Текст книги "Куда летит "Эскорт" (СИ)"

Автор книги: Татьяна Губоний

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2. Ложная тревога

Перед тем как залечь в анабиоз, капитан Чикита Ким отработала в спортзале три нормы, шутка ли – провести тридцать восемь лет без физических нагрузок! Это не про неё! Степан не сомневался, что при сотворении сего чуда природы создатель не поскупился на самое юркое своё шило. Кстати, почему она – Чикита? Наверняка очередное чудачество. Коршак, как любой техасец, с испанским дружил. Прозвище переводилось как «малышка» или «крошка», и капитану очень шло. Только, в её случае, обозначало оно что-то другое, потому что, глядя ей в глаза, всякий сразу понимал, что эта чикса – та ещё «чикита», и уж точно никакая не малышка.

Когда она появилась в командном холле в последний раз, на ней был промокший насквозь спортивный костюм, если эту форму одежды можно так назвать. Привычно обойдя Коршака по кругу, она поцокала языком, якобы оценивая по достоинству его искусственную мускулатуру, и только затем взглянула на мониторы.

Техник замер. Капитан обладала способностью наполнения окружающей среды нервнопаралитическим газом направленного действия. В её присутствии он не мог не только нормально двигаться, но и дышать.

– Что, Коршак, работаешь? – скользнув глазами по экранам, Чикита чёрной пантерой пошла по своему заколдованному кругу, и было совершенно непонятно, что здесь вообще происходит. Что она замышляет на этот раз?

– Так точно, капитан, – отвечать по уставу всегда проще, особенно когда мозг не посылает импульсов мышцам гортани.

– Хорошо, что точно, – сказала она, а Степану отчего-то вспомнился стишок из аудио-учебника: «Мур-мур-мур, – мурлычет кошка, – Поиграй, дружок, немножко».

Курс изучения русского языка был богат на литературные примеры. Присела бы она, что ли.

– Мы теперь все от тебя зависим, – пропела Чикита, и в конце предложения техник услышал отчётливое «мяу».

– Вас понял, капитан, – едва пробился он через паралич, приводящий к полной потере речи.

«А мышонок ей в ответ: – У меня охоты нет».

Как же она ему надоела!

– Сте-па-ан, – протянула капитан, и Коршак втянул голову в плечи: шутки кончились? – Ты когда из армии уволился?

– По выписке из госпиталя, капитан, месяц тому назад, – выдавил он из непослушного горла. Инсульт не отпускал.

На женском личике заиграла непонятная улыбка: – И на кой чёрт ты в космос подался?

Аааа… Ну, на этот вопрос Степан отвечал каждый день в течение последнего месяца. Маме, папе, друзьям и знакомым. Ответ лежал на поверхности: гарантированный заработок, позиция в обществе, романтика и т. д. О том, что ему было банально страшно не вписаться в общество обыкновенных людей в своём нынешнем виде, он обычно не говорил, поэтому, откашлявшись, приготовился к исполнению хорошо заученного монолога. Однако сказать ничего не успел. Молниеносно выставленная к самому его носу ладонь капитана (вот не было руки – а вот она есть) заставила Степана захлебнуться первым же словом.

– Думаешь, сама не понимаю? – смотрели поверх ладони смеющиеся глаза: – Поверь, на Земле таким, как ты, рады не только в космофлоте. Не у тебя одного в крови романтика, море, ром и прочие прелести Тортуги…

Это она про пиратов, что ли? От удивления и обиды Степан чуть не подскочил, но в последнюю секунду сдержался. Сидеть в присутствии капитана ему было предписано особым приказом по борту – Чиките не нравилось задирать голову вверх.

Но как она могла сказать тако́е ветерану?! По меньшей мере, он должен был возмутиться! Нет, он был просто обязан!

– Остынь! – вздохнула капитан, так и не дождавшись, пока он соберётся с духом, – Поговорим, когда отпустит. Я в душ и в капсулу, а ты закругляйся тут. До встречи! – развернулась и направилась прочь по коридору.

