Текст книги "Драконьи танцы на битом стекле (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Часть III
Танец Судьбы

11

Небо было по-весеннему безоблачным, отчего закат, по мнению Ирайсо Бронтехью был не так красив, как если солнце опускалось за горизонт в обрамлении белоснежных облаков, расписанных его последними лучами невиданными оттенками, когда светотени предают кудрявым облачным барашкам особую форму и завораживают, стоит только поднять глаза к нему. Настоятельница Оракула Серпокрылых уже неделю как взяла за правило подниматься на крепостную стену Оракула как только в окно ее кабинета заглядывали первые закатные лучи. Она ждала. Юные куколки, вернувшиеся без своей Имаго, не зря припомнили странную фразу не менее странного мужчины, о том, чтобы сберегли его коня и он обязательно за ним вернется. Мужчина этот оказался связан с драконом. Именно на бронзовых крыльях чудовища ему удалось спастись вместе с Вивьен. В этом сходились мнения большинства приближенных к настоятельнице Имаго. При этом самые молодые из них с горячностью, достойной лучшего применения, утверждали, что юная Имаго Мольтс в плену. И следует немедленно открыть ворота и вместе с ожидающими их решения Имаго из Оракула Мертвой Головы отправится вызволять ее из заточения. То есть, вторгнуться на территорию соседнего государства. Ох, молодость, молодость!

Ирайсо несла на плечах слишком большой груз лет, чтобы безоглядно бросаться из крайности в крайность. В отличие от самый ретивых, она понимала, что Оракул в осаде. Конечно, прямо об этом ничто не говорило. Напротив, мертоголовые утверждали, что их лагерь под стенами Оракула Серпокрылых не более чем способ поддержать соотечественниц, в отношении которых была предпринята такая откровенно хамская акция, как похищение одной из Имаго Оракула. Но Ирайсо была склонна верить своим бабочкам, пусть и находящимся на невысокой ступени куколок, нежели Вестнику чужого Оракула, который, как она прекрасно знала, зарекомендовал себя весьма неоднозначным человеком. Почему-то считалось, что Вестником у мертоголовых был мужчина. Но долгое время наблюдая по своим каналам за самым противоречивым из оракулов Верлиньи, Ирайсо пришла к неутешительному выводу. Вестников было несколько, но выглядели они всегда одинаково. Не факт, что сама настоятельница Мертвой Головы знала об этой странности. Бронтехью несколько раз обдумывала возможность послать ей сообщение, рассказать о своих выводах и привести свидетельства очевидцев, но всякий раз отметала эту идею. Причина была проста. Никто, даже самый надежный гонец, не мог бы поручиться, что письмо попадет в руки адресата, а не будет перехвачено где-то на полпути. Поэтому госпожа Имаго не спешила принимать помощь от мертоголовых. Она ждала дракона. Возможно, его появление что-то объяснит?

Конечно, тот мог появиться в небе и не на закате, но ей было приятно думать, что хотя бы в этом она способна предсказать ближайшее будущее. Конечно, при наличии дракона потоки судьбы скручивались, извивались, спонтанно меняли направления, но Бронтехью честолюбиво, как и все Имаго, верила в свой дар предвидения. Именно поэтому она убедила себя, что гости в их Оракуле появятся на закате. И почему-то ей даже в голову не пришло, что прийти они могут по земле, а не прилетят по воздуху, как ей представлялось. Говорят, что Жрицы Имаго не умеют удивляться. Еще бы! Их дар настолько силен, что удается предвидеть на два или три шага вперед. И все-таки, самоуверенных Жрицам, порой, полезно удивляться.

Шут купал дракона. Зрелище было… В общем, Арно Шлим не выдержал и ушел в лес. Подальше от реки, на берегу которой они разбили лагерь. Рамирата игрища Александра и Ставраса, по всей видимости, не смущали. Драконы в целом куда проще относились к прелюдному проявлению чувств. Впрочем, у масочников по этому поводу тоже было мало табу. Но Арно было тоскливо смотреть на все это. Поэтому он ушел. Бригелла понимал, что завидует, так и не сумев объяснить себе, откуда взялась эта неуместная здесь зависть. И на какой объект в конечном итоге она была направлена. На чужое счастье? Вряд ли. Он давно смирился с тем, что в его случае личное счастье стоит искать в детях, в их радостях и невзгодах, но никак в ком-то родном и близком ему.

