Текст книги "Высший пилотаж"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
Обо всем этом размышлял Антон Белецкий, пригревшись на солнышке в своем любимом гамаке. На него накатила легкая дремота, и он перестал следить за Машиным участком: видимо, сегодня соседка так и не явится. Ведь дело уже близится к полудню.
Мужской голос, раздавшийся над самым ухом, заставил его вздрогнуть.
– Добрый день, Антон. Не помешал?
Прямо над Белецким стоял тот злополучный самец, воспоминания о котором не несли в себе ничего приятного. Антону даже показалось, что вновь заныли те интимные участки тела, куда незваный гость неделю назад нанес ему удары.
– Помешал, – проскрипел биолог, весь сжавшись. Словно боялся, что его вновь будут бить или применят к нему «простейший» борцовский прием – зажим. Тем более что визитер выглядел совершенно выздоровевшим.
– Я ведь правильно запомнил – вас зовут Антон?
– Угу. А вы – тезка Иоанна Грозного.
– Верно. Только не Васильевич, а Алексеевич.
– Ну и зачем пожаловал, Алексеевич?
– Визит вежливости. Я ведь обязан жизнью вашей соседке. И вам.
– Мне? Возможно. Зато я обязан вам целой неделей больничного листа.
– Да ну! – Иоанн сделал вид, что не понимает, о чем речь. – Простудились, когда под дождем бежали через огороды?
– Слушай, Алексеевич. Тебе что надо от меня? Шел бы восвояси. Не вызываешь ты у меня светлых дружеских чувств, честное слово.
Соколов усмехнулся:
– Верю. Ты у меня в общем-то тоже.
– И помощи я тебе на самом деле никакой не оказал. Так, поглядел – и все.
– Может, сейчас окажешь?
Оба были рады, что не приходится рассыпаться друг перед другом в лживых любезностях. Даже Белецкому, а Иоанну тем более, разговаривать напрямик было сподручнее. Взаимная неприязнь слишком бросалась в глаза. Так зачем же пытаться скрыть ее? Все равно бесполезно.
– Ну так чем тебе помочь?
– Мне нужен адрес Марии Колосовой.
– А! – Белецкий захихикал. – И ты попался на удочку этой стервочки? Солидарен и сочувствую.
– Но-но!
– А ты не больно петушись! Я-то знаком с ней давно. Она из кого хочешь душу вынет, ноги об нее вытрет, а потом за ненадобностью в унитазик и спустит.
– Не всякая душа пройдет в канализацию.
– Как поэтично! Но, по-моему, в растоптанном виде – каждая.
– Так где она живет?
– В Москве, естественно.
– Адрес?
– Откуда мне знать? Не интересовался, не интересуюсь и не буду интересоваться. С меня хватает и дачного общения.
– Не врешь?
– Еще чего! Я бы, Алексеич, с огромным удовольствием отправил тебя в когти этой змеюке на растерзание.
– У змей когтей не бывает.
– У этой есть. Она ими цепляет у человека нерв за нервом и вытаскивает наружу. А потом вьет из них веревки. И держит мужика на привязи.
– Тебя, что ли?
«Что-то я не заметил, что Мария так уж мечтает его удержать возле себя. Скорее, это он жаждет посадить ее на поводок. Кощей...» – думал Иоанн.
– Если б только меня! – пожал Антон костлявыми плечами. – А то ведь и тебя тоже. Уверен, в Москве у нее есть еще кандидатуры на отлов.
– Это можно проверить. Только где ее найти?
– Говорю же – понятия не имею. Знаю только: она библиотекарь. Простой, скромный, обыкновенный библиотекарь. Книжный червь... то есть червиха... не соображу, как образовать женский род. Змея, короче: строит из себя такую кисейную барышню, такую тургеневскую девушку, что скулы сводит. А сама...
Иоанн не стал дослушивать, что именно «сама». Резко перевел разговор на другое:
– Слушай, Антон, у тебя лопата есть?
Тот испугался:
– Зачем?
Лопата у него была, притом хорошо заточенная. Но почему-то на миг представилось ему, как блестящее лезвие взмывает, занесенное прямо над его головой, и...
– Зачем, зачем? – миролюбиво передразнил Иоанн. – Клад искать. Надо, короче. Так есть?
