Текст книги "Враг (ЛП)"

Автор книги: Том Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

  «Почему самолет делает это?» – спросил афганец помоложе, увидев, как «Антонов» круто набирает высоту.

  Старший афганец не был уверен, но он не хотел выглядеть невежественным в глазах юноши, поэтому ответил: «Они напуганы».

  «Он все равно попадет?

  Пожилой мужчина сказал: «Я не скучаю».

  Они наблюдали, как ракета неслась к «Антонову», ее пассивная инфракрасная головка самонаведения фиксировалась на тепле двигателей самолета. Менее чем за три секунды он преодолел дистанцию.

  «Стингер» попал в правое крыло «Антонова» между двумя двигателями, и его трехкилограммовая боеголовка взорвалась. Крыло было разорвано взрывом пополам, и оторвавшаяся часть упала на землю.

  Пилот боролся с органами управления. Его сжатые зубы перекусили незажженную сигару, и она упала ему на колени. Весь самолет сильно трясло, и он изо всех сил пытался удержать его на одном уровне. Стрелка альтиметра вращалась против часовой стрелки.

  «Мы потеряли двигатель номер три, – крикнул второй пилот. „Двигатель номер два горит“.

  – Деактивируйте его, – сказал пилот.

  Второй пилот управлял органами управления, чтобы выключить горящий двигатель.

  – Дерьмо, – сказал пилот, наблюдая, как высотомер все быстрее крутится против часовой стрелки.

  Веревчатые мускулы на руках пилота были напряжены, костяшки пальцев побелели, сухожилия напряглись под кожей. Второй пилот так же боролся со своим собственным набором органов управления.

  – Мы не успеем, – сказал он и посмотрел на пилота в поисках контраргумента. Он не получил ни одного.

  Когда высотомер показал пятнадцать тысяч футов, пилот сказал: «Мы разобьемся. Приготовьтесь к аварийной посадке.

  Под ними горы Гиндукуша были огромными, внушительными и очень близкими. Пятнадцать тысяч футов над уровнем моря были всего в пяти тысячах футов от гор. Пилот отчаянно пытался направить «Антонов» в долину, где он мог бы безопасно его посадить. Но самолет не реагировал.

  – Четырнадцать тысяч футов, – крикнул второй пилот.

  Украинский летчик сморгнул пот с глаз. Позади него кричал штурман, но пилот не обращал на него внимания. Все его внимание было сосредоточено на том, чтобы преодолеть следующую линию хребта. Может быть, с другой стороны будет место, где можно совершить аварийную посадку. Может быть.

  'Тринадцать тысяч.'

  Гора, казалось, вздымалась перед ними. Пилот изо всех сил потянулся за штурвалом. Он почувствовал, как что-то рвется в его руке, но отказался сдаваться, несмотря на боль.

  – Двенадцать тысяч футов.

  Гора заполняла вид из кабины.

  «У НАС ЭТОГО НЕ СДЕЛАТЬ».

  Пилот закрыл глаза.

  Афганцы смотрели в бинокль, как низ «Антонова» врезался в хребет, смялся и эффектно разорвался на части. Через мгновение загорелось авиационное топливо, и последовавший за этим чудовищный взрыв разбросал обломки по небу.

  Двое афганцев зааплодировали и зааплодировали, когда горящие куски фюзеляжа посыпались дождем на склон горы.

  ГЛАВА 38

  Лавароне, Италия

  Альпы были хорошим местом, чтобы затаиться. Горы всегда были. По определению они были отдаленными и легкими для людей. Было бессчетное количество мест, где можно было спрятаться. Обладая навыками альпинизма, скалолазания и выживания, Виктор мог использовать местность и климат, обращая их в свою пользу и против любых врагов. Ему тоже нравились пейзажи, умиротворение, чувство изоляции. Адрианне бы понравилось это место, и если бы Виктор не затаился, он мог бы пригласить ее присоединиться к нему.

  Плато Лавароне располагалось на северо-востоке страны. Это был пышный сельский район из нескольких небольших городов и деревень. На одиннадцати квадратных милях лесов и пастбищ проживало немногим более тысячи жителей. Туристы и прохожие были достаточно обычным явлением, чтобы Виктор мог слиться с ними. Три международные границы проходили в пределах ста миль.

