Текст книги "Прыщ"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Выйдешь ты замуж за принца. Хочется?

– О-ой. Да.

– За молодого, красивого.

– О-ох…

– Не такого как я, но тоже красавчика.

– Ну ты-то себе… о!

– Неутомимого любовника. Почти как я.

– Да уж… о-о-о…

– Веселого да ласкового.

– А-ах… Продолжай!

– Венчанного и законного.

– О-ох… Ещё!

– И станешь ты королевой.

– А-а-а-а!

Потом она лежала на боку, смотрела в огонь моей каменки, чему-то улыбалась… вдруг подскочила:

– Ой, господи! Время-то! Наши-то уже с вечерни пришли! Хватятся меня! Ой, быстро-быстро!

Одевается она… как спецназ по тревоге.

– Как я выгляжу? Платки правильно? Всё, завтра прибегу.

Чмокнула на прощание и умчалась. Я глядел, улыбаясь, ей в след. Вот же: хоть и княжна, а человек, вроде, неплохой. Хотя – с заморочками.

Падал снег, на дворе было темно и пустынно. Только какая-то тень мелькнула за углом. Хорошо с ней. Радостно. Завтра надо будет как-то разнообразить, пару уроков преподать. Научить кое-чему – ей по жизни пригодится. Сейчас – приятно будет, там… там видно будет.

Хорошо быть пророком, когда учебники истории почитывал. Истории, которая для меня прошлое, а для неё-то будущее. Но и Елена Ростиславовна оказалась прозорлива: в следующую нашу встречу я специально нарядился в корзно, дабы порадовать исполнением её предсказания. А вот своё тогдашнее будущее… «Нет пророка в своём отечестве», а уж пророка в собственной жизни…

Конец пятьдесят пятой части

Часть 56. «Волга, Волга, мать…»

Глава 303

Я уже спать лёг, когда во входные двери оружейки вдруг настырно заколотили. Нервы… ни к чёрту – без кольчужки на плечах и «огрызков» в руках – никуда.

– Кто там?

– То я, Добробуд, пусти.

Чего-то я спросонок не догоняю. Чего ему тут делать? Тем более – глухой ночью… Ага, он там голос подаёт, а вокруг стоят злые мужики с рубяще-колющим. А вот и фиг вам! Прогрессист – он во всём прогрессист.

Отодвигаю засов, дверь дёргают и… и нефига! Потому что – цепочка! Прогресс, факен его шит, на ровном месте! Точнее – на двери.

За эти дни, озаботившись собственной безопасностью, я поставил на двери цепочки. Ну, такая ж простая вещь: с одной стороны – крючок на цепи, с другой – железная пластина с прорезью под этот крючок. Или как у меня: пластинка от разбитого ламелляра по краю наискосок сточена, две пластины в стык к косяку прибиты. Элементарно. Но – новизна!

Здесь обычно делают окошечко, в которую высовывается бородатая морда и грязно ругается. Просто напрашивается ткнуть в глазик! Почему дверных или, там, воротных цепочек не делают… ни туземцы, ни попаданцы… Не додумались, наверное.

При внимательном разглядывании в открывшуюся щель Добробуда, обнаружилось странное – он был один. Очень взволнованный и испуганный.

– Не, Иване, я внутрь не пойду. Я это… чтобы никто не видал. Тут… это… дело такое… увидит кто – беда будет.

Но не пороге же разговаривать! Сколько он не отнекивался – я затащил его к себе в чуланчик. Где он и выдал:

– Всё, Иване! Тебе – полный п…дец! Стольник гонца к князю погнал. Насчёт тебя. И – старшей княжны. Вот прям тока што!

Мать…! Допрыгался…

 
   «Не долго мучилась старушка
   В высоковольтных проводах.
   Её обугленная тушка
   На галок наводила страх».
 

А от меня… и цельной тушки не останется.

Вздрагивая и оглядываясь, порываясь убежать и сгорая от желания поделиться секретом, Добробуд прихлёбывал тёплый узвар, в который я добавил капельку спирта. И – рассказывал.