Когда жена ушла от него… он запретил себе даже думать об этом. Боли давно не было. Точнее, была, просто стала казаться чем-то естественным, без чего уже не представляешь собственною жизнь, несмотря на то, что в ней не было ничего хорошего. Но не было и плохого. Просто боль все еще жила где-то глубоко внутри, и теперь уже страшно с ней расставаться. Если ее убрать, что останется? Возможно, он сам перестанет существовать. Ведь они срослись с ней, стали единым целым. Как можно… да и нужно ли что-то менять? Поэтому ему так не по душе пришлось запечатление.

Больше всего смущало то, что дракон, если верить рассказам детей, при желании смог заглянуть ему в душу. Впрочем, Мята и Гиацинт, который тоже взялся просвещать одраконенного родственника, утверждали, что единение душ обоюдный процесс и при желании Арно сам сможет многое рассмотреть в душе своего дракона. Но упрямый Бригелла не смирился. Не в его привычке было разделять с кем-либо свои переживания. После ухода жены он замкнулся в себе. Поэтому так и не нашлось другого человека, которому ему захотелось бы доверить тайны своей души. Теперь у него появился дракон, и Арно просто не знал, что с ним делать. Он даже пробовал отказаться от навязанной ему миссии, касающейся данного сомнительного путешествия. Но Рамират в любом случае собирался в Верлинью, так что Арно деликатно намекнули, что не дело оставлять своего дракона на поруганье судьбы в такой непростой для всех час. Намекал лично Палтус Третий, которому на карнавале все масочники присягнули, как один. Отказаться не получилось, несмотря на то, что в семье Шлимов наметились серьезные перемены. Когда Арно попытался сослаться на это, высказался Корнелиус, бывший глава семьи, и пообещал, что присмотрит за всеми. Это стало последней каплей. Рамират во время всех этих обсуждений стоял в сторонке и многозначительно молчал. Но, разумеется, все слышал. И от него не могло укрыться нежелание Арно отправляться в путешествие вместе с ним и Радужным драконом, к которому, конечно же, присоединился неугомонный Александр Икуф. Куда же без него? И вот теперь они здесь, на подступах к Оракулу Серпокрылых. И что дальше?

– Хандришь?

– Медитирую.

– О, какое, однако, мы слово знаем!

– Разумней было бы удивиться, откуда оно знакомо тебе.

– Прежде чем убить моего человек в "честном", – кавычки в голосе дракона прямо-таки чувствовались, – поединке, один из ваших тоже медитировал, как он сказал.

Арно, стоящий спиной к дереву, из-за которого с ним разговаривал неизвестно как появившийся тут Рамират, изумленно открыл глаза. Хотя до этого они у него были закрыты. И опустил руки, которые держал скрещенными на груди. Это было… неожиданно. Жаль, что ему и в голову не пришло, что дракон может пойти за ним. И он не успел подготовиться к этому знаменательному разговору. Который, по логике вещей, должен был произойти между ними уже давно. Но все предыдущие дни своего путешествия, они вели себя друг с другом как совершенно чужие люди. Почти не общались напрямую, предпочитая использовать в качестве посредников Ставраса или Шельма. И даже понимая, что рано или поздно все равно придется поговорить, предпочитали не замечать настойчивой необходимости этого разговора. Чем злили спутников. Но как бы лекарь и шут не пытались спровоцировать их на откровения, оба демонстрировали изрядную стойкость и… очень похожее упрямство.

– И много у тебя было до меня? – чуть помедлив, Арно остановился на этом, весьма нейтральном, как ему казалось, вопросе.

– Семь.

– То есть я…

– Думаю, в пределах первого десятка ты считать умеешь, восьмой ты мой. – С издевкой протянул дракон и задал свой вопрос: – Сколько тебе лет, масочник?

– А ты еще не посмотрел?

