Текст книги "Суперсвет(ЛП)"

Автор книги: Тони Дэниел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Глава вторая

Звали ее Пин Ли Сингх. Вундеркинд, выросший на Васе. Отец Ли, Хьюго, неутомимо толкал среднюю дочь наверх – сначала пропихнул в местную школу для одаренных детей, а потом принялся забрасывать письмами все крупные университеты Солнечной системы, обращая их внимание на то, какое, говоря его собственными словами, «Невероятно Счастливое Будущее» сулит им обретение такого сокровища, как Ли.

Когда там убедились, что способности девушки не только соответствуют энтузиазму отца, но и превосходят их самые смелые ожидания, предложения посыпались одно за другим, и не успела Ли понять, что происходит, как ее оторвали от груди шумной, вздорной, но любящей семьи и отправили в нежном возрасте четырнадцати лет в университет Сюй-Сюй на Меркурии, где она стала участницей специальной Программы Опережающего Обучения.

Внезапная смена обстановки, разрыв с прежней жизнью в скромной семье представителей нижнего среднего класса, обитавшей в индустриальном дистрикте Акали-Дал-болса, произвел сильнейшее впечатление на психику и еще неокрепший ум девушки. Меркурий был центром человеческой цивилизации – этот факт не подлежал сомнению, – а город Бах по праву считался самым современным дизайнерским проектом и самым живым, активным и развивающимся метрополисом из всех существующих.

Собственно говоря, Бах представлял собой два города, соединенных между собой с тем же изяществом, с каким ювелир соединяет два тончайших элемента драгоценного украшения. Работавший над проектом архитектор Клаус Браниган утверждал, что вдохновлялся концертом номер 1 до-минор для клавесина древнего композитора Баха. Одной основой послужил деловой и правительственный центр, Нью-Франкфурт, похожий, если смотреть сверху на колонию источающих свет пиритовых кристаллов. И внутри этих кристаллов – великолепная инкрустация в виде жемчужных цепочек, Кале, ожерелье из жилых комплексов. Каждый квартал представлял собой сферический контейнер – но при этом далеко не идеальной шаровой формы, как настоял Браниган, – где жили рабочие, и располагался на некотором удалении от угловатых торговых и промышленных сооружений, где люди работали.

В жилых зонах Кале лучи ближайшего твердого солнца просачивались сквозь куполообразные крыши и стены из материала, гораздо более прочного, чем алмаз. Вместе все эти сложные системы удерживались – на видимом уровне – атомной силой. Небо отливало мягким опаловым сиянием – как небеса в какой-нибудь мифологии.

Ничего столь же прекрасного юная Ли никогда еще не видывала, а потому, выйдя из автобуса, доставившего ее в Бах с меркурианского северного полюса, даже остановилась. В Нью-Франкфурте, где находился ее университет, солнечный свет был жестким и, казалось, даже более густым из-за своей яркости. Либо носи защитные очки, либо заводи другие глаза – иного не дано. Но в Кале все обстояло иначе. На протяжении тех лет, что Ли провела на Меркурии, она никогда не уставала от мягкого фосфоресцирующего сияния, которое остаточный заряд солнца изливал на людей меркурианскими ночами.

Первые годы она провела в тесном общежитии. Каждый год ей предоставлялось все больше места – словно ее расширяющиеся ментальные горизонты требовали соответствующего расширения бытовых границ. Хьюго Сингх не ошибся – его дочь была чудом. Первый год Пин работала по общему учебному плану, но когда ее математические и научные способности проявились со всей очевидностью, девушку перевели на еще более продвинутый курс. Новая программа еще больше увела Ли от гуманитарных наук и даже от наук о жизни и машиноведения, к чему она всегда проявляла интерес. На протяжении последующих десяти лет Пин Ли Сингх занималась исключительно теоретической и экспериментальной физикой. Каждый день. По много часов. К двадцати четырем годам она прошла путь от студента-выпускника до временного преподавателя в университете Сюй-Сюй. А еще у нее закрутился бурный роман с человеком, которого считали самым выдающимся физиком своего поколения, профессором Хамараби Текстоком.