– Ну есть.
– Одолжи. Скоро верну. Ты все равно пока в гамаке оттягиваешься.
– Ладно. Не сломай смотри.
– Спасибо.
– За спасибо не работаем, – буркнул Антон.
Соколов пристально поглядел на него, кивнул.
Достал пачку долларовых бумажек, протянул Белецкому несколько штук.
– Одурел? – отшатнулся биолог.
– Бери. За прокат лопаты и в особенности за ценную информацию.
Тот секунду поколебался и – взял.
...Субботнюю поездку на дачу пришлось отменить: у Натальи Петровны поднялась температура. Она лежала, укрытая всеми одеялами и шалью в придачу, и нехотя пила горячий чай с прошлогодним малиновым вареньем.
Пуська то и дело пристраивалась у нее на груди: умная кошка всегда знала, у кого и где болит.
Наталью Петровну глодал такой отчаянный страх за завтрашний день, что она вынуждена была спрятаться от него в болезнь. Когда тебе физически плохо, то можно об остальном не думать. У тебя есть оправдание...
Наконец она, наглотавшись антибиотиков и снотворных, забылась.
Маша на цыпочках прошла к телефону, плотно прикрыв дверь в мамину комнату. Порывшись в записной книжечке Натальи Петровны, обнаружила лаконичные инициалы: И. И.
– Иван Иваныч? Вас беспокоит дочь Натальи Петровны Колосовой, вашего главного бухгалтера.
– Бывшего, – коротко ответили ей. – Еще вопросы есть?
Вопросов-то было много, но все они относились к иной сфере, нравственной: о совести, о благодарности за многолетнюю преданность, о милосердии. А грубый тон директора стройуправления указывал на то, что сии эфемерные понятия не по его части.
– Вопросов нет, – сказала она. – Есть пожелание.
– По существу, пожалуйста, и поскорее: мне некогда.
– По существу и коротко: чтоб ты сдох.
И она первая повесила трубку, не дожидаясь ответной реакции.
Поистине с ней в последние дни творится нечто необычное. То шикует, швыряя деньги на ветер, то хамит человеку, которого ни разу в жизни не видела. То, наоборот, бредит другим человеком, которого видела единственный раз в жизни.
И это – Маша, привыкшая к дисциплине, порядку и сдержанности!
Однако вдруг выясняется: купить обновку – чудесно; ругнувшись – испытываешь заметное облегчение... Только вот думать о том загорелом черноглазом мужчине – мучительно.
Пропади он пропадом, этот Иван... Господи, который? Иван Иваныч или другой? Как-то не задумывалась, что у столь разных людей может быть одинаковое имя...
Имеет ли вообще значение, как назвали человека при рождении? Маша слышала, что имя влияет на характер и судьбу. Аргументы в тот момент показались девушке убедительными. А сейчас понятно: все это высосано из пальца. Глупые теории, ничего общего не имеющие с реальной жизнью.
Взять хотя бы двух разных Иванов. Один – мерзавец, который использует людей, а потом за ненадобностью выкидывает их на свалку, точно картофельную кожуру. Другой – храбрец, рискующий своей жизнью. Своей, а не чужой.
Но может быть, это оттого, что его полное имя все-таки несколько иное, возвышенное, взятое из Священного писания?
– И-о-анн, – произнесла она вслух. Затем еще раз, нараспев: – И-о-анн!
Получилось мажорное арпеджио. Оно прозвучало в том же ладу и той же тональности, которые избрала для своего торжественного концерта та памятная, внезапная, поздняя первая гроза.
И снова, как тогда, Мария вдруг почувствовала себя скрипичным ключом – маленьким, изящно-строгим и молчаливым, но управляющим всей музыкальной стихией. И пусть в партитуре встречаются диссонансы – ключик сумеет организовать их в общую гармонию.
Эту маленькую завитушку, берущую свое начало на второй нотной линейке, еще называют «ключом соль».
Соль – нота, но в ней осмысленность жизни. Недаром бытует выражение «соль земли». Значит – самая суть. Высший порядок.
– Все будет хорошо, – сказала Маша сама себе. – Все до последней мелочи.
И это тоже было необычно для нее, тем более в нынешней давящей ситуации. Ведь люди, рожденные под знаком Девы, редко отличаются особым оптимизмом.