  У него была комната в «Альберго Антико» в центре города. Это было идеальное заведение, чтобы спрятаться на несколько дней; достаточно большой, чтобы обеспечить некоторую анонимность, но не настолько большой, чтобы потерять из виду, кто еще остановился; достаточно современен для приличных удобств, но не настолько современен, чтобы повсюду были камеры слежения. Вестибюль был строго функциональным, а не открытым пространством, где люди могли бы просто болтаться. Место тоже было хорошим. Из своего окна он мог видеть улицу снаружи и главное шоссе, проходящее прямо мимо. Опять же, не то место, где люди будут слоняться без причины. Близость к шоссе также помогла бы ему быстро съехать, если бы это было необходимо. Скромные ставки означали, что взятки, которые он платил клеркам, были особенно разумными. Отдельно он попросил их сообщить ему, если кто-нибудь спросит о нем прямо или косвенно. Еда также оказалась превосходной, что всегда помогало немного легче залечь на дно.

  Виктор был в Италии два дня и один день в Лавароне, который он в основном провел в катамаране по озеру, а затем посетил огромный Бельведер-Гшвент. Он и раньше читал о крепости и редко отказывался от возможности увидеть часть военной истории, если представится такая возможность. Belevedere-Gschwent и его музей также были хорошим местом для рисования теней, но с тех пор, как он прибыл в страну, он не видел ни одного подозрительного человека.

  Виктор не знал, чего ожидать, но ожидать худшего было легко и естественно. Надеяться на лучшее было привилегией обычных граждан и мертвых убийц. Его контрнаблюдение и меры предосторожности были еще более острыми, чем обычно. Провал контракта с Ямутом никогда не покидал его мыслей, в частности тот факт, что его провал был вызван вмешательством третьей стороны. Третья сторона, четверых из которых он был вынужден убить и которая в ответ застрелила его. Он потер руку. Все еще болит. Травма не была большой проблемой, но то, что работодатели группы наблюдения могли сделать в ответ, было гораздо более серьезным.

  Он уничтожил их ноутбук, на котором они снимали его с помощью скрытых камер в президентских апартаментах, но он был уверен, что там должны быть резервные копии этих записей. Они были слишком искусны в бою, чтобы плохо вести наблюдение. На кого бы они ни работали, у него было бы лицо Виктора, его голос, и он мог бы в этот самый момент выследить его. Встреча с людьми Петренко на вокзале даст преследователям еще больше сведений о нем.

  Петренко не будет проблемой. Виктор оставил белоруса слишком напуганным, чтобы рисковать возмездием. Это позаботилось хотя бы об одном потенциальном враге.

  Который оставил своего работодателя.

  В Лавароне не было интернет-кафе, поэтому Виктор сел на автобус до одного из крупных соседних городов. Там он провел два часа, занимаясь встречным наблюдением, прежде чем войти в уединенное заведение и сесть за компьютер. Это был первый раз, когда он проверил свою учетную запись электронной почты, предоставленную ЦРУ, после того, как попытался заключить контракт с Ямутом. Как и ожидалось, поступил запрос на контакт для отчета по Минску. Он пропустил заранее назначенный звонок, но это не было прокомментировано. Тон письма был нейтральным, ничто не выдавало того, насколько сердит его кассир на выживание Ямута. Голос не обрадуется этому, это само собой разумеется.

  Виктор потер правый трицепс, прежде чем напечатать ответ, указав время, когда он позвонит. Несколько дней без напряженной деятельности пошли на пользу его ране, и она хорошо заживала. Инфекции не было, и боль постепенно утихала. Обезболивающих для этого не принимал. Боль, несмотря на присущие ей негативные стороны, была для него лучшим индикатором того, как заживает рана.

  Остаток дня он провел, исследуя города и деревни плато Лавароне, ездя на автобусах и гуляя, время от времени болтая с дружелюбными местными жителями об их прекрасном регионе, но никогда по-настоящему не расслабляясь.