Тексток был многократно дублированным, полностью интегрированным БМП, Большим Массивом Персоналий, известным как манифолд. Поскольку Ли была любовницей всего комплекта личностей, а не одного какого-то аспекта, она никогда не знала, в каком аспекте – т. е. в какой физическом теле – предстанет перед ней Тексток. Профессор прибегал у этому способу еще и для того, чтобы избежать сплетен и пересудов, которые непременно появились бы, если бы к Ли постоянно приходил еще и тот же мужчина, и рано или поздно могли бы дойти до его жены, тоже БМП, только низшего порядка сложности.

Мужчины самых разных обличий (а иногда и женщины) регулярно появлялись в квартире Ли; в квартире, которая, благодаря финансовой помощи Текстока, была значительно просторнее тех, что могли позволить себе большинство преподавателей. Иногда она смущалась из-за этого, но чаще радовалась, что после десяти лет тесноты и компании людей, которые и после работы не могли или не желали не говорить о физике или, что еще хуже, жизни ученого-физика, может позволить себе побыть в одиночестве. За эти десять лет она выслушала все жалобы, стала свидетелем пары интеллектуальных катастроф и научилась не слушать наукообразный треп, остановить который боялась из страха обидеть кого-то.

Она очень любила Текстока. Его гениальность не подвергалась сомнению – он внес ощутимый вклад в хромодинамику, основываясь на идеях Мерседа относительно странных квантовых искажений во временных линиях. Втайне Ли предпочитала заниматься сексом с двадцативосьмилетним аспектом Текстока, тело которого он поддерживал в отличной форме регулярными занятиями; он же настаивал на том, чтобы предаваться любовным утехам в ее спальне и в полнейшей темноте. В конце концов она была его самой обещающей студенткой, а теперь и его протеже в университете. Для Ли их встречи были прежде всего встречей интеллектов.

Пин с удовольствием задержалась бы в Сюй-Сюй еще на несколько лет, получив должность профессора с тем, чтобы потом поступить на работу где-нибудь в Мете. Темой ее дипломного проекта было то же самое исследование временных линий, что принесло известность Текстоку. На протяжении ряда лет она изучала странные вариации эффекта Мерседа, отмеченные одной ее подругой при проведении экспериментов в области механики информационных потоков.

Эффект Мерседа получил такое название в честь величайшего гения, человека, жившего пятью столетиями ранее, Рафаэля Мерседа. Суть эго открытия сводилась к некоему засекреченному ингредиенту, благодаря которому грист становился не просто достижением нанотехнологии. Благодаря открытому Мерседом принципу человечество освоило мгновенную передачу информации на значительном расстоянии с помощью квантово-связанных гравитонов. На эффекте Мерседа держалась вся населенная людьми солнечная система. Овладев эффектом Мерседа, человечество получило возможность обеспечивать связь со скоростью, превышающей скорость света. Фактически мгновенную связь.

Однако иногда, при весьма странных обстоятельствах, эффект Мерседа не срабатывал. Точнее, срабатывал, но как-то непонятно, и информация передавалась как будто в зашифрованном и не поддающемся расшифровке виде. Можно было бы отмахнуться, назвать это все чушью, но математика говорила – нет, не чушь. Разумеется, такое было невозможно. По крайней мере невозможно с учетом законов физики по состоянию на 3012 год, двадцать четвертый год ее, Пин Ли, существования. Ей все же хотелось думать, что коренной пересмотр современной физики не потребуется. Однако, разгадав загадку очевидной аномалии, она бы не только сделала себе имя и обеспечила собственное будущее, но и добилась статуса БМП. К тому ей было просто интересно.

Ли работала, упорно отсекая лишнее, отбрасывая одно неверное решение за другим, когда эксперимент не подтверждал расчеты, или сами расчеты, элегантные и прекрасные, не соотносились друг с другом. Каждую неудачу она считала еще одним зернышком в копилку знаний.