– Делать мне больше нечего, лезть в душу, которой я не ко двору пришелся. Предпочитаю спросить, если заинтересует.

– Тридцать восемь.

– Но твоему сыну…

– Это был ранний брак. Кроме того, моя маска… подразумевает раннее взросление. Мы серьезнее, чем Арлекины.

– И хитрей.

– Не всегда.

Помолчали. Арно первым нарушив повисшую паузу:

– Хочешь что-нибудь еще спросить? – подтолкнул он к продолжению разговора. Но Рамират воспринял этот вопрос с иным подтекстом.

– Прогоняешь?

– Еще не решил, – помедлив, ответил Шлим, – Скорее, пытаюсь подготовиться к неприятным сюрпризам.

– И что неприятного было в вопросе про возраст?

– Пока ничего. Но я, действительно, считаю, что тебе лучше подошел бы кто-то помоложе.

– Повторяю в последний раз, – Рамират вышел из-за дерева, и они оказались с масочником лицом к лицу, – ни у одного из нас не было выбора.

– Прискорбно.

– Еще бы!

– Мы ведем себя как дети. Оба. Пора заканчивать, – наконец, решился произнести Арно.

– Тогда начинай, – немного помедлив, заявил дракон и хитро прищурился в ожидании.

– Что именно? – не постеснялся уточнить масочник.

– Извиняться, – расплывшись в широкой улыбке, ответствовал Томассо. Причем дракон имел совершенно арлекинский вид, даже интонации, с которыми это было сказано, были похожи.

Шлим усмехнулся. Конечно, это был неполноценный смех, но вообще-то по сравнению с его вечно сдержанным и даже угрюмым видом, это был большой прогресс. Правда, Рамират вряд ли уловил этот момент, ну да ладно. Вообще, дракон в целом обладал рядом типично арлекиньих черт. Гибискус это для себя давно отметил. Но развивать тему опасался. Он вообще не решался слишком много думать о нем. Боялся, что запечатление вырвется из-под контроля, и он сам того не желая проникнет в непостижимую драконью душу. К такому развитию событий Бригелла был не готов.

– Не стану, – вдруг сказал Гибискус, сам себе удивляясь.

Томассо прищурился, склонил голову к плечу, а потом его улыбка стала только шире:

– Ну и ладно, – заявил он. Встал спиной к дереву бок о бок с Арно и сполз на мягкий мох. Масочник с облегчением последовал его примеру. Теперь они сидели рядом и молчали.

– Все еще любишь ее?

– Не знаю. Вряд ли. Детей люблю, это да.

– Переживаешь за дочку?

Очень подходящий вопрос. Собственно, это был один из основных аргументов, за счет которых Гибискусмилш пытался отказаться от навязываемого ему путешествия. Когда одной из добровольцев в поход на земли серпокрылых вызвалась Мята, мотивируя тем, что уже знает их стиль боя, и сможет защитить спутников, Ставрас неожиданно уперся, как баран. Масочники Иль Арте посмотрели на него с осуждением. Шельм тоже занял позицию сородичей, недоумевая, почему это Драконий Лекарь все еще пытается считать Кэт ребенком, хотя по меркам своего народа Скарамуча уже вполне совершеннолетняя и самодостаточная особь женского пола и все такое. Даже Дормидонт попытался встать на защиту возлюбленной. Вот на его-то высказывании многозначительно молчавший лекарь и сломался.

– Потому что последнее дело отправлять на войну беременных женщин, будь они трижды Скарамучча. Уверен, даже эта суровая маска не станет для такого оправданием.

Арно до сих пор дословно помнил слова лекаря, даже сами интонации, с которыми они были произнесены. Это было очередное маленькое чудо, такое важное для их народа. Похоже, теперь даже этот рубеж был преодолен. Если у масочников и людей этого мира начнут рождаться дети… что же будет с кланом? Перспектива полной ассимиляции Совет Иль Арте не обрадовала. Но их всех успокоил Палтус, который только внешне создавал впечатление этакового брюзги, на самом деле Его Величество был просто незаменим в ходе напряженных дипломатических переговоров.

