Текст книги "Куда летит "Эскорт" (СИ)"

Автор книги: Татьяна Губоний

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Эпиграф

She'll be coming around the mountain when she comes

She'll be driving six white horses when she comes

Oh we all go out to meet her when she comes

Из народного фольклора США

Пролог

Первая космическая научная экспедиция. Корабль «Ковчег». Десятый день полёта

– Опять?!

Едва слышный, но хорошо узнаваемый хлопок всего на мгновение, но всё же вывел из себя симпатичную девушку в форменном комбинезоне. «Техник Джей Джонсон «КОВЧЕГ» – гласила нашивка на её рукаве. Девушка действительно была техником и звали её Джессикой, именно это имя пряталось за инициалом Джей.

Команде и пассажирам «Ковчега» – нынешним космонавтам и будущим переселенцам – рекомендовали называть друг друга по именам, но форму зачем-то снабдили нашивками с сокращениями. Не странно ли? Не удивлялись этому только техники, они вообще уже ничему не удивлялись, потому что именно им поручили систематизировать бортовую документацию корабля.

Техописания, инструкции, руководства пользователям… Подготовленные разными людьми, зачастую не имевшими ни малейшего представления о том, звеном которой из цепочек доведётся стать их продукту, эти документы никак не желали состыковываться и согласовываться между собой. Как следствие, взявшимся свести сии труды воедино техникам приходилось несладко – времени это занимало уйму и концентрации требовало нешуточной. Кроме того, основной нагрузки по подготовке корабля к многолетнему сну с них никто не снял, так что работать приходилось быстро.

Джессика предпочитала «вылавливать блох» в самом начале вахтенного дня, пока глаз не «замылился». Именно этим она и занималась, когда её душевное равновесие дало сбой.

Бывает же! На скрупулёзное планирование первой космической научной экспедиции у землян ушли годы – комитеты, заседания, советы… – и замученные бесконечными перекрёстными проверками службы контроля попросту не обратили внимания на элементарные резинки для волос. Поставленные на борт в санитарных комплектах, те оказались ненадёжными – быстро рвались, а вернее, взрывались тем самым легко узнаваемым хлопком…

На первый взгляд, проблема могла показаться смешной, но Джессика не сомневалась, что в будущем этот недосмотр с лёгкостью продемонстрирует людям свою серьёзность. Особенно тем из них, кто откажется коротко стричься. Сама Джессика точно откажется, потому что это – не выход. Но и переплетать косы по несколько раз на дню – тоже не выход. Очень мешает работе. Пока расчешешь да снова заплетёшь, очередной одноразовый паяльник остынет и отправится в мусорку, вслед за резинкой. Придётся, пожалуй, пожертвовать одной из форменных маек и превратить её в пару непрезентабельных лент. А почему бы и нет? Ходила же она с бантиками в детстве…

В доме Джонсонов к волосам относились с уважением. Каждое утро перед прибытием школьного автобуса семья рассаживалась за рассохшимся столом на веранде, а если лил дождь (что не редкость в Луизиане), от которого не спасал прохудившийся навес, тогда – за кухонным, где Джессика с братом пили свой неизменный апельсиновый сок и жевали тосты, а мама расчёсывала ей волосы и приговаривала: «Расти волос, как в поле колос». Или: «Свет – к солнышку, поле – к зернышку, растите волосы, силы набирайтесь». У мамы было много таких присказок, и она никогда не забывала вплести в косы дочери вместе с лентами несколько добрых слов. Вот и получилось, что Джессика давно выросла, но всякий раз, причёсываясь, вспоминала о доме.

Повертев в руке запасную резинку, она безнадёжно махнула рукой и, разбросав остатки рассыпавшейся косы, стянула волосы в высокий хвост. Так быстрее! А теперь – в лифт и на первый ярус! Время начинать обход.

В некоторых инструкциях первый ярус назывался верхним и предполагал ограниченный доступ. В некоторых – нет. Здесь не было жилых кают, одни офисы. Вплоть до полного освоения далёкой планеты «Ковчегу» предстояло обеспечивать землян орбитальным убежищем. А раз так, то без бюрократии на борту людям не обойтись. По прибытию на место их общине предстоято установить свой собственный строй. Инструкции предлагали и настаивали на рабочем самоуправлении, способном со временем перерасти в либеральный посткапитализм, но на чём бы ни остановились переселенцы, на этом ярусе со временем обоснуются те, кто будет ими руководить.

