Текст книги "Высший пилотаж"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Эту бабульку он едва нашел среди местных жительниц, разослав по самым глухим деревням своих гонцов. Ему нужна была та, которая назубок знает все народные обряды и традиции. И Ионе повезло. Митрофановна была настоящим кладезем, а к тому же на всю округу славилась как самая удачливая сваха. К ней даже из Москвы девчонки ездили, чтоб научиться заговорам, приманивающим суженого. А уж если за дело бралась сама Прасковья, то дело непременно кончалось свадьбой. Как говорится, фирма гарантировала.
– Меня ж не зря Параскевой нарекли. Ей, святой заступнице, девки исстари молятся: «Параскева-матушка, выдай меня замуж поскорей. Расскажи про замужество», – с известной гордостью говорила Митрофановна.
Иона внимательно выслушивал все советы и рассказы бабки Прасковьи и тщательно выполнял ее указания. Едва залечив ссадины, он собрался было поехать к Маше, но потом решил, что лучше пусть все задуманное станет для нее сюрпризом. Его не оставляла мысль о том, что раз уж ему встретилась в жизни такая необычная девушка, то и все должно быть необычным. Долой современность, где все сумбурно, все наспех... Маша казалась пришедшей из прошлого века, так и надо, чтоб все было как в старину, красиво, по строгим укладам и канонам. Он хочет взять в жены самую лучшую девушку на свете. Он раньше даже не думал, что отважится на такой шаг... Так и для него это событие должно стать настоящим запоминающимся праздником. Такое неожиданное решение стоит отметить со всем размахом, но не по-новокупечески, с плясками в супердорогом ресторане и эскортом из «линкольнов», а по-настоящему, как издавна заведено в народе. Узнав, что Маша до сих пор не пила, не ела «от него» – нельзя же считать угощением буфетные бутерброды! – бабка Прасковья только руками всплеснула.
– Да что ж ты себе думаешь, молодец? – укорила она Иону. – Перво-наперво девице на зубок надо конфетки сладкие да прянички, орешки медовые. Думаешь, хлопцы просто так подарочки носили? Знали, что от кого сладкое почуешь, тот уж горьким ни в чем не покажется.
«А теперь девчонки считают, что их мужчины должны по ресторанам водить. И хлещут там «горькую». Такой вот странный перекос у обычаев, – с усмешкой подумал про себя Иона. – Все шиворот-навыворот».
– А кроме пряников-орешков? Еще какой подарок положен? Может, колечко?
– Ни-ни! – замахала руками Митрофановна. – Не ставь телегу впереди лошади! Это позже позволено. – Она задумалась. – По-хорошему, косыночку можно... Но моя матушка говорила, что косынки, платочки – это к слезам. Вот если шкатулочку... Есть такие, берестяные, их в монастыре мастерят с молитвою. Береста – материал мягкий, все слова в себя впитывает и отдает владельцу с благодатью.
– Хорошо, – моментально решил Иона. – Давай адрес монастыря, я пошлю туда человека.
Старушка несказанно удивилась:
– Так, может, и под венец кого вместо себя пошлешь? Нет уж, касатик, коли тебе это надо, так сам и поезжай, не поленись лишний раз подметки стереть да лоб в поклоне побить.
И пришлось Ионе самому ехать в далекий приволжский монастырь за берестяной шкатулкой. Собственно, на джипе он за пару дней обернулся бы, но оказалось, что по монастырской технологии шкатулка делается семь дней, и у монахов строго расписано, в какой срок и какие молитвы читать над ней следует. Иона сначала нервничал, а потом неожиданно странный, давно позабытый покой сошел в его душу. Встав спозаранку, он заходил в храм на молебен, а потом весь день проводил с удочкой на берегу реки, относя выловленную рыбу в кухню при трапезной. То ли от свежего воздуха, то ли от простой здоровой пищи он словно бы очистился внутренне. Тишина, покой, природа... не пиликает в кармане сотовый телефон, не рычит мотор автомобиля, не надо никуда мчаться, бояться опоздать, пропуская, по сути, свою собственную жизнь.
Когда через неделю ему вручили заказанную шкатулку, Иона удивился: разве уже прошло семь дней? Словно одно мгновение пролетело...