Всякий раз, когда Чикита пропадала с глаз, Степан шумно выдыхал, вставал и разминал ноги так, как если бы они бы его собственными и затекали от долгого сидения. Каким образом подобного рода сигналы поступали с бионических протезов в его мозг, он не разбирался. Его больше интересовало почему! То есть он хотел бы разобраться в причинах полной потери самоконтроля. Это же совершенно скандально, так робеть перед девчонкой!

Может, он и с анабиозом тянет подсознательно? Не то, чтобы ему не хотелось засыпать. Но ему, уж точно, не хотелось просыпаться! Потому что, если верить эксплуатационной инструкции, пребывание в режиме приостановки жизнедеятельности лишает человека возможности сновидений, что-то там с фазами сна. А значит, тридцати восьми лет путешествия никто из них не заметит, и по истечению срока гибернации все они проснуться, как ни в чём не бывало, будто только что с Земли. Вот здесь и начинается самое неприятное! Несмотря на разные точки входа, на кораблях такого типа программа капсул рассчитана практически на одну и ту же точку выхода, с небольшими интервалами из-за последовательного соединения систем пробуждения – вентиляция лёгких и тому подобное. Значит, чем быстрее он заснёт, тем быстрее снова увидит Чикиту! Брр… Как же она ему надоела! До тошноты! До галлюцинаций! Вон, даже сейчас стоит перед глазами, как живая…

Мама! Мамочка…

Наверное, не расплакался Степан только потому, что с возрастом утратил эту способность. А плакать было в самую пору. Почему? Да потому, что он понял!

Пресловутая инструкция с её «последовательным отключением» теперь так и стояла у него прямо перед глазами. Он запустил механизм пробуждения механика, который залёг в анабиоз первым, то есть встанет последним! А первой вставать как раз капитану, которая и приближается сейчас к нему по коридору, самая что ни на есть живая… Ох, лучше бы она была галлюцинацией!

Чикита тем временем спокойно вошла в командный холл, судя по всему, ничему не удивляясь. Своему излюбленному маршруту «вокруг Коршака» она не изменила, разве что резких движений локтями Степан за нею раньше не замечал. Разминалась, наверное.

– Привет, Степан!

– При… Здра… – Коршак покачал головой, и понуро повесил подбородок на грудь. Говорить не хотелось. Да и какой смысл?

– Докладывай, что успел обозреть. Где мы? Что мы? Когда ты встал? У меня индикатор сбит, показывает год отлета.

Господь всемогущий и все его пресвятые угодники, или как там…

Воспитывали Коршака строго, в атмосфере набожности, но он вырос, и Библия с тумбочки у кровати как-то незаметно перекочевала в отцовский кабинет, где с тех пор и затерялась в ящиках стола. Кому молиться-то?!

– Не сбит, капитан. Это я – эээх! – механика будил.

Чикита замерла на очередном рывке и причудливо развернула голову к Степану из положения, не допускающего, казалось, такого поворота.

– Не шутишь… – и раскрутившись до конца, как пружина, она грозно упёрла кулачки в бока. Степан сидел. Она стояла и смотрела ему прямо в глаза. То есть смотрела бы, если бы он посмел встретиться с ней глазами.

– Механика, говоришь? И зачем?

– Капсулы тестируют аномально, капитан, не могу вахту передать.

– А что пилот?

– Говорит, нарушений нет. – Ну, вот и всё. Сейчас она его. Одной левой.

– Значит, правильно сделал, что разбудил! Показывай результаты.

Чикита обошла изумлённого техника, застывшего с раскрытым ртом, по второму кругу, только в обратном направлении, и Степан невольно засмотрелся. Хорошо бы ей сменить костюм терморегуляции на обычный рабочий комбинезон. Эта серебристая «пижамка», переливаясь, как фантик от конфеты, превращала её из мифического персонажа со ступой в какое-то новое и вовсе неземное существо.

Капитан склонилась к основному техническому экрану, большинство показателей на котором светились самым обычным зеленоватым оттенком, за исключением трех красных, портящих всю картину, и всё это изобилие значков, преломляясь на складках, многократно отразилось в её комбинезоне, как в зеркале, и засверкало. До рези в виноватых Степановых глазах.

