Текст книги "Высший пилотаж"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Маша тихонько тронула его за рукав. Неудобно, что он так раскипятился... Но модельерша вдруг просияла, словно ее озарило, повертела Машу туда-сюда, придирчиво оглядывая со всех сторон:
– В народном стиле подойдет?
– Только скорее, свадьба через день.
После примерок они ехали в знаменитые бутики, где Иона пытался уже купить все без разбора. Здесь Маше приходилось его останавливать. К чему ей двадцать юбок, десять костюмов и восемь шляп? Она одобряла только то, что было достаточно скромно и достойно, не понимая, что выбирает именно самые дорогие вещи. Вышколенная обслуга с удивлением смотрела на простенько одетую девушку, которая с непостижимым вкусом вычленяла из вороха одежды самое качественное и достойное, единичные экземпляры, к которым приложили руку лично знаменитые кутюрье. Эти фирменные полиэтиленовые пакеты так и лежали дома нераспакованные. Маша даже дотронуться до них боялась. Она и соглашалась на эти подарки только потому, чтобы сделать приятное Ионе, думая про себя, что ему, наверное, неловко появляться рядом с такой простушкой.
– Хоть бы новое надела, что в старом ходишь? – не выдержала мама. – Иона вон какой элегантный, а ты как Золушка.
– Потом... успею... – отвечала Маша, втайне боясь, что это «потом» может так и не наступить.
Каждое утро она открывала глаза и спрашивала себя: не кончился еще счастливый сон? Ага... машинка стрекочет, мама готовит приданое... в углу на кресле лежат пакеты с подарками Ионы... а под окном хлопнула дверца машины... Значит, продолжается...
На работу она теперь не ходила. Иона привез ее в библиотеку и велел написать заявление на отпуск без содержания. Вернее, он настаивал на увольнении, но Маша воспротивилась. Она любила свою тихую библиотеку, книжки на стеллажах, покой и полумрак... Не может же она вот так сразу сжечь за собой все мосты. Ой, что было с девчонками, когда Маша появилась перед ними в сопровождении Ионы! Сашенька чуть со стула не упала, а Лариса рот открыла, а закрыть забыла. Так и сидела, пока Маша у стола Веры Петровны корябала под диктовку заявление.
– На месяц пиши, – склонившись к Маше, шептал Иона, ловя губами разлетающуюся золотистую прядь. – А лучше на два... Может, у нас медовый месяц затянется...
Маша заливалась горячей краской, потом бледнела и холодела от его слов. От них томительно сосало под ложечкой и бросало в дрожь.
– Ну, Маша, тихушница! Даже не намекнула... – обиженно протянула Сашенька. Она и предположить не могла, что эта скромная тихоня отхватит себе такого кадра. Серебристый «мерседес» – это же с ума сойти – в таком ездить!
А Лариса тихонько завидовала, замечая, какими влюбленными глазами пожирает Машу Иона. «Мерседес» или ступа с метлой – какая разница. Здесь любовь, товарищи! Только грустно, что опять эта капризная дама прошла мимо нее... к Маше свернула...
Вера Петровна подписала заявление и вдруг всхлипнула:
– Вы только с деточками не тяните... Слышишь, Машка? Сразу рожай.
– Ну что вы, Вера Петровна! – смутилась до слез Маша и покосилась на Иону.
– Ни в коем случае, – торжественно заверил он. – В таком деле промедление смерти подобно. – И этим окончательно вогнал Машу в краску.
– И у меня вот Леопольдиночка котят родила. Всю ночь я с ней сидела, гладила... Троих... Доходился-таки рыжий. Все в папу, – добавила Вера Петровна.
– Я там... каталог не дописала... – вспомнила Маша.
– Иди уже, какой каталог! Без тебя управимся, – махнула рукой Вера Петровна и смахнула рукавом слезу. – Первая ласточка ты у нас. Ну, девки, чтоб легким почин был. Теперь вы на выданье.
– Иоанн Алексеевич, а где вы работаете? – неожиданно спросила мама, когда они уселись вечерком выпить чаю.
