Текст книги "Высший пилотаж"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Но почему она опять плачет? Теперь уже по-настоящему, навзрыд, а не теми короткими стонами. Непорядок: в доме разрешено реветь одной лишь Маше.
Откуда ни возьмись появился папа. Он не смеется, как обычно. Он молча укладывает в чемодан свою шахматную доску. Похожую на кафельный пол той зарешеченной площадки, которую называют «балконом».
Больше Маша не видела ни папы, ни балкона, ни кошки Белоснежки, названной в честь диснеевской героини.
Они стали жить с мамой совсем в другой квартире, на втором этаже.
К счастью, в этом спокойном жилище страшная волосатая нога с синяком на большом пальце не объявилась ни разу. И вообще, Маша не помнит, чтобы сюда хоть раз приходили мужчины...
Позже, уже спустя годы, они завели новую киску, трехцветную Пуську. Так и коротали дни втроем.
Мама невесело шутила:
– Бабье царство. Три девицы под окном...
Глава 9
НЕ СТАТЬ ПЕШКЕ КОРОЛЕВОЙ
– Почему вы плачете?
– Машеньке разрешено.
Бездумно произнесла эту фразу – и опомнилась.
Детское видение растворилось, как дымок, оставив после себя лишь тяжесть в груди да мокрые дорожки слез на щеках. Остальное – по-прежнему.
Дача. Электрический свет. Летчик. Он улыбается так, будто у него совсем ничего не болит. А ведь падал-то небось с большей высоты, чем балкон восьмого этажа! Крепкий народ мужчины.
А вот ей – больно. Правда, непонятно где. Везде. И хочется, чтобы кто-нибудь пожалел.
Нет, не кто-нибудь. А именно он, Иоанн Соколов. Или... папа.
Откуда Иоанн догадался о Машином желании?
– Машеньке разрешено, – ласково подтвердил он. – Хорошей девочке все разрешено. Ничего, поплачь!
Слезы от этого полились пуще прежнего. А ведь это стыдно! И потом... нос покраснеет и распухнет. И глаза станут как у кролика.
И вообще: с ума она, что ли, сошла? Больной все еще на полу, а она тут разнюнилась.
– Давайте-ка на диван, я вам помогу. Спать пора, вам нужен покой.
– Кто это сказал?
– Ну... он, – кивнула Мария на дверь, за которой скрылся побитый Белецкий.
– А! Ему, конечно, виднее.
– Все-таки биолог. Понимает.
– Да, понимает. У него, как я видел, вообще губа не дура. Красивую девушку, к примеру, на коленках подержать...
– То есть... вы, значит, видели? А сказали – ничего не помните!
– Да так... мельком... будто сквозь туман!
– Туман, – укоризненно покачала головой Мария. – Сами же и напускаете туману! Не морочьте мне голову. Я не совсем еще идиотка.
– Не совсем, – насмешливо согласился он.
– Ладно. – Как ни старалась Маша, но рассердиться на него не смогла. – Сверху вниз вы хорошо умеете скакать – что с неба, что с кровати. А обратно взобраться я вам все-таки помогу.
– А я помогу мне помогать. Ноги-то у меня в порядке.
– Я заметила. Каратист. Ну, раз-два – взяли!
– Спасибо. А ты спишь наверху? Спальня там, на втором этаже?
– Н-нет...
До Иоанна наконец дошло:
– Боже мой! Так я занял единственное в доме ложе! Дама – на полу! Дудки, так не пойдет.
– Пойдет. Не вздумайте опять спрыгнуть! Для одного дня это уже слишком. Будете лежать как миленький где вам велено.
– Ты за кого меня принимаешь, Машенька?
– А мы что, уже на «ты»?
– Я – да. И ты, кстати, не возражала.
– Разве? Я не заметила.
– Ты плакала.
– Теперь успокоилась, как видите. Так что давайте...
– Давай.
– Ну хорошо. Давай не спорь. Я пока что тут хозяйка.
– Знаешь поговорку: «Хозяин – раб гостя»? Обожаю спать на полу. Это мое любимое занятие.
– Тогда я вовсе не лягу.
– Тогда я тоже.
– Ты уже лежишь.
– Но не сплю. И не усну. Буду бдеть. Итак, чем займемся? Порешаем задачки по аэродинамике?
