот я, де, какой мудрец да прозорливец! Это от желания сделать пророчества мои… неверными, ложными. Чтобы бед этих – не было. Чтобы – не сбылось!

Андрей тяжело поднял на меня взгляд. Презрительный. Издевательский.

– Что, милок, на плаху неохота? Так помирать боишься, что и пророков с апостолами вспомнил? Страшненько под топор-то идти? Ишь каких ты тут… небылиц-страстей по-рассказывал. Что, сам Господь тебе грамотки отписывает? А ангелы божьи на посылках носятся? Да я таких пугалок каждый месяц – десяток слушаю! Всяк босяк юродивый и поскладнее тебя сказки сказывает. Такого иной раз по-накрутят, по-напридумывают… С семью хвостами, с десяти рогами. А у тебя-то… И моря-то не по-выплеснули, и горы-то не по-выплясали. И звезда Полынь всё огнём не сожгла. Слабоват ты, Ваня, умишком-выдумкой. Да, видать, уж и поздно тебе, не научишься. Как сказывал я – срубят поутру тебе буйну голову.

Факеншит уелбантуренный! Не учёл.

Андрей прав: поток всяких страшилок с привкусом Святого Писания идёт по «Святой Руси» непрерывно. «Плохие новости – лучше продаются» – общеизвестная журналистская мудрость.

Здесь это – продажа «плохих новостей» – источник существования множества странников, паломников, нищих, юродивых, блаженных… У жителей «Святой Руси» вырабатывается иммунитет к средневековой «чернухе».

Знаю, проходили. Но полное отторжение, неприятие «плохих новостей» приводит к утрате осторожности, к «целлулоидным грёзам».

Благостность неизбежно заканчивается бздынем. У «Святой Руси» есть ещё 70 лет. До бздыня.

– Ну, всё?! Закончил? Слово своё последнее…

А ведь и вправду голову отрубят… «Всё ли ты сделал для победы?». А я? Всё ли я сделал для собственного выживания?

– Что ж, Андрейша…

– Я тебе не Андрейша! Я тебе светлый князь суздальский! Государь твой, мерзя пакостная…

– Да плевать. Ещё одно. «Ещё одно, последнее сказанье, и исповедь закончена моя». Понял я, что кровь родная, братская – тебе как водица. И другое я понял: «Русь Святая» – тебе подстилка драная. Нету у тебя думы-тревоги за народ наш, за церковь святую. И на это тебе наплевать-растереть. Что ж, услышь слово тайное, слово о тебе самом. Светлый князь Суздальский, Андрей Юрьевич. Г-государь.

Я задумчиво крутил в пальцах пресловутый кубок. Как бы тут… осторожненько. Сказать надо достаточно, но… не лишнее.

– Дозволь сперва спросить тебя, княже. Есть ли у тебя любимый пёс-выжлятник?

Вообще-то, «выжлятник» – человек. Псовый охотник, приставленный к гончим собакам. Самих гончих называют – выжлец или выжлица. Но я спрашиваю именно о собаке.

Русские князья славятся соколиной охотой. Но есть в «Святой Руси» и охота псовая. Андрей не является известным фанатиком ни того, ни другого. В отличие от деда, Мономаха, о нём вообще нет охотничьих воспоминаний. Может, у него аллергия на собак?

– Есть. Да что ты в сторону-то?! Говори дело да…!

«Да давай на плаху»? Успеется.

– Про тебя, князь Андрей сказывают, что славен ты выносливостью своего тела. Добрые витязи в долгой скачке уже и из сёдел выпадают, а ты лишь коней под седлом меняешь? Так ли?

– Ну.

– А ещё ты славен трудами своими на постелюшке. Говорят, по три бабы в раз уматывал, а сам на четвёртую поглядывал. И спишь ты мало. Куда менее слуг своих, бояр ближних. Всё об делах, об судах да казнях промысливаешь. А ещё, говорят – скор ты. И в решениях своих, и в движениях. Как зачнёшь мечом махать – втрое быстрее лучших мечников отмахиваешься. И храбр ты в бою – редкостно. Сам-один на целые войски устремлялся, никаких ворогов не пугаясь. А ещё известно, что никакого чужого верха-мнения не выносишь. Отцу своему, брату старшему, перечил безбоязненно. В бой кидался, дела вершил – не спросясь, без согласия. Даже и против воли отца-батюшки, других князей-сотоварищей.

– И чего?