Наверное, когда-нибудь здесь будет очень интересно, но сейчас Джессике было скучно. Вокруг – пустые кабинеты и конференц-залы с множеством прозрачных перегородок. В таких помещениях техникам обычно осматривать нечего. Лампы загораются. Замки открываются. Разве что проверить воздушные фильтры? Этого, кстати, не требовала ни одна из инструкций – для того чтобы забились фильтры, нужна пыль, а её на борту «Ковчега» нет, пустые уровни практически стерильны, если только техники не надышали каких-нибудь паразитирующих грибков во время обходов.

Подобного рода шутки были перед вылетом в ходу – люди везли с собой целые колонии микроорганизмов, и если те однажды вырвутся из-под контроля, то будет не до шуток. Но это – ответственность биологов, а Джессика отвечает за технические системы корабля и ей всё равно, которые их них тестировать. Можно и воздушные фильтры.

Третий по счёту оказался забитым.

Встряхнув приборчик, основное предназначение которого заключалось в перемещении газа – если упустить сложное название, то по сути это был вентилятор со счётчиком – техник приладила его к решётке повторно, на этот раз плотнее. Однако красная лампочка разгорелась сразу же и вовсю, отметая варианты – проход был не просто загрязнён, он был забит наглухо.

С одной стороны – это было странно. С другой – у Джессики появлялась реальная задача, выходящая за рамки нудного осмотра. Безусловно, она почистит малыша!

Её длинные гибкие пальцы всегда управлялись с отвёртками, как с собственным продолжением, так что, в предвкушение развлечения, она «ввинтилась» в стену в считанные секунды. Теоретически за внешним креплением фильтра должны были прятаться провода, а электроника интересовала Джессику с детства. Ещё малышкой она соглашалась на любые игрушки – даже куклы! – лишь бы в них водились «п'явадочки и бата'еечки».

Чтобы не пережать возлюбенными «проводочками» проложенный под обшивкой вентиляционный рукав, отвинченный фильтр следовало снимать со стены осторожно. Для этого Джессика взобралась на стул и, поддерживая ребристую пластинку подбородком, потянула её на себя, ожидая в любую секунду ощутить сопротивление. Но фильтр отделился от стены легко, и очень быстро стало понятно, что с обратной стороны к нему ничего не крепилось. Больше того, эта самая обратная сторона оказалась сплошной и без зазоров. Стало быть, непроходимость фильтра – это не поломка и не дефект. Так было задумано!

Девушка смутилась – догадки обрушились на неё шквалом, но ни одна из них не выглядела правдоподобно. Кладов на космических кораблях не зароешь, и на кроличью нору Алисы рассчитывать не приходится – всё так! – но образовавшееся отверстие не переставало дразнить воображение чернеющей пустотой.

Там что-то есть! Нужен фонарик!

Карманов в комбинезонах «Ковчега» было как раз столько, чтобы обеспечить бортового специалиста всем необходимым, и уже через мгновенье узкий луч света, нырнув в темноту, выхватил из неё хорошо знакомый любому космонавту предмет: примитивный рычаг ручного запирающего устройства. Ага!

– Пилот! – позвала Джессика в стенку. – Подай-ка карту уровня на персональный дисплей.

Обычно контактов с интегрированным пилотом «Ковчега» она избегала – по её мнению он тянул, разве что, на стюардессу. Да и та представлялась Джессике ржавым неповоротливым роботом в кружевном переднике. С одной стороны, виноваты в этом были, конечно, дизайнеры, додумавшиеся оснастить электронные мозги «Ковчега» слащавым женским голосом идеальной домохозяйки. Но ладно бы только голос! При всей скорости своих процессоров пилот не мог сымитировать простейшей беседы. Возможно, причиной тому служили громадные объёмы его памяти, тут Джессика ничего сказать не могла, суперкомпьютеры – не её профиль, но факт оставался фактом: у Джонсонов даже домашние механизмы соображали живее, начиная с кухонного комбайна.

Рукав комбинезона пискнул – хорошо хоть прямые команды «стюардесса» выполняла прекрасно! – и техник пролистала полученный файл. Никаких скрытых помещений за этой стеной не было. Там располагалась кафедра конференц-зала.