– Я в физике полный ноль. Как говорила наша учительница – «торричеллиева пустота».
– Зачем же тут все эти книжки?
– Отцовские.
– Вот как... А мне показалось – мы родственные души.
– Родственные? Уволь! Порхать где-то там? – Она подняла пальчик к потолку.
Опять – вспышка памяти. Балкон. Восьмой этаж. Неподвижная Белоснежка в луже крови. Теперь-то Маша отлично понимала, что то был не клюквенный кисель...
Отец укладывает в чемодан шахматную доску... Он уходит навсегда. Дочь так и не успела по-настоящему узнать его, а ведь он любил маленькую Марию... Он построил для нее этот пряничный домик.
Взгляд упал на голые ноги летчика. Гладкие, не волосатые. Не страшные. Но разглядывать их неприлично.
– Накройся. Простудишься.
А он не сводит глаз с ее плеч. И это тоже неприлично. Маша поднимает с пола брезентовую ветровку, но Иоанн останавливает ее:
– А ты не накрывайся. По крайней мере, этим бронежилетом.
– Почему?
– Это кощунство. Брезент и ты – две вещи несовместимые.
– Комплимент?
– Вот еще! Святая правда!
– А если мне холодно?
– Найди что-нибудь другое.
Легко сказать! Маша обвела взглядом дощатые стены с вбитыми гвоздиками, на которых был развешан весь ее скудный гардероб. Она и вообще-то не могла похвастаться большим количеством туалетов, а сюда, на дачу, привезла все самое старенькое. Не красоваться здесь собиралась, а возиться в земле. Вот этот цветастый сарафанчик, что сейчас на ней, – самый изысканный из всех нарядов. Остальное – либо изношено, либо вышло из моды.
– Что же ты? – напомнил Иоанн. – Накинь шаль какую-нибудь. Тебе пойдет кружевная шаль.
– У меня нет... здесь. Не взяла из Москвы.
Будут лишние деньги – она обязательно приобретет себе такую: огромную, с кистями. Только где их взять, лишние-то? И так они с мамой едва сводят концы с концами.
Кружевная шаль... Какое баловство... В голову почему-то лезли строчки дурацкого романса, где-то случайно услышанного:
Ему бы быть смелей, ему бы быть упрямей,
Ему б сорвать с меня фисташковую шаль.
Зачем, скажи, зачем мы время потеряли?
И я ему вчера
Не отдалась.
Как жаль!
Однако действительно становилось зябко.
По простоте душевной, совершенно без задней мысли, Мария нашла такой выход из положения, которому позавидовала бы самая искусная кокетка.
Она распустила косу!
Золотистые волосы, густые и длинные, окутали тело, точно сверкающий водопад. Они струились почти до колен, согревая и укрывая. И они делали Машу прекрасной и загадочной, только сама она этого не понимала.
Иоанн был потрясен.
– Святая Инесса! – невольно прошептал он.
– Что? – испугалась девушка. Неужели он опять бредит, перечисляя имена отсутствующих женщин? Сначала была Ева, теперь – Инесса. Одна из них точно его жена... и это ужасно.
Соколов однако же был в полном порядке. Разве что выглядел немного взъерошенным.
– Есть такая легенда, – объяснил он. – Хочешь расскажу, раз уж не спим и не изучаем аэродинамику?
– Хочу, – обрадовалась она.
– Жила-была девушка по имени Инесса. Она была праведницей. Однажды в их город ворвались враги. Они убили стариков и детей и надругались над женщинами. Схватили они Инессу и повели на казнь.
– А где это было?
– Не знаю. Наверное, в Иерусалиме. Или в Древнем Риме.
– Ее убили?
– Сначала они сорвали с нее всю одежду, и она осталась обнаженной.
– Бедная! Лучше сразу умереть.
– Вот и она так считала. Но эти сволочи все медлили, разглядывая ее со всех сторон. Глаз не могли оторвать, потому что она превосходила красотою всех своих подруг. И вообще всех женщин на земле.
– Выгоднее быть уродиной, – задумчиво проговорила Маша. – Или просто незаметной серенькой мышкой.
Хотела добавить: «Как я», но только грустно поджала губы.
– И тогда Инесса воззвала к Богу: «Господи, спаси меня от этой муки, от этого унижения!» И Господь ответил: «Хорошо, дочь моя!»