– Ну, Армагеддона я здесь не вижу. А Михалыч когда встанет?

– У меня на мониторе минут на двадцать обратного отсчёта, капитан.

– Ну да, он же первым лёг, – казалось, капитан говорила сама с собой. Отправить механика в анабиоз вперёд техника было её решением, и на первый взгляд оно было нерациональным. Но это только на первый. Как капитан поступить иначе она не могла. Анализы Михалыча показали признаки простудного заболевания, а значит, механика нужно было успеть закрыть в капсуле до появления симптомов, иначе ему пришлось бы отсидеть две недели в изоляторе.

Да и судовой врач Раиса Кошелап не согласилась бы ни на какое другое решение. Она лично наблюдала механика (своего супруга) до самого храпа. Фигурально выражаясь, конечно, и с лёгкой руки самого Михалыча, поскольку в анабиозе не храпят. Слава богу, успели. А сама Раиса когда ушла? Да прямо перед капитаном, после красавчика кока. Значит, здесь она появится с минуты на минуту. Потом проснётся повар с говорящей фамилией Пекарь, и только за ним – механик. Со своей простудой, чтоб её. Как бы им всем не загреметь в двухнедельный карантин! Но с техником капитан согласилась: не сто́ит засыпать с выраженной угрозой не проснуться.

Раиса появилась через несколько минут, нависая сверху. Она часто ходила по потолку. «Эскорт» поддерживал одинаковое притяжение полом и потолком своего «бублика», а по центру коридора можно было при желании и подлететь, гравитацию там гасил эффект противодействия. Правда, летать по коридорам полагалось только в экстренных случаях, а ходить все предпочитали по полу, и не потому, что так надо, просто ближе к центру путь короче. Раиса единственная пользовалась потолком. «Хожу я все равно медленно, – говорила она, – так какая разница?»

На медике был рабочий комбинезон, то есть она успела и переодеться и, вероятно, рассовать по многочисленным карманам, которые сейчас приметно топорщились, всякие медицинские штучки-дрючки. Что было, то было – у Раисы всегда найдётся, чем замерить температуру в чужом ухе, и не только. Степану стоило бы поинтересоваться, нет ли у неё средства от аллергии на Чикиту. Кто знает…

Уже на подходе к максимальному расширению коридора от обшивки до обшивки, где располагался командный холл, Раечка сделала сальто и приземлилась в прыжке на пол рядом со Степаном. Тот виновато кивнул и спрятал глаза, хотя кого-кого, а Раисы он как раз не боялся, сердитой она не выглядела. Напротив, её глаза светились участием. Может, не сообразила ещё.

– Что случилось, Коршак? – Удивительный, всё же, у Раисы голос! Глубокий. Певучий. Недаром они с Михалычем славятся народными дуэтами на застольях. – Зачем разбудил? Нештатная ситуация?

Смотри-ка, сообразила!

– Ты как себя чувствуешь? – В придачу к удивительному голосу у Раисы была удивительная теория диагностики пациентов по состоянию кожи лица и цвету радужной оболочки глаз. Выудив из кармана лупу, она сразу же принялась за Степана, лишь кратко, по-приятельски кивнув капитану.

Во взаимоотношениях на борту Степан разобрался быстро. Команда капитана Ким была постоянной. Он один попал сюда по разнарядке. В армии таких «подсадных уток» не любили, поэтому положению своему он поначалу не обрадовался, но успокоился быстро – ни раздражительности, ни агрессии по отношению к Степану коллеги не проявили. Значит, своим назначением никому из них дороги он не перешёл. И то хлеб.

– Извини, Раиса, – выдохнул он, – так получилось.

– Не извиняйся, юнга! – вклинилась в разговор Чикита. – Ты поступил верно. Пусть механик разбирается.

И как только она поддерживает в изгибах тела эти острые углы?