– В аэроклубе, – ответил Иона.
– Летчик, значит? – уточнила мама. – А живете где?
– В Подмосковье.
Иона тихонько дул на чашку и искоса поглядывал на Наталью Петровну. Та задумчиво пожевала губы:
– Я почему спрашиваю... По телевизору говорят, мол, зарплата у летчиков низкая...
– Мама, ну при чем тут зарплата? – возмутилась Маша.
– Так ведь траты какие... У меня осталось немного от выходного пособия, взяли бы...
– У меня есть сбережения, – лаконично ответил Иона. – Свадьбу я сам оплатить в состоянии. Не обижайте меня, Наталья Петровна.
– Да я не хотела... Конечно... Просто из Подмосковья Машеньке на работу ездить далеко будет. Так я подумала... Живите здесь! – Она торжественно обвела их взглядом. – А я на дачу переберусь. Там отопление есть, Машенькин отец сам делал... А вашу квартиру сдавать можно, все деньги лишние...
– Ты на дачу? – изумилась Маша. – Ты же ее терпеть не можешь.
– Ничего, обживусь...
– Нет, Иона, не соглашайся. Я в состоянии встать на час раньше и добраться на электричке. Каждый понедельник так на работу езжу, – решительно возразила Маша.
– Понимаете, Наталья Петровна, – дипломатично отозвался Иона. – Исстари положено, чтоб жена к мужу в дом шла. Что же я, как примак, к вам пойду? Только хлопоты лишние и неудобства.
– А вы с родителями живете?
– Нет, отдельно. Вы не переживайте, Маше там понравится. Я как раз ремонт делаю.
Маша еще ни разу не была в доме Ионы и даже не предполагала, где он находится. Наверное, неподалеку от аэроклуба. Остальное не важно. Говорят ведь, с милым рай и в шалаше. Похоже, мама обиделась, что ее великодушная жертва не была принята, но виду не показала. Только Маша заметила, как сдвинулись на переносице тонкие черточки подведенных бровей.
– Ну, как знаете... Вам жить...
Хоть и мечтала она о том, чтоб выдать Машу замуж, чтобы внуки пошли, а все-таки не хотелось отпускать дочку из родного гнезда. Не положено плакать – радость ведь, а слезы сами катятся...
...Иона все это время спал часа по два в сутки. Помимо непосредственной подготовки к свадьбе была еще масса других забот. Он успевал проверить, как идет ремонт клуба, в котором расположен загс, договаривался в лучших ресторанах о найме поваров и обговаривал с ними меню, к тому же в доме затеял грандиозные переделки, так что Степан сбился с ног и с лица спал. В загородную резиденцию постоянно подъезжали машины, груженные мебелью, столами, столовыми принадлежностями.
– Принимай товар, – бросал ему на бегу Иона и опять исчезал, на этот раз на конезавод, а оттуда в реквизиторский цех «Мосфильма».
Он не чувствовал усталости, словно был семижильным. Нетерпеливая горячка приготовлений к торжественному дню будоражила кровь радостным волнением. Все-таки это были приятные хлопоты...
– Что ты чудишь, Иона? – щурился Костя. – Заказал бы «Пенту», пару «линкольнов», потом на недельку на Канары, и дело в шляпе.
– Ты сколько раз женился?
– Три, – ухмылялся Костя.
– А я первый и единственный.
Оглянуться не успели, как подошел уже назначенный день. Накануне вечером Иона по традиции собрал друзей на мальчишник. Даже в просторном холле его деревянной баньки стало тесно. Гости, словно римские патриции в тогах, расположились на кожаных диванах, завернувшись в простыни. Иону как виновника торжества напарили зверски, до болезненной красноты, нещадно исхлестав вениками.
– Смывай грехи, Соколов! Сейчас ты у нас заново родишься, как новенький будешь! – ухмылялся Серега и с оттяжкой шлепал Иону по спине дубовым веником. А Костя с другой стороны березовым...
– А девок выписал? Забыл, как с холостой жизнью прощаются? – подкалывали они Иону.