Иоанн примолк, заглядевшись на отблески света, играющие в Машиных волосах.
– И что произошло?
Он очнулся:
– А произошло вот что. В тот же миг у Инессы начали отрастать волосы. Густые, длинные... как твои. Они заменили девушке одежду и укрыли ее от похотливых взглядов. Есть даже такая картина. Не помню чья, кажется, Мурильо.
– Красивая история, – вздохнула Маша. – Ну а потом?
– На этом легенда заканчивается.
– Наверное, ее все-таки убили. Сочинитель этой сказки просто вовремя сумел поставить точку.
– Ты хочешь сказать, что Бог спас ее от позора, но не от смерти?
– Позор страшнее смерти, – твердо произнесла девушка.
Иоанн не ответил. Он был согласен. Только до сих пор считал, что думать подобным образом – удел мужчин.
Потому что женщины, с которыми ему довелось сталкиваться, были совсем, совсем другими.
А в том, что Мария говорит искренне, он не усомнился ни на секунду.
Она была иная, из иного мира... в этом он видел что-то странное... и отчего-то пугающее. Иоанн не мог бы выразить свои чувства словами, а только смутно ощущал, что Мария – из мира... не совсем женского, что ли.
Но разумеется, и не из мужского.
Однако ведь люди бывают только двух полов. Не считая, конечно, всяких генетических отклонений, которые относятся к области патологии. Но уж о чем, о чем, а об уродстве тут речи быть не может.
Тогда – кто же она?
Неужели, несмотря на свою материальность, лишь его мечта? Пригрезившаяся легенда? Вроде святой Инессы, вот так же спрятавшейся от внешнего мира за стеной золотистых волос? Существовала ли в реальности та праведница? Или ее просто выдумали?
Как Маша сказала: «Сочинитель той сказки сумел вовремя поставить точку»?
«Клянусь, – сказал сам себе Иоанн, – что в сказке, которая начала складываться сегодня, точку ставить еще рано».
Он не допустит этого!
Ни за что!
Кто же он? Загадка.
Говорят, что люди, родившиеся под знаком Девы, любят разгадывать головоломки, решать кроссворды, продвигаясь к решению шаг за шагом, клеточка за клеточкой. И достигают в этом успеха.
Однако для начала нужна хоть какая-то зацепка. С чего начинается ребус по имени Иоанн Соколов?
На Машин взгляд, лучше всего в качестве отправной точки было бы избрать самолет. Весьма приметная деталь.
Самолетик маленький и старенький, чуть ли не фанерный, а может, и в самом деле фанерный. Значит, не транспортный и не военный. Выходит, подтверждается мелькнувшая ранее догадка о сельхозавиации. Тем более что и курсировал-то он над сельской местностью, над полями. Люпины, наверное, нуждаются в опылении химикатами, чтобы летом зацвести пышнее. А впрочем, дальше, за ручьем, есть еще посадки и капусты, и пшеницы...
Маша сейчас упрекала себя за то, что так мало общалась с соседями по даче. От них наверняка можно было бы что-нибудь узнать. Белецкий, разумеется, не в счет, у него на уме всегда лишь одно.
Ей иногда случалось видеть издалека кружащиеся над ними самолеты. Однако они, современные и скоростные, не были похожи на страшилище, которое сегодня разбилось, и вряд ли имели к нему отношение...
Значит, «кукурузник»?
Логично, да не слишком. Где это видано, чтобы работник сельского хозяйства интересовался картинами Мурильо?
И вообще. Весь облик Иоанна совершенно не вяжется с ядохимикатами. Пусть это всего лишь ощущение, ни на чем не основанное, однако оно разрушает целостность картины.
Почему бы, собственно говоря, не расспросить гостя обо всем напрямую? Да потому... посмотри же правде в лицо, Мария Колосова, будь честна с самой собой! И станут очевидны причины твоей робости. Ты ведь с детства привыкла раскладывать все по полочкам. Решайся же! Итак...
Пункт первый. Гораздо приятней видеть в новом знакомом спустившегося с небес романтического рыцаря вроде героев книг Экзюпери, нежели поденщика, который профессионально травит червяков и гусениц.
Пункт второй. А вдруг Соколов, назвав свой адрес и место работы, расскажет также и о своем семейном положении? И тебе, Мария, придется услышать короткое слово «женат»? А ведь ты страшишься этого!