А когда Ли не работала, у ее двери появлялся Тексток, алчный, ненасытный прожорливый – во всех смыслах. Их свидания происходили по одному, заранее определенному порядку, с редкими и незначительными отступлениями: Тексток всегда приносил цветы – настоящие, собранные с клумбы Городского сада. Ей особенно нравились меркурианские маргаритки, снабженные радужными, переливчатыми светодиодами и батарейками размером с молекулу. Они собирали свет так, как это никогда бы не получилось у природных цветов, и освещали комнату в течение нескольких часов. Пока Ли занималась цветами, Тексток заказывал еду. Продукты поставлял квартирный грист, и стоило все это неимоверно дорого. Тексток, хлебнувший в детстве немало лишений, любил иногда побаловать себя роскошными изысками. Ли, никогда себя не обманывавшая, понимала, что она и сама такой же каприз. Впрочем, вкус у Текстока был отменный, блюда получались вкусные, и она сама приготовить нечто подобное из готового сырья позволить себе просто не могла, не говоря уже о том, чтобы получить исходные продукты с требуемыми свойствами из гриста.

Тексток всегда ел быстро и неизменно заканчивал раньше Ли, после чего сразу же вытирал губы и проводил языком внутри рта, освежая дыхание внутренними пелликулами. Она знала – это сигнал к тому, что он готов трахаться.

Ли торопливо освежалась, и они отправлялись в спальню. Тексток закрывал дверь, запирал ее сложным шифром, который отфильтровывал все следящие устройства вплоть до атомного уровня, и выключал свет. Ли ощущала себя кем-то вроде Психеи наоборот, которой Купидон лишь в темноте являет себя в образе бога, тогда как за стеной, в гостиной или кухне, при свете дня, он предстает самым обычным человеком с уверенными аппетитами.

Тексток обволакивал ее своими пелликулами и вбирал в себя, висцерально делясь собой с нею. Уже через мгновение их сердца бились как единое целое, дыхание смешивалось, и во время такого коитуса Ли могла видеть многогранный мир глазами БМП.

Некая виртуальная частичка Текстока была имплантирована в атмосферу Венеры и носилась там на сернокислых ветрах. Дюжины индивидуальных аспектов, тел занимались самыми разными делами: преподавали, любили и трахали других студенток по всему Мету. Всех их объединяло ощущение общности, единства, целостности, поскольку многочисленные аспекты и модификации БМП общались между собой мгновенно и совершенно легко. Все они были им. Ли как будто находилась в калейдоскопе. Нет, она как будто была калейдоскопом.

Тексток кончал в нее, и калейдоскоп поворачивался. Мир Ли – ее присутствие в его сознании – взрывался цветными осколками. Она расслаблялась и рассыпалась, растворялась в нем, а он, кончая следом, собирал ее заново и возвращал, единую и одинокую, в постель.

Это время Ли ценила больше всего, потому что он разговаривал с ней. Обо всем понемногу. О трудном детстве и его собственных детях, которыми он неумеренно гордился и которых, сам того не сознавая, баловал. О погоде, заказанной правительством на следующую неделю. О каком-нибудь шоу, которое он смотрел по мерси и в котором сам принимал виртуальное участие, скача верхом на лошади. В общем, о мелочах. И никогда о физике. О ней говорили на работе, в офисе, где Тексток держался с ней совершенно иначе: бесстрастно и даже неестественно. Тем не менее ей нравилось, что там, за сценой, он оделяет ее своим вниманием, что его имя стоит рядом с ее именем как автора работ. Ее запросы на получение грантов всегда получали одобрение и проходили. Возможно, иногда говорила себе Ли, они проходили бы и без его участия. Возможно, она была умна и даже гениальна сама по себе, в чем ее постоянно убеждали коллеги. Откровенно говоря, ей было все равно; главное, что она продолжала свою работу и имела весьма бурную, пусть и скрытую от всех, личную жизнь.

А потом пришла война и все разрушила.

Глава третья

Из «Оружия, основанного на грист-технологии»

Полевое руководство федеральной армии

Составлено Лабораторией передовых исследований, Тритон

Герардо Функ, коммандер.

Раздел I. Введение.

1. Цель и область применения

Данное руководство является инструкцией по военному использованию гриста (мил-грист) – его применению в качестве оружия для уничтожения препятствий и проведения скрытых операций и наступательных действий с задержкой во времени.