Раиса согласно кивнула, похлопала Степана по нечувствительному бицепсу в значении «ну-ну», и направилась к капитану, широко раскрывая руки для объятий: «Дорогая!».

Дальнейший обмен приветствиями происходил по-девичьи, в трескотне, слушать которую было ужасно неинтересно. Ноги Коршака опять «затекли», и он очень хотел их размять, но никак не мог придумать причины, достойной того, чтобы встать в присутствии капитана. А причина была необходима. Если не окружающим, то ему самому. Армия из его головы ещё не выветрилась и внутренние запреты не позволяли ему просто так взять и нарушить приказ командира. Не пора ли проверить крепления груза? Нет, час назад проверял. А диагностическое оборудование? Бинго! Его Степан оставил в недопустимом беспорядке. И, с чистой совестью сорвавшись с места, он устремился подальше от источника своего дискомфорта.

Капитан посмотрела на улепётывающий зад техника, которому ничего не удавалось делать бесшумно, и улыбнулась Раисе, тоже глядящей вслед поскрипывающему гиганту с улыбкой.

– До чего дошёл прогресс, Рай?

– До невиданных чудес, Чимэг.

– Ух… Ты же знаешь, что я ненавижу это имя… – капитан сделала сердитое лицо, но она не сердилась. На Раису вообще трудно было сердиться. Что-то было в этой женщине, чего капитану катастрофически не хватало самой, и что она с удовольствием дополучала от подруги. Рая была своего рода совершенством. Красива, но не вызывающа. Добра, но не наивна. Благоразумна, но не заорганизована. Та самая золотая середина. Во всём.

– А, по-моему, замечательное имя! Ничем не хуже Чикиты. Хотя, ты, конечно, крошка, соглашусь! – Иногда Раиса вспоминала, что по возрасту годилась капитану в матери, и тогда её голос приобретал покровительственные нотки. Ненадолго.

Капитан на шпильку подруги особого внимания не обратила, она по-прежнему изучала тылы техника: – Вот ты мне скажи, Райка, могут ли роботы быть привлекательными?

– Некорректный вопрос, дорогая, – пропела в ответ Раиса, поправляя непослушную прядь тяжёлых каштановых волос, выбившуюся из высокой причёски, – Стефан – не робот, а полноценный мужчина, детородные органы в полном комплекте.

Оп-па! Восточные глаза капитана предупреждающе округлились, подсказывая Раечке, что хорошо бы на этом и остановиться, но медику это только прибавило энтузиазма: – Должна признать, я с интересом ждала его первого медосмотра, но ничего, кроме комплиментов коллегам-медикам, сказать не могу. Потрясающая замена конечностей! С полным костным и кожным приживлением. Некоторое воспаление на стыках тканей ещё присутствует, но уже в затухающей форме, так что ты присмотрись к нему, подружка.

Чикита поперхнулась.

– Раиса! – прошипела она злобно. – Я, конечно, за равенство граждан мира, но это твоё заявление – это открытое неуважение к моим обетам, которые, кстати, не так уж далеки от монашеских… Я же чисто гипотетически спросила!

После такой отповеди, тем более полученной, пусть и шёпотом, но от старшего по званию, Раисе полагалось бы извиниться, но она была не из пугливых, да и подругу знала неплохо: – Я к тому, дорогая, что помочь Степану социализироваться – это наш долг! А ты что подумала?

В её весёлых глазах так и читалось «Знаем мы твои обеты», но обижать Чикиту она не собиралась (разве что поддразнить чуток), поэтому решила не усугублять: – Пора бы появиться Пекарю. Могу поспорить: наводит марафет.

Перемена темы разговора не прошла для капитана незамеченной, но она промолчала, потому что из коридора как раз донёсся мужской голос. Такие голоса музыкальные критики называют романтическими тенорами: – Девочки, девочки, девочки, – позвал он нараспев, – если вы спорите, то я сейчас прибегу, разобью!