– Еще неизвестно, кто кого ассимилирует, – сказал король, подмигнув все еще ошарашенной Мяте, – Более того, я считаю, что от связи с драконами ваша магия только выиграет. Вот он… – и Палтус указал на Шельма, – живое тому подтверждение. К тому же, если в качестве примера брать тех же цыган, вполне реально сохранить обычаи и особую природную магию даже имея возможность рожать детей от других обитателей мира.

– Так скоро и драконы от людей рожать начнут, – в сторону высказалась леди Бригелла из Совета Иль Арте.

– Но ведь покамесь за полторы-то тысячи лет не начали, – стариковским голосом прокомментировал Томассо, на тот момент уже скромненько сидевший в уголке, хотя потом Арно рассказали, что до его появления в Зале Советов, древний дракон бурно дискутировал с масочниками и не только.

Отогнав от себя непрошеное воспоминание, Гибискусмилш ответил вопросом на вопрос:

– А ты как думаешь?

– Ну… я уже и сам забыл, когда в последний раз после меня яйца откладывали.

– А ты сам… – Арно запнулся, прикидывая, уместно ли спрашивать о таком, – когда-нибудь сбрасывал жен… самок на скалы?

Томассо долго молчал. Но масочник не жалел, что спросил. Это было важно. По крайней мере, почему-то казалось таковым. Поэтому он ждал.

– Я старше Радужного, если тебе еще не сказали… – произнес Рамират раздумчиво. И, придав голосу твердость, наконец, признался: – Да, сбрасывал.

Снова помолчали. Арно переваривал, Томассо с любопытством ждал, что он на это скажет. Дракон, не смотря на все прожитые лета, только сейчас, вдруг, осознал, что строптивый масочник – это, как минимум, интересно. Еще любопытнее, чем гордая бабочка. Ведь Арно, как бы вежливо не беседовал с ним сейчас, все равно не собирался так просто сдаваться и открываться своему дракону. А что может быть веселее и увлекательнее укрощения строптивого? И почему ему это раньше в голову не пришло? Они же почти неделю пробирались по Верлиньским лесам. И он, оказывается, столько времени упусти в пустую! Нет бы сразу развить бурную деятельность. Возможно, к сегодняшнему дню, уже бы удалось одержать победу над строптивостью некоторых масконосящих. Так нет же, обуяла его недостойная дракона обида на мир. Зря-зря. Теперь вот неизвестно, что дальше будет. Как только столкнуться с Серпокрылыми или другими бабочками, вряд ли найдется время для завоевательных миссий. Эх, старость не радость! Надо было раньше соображать!

– А сейчас ты смог бы?.. – задал масочник очередной вопрос.

– А ты как думаешь? – спародировав его интонации, откликнулся Рамират.

Арно снова хмыкнул.

– А я-то думал, – пробормотал он почти потрясенно, – что даже арлекину не всегда под силу меня рассмешить…

– Так это ты смеешься? А я думал чихаешь. Даже здоровья собирался пожелать. – Пропел Рамират, который впервые чувствовал себя настолько живым и воодушевленным. Хотелось вершить великие дела, а еще лучше, подорваться прямо отсюда и взмыть в небо. И желательно, чтобы на спине сидел его человек. Точнее, масочник. Но предложить нечто подобное, значило бы поддаться соблазну и слишком рано отказаться от завоевательных планов. Такого он себе позволить не мог.

– Тебе не говорили, – Арно повернулся к нему, с приятной улыбкой на лице, – что есть в тебе нечто арлекинье?

– Наверное, от вашего Вольто заразился. Он ведь первый арлекин, с которым я познакомился, так сказать, по одну сторону баррикад.

– Ты никогда мне не простишь того, что я масочник? – вдруг спросил Гибискус, озадачив Рамирата, потому что на лице Бригелла все так же цвела улыбка. Она даже не померкла. Могла хотя бы застыть на лице, подобно маске, такое дракон еще мог понять, но улыбка кукловода все еще была живой и почти теплой. Как же с этими масочниками сложно. Он-то уже успел приписать на свой счет пару очков. И вот теперь счет снова обнулился. Этот простой вопрос перечеркнул все подвижки, которые были сделаны. Где-то вдалеке закричала хищная птица. Рамират узнал беркута. Закрыл глаза, так как сам не ожидал, что первый проигрыш так сильно его расстроит. Потом тихо задал встречный вопрос:

– Разве я в чем-то обвиняю?