Пункт третий. Возможно, на данный момент главный. Как только узнаешь, куда и кому нужно сообщить о пребывании Иоанна в твоем доме, ты должна будешь сразу это сделать. По крайней мере, когда закончится гроза. И тогда приедут люди, его родные или сослуживцы, и заберут его отсюда. В больницу ли, домой ли, не имеет значения. Важно лишь то, что у тебя, дорогая Мария Колосова, не останется ничего, кроме воспоминаний. Ведь ты-то не входишь в число его близких. Просто случайная знакомая. Более чем случайная. Авария могла бы произойти в любом другом месте или не произойти вовсе...
Ты боишься вновь остаться в одиночестве, Маша Колосова! Вот почему ты не задаешь вопросов!
Странная тишина зависла в горнице. Казалось, все тут дышало умиротворением, а в то же время было пронизано неизъяснимой тревогой.
Сверчок проснулся и застрекотал. Значит, уже ночь. А гроза все не унимается...
Глубокой ночью, когда земля и небо одинаково черны, горизонт можно увидеть только при вспышке молнии. Но два человека заперлись в доме, и им невдомек, как близко к ним придвинулась эта таинственная линия. Стоит протянуть руку – и можно коснуться.
Хотя умные книжки, в том числе и те, что высятся здесь стопками и заменяют мебель, утверждают, что линия горизонта – иллюзия, тем не менее ученые, в том числе и Машин отец Николай Константинович Колосов, вычисляют дальность горизонта по формуле, зависящей от параметров местности и расположения наблюдателя. Иоанн Соколов тоже с этой мудреной формулой знаком, ведь она применяется в воздушной навигации. Выглядит она таким образом: d = 3,83√h.
Женскому сердцу такая заумь ничего не может сказать, и даже непонятно: как можно вычислить то, что сам считаешь лишь плодом воображения? Нелогичные все же существа – мужчины!
Маша думала сейчас об отце и об Иоанне одновременно. Одного она потеряла, так и не успев узнать. Со вторым, видимо, будет так же. Обидные, болезненные повторы в судьбе. Проклятая цикличность. И это – навсегда?!
Взгляд упал на «кухонный стол». Шахматная доска. Вдруг лишь теперь пришло осознание: та самая! Именно ее отец укладывал в чемодан в тот день, когда исчез из жизни дочери, чтобы вернуться в нее лишь тихим отголоском, да радужным светом, проникающим сквозь фигурные рамы, да добрым уютом деревянного дома.
Однако как хочется верить, что на этом история не закончилась! Рано еще ставить в ней точку. Потому что именно в этот дом, с любовью выстроенный Николаем Константиновичем, внезапно явился другой мужчина. Он сумел защитить Машу, оградить ее от посягательств негодяя.
Что, если этот черноглазый силач – папин преемник? Что, если отец передал ему некую эстафету? Поручил взять под свое покровительство «маленькую Марию»? Не в буквальном смысле, конечно, но ведь кроме буквального должен быть в жизни и какой-то иной, высший смысл...
Глупые, ни на чем не основанные ночные мечтания. Но разве мечтать запрещается?
Девушка прервала затянувшееся молчание:
– Иван, ты играешь в шахматы?
– Предлагаешь партию?
– Просто увидела доску и подумала...
– Если честно, не слишком-то я силен в таких неподвижных играх. Характер у меня не тот, трудно усидеть на одном месте. Да и не умею комбинировать, просчитывать наперед.
Она ошиблась. Не передавали ему никакой эстафеты. К сожалению.
Похоже, Соколов заметил, что Маша огорчена:
– Но если тебе хочется... Я в общем-то знаю, кто как ходит. Конь – буквой «Г».
– Не надо. Я так. У меня и фигуры-то все растеряны.
На шахматном поле, давно утратившем свое истинное предназначение и ставшем предметом кухонной утвари, одиноко стояла белая фарфоровая чашка в горошек. Сиротливая, как пешка, которой никогда не пробраться в королевы.
А если все-таки попробовать...
Маша стала задумчиво передвигать чашку с одной клеточки на другую. Шаг за шагом, ход за ходом.
К дальнему краю доски... К горизонту!