– Круто! Это чтобы из кабинета – и прямо на трибуну? Или с трибуны – в кабинет? – Джессика улыбнулась, просунула руку в дыру и надавила на рычаг…

ЧАСТЬ I. «ЭСКОРТ»

Глава 1. Знакомство

«Эскорт» стартовал с орбитальной верфи. Его не пришлось разгонять ускорителями, как громоздкий «Ковчег». Рогатки сами в считанные секунды раскрутили и выплюнули баранку корабля за пределы опасного излучения; корпус зафиксировал скорость вращения и, как только гравитация приблизилась к земной, автопилот выпустил людей из капсул.

Капитан подошла к Степану там же, едва он встал на ноги. Девчонка!

На фоне металлопластиковых мышечных узлов, которые делали Степана ещё больше, чем до войны, тонюсенькая фигурка капитана действительно казалась детской. Он даже подумал, что для того чтобы обнять эту самоуверенную пигалицу за талию ему хватило бы сейчас одной из его новых многофункциональных ладоней. Даже с запа́хом. Но мысль эта только и успела, что мелькнуть в его солдатской голове, угаснув при первых же звуках насмешливого женского голоска:

– Вот это да! Вольно. Или ты по-другому стоять не можешь? Извини, обидеть не хотела.

Степан задержал дыхание. И дело было не только в язвительном тоне капитана. Всепроникающий взгляд удивительных восточных глаз тоже немало этому способствовал. Эх, какая! Лёд и пламя. Загоришься – остудит, остынешь – воспламенит, с такой женщиной не соскучишься. Повезло же кому-то! Слава богу, что не ему.

Шумно выдохнув, он стрельнул глазами по сторонам: не пора ли докладывать о готовности? Выходило, что не пора. С докладами никто не спешил. Его рассматривали. Неудивительно, он бы и сам смотрел во все глаза, если бы столкнулся с настолько роботизированным человеческим организмом. Что ж, потерпим, не привыкать. Всё равно знакомиться придётся.

На борт «Эскорта» техник Степан Коршак поступил, как и все, в стерилизованной защитной капсуле, готовой к запуску, то есть с командой не встречался. Минимумом информации об участниках программы он располагал, но до старта его занимали совсем другие проблемы. Разнарядка на должность техника предполагала знания основ планово-предупредительного ремонта в безвоздушном пространстве, не говоря уж о правилах эксплуатации бортового оборудования. На то, чтобы вызубрить соответствующие методички у Степана ушёл весь месяц реабилитации. И всё же, если бы не военные льготы, техником на «Эскорте» полетел бы кто-нибудь другой, это Степан понимал, и тогда и сейчас.

Отмахнувшись от воспоминаний недельного разлива, он уткнулся взглядом в пустоту по ту сторону узкого иллюминатора. Странно, но космоса он больше не боялся. Неужели привык? За одну-то неделю? Тяготило – пока не очень сильно, но всё заметнее – отсутствие человеческого общения. Видимо, так проявляло себя сухое «норм» напротив вопроса о социальной интеграции в оценочном суждении психоаналитика. Степану остро требовалось взаимодействие, причём, любое, сошла бы и перепалка с Веней. Но Веня спал. Весь экипаж спал. Бодрствовал только Степан.

Кстати, по документам его звали Стефаном и к имени своему он вполне привык. Но капитан рассудила иначе – для того, чтобы переименовать его в Степана ей потребовалось минут пять. Она вообще никого официозом не баловала, эта девчонка. Даже интегрированного пилота. Поначалу она звала его Пилошкой, потом – Прошкой, и через пару дней за ним прочно закрепился позывной Прохор. Пилот не спорил, он был самообучающейся программой и быстро понял, что отзываться придётся на любые созвучные позывные.

Остальной экипаж тоже подобрался без напряга. Степану это нравилось. Не нравилось ему то, что капитан снова пробралась в его мысли! Да спит она, спит!

По состоянию на сегодня до расчетного прибытия на перспективную планету оставалось около трёхсот пятидесяти тысяч стандартных часов, то есть тридцать восемь земных лет, на протяжении которых экипажу полагалось почивать без сновидений. Спал бы и Степан, если бы заключительные тесты капсул жизнеобеспечения экипажа не выдавали диагностических нестыковок.