Она не подозревала, что для ее приподнятого настроения, столь неуместного, казалось бы, при нынешних обстоятельствах, была особая причина.
Мария Николаевна Колосова сейчас представляла собою не просто районного библиотекаря двадцати шести лет от роду, русскую, незамужнюю и так далее и тому подобное. Анкетные данные перестали иметь значение, потому что с некоторых пор, благодаря зажженной ею любви, она превратилась в Солнечную Королеву.
Следовательно, ей была дарована волшебная сила: ведь и в шахматах королева, или ферзь, – самая могущественная фигура.
По-гречески божество Солнца звали Гелиос.
В Древнем Риме оно носило другое имя – Соль.
Солнечная Королева – Королева Соль.
Ключ соль.
Соль земли.
Все сходится.
И кто после этого посмеет утверждать, что имя не имеет особого значения?..
Глава 6
ЧЕРНЫЙ КОТЕНОК
В адресном столе Иоанн совершил ошибку. Назвал Машины имя, отчество, фамилию, однако запнулся на годе рождения.
Сколько же лет его новой знакомой?
По высокому, наивысшему счету столько же, сколько существует мир: ведь она – первая женщина, созданная из его, Адамова, ребра, Ева.
Однако тетка, выжидательно глядящая на него сквозь окошечко справочной будки, вряд ли способна это понять.
Итак, сколько же Маше по земным, человеческим меркам? Девятнадцать? Двадцать?
Ну уж никак не больше двадцати трех. Он перечислил все предполагаемые годы рождения и получил список адресов.
В один день все их не обойти. Ну что ж, ради Марии он согласен унять свою нетерпеливую натуру и действовать методично, последовательно, шаг за шагом, ход за ходом. Как в шахматах.
И пока он объезжал многочисленные адреса, постоянно думая о своей Солнечной Королеве, у Маши началась полоса везения.
Пусть в глобальном масштабе выпавшие ей удачи могли бы показаться мелкими, для нее они были очень и очень значительными.
К примеру, подвернулся дополнительный заработок.
Сашенька явилась на работу против обыкновения вовремя и не в сопровождении кавалера. Необычным было и то, что она, всегда такая неунывающая, в тот день плакала на ходу. Девчонка тоненько скулила, как побитый щенок, и даже не обращала внимания на то, что вся косметика размазалась.
Черные устрашающие ручьи текли по щекам, крем-пудра образовала уродливые пигментные пятна, а вокруг губ, как у вампира из фильма ужасов, пылало багровое пятно растаявшей помады. Видимо, той самой помады, дорогущей и разрекламированной, что не смывается водой.
– Исключа-ают! – подвывала она. – И мама из дома выгнала! Говорит: пока не сдашь, можешь не возвращаться! А как я сда-ам! Я ни бум-бу-ум!
– Во-первых, умойся, – строго сказала Вера Петровна. – Во-вторых, успокойся и объясни по-человечески: какие такие бум-бумы?
Наконец общими усилиями удалось выяснить вот что.
Саша училась на вечернем отделении того же библиотечного института, который в свое время закончила Мария.
Сейчас там подходила к концу весенняя сессия, а Сашеньку к ней даже не допустили, поскольку у нее оставались задолженности еще за зиму. Ну, а те долги, в свою очередь, скопились потому, что не сданы контрольные, а те не сданы потому...
– Да потому что одни молодые люди на уме! – уверенно заключила Вера Петровна. И она, конечно, была права, однако девчонке от ее правоты не становилось легче.
Лариса предложила:
– Ну, пожить-то можно у меня, пока твоя матушка не остынет. За Илюхой посмотришь, бабке отпуск дадим. А вот контрольные...
Маша сказала коротко и деловито:
– Ладно, тащи свои контрольные.
Безутешная двоечница сбегала домой и принесла методички и учебники.
– Всего-то? – изумилась Мария, проглядев задания.
И за день выполнила все работы, заданные на целый год.
Уже назавтра Александра прибежала довольная, счастливая, накрашенная сильнее прежнего и в сопровождении сразу двух парней, враждебно глядевших друг на друга и с одинаковым обожанием – на Сашу.