  Виктор вернулся в свой отель после наступления темноты, спрятав в рюкзаке только что купленный компактный ноутбук. В своей комнате он включил компьютер, подключился к Интернету отеля, загрузил и установил необходимое программное обеспечение и позвонил своему казначею.

  'Что случилось?' – спросил голос.

  – Значит, сегодня никаких попыток светской беседы?

  – Нет, не сегодня, мой друг. Не тогда, когда на прошлой неделе вы потерпели неудачу. Не тогда, когда в процессе вы убили четырех мирных жителей.

  «Когда вы даете мне такие ограниченные сроки, чтобы убить торговца оружием, прикрытого десятью вооруженными людьми, в ограниченном месте, вы должны признать, что такой контракт имеет ограниченные шансы на успех».

  «Не ждите второй половины вашего гонорара, – возразил его работодатель, – и не думайте, что у вас осталась только одна работа для меня после этого фиаско. Я думал, что ты лучше, правда.

  «Учитывая непредвиденные обстоятельства, с которыми я столкнулся, если бы у вас был кто-то еще, способный выполнить эту работу, вам действительно следовало бы использовать его вместо этого».

  Пауза перед вопросом «Какие обстоятельства?»

  – Не знаю, откуда вы черпаете информацию, – сказал Виктор, – но она не может быть менее точной. Те четверо гражданских лиц, которых я убил, не были гражданскими лицами.

  – Так кто они были?

  – Не знаю, – ответил Виктор. – Я заметил одного из них, когда впервые приехал. В то время я думал, что он был одним из людей Ямута. Но они не были союзниками ни Ямута, ни Петренко. Это была группа наблюдения, хотя я легкомысленно использую этот термин. Они не стреляли и не дрались, как типичные художники по тротуарам. Они оснастили номер Петренко камерами, подключенными к компьютеру в соседнем номере. Когда я пошел за Ямутом, они вмешались, и это единственная причина, по которой они умерли, а Ямут остался жив».

  Его работодатель долго обдумывал откровение, прежде чем сказать: «Если они вмешались, то они…»

  – Нет, – перебил Виктор, – когда Ямут звал на помощь, они ничего не делали. Если бы у них была какая-то ассоциация, они бы, по крайней мере, ответили. Проигнорировали и призыв Петренко о помощи».

  – Вы говорили с кем-нибудь из них?

  «Кратко. Ничего полезного они мне не сказали, но говорили по-русски, хотя я не верю, что они русские. Или белорусы. Единственный, кого я увидел при дневном свете, имел загорелую кожу и темные волосы. Я предположил, что он был с Ближнего Востока, исходя из предположения, что он был с Ямутом, но он легко мог быть южноамериканцем или средиземноморцем. Или просто имел часть этого наследия.

  «Это довольно широко».

  – Разве я сказал, что это не так?

  – Я не думаю, что у них было при себе удостоверение личности, не так ли?

  «Белорусские водительские права».

  'Подлинный?'

  «Экспертные подделки».

  – Значит, у них есть ресурсы.

  «Плюс обучение, опыт, финансирование и достоверная информация – если только Ямут и Петренко не прорекламировали свою встречу в Arms Dealers Weekly».

  – Значит, вы говорите, что какая-то спецслужба вела операцию по Ямуту или Петренко, а мы вмешались прямо в ее гущу?

  – Это наиболее вероятный случай, – согласился Виктор. – Или это частные оперативники, работающие на какую-то другую организацию или частное лицо.

  – Вы сказали, что они оснастили апартаменты Петренко камерами, верно?

  'Да.'

  – Значит, логика подсказывает, что они наблюдали за Петренко, иначе они шпионили бы за Ямутом в его собственной стране, не так ли? Это могли быть полицейские или местные агенты, желающие арестовать Петренко за одно из его многочисленных преступлений.

  «Никто из них не пытался меня арестовать или задержать, – пояснил Виктор, – что они бы сделали, если бы были из белорусских спецслужб. Я предполагаю, что они интересовались тем, что обсуждали Ямут и Петренко, а не сами по себе».

  – В любом случае, нас скомпрометировали. Насколько вы уязвимы?

