Текст книги "Праксис"

Автор книги: Уолтер Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 91 страниц)

– Посылка во флотском офисе, Сильва, – объявил он. – Нужно доставить ее вручную. Возьмешься?

– Нынче твоя очередь, – ответил Сильва.

На лице Фути проступило раздражение.

– Может, все же сходишь, Сильва?

– Договаривались же по очереди, – возразил Сильва, но поднялся, застегнул куртку и направился к двери.

– Дыхание, Сильва, – наставительно произнес Фути, бросая Сильве маленький серебристый ингалятор, из которого тот, поймав на лету, опрыскал себе нёбо мятным экстрактом. Вернув ингалятор Фути, который тут же спрятал его обратно в карман, Сильва отбыл.

– Ты всегда заботишься о выпивших друзьях? – спросила Сула, когда Фути вернулся на свое место.

Фути удивился.

– Товарищам положено помогать друг другу, – ответил он. – А что до выпивки, то надо же здесь чем-то заниматься, чтобы не умереть от скуки. Что до меня, я подумываю заняться яхтенными гонками. – Эта мысль, похоже, воодушевила его. – А почему бы нам обоим не заняться ими? – спросил он. – Ты показала настоящий класс, охотясь за «Черным Скакуном». Я уверен, что у тебя бы это хорошо получилось.

Сула покачала головой:

– Неинтересно.

– Но почему? – настаивал Фути. – Ты заработала серебряные нашивки – не могла же ты не думать при этом о яхтах. А флот поддержит тебя, помогая оттачивать пилотское мастерство.

Хорошо, думала Сула, что Фути не вникал в историю моего семейства. Ее принадлежность к пэрам была достаточно подлинной, несмотря на то что единственным членом клана Сула была она сама. Ее капиталов хватало на содержание скромной квартирки в верхнем городе, но их никак не хватило бы на яхту.

Она могла бы сказать Фути, что еще не вступила в права наследования, но почему-то ей не хотелось этого делать. Чем меньше Джереми Фути знает о ней, тем лучше.

– Я провела слишком много времени на борту маленьких кораблей, – ответила Сула. – Больше не хочется.

В этот момент в комнату ввалилась рыжая девчонка-кадет и изумленно уставилась на Сулу.

– Я видела тебя по видику этим утром, – сообщила она. – Это ты спасала «Скакуна».

Фути представил Рут Чаттерджи, и та пожелала узнать, вправду ли господин командующий Эндерби так свиреп, как о нем говорят. Сула ответила, что он выглядел достаточно свирепо, но, вешая ей медаль на шею, вовсе не вел себя грубо.

– Ты расскажи, что там было на «Черном Скакуне», – предложила Чаттерджи, – Правда, что у Блитшартса случилась закупорка сосудов и он выблевал все свои легкие?

Сула поднялась на ноги.

– Пожалуй, я пойду. Спасибо, что развлекли меня.

– Настала пора свидания с троглом? – осведомился Фути. Развалясь в кресле, он откинул голову назад и глядел из-под полуопущенных век на проходящую мимо него Сулу. – Ответь мне, – сказал он. – Ответь мне, почему бы мне не устроить тебе приличный вечер? Я нынче вечером ужинаю у своего дядюшки – он капитан «Бомбардировки Дели». Он любит общаться с подающими надежды офицерами – может быть, он сумеет быть тебе полезным.

Сула поглядела на Фути сверху вниз и сладко улыбнулась.

– Капитан Фути с «Дели»? – осведомилась она. Она наморщила лоб, словно пытаясь что-то вспомнить. – Он не яхтсмен?

– Да. Это он.

Сула позволила улыбке превратиться в гримасу отвращения.

– Не знаю, – проговорила она с сомнением. – Мне всегда казалось, что яхтсмены – самые надоедливые люди в этом долбаном мире.

Переполняемая злой радостью, Сула вышла из комнаты, оставив там изумленно моргающего Фути и тупо уставившуюся перед собой Чаттерджи.

И тем не менее утро, проведенное в кадетской, не прошло без следа. Когда Мартинес пришел за ней, она не смогла удержаться и, шагая вслед за ним по штабу, принялась разглядывать его ноги.