– Машка! – Девочка целовала свою спасительницу, разукрашивая ее щеки отпечатками «несмываемых» губ. – Я просто в шоке! Обалдеть! Приняли! Хвалили! Ну ты профессор, блин!
Потом она вдруг потупилась:
– А у моей подруги курсовая.
– И что?
– А ее парень бросил.
– Поговорить с этим парнем? Неловко как-то, а?
– Да на фиг он ей сдался такой! Курсовую за нее нужно написать.
– Ох. Ну ладно, тащи, что там?
– Сколько? – деловито поинтересовалась Сашенька.
– Как – сколько? Одну. Больше не осилю.
– Блин, Маш, ну ты ваааще! Я говорю: сколько будет стоить твоя работа?
– Как это?
– Господи, ну ты наивная чукотская девочка. Сколько возьмешь за курсовую? Денег, капусты, деревянных? Или лучше в баксах?
– Я не знаю... со студентки? Деньги?
– Во шиза! Да у этой студентки папашка – управляющий банка. Гребет лопатой. Куры не клюют.
– Отец?
– Не отец, а папашка. Ну, она нашла себе богатенького папашку.
– Не любовника же?
– А кого ты думала?!
У Маши голова шла кругом.
– Погоди, Сашенька. Ты только что сказала: твою подругу бросил парень.
– Потому и бросил, что она папашку нашла! Че тут непонятного?
«Да, я, наверное, совсем глупа. Или совсем стара, – печально подумала Мария. – Но я этого никогда не пойму. Никогда. Не пойму и не приму».
– Ну отмороженная! – хохотала Сашенька. – Знаешь, лучше я сама ей цену назову. Ты зажмешься, как бедная родственница, а мне по фигу.
– Хорошо, – растерянно согласилась Маша.
Без усилий выполнила работу и получила за нее больше, чем за месяц кропотливого труда в библиотеке. За неполную неделю она не только окупила свою фисташковую шаль, но и разбогатела. По их библиотечным меркам, конечно.
Совесть, правда, немного колола: что-то в таком заработке было сомнительное.
Ну а с другой стороны: разве это ее должны мучить угрызения совести, а не тех нерадивых, но богатых студентов?
Утешало то, что мама немножко успокоилась. Правда, Наталья Петровна все равно страдала от обиды и сознания собственной ненужности...
В выходные Маша засела за чей-то дипломный проект, и поездка на дачу опять сорвалась...
По скольким адресам прошел Иоанн Соколов за эту неделю, не счесть. Перевидал целый женский батальон, состоящий из одних Колосовых.
Встречался с Машами веселыми и Машами озлобленными, подозрительными и доверчивыми, худыми и толстыми. Многие пытались строить ему глазки, да только ни у одной из них не было таких неповторимых карих глаз, как у той единственной, которую он разыскивал.
Начинало охватывать отчаяние: его Солнечная Королева бесследно исчезла, как солнечный зайчик в пасмурный день.
Так же пасмурно было и у него на душе. Грела лишь одна надежда: увидеть Марию в выходные в «Солнечном».
Но и в выходные не посчастливилось: на дверях дачи по-прежнему висел замок.
Единственный, кого развеселило посещение Иоанна, был Белецкий. Биолог ликовал: его соперник и обидчик терпит такое же фиаско, как он сам!
Гамак так и ходил ходуном от беззвучного смеха, сотрясавшего костлявое тело Антона.
– Ага, – скрипел биолог. – И тебя продинамила? Что я говорил? Да я Мери насквозь вижу. Хитренькая лисичка, но хороша, не спорю, хороша! Одна шевелюра кого хочешь с ума сведет! И молочные железы у нее... м-м-м... крепенькие!
– А как с поджелудочной железой дело обстоит? – деловито поинтересовался Иоанн. – А с желчным пузырем? Надеюсь, не как у тебя, болезного? У тебя-то желчь так и разливается. Да изо рта продукт пищеварения так и прет – вместо прямой кишки.
– Остроумненько. Даже, я бы сказал, тонко! – ухмылялся Антон, видя, что бить его вроде бы не собираются. – А где тонко, там и рвется.
Иоанн ответил образным выражением на пословицу:
– Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Однако на этот раз финальная реплика осталась все-таки за Белецким:
– А громче всех посмеется наша Маша. Просто животик надорвет. Она и сейчас небось с очередным хахалем очень даже над тобой потешается. От всей своей большой и щедрой души!