2. Грист-оружие

Оно же мил-грист-оружие. Созданное на базе гриста оружие использует нанотехнологию Джозефсона-Феймана в качестве средства разрушения участков, структур, материалов или людей с целью достижения поставленной военной цели. Оно применяется для ведения как наступательных, так и оборонительных действий. Обычно грист-оружие состоит из механизма и алгоритма, либо разумного, либо «тупого», контролирующего развертывание гриста на молекулярном уровне.

3. Двумя дополнительными элементами конструкции моделей и их использования в полевых условиях являются желаемый тип атаки и способ маскировки.

4. Примечания.

Замечания и предложения по данному руководству пользователи могут направлять Коменданту Лаборатории передовых исследований с указанием соответствующих разделов и подразделов. Нит-адрес: 33 Эхо-Репликация-Чарли-Торо.

Глава четвертая

А получилось все совсем не хорошо. Полковник Теори, заместитель командующего военными силами на Тритоне, был уверен, что принял все необходимые меры предосторожности: запомнил – в буквальном, разумеется, смысле – все самые важные книги по человеческой психологии, особенно те, в которых содержалась информация по ухаживанию и спариванию и выбрал самое удобное место встречи в мерси. По крайней мере ту часть мерси, где еще можно было вести такого рода дела.

Однако ни чудесные приборы из дуба, ни восхитительные искусственные цветы «Кафе Камю» провернуть фокус не помогли. Точнее, фокус получился совсем другой. Дженни Филдгайд буквально пожирала взглядом его мужественные формы. О, да, он прочел вполне достаточно специальной литературы, чтобы понимать, что означает этот взгляд. Для этого вовсе не обязательно даже быть биологическим человеком. Первая проблема заключалась в том, что она упорно не желала слушать, что он говорит. Вторая – в том, что эти самые мужественные – пусть и виртуальные – формы, созерцаемые ею с таким вожделением, принадлежали не ему, а его хорошему другу и коллеге, капитану Джону Квенчу.

– Все сводится к тому, – сказал Теори, – что большинство моих друзей – это виртуальные сущности. Свободные конвертеры. Как, например, Теори.

Теори кивнул в сторону самого себя, сидящего за столиком напротив. Формы Теори для этого милого свиданьица принял на себя именно он, Квенч. И именно Квенч, представший в качестве Теори, грустно улыбнулся Дженифер, которая тут же ответила ему.

Я ей не нравлюсь, подумал Теори. Все пропало! Все впустую! Но будучи запрограммирован на решительное поведение, он, пусть и неуверенно, двинулся дальше.

– Да я и сам иногда думаю о себе как о виртуальной сущности – столько их вокруг!

Дженифер рассмеялась. Получилось восхитительно, как будто прозвенел колокольчик – хотя, возможно, все дело было в атмосферном алгоритме «Кафе Камю». Заведение проектировалось так, чтобы представлять своих гостей в наилучшем виде, причем, это касалось и звука, и запаха, и текстуры – всего спектра ощущений.

Она протянула руку и легко коснулась кончиками пальцев его запястья.

– Можете не говорить – я ничего этого не знаю. Для меня вы и здесь, в мерси, совсем не виртуальны, а очень даже реальны.

Сидевший напротив Квенч застонал. Теори знал, что он согласился появиться здесь сегодня под видом Теори, только поддавшись его униженным мольбам. А еще Теори знал, что первоначально Квенч был биологической женщиной и был влюблен в мужчину по имени Артур, биолога на Европе.

Проблема возникла из-за того, что Теори, вознамерившись однажды вечерком посетить танцы в реальном мире, позаимствовал физическое тело Квенча. Танцульки удались. Даже слишком. Все закончилось горячими поцелуями с Дженифер Филдгайд. Сказать, что он влюбился в нее, было бы логически неверно – он ведь и не знал ее совсем. Скорее, увлекся. Втрескался по уши.