– Я – масочник. Думаю, одного этого достаточно для обвинения.

В общем-то, он прав. Еще неделю назад этого было достаточно, но теперь… все изменилось. Порой мы сами не замечаем, как стремительно происходят в нас перемены, иногда к худшему, иногда, как в этот раз, к лучшему. Хотя, это еще спорный вопрос. Снова в небе над лесом издал свой клекот беркут. Странная птица для этих мест.

– Я тебя не виню. Больше не виню, – поправился Рамират и сразу перешел к делу. – Где-то над нами парит птица. Можешь узнать, нет ли на ней поводка? Я слышал от Шельма, что в Дабен-Дабене…

– Шельм бы справился лучше, – обронил Арно, но медленно поднялся на ноги и запрокинул голову, пытаясь рассмотреть беркута.

Шлимы были сильными кукловодами. Возможно, самыми сильными из всего клана масочников. И Арно был лучшим из них. Конечно, сейчас уже подрастает новое поколение Шлимов. Но в случае с управлением поводками, недостаточно обладать большим таланом, как было, к примеру, с марианеточниками семьи Икуф. Для кукловодов был важен опыт. И у Арно его было предостаточно. Поводок взмыл в воздух невидимой петлей. Если бы Рамират не был связан с Арно запечатлением, скорей всего он даже не увидел его движение. И дракон это понимал. Он встал рядом со своим масочником и так же, как он, смотрел на небо в просветах древесных крон.

– Промахнулся, – выдохнул Томассо слегка разочарованно, скосил глаза на Бригелла и заметил, что тот снова улыбается.

– Ошибаешься, – ответил ему Шлим, не отрывая взгляд от неба. – Ты сказал узнать, а не перехватить управление.

– Значит, я не ошибся, – удовлетворенно произнес Рамират.

– Хорошо, что мы не полетели на драконьих спинах, – заметил Арно, поворачиваясь к нему.

– Тогда уж на крыльях, – ворчливо отозвался дракон.

– Для кого как.

– Согласен. Пойдем. Скажем Ставрасу и Шельму.

– А если они там все еще… лучше просто свяжись с ним мысленно.

– Это приказ, ваша светлость? – Рамират даже отвесил шуточный поклон. Ну, точно арлекин.

– Рекомендация, думаю, так будет точнее.

– Тоже мне рекомендатель нашелся! – Пробурчал Томассо чисто из вредности, но сам внял рекомендации масочника и мысленно связался со Ставрасом.

– Ты оказался прав, – гнусаво заявил блаженствующий под скребком дракон.

На его спине трудился не покладая рук шут, в закатанных по колено запасных штанах и довольной лыбой на взмокшем от усердия лице. Ему нравилось вычищать лошадей, а уж трудиться над чешуйчатым телом собственного дракона доставляло ему просто неимоверное удовольствие. Ставрасу можно было только позавидовать. Тем не менее, когда они все же обратили внимание, что оба их спутника скрылись в лесу и до сих пор не вернулись, дракон предложил Шельму пойти проверить, чем эти двое там занимаются. Мало ли до чего могли договориться эти упрямцы. Еще не хватало рассориться вдрызг перед полноценным выходом на Верлиньскую сцену, как в шутку окрестили их поход масочники. Но Шельм, в тот момент стоящий по колено в воде и с прилежным старанием скребущий специальной щеткой длинную драконью шею, резонно возразил, что в отношения Рамирата и Гибискусмилша лучше не вмешиваться. Что стало очевидно после того, как они со Ставрасом, каждый со своей стороны, попытались наладить контакт между новозапечатленными и потерпели неудачу. Причем, не одну. Так что, пусть теперь сами разбираются. Кроме того, и древний бронзовый, и глава семейства Шлим, были достаточно зрелыми личностями, чтобы понимать, что лучше бы им все прояснить между собой до того, как они доберутся до Оракула Серпокрылых. Ставрас был вынужден с ним согласиться.