Соколов только плюнул в сердцах и дальше с Кощеем пререкаться не стал.
Гнилой человек этот Белецкий – что с него взять?
Летчики – крепкий народ, они без боя не сдаются. Иона решил продолжить поиски, да только с другого конца. Принялся обходить библиотеки. Начал, конечно, с главной – с Ленинки...
Среди недели Наталья Петровна позвонила дочке на работу и попросила директрису в виде исключения отпустить Машу домой.
– Что-то случилось? – встревожилась участливая начальница. – Вам нездоровится?
– Да нет, ничего, пустяки! – отвечала Колосова-старшая. – Кошка у нас рожает.
– Что-о? И это вы называете пустяками?! Кошка! Рожает! Да вы... вы просто бессердечный человек!
Вера Петровна бросила трубку на рычажки с такой силой, что аппарат едва не треснул:
– Маша! Мария Николаевна! Товарищ Колосова! Вы отправляетесь немедленно! Промедление смерти подобно!
Сбежались перепуганные девчонки: кажется, у Маши Колосовой беда, нужно что-то делать!
– Собираемся! – торжественно объявила директриса. – Я тоже с вами! Я – опытная акушерка!
– Да куда мы едем-то? – никак не доходило до Маши.
– Принимать роды!
...Обычно дорогие иномарки останавливаются возле крупных банков, престижных отелей, шикарных супермаркетов. Там их вид никого не удивит.
А этот серебристый шестисотый «мерседес» вел себя странно: курсировал от библиотеки к библиотеке. От крупнейших – к более мелким.
Роскошный сверкающий лимузин странно смотрелся среди стареньких средств передвижения, припаркованных у дверей книгохранилищ: как щеголь, облаченный во фрак, меж посетителей пивнушки.
За рулем сидел широкоплечий брюнет со жгучим взглядом черных глаз. От остановки к остановке его смоляные брови все сильнее хмурились, и выглядел владелец «мерседеса» все более мрачным и удрученным...
Садясь в автомобиль после очередного неудачного визита, он открывал резной сундучок, стоявший рядом с ним на пустом переднем сиденье, вынимал оттуда фигурку королевы из светло-желтого матового янтаря и вглядывался в тонкие черты ее лица.
Потом, прикрыв глаза, некоторое время держал ферзя в кулаке, словно желая подпитаться его энергией.
После этого у него, кажется, появлялись силы для продолжения поисков, и машина вновь мягко трогалась с места.
Скорая акушерская помощь немного запоздала.
Два котенка уже появились на свет: гладкий серый и рыжий пушистый.
Пуська деловито вылизывала новорожденных, а Наталья Петровна в умилении глядела, как они беспомощно мотают слепыми головами.
Этот умильный взгляд смягчил сердце директора библиотеки, заподозрившей было Машину маму в бессердечии. Она энергично протянула сморщенную пятерню для крепкого дружеского рукопожатия:
– Ладно уж, будем знакомы. Приятно обнаружить, что человек оказался лучше, чем о нем думала поначалу!
– Очень рада, – растерянно отозвалась Наталья Петровна и ойкнула, когда ее ладонь сжали по-мужски, до боли.
Две ровесницы, они как-то сразу нашли общий язык. Между ними вмиг установилась определенная иерархия: Вера Петровна – покровитель, Наталья Петровна – подопечная. Позабыв о кошке с котятами, директриса повела Машину маму на кухню пить чай, как будто именно она была хозяйкой этой квартиры.
Две одинокие женщины без всяких предисловий начали рассказывать друг другу всю свою жизнь. А поскольку прожито обеими было немало, взаимные излияния обещали затянуться надолго.
Главной темой Натальи Петровны было следующее: как это несправедливо, когда тебя ни с того ни с сего – ну совершенно без всякой причины! – бросает муж.
На что Вера Петровна в утешение излагала собственную теорию, состоявшую в том, что выходить замуж вообще глупо, поскольку существа мужского пола изначально и непоправимо несовершенны.
– Уж поверьте мне, Наташенька! Я столько научной литературы за свою жизнь перечитала – любой академик позавидует. И знаете, что утверждают авторитеты?