– Скорость, выносливость, любвеобильность, сон короткий, храбрость, крепкая память, книжность, многие знания, твёрдость воли, самостоятельность, решительность, неподчинение старшим… Все эти свойства наличествуют у нас обоих. В степени куда большей, нежели у многих иных людей. Про себя – ты сам знаешь, про меня – в Рябиновку пошли спросить – подтвердят. Такое сходство – не странно, ибо у братьев – многие особенности общие.

– Ты уж толковал об том. Ты – ублюдок. Я тебя братом не считаю.

– Да и не надо. Экая забота. Тоже мне… Китай Бешеный – братец долгожданный. Однако, видя похожесть в одних, не общих средь людей, наших свойствах, предполагаю я, что и иные, не столь очевидные свойства – схожие.

– Хм… Это ж про что ты толкуешь?

– Есть у меня одна… знахарка. Да ты ж её видел! Марана.

– Это которая… ведьма колченогая разноглазая?

– Она. Зря ты так. Марана – умница и искусница. И в деле своём понимает – куда как поболее многих. Лет несколько тому случилось так, что довелось ей посмотреть моё семя. Не глазами – у неё иные способы есть. Тогда она и сказала мне: пустоцвет, де, я. Не будет от моего семени потомства.

Андрей несколько мгновений сосредоточенно обдумывал мои слова. Потом голова откинулась назад, на лице появилось презрительно-пренебрежительное выражение. С некоторой долей отторжения и омерзения. Как смотрит часто богатый и здоровый человек на бедного и больного. На язвище в рубище.

– Вона чего… Ну и что? Мёртвый сучок? Засохший да покуда не отпавший? Так тебя пожалеть? За калечность да ущербность твою – от плахи избавить? Добрый лесник таких… такой хворост – с леса убирает, да в костёр кидает. Чтобы живым деревам не мешал, чтобы для лесного пожара – пищи не было…

– Не обо мне речь. Мы с тобой во многом схожи. Думаю я, что и в этом тоже.

Мгновение Боголюбский непонимающе смотрел на меня. Потом начал улыбаться. Всё шире. Запрокинул голову и захохотал. Демонстративно.

– Ха-ха-ха. Ну, ты, рассмешил, ну, позабавил! Вот же… бедненький… эк тя пробрало-испужало… совсем помороки повышибло… сказанул – как в воду пер… Деточка! У меня ж только законных – сыновей трое, дочка уж замуж выданная! Ну ты и…

– А они – твои?

Короткая фраза. Три слова.

Этот вопрос, «просто спросить» – смерть. Мне. Ему. И ещё многим десяткам, если не тысячам. В следующем десятилетии. Миллионам – в последующих столетиях.

Урожайность – зависит от качества семенного материала. История России, с её бесконечными обледенелыми, заваленными трупами, сладковато-горькими пожарищами – от качества семенной жидкости в тестикулах вот этого… вот этой «татарской морды». И – от информированности об этом качестве.

Смех отрезало как ножом. Улыбающееся лицо Боголюбского поплыло книзу, отвердело, закаменело. Удерживая видимым усилием воли клокочущую внутри ярость, он высокомерно, царственно сообщил:

– За одни эти слова… голову срубить без разговора… даже и думать нечего.

Он – прав. «Монархия – способ правления, при котором власть передаётся половым путём». Всякое сомнение в «правильной» освящённости полового акта в монаршей семье – государственная измена.

Елена Глинская, мать Ивана Грозного, не возражала, когда её муж брал на супружеское ложе «третьим» – офицеров из охраны «для разогрева монаршего хозяйства», но переживала по поводу возможных слухов о нелегитимности происхождения будущего царевича.

Усомнившись в отцовстве, я не только нанёс смертельное оскорбление Андрею, как мужчине, рогоносцу, но и ударил по всей системе престолонаследования в «Святой Руси». Русь – дом Рюриковичей, их общее владение. Ублюдки – наследовать не могут. Слух о «нечестности» его детей немедленно приведёт Русь к усобице, к вражде и разорению.

Всё, что он делает на земле, всё, что делает феодальный сюзерен вообще, имеет, в большей или меньшей степени, осознаваемый подтекст: «для моих детей». Для наследников, продолжателей… Не вообще, а – «от крови моей, от семени моего». Вся суетня, напряги, нервотрёпка, риски и муки, что составляют немалую часть жизни государя – «чтобы детям моим лучше жилось». Но зачем это всё, все эти труды, зачем – если «не мои»?