Более того, эта жесткая щетка в руках Ландышфуки прямо-таки творила настоящие чудеса. Радужный Дракон млел и чуть ли не мурлыкал от удовольствия, лежа на илистом и прохладном дне мелкой лесной речушки. Мелкой для драконьей туши. Для человека она была весьма глубока, в некоторых местах дно было на глубине в два человеческих роста – не меньше. Кроме того, изобиловала омутами и родниками. Отчего плавать в ней все же не рекомендовалось. Но не тогда, когда стоишь на одной из передних драконьих лап и с веселым насвистыванием полируешь бронзовую чешую. Правда, потом Шельм перебрался дракону на спину и взялся уже не за щетку, а за полноценный металлический скребок. Ставрас от удовольствия выгнул шею и устроил голову на передних лапах. Именно в этом положении его и застал зов Рамирата.

– Это ты о чем? – Утирая пот со лба, отозвался шут с некоторым опозданием. Увлекся игрой закатных лучей на бронзовой чешуе и не сразу обратил внимание на слова своего дракона.

– Хорошо, что мы долетели только до границы, а там уже по Верлиньской территории путешествовали на лошадях. Над лесом летает беркут с поводком кукловода.

– Точно кукловода? Не марионеточника? – В голосе Шельма так и не прозвучало удивление. Поэтому мысленно уточняя данный вопрос у Томассо, Ставрас спросил:

– Ты ждал нечто подобное?

– Просто те нити, которыми была оплетена Вивьен, натолкнули на определенные мысли.

– И теперь ты в своем предположении убедился?

– Еще не до конца. Я все же считаю, что это должен быть марионеточник, а не кукловод, но, конечно, могу и ошибаться.

– Или же в тандеме с местной магией способности масочника претерпели некоторые изменения. Может быть такое?

– Не знаю. Откуда бы мне…

Но дракон повернул к нему голову на длинной шее, и шут замолчал, а Ставрас заметил:

– Ты же Вольто. Спроси у маски масок.

– Спроси у маски масок, – недовольно передразнил его шут, – думаешь это так просто? Мне кажется, что вы все насмотрелись, как я через Дом Советов проходил, и пришли к выводу, что наши маски буквально алчут с нами пообщаться!

– А что, нет? – искренне удивился дракон.

У Шельма после этого сделалось такое лицо… В общем, Ставрас уже знал, что это может означать, поэтому приготовился к худшему. И оно не заставило себя ждать.

– Пусик-ватрусик, – выпрямившись на драконьей спине в полный рост, заявил шут, расплывшись в типично арлекиньей улыбке, – вот как бы тебе помягче сказать, чтобы не обидеть?

– Куда уж мягче, – проворчал уязвленный дракон. Он теперь не мог все эти ласковые обращения, выдумываемые шутом ему назло. Ведь знает, шельмец, чем уесть! – И так тошнит уже от этих твоих нездоровых нежностей.

– Нездоровых, говоришь? – Лицо шута сделалось задумчивым. Дракон заволновался.

– Нет, я хочу сказать, это касается не всех нежностей без разбору, а только словесных!

– О! Тогда просвети меня необразованного, какие еще у нас с тобой бывают нежности. А то, вдруг я по незнанию, перепутаю чего?

Вот так всегда с этим мальцом. Сам не знаешь, когда нарвешься на что-нибудь этакое, с перчинкой, так сказать. Ставрас тяжело вздохнул, отвернувшись, так как выворачивать шею под таким углом было все же неудобно. И от его вздоха вода в речке ощутимо заколыхалась, словно морской прилив. Но в этот момент он услышал клекот беркута, причем драконьим ухом удалось чутко определить, что птичка очень скоро пролетит над ними, так что через какое-то мгновение, шут, не успевший вовремя сориентироваться, оказался под водой с головой. Его вытолкнули на поверхность сильные руки. Возмущенный Шельм принялся отфыркиваться. Хотел уже возмутиться, но встретился взглядом со Ставрасом, который все еще придерживал его, и все понял по желтым драконьим глазам. Запрокинул голову, доверившись рукам лекаря. Тот не мог его отпустить. И полностью сосредоточился на небе, подсвеченном закатным солнцем. Ни единого облачка, так что птицу удалось разглядеть без особого труда. И послать ввысь свои марионеточные нити.