– Прошка на курьей ножке! – рявкнул он в потолок. С пилотом Степан, в отличие от капитана, обычно не фамильярничал. Рифма вырвалась случайно – недавно обнаруженный в учебнике фольклорный персонаж настолько поразил воображение техника, что никак не шёл у него из головы. Правда, вместо «курьей» у Коршака получилось «куй-ей» – вредная буква «р» иногда сопротивлялась – но образ бабы-яги от этого не пострадал. Она по-прежнему представлялась Степану миниатюрной, темноволосой и узкоглазой.

– Подайте-ка лё-огонький перепад напряжения на третью… – попросил Степан исключительно вежливо, «на вы». Неловкости нужно заглаживать.

– «Роджер» перепад, – отозвался пилот и увеличил подачу напряжения на третью капсулу. Вряд ли он разделял ход мыслей Степана, но и предосудительного в таком эксперименте, должно быть, не находил: спящий в третьей капсуле медик Раиса ничего не заметит, а бодрствующему технику будет развлечение. Вот только, отвечать по флотскому уставу полагалось «Так точно», а по коммерческому – «Вас понял». «Роджер» было самодеятельностью. Возможно, пилот хотел сделать Степану приятное, но тот за конфузом не заметил, разве что человеческое подсознание привычно среагировало на знакомый радиожаргон, и техник затянул свою любимую детскую песенку: «She'll be driving six white horses when she comes…»

Повторяющиеся слова, положенные на незамысловатую мелодию, генерировались его голосовыми связками на автомате: «Её примчит шестёрка белых лошадей, её примчит шестёрка белых лошадей…»

Пилот терпеливо слушал. По прибытию таинственной незнакомки, о которой повествовала песенка, Степан сотоварищи собирались выйди ей навстречу, и снова выйти, и снова навстречу…

До знакомства с Коршаком с данным подразделом американского фольклора пилот не сталкивался, да и Степан запел в открытую далеко не сразу, только когда заснула капитан. Потому что Чикита Ким английский язык на борту не жаловала. Не будучи по уставу вверенного ей средства передвижения ограничена никакими субординационными обстоятельствами, она имела полное право выбора языка командного общения, и она выбрала русский. Интересно, почему? По соображениям техника, к славянскому этносу отношения она не имела никакого.

Секта «Ли Сяолун», адептом которой являлась капитан, была модной. Костяк её составляли монголоиды, проповедующие некую разновидность монотеизма, а также принципы силы, как духовной, так и физической. Конечно, их религиозные практики и медитативные способы поддержания физического здоровья могли – теоретически! – иметь к русскому языку некоторое косвенное отношение, но, скорее всего, выбор языка был всего лишь очередным чудачеством Чикиты.

Со Степаном всё было проще. С одной стороны, Коршаку повезло родиться в американской семье с польскими корнями. Повезло в том, что с польскими, иначе дорога в эту научно-исследовательскую экспедицию была бы ему заказана. Потому что – и тут вступает в игру «с другой стороны» – парень был серьезно подлатан. Из человеческого у него осталась только голова с веснушками и половина корпуса. Процентное соотношение протезов к физиологии в его случае настолько превышало допуски международной конвенции роботизации, что медики отказались ставить ему лингвистический имплантат, и парню приходилось бороться с языковым барьером самостоятельно. В силу славянских корней и хорошей памяти выходило это у него совсем неплохо, но родной язык всё равно изредка вырывался на волю, благо автопилотам не присуща раздражительность, как капитанам.

«She'll be coming around the mountain when she comes».

«Она объедет эту гору по пути». И снова «объедет» и снова «по пути»…

Степан пошевелил коленом и ругнулся на взвизгнувшие соединительные узлы: «Чтоб тебе!».

Протезы его ног и рук были задуманы не только как функциональные принадлежности, но и как крутые игрушки. Почти все их движения сопровождались специально разработанными для этой цели «звуками движения робота». Об этом много писали и говорили. Парням нравилось. Но сам Коршак, в отличие от основного пласта молодых ветеранов, давно и громко мечтал вслух, иногда и нецензурно, чтобы эта функция поскорее вышла из строя. Работают же сердце и легкие совершенно беззвучно!

Может, посоветоваться с пилотом? Раз уж его величество интегрированный искусственный интеллект контролирует все бортовые механизмы, он и до звуковой карты Степановых протезов должен суметь добраться. Степан улыбнулся. Обстановка на борту к особой вере в искусственный интеллект не располагала. Новые хозяева корабля, а с ними и команда сопровождения груза, не сговариваясь, отнеслись к пилоту как к военному пенсионеру, комиссованному по болезни, и не ожидали от него многого.