Вениамин Пекарь летал с «девочками» второй год, он был первым человеком из наёмных разнорабочих, которого им обеим захотелось оставить в постоянной команде. Вернее, именно благодаря ему, они и стали называться командой. Потому что минимальный заявленный командный табель рассчитан на трёх человек. До этого они летали, как тандем. С регистрацией команды отчётность, конечно, усложнилась, зато рейсы сделались короче, легче и веселей. Такой уж Пекарь был человек. Кроме того, он ухитрялся соорудить вполне приличное меню из корабельных концентратов, что тоже было немаловажно.

Проснувшийся Веня был, как всегда, свеж и одет с иголочки. Приближался он с противоположной от ожидаемой стороны и по дороге должен был неминуемо наткнуться на Степана, старательно изображающего стопроцентное поглощение содержимым технического шкафа.

Контраст между этими молодыми людьми был более чем полным, он был всеобъемлющим. Начать с того, что Пекарь был чернокожим. При этом он был евреем по маме, не ограниченным, впрочем, как и все граждане мира, рамками вероисповеданий. Фамилию он тоже взял мамину, потому что папина была непроизносима. Отец Вени был принцем африканского демократического государства, в связи с чем в семье произошёл казус. По истечении нескольких десятков лет восторжествовавшая в Бенинском обществе демократия простому народу надоела. Люди поняли, что на политику им совершенно наплевать, а вот на королевскую семью – нет. Им нужен царь! И, соответственно, наследный принц. Вениамин от предложенной роли отказался ещё в школе, поэтому его папа отбыл на родину, где сочетался традиционным браком ещё с тремя жёнами и вот уже который год с нетерпением, но без везения, ожидал наследников мужского пола.

Однако различия между Веней и Коршаком на цвете кожи не заканчивались, справедливо было бы сказать, что на этом они только начинались. Если Степан был коротко острижен и гладко выбрит, то есть по-военному прост, то Веня простоты не переносил. Она от него отталкивалась. Он носил бородку «готи» и достаточно длинные волосы, которые после определенной термической обработки становились ровными и шелковистыми, и тогда он забирал их во всякого рода узлы в самых неожиданных местах головы и обтягивал косынками самых экстравагантных оттенков.

Кому как, конечно, Чикита с Раисой в жизни повидали немало, но если говорить о технике, то в его понимании повар представлял собой не что иное, как квинтэссенцию этой самой экстравагантности. Кроме того, в отличие от сдержанного Степана, Пекарь сдерживал себя редко. Говорил он манерно, жестикулировал по-женски плавно, величал себя метросексуалом, а также был раскрепощён и необычен со всех остальных сторон и точек зрения.

– Что потерял наш доблестный техник? – спросил кок, хлопая в качестве приветствия по дверце шкафа, в котором копался Степан, и мельком заглянул вовнутрь. Спросил без интереса – дожидаться ответа он не собирался. И хорошо, что так. Линию поведения с корабельным коком Степан пока не выработал.

– Вообще-то, я сначала сбегал на камбуз и проверил крупы, – сообщил красавчик подружкам. – А они ещё сушатся! Ну, думаю: галлюцинации! Руками всплеснул, программы проверил, нет, всё верно! Ещё два дня сушки, и только потом включится вакуумная заморозка. Кстати, что сделать на ужин? Я отложил шикарные военные галеты, лет по десять со дня истечения срока годности!

Он всегда так разговаривал, мерно перемещая вес с ноги на ногу, будто танцуя. Одна из его рук при этом устраивалась на бедре, а вторая дирижировала в такт словам хозяина. Даже Степан соглашался, что двигался Пекарь – глаз не оторвать! А уж на капитана и на Раису присутствие кока действовало и вовсе как закись азота – они довольно улыбались от уха до уха и мерзко хихикали. Вот как сейчас. Коршак мысленно сплюнул: «Тьфу!».

– Отравить меня задумал, сморчок?! – пробасил кто-то издалека, спасая Степана от вредных мыслей и отвёрток. Начальство.

Растрёпанный механик с невероятно заспанным лицом продолжал пыхтеть на ходу: – Не выйдет! Неси свои галеты! Мой желудок и не такое переварит!