С час назад к вестовому боярину прибежал человек от стольника с требованием срочно («– Орёт, понимаешь, немедля! Вот прям роди ему посередь ночи!») дать гонца для отправки сообщения князю в пригородное поместье.

– Мой-то взматерился спросонок. Грит: нехай до утра подождёт. А этот-то… настырный такой! Мой-то и говорит: сбегай, глянь, кто там у нас ныне не при деле.

Добробуд нашёл гонца, отвёл к стольнику, тот сунул грамотку и гонец побежал седлать коня. А Добробуд чуть задержался и услышал, как стольник говорил хромому мальчишке:

– Молодец! Истинную верность явил. Ежели слова твои насчёт старшей княжны и этого прыща Ваньки – доподлинная правда, ежели грех их – истина еси, то будет тебе от князя – награда великая. Это – из служб редкостных! На хорошее, важное место поставит. А то… и вовсе шапку пожалует! Верные да толковые да глазастые – завсегда нужны.

Добробуд прежде видел этого мальчишку, знал, что тот – из людей оружничего.

– А малой-то, слышь-ка, аж дрожит весь от гордости и отвечает так: Спаси тя бог, господин главный княжий стольник! Тока я не за-ради наград да милостей, а за-ради чести князя нашего светлого! Дабы государю нашему никакого ущерба не было. Ибо в славе государевой – радость всех людей его!

Добробуд с выражением продекламировал пафосный монолог юного хромого патриота княжеского двора и ревнителя придворных ценностей.

Всё закономерно: я переспал с «самой великой княжной всея Руси». То есть, по мнению туземцев, причинил ущерб чести и достоинству Великого князя Ростислава и сына его Романа. Который здесь, на Княжьем Городище – главный, и за всё – в ответе. Мальчишка, «хромой гонец» – из «янычар», князь для него – кумир и светоч. Мои «постельные игры» – кощунство, святотатство, бесчестие и гос. измена.

Вот он, от глубины своего юношеского чистого сердца, исходя из благороднейших побуждений, понуждаемый лучшими чувствами… побежал с доносом. Вполне возможно, что ему, и вправду, не так довлеет ожидание княжеской награды, как чувство долга, восторг восстановления справедливости, радость сопричастности и полезности…

Что ему нормальные человеческие отношения, установившиеся за те несколько дней, которые мы бок о бок провели в оружейке? Я для него – чужак, боярич, земский. А вот князь…!

Добробуда тоже распирает от узнанной тайны. Но он сам из «прыщей». Я для него – свой. Сотоварищ по отбыванию. Да ещё и от истопника спас! Хотя, похоже, он просто глуповат и не понимает очевидных последствий. Зато пылает любознательностью:

– Слышь, Иване, а это… ну… правда? Ну, что ты её, что вы с ней… типа… и как она? ну… в смысле…

Вот из-за этого он ко мне и пришёл. Из-за острого любопытства, из желания получить подтверждение такой «горячей новости». Подробностей! Деталей! Из «первых рук», от непосредственного участника!

– Сними-ка, Добробуд, кафтан да сапоги.

– Эта… с чего это?! Ты… ты чего?!!!

– Быстро!

Когда человеку к горлу приставляют острозаточенный «огрызок» – он раздевается… не столько быстро, сколько беспорядочно. Потом… теми же ремнями, которыми я недавно и саму княжну…

– Иване… я ж к тебе как к другу… а ты меня… Ты чего задумал?!

– Успокойся. Заботу твою, дружбу – я ценю чрезвычайно. Поэтому тебя и связал. Сейчас ты вот это выпьешь… Оно жгучее, но не смертельное. Потом узвару дам запить. Ещё – дам по морде и разобью нос в кровь.

– За что?!!! Ты чего?! Я ж к тебе по-доброму…!!!