И вот теперь эта шкатулка с сахарными орешками попала наконец той, кому была предназначена. Прасковья сама отнесла ее, а потом призналась Ионе, что одобрила его выбор.
– Настоящая девка! – прищелкнула она языком, и в ее устах это прозвучало высшей похвалой.
«Сам знаю», – горделиво подумал Иона.
Хоть бы одним глазком увидеть Машу... Но Прасковья Митрофановна строго-настрого предупредила, чтоб не совался сам с объяснениями, все сватовство она на себя берет. Вот сговорятся, сладят дело, а тогда веди под венец и там уж что хочешь выясняй да объясняй.
И права она, и сам Иона знал, что так лучше: чем из пустого в порожнее переливать – сразу вопрос ребром. Идешь за меня? Видишь теперь, что я не с гнусными приставаниями, а с серьезными намерениями? Да – да, нет – нет. А если он сейчас самодеятельностью займется, то точно все испортит. Вот только повидать бы... хоть издали... хоть с высоты... А ведь это несложно. Один раз он нарушил отведенный «коридор», когда попал в грозовую тучу, так и теперь не грех. Авось пронесет...
Маша доела орешки и осторожно упаковала шкатулочку в сумку, предварительно обернув в мягкий платочек. Вещи уложены, пора идти на электричку. Маша последний раз оглядела дом. Почему такое ощущение, что она что-то забыла? Среди густой зелени уже все чаще попадаются желтые листья, они шуршат в траве под ногами, медленно кружась, падают с поредевших кленов. Уже поутру возвращаются из леса удачливые грибники с полными корзинами белых и подберезовиков. Осень... Маше почему-то всегда становилось грустно в это время года. Предчувствие неотвратимой зимы, холодов, морозов... Наверное, так же грустила мифическая Персефона-Прозерпина, понимая, что скоро уже покидать ей матушку-землю. И Маше скоро придется прощаться до весны со своим милым уголком. Без живительных токов, исходящих от теплой земли, она чахла и угасала в закованном в бетон и асфальт городе.
Она повторяла себе, что через неделю, в следующие выходные обязательно вернется, но тоска не отпускала. Маша почему-то вдруг остро стала ощущать бессмысленность и никчемность своего существования.
Через пару дней ей стукнет двадцать семь. Мама всегда старалась устроить Маше в день рождения маленький праздник, насколько позволяли средства. Но с каждым прожитым годом все меньше радости доставляло ожидание праздника, все горше было отсчитывать еще один прожитый год. В двадцать семь Лермонтова уже убили на дуэли. А он успел оставить после себя много томов бесподобных стихов и поэм. А Маша лишь протирает пыль с корешков его произведений, стоящих на библиотечных полках... На Востоке говорят, что за свою жизнь человек должен построить дом, посадить дерево и родить сына. Дом для нее построил отец, несколько чахлых яблонек и кусты малины и облепихи посажены тоже его руками... а сын... появляется только в смутных мечтах, и вряд ли эти мечты станут реальностью...
Вот теперь вспомнила! Свисток... Он совершенно не нужен ей в городе, но Маше почему-то просто необходимо, чтобы он лежал в кармане и она всегда могла дотронуться до него рукой. Тогда в памяти отчетливо всплывает голоногий сорванец со щербатым ртом, несущийся по улице с заливистой озорной трелью... Чужой мальчишка, так похожий на Иону... Девушка нашла свисток и сунула его в карман.
Серебристый спортивный самолет кружил над дачным поселком. Он опускался все ниже и ниже, так, что сверху уже можно было различить каждую дощечку в штакетнике, каждую шапочку из сплошного ковра разноцветных астр на клумбах вокруг резного деревянного терема...
Вот дверь приоткрылась, маленькая фигурка остановилась на крыльце, запирая замок. Золотистая коса убрана наверх, на плечи наброшена шерстяная кофточка... Маша подхватила тяжелую сумку и медленно пошла к калитке.
Что у нее там, в этом огромном бауле? Камни, что ли? Ах да, наверное, банки... соленья-варенья... Хозяюшка... Ну что ты смотришь под ноги, что так низко голову нагнула? Подними глаза к небу, посмотри, я здесь... Неужели не слышишь стрекота мотора?