– А вот и он! – поприветствовала Михалыча капитан. – Тебя-то нам и надо, спаситель! Под милость твою прибегаем, так сказать…

Она говорила что-то ещё, то ли в шутку, то ли всерьёз, но Раиса не давала супругу ни единого шанса ответить, упрямо заталкивая ему в рот плоскую картонную палочку с требованием: «Скажи «А»!»

Когда Михалыч списался с торгового флота и заскучал на берегу, Раечка, недолго думая, затащила его в команду к Чиките. Та не возражала. Это приобретение для их небольшого коллектива было очевидно выгодным. На Земле Вовчик плавал старшим механиком на сухогрузах. Такой механик – это что-то сродни судовому врачу, который сам себе ампутацию обеих рук сделает. А сухогрузы везде одинаковые, хоть в море, хоть в космосе.

– Фантазёрка! И с чего ты взяла, что я простыл? – Михалыч сгрёб супругу в охапку и убрал с дороги. Но Раечка привычно высвободилась из медвежьего захвата и взяла его под руку: – Морской волк, зубами щёлк! Из твоей электронной медицинской карты взяла… Он у меня такой спорщик!

Механик, должно быть, собирался апеллировать, но под ласковым взглядом жены сдался, махнул рукой и обернулся на знакомый саундтрек протезов.

– Босс, разрешите! – Степану не терпелось выговориться: ведь повинную голову меч не сечёт, правда? – Это всё моя вина, пошли сбои по индивидуальным тестам, и по проходимости, и по узловой связи… В общем, я без вас не справился.

Механик полез в карманы криво натянутого комбинезона и притворился удивлённым: – Как это «твоя вина»? Ты на себя не наговаривай! Это всё сговор бортового медика с капитаном! Кто же последнюю вахту на салаг оставляет?

– Я же говорю, такой спорщик, такой спорщик, мёдом не корми, дай поспорить, – прощебетала Раиса так радостно, что Михалычу оставалось только отмахнуться. – Показывай! – скомандовал он Степану, и Коршак поспешно заскрипел к центральному дисплею, настраивая что-то с рукава.

– Ну вот, – сказала Чикита, усмехаясь коронной морской походке механика, – сейчас наши мужчины всё починят, и мы снова пойдём спать. Так, Раиса? – Все они, не сговариваясь, называли анабиоз сном и никогда не позволяли себе намёков на свои опасения не проснуться. В космосе приходится быть оптимистом.

– Конечно! Я только проведу индивидуальную пред-диагностику…

– …и мы все вместе пойдем спать в лазарет! – продолжил ей в тон Веня, складывая руки «Алёнушкой».

Капитан рассмеялась, но кок был прав, такая возможность существовала: – Ничего! Ты и там нас будешь вкусно кормить, правда? Что скажешь, Прошка, – позвала она пилота, – сможет хороший кок достаточно разнообразить жизнь прожорливой команды на протяжении двух недель полного космического одиночества?! – С пилотом у неё были свои разборки по поводу вседозволенности Вени. Они с первого дня не сошлись во мнениях. Оно и понятно, вкусовых рецепторов у Прохора не было, и Пекарю нечем было его задобрить.

– Вынужден с вами не согласиться, капитан, – откликнулся невозмутимый баритон из-под потолка, – Космическое одиночество условно. На сегодняшний день разумная жизнь предполагается как минимум на пяти из двадцати миллиардов землеподобных экзопланет.

– Какой же ты зануда! Я про то, что вокруг нас ни души в парсеках пути!

– И здесь я вынужден вам возразить, капитан. На векторе сближения я идентифицирую два управляемых искусственных объекта.

Степан к разговору особенно не прислушивался. Кулинарные таланты Пекаря занимали его мало, да и тема пустоты космоса, собственно, тоже – этой фобией он уже переболел – но на изменение настроения капитана среагировал мгновенно: что-то её насторожило! А поскольку его собственное душевное равновесие в последнее время зависело от этой безалаберной женщины напрямую, Степан невольно подобрался.