  Виктор ждал этого вопроса. Он знал, что его работодатель очень внимательно отнесется к его ответу.

  – Минимум, – сказал Виктор. «Я человек осторожный, а все четверо членов команды мертвы. Я пропустил через жесткий диск их компьютера журнал, набитый девятью милами. Никто не сможет восстановить записи».

  – Хорошо, – ответил его контроль со вздохом облегчения, который следовало бы лучше замаскировать, учитывая последствия, если бы ответ Виктора был другим. 'А что насчет следующего дня? Я слышал, что на каком-то вокзале было значительное количество смертей. Это ведь не твоя заслуга, не так ли?

  – Я выехал на машине, – ответил Виктор. «Все, что произошло на следующий день, скорее всего, связано с нанесением Петренко удара по врагам, которые, как он подозревает, пришли за ним».

  – Думаю, да.

  Судя по тону, Виктор не мог понять, поверили ли ему, но его работодатель ничего не мог сделать, чтобы доказать, что инцидент в Минском центре был делом рук Виктора. Любые кадры с камер безопасности в лучшем случае будут неубедительны.

  – Верно, – сказал голос через мгновение, – если нет разоблачения, то не о чем беспокоиться. Я дам вам знать, если что-то изменится, но до тех пор мы продолжаем как обычно. Ты мне не понадобишься сразу, но оставайся в Европе. Ты скоро вернешься к работе.

  После того, как звонок прервался, Виктор сидел неподвижно в темноте, и его компанию составляли только его мысли. Он осмотрел один из кошельков, взятых у группы наблюдения, как уже делал это несколько раз. Если не считать белорусского водительского удостоверения и наличных денег, в нем ничего не было. Конечно, там будут отпечатки пальцев, и если те, кому они принадлежали, есть в чьей-либо базе данных, несомненно, ЦРУ сможет опознать этого человека, но Виктор не хотел, чтобы его работодатель знал что-либо о нападавших раньше него самого. Если подозрения Виктора подтвердятся, то это может поставить его в очень опасное положение в ЦРУ.

  Он думал о событиях в отеле «Европа». Были некоторые серые области, где он не мог вспомнить каждую деталь, но так было всегда после боя. Одни события оставались яркими годами, тогда как другие – не обязательно менее важные – исчезали из памяти в течение нескольких минут. Виктор не понимал физиологических или психологических причин этого, да и не хотел.

  Проверив другие свои учетные записи электронной почты, он нашел ответ от Алонсо, датированный прошлой неделей. В электронном письме объяснялось, что Алонсо находится в Европе всего один день, и если они собираются встретиться, то это должно произойти очень скоро. Это было несколько дней назад, так что европейский контракт Алонсо должен был перейти к другому профессионалу. В электронном письме также говорилось, что, оглядываясь назад, Гонконг не был таким уж веселым, и Алонсо не рекомендовал бы туда ехать. Виктор удалил сообщение. Он мог бы использовать деньги, которые дала бы ему работа в Гонконге, но по какой-то причине они были отозваны. Может быть, клиент струсил или цель попала под поезд.

  Виктор обнаружил, что упустил еще одну работу от другого брокера. У работающего в Москве казака, у которого Виктор не работал годами, был неуказанный, но очень опасный контракт с потенциально огромным гонораром. Он хотел подтолкнуть к этому Виктора. Когда Виктор ответил на электронное письмо с просьбой предоставить дополнительную информацию, сообщение было возвращено. Учетная запись получателя больше не была активной, поэтому, как и в случае с гонконгской работой, она могла быть отозвана или, возможно, уже досталась другому киллеру или киллерам. Другие его аккаунты были полны спама и ничего больше. Работу никто не предлагал. Он отсутствовал на рынке более шести месяцев, так что неудивительно, что брокеры ушли куда-то еще.

  Он не верил, что его работодатель станет проблемой, по крайней мере, пока. Но голос на другом конце мира хотел бы знать, чью группу наблюдения Виктор убил так же, как и сам Виктор, и Виктор хотел выяснить это первым. Это помогло бы его делу держать свои выводы при себе, но вскоре его работодатель обнаружил, что эти дополнительные тела не принадлежали гражданским лицам. То, что он утаил информацию, не улучшит его шаткое положение в ЦРУ.