И Маша подняла голову. Остановилась, приложила ладонь к глазам козырьком и посмотрела в прозрачное осеннее небо. Прямо над ней низко-низко кружил маленький спортивный самолет... И ей на секунду показалось, что пилот за стеклянным куполом кабины приветственно поднял руку. Нет, показалось... Самолет качнул крыльями и резко взмыл вверх, набирая высоту. И скрылся вдали, за лесным частоколом.
Глава 4
У ВАС ТОВАР – У НАС КУПЕЦ
– Хеппи бездэй ту ю! Хеппи бездэй ту ю! – нестройными голосами затянули девчонки, неся на вытянутых руках тортик с семью зажженными свечами.
– Дуй, Мария, – велела Вера Петровна. – Чтоб одним махом, на счастье.
– А почему семь? – улыбнулась Маша.
– А десятки мы отбрасываем! – хихикнула Сашенька. – Какая разница, семь, семнадцать или сорок семь? В женщине что главное? Внутренний тонус! А вы вечно математикой занимаетесь!
Маша набрала воздух и дунула. Пламя свечей сбилось набок, заколебалось... и загорелось с новой силой.
– Не считается, – быстро сказала Лариса. – Еще свет не погасили. Еще раз.
Она щелкнула выключателем, и тесная библиотечная каморка наполнилась зыбкими серыми сумерками. Свечи погасли наконец, и все преувеличенно бурно захлопали. Лариса ловко откупорила шампанское и наполнила шипучей пеной чайные чашки.
– За твое счастье, Машуня, – прочувствованно сказала она. – За нормальное бабское счастье!
Маша выпила и махнула рукой.
– Да уж какое там счастье! Оно нашу улицу обходит, в переулочек сворачивает...
– Ерунда! – бодро тряхнула головой Сашенька. – Главное, хвост пистолетом держать. И не позволять этим козлам себе голову заморочить. А то останешься, как Ларка, лавка с товаром...
– Дуреха, – беззлобно фыркнула Лариса. – Вот пустозвонка, сил моих нет! Сама же моего Илюшку тискаешь, аж слюнки текут. И бутузик он, и карапузик... Рожать тебе пора, а не по мальчикам скакать.
– Ага! – вскинулась Сашенька. – И сидеть потом одной, куковать? Я на тебя насмотрелась, как ты хвостом крутишь, своим хахалям о сыне сказать боишься... Вон Пашка так и слинял, как узнал...
– Туда ему и дорога! – прищурилась Лариса. – Мне такой нужен, чтоб Илюшку как родного полюбил. И я найду, рано или поздно!
– Ищи, ищи... Мечтать не вредно.
– Девочки, ну что вы как с цепи сорвались? – всплеснула руками Вера Петровна. – Мы же Машу поздравить собрались. А вы о своих глупостях...
– А что? – вдруг сказала Маша. – У меня смелости не хватает. А я, если честно, Ларисе завидую. Правда, Ларочка, ты правильно сделала, что Илюшку родила. Это же и есть счастье...
– Тебе шампусик в башку ударил? – изумилась Сашенька. – Думаешь, большое удовольствие, когда тебе вслед все бабки плюются, гулящей называют, а сына выродком? Большое счастье по ночам в подушку сопли мотать, что опять не сложилось? Ты не смотри, что Ларка хорохорится, ей до чертиков тошно...
– А вот и нет! – гордо заявила Лариса. – Лучше один раз влюбиться до потери пульса, и чтоб ребенок от любимого остался, а не скакать каждую неделю по новым... Это знаешь как называется?
– Как? – прищурилась Сашенька.
– Сама догадайся.
– Нет, ты уж договаривай! Не виляй по кустам! И не свисти тут про единственную любовь. Твой единственный и неповторимый сразу слинял, как узнал, что у тебя в пузике крупная проблема назревает.
– А это не твое дело! – прищурилась Лариса.
– Правда, Саша, перестань, – вступилась Маша. – Я не хочу кого-то судить, но ты ведешь себя... легкомысленно...
– Значит, у меня мысли легкие! А у тебя тяжелые. Ты своим видом всех мужиков распугиваешь. Думаешь, явится принц на белом коне и увезет в тридевятое царство? Глаза раскрой и лапшу с ушей стряхни. Вилку дать?
– Явится, – тихо сказала Маша. – Надо только верить и ждать.