– Что, Верочка? Да вы берите вареньица...
– Что у мужчин извилин меньше!
– Да ну! А я и не знала. Вот, оказывается, в чем дело! А я думала – просто в дурных характерах!
– Характеры – это лишь следствие. Причина же в том... Нельзя ли еще чайку?
– Да-да! Может, новый заварить?
– Крепкий чай вреден для здоровья. Так вот: между двумя полушариями существует такой специальный перешеек. У нас он тоненький и не мешает мыслительному процессу, а у мужчин плотный и непроницаемый, как кирпичная стена.
– Печеньице берите, песочное.
– В этом тесте слишком много масла! Повышает холестерин в крови, а это опасно для жизни. На стенках сосудов откладывается налет, как накипь на дне чайника.
– То-то я чувствую, что мне после печенья становится трудно ходить... Вы говорили о перешейке.
– Да! У мужчин он наглухо отделяет правое полушарие от левого. То есть блокирует переход от логического мышления к интуитивному.
– Точно! Я замечала у мужа... бывшего... губительное увлечение шахматами. Как сядет за доску, так ни на что больше не реагирует. Хоть трава не расти!
– Вот! Переразвитие левого полушария в ущерб правому.
– Правильно. Ущербный был, раз бросил меня с ребенком.
– Все они ущербные. Поверьте мне, Наташенька!
– Но стал академиком.
– Естественно! Какой-то участок мозга развивался гипертрофированно. Зато остальные постепенно и неуклонно отмирали! Не случайно почти все известные миру гении – мужчины. Гениальность – это своего рода уродство.
– Выходит, все мужики – уроды?
– А как же!
– Н-да... Может, и так, Верочка. А все-таки... не знаю... Мне почему-то хочется, чтобы Машенька вышла замуж.
Вера Петровна не осудила новую подругу за это глупое желание. Простила ее человеческое несовершенство.
– Вполне понятная материнская слабость, – снисходительно объяснила она с позиций мудрого и великодушного учителя жизни.
– И внуков хочется понянчить, – мечтательно вздохнула Наталья Петровна.
– Внуков?! – Тут уж Вера Петровна не могла не возмутиться. – У вас же есть великолепная кошка! Конечно, она не так хороша, как моя Леопольдиночка, но...
Разговор плавно перешел на обсуждение кошачьих достоинств и недостатков – эта тема тоже была для обеих весьма и весьма животрепещущей...
Пока пожилые дамы обсуждали теоретические проблемы, Маша занималась практическими.
Пуська опять забеспокоилась. Она то утробно урчала, то музыкально мурлыкала.
«Собирается рожать третьего», – поняла девушка.
Кошка уворачивалась от человеческих рук и избегала человеческих взглядов. Она терлась головой о тумбу письменного стола, требуя выдвинуть ящик.
Маша выполнила ее невысказанную просьбу: быстро вытащила конспекты и наброски чужого заказного диплома, освободив Пуське помещение для таинства появления на свет нового живого существа.
Кошка запрыгнула в ящик, и Маша, подчиняясь повелительному взгляду роженицы, задвинула его. Ей очень хотелось понаблюдать, однако Пусси была против. Маша долго сидела перед столом на корточках. Жадно, напряженно ждала.
Когда у нее уже затекли и ноги, и спина, изнутри наконец послышалось звонкое, певучее, торжествующее мурлыканье, и следом – тоненький требовательный писк.
Девушка поняла: можно открывать «родильную палату». Свершилось.
Третий котенок был черным с белой грудкой. Мокрый и прилизанный, он, однако, сразу проявил решительный характер: первым из всей тройни деловито полез к материнскому брюшку кормиться, безошибочно нащупав ротиком сосок.
«Мужичок», – поняла Маша.
Только сейчас она осмотрела двух первых, терпеливых и спокойных. Как и следовало ожидать, это были девочки. Их она тоже подсадила в ящик, но кошечки начали есть лишь тогда, когда Пуська повелительно подгребла их к себе лапой. Они были послушными и безынициативными.
Из кухни доносилось миролюбивое журчание голосов Веры Петровны и Натальи Петровны, и Маша решила не вклиниваться в их разговор.