  Еще один день исцеления, и он переедет на юг, в Болонью. Если Виктор собирался опознать людей, которых он убил в Минске, раньше, чем его работодатель, ему понадобится помощь.

  ГЛАВА 39

  Москва, Россия

  Несмотря на улыбки, анекдоты, добрые слова и рукопожатия, Владимиру Касакову было скучно, досадно и хотелось, чтобы он был где-нибудь еще. Вечеринка была типичной для московской элиты. Там были политики, олигархи и знаменитости, все общались друг с другом, вели себя дружелюбно и смеялись, в то же время тайно ненавидя друг друга. Олигархи ненавидели власть политиков, в то время как политики, в свою очередь, ненавидели богатство олигархов, и оба ненавидели популярность знаменитостей, которые ненавидели политиков и олигархов просто за то, что они тоже не знаменитости. Касаков был уникален тем, что ненавидел их всех.

  Он плеснул себе в горло немного шампанского. Он стоял один, заботясь только о том, когда следующий поднос с канапе пройдет мимо него. Несмотря на то, что он делал все возможное, чтобы подавать сигналы «оставь меня в покое», многие люди хотели получить от него кусочек, и требовалось огромное самообладание, чтобы не начать бросать хуки и апперкоты. Обычно он ловко общался, приветливо разговаривал и отпускал злые шутки. При всем том, что он ненавидел такие вечеринки и их одиозных участников, было необходимо, чтобы он присутствовал, чтобы поддерживать знакомства, связи и дружбу, необходимые для того, чтобы оставаться свободным человеком. Хотя Россия никогда не выдавала своих граждан, всегда оставался шанс, что какой-нибудь политик отвернется от него, будь то для того, чтобы завладеть его бизнесом, снискать расположение международного сообщества или, что маловероятно, из моральных соображений. Пока украинец пользовался поддержкой остальной московской аристократии, он мог спать спокойно. Однако сегодня вечером Касаков не смог сделать праздничное лицо. Все его мысли были заняты Илларионом, Ариффом и местью, в которой он так остро нуждался.

  *

  Единственный человек на вечеринке, на которого у него было время, находился в противоположной стороне комнаты, цепляясь за слова какого-то красивого русского актера. Изольда была не одна. Должна быть дюжина жен в таком же восторге и дюжина мужей, ревниво пытающихся скрыть это. Разница между Изольдой и другими женами заключалась в том, что красавец-актер явно увлекался ею так же, как и она им. Это неудивительно. Жена Касакова, как всегда, выглядела просто шикарно. Высокая, стройная и грациозная, она затмевала всех женщин в комнате. Ее вечернее платье с открытой спиной было бесстыдно сексуальным и, несомненно, элегантным. Некоторые менее классные жены демонстрировали накачанную грудь с вырезами, доходившими почти до пупка, и не могли ни хмуриться, ни улыбаться из-за своих вытянутых и застывших лиц. Черные волосы Изольды были завязаны – как любил Касаков, – и эта прическа удлиняла и без того завидную шею. Бриллиантовые серьги, подаренные мужем на день рождения, танцевали и блестели, когда она смеялась.

  Актер отпустил еще одну шутку, и по силе веселья, вызванного шабашом жен, он должен был быть чем-то вроде комика. Касаков видел его в паре русских фильмов и знал, что этот человек скорее комик, чем актер. Мужчина наклонился к Изольде и прошептал ей на ухо, на что она широко и беззаботно улыбнулась. На этот раз Касаков не смог обнаружить боль, которую она так тщательно скрывала от других, если не от него. Они были женаты чуть более пятнадцати лет, и хотя Изольде было уже далеко за тридцать, у нее все еще не было ребенка. Касакова убило осознание того, что ее несчастье было его ошибкой.