Возможно, они и вправду слегка коротковаты, решила она.

Випсания подняла бокал с вином.

– Прежде чем мы приступим к ужину, – объявила она, – я предлагаю выпить за нашу уважаемую гостью. За леди Сулу, которая столь бесстрашно и ловко вернула «Черного Скакуна» и тела капитана Блитшартса и Апельсина.

Мартинес подавил укол ревности, поднимая бокал и вместе со всеми произнося ее имя. Собственно, подумал он, это же мой план.

Он понимал, что нет смысла ожидать, что Випсания соберется предлагать тост за Мартинеса. В конце концов, он же ей просто брат.

Но зависть сменилась восторгом, когда он взглянул на Сулу, безукоризненно стройную, слегка раскрасневшуюся оттого, что оказалась в центре общего внимания. Она безукоризненно смотрелась посреди гостиной дворца Шелли в темно-зеленом костюме, оттеняющем изумрудный цвет ее глаз. Портной Мартинеса поработал на совесть, подгоняя униформу, а ванная, стрижка и умеренная доза косметики сделали чудо, скрасив бледность лица, естественную после столь долгого и тяжелого перелета.

Мартинес поднес бокал к губам и от всей души выпил за Сулу.

Сула подняла стакан содовой воды, который вертела в руках с самого начала вечера.

– Я хотела бы поблагодарить леди Випсанию, лорда Гарета… – она бросила взгляд на Мартинеса, – и весь клан Мартинесов за их благословенное гостеприимство.

Когда гости подняли бокалы в честь Мартинеса, он скромно удержался от поднятия своего. Осмотрев комнату, он заметил в нескольких шагах от себя ПэДжи Н'гени, пожирающего Сулу блестящими глазами.

– Грандиозно! – расслышал он сквозь говор собравшихся гостей. – Великолепная девушка!

Мартинес улыбнулся сам себе. С этой тебе ничего не светит, старина, подумал он, разве что ты знаком с работами Ква-Зо.

Было похоже, что вечеринка у сестер Мартинеса удалась. Мартинес видел несколько лиц из тех, которые он впервые увидел на обеде у лорда Пьера, да и ПэДжи появился с парой своих дружков, которые еще меньше, чем он, скрывали свою щегольскую натуру. Мартинес видел, как Вальпурга в углу комнаты смеется и улыбается адвокату, с которым она познакомилась во дворце Н'гени – Мартинес уже знал, что тот представляет интересы клана Кайан. Семпрония, стоя возле двери в сад, беседовала с молодым каштанововолосым мужчиной в зеленой форме лейтенанта флота.

А Сула, как видел Мартинес, сразу после того как ее представили обществу, сделалась центром компании молодых людей, в числе которых оказались и двое глитов – дружков ПэДжи. Мартинес уже подумывал, не пора ли прийти ей на помощь, но тут прозвенел гонг, приглашающий на обед, и эта проблема разрешилась сама собой.

За столом им тоже не удалось оказаться рядом – ее усадили между двоими из тех гостей, которых сестры сманили из дворца Н'гени, но он мог постоянно видеть ее. Она чудно смотрелась на фоне спинки кресла из потемневшей слоновой кости с Эскера, очень удачно оттенявшей бледный цвет ее лица.

Даже посреди множества роскошных гостей и изысканного флористического дизайна Кэролайн Сула притягивала к себе внимание.

Мартинес как раз поднимался из-за обеденного стола, собираясь пройти в гостиную, когда до его левой руки легко дотронулась Семпрония.

– Это ты виноват! – прошипела она. – Он хочет, чтобы я пошла с ним гулять в сад!

– По-моему, сад просто прекрасен, – отвечал Мартинес.

– Только когда там нет ПэДжи.

– Кроме того, – продолжал Мартинес, – это ведь затея твоих сестер, и ты отлично это знаешь.

Она окатила его презрительным взглядом.

– А ты должен был за меня заступиться! На что еще нужны братья? – и решительно удалилась.

Обескураженно потоптавшись на месте, Мартинес был уже готов отправиться на поиски Сулы, когда до его правой руки дотронулся ПэДжи Н'гени. Симметрия, подумал Гарет.

– Нельзя ли поговорить с вами? – осведомился ПэДжи, подкручивая усики.