«Маме сейчас хорошо, – поняла она. – Мама нашла себе подходящего собеседника, который выслушает и посочувствует. Вере Петровне тоже хорошо. Наконец отыскался человек, который не отмахивается от ее советов. Я там не нужна... Да и не больно-то меня туда тянет».
Она прилегла на диван и стала наблюдать за котятами. Особенно за одним, последышем.
Черненький мальчик с белой грудкой.
Мальчик-брюнет...
Своенравные мысли сделали резкий скачок.
Брюнет... а на груди у него светлые волосы, которые растут мысиком...
Ей, Марии Колосовой, тоже хотелось бы родить мальчика... от брюнета со светлым мысиком на груди...
Она представила себе, как держит на руках новорожденного младенца с темными, еще слипшимися волосенками. Родничок на макушке беспомощно дышит, он мягкий и беззащитный.
– Пацан? – произносит совсем рядом мужской голос, родной и хорошо знакомый, преисполненный радости. – Весь в меня. Летчиком станет.
Маше становится страшно, она боится, что ребенка сейчас заберут у нее и... начнут подкидывать в воздух.
– Погоди! Так нельзя! – протестует она. – Он ведь еще головку не держит!
– Не бойся, Машенька, – успокаивает ее отец ребенка. – Я, может, и сумасшедший, но не до такой степени!
– Машенька?! – Тут ее фантазия опять делает крутой поворот, перенося девушку из нереального будущего к реально происшедшим событиям. – Мы не настолько близко знакомы!
– Ах, простите, – хохочет некто. – Родить ребенка – это еще не повод для фамильярности!
И радужный мыльный пузырь воображения лопается.
Трудно возвращаться в обыденность, в свою тесную хрущевку, в свое стародевическое одиночество.
«Я бы, конечно, не против была завести ребенка, – думает Мария Колосова, – если бы... Если бы дети появлялись сами по себе, без... без всего предшествующего процесса. Повезло же моей тезке, Деве Марии, с непорочным зачатием! Но это – миф. А в реальности такое возможно только через – брр! – пробирку...»
Глава 7
ВОЛШЕБНЫЙ КЛУБОК
«Приеду в «Солнечный», схвачу Кощея за его тощую шею с острым выпирающим кадыком и легонечко сожму, – вынашивал планы мести Иоанн. – Этого вполне хватит, чтобы задушить тварюгу! Соврал ведь, как пить дать соврал чертов биолог! Как я сразу не догадался. Библиотекарша, ха! Станет владелица такой роскошной дачи работать в библиотеке! Да ведь дураку понятно: столь нежное, чистое, светящееся существо и книжная пыль – две вещи несовместные... Эх, надраться, что ли, с горя? Ну, надраться вряд ли, все же я за рулем, а немножко выпить не помешало бы».
Включив противоугонную сигнализацию, он закрыл свой серебристый «мерседес» и направился к ближайшему винному ларьку.
Отоварившись бутылкой сухого вина и пластмассовым стаканчиком, свернул во дворы: хотелось найти какую-нибудь лавочку под раскидистым деревом и спокойно поразмыслить в одиночестве. Салон «мерседеса» казался ему слишком тесным для размышлений о таком всеобъемлющем явлении, как Мария Николаевна Колосова.
Ничего не подвернулось, кроме детской площадки с пустой песочницей. Но узкая скамеечка без спинки тут все-таки имелась.
Иоанн продавил пробку внутрь и плеснул в стаканчик темной терпкой жидкости. Едва успел пригубить, и тут же со всех сторон: из-за кустов, из дверей подъездов, из арок – на него двинулись рассерженные агрессивные старушки. Целая армия бабок! Как будто они, замаскировавшись, специально поджидали, на кого бы напасть.
– Ходят тут всякие!
– Пьянь подзаборная!
– Откуда только деньги берут на выпивку! Ограбил небось кого-то!
– Сразу видно – бандит! Кулачищи-то какие!
– Не, такие грозят не кулаком, а ножичком! Не подходи – зарежет, глазом не моргнет!
– Главное – место нашел для распития! Прям на детской площадке! Пусть ребятишки пример берут, да?
– Ты б еще в библиотеку зашел – зенки бесстыжие свои заливать!
Иоанн насторожился:
– В библиотеку? А где тут библиотека?