  Изольда опять засмеялась, и ее рука переместилась на руку актера. Ему было не больше тридцати, и, без сомнения, он был так же плодовит, как и красив. Касакову представилось, что Изольда в эту минуту мечтает переспать с актером. Судя по тому, как он смотрел на нее, собственные мысли актера точно не отличались. Если она поддалась его чарам, Касаков не мог ее винить. Именно его бесплодие заставило ее плакать в подушку посреди ночи, когда она думала, что он спит. Он представил себе сцену через месяц, когда она пришла к нему, чтобы объявить о чуде, которого они ждали. Он будет держать ее, и они оба будут плакать, и он никогда не скажет, что их ребенок не похож на него, иначе убьет ее за предательство.

  Изольда взглянула в его сторону и увидела, что он смотрит. Чувство вины и страх начали сдирать улыбку с ее лица, но Касаков спрятал свои мысли, улыбнулся и помахал в ответ, словно не замечая разворачивавшейся перед ним сцены. Он убедил ее, или убедил достаточно, чтобы вернуть себе улыбку. Может быть, сейчас это был бы не актер, но если бы не он, в конце концов это был бы кто-то другой. Касаков чувствовал это где-то внизу живота.

  – Выпей еще, – сказал знакомый голос. – Ты выглядишь так, как будто тебе это пригодится.

  Касаков обернулся и увидел еще одно раздражающе красивое лицо. Томаш Бурлюк держал два бокала для шампанского. Он передал одну Касакову.

  – Я не думал, что ты придешь.

  Бурлюк отхлебнул шампанского. – Я подумал, что тебе может понадобиться компания.

  Касаков махнул рукой. – Насколько я понимаю, вы видели мою жену.

  Бурлюк долго смотрел на Изольду, прежде чем сказать: «Трудно не сделать».

  – Каждая женщина ее ненавидит, – заметил Касаков. «Каждый мужчина желает ее».

  Бурлюк сделал большой глоток шампанского. – И все же она твоя и только твоя.

  Касаков кивнул и сделал вид, что не заметил, как лучший друг пристально посмотрел на его жену.

  – Итак, – сказал Бурлюк, наконец оторвав глаза. «Кто наш любезный хозяин сегодня вечером?»

  «Какой-то олигарх, который подкупом и угрозами скупил бывшие государственные запасы газа», – пояснил Касаков. «Сейчас он контролирует большую часть поставок в Европу. Он полный придурок.

  – Вы так обо всех говорите.

  «С этим парнем это мягко сказано. Он тратит деньги, как будто это бессмысленно. Я слышал, что у него пятьдесят машин. Пятьдесят. Ты можешь в это поверить? И три частных самолета. С ним я похож на крестьянина.

  – Когда-то мы были крестьянами.

  «Вот почему мы ценим то, что имеем». Касаков слегка ударил Бурлюка тыльной стороной руки в грудь для акцента. Затем он вздохнул и сказал: «А скажи мне, мой самый старый друг, какой во всем этом смысл?»

  Бурлюк выглядел растерянным. – Я не понимаю.

  – Я устал, Томаш. Я устал так жить, только тайком выезжая из страны по делам, не рискуя вернуться на родину. Я устал нести на своих плечах бремя империи. Иногда я действительно думаю, что... Телефон Касакова завибрировал и прервал его. Он проверил это. – Ельцина, – пояснил он. – Она снаружи. Она говорит, что это важно, так что мне лучше пойти узнать, чего хочет эта сука.

  – Мне тоже пойти?

  Касаков покачал головой. – Оставайся здесь и присматривай за Изольдой.

  Бурлюк выглядел растерянным. 'Что ты имеешь в виду?'

  – Не знаю… просто присматривай за ней.

  Касаков нашел Ельцину стоящей на подъездной дорожке олигарха. Миниатюрной русской не было в списке гостей, поэтому охрана не пустила ее на дачу. Касаков мог бы добиться приглашения своего бездарного советника, но он скорее бросил бы бокс ради вышивания. Ельцина была явно обеспокоена. Ветер играл с прядями волос, выбившихся из ее хвоста.

  'Что?' – спросил Касаков.

  Ельцине понадобилось несколько секунд, чтобы подобрать слова. – Владимир, извини. Мы потеряли северокорейский груз.

  'О чем ты говоришь? Как мы могли его потерять?