– И я к тебе – так же. Теперь слушай. Ты у стольника ничего не слыхал. Привёл гонца и сразу ушёл. Шёл мимо оружейки, увидел огонёк, зашёл. Я тебя напоил… зельем своим. Мы повздорили, подрались. По вопросу… какая служба круче – вестовая или оружейная? Потом ты не помнишь. Потому что иначе – ты соучастник. Понял?

Он смотрел на меня совершенно испугано с полуоткрытым ртом. Куда я и влил содержимое полупустой корчажки со спиртом. Пока он пытался отдышаться – долил во входное отверстие узвару и уточнил:

– Тайное слово на сегодня какое?

– В-владимир.

– А отзыв?

– К-киев. А я с этого… не помру? А?

– Нет. Сам пил не раз – не помер. Утром голова будет болеть. Кони-то вестовые осёдланные в ближней от ворот конюшне?

– А? Ну. Да. Ой! Тфу! А бить-то зачем?

– Извини. Спасибо тебе, Добробуд Доброжаевич, спас ты меня нынче. А ударил я тебя не злобе, а для правдоподобия, чтобы у спрашивателей и сомнений не возникло. Ну, бывай. Может, и свидимся.

Веки его уже закрывались, он пару раз всхлипнул разбитым носом с кровяным подтёком и завалился на спину. Пришлось переворачивать на бочок – не дай бог захлебнётся спьяну собственной рвотой. Свои вещички в торбочку, казённые вестовые шапку, кафтан и сапоги – надеть. И…

 
   «Ты лети с дороги, птица,
   Зверь, с дороги уходи!
   Видишь, облако клубится,
   Кони мчатся впереди!
   И с налета, с поворота,
   По цепи врагов густой
   Застрочит из пулемета
   Пулеметчик молодой».
 

Пулемёта, жаль, нету.

Пяток вестовых жеребчиков стояли осёдланными, форменный кафтан и тайное слово успокоили и без того сонных и пьяных от святок конюхов. Воротники, впервые на мой памяти, отворили ворота резво, едва подъехал – «Гоньба княжеска. Все сплошь бешеные. Им слово поперёк скажи – потом столько дерьма с самого верху повалится…».

Конь принял по дороге вправо. Как недавно на ленивой кобыле за щитами княжескими ездил. Десять минут галопа, и я перед городскими воротами. Запертыми. И куда теперь? Крыльев-то нет. Конёк – не горбунёк, крепостные стены не перепрыгнет.

И не надо. Я же говорю: наследил я здесь везде, натоптал. Наплёл… «паутинок мира».

Перед воротам – ров, через ров – мост. На мосту горят факела, и я между ними на коне кручусь. Вдруг сверху:

– О! С Городища…ло…ло, и мурло приехавши! Ага, усе разом, утрёх. Эй, паря, опять щиты золотые воровать собравши? Га-га-га!

– Мужики! Я по делу спешному! Мне в город надо!

– А ты скажи ещё какой стишок – мы и пустим.

Тю! Слава богу, мой склероз – моего маразма ещё не победил. Я ещё много чего вспомнить могу. Из «великого и могучего».

Стражники открыли ворота, заставили повторить стишок. Два раза – для лучшего запоминания, и отпустили с миром.

В усадьбе сразу началась кутерьма. Сборы по тревоге – дело моим людям знакомое. Но уж очень много непоняток.

– Ваня! Ты чего опять натворил?

– Не скажу. Не потому, что тебе, Аким Яныч не верю, а потому, что тебе про то знать опасно. А чего не знаешь – за то и не отвечаешь. Ну, вроде.

– Ты… ты чего… ты князя зарезал?!!!

– Да не кричи ты так шепотом! Ничего я твоему Благочестнику не сделал. Он, вообще, нынче в пригородной.

– Да? А жаль… Так. И куда ты нынче?

– Аким! Тебе это знать – смерти подобно! Ведь будут пытать пока не скажешь. А не знаешь – не соврёшь.

– Так-то оно… Сердце-то… ну… тревожится… Лады. Весточку-то хоть пришлёшь?