– Тю... – тихонько присвистнула Саша. – Ты в отпуске не перегрелась на солнышке? Запомни: мы их выбираем. Кого окрутим, того и заполучим. А ждать будешь, так и прождешь всю жизнь.
– Ой, девочки, – вступила в разговор Вера Петровна. – Даже моя Леопольдина и та хвостом крутит! Я тут как-то наблюдала: сидит под лавкой, а вокруг пять котов. Такие красивые, такие пушистые... А она фырчит, шерсть дыбом. Одному по морде лапой, другому... Меня увидела, сразу на руки прыг – и домой. Ночью сплю, слышу: в кухне кто-то возится. Встала, свет включила. И что вы думаете? Сидит под столом рыжий кот помоечный. Облезлый, ухо разодрано. И из Диночкиной миски «Вискас» жрет. А Леопольдина вокруг него трется, мурчит вся...
– Закон природы, – задумчиво сказала Лариса. – Выбирает самого сильного.
– А моя Пуся... – начала было Маша и осеклась. Вот, две старые девы с мужчин разговор на кошечек сворачивают... Она покашляла и продолжила, подняв чашку с шампанским: – Пусть все будет хорошо, девочки! У всех, кому как нравится...
– Я бы помоечного в жизни не выбрала, – хмыкнула Сашенька.
– Сердцу не прикажешь, – парировала Лариса. – Каждому свое, да, Маша? Давайте лучше споем, посидим нормально... А то мне скоро домой бежать, маму сменять.
– «Ой, цветет калина в поле у ручья...» – затянула Вера Петровна. У нее был роскошный оперный голос с богатыми вариациями.
Девчонки только охнули изумленно и нестройно подхватили:
– «Парня молодого полюбила я».
– «Парня полюбила на свою беду», – тихо подтянула Маша.
– Нет, не эту! – вскочила Саша. – Что вы тоску нагоняете? – И заголосила что было мочи:
Я тучи разведу руками!
И в прошлое закрою дверь!
Голоса то разбредались по нотам, то сплетались в стройную мелодию. Одна песня сменяла другую, под них откупорили еще одну бутылочку, окончательно примирились между собой, доели тортик и закончили дружным задорным воплем:
Иду я по канату!
Сама себе кричу: «Стоять!»
Маша торопливо взбежала по лестнице. Как неудобно! Засиделись с девчонками, и она совсем позабыла о маме. А мама ведь ждет... Для нее этот день – самый большой праздник в жизни. Но Маша так давно не была в компаниях, а сегодня сослуживицы устроили сюрприз, она даже не ожидала... Так приятно... И девушка впервые не чувствовала себя лишней, не комплексовала... У каждого свои проблемы, все хорохорятся, как умеют, а копнешь – не так уж все легко и безоблачно...
Из комнаты пахло сдобным горячим пирогом... Маша быстро скинула туфли и с виноватой улыбкой крикнула:
– Мамочка! Я уже пришла. Извини, что задержалась. Это тебе...
Она встряхнула букетик алых роз, который купила на углу, и вошла в комнату. За накрытым столом сидела какая-то очень торжественная мама с Машиной шалью на плечах, а напротив нее маленькая сухонькая старушка. На ней красовались сразу две шерстяные шали, словно в доме стужа была... Обе они одновременно повернулись к Маше и молча посмотрели на нее.
– Смородины нынче много уродилось, – сказала старушка.
– Да, – подхватила мама. – Машенька столько варенья наварила!
Маша недоуменно подошла к ним, протянула маме цветы. Что это с ними? Словно не замечают ее... Конечно, мама могла обидеться, но не настолько же, чтобы портить ей день рождения... Старушка мелко закивала и зачем-то тронула ножку стола.
– А ловка ли доченька?
Мама повернулась к Маше:
– Веничек возьми, замети-ка тут.
Что заметать, когда в доме вылизано все до блеска? И почему надо указывать на какие-то недостатки при гостях? Маша поджала губы и пошла на кухню. Не спорить же сейчас в присутствии этой старушки... Она вернулась с веником и для вида махнула несколько раз по паласу.
– Все?
– Вот теперь хорошо, – удовлетворенно сказала старушка.
Цирк какой-то! Все настроение испортилось. Обязательно надо было унизить ее? Маша стряхнула в ведро абсолютно чистый совок.