Сильный взрыв грома за окном, неосторожное движение руки – и чашка-пешка соскользнула на пол. Но не раскололась, так и осталась лежать целехонькая.
Обидно. Лучше бы разбилась.
Посуда бьется к счастью...
Глава 10
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ВЕСНЫ
Гроза, как по команде, прекратилась с первыми рассветными лучами. Утро было ослепительно ярким. Дачники выползали на свои участки с лопатами, подставляя солнцу заспанные лица. Они радовались: ливень, хлынувший в выходной день, означал для них пустую потерю времени.
Лишь Марии Колосовой вчерашний каприз погоды принес неожиданный подарок. К добру или к беде, пока было непонятно, но какой-то след наверняка оставит в ее жизни новое знакомство.
Однако жители дачного поселка о бурных событиях Машиной жизни и не подозревали. Очень немногие из них были знакомы с нелюдимой, замкнутой дочерью академика Колосова. Знали только, что она мастерица варить варенье да что грядки у нее всегда в порядке.
Но в этот день, тридцать первого мая, тихой отшельнице суждено было стать героиней дня.
– Что такое? Господи помилуй!
– Прячьте детей!
– Война?
– Не болтайте ерунды!
– У вас есть подвал? Можно мы к вам?
– Да это какой-то воздушный праздник!
– Мама, смотри, какие красивые! Как в американском фильме! Помнишь, они там весь город разбомбили? Бдж! Бдж!
– Вернись, дрянь, выпорю!
Солнечное небо раскалывалось на куски от оглушительного треска. Черные тени то и дело накрывали дачи и огороды. Жители поселка метались в панике.
Над домами, над полями, над рощей кружили два вертолета. Они то взмывали высоко, под самые облака-барашки, то спускались к земле. Казалось, они прочесывают окрестности, выбирая себе цель. Уж не для нападения ли?
Наконец оба зависли рядышком над посадками люпинов. Как будто две огромные птицы – самец и самка – о чем-то совещаются. Да, они заметили на земле погибшую особь из своего семейства: разбитый самолет «детройт-паркс» П-2А модификации «спидстер».
Маша тревожно приникла к окну.
Иоанн улыбался:
– Не волнуйся, это свои. Вернее – мои.
– Тоже падают?!
– В хорошую погоду, средь бела дня? Обижаешь. И потом, эти машины – не чета бедняге «Детройту». Современные вертолеты, первоклассные.
– Там что, целая эскадрилья?
– Да нет, всего двое.
Мария покосилась на него с подозрением:
– Откуда ты знаешь?
– Слышу.
– Тут своего-то голоса не услышишь, не то что... – Действительно, им приходилось почти кричать, чтобы разобрать реплики друг друга.
– Ну что ты! Как можно их не различить! Они такие разные – как бас и сопрано. Вот этот, ворчливый, «Ми-2». Отечественный. А вторая – иностранка, «Алуэтта». Она реактивная, чудо техники, большая кокетка. Носит свой пропеллер, как бантик на шляпке.
Маше стало смешно.
– Может, еще и губы красит?
– А вот посмотришь сама. – Он прислушался. – Висят над местом аварии. Надо бы им чем-то посигналить. А то ребята сейчас начнут там мой труп искать.
– Хорошо, – убито сказала Маша. – Я посигналю.
Она так боялась наступления этого момента – и вот он настал. Они с Иоанном расстанутся. Вероятно, навсегда.
Может, это и к лучшему. К чему лелеять напрасные надежды...
Через несколько минут перепуганные обитатели поселка «Солнечный» с ужасом увидели: на красной черепичной крыше крайней дачи, ухватившись рукой за печную трубу, стоит девушка в цветастом сарафане.
– Сюда, сюда! – кричит она и размахивает, точно флагом, полиэтиленовым полотнищем для парников.
Дочь Николая Константиновича Колосова сошла с ума!
– Слезьте немедленно, – требуют у нее. – Что вы делаете?
Но она не унимается, все сигналит и сигналит, соседей же пытается успокоить:
– Не волнуйтесь! Это просто «Ми-2» и «Алуэтта»! Он ворчун, а она кокетка!
Постепенно все успокаиваются. Заинтригованные люди начинают стекаться к крайнему участку.
Только Антон Белецкий не высовывается из дома. Но и он следит изнутри за происходящим. Так приплюснул лицо к стеклу, что нос превратился в свиной пятачок.