– Конечно.

– Я спросил гм… вашу сестру Семпронию, не составит ли она мне компанию для прогулки по саду.

Мартинес нацепил на лицо приветливую улыбку.

– Чудесная идея.

– Отлично. – ПэДжи помолчал. – Честно говоря, хотя я знаю ее очень недолго, Семпрония мне уже очень нравится.

Мартинес кивнул:

– Ничего странного в этом нет. Она очень милая девушка.

– Я подумал – если мне удастся пригласить ее в сад, то мне можно будет попросить ее руки. – Он сделал паузу. – В смысле женитьбы, – уточнил он.

– Ничего другого я и не подумал.

– Вот я и решил спросить вашего совета, – закончил ПэДжи, ясными глазами глядя на Мартинеса.

Мартинес поглядел на собеседника сверху вниз. Для человека, ведущего, судя по всему, распутный образ жизни, ПэДжи явно не хватало самоуверенности.

– Так в чем же дело? – поинтересовался Мартинес. – Вам ни разу не случалось подъезжать к женщине?

ПэДжи вспыхнул.

– Ну да, – признал он, – бывало. Но я никогда не намеревался жениться, со всеми, – он слегка кашлянул, – вытекающими отсюда обязанностями и ответственностью и… и всем прочим, – на этом ПэДжи уныло закончил. Его голос оборвался, и он опять поглядел на Мартинеса. – Вы не имеете ничего против, если я попрошу руки вашей сестры?

– Нет.

Проси сколько хочешь, подумал Мартинес. Но вот попробуй жениться, и я просто застрелю тебя.

Его ответ отнюдь не успокоил ПэДжи.

– Как вы думаете, она… вы думаете, милая Семпрония не откажет мне? – Он облизнул губы. – Мне кажется, что она просто избегает меня. – Он бросил взгляд через комнату туда, где Семпрония до сих пор беседовала с молодым флотским офицером.

– Она здесь одна из хозяек, и ей приходится заниматься всеми гостями, – изрек Мартинес. – Я думаю, если вы спросите ее, то будете удовлетворены ответом.

Пора было пускать ПэДжи по следу. Мартинес хлопнул собеседника по плечу.

– Идите, – велел он. – Смелей!

Казалось, ПэДжи глядит не на Семпронию, а в пугающую его бездну.

– Вы очень добры, – пробормотал он. – Спасибо.

Он направился к Семпронии, словно шагая к месту собственной казни. Мартинес улыбнулся при мысли об этих двух людях, ни один из которых не хочет жить с другим, но тем не менее движущихся навстречу помолвке, которая должна ублаготворить их семейства. Решив, что не хочет наблюдать болезненную развязку, какой бы она ни оказалась, он отправился на поиски Сулы и обнаружил ее уткнувшейся в чашку кофе и даже, как ни странно, не окруженной воздыхателями.

– Мы не обязаны оставаться здесь всю ночь, – отметил он. – Я знаю местечки в нижнем городе, где можно неплохо повеселиться.

Сула пригубила кофе и опустила чашку на изящное блюдце из желтого фарфора.

– Как ты думаешь, этот узор относится к новой кухонной флористике? – спросила она.

Мартинес поглядел на чашку, словно в первый раз видел ее. Ее окружал узор из фиалок и узкая, изящная пурпурная полоска.

– Не знаю, – ответил он. – По мне, чашка как чашка.

Сула оторвала глаза от блюдца.

– Можно будет спросить у твоих сестер, когда будем прощаться с ними.

Они пожелали доброй ночи Випсании и Вальпурге, которые подтвердили Суле, что чашка действительно из новой флористической серии, и изысканно поблагодарили ее за визит. Присутствие на днях награжденной Сулы, понимал Мартинес, гарантировало, что упоминания об этой вечеринке появятся в завтрашних светских отчетах, и именно это в первую очередь заставило его сестер пригласить Сулу. Они хотели утвердить свой дом как фешенебельный салон до того, как предстоящий траур по последнему шаа на целый год пресечет обычный распорядок светской жизни.