– Ну что, матушка? К делу перейдем? – спросила старушка.
– Перейдем, Митрофановна, – просияла мама.
Старушка приосанилась и неожиданно звучным голосом начала, искоса поглядывая на Машу:
– Через реку ехали – броду искали, да в стремнину попали. Обсушиться бы...
– Будьте добреньки... – как-то суетливо поддакнула мама.
– По ярмарке гуляли, да ничего не сыскали. А тут видим, дом стоит, в доме девица сидит... У вас товар – у нас купец, настоящий молодец, – нараспев зачастила старушка.
Что это? Где-то Маша слышала уже... или читала... Кажется, так в старину говорили свахи... Ах, вот оно что! Ну, мама, удружила! Подстроила специально! Небось бегала к кому-то, искала эту старушонку с нехитрым набором «приличных и непьющих»... Фу, позор-то какой! Просто водевиль! Перезрелая барышня на выданье, суета в доме да никчемные женишки... «Женитьба»...
Маша решительно подошла к столу.
– Вот что, – сказала она решительно. – Прекратите эту комедию. Стыдно же, взрослые люди!
– Ты что! – испуганно всплеснула руками мама. – Замолчи!
– А почему? Разве это меня не касается?
– Ты послушай, Прасковья Митрофановна сватать тебя пришла. За хорошего человека...
– А ты его видела? – перебила Маша. – Кто он? Как зовут?
– Не велено говорить, – заметила старушка.
– Значит, тебе все равно, за кого меня выпихнуть? Лишь бы с рук сбыть?
– Так узнаешь... познакомишься... – лепетала мама. – Может, сладится, понравитесь друг другу...
– Я в благодетелях не нуждаюсь! – гордо заявила Маша. – Не надо думать, что я сплю и вижу, как бы замуж выскочить, все равно за кого!
– Ох, непочтительна девица, – укоризненно покачала головой Митрофановна.
Но мама неожиданно вступилась:
– Вы не слушайте, это она сгоряча. Не понимает... – Она всхлипнула. – Я вот на пенсию вышла... Сижу одна как перст... А мне бы внуков понянчить...
– Ты горячку-то не пори, – строго сказала старушка. – Мать послушай. Она дурного не посоветует. И я абы за кого не сватаю. Мужчина видный, состоятельный, по тебе давно сохнет, да с какого боку к такой фыркалке подступиться не знает.
Кто это по ней сохнет? Да еще состоятельный? Уж не Антон ли Белецкий это все подстроил? Не мытьем, так катаньем? Или это тонкая месть за ее насмешки? Вот уж потом раззвонит всем, животики надорвут, как Маша губы раскатала, что ее просватали...
Она твердо велела:
– Уходите. И передайте вашему заказчику, что кота в мешке мы не берем. Пусть сам приходит, если не трус. Да, пусть приходит, я сама с ним поговорю. – Она насмешливо прищурилась: – Только ручаюсь, что у него кишка тонка, он и носу не покажет.
Митрофановна с достоинством поднялась и поправила на плечах свои шали.
– Хорошо, девица, я ему передам. Ждите гостя дорогого. Ты, Наталья Петровна, питья медового свари к завтрему. А теперь руку давай, вкруг стола обойдем.
Она взяла мать за руку и трижды обвела вокруг стола.
– Зачем это? – удивилась мать, покорно следуя за ней.
– Положено. И дверь вашу спиной затворять не стану. Приглянулись вы мне.
Она запахнула на груди шали и с достоинством удалилась, перекрестившись напоследок в пустой угол.
– Ну и подарочек... – глядя на захлопнувшуюся дверь, протянула Маша. – Хороший сюрприз! Говори откровенно, мама, где ты ее откопала? Кто посоветовал? Тетя Клава?
– Она сама пришла. – На лице у мамы застыла жалкая гримаска. – Правда, Маша... Я думала, ты с работы, дверь открыла... А она крестится, кланяется, на порожек что-то сыплет... А потом в лоб: сваха, мол. Я так обрадовалась...
– Обрадовалась, – вздохнула Маша. – Сама бы подумала: откуда? Кто меня сватать явится? Если бы был кто, я бы тебе сказала... – И тут же подумала, что врет: даже под пыткой она никому не призналась бы в своем чувстве к Ионе...