– Само собой. Как устроюсь, да дела эти… устаканятся. С собой – Сухана. Без меня с ним никто не справится.

– И – меня.

– Ивашка, дело тут такое… без головы – на раз. Ты ж уже не молодец безбородый, чтобы зимой по буреломам прятаться да таиться. Тебе бы к теплу, к дому…

– Да разъедрить тебя ратовищем! Ты мне чего говорил-клялся?! Когда мы со Сновянки уходили?! Забыл?! Что ты меня от себя прогонять не будешь!

– Да я ж не про то. Опасно очень, тяжко будет…

– Нахрен и похрен! Говорил?! Исполняй!

Мда… «Мужик сказал – мужик сделал».

Непонятно – чего с собой брать, непонятно – куда бежать, непонятно – чем дело кончится. Николай кошель с серебром притащил. В ответ получил от меня кучу «указивок» – как торг вести, как с усадьбой этой… продавать? Ещё кучу всяких слов Акиму насчёт вотчины наговорил…

А по сути: ничего не менять, ничего сильно не предпринимать. Жить как жили. Постепенно сворачивая дела в княжестве, но используя на полную катушку наработанное имеющееся. Что я им умного могу сказать, когда сам – свой завтрашний день не понимаю?!

Я уже говорил: Смоленск в эту эпоху очень своеобразно построен. Здесь ров, вал и стена на нём – в верхней, «польной» части. Фактически – между началами оврагов. Построена Ростиком в 1138 году, когда Изя Блескучий с Юрием Долгоруким сцепились. По бокам – крутые склоны глубоких оврагов, спускающихся к Днепру. Снизу, от Днепра – тоже не очень-то влезешь. На более-менее удобных направлениях – каменные монастыри или большие церкви. Ну, а Подол, предместья… посады защищать…

Важно: сплошной огороды нет, три мужика с заплечными торбами и оружием в руках могут по натоптанной тропиночке спустить вниз. Прямо в знакомый мне домик на приднепровской улице Великой, где живут-поживают знакомые мне старички – родители убитого, почти у меня на глазах, возчика. Когда-то они меня в приёмыши звали. Как давно это было…

Я им помогал, то деньжат, то чего съестного подкидывал. А ныне у них во дворе стоят две резвых тройки – Аким уже слугу сгонял, старички по соседям прошлись.

Со стороны знаю – им завидуют. Богатенький «буратина» в друзьях-покровителях. Желающих присоседиться к боярской милости – много. Тем более – мы платим хорошо и без заморочек. Но нынче – возчиков не возьму. Это – подводить их под топор. Объяснять… лишнее. Кучка серебра – лучшая объяснительная.

Ивашко – на один облучок, я – на другой. Вожжи разобрали, тряхнули, ну – не поминайте лихом, поклонились в воротах, потихоньку улицей, выкатились на лёд, свистнули-гикнули…

Пошли троечки, пошли-побежали, подымая ветер, взмётывая снег, расплескав гривы свои…

Ходу милые, ходу родимые! Выносите головушку плешивую да из-под топора княжьего!

* * *

К утру схлынул адреналин – пришло время отката. С самоедством типа: «а нафига оно было надо?». С обширным цитированием монолога Будды: «Ты себе всяких-таких-разэтаких с десяток найдёшь! Ведь всё ж одинаково! И получше немало есть!». Я всё это уже слышал, понял, ничего новенького нет. Тогда – решил вот так. Перерешивать – не буду.

Да, можно регулярно повторять себе:

– Ляфамы доведут до цугундера.

И это – правда.

Но, как сказано классиками: «Без женщин жить? – Нельзя!». На Свете, на Маше… и далее по святцам.

Да и вообще: беда не в ляльке. И не в головке. Беда – в голове. В моей, бедовой, бестолковой…

Можно грызть себя по теме: вот, люди твои. Они тебе доверились, они за тобой идут, а ты их… Чтобы они шли за мной – нужно идти самому. Иначе – обман. Они поверили, что я куда-то веду. А если я на месте топчусь…

Как гусеницы, которые ползут друг за другом, уцепившись за волосики переднего. Если самую первую повернуть и зацепить за шерсть последней – так и будут ползать по кругу. Пока от голода не завалятся.