Мартинес повез Сулу на фуникулере в нижний город, и по пути они разглядывали через прозрачные стены вагончика бескрайние просторы огромной сверкающей золотом столицы, вздымающейся вокруг них. Под порывами ветра канат пронзительно скрипел. Потом Мартинес увидел старый дворец клана Сула, возвышающийся на краю верхнего города, – его легко было узнать по куполу, сделанному из витражного стекла, который сейчас светился голубым сиянием, – и, вздрогнув, покосился на Сулу. Вид дворца сразу же напомнил ему, при каких обстоятельствах ее родители умерли, а она потеряла наследственное благосостояние. Сула тоже глядела в сторону дворца, но на ее лице ничего не отражалось. Может быть, по прошествии стольких лет она даже не узнавала его.

Для начала Мартинес повел Сулу в кабачок, расположенный на берегу городского канала, нашел местечко в уголке и потребовал бутылку вина. К его удивлению, когда он попытался налить ей вина, Сула прикрыла свой бокал ладошкой и попросила принести ей содовой.

– Ты что, вообще не пьешь? – спросил он.

– Нет. Я… – она запнулась. – У меня проблемы с алкоголем.

– А… – Повисла неловкая тишина. Он поглядел на бутылку с вином, которую держал в руках, – Но ты не против, если я буду пить? Если против, то я сейчас же…

– Не беспокойся. Делай что хочешь. – Она легонько улыбнулась. – Только не рассчитывай, что я возьмусь доставлять тебя домой.

– Пока что такой необходимости еще ни разу не возникало, – проворчал Мартинес, пытаясь скрыть неловкость за напускной бравадой.

Он пригубил вино, но про себя решил этим и ограничиться. Мысль о том, что он окажется пьян в обществе Сулы, внезапно показалась ему неприятной.

– Итак, – начал он, – ты еще и знаток фарфора? Помнится, я посылал тебе книгу по этой теме.

– Я тот еще знаток, – возразила Сула. – Скорее просто любитель. – Ее глаза вспыхнули, она с радостью заговорила, и он удовлетворенно понял, что скользкая тема алкоголя снята с повестки дня. – Ты в курсе, что искусство изготовления тонкого фарфора родилось на Земле? Что фарфор, вместе с темперированным строем, оказался одной из тех немногих вещей, которые шаа сочли достойным вкладом в сокровищницу межзвездной цивилизации?

– Нет. Этого я не знал. Выходит, что никто не умел делать чашек, пока не завоевали Землю?

Сула поджала губы.

– Конечно же, чашки у них были. И всяческая керамика. Даже с глазурью. Но полупрозрачная, остекленевшая керамика, сделанная из белой глины и шпата, – настоящий фарфор, который звенит, когда ты стучишь по нему ногтем, – его придумали на Земле. – По ее лекторскому тону Мартинес понял, что она слегка разочарована его вопросом.

Мартинес терпеть не мог разочаровывать прекрасных дам и поэтому решил, что не станет уточнять, что такое темперированный строй – чем бы он ни был. Он осторожно отхлебнул из своего бокала и решился на открытый комплимент.

– Я вспоминаю о фарфоре каждый раз, когда гляжу на тебя, – заявил он. – У тебя изумительный цвет лица, теперь у меня есть возможность убедиться в этом лично. Мне кажется, я уже очень давно хотел это сделать.

Она отвела глаза в сторону, и на ее губах появилась двусмысленная улыбка. Потом она усмехнулась, встряхнула головой и поглядела ему прямо в глаза.

– А мои глаза подобны изумрудам, верно?

Мартинес решил ответить осторожно.

– Я сказал бы, они цвета зеленого нефрита.

Девушка кивнула.

– Так-то лучше. – Опять отвернувшись, она пробормотала: – Полагаю, что описание прочих частей моего тела мы можем оставить до другого раза.

Даже столь косвенное упоминание о прочих частях – в этот ли раз, в другой ли – было просто чарующим.

– Значит, ты собираешь фарфор?

Сула покачала головой.

– Нет. Я… Это просто немыслимо при моем образе жизни. Когда делишь квартиру с пятью другими пилотами, трудно ожидать, чтобы столь хрупкие вещи могли уцелеть.