Ещё я сотряс саму веру в бога и в посмертный путь князя Андрея. Ибо даже и вскармливать ублюдков – грех. Я уже писал об этом. И душа Андрея, в его посмертии, не попадёт в рай, не будет за неё весомых молитв от родной крови. Ибо – неродная.

«За веру, царя и отчество»… мой вопросец бьёт по каждому пункту этой триады.

Дуплетом из двустволки… доводилось. А вот триплетом… одним вопросом…

Теперь остаётся уберечься от «отдачи».

Сейчас он начнёт задавать вопросы по детализации: откуда знаешь? Кто ещё в курсе? Кто отец детей? Чем докажешь? Где, когда, с кем, сколько раз…?

Работаем на опережение:

– Голову мою срубить – дело нехитрое. А вот одну голову – четыре раза отсечь… За Володшу, за братство наше, за монгол, за… за это. Вряд ли. Ты ныне насмехался над моим даром пророческим. А на кубок мой глядючи – и сам прорекать начал. Дан этот дар нам обоим, брат. Просто у меня – сильнее. Ты Иезикииля вспоминал: «И увидел я, и вот, рука простерта ко мне, и вот, в ней книжный свиток…». И я – увидел. Руку… нет, не помню. Там был не свиток – просто листок.

Вот не вру! Правда, читал не с листа – с экрана. Что-то из душе-наставительных, морально-укрепительных русских средневековых текстов.

– Ну и что там?! На том листке? Как у Иезикииля – «плач, и стон, и горе»?!

– Зря ехидничаешь, брат. Была там записана одна история. Морализаторского толка. Ну, типа: для детей и юношества. О том, что грешить – грешно. Суть – простая. Жил, де, князь Пётр. И была у него жена-раскрасавица. Муж был старый, жена – молодая. Отчего имела она двух полюбовников. И так старый муж княгине надоел, что потребовала она от своих… ублажителей, чтобы они старика убили. Не хотели, добры молодцы, боялися. Только ежели бабе злобной чего в голову войдёт – разве остановишь? Раз поехал князь на охоту. Догнали его добры молодцы, напали, порубили. Да только князь, хоть и стар был, а от убийц убежал. Нашёл на берегу реки домовины сложенные, спрятался в одну из них. Воротились добры молодцы до княжьего терема несолоно хлебавши. Тут полюбовница на них напустилась, наругалась. А был у князя Петра любимый пёс, выжлятник. Вывела его княгиня-злодейка, отдала полюбовниками-неудачниками. Пёс хозяина быстро унюхал. Кинулись на князя убийцы и зарезали до смерти. Вернулись в княжий терем и стали жить-поживать. Втроём. Но – недолго. Пришёл вскорости из соседнего города другой князь, Владимиром именуемый. И всем злодеям – и княгине-изменщице и полюбовникам-душегубцам головы срубил. Мораль-то простая: в грехе жить – голову сложить. Тут и сказочке конец, а кто слушал – молодец.

– Опять?! Опять турусы на колёсах закручиваешь?! Время тянешь, сказки сказываешь? Прямо – ни слова сказать не можешь? Причём тот князь Пётр? Нету у нас такого!

А при том, что есть такое понятие – вымышленное имя героя. Как Борис Полевой поменял фамилию своего главного героя с Маресьев на Мересьев. Просто потому, что не был уверен в полноте своих записей об этом человеке. Записей, сделанных ночью, в прифронтовой землянке.

В Средневековье нет художественной литературы, нет «выдумки» – есть «свидетельство». Вымысел – грех лжесвидетельства. Все имена, названия, события, произносимые речи – правдивы. Хотя и не обязательно истинны.

Автор-морализатор совершил «преступление против истины»: сменил имена князей. Нет в нынешние времена в Залессье в князьях – ни «петров», ни «владимиров».

– Верно. Тот человек, который уже после твоей смерти эту историю запишет, имена князей поменял. Почему – сам можешь сообразить. Головой на плаху, как ты меня нынче тащишь – никому не охота. А вот остальное он всё назвал. Город, в котором князь Пётр со своей княгиней-изменщицей миловался, назван Суздалем. Ты ж, ведь, и по сю пору – князь Суздальский? И, считай, без малого – полвека там прожил? А другой город, из которого отомститель придёт, назван Владимиром. Уж как бы твоего наследника не звали, а сидеть-то он точно во Владимире будет. Зря ль ты так тот городок перестроил-украсил? Пёс у тебя любимый есть. Именно, что выжлятник. И жена – молодая красавица. А в том листке, который мне явлен был, и имя её сказано: Софья Кучковна.