Больше никто из дачников не боится, а страшно одной Маше. Пусть крыша отцовского дома – это не восьмой этаж, но все равно высоко! Перед глазами так и стоит несчастная кошка Белоснежка. Однако девушка не покинет своего поста, пока ее не заметят друзья Иоанна: ведь она ему обещала. Главное – крепче прижаться к кирпичной трубе и думать о чем-то другом.
«Алуэтта» – по-французски означает «жаворонок». Они это проходили в школе, во втором классе. Даже песенку разучивали про маленькую раннюю птичку – правда, нехитрые детские куплетики тогда поразили Машу своей кровожадностью.
«Жаворонок, милый жаворонок, – так переводились слова. – Жаворонок, я тебя ощиплю. Ощиплю тебе крылышки, ощиплю тебе крылышки!»
Сигналы были замечены. Вертолеты повернули к поселку.
«Я ощиплю тебе лапки, ощиплю тебе лапки. Лапки, лап-ки!» Просто ужас, чему во Франции учат детишек.
«Ми-2» был выкрашен традиционно, в защитный камуфляж. А вот «Алуэтта»... О, она действительно была кокеткой.
Фантазия какого-то изобретательного художника превратила маленький вертолет в женскую голову. Боковые окошки – как глаза, над которыми нарисованы длинные загнутые ресницы. Хвост – рыжая косичка. А впереди красуются хищные, развратные, алые губы, будто сложенные для поцелуя. Помаду такого оттенка используют разве что панельные девки.
«Я ощиплю твой клювик, ощиплю твой клювик!» Тьфу, бессовестная летучая путана! Какое это было бы удовольствие – ощипать твой наглый клювик! Нет, французы все-таки не дураки: понимают, как надо поступать со всякими жаворонками-алуэттами.
Реактивную кокетку Маша возненавидела с первой же секунды. Подлая разлучница с пропеллером вместо банта! Мало ей одного кавалера, пятнистого красавца «Ми», так еще и Иоанна Соколова подавай! Не стыдно ли уводить чужого мужчину?
Чужого? А чей он, собственно? Не возомнила ли Мария Колосова, что летчик принадлежит ей? Ей, серой, невзрачной мыши, очкастой старой деве?
Какие бредни. Синему чулку мужчины не полагаются. Синий чулок – предмет непарный...
Два вертолета, примолкнув и остановив свои пропеллеры, сидели прямо посреди огорода. Теперь они казались уже не птицами, а гигантскими диковинными овощами. «Алуэтта» выглядела обиженной оттого, что ей пришлось касаться подбородком раскисшей земли.
«Да, пташка, это тебе не французская косметика, – злорадно подумала Маша, как если бы перед ней была реальная соперница. – Прими-ка нашу русскую грязевую ванну!»
Соседские ребятишки атаковали калитку и штакетник, пытаясь прорваться к большим ярким игрушкам. Взрослые наблюдали с дороги, не теряя солидности, однако тоже сгорая от любопытства.
Вертолетчики выбрались наружу, направились к Маше, все еще дрожавшей от пережитого страха:
– Иоанн Алексеевич у вас?
– Заходите! – Хозяйка пригласила их в дом. – Он там.
– Живой?
– Да.
Коллеги Соколова, поднимаясь по ступенькам, переговаривались:
– Я ж говорил – Иона не может разбиться. Не тот человек.
– Все равно, береженого Бог бережет. А Сокол вечно лезет на рожон.
– Чья бы корова мычала. Ты сам, что ли, не такой?
– Все мы такие, правда. Но до Ионы нам далеко.
– Да уж...
Маша не стала указывать им путь, не вошла следом за ними. Осталась на крыльце. Мужики бывалые, разберутся сами.
Незачем устраивать душещипательную сцену прощания, выслушивать слова благодарности. Долгие проводы – лишние слезы.
Вертолетчики действовали быстро. Уже через пару минут раненого пронесли мимо Маши на легких матерчатых носилках. Иоанн только и успел, что протянуть здоровую руку и коснуться ее голого плеча. Девушка отвернулась, будто не почувствовала этого. Они не перемолвились и словечком.
И только один из друзей молча кивнул девушке в знак признательности.
Хищное жерло разлучницы «Алуэтты» поглотило носилки.