Вероятно к тому же, сообразил Мартинес, что Суле просто не по карману приобретение тех вещей, которые ей по вкусу. Особенно если она живет на кадетское жалованье. Он ведь не знал, сколько денег осталось у нее после казни родителей.

– В музее пластических искусств целое крыло отведено под фарфор, – припомнил Мартинес. – Мы могли бы как-нибудь сходить туда, если ты хочешь.

– Я была там, – ответила Сула. – Я первым делом отправилась туда, когда «Лос-Анджелес» встал здесь на техосмотр.

Посещение музея придется вычеркнуть из повестки дня, отметил Мартинес. Хотя это могло бы быть забавным – разглядывать фарфор в обществе знатока, не менее прекрасного, чем самый прекрасный из экспонатов на витрине.

– Как движутся поиски нового назначения? – сменила тему Сула.

– Никак. Пока никак.

– Это обязательно должна быть штабная работа?

Мартинес покачал головой.

– Я не против службы на судне. Но хотелось бы подниматься наверх, а не опускаться вниз и не топтаться на месте. – Он сложил руки на стол и вздохнул. – К тому же приятно иметь возможность иногда что-нибудь делать. Есть у меня эта смешная потребность быть полезным. Но на нашей службе это не так-то просто. Иногда вообще приходится потрудиться, чтобы найти хоть какое-то дело. Понимаешь, о чем я говорю?

Сула посмотрела на него и кивнула.

– Мы служим в армии, которая не воевала уже тридцать четыре столетия, а до этого большая часть наших подвигов сводилась к тому, что мы обрушивали потоки бомб на головы беспомощных народов. Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. – Она встряхнула головой, рассыпав по плечам волну прекрасных сияющих волос. – Иногда выпадает кого-нибудь спасти. Хотя едва ли для этого нужны крейсеры и линкоры, верно? Но все эти огромные корабли представляют собой впечатляющую сцену, на которой красуются полные сознания собственной значимости господа капитаны и командующие флотами, а только сознанием собственной значимости и держится вся эта империя.

Мартинес моргнул от неожиданности.

– Звучит грубовато, – отметил он.

– Грубость мне разрешают. Я очень хорошо понимаю свое положение. – Она бросила на него быстрый взгляд. – Ты все знаешь про мою семью?

Мартинес осторожно кивнул:

– Я заглядывал в твое дело.

– Значит, ты в курсе, что мне дозволена только военная карьера. Но хотя я и считаюсь главой клана, возглавлять-то мне и некого, и влиятельных родственников, которые могли бы оказать мне протекцию, у меня нет. Своими силами я, наверно, сделаюсь лейтенантом, но после сдачи экзаменов мне больше не на что рассчитывать. Если я потрясу всех своими талантами, меня могут сделать каплеем, а полного капитана мне дадут разве что при выходе в отставку. – Она холодно усмехнулась. – Утешаюсь только тем, что могу зато говорить все, что захочу. Это ничего не изменит. Разве что… – задумчиво проговорила она.

– Ну?

– Разве что я совсем уж блестяще сдам экзамены. Какой-нибудь старший офицер может заинтересоваться кадетом, занявшим первое место. Или даже второе.

Мартинес кивнул. Да, такие вещи случались. Даже мещанин может далеко пойти, если найдет себе хорошего патрона.

– Желаю тебе удачи, – сказал он.

– Надеюсь, что удача здесь ни при чем, – ответила Сула. – Если бы я рассчитывала на удачу, то вообще ничего бы не добилась.

– Хорошо, – миролюбиво согласился Мартинес. – Не надо удачи.

Она улыбнулась:

– Спасибо.

– Не за что.

Наступило короткое молчание, а потом Сула опять заговорила.

– За последние несколько дней, как только я вернулась на Заншаа, ко мне стали приходить письма от людей, которые утверждают, что были друзьями моих родителей. – Она покачала головой. – А я ни одного из них не помню. Я вообще плохо помню то время.

– Тебе следовало бы встретиться с ними.

– Зачем?

– Может быть, они смогли бы помочь тебе. Хотя бы из чувства долга перед твоими родителями.

Сула задумалась было над его словами, но вскоре решительно покачала головой.

– Не дело тревожить мертвецов, – ответила она. – Верно?