Когда одна из них оплела птицу, так и не коснувшись перьев, Шельма передернуло. Конечно, они со Ставрасом в этот момент находились в речной воде, которая не отличалась теплотой. И все такое прочее. Но дело было совсем не во внешнем холоде. Ставрас крепче сжал объятья, прижимая шута к своей груди. Но голобуволосый, казалось, этого даже не заметил. Шельма испугала изморозь души, которую он почувствовал на тот конце поводка. Да и не поводок то был вовсе. Нечто среднее между плетением марионеточника и полновесным ошейником кукловода. Хорошо, что Ставрас вовремя сориентировался, и "птичка" не успела их заметить. Шельм, как и Арно, не стал перехватывать управление. Это могло вызвать подозрение. Просто отсек от себя мысли о человеке с вымороженным сердцем, и, глубоко вздохнув, сфокусировал взгляд на Драконьем лекаре.

– Давай на берег, а то я уже ног не чувствую, – пробормотал он плохо слушающимися губами. Еще бы! Они уже посинели и мелко дрожали, так как у шут зуб на зуб не попадал. Одно дело ножки замочить и совсем другое целиком в весеннюю речку окунуться.

До берега Ставрас тащил его на себе. Потом заставил переодеться и укрыл всеми четырьмя одеялами. Только после этого сметливый лекарь заварил в котелке, со вскипяченной на костре водой, какой-то особый настой, который заставил выпить не только Шельма, но и вернувшегося Арно. Рамират отказался пить эту бурду, как он сам выразился. В принципе, драконы даже в человеческих телах вполне могли обойтись без питья и еды. Магии мира им было достаточно. Но Ставрас из солидарности с Шельмом тоже пригубил горчащий на языке настой. Наутро им предстоял последний рывок до Оракула Серпокрылых. И уже сейчас было ясно, что прорываться придется либо с боем, либо тайком, как мышки. Только непонятно, как в эту небольшую, но весьма укрепленную, если верить Рамирату, крепость можно пробраться без шума и пыли. Но прежде, чем строит планы, следовало хорошо осмотреться. Неожиданное решение, когда они уже улеглись спать, подал Арно.

Первым сторожить их ночью выпало Рамирату. Он ворчливо прокомментировал, что нет у этих извергов уважения к старости. Но его шутка не показалась спутникам смешной. Он уже хотел сказать, что вообще-то пошутил, когда высказался Арно.

– Я мог бы накинуть поводки на животных. Тут есть несколько поблизости. И они смогли бы нас разбудить задолго до приближения серьезной опасности. Кроме того, можно послать ночного разведчика. Чуть выше по реке я чувствую сову.

– Ты чувствуешь? – после напряженной паузы уточнил Рамират и в наглую подобрался вплотную к своему человеку. Присел на корточки возле лежанки из еловых лап, на которой устроился завернувшийся в одеяло Гибискусмилш.

Масочник, который до этого говорил, не открывая глаз, посмотрел на своего дракона. Лица он его так и не рассмотрел, потому что Рамират загораживал от него костер – единственный источник света на этой поляне, не считая звезд.

– Это приходит с возрастом, – терпеливо принялся объяснять глава семьи Шлим. – Будь с вами Корнелиус, у него бы могло получиться ощутить зверей на большем расстоянии, чем у меня. Это одна из семейных техник.

– А у вас такие есть? – Подал голос Ставрас, обращаясь, конечно же, к Шельму.

– Угу, – сонно буркнул тот.

– Так-с, – протянул Томассо, – а раньше ты предложить это не мог?

– Мог. Но зачем? Мы только несколько часов назад узнали, что за нами наблюдают с помощью магии маски. Но посылать разведчика лучше всего под покровом ночи, меньше вероятность попасться на горячем.

– Я – твой дракон, – тихо, но очень внятно сказал на это Рамират, – я должен знать такие вещи.