  «Самолет с первыми двумя МиГами так и не покинул воздушное пространство Афганистана. Сегодня утром он разбился в горах.

  Касаков схватил Ельцину за кофточку. Если бы он хотел, он мог бы поднять крошечную женщину с земли одной рукой, но вместо этого он притянул ее ближе.

  «Разбился? '

  Она сглотнула и кивнула.

  Касаков отпустил ее и испустил крик раздражения. Его огромные руки были сжаты в кулаки, сухожилия на шее упирались в кожу. Он прорычал сквозь стиснутые зубы.

  Ельцина поправила блузку и жакет. 'Я не знаю, что сказать.'

  Он толкнул Ельцину в плечо. Она вздрогнула и попятилась назад. – Вы можете начать с того, что расскажете мне, как мы потеряли активы на двести миллионов долларов и мою самую опытную команду. Он снова толкнул Ельцину, сильнее. Она споткнулась еще больше назад, едва избежав падения. «И когда вы это сделаете, вы можете сказать мне, как я собираюсь сказать северокорейцам, что они не получат свои первые два истребителя, как гарантировано».

  'Я…'

  Касаков оглянулся на дачу. Охранники наблюдали, но не вмешивались. Он провел пальцами по волосам, размышляя. «Что-то здесь происходит. Это уже третий раз за неделю, когда у нас серьезные проблемы. Сначала мы потеряли колонну зенитных орудий в Эфиопии из-за инспектора ООН, который случайно впервые за восемь лет проверил наши грузовики. Вчера наши представители в Сирии пропустили передачу».

  – Их нашли два часа назад в канаве под Дамаском, – пояснила Ельцина. «Все мертвы. Горло перерезано.

  Он посмотрел на Ельцину. «Говорят, один раз – это случайность. Дважды – совпадение. Три раза – действия противника. Так кто, черт возьми, делает это с нами? '

  Ельцина покачала головой.

  – Не смей, – выплюнул Касаков. – Не смей говорить мне, что ты ничего не знаешь, когда я плачу тебе целое состояние за то, чтобы ты знал все.

  – Нет никаких доказательств, – начала она. «Очевидно, что ООН не стала бы убивать наших людей или сбивать самолет. Но кто бы ни сделал эти вещи, он также мог сообщить ООН о нашем конвое».

  'ВОЗ?' – спросил Касаков.

  «Только тот, кто хорошо разбирается в нашем бизнесе, может нанести такой удар».

  'ВОЗ?' – снова спросил Касаков.

  «Бараа Арифф. Он знает о нас достаточно, чтобы сделать эти атаки возможными.

  – А откуда он мог знать?

  «Военачальники, которые покупают наши танки и тяжелые боеприпасы, также покупают его оружие и патроны. Подкупаем одних и тех же чиновников. Наемники, охраняющие наши грузовики, защищают и его. Наши люди пересекаются с его собственными почти ежедневно.

  – Я не верю. Арифф – хнычущая, жалкая египетская свинья. Он никогда не посмеет начать войну со мной. У тебя больше яиц, чем у него. Касаков расстегнул пуговицы на смокинге, пытаясь остыть. Он указал на Ельцину. «Кроме того, каково его обоснование? Он узнал, что я хочу его смерти?

  – Почти невозможно, – заверила Ельцина. «Я искал киллеров только через уважаемых посредников и свои связи в СВР и ФСБ».

  – Тогда зачем он это делает?

  Ельцина сказала: «Объяснение может быть только одно: он ищет твоего дела. Должно быть, он отправил этого снайпера в Бухарест, думая, что без вашего руководства он сможет беспрепятственно продавать нашим клиентам. Случайно вмешивается какой-то враг снайпера. Затем Арифф посылает еще одного, но Томаш узнает об этом и посылает своих людей перехватить убийцу в Минске. Поэтому Арифф отказывается от своих амбиций убить вас и вместо этого атакует нашу сеть, стремясь оставить нас искалеченными и настроить против нас наших клиентов.