Я не о том, что куча народа всегда готова, как та, самая первая гусеница, сменить «жёлтую майку лидера» на «место в основной группе». Я такую «майку» не отдам. Но чтобы быть лидером – им надо быть. Надо видеть дорогу вперёд. А я – не вижу. Какие-то отнорки, какие-то тупики… Тут поиграться, там пошалить… Магистрали – нет. Ключевой точки – нет. «Асфальт над темечком» – понятен и ощутим. Так жить нельзя. И я так жить – не буду.

Короче: лидер из меня покуда не получился. Мозгов не хватило. Тупой я.

Такой… диванный Стенька Разин – «Прости народ русский! Не за то, что поднял, а за то что подумал, что смогу поднять. И вот – уже надорвался».

Не могу вспомнить ни одного попадуна, который бы строил-строил… и построил. Ж…опу. Полную. Себе. Своему прогрессизму.

Не из-за злыдней-ворогов, а потому… Потому что: «не мы таки – жизнь така». «Всяк сверчок – знай свой шесток», «выше головы не прыгнешь», «с сильным не дерись, с богатым не судись»…

Русская народная мудрость! Как же ты меня заколебала! Буду! Драться, судиться, прыгать, не знать… Я – ДД! Даже ДДДД – долбодятель длительного действия. Я же не могу свернуть! Я же упёртый зануда без тормозов!

Тогда чего я истерю? «Немного терпения, и их теозавр – будет наш». «Когда бог закрывает одну дверь – он открывает другую». Расслабляйся, Ванюша, жди с какой стороны… сквознячком потянет.

Забавно, но приключившаяся, прямо скажем – катастрофа, превращение меня в государственного изменника, в беглеца – вызвала у меня не тоску и страх, а азарт и радость. Глупость, конечно – чему радоваться? Плахе с топорами? Веселье висельника… Но я – ощущал восторг! Очевидная опасность, понятная цель, ясные способы её достижения… Экстремалов понимаете? Moto X Super X – представляете? Вот и у меня – гонки по бездорожью на скорость с препятствиями и трамплинами.

 
   «Мой финиш – горизонт – по-прежнему далёк.
   Я ленту не порвал, но я покончил с тросом.
   Канат не пересёк мой шейный позвонок,
   Но из кустов стреляют по колёсам».
 

Конечно, ощущать себя дураком… а уж гиперактивным кретином… – И что? Это новость? – Так фигли дёргаться? Наслаждайся. Наслаждайся полётом троек по речному льду, мягким падающим пушистым снегом, слабеньким морозцем, пощипывающим щёки, тихим сопением Сухана в санях. «Зомби», что возьмёшь – спокойно сопит при любых условиях окружающей среды.

На смену переживаниям пришли размышления.

А вдруг это была «ложная тревога»? – Возможно… Есть надежда на то, что Добробуд что-то не понял… Хотя – вряд ли. Или его специально подослали… Хотя… снова.

Что стольник послал сперва гонца к князю, а не стражу за мной – понятно. Дело впрямую касается члена великокняжеской семьи. Без прямого и однозначного приказа… чересчур самостоятельные в придворных не держатся.

Жалко, не сумел с Еленой Ростиславовной попрощаться. Нехорошо. Ну, извини.

Княжну… наезд на неё будет. Но на дыбу… или голодовку в порубе… нет. А так… она девчонка крепкая – пока её расколют… Да и вообще – не факт.

Акима будут трясти. Но… кравчий помнит о «сундучках с грамотками». А, поскольку я улизнул, то могу «вскрыться» и от вестей про Акима. Или просто начать трепать «про услады с самой великой княжной всея Руси».

Клинч. Я молчу и они… осторожничают. Они в силу ударят, и я два раза громко и аргументировано докажу: «Ромик – дурак».