Любопытных ребятишек отогнали подальше, и пара вертолетов с торжествующим стрекотом оторвалась от земли. Описав прощальный круг над пряничным домиком с красной крышей, они набрали скорость и скрылись вдали.
Улетели в никуда, за линию горизонта, до которой простому смертному не добраться никогда. Ведь линия эта – воображаемая.
На стареньком диванчике, обтянутом выцветшим шелком, осталась вмятина от тяжелого мужского тела. Маша легла туда, приняв такую же позу, в которой лежал Иоанн. Обивка еще хранила запах керосина, крови и спирта, которым промывали рану. Но скоро все это выветрится...
Девушка протянула руку и взяла эмалированную кружку с остатками травяного отвара. Коснулась ее губами в том же месте, что Иоанн. Жидкость за ночь успела настояться, приобретя терпко-горький вкус. Маша допила ее медленно, маленькими глотками, до самого дна.
На полу валялись забытые защитные очки. Примерила их. Видно было сквозь них плохо. Этот предмет – для людей с острым зрением, а не для тех, кто страдает старческой болезнью – дальнозоркостью. Не для мышей, а для соколов. Друзья ведь называли Иоанна Соколом? Вполне естественное прозвище, производное от фамилии. Да нет, не только от фамилии, от характера тоже. И еще – от образа жизни.
Сокол... соколик ясный. Устойчивое фольклорное словосочетание. Народная мудрость.
А серая мышь... ее удел жить в норе. «Рожденный ползать летать не может». Это уже не фольклор, это сказал великий пролетарский писатель. Но тоже подметил мудро.
В летных очках не больно-то поплачешь: слезы не стекают по щекам, а скапливаются под плотно прилегающей резиной, разъедая глаза.
И свет, проникающий в дом сквозь разноцветные стекла, кажется тусклым и серым. А комната – пустой и холодной. Куда девался привычный уют?
Некому поплакаться в жилетку, никто не погладит по голове, не успокоит.
«Папа, папа, почему все так складывается? – Вслух жалуется «маленькая Мария». – Разве я виновата, что уродилась такою? Уродилась... уродина. Кому я такая нужна?»
Не дают ей ответа ни затейливый дом, ни поцарапанная шахматная доска, ни книги с непонятными формулами.
Здесь, в осиротевшей горнице, ей нечего больше делать. Надо уезжать, хотя впереди еще половина свободного дня. Но зачем Маше нужна свобода... без него? Это не свобода, а одиночество.
Девушка быстро собралась, заперла дачу и направилась к станции. А у стены дома остались стоять коробки с рассадой, так и не высаженной в грунт. Ну и Бог с ними, с помидорами редкого сорта «Миссисипи»!
Часть вторая
...Уж в вышине недостижимой
Сияет двигателя медь...
Там, еле слышный и незримый,
Пропеллер продолжает петь...
Потом – напрасно ищет око:
На небе не найдешь следа;
В бинокле, вскинутом высоко,
Лишь воздух – ясный, как вода...
А здесь, в колеблющемся зное,
В курящейся над лугом мгле,
Ангары, люди, все земное —
Как бы придавлено к земле...
Александр Блок
Глава 1
ИСХОДА НЕТ
– О, здравствуйте, красивая! Не надумали насчет гороскопа? – Еще издали приветствовал ее молодой астролог, по-прежнему сидевший за своим компьютером в зале ожидания.
– Отстаньте от меня, пожалуйста, Пикассо.
– Неприятности?
– Наоборот. Безбрежное счастье.
– Да ну! Незаметно что-то.
– А вы вглядитесь повнимательней! Вы же художник. – Маша растянула губы в вымученную, механическую улыбку. – Ну как, теперь заметно?
– Очень живописно. Прямо Мона Лиза. – И компьютерщик вдруг добавил серьезно и сочувственно: – А ведь я правда могу вам подсказать, когда ваши беды закончатся.
– Зачем? – равнодушно ответила девушка и пошла своей дорогой. Она-то знала твердо: беды не закончатся никогда. Возможно, жизнь преподнесет какие-то локальные, кратковременные взлеты, но за ними, как обычно, последуют падения. Все вращается по замкнутому кругу. Да ведь и на экранчике у этого симпатичного паренька тоже изображен круг – зодиакальный.