  «После всех этих лет сосуществования у него наконец-то вырастает костяк. Если бы мы поменялись ролями и если бы мой бизнес существовал задолго до того, как он стал известен, я бы не ждал так долго, чтобы сокрушить своего потенциального конкурента. Я бы хотел, чтобы это было не о бизнесе. Хотел бы я, чтобы он знал, что я хочу его смерти. Я бы хотел, чтобы он действовал в целях самосохранения. Я хочу, чтобы он жил в страхе. Я хочу, чтобы он посмотрел на свою семью и представил, как они кричат».

  Ельцина молчала.

  Касаков сказал: «Я уверен, что это новое откровение послужит дополнительной мотивацией для его розыска».

  Она выпрямилась. «Мотивация не может быть выше, Владимир. Он будет страдать за смерть вашего племянника. Все мои контакты были запрошены для разведки. Наши самые доверенные люди собирают информацию. Не жалея ни сил, ни средств. Арифф оставался скрытым в течение многих лет, но в конце концов его найдут, обещаю вам.

  – Но сколько вреда он причинит нам до этого?

  Ельцина не ответила.

  «Какова ситуация с американской командой?»

  «Бурлюк согласился на их требования, и мы держим их на авансе, чтобы мы не потеряли их из-за какой-то другой работы. Но пока мы не найдем Ариффа, они просто ждут.

  – Если то, что вы говорите, верно, и Арифф знает, как нас ударить, потому что наши дела часто пересекаются… Ельцина кивнула. – Тогда мы должны знать о его организации не меньше, чем он о нашей. Итак, давайте вернём долг. Убить любого, кто хоть немного связан с Ариффом. И утроить мою безопасность. Убедитесь, что все, кто работает на меня, знают, что происходит. Всем нужно быть начеку. Этот кусок дерьма может ударить нас снова в любой момент.

  «Вы должны знать, что война с Ариффом напугает наших людей и подорвет моральный дух, который уже пострадал из-за упадка бизнеса за последние несколько лет».

  – МНЕ ПОЛЕЗНО, – взревел Касаков, слюной брызнув Ельциной в лицо. «Пусть боятся. Я сделал их богатыми. Немного страха напомнит им быть благодарными».

  Она кивнула, не решаясь вытереть слюну со щеки и губы.

  – Я хочу смерти Ариффа, – холодно прошептал Касаков. «И пока я жду, я буду смотреть, как его империя сгорит дотла вокруг него».

  ГЛАВА 40

  Болонья, Италия

  Всегда было приятно посетить Болонью. Это был город красоты и истории в стране, пропитанной и тем, и другим. Центр города очаровал Виктора своей архитектурой, памятниками, портиками и восьмисотлетними укреплениями. Он смотрел с вершины наклонной башни высотой в триста тридцать футов Торре дельи Азинелли. Это была самая высокая из знаменитых Двух башен Болоньи, а обширный городской пейзаж под ним состоял из красных крыш и охристых стен, за исключением тех мест, где серые средневековые башни выступали над остальной частью невысокого горизонта Болоньи.

  Близлежащая Флоренция привлекала туристов, сохраняя Болонью более аутентичной и неиспорченной, и Виктор надеялся, что так будет всегда. Сравнительно небольшое количество посетителей означало, что Виктору было меньше иностранцев, среди которых он мог бы спрятаться, но город был тем более приятным для прогулок из-за отсутствия экскурсантов с фотоаппаратами.

  Погода была жаркая и сухая. Виктор был одет в белую льняную рубашку и свободные хлопчатобумажные брюки чинос и сохранял спокойствие, прогуливаясь по затененному лабиринту знаменитых городских аркад портиков. Всего было двадцать пять миль крытых переходов: идеальных для отвлечения внимания и потери наблюдения. Он ничего не увидел и продолжил свой путь к Виа Риццоли, где в промежутках осмотрел множество причудливых книжных и антикварных магазинов, используя стеклянные витрины модных бутиков, чтобы дополнительно проверить наличие теней. Никто не зарегистрировался на его радаре угроз, но он оставался осторожным во время обеда и продолжал вести встречное наблюдение, разыскивая городские дворцы эпохи Возрождения, когда большинство магазинов закрывалось между часом и тремя часами дня.