Игры будут. Но – тихие и не мгновенно.

С моими сделают всё. Но – потом. После моей смерти и зачистки гипотетической системы «публикаций».

Именно в моих руках – ключи к двум смертельным оскорблениям, двум бесчестиям Смоленского князя Романа. Поэтому, прежде всего – будут искать моей тихой, тайной смерти.

Х-ха! Так это ж совсем другое дело! Это ж просто камень с души! Первый раз, что ли?! Подпрыгивать, убегать и уворачиваться – так знакомо, так привычно! Да я, собственно, только этим на «Святой Руси» всю дорогу и занимаюсь! А Ванечка-то у нас того – авантюрун! Или правильнее – приключенщик? Аферюга? Прохиндей?

Э-эй, залётные! Уноси с ветерочечком!

Каждый из участников этой истории получил своё.

Добробуд – многочасовой допрос в застенке. К счастью, его бесхитростность и разбитый нос были столь очевидны, что обошлось без дыбы и нанесения тяжких телесных. Его просто выгнали. С пожизненным вердиктом: «В бояре – не годен». Парень вернулся в Пропойск, где всё семейство принялось дружно его грызть. По счастью, старший из Колупаев сообразил, что лучше, пока у начальства новых мыслей не появилось, «убрать дурня с глаз долой». Не оправдавшего высокого доверия отрока засунули в «за печку» – в глухую лесную деревеньку. Где Добробуд занялся своим любимым делом – ловлей карасиков на удочку.

Мончука уволили со службы. Без скандала, вотчины и шапки. Просто дали пинка по-тихому. Он удачно прикупил землицы недалеко от города, и, повздыхав о случившейся неприятности, начал разводить гусей. Его неуёмная энергия нашла в этом бизнесе удачное применение. Через несколько лет мончуковские гуси, а особенно, их пух – стали очень популярны на Смоленском рынке.

Будда ничего не скрывал. Поскольку, по моему совету – ничего не видал, не слыхал и не нюхал. Его тоже шуганули. Но – с вотчиной. Вотчину он себе выпросил под Гомием (Гомелем). Крестьянствовать не захотел – поставил управителя, перебрался в Гомель, осел около тамошних оружейных мастерских, консультировал мастеров и клиентов. Почти все доходы с вотчины тратил на редкие железяки оружейного направления. Очень неплохая коллекция собралась – ему вдогонку ещё кучу разного барахла из княжеских хранилищ всунули. Чуть ли не с доплатой.

«Хромой гонец» той же ночью оказался в порубе. Сначала: «Исключительно чтобы с тобой чего, не дай бог…». А как приехал князь – и на дыбе. «Доносчику – первый кнут» – русская народная мудрость.

В очередь с мальчишкой на дыбу подвешивали и «Васисуалия»: а не видал ли чего? А не помогал ли кто в сём богопротивном занятии? После нескольких дней расспросов обоих моих бывших коллег – похоронили.

Кравчий Демьян, как я слышал, ближе к лету… опочил. Говорили, подавился рыбной костью. Не умеют у нас правильный фиш делать. То-то у покойника всё лицо было синее – есть не хотел. От него Благочестник узнал о поддельной «частице Креста Животворящего».

Благочестник деревяшку выбросил. Да и вообще – обе «шантажные паутинки» уже через несколько месяцев были оборваны.

У меня есть основания предполагать, что преждевременная смерть Демьяна-кравчего – одно из сильнейших моих воздействий на судьбу Святой Руси.

Говорил я уже, что князь Ростислав Смоленский создал, по удачно сошедшимся в его земле и в его времени обстоятельствам, весьма могучую службу для особо деликатных государевых поручений.

При переходе Ростика в Киев, немалая часть сего сообщества осталась в Смоленске, исполняя служение своё уже Роману Ростиславовичу. Прямо скажу: были они в делах своих весьма сведущи, умениями обладали редкими. Притом к Долгорукому и сыновьям его – весьма враждебны. Ибо и выросли они на той войне, что шла долгое время между Долгоруким с сыновьями и Изей Блескучим с братом его Ростиком Смоленским.