– Пилот! Удаление от управляемых объектов в единицах времени, – сухо запросила капитан и блеснула плёнкой терморегуляции. Пошла бы хоть, переоделась!

– При условии сохранения скорости, капитан, встреча состоится не позднее чем через пять стандартных часов.

Пять часов. Степан прикинул. Далеко. В иллюминаторы можно не пялиться.

– Так… И когда же ты собирался доложить об этом мне? – прошипела капитан.

– При бодрствующем экипаже доклад предполагается по достижении точки невозврата, то есть через три с половиной часа.

– Это что за точка? – Чикита вопросительно обвела глазами экипаж, но кроме удивленных взглядов не встретила ничего.

– Так называют время, – объяснил пилот, – когда сочетание показателей достигает значения, достаточного для принятия решения. При дружественном сценарии – об управляемом облёте или торможении. При недружелюбном – о принятии боя.

– А как насчёт заблаговременного предупреждения команды о возможной угрозе?

– В подобном упреждении нет необходимости, капитан. Неуправляемые космические объекты любой массы не способны причинить «Эскорту» ни малейшего вреда, их вектор будет откорректирован нашим магнитным полем. А для управляемых космических объектов установлены протоколы ВКСМ. В любом случае сработает автоматика.

«А что, если не сработает?!» – всем своим видом вопрошала капитан, одновременно сердясь и признавая, насколько глупым прозвучал бы этот вопрос, посмей она произнести его вслух. Ведь их полёт был полностью завязан на автоматику, и она давно запретила себе думать о связанных с этим рисках. Однако здесь другое! Лежали бы они в анабиозе, тогда понятно, но решать единолично судьбу бо́дрствующего экипажа пилот, по мнению капитана, права не имел.

Причём, сам факт того, что в протухших мозгах старого разведчика, отданного на слом, не оказались прописанными элементарные нормы оповещения, капитана совсем не удивил. Да и кто они ему? Скорее всего, пассажиры, которых на военных кораблях по определению не жалуют, а профессиональный боевой экипаж и сам бы во всём разобрался. Это понятно. Капитан негодовала по другому поводу. Полёт был полностью автоматизирован. У неё не было на этом транспорте никаких прав. Только по работе с экипажем. Эх, не зря на этот заказ, кроме них с Раей, охотников не нашлось! И зачем только она согласилась?!

Желающими принять участие в первой космической научной экспедиции двигали самые разнообразные причины. Насколько знала капитан Ким, на Земле проходил серьёзный конкурсный отбор переселенцев из различных кругов общества: и среди ученых, и среди исследователей, и среди простых авантюристов. Она не интересовалась условиями отбора, знала только, что пассажирский транспорт «Ковчег» не вместил необходимого учёным оборудования, и организаторам экспедиции пришлось раскошелиться на небольшой грузовичок. Его команда не должна была зависать в новых землях навсегда. Привёз, выгрузил и вернулся домой. С учётом экономии времени за счёт ограничения жизнедеятельности, для экипажа «Эскорта» этот полёт выходил по протяжённости совершенно стандартным. Режим отлёта, режим анабиоза, режим прилёта, затем выгрузка и всё то же самое в обратном порядке. Их земные жизни по возвращению домой удлинятся всего на несколько месяцев. Зато их современников на Земле ожидает совсем иная картина. Даже с учётом прорыва в земной медицине, если он произойдёт, вряд ли землянам удастся при продлении жизни сохранить человеку молодость. А иначе мало кто захочет продлеваться. Во всяком случае, доступная на сегодняшний день процедура популярностью не пользуется. Поэтому капитан и её команда попрощались с друзьями и роднёй навсегда, как и переселенцы, и Чикита всерьёз рассчитывала похоронить таким нехитрым образом всех призраков своего бурного прошлого. Вот она новая жизнь! Новое начало с самого, что ни на есть, чистого листа!

На этой торжественной ноте в её размышления вломился бесшабашный кок. Выкатив из орбит свои и без того немалые глаза, из-за контраста с цветом кожи сверкающие на лице, как неоновые лампы, он выдал своё коронное «Девочки!», развернулся и отправился в сторону камбуза, всем своим видом показывая, что пора бы и остальным заняться более серьёзными делами.