Суле приходилось постоянно бороться с ощущением, что она все делает не так. Она чувствовала, что испортила весь вечер, и все потому, что просто не знала, как вести себя с человеком, который явно был влюблен в нее.

Когда-то она была совсем другой, но потом решила измениться и с тех пор избегала всего – в том числе алкоголя, – что могло бы вернуть к жизни того человека, которым она когда-то была. Но какой ей нужно стать, она представляла себе слабо, и поэтому все постоянно шло наперекосяк.

«Не дело тревожить мертвецов». Чудесная тема для приятного разговора за коктейлем.

Она напомнила себе, что Мартинес старается сделать как лучше.

Конечно, он к тому же очень настойчиво старался затащить ее в постель. Эта идея была по-своему не лишена привлекательности, но она так давно ни с кем не была, что сомневалась, вспомнит ли, как это делается. Не хватало нынешним вечером испортить еще и это.

С другой стороны, подумала она, в этом вполне можно положиться на Мартинеса. Наверное, тут он все сделает как надо.

Она вполне могла сдаться. Толку от целомудрия не было никакого, а Мартинес едва ли мог сделать ее жизнь хуже, чем она уже была.

К счастью, до того как она успела окончательно испортить их встречу, началось представление. На сцену вышли два певца и группа музыкантов, которые заиграли танцевальную музыку, и похоже, Мартинес был доволен, что она сама предложила ему потанцевать.

Когда-то Сула увлекалась танцами, но за последние годы ей удавалось потанцевать только в академии, а это были те еще танцы: все в форменном платье, нервничают и потеют, скованные строгим этикетом. Ей давно не случалось потанцевать просто ради удовольствия, но тут ей повезло – Мартинес оказался неплохим партнером. Его короткие ноги явно знали свое дело, и это помогло ей преодолеть начальную неловкость. Она заметила, что ее так и тянет подпрыгивать при каждом шаге, и ей пришлось напомнить себе, что при танцах стоит опустить центр тяжести и скользить, а не скакать подобно резвому щенку.

Постепенно неловкость покидала ее, и она отдалась ритму музыки, движений и рукам Мартинеса. Их тела двигались в едином потоке, она почувствовала, что легко отзывается на легчайшие прикосновения его ладоней и бедер. Во время медленных танцев она приникала к нему и чувствовала, как от соприкосновений ее охватывал жар. Похоже было, что на целомудрие стоит забить.

Они протанцевали около часа, а потом вышли из бара, чтобы остудиться. Прямо над головой неслись облака, закрывая кольцо над Заншаа, и уныло завывал ветер. По каналу проплывала прогулочная яхта – в темноте ее не было видно, только светился подсвеченный голубыми неоновыми огнями ее контур, похожий на скелет лодки, видение из другого мира. Мартинес промокнул лоб носовым платком и расстегнул воротник.

– В следующий раз, – объявил он, – оденусь в цивильное.

– Спасибо, что напомнил мне, как здорово бывает повеселиться, – сказала Сула. – Я уже много лет бывала только на официальных балах.

– Танцы в корпусе? – отозвался он. – Они бывают очень занудными, верно? – Он развернулся лицом к каналу, увидел освещенную неоновыми огнями яхту, и его глаза загорелись новой идеей. – У меня есть предложение. Хочешь проехаться по каналу?

– Я…

– Пошли! – Он взял ее за руку и потащил за собой. Она поспевала за ним, не в силах сдержать улыбку.

Неподалеку оказалась лодочная пристань. Мартинес показал пожилому служителю-торминелу свое удостоверение, и им выдали маленькую двухместную лодку с тентом над сиденьем, натянутым над короткой иллюминированной цветными огнями мачтой. Мартинес стер с сиденья брызги воды и помог Суле спуститься с каменного причала, – легкий пластиковый корпус закачался, когда она ступила в лодку, на обросшие мхом камни пристани плеснуло водой. Усадив ее, Мартинес задал автопилоту маршрут и уселся рядом сам.

Запах йода, водорослей, мох, птичий помет, плавающий по поверхности темной ледяной воды мусор, – аромат канала внезапно обрушился на Сулу, пробуждая забытые воспоминания. Она уже очень давно не дышала подобным воздухом. Ей захотелось отказаться от прогулки, но рядом улыбался Мартинес, радуясь своей затее, и она не решилась испортить этот вечер – теперь, когда все пошло на лад.