– Я думала, может, на даче с кем познакомилась... Бабка-то деревенская... Осталась ты там неожиданно... Может, роман...
– Романы в книжках, – отрезала Маша.
– А вдруг она правду говорила?
Маша обняла мать за плечи.
– Мне кажется, это просто чья-то глупая шутка. Давай забудем. Сейчас пирог съедим, и спать. Я так устала сегодня...
– Конечно. – Мама сразу вскочила и засуетилась. – Сейчас горячее подогрею...
Глава 5
ЖЕНИХ
Иона надел новый костюм и туго затянул галстук. Черт, чувствует себя полным идиотом. Даже руки дрожат от волнения. Никогда не терял он самообладания, даже в самых критических ситуациях, когда стоял выбор между жизнью и смертью, а сейчас поджилки трясутся...
– Назвался груздем – полезай в кузов, – сказала Прасковья Митрофановна. – Все будет ладом, милок. Держись твердо да уверенно. Придешь с миром – уйдешь с пиром.
Иона в сотый раз пригладил перед зеркалом всклокоченный чуб. В минуты волнения мальчишеский вихор вставал на голове дыбом и безнадежно портил всю прическу.
«Красуюсь, как баба, – недовольно подумал он. – Сейчас бы грамм пятьдесят для храбрости...» Нет, нельзя. Маша разозлится, если учует запах спиртного. Он уже показал ей себя во всей красе... Иона сел в «мерседес» и закурил. Тут же запиликал телефон. Звонила Леночка.
– Иоанн Алексеевич, вы сегодня будете? Здесь три клиента записались на полет.
– Пусть сегодня Костя командует, – решил Иона. – Меня не ждите.
Степан раскрыл перед ним ворота, и Иона вырулил на обсаженную буками аллею.
Маша никак не могла проснуться.
Корабль, на котором она плыла, вдруг натолкнулся на подводную скалу и с громким скрежетом раскололся пополам. Он был ветхий, деревянный, с заштопанными парусами и, конечно, не выдержал такого удара... Люди кричали, но криков не было слышно... Маша только видела беззвучно открываемые рты и полные ужаса глаза... Ее подкинуло вверх, высоко-высоко, так что далеко внизу она увидела крошечный, стремительно погружающийся в пучину корабль... Дыхание перехватило, и последняя отчаянная мысль билась в голове, пока Маша медленно, будто парила в воздухе, опускалась вниз: «Я не хочу умирать... Не сейчас...» Какой безбрежный океан... Весь в белых барашках пены... И вода в нем не синяя, а почему-то тоже белая, как молоко... Она плюхнулась в эту воду, погрузилась с головой и, отчаянно барахтаясь, выбралась на поверхность. Под ударами ее рук вода взбивалась в густую массу, словно сливки... Белая пена сметаны, кисло-сладкая на вкус, как крем, которым мама промазывает торт...
– Машенька, хватит спать! – Мама лихорадочно трясла ее за плечо. – Проснись, к тебе пришли...
– Кто? – Маша с трудом разлепила глаза и провела по губам языком, будто хотела слизнуть вкусную сметанную пену...
– Твой знакомый... Из библиотеки... Наверное, поздравить...
– Кто? – Маша села на постели и недоуменно потрясла головой, прогоняя остатки сна.
– Вставай, постель надо прибрать, – суетилась мама, распихивая по шкафам брошенные с вечера вещи. – Неудобно человека в дверях держать...
Маша вскочила, быстро сунула постель в ящик под диван-кроватью, сдвинула разложенные половинки и набросила сверху плед. Суматошно метнулась в ванную, наскоро умылась, пригладила волосы, схватила первое попавшееся платье... Кого еще принесла нелегкая? Какой читатель? Откуда он узнал про день рождения? Может, девочки сказали? Она судорожно перебирала, в уме всех знакомых, но ни один из них никогда не выказывал ей каких-либо знаков внимания, чтобы потом вот так заявиться прямо домой.
Иона топтался у двери и никак не мог справиться с нервной дрожью. Он притронулся рукой к притолоке, как велела перед выходом Митрофановна, и зашептал наказанные ею слова – просто так, на всякий случай...