– Можно подумать! – картинно возмущался он на ходу. – «Решение о принятии боя». Наш Пилошка насмотрелся космических боевиков, не иначе. Ты с кем воевать-то собрался, Прохор? С тренирующими программами? Больше не с кем! Пиратам в космос путь заказан вездесущими ВКСМ, а разумной жизни во вселенной, позволь тебе напомнить, мы пока не-наш-ли… Вон, пригодные миры осеменяем! Забыл, куда летит «Эскорт»?!

Степан отметил, что этот вопрос пилот оставил без ответа. Сообразил, видимо, что тот был риторическим. А Пекарь бросил напоследок то ли высокомерно, то ли сочувственно: – Пойду-ка лучше подумаю, чем вас кормить, а то вы злые какие-то, – и поспешил на камбуз.

– А ведь он прав, Чи, – пробормотала Рая смущённо. – В космосе войн не бывает.

Чикита ответила подруге глубоким и серьезным взглядом. Рассказала бы она ей, что такое современная война, как её обычно «не бывает» и кого где нет. Но и жизнерадостность кока, и розовые очки Раисы в равной мере являлись залогом душевного равновесия самой Чимэг Ким. Поэтому спорить с ними она не собиралась, пусть думают что хотят. Такими они ей нужнее. Главное, чтобы Раиса сама поскорее успокоилась и вернулась в привычное расположение духа. Так думала капитан. А что думала Раиса? Что Чимэг очень ответственная, и что она не умеет не волноваться? Наверняка. А ещё, что нужно поскорее посмотреть в аптечке её любимую сладкую аскорбинку! Определив таким образом свою первостепенную задачу, Раиса задорно щёлкнула пальцами и устремилась в сторону медотсека, а Чикита, проводив её задумчивым взглядом, оглянулась на занятых приборами мужчин. У них-то там что?

Михалыч сидел на полу, по-детски расставив ноги вокруг извлечённых из нутра корабля проводов, безраздельно поглотивших его внимание. А вот Степан, стоя на одном колене и ассистируя боссу с инструментами, смотрел прямо на неё, на Чикиту, и она могла поклясться, что никогда не видела этого парня таким взрослым. Мальчишка-то он мальчишка, но война не разбирает. Его личное дело было коротким: добровольный призыв, учебка, бой. Всего один, но какой! О нём не писали в новостных лентах, но знали всё равно все. Молодежь тогда попала в засаду, не сдалась, и держала риф до прихода эскадры. Пираты вымаривали их жаждой, кислотными душами и супернапалмовым покрывалом. Море всплывало рыбьими животами и гнусно чавкало зловонными гейзерами. В общем, живым тот риф не достался никому.

Когда их глаза встретились, Степан коротко кивнул, и капитан почувствовала, что у неё появилось с кем разделить свои тревоги. Она кивнула в ответ и заговорила с пилотом, не отрывая взгляда от Коршака.

– Пилот, ты пробовал установить с ними связь?

– Да, капитан. В доступном мне радиодиапазоне – тишина.

– Ты хочешь сказать, что они не отвечают?

– Это неоднозначно, капитан. Вероятностей множество. Например, их скорость передачи может оказаться настолько невысокой, что мы получим переданный ими ответ со значительной задержкой. Возможно также, что при отсылке запроса я не выдерживаю ориентацию, и мои сигналы рассеиваются в пространстве. Я не оснащён сверхвысокочувствительными передатчиками. Как и приёмниками.

Разговор между капитаном и пилотом шёл в спокойных тонах, как режимный обмен информацией, при этом зрительный контакт между нею и техником был напряжённым не на шутку: – «Ты что думаешь?», – спрашивала капитан глазами, – «А ты?», – отвечал техник вопросом на вопрос.

И вдруг капитан сорвалась: – Бардак! Ознакомь-ка меня, для справки, уважаемый пилот, с флотскими правилами на этот счет! У вас, что же, не принято обмениваться позывными?