– Ставрас про Алекса тоже знает далеко не все. Просто тот не пытается ничего скрыть, когда его спрашивают напрямую. – Возразил ему Арно, – А ведь они связаны дольше нас.

– То есть ты признаешь, что мы связаны?

– Точно так же, как ты признаешь, что ты – мой дракон. Впрочем, я и не отрицаю, что я – твой масочник.

– Тогда, мне кажется, пора прекращать этот фарс.

– Что ты имеешь в виду? – Арно Шлим приподнялся на локте.

Голос выдал его напряжение. Рамират услышал за этим вопросом страх и отторжение. Гибискусмилш был не готов открыться своему дракону. Довериться. Чем Томассо был изрядно раздосадован. Он очень долго смотрел на него. Так, что Арно устал и снова опустил голову на еловые лапы. Рамират же в какой-то момент пихнул его в бок и заставил подвинуться. Сел рядом с ним, спиной к масочнику, и уставился в огонь.

– Ты уже работаешь над тем, что предложил, – тихо спросил он после продолжительного молчания.

– Нас уже охраняют, если ты об этом.

– А сова?

– Чтобы до неё дотянуться, мне нужно подойти поближе.

– Тогда чего лежим, кого ждем?

На протяжении всего их диалога Ставрас боялся лишний раз пошевелиться. Они с Шельмом сейчас явно были лишними. Шуту повезло больше, он мирно сопел под треск костра и звуки голосов их спутников. Они ему совершенно не мешали, он по интонациям слышал, что ничего страшного не происходит. Так что спать в свое удовольствие было в самый раз.

Арно медленно поднялся. Томаса тоже встал на ноги. И они ушли в темноту.

– Да уж, – выдохнул Ставрас, не сумев смолчать. А потом наклонился к уху сопящего рядом Шельма и выдохнул: – Завтра расскажешь мне, что там за техники.

И шут не был бы собой, если бы не пробурчал сонно в ответ:

– Поцелуешь, расскажу…

Тем временем, Томассо и Арно пробирались по ночному лесу. Дракон в очередной раз недоумевал, наблюдая за тем, как свободно его спутник ориентируется в темноте. А потом и вовсе обогнал его и обернулся. Гибискусмилш шел по лесу с закрытыми глазами. И сразу же остановился, когда Томассо решительно заступил ему путь.

– Это тоже особая техника? – Требовательно вопросил дракон.

– Я не вижу в темноте, если ты об этом.

– Куда уж тебе, с закрытыми-то глазами! – фыркнул на это дракон. – Ну, и?

Арно помедлил, а потом все же открыл глаза. Видимо, он считал, что так ему будет легче донести до дракона суть своих слов.

– Мало кто знает, это семейный секрет, но поводки можно накидывать даже на неодушевленные предметы. Конечно, это высшее достижение подлинного мастерства. И тем не менее, с неодушевленных предметов мы можем сами снимать свои плетения, для этого нам не нужен Вольто.

– И?

– Подумай сам, – терпеливо произнес Арно и скрестил руки на груди.

Дракон вытаращился на него так, словно впервые увидел. Это что… что еще такое?! Масочник собрался его как дитя малое учить? Его! Одного из древнейших бронзовых. И точно самого древнего из тех, кто жил среди людей. Этому масочнику еще и сорока нет, между прочим. Но указывать ему на это было, конечно, глупо. Поэтому Рамират резко выдохнул и взял себя в руки. А потом, действительно, заставил себя пораскинуть мозгами. В грязь перед масочником падать не хотелось, но он пообещал себе, что еще припомнит ему это. Сообразил он быстро. Оказалось достаточно разок прокрутить в голове то, что ему сказал Шлим.

– Ты идешь по лесу, набрасывая поводки на деревья, и они тебя ведут, так?

– Так. Это трудно описать словами, если вдруг тебе станет интересно, как это выглядит.

– Так покажи мне без слов.

Все. Это, наконец, было озвучено. Рамират понял, что поспешил в тот же момент, когда слова сорвались с губ. Он пожалел о них. Но было поздно. А потом заговорил масочник.