Сам пенсионер с ними не соглашался. Причём, при любой возможности. За своё железо он отвечал и уверял, что никаких неисправностей в нём нет. За исключением, само собой, тех мелочей, которые третий день тестирует Степан! Корпусная клеточная передача потихоньку выходит из строя – такие соединения, крути-не-крути, с возрастом отмирают у всех – но лет сто-двести он вполне протянет, в этом пилот не сомневался. Если не гонять.

«Она объедет эту гору по пути…»

Раз уж новая жизнь техника предполагала постоянное музыкальное сопровождение в виде неизменного поскрипывания собственных конечностей, то почему бы ему им не подпеть? По крайней мере, так веселее копаться в ячейке с инструментами и рассуждать о превратностях своей судьбы. Почему, спрашивается, люди относятся к заменённым частям тела, как к разновидности уродства? Почему стесняются о них говорить? Вот бы подискутировать на эту тему с Прохором, он-то вообще железяка! Но время для откровений с пилотом ещё не настало. Для формирования привычки делиться личными проблемами с машиной – Степан очень надеялся! – человеку требуется более длительный срок одиночества.

– Проха! – позвал он наверх и замолчал. Он не позволил бы себе новых проколов, здесь было другое – непослушная буква «р» не любила много разных слов, в том числе позывной «Прохор». Но замолчал Степан не поэтому. Отчасти это было сделано для того, чтобы точнее сформулировать вопрос, а отчасти – и от немалой – с тем, чтобы спровоцировать пилота на очередное нарушение устава. Дело оказалось не безнадёжным – пилот им попался любопытный и границами иногда пренебрегал. По прикидкам Коршака они недавно вышли на счёт девять-два в пользу техника.

– Я вас слушаю, Стефан, – сдался пилот. Это было не по уставу точно так же, как и «роджер», которого Коршак не заметил, но сейчас парень довольно хмыкнул и мысленно заменил девятку на десятку.

– Я тут подумал, Проха, – протянул он удовлетворённо, – а не побеседовать ли нам с вами начистоту?

– Рад служить, Стефан, – ровно ответил пилот. – Какие темы вы предпочитаете для беседы? – Вопрос привычно пронёсся где-то под потолком волнами приятного баритона. Динамики были рядом, до них можно было дотянуться, но иллюзия «небесного гласа», тем не менее, была полной. Степан инстинктивно поднял голову вверх, адресуя ответ туда же:

– О…! Самые разнообразные! – его губы снова растянулись в улыбке, правда, потерявшей торжественность. – В настоящий момент меня занимает вопрос о том, почему ваши, Проха, индивидуальные тесты граничат, а общие – нет?!

Когда техник волновался, его веснушки разгорались ярче обычного, отчего лицо его делалось лучистым и ужасно добрым. Он об этом знал и с нетерпением ждал, когда перерастёт. Чего он не знал, так это того, что ему совершенно не нужно было задирать голову вверх. По-своему пилот видел и слышал каждой клеточкой корпуса корабля, в том числе и задней стенкой ящика с инструментами, где копался сейчас Коршак, но подсказывать технику он не стал. У машин свои правила хорошего тона по отношению к людям.

– Все бортовые системы работают нормально, Стефан, и я сожалею о том, что результаты анализов внешней диагностики доставляют вам переживания, – протянул пилот и Степан скривился. Сожалеет он! А у самого никакого сожаления в голосе! Сплошной покровительственный позитив. Коршак терпеть не мог эту манеру излишнего добродушия. Так говорят с душевнобольными. Или с пятилетними детьми. Нормального взрослого человека такой тон просто не может не раздражать!

– Эх… Прекрасная погода сегодня, не правда ли?! – выкрикнул он в потолок и снова нырнул носом в инструменты. Там, в носу, ужасно чесалось: «Скотина электронная! Всё равно тебя сделаю!»

То, что техник искал в шкафу, находиться не торопилось. То ли назло, то ли чуяло, что в этом не было нужды. Может, пилот прав, и его корабль исправен? Косвенно, к программным нарушениям пилота можно было отнести то самое приобретённое качество, которое было бы логично назвать любопытством. Выражалось оно в чрезмерной (по меркам робототехники) болтливости, что на флоте не приветствовалось. Но то на флоте! А оттуда он был списан и, кто знает, не по этой ли причине. Нынешняя же экспедиция была частной. Потому старую железку и достали с верфи, без зазрений совести уступив «недорого» научно-исследовательской группе соискателей премии Маска.