Квенч, узнавший о случившемся после романтического звонка Дженифер, выразил свое праведное возмущение и даже пригрозил самолично открыть несчастной глаза, но Теори отговорил его от столь опрометчивого поступка. Потом началась война, то да се, многое изменилось (сам Теори за выдающиеся заслуги был произведен в полковники), и вот теперь, по прошествии нескольких недель бедняжка Дженифер по-прежнему пребывала в полнейшем неведении относительно того, кто же на самом деле ее кавалер.

– Видите ли… дело в том… – Теори хотел бы откашляться, прочистить горло, но в «Кафе Камю» горло всегда чистое, так что заполнить неловкую паузу было совершенно нечем. Пришлось повториться. – Дело, видите ли, в том…

Дженифер смотрела на него большими и нежными глазами. Каштановые волосы переливались, и вся она словно купалась в загадочном мерцающем сиянии.

– Дело в том, что вообще-то я – это он, – сказал Теори, указывая на Квенча, – а он – это я.

– Да, – подтвердил Квенч, – и мне нравятся мужчины.

Дженифер оторопело откинулась на спинку стула. Аналитическая составляющая Теори подметила, что коэффициент контрастности в зале изменился с 3:2 на 2:1, усилив производимый Дженифер эффект. Не прошло мимо его внимания и то, что цвет ее помады тоже поменялся – с красного на винный.

– Что-то я не пойму, – пробормотала она. – Честно говоря, совсем запуталась. Хотите сказать, Джон, что вы гей?

– Нет, я гетеросексуал. Я его имел виду. – Теори указал на Квенча.

– Так он же и сказал, что он гей, – попыталась разобраться Дженифер.

Полковник помолчал, собираясь с мыслями.

– Я лишь хотел сказать, что я не капитан Джон Квенч.

– Квенч – это я, – сказал Квенч.

– Но я думала, что вы полковник Теори.

– Я – Теори, – сказал Теори.

Квенч рассмеялся. Приняв визуальный облик Теори, он тем не менее сохранил свой собственный, раскатистый и добродушный, смех.

– Может, так будет яснее. – Квенч махнул рукой и мгновенно преобразился в себя самого, приняв свой нормальный виртуальный облик, бывший копией его физической сущности. И одновременно точным двойником того образа, который временно принял на себя полковник Теори.

Дженифер повернулась к Теори.

– Вот видите. Поэтому мне и не очень-то нравятся все эти свободные конвертеры. То есть с технической точки зрения они может быть и люди, но на чужие чувства им наплевать.

Тяжелая тень рока коснулась Теори. «Кафе Камю» старалось вовсю, представляя полковника в наилучшем виде, но внутри его воцарилась кромешная тьма.

– Я – свободный конвертер.

– Что вы такое говорите? – снова рассмеялась Дженифер. Но теперь звонкий колокольчик звучал в ушах полковника погребальным колоколом. – Вы же танцевали со мной! В реальном мире. Вы поцеловали меня, Джон.

– Меня зовут Теори, – сказал он, становясь самим собой.

Некоторое время она молча таращилась на него. Потом побледнела – «Кафе Камю» моментально добавило ее личику романтической белизны, списанной, наверно, с лилии. В глазах блеснули слезинки.

– Вы поцеловали меня, – прошептала она. – Вы.

Он повесил голову.

– Да. Это я вас поцеловал. Я, Теори. Но в тот вечер я был в теле Джона Квенча. Мы с ним поменялись…

Сенсоры добавили драматического эффекта.

– Вы… поменялись?

– В тот вечер Джон играл меня, а я – его. Мы вроде как заключили пари. Глупо, конечно…

– Да уж, – нервно рассмеялась Дженифер.

– Признаюсь, это я его подбил, – сказал Квенч.

– Мы оба сожалеем, что так получилось, – неуклюже продолжил Теори. – Но если вы…

– Вы сожалеете? – Ножки стула жалобно скрипнули – Дженифер поднялась из-за стола. – Вы воспользовались мною, чтобы доказать что-то друг другу, а теперь говорите, что сожалеете?

Теори тоже встал. Ему так хотелось протянуть руку, дотронуться до ее пальцев, вытереть со щеки катившиеся крохотными жемчужинами слезы. Но он сдержался и не сделал ни того, ни другого.