– Как нога моя стоит твердо и крепко, так слово мое будет твердо и крепко, тверже камня, лепче клею и серы сосновой, острее булатного ножа. Что задумаю, да исполнится... Не знать мне отказу, ни потом ни сразу...
Маша рывком распахнула дверь и замерла от неожиданности. На пороге с огромным букетом бело-кремовых роз стоял Иона. Маша остолбенела и почему-то не могла оторвать глаз от букета. Нежное кружево чуть распустившихся лепестков... белая пена... словно та, в которой она барахталась во сне... Кажется, сметанное море тоже пахло розами...
– Мне можно войти? – тихо спросил Иона. Голос у него был странный, приглушенный и низкий.
– Да... – Маша растерянно оглянулась на дверь. – Входи... те...
Мама стояла в коридоре, с любопытством глядя на вошедшего.
– Мама, это Иоанн... – начала было Маша. – Ах да, вы ведь знакомы...
– Знакомы. – Мама торжественно подала ему руку лодочкой.
Иона склонился к ней и коснулся губами. Мама тут же отдернула ладонь.
– Ах, что вы! – жеманно воскликнула она. – Машенька, приглашай гостя. Сейчас чай будем пить, у нас пирог остался...
Она сделала попытку ретироваться на кухню, но Иона удержал ее.
– Не уходите, Наталья Петровна. Позвольте мне... – Он запнулся, откашлялся и выдавил: – Я к вам.
Проклятый букет в руках мешал, а он не догадался спросить у Митрофановны, кому положено цветы вручать, матери или невесте. Секунду помешкав, повернулся к Маше и буркнул:
– Это тебе.
Как смешались в ее глазах бурная радость и болезненное недоверие... Она даже розы взяла так, словно боится уколоться... Смелее, Иона! Сейчас твоя судьба в твоих руках. Держи штурвал крепче... Дергай кольцо, а то не раскроется парашют... Постепенно они все переместились в комнату и замерли неловко прямо посередине.
– Я пришел сам... – сказал наконец Иона. – Маша сказала, что хочет так... В общем... – И решительно выпалил: – Я хочу попросить у вас, уважаемая Наталья Петровна, руки вашей дочери, Марии Николаевны. Благословите нас на брак... Нет, на свадьбу... Ну, в общем, благословите...
У Маши горло перехватило от внезапного странного чувства. Это не может быть правдой, это сон... Сейчас эти розы, к которым она прижимает горящее от волнения лицо, снова превратятся в сметанную морскую пену... Что он говорит? Просит ее руки? Да нет же, так не бывает... Иона делает ей предложение?
Мама вдруг хитро улыбнулась и ответила:
– А что вы у меня спрашиваете? Машенька уже взрослая, сама решает... Вы у нее спросите...
– Да, конечно... – Иона торопливо повернулся к Маше: – Я прошу тебя стать моей женой.
Маша беспомощно заморгала и посмотрела ему в глаза.
– Ты не шутишь? Это правда? А почему?
– Давай-ка сюда цветочки, я в вазочку поставлю, – опять зачастила уменьшительными суффиксами мама. Она забрала у Маши букет и все-таки нашла повод уйти на кухню. Там сразу же громко зашумела льющаяся вода, словно мама показывала этим, что ничего теперь не слышит... Машин вопрос поставил Иону в тупик. Почему? Она еще спрашивает! Разве сама не знает, что с первой секунды он влюблен, как школьник?! О Господи, а ведь не знает... Или боится в это поверить?
Иона шагнул к ней и взял в ладони маленькие холодные ручки.
– Я люблю тебя, – глядя в ее широко раскрытые глаза, тихо сказал он. – Я не могу жить без тебя... ни минуты...
«Я сейчас упаду в обморок... – испуганно подумала Маша, чувствуя, что ноги подкашиваются и слабеют. – Я упаду и... проснусь...» Его лицо склонилось к ней, и горячие сухие губы коснулись краешка рта, как раз там, где была маленькая ямочка. Даже в самых смелых своих фантазиях Маша и мечтать не могла о таком... Ее губы сами потянулись ему навстречу и, перед тем как слиться в долгожданном поцелуе, выдохнули едва слышно:
– Я тоже... тебя люблю...
Мама вошла в комнату и поставила вазу на стол.
– Вы целуйтесь, целуйтесь, не обращайте внимания, – быстро сказала она. – Я пойду чайник ставить...