– Лжа! Поклёп! Ты…

И… в шатре княжеском наступила тишина. Я смотрел на искажённое злобой, нестерпимым бешенством, лицо князя Андрея. Эк как его торкануло! И слюна – на губах, и глаза – в распах, и сам – в наклон, и меч – в руке отведён.

А он смотрел на меня. На моё лицо, где задумчивое, вспоминающее выражение, сменялось злорадной торжествующей улыбкой. И быстренько давилось, стиралось соболезнующей. Всё менее – победной, всё более – сочувствующей.

* * *

Текст, который я вспомнил, по мнению профессиональных специалистов – исторически не идентифицируется. Но, кроме неизвестных имён и известных названий, есть в нём детали. Которые, почему-то, странно перекликаются с деталями реального убийства Боголюбского.

Прежде всего: «Муж был старый, жена – молодая». В момент «основания Москвы» и бракосочетания – Софье Кучковне было лет 14, Андрею – 36. Затянувшееся холостякование Андрея вызывала насмешки у русских бояр. Напомню: средний возраст смерти мужчин в эту эпоху – 39 лет.

Само убийство. В сказании князя Петра убивали дважды. Также убивали и Боголюбского.

Фрагмент текста официальной версии:

«Итак, состоялся в пятницу на обедне коварный совет злодеев преступных. И был у князя Яким, слуга, которому он доверял. Узнав от кого-то, что брата его велел князь казнить, возбудился он по дьявольскому наущению и примчался с криками к друзьям своим, злым сообщникам, как когда-то Иуда к евреям, стремясь угодить отцу своему, Сатане, и стал говорить: «Сегодня его казнил, а завтра – нас, так промыслим о князе этом!» И задумали убийство в ночь, как Иуда на Господа.

Лишь настала ночь, прибежав и схвативши оружие, пошли на князя, как дикие звери, но, пока они шли к его спальне, пронзил их и страх, и трепет. И бежали с крыльца, спустясь в погреба, упились вином. Сатана возбуждал их в погребе и, служа им незримо, помогал укрепиться в том, что они обещали ему. И так, упившись вином, взошли они на крыльцо. Главарем же убийц был Петр, зять Кучки, Анбал, яс родом, ключник, да Яким, да Кучковичи – всего числом двадцать зловредных убийц, вошедших в греховный сговор в тот день у Петра, у Кучкова зятя, когда настала субботняя ночь на память святых апостолов Петра и Павла.

Когда, схватив оружие, как звери свирепые, приблизились они к спальне, где блаженный князь Андрей возлежал, позвал один, став у дверей: «Господин мой! Господин мой…» И князь отозвался: «Кто здесь?» – тот же сказал: «Прокопий…», но в сомненье князь произнес: «О, малый, ты не Прокопий!» Те же, подскочив к дверям и поняв, что здесь князь, начали бить в двери и силой выломали их. Блаженный же вскочил, хотел схватить меч, но не было тут меча, ибо в тот день взял его Анбал-ключник, а был его меч мечом святого Бориса. И ворвались двое убийц, и набросились на него, и князь швырнул одного под себя, а другие, решив, что повержен князь, впотьмах поразили своего; но после, разглядев князя, схватились с ним, ибо он был силен. И рубили его мечами и саблями, и раны копьем ему нанесли, и воскликнул он: «О, горе вам, бесчестные, зачем уподобились вы Горясеру? Какое вам зло я нанес? Если кровь мою прольете на земле, пусть Бог отомстит вам за мой хлеб!» Бесчестные же эти, решив, что убили его окончательно, взяв раненого своего, понесли его вон и дрожа ушли. Князь же, внезапно выйдя за ними, начал рыгать и стонать от внутренней боли, пробираясь к крыльцу. Те же, услышав голос, воротились снова к нему. И пока они были там, сказал один: «Стоя там, я видел в окно князя, как шел он с крыльца вниз». И воскликнули все: «Ищите его!» – и бросились все взглянуть, нет ли князя там, где, убив его, бросили. И сказали: «Теперь мы погибли! Скорее ищите его!» И так, запалив свечи, отыскали его по кровавому следу.