Да, кибер-психология – тема интересная. Степан бы в ней покопался с удовольствием. Сейчас, конечно, он на пилота сердился, но в целом Прохор ему нравился. Тот не только успешно создавал иллюзию присутствия живого человека на обезлюдевшем «Эскорте», за что ему спасибо, он генерировал что-то ещё. Что-то, благодаря чему между пилотом и техником образовалось некое таинственное родство душ, если такое вообще возможно применительно к механизмам. Об этом Коршак задумывался всякий раз, когда его глаза натыкались на собственные механические руки. И, поскольку в наличии собственной души он не сомневался, то почему бы не допустить наличия души у пилота? То есть у того сложного механизма военного предназначения, от которого пилот себя не отделял – их создали одновременно, интегрировав экспериментальный кибер-мозг в не менее экспериментальный космический разведчик. Правда, с тех пор для внешнего мира всё изменилось, и разведчиком он быть перестал. Урезанный и дополненный, он возродился как грузовой корабль классификации «L100» (по грузоподъемности), уносящий на борту к далёким звездам универсальный научно-исследовательский комплекс «Астероид» (а если по-простому, то «толкач») в сопровождении пяти человек обслуживающего персонала под командованием капитана Ким.

Левый рукав Степанова комбинезона моргнул – это пилот вывел на наручный дисплей температуру бортовой воздушной смеси и давление. Вот тебе ответ, уважаемый техник, на замечание о прекрасной погоде.

– Должен согласиться, Стефан, погода сегодня оптимальная, – прошелестел голос под потолком и переспросил: – Возможно, вас интересует также температура за бортом?

«Нет, ну вообще обнаглел», – подумал Степан, глядя на рукав комбинезона. Вслух он, конечно, ответил иначе, хотя и не без раздражения:

– Не интересует меня температура за бортом, Проха! Меня интересует, почему я никак не могу передать вам вахту! – Степан сердился ещё и потому, что понимал – Вовчика будить, как ни крути, придётся. А тот ему спасибо не скажет. Нарушать покой старших по званию после отбоя – да за такое ни в одном ведомстве по головке не погладят! Что ж, последняя попытка…

Нырнув рукой в кучку автосканеров, адаптеров и ридеров, на вид мало чем отличавшихся от банальных отверток, Коршак выдернул наугад блестящую малышку. Вдруг подойдёт? В приборах диагностики он разбирался исключительно в пределах экспресс-курса. По-хорошему, последнюю вахту должен был сдавать механик, если бы сумасшедшая Чикита не засунула Вовчика в капсулу первым.

Немолодой коренастый живчик, механик Владимир Михайлович Кошелап, больше известный как Вовчик или как Михалыч, стал гражданином мира (то есть впервые вышел в космос) совсем недавно, немногим раньше Степана. Интересно, а он-то по какой причине? Совершенно точно не из-за полученных ранений. Может, в качестве награды за выслугу лет? Механик был старше Коршака раза в два, если не в три. Да тут все были старше! Было бы глупо этому удивляться, когда тебе только что исполнилось двадцать два. Пиратская война за живые рифы Северной Каролины покосила в этом году немало юных добровольцев. Хорошо хоть механизированных инвалидов охотно берут в космические программы.

Степан вздохнул. Получилось горько. Серебристая малышка выдала совершенно ничем не примечательный результат, и в этом вздохе утонула последняя надежда Степана.

– Была-не-была! – в сердцах буркнул он и выкрикнул на одном дыхании: – Буди Вовчика, Проха! Не знаю я, что с тобой делать…

Иногда одной решимости бывает мало, нужно успеть совершить действие до того, как сработают внутренние предохранители. Это Степан знал на опыте. Кажется, он успел. Только бы пилот принял команду без уточнений! Должен принять. Распоряжение было прямым, и не имело отношения ни к грузу, ни к курсу корабля. Только быстро, Прохор! Пока Коршак не передумал!

– Программа пробуждения запущена, – подтвердил баритон под потолком, и на рукаве Степана загорелся новый ряд цифр. Тысячные значения щелкали посекундным обратным отсчетом и, выходило, что минут через двадцать механик будет здесь. Самое время начинать готовиться морально.