Бесшумный электромотор мягко разгонял лодку. Сула попыталась расслабиться, опершись о руку Мартинеса.

– Отсюда открывается прекрасный вид на верхний город, – раздался в ее ухе его голос.

«Бросьте его в реку», – сказала Гредель, и в ее голосе кипела годами копившаяся ненависть.

Верхний город закрывали низкие облака. Мартинес разочарованно пробормотал:

– Придется показать его тебе в другой раз.

Ледяной ветер продувал Сулу до костей. Она представила себе тело, бесшумно скользящее под поверхностью Иолы, дробящийся на волнах золотистый свет фонарей, воду, заливающую рот и нос, и неумолимый поток памяти вынес на поверхность ее сознания запах реки и ощущение уходящего времени и смерти.

Леди Сула?

Она была даже не леди Кэроль, она оказалась леди Сулой. Она была не просто пэром, но главой клана.

Гнев Хромуши моментально стих – он умел заводиться и успокаиваться почти мгновенно, – и он поднял Кэроль на руки и понес ее к лифту, не обращая внимания на суетящегося вокруг них привратника. Когда они поднялись на верхний этаж, тот открыл им дверь в квартиру Кэроль, – Хромуша вошел внутрь, словно это была его квартира, и понес ее прямо в спальню. Там он опустил Кэроль на постель, а пока Гредель стаскивала с нее высокие сапоги, накрыл ее шерстяным кашне.

В этот момент Гредель восхищалась Хромушей, как никогда раньше. Он держал себя с непривычной деликатностью, словно и сам был пэром, прямо господин командующий флотом, наводящий порядок после возвращения с секретной операции.

Привратник не позволил бы им остаться. Выходя, Гредель заметила, что в квартире у Кэроль царит ужасный беспорядок, всюду лежат кучи одежды, столы покрыты стаканами, бутылками и грязными тарелками.

– Давай-ка ты завтра вернешься сюда, – сказал ей Хромуша, заводя машину. – Я хочу, чтобы ты стала лучшей подругой Кэроль Сулы.

Гредель и сама собиралась это сделать, но ее удивило, что и Хромуша с ней согласен.

– Зачем?

– Пэры богаты, – просто ответил Хромуша. – Может быть, мы сумеем с этого что-нибудь получить. И дело не только в деньгах. Перед пэрами открыты все двери, и может быть, Кэроль сможет открыть какую-то дверь для нас. Даже если за этой дверью будет только ее банковский счет, все равно попробовать стоит.

Было очень поздно, почти рассветало, но Хромуша все равно довез Гредель до одной из своих квартир. Там они занялись сексом так наскоро, что, по мнению Гредель, ради этого не стоило и раздеваться, а потом Хромуша отвез Гредель к ней домой.

Едва войдя в дверь, она поняла, что вернулся Антоний. В доме появился новый запах, смесь пива, табака, мужского пота и страха. Гредель сняла башмаки у дверей, чтобы не разбудить его, и тихонько прокралась к своей постели. Несмотря на поздний час, она еще долго пролежала без сна, раздумывая о дверях, которые могут открыться перед ней.

Хромуша не знал, чего ждать от Кэроль, он просто руководствовался инстинктом, который подсказывал ему, что Кэроль может быть полезной своими связями, на которые можно опереться. Гредель чувствовала по отношению к Кэроль примерно то же самое, только хотела от нее других вещей. Гредель не хотела на всю жизнь остаться в Фабах. А Кэроль могла показать ей, как преуспеть, как вести себя, одеваться. Ей нужно было понять, как вырваться отсюда – и не просто из Фаб, но вообще со Спэнии; как взлететь с планетарного кольца на ракете, оставляя за собой след сверкающего пламени, и отправиться то ли на Эсли, то ли на Заншаа, то ли на Землю, к той блестящей жизни, которая, Гредель это чувствовала, где-то идет, о которой она мечтает, которая подобна второму, прекрасному рождению.