Князь же, увидев, что идут к нему, воздев руки к небу, обратился к Богу, говоря: «Если, Боже, в этом сужден мне конец – принимаю его. Хоть и много я согрешил, Господи, заповедей твоих не соблюдая, знаю, что милостив ты, когда видишь плачущего, и навстречу спешишь, направляя заблудшего». И, вздохнув от самого сердца, прослезился, и припомнил все беды Иова, и вникнул в душу свою, и сказал: «Господи, хоть при жизни и сотворил я много грехов и недобрых дел, но прости мне их все, удостой меня, грешного, Боже, конец мой принять, как святые его принимали, ибо такие страданья и различные смерти выпадали праведникам; и как святые пророки и апостолы с мучениками получили награду, за Господа кровь свою проливая; как и святые мученики и преподобные отцы горькие муки и разные смерти приняли, и сломлены были дьяволом, и очистились, как золото в горниле. Их же молитвами, Господи, к избранному тобой стаду с праведными овцами причти меня, ведь и святые благоверные властители пролили кровь, пострадав за народ свой, как и Господь наш Иисус Христос спас мир от соблазна дьявольского священною кровью своею». И, так говоря, ободрялся, и вновь говорил: «Господи! взгляни на слабость мою и смотри на смиренье мое, и злую мою печаль, и скорбь мою, охватившую ныне меня! Пусть, уповая, стерплю я все это. Благодарю тебя, Господи, что смирил ты душу мою и в царстве твоем сонаследником сделал меня! Вот и ныне, Господи, если кровь мою и прольют, то причти меня к лику святых твоих мучеников, Господи!»

И пока он так говорил и молился о грехах своих Богу, сидя за лестничным столбом, заговорщики долго искали его – и увидели сидящим подобно непорочному агнцу. И тут проклятые подскочили и прикончили его. Петр же отсек ему правую руку. А князь, на небо взглянув, сказал: «Господи, в руки тебе предаю душу мою» – и умер. Убит был с субботы в ночь, на рассвете, под утро уже воскресенья – день памяти двенадцати апостолов».

То, что литературный князь Пётр тоже что-то насчёт ГБ и грехов своих себе бормочет – не уникально. В это эпоху все так делали. А вот имя – Петр Кучкович – и в нравоучительном сочинении звучит.

Возможно, здесь ошибка моралиста, возможно – среди Кучковичей был тёзка, другой Пётр. Потому что моралист утверждает, что Софья (Улита) Кучковна была любовницей двух своих родных братьев. А не – брата и зятя.

В обоих текстах убийцы наносят князю тяжёлые раны. Он прячется от них. Они уходят, возвращаются, находят и убивают.

Вторая странная ассоциация: гробы у воды. В сказании: штабель заготовленных гробов-домовин, в одном из которых и спрятался от убийц бедный князь Пётр.

Заготовлять гробы впрок – дурная примета. «Смерть призывать». На «Святой Руси» так не делают. Гроб ладят под конкретного покойника, по размеру. Обычно, изготавливается главой дома или другим взрослым мужчиной в доме – после смерти болезного. В маломощных семьях или наоборот – весьма зажиточных – заказывают плотнику-соседу. Но только – «после того как…». Одни сумасшедшие старики могут позволить сделать гроб самому себе заранее.

Это настолько… «все знают», что мне пришлось в Пердуновке круто своих наказывать. И то – нормальные мужики на это не идут. Только обельные холопы. Над которыми власть хозяйская – полная. Проще: которых я в любой момент убить могу.

В реальности… штабель гробов у воды был. Но не пустых. После того, как брат Андрея, самый младший из Юрьевичей, Всеволод (Большое Гнездо), сел князем в Залессье, он велел выкопать гробы с умершими или казнёнными к тому времени его братом и соперником на княжеском столе Михаилом, и бросить их в Чёрное озеро под Владимиром, утопить. «Ни дна, тебе, ни покрышки».

Третья деталь: смертная казнь не только любовников-убийц, но и княгини. Русских княгинь никогда не казнили публично. Никогда! Кроме одного случая. О чём – чуть дальше.

Видимо, вот этот, упоминаемый мною, морально-поучительный текст, воспринятый дословно, произвёл на Татищева столь сильное впечатление, что он обвинил Софью Кучковну в соучастии и организации заговора против Боголюбского. Чего быть не может. Ибо Софья умерла в конце мая 1174 года, а Андрея убили в конце июня.