Старушки разом крючковатыми пальцами указали в угол двора:
– А вон там. Ты поди, поди, сунься туда! Завались туда, если смелый! Там Вера Петровна! Она – ого-го! Она тебя в бараний рог-то скрутит! Иди, иди! Что, в штаны наклал? Все вы, алкаши, такие! Как на детскую площадку – так герои. А как на кого посурьезней налетят – вроде Веры Петровны, – так и хвосты поджали!
– Все-все-все, сдаюсь! – Иоанн поднял руки, не выпуская из них бутылки и стакана. – Очень вам благодарен, милые девицы-красавицы!
– Надсмехается еще! Шел бы ты...
– И пойду, пойду, не сомневайтесь.
Бабки опешили:
– К Вере Петровне?
– К Вере Петровне! А что?!
– Ой ли, – старушки вдруг засомневались. – Ты бы все же, милок, так сгоряча не совался!
– Неужто пожалели? Да ведь я алкаш и бандит! Грабитель с большой дороги!
– А все ж человек. В пекло-то соваться...
Иоанн встал. Попытка не пытка. Для очистки совести заглянет он и в эту неприметную библиотеку, скромненько спрятавшуюся в уголке двора.
Тем более что атмосфера тут какая-то располагающая, сказочная, что ли... Взять хотя бы этих невесть откуда взявшихся бабулечек-ягулечек, сварливых, но в итоге все-таки добрых, как настоящая сказочная Баба Яга. Та тоже вечно кряхтит, ворчит, грозится скушать добра молодца да косточки его белые обглодать, а потом глядь – дает ему волшебный клубочек, который приведет прямиком к прекрасной Марьюшке...
И поставил Иван-царевич початую бутылку сухого вина со стаканчиком вместе на лавочку без спинки:
– Это вам, красавицы. Выпейте тут за мое здоровье и за удачу мою богатырскую!
Бабки тут же облепили лавочку плотным, гомонящим, радостным хороводом:
– Спасибо, милок!
– Ты побереги себя-то!
– Сразу видать – хороший человек, не то что какая-то пьянь подзаборная!
И расселись, как серые воробышки, прямо по борту песочницы, пустив вино по кругу и не задумываясь о том, какой пример они подадут детишкам.
Иоанн приоткрыл дверь библиотеки, и первое, что он увидел, были два метнувшихся в разные стороны силуэта: девушки и парня.
Он прервал чей-то пылкий поцелуй.
Из полумрака между стеллажами показался третий силуэт, нереальный и сказочный, вполне соответствовавший дворовым бабкам-ежкам: он был двухголовым.
Одна голова восклицала:
– Агу! Агу!
Другая проговорила приятным женским голоском:
– Вы к нам? Заходите.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что это – молодая женщина, у которой на животе привешен рюкзачок с маленьким ребенком.
Соколов спросил с некоторой опаской:
– А где Вера Петровна?
– Уехала по делам, – ответила молодая мать. – Но я могу сама вас обслужить. Вы уже записаны?
– Нет пока.
– Паспорт, – потребовала молодая мать.
– Дай! – подтвердил подвешенный на ее животе малыш.
– Я по другому вопросу, – сказал он. Надо сказать, отсутствие грозной Веры Петровны порадовало его: хоть и был Иоанн не из трусливых, а подействовало на него запугивание старушек.
– По другому? – заинтересовалась женщина. Мы знаем уже, что это была Лариса. – По личному?
– Скорее, по кадровому.
– Неужели хотите у нас работать? – И, не дав ему вставить словечко, закричала: – Сашка! Сюда! Скорей, тут у нас такое! Новый кадр!
Из подсобки выскочила растрепанная Сашенька, на ходу застегивая джинсовый комбинезончик:
– Че, горим?
Наткнулась на незнакомого черноволосого красавца, осеклась, озадаченно протянула:
– Ага, гори-им... Ща, погодите!
Она опять исчезла в подсобке.
Младенец тем временем принялся откручивать Иоанну ухо:
– Дай! Дай!
Лариса отошла на шаг, спасая ухо посетителя, а Илюшка начал реветь. Словом, поднялась кутерьма и неразбериха, которая немало обескуражила летчика, привыкшего к порядку и четкости сугубо мужского, почти военного, общения.