Вверх-вниз. Колесо судьбы. С одной только разницей: падать становится с каждым разом все больнее.
– Машенька, вы занесли новые поступления в каталог? – Директор районной библиотеки Вера Петровна была, как всегда, оживлена и полна энтузиазма.
– Зачем? – апатично отозвалась Мария, думая о своем.
– Как это – зачем! Я вас просто не узнаю, Машенька! Всегда были нашим лучшим сотрудником. Можно сказать, вся наша книжная сокровищница держалась на вас!
– Какая там сокровищница... Больше похоже на склад никому не нужной макулатуры.
– Мария Николаевна! – Вера Петровна в ужасе схватилась за свои грязно-серые седины. – Как! Вы! Можете!
Маша спохватилась:
– Простите, пожалуйста. Я не хотела вас обидеть. Сейчас все зарегистрирую. Не волнуйтесь, Вера Петровна.
В самом деле, зачем она огорчает пожилую женщину? Знает же прекрасно, что у нее никого и ничего нет, кроме этой библиотеки, которую директриса собирала собственными руками, буквально по книжечке.
Вера Петровна, задетая за живое, теперь долго не успокоится:
– Что значит «не волнуйтесь»?! Как я могу не волноваться? А если войдет любознательный читатель и спросит: «Нет ли у вас какой-нибудь новинки по уринотерапии?» Что мы ему ответим? Новинка-то есть, но, пока она не задокументирована, мы не имеем права выдавать ее на руки!
Единственным способом восстановить ее душевное равновесие было проявить интерес к обсуждаемому предмету. И Маша, подавив зевок, спросила:
– Что такое уринотерапия?
– Как! Вы не знаете? Это же чудо из чудес, лечение мочой!
– Смазывать ожоги?
– Если бы только ожоги! Если бы только смазывать! Необходимо ее пить!
– То есть... как – пить? – опешила Маша.
– Как пить? Регулярно. Лучше всего натощак.
– И что будет?
– Все, что душа пожелает! Полное омоложение организма! Лично я теперь каждый свой день начинаю с этого напитка жизни! И чувствую себя юной и бодрой!
Маша невольно оглядела свою начальницу и тут же деликатно отвела глаза. Землистого цвета лицо, изрезанное частыми морщинками, блеклые старческие губы, мешки под глазами. Ощущение юности явно было у Веры Петровны чисто субъективным. Однако разочаровывать старушку не хотелось.
До какой же крайности, до какой тоски дошел, должно быть, человек, если ищет выход в этой мерзости с наукообразным названием «уринотерапия»! Иные от отчаяния хлещут спиртное, а Вера Петровна и того чище – мочу. Что ж, пусть пьет, раз ей от этого легче. Как говорится: чем бы дитя ни тешилось... Бедное постаревшее дитя...
А ведь, если вдуматься, Машу Колосову ждет та же участь. Все знают: директриса – старая дева. О том, что Маша такая же, здесь, в библиотеке, пока не догадываются. Но скоро этот печальный факт выплывет наружу, в женском коллективе подолгу хранить тайны не удается.
Словом, Вера Петровна – Машин товарищ по несчастью. Надо бы ее хоть немного поддержать. Легко ли всю жизнь бодриться в одиночку?
– Так вот в чем секрет, – сказала девушка, стараясь придать голосу как можно больше искренности. – А я-то думала, вы купили какой-то иностранный крем или лосьон. Потрясающий косметический эффект!
– Конечно, – гордо согласилась начальница. – Моча – лучшая косметика. Стопроцентно натуральная, тут уж подделок быть не может. И к тому же бесплатная, что при наших окладах, согласитесь, немаловажно.
– Что верно, то верно, с такой зарплатой не разбежишься. – Хорошо, что хоть в этом вопросе не нужно было кривить душой.
– Попробуйте и вы, Машенька! А то, я замечаю, у вас в последнее время упадок сил. Похоже на весенний авитаминоз. Попейте! Воспрянете духом, вот увидите!
– Спасибо, Вера Петровна. Вы очень внимательны. Действительно... весенний авитаминоз. К счастью, весна уже кончилась.
– Весна, весна, пора любви! – прощебетала одинокая старушка. – Любовь – это замечательно, но, знаете ли, обессиливает. Я всегда так сочувствую влюбленным... Они выглядят такими изможденными!