В следующем десятилетии реальной истории сиё сообщество провело ряд блестящих операций, отмечаемых и летописцами. Есть среди сих тайных ковов и вовсе уникальные. Такое, чего прежде на «Святой Руси» отродясь не бывало.

Трое из четверых Юрьевичей были уничтожены, а самый младший спасся лишь по недоразумению. И отнюдь не вина сих «витязей плаща и кинжала», что Смоленским Ростиславичам не удалось удержать за собой Киев и Новгород, расширить владения свои до Мономаховых, вновь собрать всю «Святую Русь» под одну шапку.

В моей же истории смерть Демьяна-кравчего, произошедшие от сего – замещения, переводы в другие города и службы, увольнение в отставку, хоть бы и с почётом – сильно раздёргали сию «тайную паутину власти», проредили славную когорту «княжьих потьмушников».

Исключение из службы одного-двух мастеров мало бы что изменило, но пришлось уж больно удачно по месту-времени: Благочестник относился к «потьмушникам» как к ловчим кречетам – «не надоть, греховно сиё». Новых людей не искали, не учили, не растили. А прежние уходили. По случаям разным да по возрасту. Как пришло время решать – кто кому хрип перервёт в княжьих святорусских игрищах, у Благочестника людей надобных и не сыскалось.

Сохранить «историю о страсти греховной промеж самой великой княжной и Ванькой-прыщом» в тайне от Ростика не удалось – Благочестнику попало не по-детски. Что ещё более усилило тягу Ромика к церковникам. Которые отнюдь не пеняли ему за упущение, но объясняли произошедшее происками «врага рода человеческого», исконной греховностью малых мира сего, а баб – особенно. И требовали не суеты да забот повседневных для укрепления дисциплины, надзора и системы безопасности, а чинного вознесения молитв и соблюдения постов. Общение с богом Ромику нравилось больше, ибо просветляло и умиляло. Что и сподвигло его на строительство надворной церкви Иоанна Богослова, да каменной Михаила Архангела взамен прежней деревянной.

«Самую великую княжну Всея Руси» Елену Ростиславовну выдали замуж. Ростик действовал в обычном своём стиле: без суеты и задержек приняв решение – немедленно его исполнил.

Старшая дочь Великого Князя могла претендовать на мужа из числа императоров, из могущественнейших королей христианского мира. Но ситуация стала «горячей», и Ростик выдал дочку за Казимижа – самого младшего сына покойного польского короля Болеслава Третьего Кривоустого.

Явный мезальянс: Казимиж в то время не имел никакого удела. Он был четвёртым из принцев, жил под опекой своего старшего брата, губатенького, кудрявенького и жадненького Болеслава Четвёртого Кудрявого. Старший – не только не отдал младшенькому земли их матушки Саломеи фон Берг-Шельклиген вокруг Лечицы, как должно было по её завещанию, но и, в обход папашкиного закона, пустил в Силезское княжество племянников, а самого Казимежа загнал в заложники к Барбароссе. «На два года, чтоб не гавкал под руку».

Казимиру было в это время 25 лет, он был хорош собой. Особенно – небольшой кудрявой тёмно-русой бородой и весёлым взглядом карих глаз. Вся Великая и Малая Польши были влюблены в него. Он тоже отвечал… любвеобильно.

Хороший парень. Но в государственных делах ценятся другие качества.