– Мы ничего друг другу не доказывали. Поверьте, Дженифер. На самом деле вы очень мне нравитесь. Вы, конечно, еще совсем юная, но уже такая независимая. И у вас доброе сердце. Я понял это все в тот самый вечер. И еще… вы очень красивая. Никого прекраснее я еще не встречал.

Дженифер медленно покачала головой.

– Вы решили, что я красивая? – Теори видел, что девушка дрожит. – Вы? Гребаная компьютерная программа!

– Я человек, – ответил Теори твердо, словно констатируя это как факт. – Я мужчина. И я хочу увидеть вас еще.

– Вы что, шутите?

– Нет.

Она повернулась к Квенчу. Теори понимал, в глубине души ей все еще хочется, чтобы это он, Квенч, был тем, кто поцеловал ее в тот вечер.

– А вы что можете сказать?

– Я могу сказать, – ответил майор, – что, если не считать моего возлюбленного, Артура, полковник Теори – самый лучший из всех мужчин, кого я знаю – в реальном мире и виртуальном. Скажу откровенно, я бы умер за него. И пару раз такое едва не случилось. – Тут Квенч не удержался от своей знаменитой улыбки, осветившей «Кафе Камю» словно выпорхнувшее из-за облачка летнее солнышко. – Думаю, вам стоит дать парню еще один шанс.

– Вы и вправду так думаете?

– Так точно, мэм.

Дженифер повернулась к Теори, и он постарался не только встретить ее взгляд, но и выдержать его. С надеждой?

– Никогда. Даже через миллион лет, – отрезала Дженифер. – Нептунских лет!

Она повернулась и гордо вышла из кафе. Двери из красного дерева с дымчатыми стеклянными панелями разошлись и бесшумно сошлись за ней.

Теори упал на стул.

– О Боже, – простонал он. – Мне конец.

Квенч ловким жестом прихватил два шерри с подноса проходившего мимо официанта, который продолжил движение в заданном направлении, как будто ничего и не случилось.

– Думаю, ты ей понравился. Надо только дать девушке время – пусть она сама с этим свыкнется.

– Перестань, она сбросила меня со счета. Навсегда.

– По физиономии ведь не заехала, верно? Свиньей или ублюдком тоже не назвала? Или сукиным сыном…

– Какая разница.

– Я знаю женщин, – уверенно заявил Квенч. – Сам был в этой шкуре и снова в нее вернусь, как только получу повышение. – Он поднял бокал, принюхался. – Если бы она думала о тебе так, молчать бы не стала. А теперь давай выпьем.

Теори с мрачным видом взял шерри.

– Давай.

Квенч выпил. Залпом и до дна. Теори лишь пригубил. Шерри был хорош. Как и все прочее в «Кафе Камю». Все прекрасно и на высшем уровне – разве что цены высоковаты.

– Ну, и что мне теперь делать?

– Дай ей недельку, потом позвони. Пригласи куда-нибудь.

– Куда?

– Ну, с моим телом ты уже порезвился. Пригласи куда-нибудь в виртуальность!

– Думаешь, она согласится? После всего этого?

– Кто ж тебе скажет, черт возьми! По крайней мере ты еще не проболтался насчет сына. – Квенч опустил бокал на стол, и рядом с ним моментально материализовался официант с еще одним шерри. – Так или иначе, я знаю тебя, – продолжал майор. – Ты попытаешься еще раз. Сам. Мне даже не придется тебя подталкивать. Потому что ты самый напористый, самый настойчивый, самый упертый парень. И если цель поставил, своего добьешься.

– Вот и посмотрим. – Теори знал, что Квенч прав. Он не сдастся и не отступится, пока есть еще хоть какая-то надежда. Сдаваться – не в его натуре.

Может быть, во всех этих разговорах об одержимости свободных конвертеров что-то и есть, подумал он. Уж кем-кем, а расчетливым ублюдком я точно быть могу.

Сделав еще глоточек шерри, полковник Теори задумался над тем, как все-таки добиться любви Дженифер Филдгайд.