Она проснулась перед полуднем и, накинув домашнее платье, отправилась принять душ и привести себя в порядок. Из гостиной доносились звуки соревнования по зефирболу, проходящему на весеннем фестивале, – Антоний уже включил телевизор. Умывшись, Гредель вернулась в свою комнату переодеться. Одевшись и накрасившись, она еще долго расчесывала волосы, пока не поняла, что просто оттягивает момент, когда ей придется встретиться с Антонием. Поняв это, она разозлилась на себя и отбросила расческу, сунула свои деньги в карман куртки и вышла из комнаты.

Антоний сидел на продавленном диване и следил за игрой, идущей на видеостене. Перед ним на тарелке лежали остатки сэндвича. Роста он был среднего, но крепко сложен, широкоплеч, и руки у него были крупные. Чем-то он напоминал кирпич на ножках. Вокруг лысины топорщился венчик серых волос, а маленькие глазки постоянно подозрительно поблескивали.

Увидев, что он уже навеселе, Гредель почувствовала облегчение.

– Привет, Антоний, – поприветствовала его она, входя в гостиную.

Он наградил ее свирепым взглядом.

– Куда это ты так вырядилась?

– Иду повидаться с другом.

– С тем другом, что покупает тебе все эти шмотки?

– Нет. С другим. – Она заставила себя остановиться и посмотреть ему в лицо.

В ответ он презрительно ухмыльнулся.

– Нельда говорит, что ты продалась какому-то бандиту. Совсем как твоя матушка.

Гнев ударил Гредель в голову, но она подавила его и спокойно ответила:

– Я никогда никому не продавалась. Никогда.

– Может быть, не за деньги, – ответил Антоний. – Но посмотри, что на тебе надето. И на эти драгоценные украшения. – Гредель почувствовала, что краснеет. Антоний снова уставился на экран. – Лучше бы ты продала всю эту мишуру, хоть денег бы заработала, – пробормотал он. – Хоть как-то отработала бы свое проживание.

Ты бы тут же украл эти деньги, подумала Гредель, но ничего не сказала. Она молча направилась к двери, и уже на выходе до нее долетел последний залп его ругани:

– И не вздумай вынуть имплантант! Забеременеешь – выгоню из дома. Мне не нужен еще один чужой ребенок!

Как будто бы ему нужны были хотя бы свои дети.

Гредель вышла из дома, сжав кулаки, с горящими от злости глазами. Детишки, играющие перед домом, только глянули на нее и тут же расступились, давая ей дорогу.

Она понемногу успокоилась, когда поезд был уже на полпути к Мараникам, и понемногу начала волноваться: а окажется ли Кэроль дома и вспомнит ли она вообще события прошедшей ночи.

На этот раз Гредель быстро нашла Вольты. Привратник – сегодня это был уже другой человек – отворил перед ней дверь и проводил ее до лифта. Похоже, он принял ее за Кэроль.

– Благодарю, – улыбнулась Гредель, пытаясь растягивать слова, как это принято среди пэров.

Ей пришлось несколько раз громко постучаться, прежде чем Кэроль появилась в дверях. Она была в том же платье, что и прошлой ночью, босая, с распущенными волосами и пятном от туши на щеке. Увидев Гредель, она широко распахнула глаза.

– Землянка, – проговорила она. – Привет.

– Привратник принял меня за тебя. Я зашла убедиться, что у тебя все в порядке.

Кэроль распахнула дверь и всплеснула руками, словно говоря: «Сама видишь, я в порядке».

– Заходи, – пригласила она Гредель и направилась на кухню.

В квартире стоял тот же беспорядок, воздух был затхлый. На маленькой кухне Кэроль подошла к раковине и налила себе чашку воды.

– У меня во рту вкус сыра, – пожаловалась она. – Такого, знаешь, с прожилками. Терпеть его не могу.

Пока она пила воду, Гредель прошлась по захламленной квартире. Ей почему-то не хотелось трогать вещи руками, словно она оказалась во сне, который готов растаять при первом прикосновении.

– Ну, – спросила она наконец, – что же ты собираешься делать?

Кэроль прикончила воду и поставила стакан на стойку, уже переполненную грязной посудой.

– Первым делом мне нужен кофе, – ответила она. – Ты не против сходить в кафе на углу и принести нам по чашечке, пока я переодеваюсь?