Свадьба была сыграна в самом конце февраля с такой поспешностью, что вызвала немалые шепотки и сплетни при многих европейских дворах. Однако Елена, во вполне положенный срок родила, как я и предсказал, девочку. Сплетники несколько приумолкли, но не надолго. «Хороший парень» не устраивал публичных скандалов с оскорблениями и унижениями своей жены, как через поколение будет поступать первый французский (именно французов, но не франков) король Филипп Второй Август Кривой в отношении отвергнутой им, после первой же брачной ночи, своей второй жены Ингеборге Датской, дочери датского короля Вальдемара Первого Великого, и от исполнения супружеских обязанностей отнюдь не отказался – Елена в реальной истории родила семерых детей, из которых трое умерли в детстве. Но любвеобильность свою Казимеж после свадьбы отнюдь не ограничил. Что и послужило, в конце концов, причиной его смерти в реальной истории – муж любовницы зарезал своего, уже несколько престарелого, но пыла не потерявшего, короля, поймав «на горячем». Впрочем, прозвище «Справедливый» – Казимир Второй получил справедливо.

Я не знаю, что именно послужило причиной для этого мезальянса в реальной истории – меня там не было. А вот в своей истории… «Девица Всея Руси», даже и став польской принцессой, продолжала являться временами мне в сновидениях. Забыть такую женщину… Но о том – позже.

Раз «всё как всегда», то можно спокойно переходить к анализу и планированию. Анализу – неприятностей, планированию – уворачиваний.

Коренной вопрос текущего момента – «куды бечь?».

В Рябиновку мне нельзя – там будут искать в первую очередь.

Где-то «лечь на дно»?

 
   «Впереди година на године.
   Каждого трясись, который в каске.
   Будешь доить коров в Аргентине…»
 

Да я и на Аргентину согласный! «Всё познаётся в сравнении» – повсеместная мудрость мудрых: коров доить, по сравнению со «святорусским» застенком – райские кущи!

Но я уже имею представление – как работает система княжеского сыска в этом княжестве в эту эпоху. Не надо иллюзий – надо тупо бечь из-под их юрисдикции.

На юг, через Елно… Наверняка, погонят гонца к тамошнему посаднику. Он, конечно, наш деловой партнёр, но своей головой рисковать…

Даже если я Елно проскочу – пойдут следом. А там дальше – Вщиж. Где смоленских не любят. От слова «вообще». И Новгород-Северский, князя которого, Гамзилу, я помню. И под его власть – не хочу. Дальше – Киев. Там – Ростик. И прочие… вредные для моего здоровья персонажи.

На западе – Полоцкое княжество. Туда я дорог не знаю. И ещё там идёт такая свара между князьями…! Могут просто прирезать как обычного прохожего, могут – как соглядатая противной стороны. Одной из… А то – упакуют и отдадут смоленским. «В знак братской любви и взаимного уважения».

На севере – Новгород. Там князем – Ропак. Следующий, после Романа, сын Ростика по имени Святослав. Я его «тайную жену» с таким же сыном на Десне в прорубь спустил. Ну, не я, но я был рядом.

Мда… Многовато я тут уже… Вроде бы, ничего, кроме никому не нужного поташа не делал, с трубными печками малость поигрался… а вот же…

«Феодальная раздробленность», «распад древнерусского государства»… Ага. А как доходит до «конкретно»… «Велика Россия, а убегать некуда».

Остаётся восток. «Русь Залесская». Ростов-Суздаль-Владимир… Владения «бешеного китайца» – Андрея Юрьевича Боголюбского. Этому сделать гадость Ростику и его сыновьям – за радость.

Тоже не всё просто. У Боголюбского две цели в жизни: «торжество православия» и «торжество правосудия». Но смоленским он меня точно не выдаст. Если решит – сам мне голову срубит. Мгновенно. Исходя из своих собственных государственно-религиозных представлений о справедливости. «Я вот так вижу. – А ты, Ваня – уже и не видишь, и не дышишь».

Ещё там есть Муромские и Рязанские князья. Двоюродные братья. Которые только и мечтают глотки друг другу перегрызть. Долгорукий – прежде, а теперь – Боголюбский, их малость придерживает. А то давно бы по всей Оке пустыня выжженная была.

Вот куда-то туда мне надо убраться. Поскольку «девки красные»… они такие, они до добра не доведут. Даже если и «девица всея Руси». Точнее: особенно – если. Но до чего ж… хороша! Прям… хоть возвращайся!