Но они уже отпрянули друг от друга и оба залились краской. Иона с удивлением почувствовал, как горячая волна заливает его лицо, поднимаясь от шеи. Он сто лет уже не краснел, с тех самых пор, как принялся оправдывать кличку Казанова. Ну что мама так бестактно себя ведет? Вон Иона стал как вареный рак... Такой милый, смущенный, не знает, как вести себя...
Маша перевела дыхание и громко сказала:
– Я согласна.
– Что? – встрепенулся Иона.
– Я согласна стать твоей... женой, – с трудом произнесла это слово Маша.
Он вдруг порывисто подхватил ее, оторвал от пола и закружил по комнате.
Все слилось в неразборчивые цветные пятна, завертелось перед глазами... Мир качался, он казался зыбким и неустойчивым, словно почва ушла из-под ног...
Как в тумане Маша села с Ионой в машину. Они мчались по московским улицам, потом свернули за город. Куда? Зачем? Кажется, они едут подавать заявление...
Слова Ионы с трудом доходили до сознания...
– Я договорился в нашем загсе. Не хочу дворцы, там толкотня, суета... А здесь тихо, мы одни будем... Тебе нравится?
Маша кивала, не понимая до конца, о чем он...
Подмосковный районный загс помещался в бывшем клубе с облупленными колоннами. Рядом суетилась бригада маляров.
– Не волнуйся, к свадьбе все покрасят, заштукатурят, – сказал Иона, вводя Машу в гулкую пустоту большого обшарпанного холла.
Суетливая женщина средних лет выбежала им навстречу и порывисто затрясла Ионе руку.
– Спасибо, Иоанн Алексеевич, за безвозмездное спонсорство... Это ваша невеста? Вот сюда проходите... Извините, но формальности надо соблюсти...
Она протянула им бланки. Маша трясущимися руками принялась писать, а строчки прыгали перед глазами, буквы сливались... Неужели зрение опять пропадает?.. Крупная капля вдруг упала на бумагу. Потом еще одна... Это слезы...
– Не плачь, – шепнул Иона. – Все будет хорошо.
– Конечно... Это я от радости...
– Когда вы хотите? Шестнадцатого? Не волнуйтесь, я все подготовлю. Во сколько вас ждать?
Шестнадцатого? Это же через пять дней! Так скоро?! Маша растерянно покосилась на Иону. Да она даже к мысли о том, что она вдруг стала невестой, не успеет привыкнуть...
– Успеем, – в ответ на ее возражения улыбнулся Иона, когда они снова сели в машину. – Дольше ждать я просто не могу...
Он крепко сжал Машино колено и тут же отдернул руку. Знакомый горячий ток пробежал вверх по ноге, и Маша смущенно подумала, что ей тоже хочется поскорее приблизить этот волнующий, сладостный и пугающий момент, когда она станет его женой... по-настоящему...
Глава 6
ЛИХОРАДКА
С утра начинались суматошные хлопоты, поездки, подготовка, так что к вечеру Маша без сил падала на постель. Больше всех суетилась мама. Она что-то бегала покупать, то и дело показывала Маше какие-то вещи, подушки, рулоны льняных неразрезанных простыней. Говорила озабоченно:
– Надо у Савельевых машинку одолжить, подрубить простыни.
– Мама, зачем? – слабо возражала Маша.
– Не спорь. Это приданое.
Иона только усмехался, но ни слова не говорил своей будущей теще. Утром он заезжал за Машей, отвозил ее в шикарное ателье на примерку, долго выбирал фасон, спорил с известной модной модельершей:
– А мне не надо, как в Париже. Мы русские. Напрягите фантазию.
Маша молча смотрела на себя в отражении трех огромных зеркал. Это не она, а чужая девушка, утонувшая в пышных оборках...
– Не то, – злился Иона.
И снова это не Маша, а утонченная леди с волочащимся по земле шлейфом... Только русая коса выглядывает из-под кокетливой шляпы...
– К черту шляпу! – вспылил Иона.
Модельерша поджала губы:
– Но на венчание голову-то надо прикрыть. Не фату же вам шить.
– Да! Фату! Вот именно!
– Это сейчас не носят...
– А меня это не касается! Моей невесте положена фата. До пола.