– Все, мужики, я свое отгулял...
– Ха-ха! Не прикидывайся ягненком, Казанова!
– Ей-богу!
– Тогда еще получи! Сейчас всю дурь из тебя выбьем!
– Хоть бы показал, что это за штучка такая сумела нашего Иону с пути истинного сбить.
– Завтра увидишь.
– Поддай парку, Серега! А теперь за ноги его! А ты руки держи! Раз-два, взяли!
Мужики подхватили Иону, вытащили из парной и с размаху, раскачав, бросили в наполненный ледяной водой бассейн. Он вылез, отфыркиваясь, разбрызгивая вокруг себя тысячи капель, а они хохотали, благодушно отпуская чисто мужские шуточки по поводу его неоспоримых достоинств.
Иона выпил стопку коньяка и неожиданно сказал:
– Вы тут гуляйте, ребята. А я спать.
– С ума сошел?! – раздался дружный вопль, но Иона был непреклонен.
– Что эти бабы с нами делают? – глядя Ионе вслед, сказал Серега.
– Лучшие кадры теряем. Ладно, наливай!
А Иона задумчиво обходил свой огромный дом. Степан уже заменил в спальне мебель, приглашенные из деревни женщины вымыли и выдраили все до блеска, выветрив из Иониных хором холостяцкий дух. Интересно, понравится тут Маше? Он так старался предугадать ее вкус, сделать все просто, удобно и изысканно...
Иона остановился на пороге спальни и посмотрел на большую двуспальную кровать. Нежно-кремовый полог скрывал ложе от посторонних взглядов. Даже страшно войти и прикоснуться, такое все здесь еще не тронутое и невинное... Его старый «сексодром» отправился на помойку, не мог же Иона привести Машу на постель, которую делили с ним до нее многие женщины. Нет, эту страницу своей жизни он напишет заново, набело, а до сих пор был всего лишь черновик...
Завтра он останется с ней наедине, и этот полог станет свидетелем первых ласк... Скорей бы уже пролетела эта ночь! Но она тянулась, как нарочно, словно время замедлило свой бег. Иона ворочался с боку на бок в верхней комнате для гостей, а сон все не шел. Уже вернулись с гулянки ребята, протопали по коридору со смешками и громким хохотом, разбрелись по спальням, угомонились, изредка прорезая тишину могучим храпом, а Иона, едва смыкал глаза, видел Машу...
Она была совсем рядом, тихая, волнующе покорная, пшеничные пряди скрывали обнаженную грудь. Она склонялась к нему, он чувствовал земляничный запах ее губ, тянулся, чтоб заключить ее в объятия... и рука хватала пустоту. Нет, он не в силах дождаться завтрашнего дня...
Маша тоже не находила себе места. Она коротала последний вечер с мамой, и они зачем-то укладывали в чемоданы ее вещи, словно в дальний путь собирали.
– Пальто зимнее не забудь. – Мама суетливо пыталась впихнуть в разбухшую сумку еще и пальто.
– Потом возьму. Я же не на край света уезжаю.
– Не спорь. Смотри, в этой коробке постель. А это осторожнее, я сюда сервиз чайный уложила.
– Мама, не надо, оставь его себе.
– Это нам с отцом на свадьбу дарили, настоящий фарфор... Теперь тебе должен перейти...
Они, словно на вокзале, перешагивали через тюки и коробки. Потом мама спохватилась и принялась мерить свои платья, решая, в чем же ей быть на свадьбе. Тут же вспомнила, что Машино свадебное так и не забрали из ателье, и совсем расстроилась.
– Вот всегда так! Все сами да сами... Родителей не слушаете... А ведь забыли! Что теперь будет?
– Иона сказал, что одеваться мы будем у него.
– А из дома в чем выйдешь? Все соседи смотреть соберутся, а невеста в кофтенке да юбчонке!
– Ой, мама, хватит, – взмолилась Маша.
Она сама совершенно не представляла себе, как это все будет завтра... Легкий озноб пробегал по плечам, а щеки горели от волнения.
– У тебя температура! – снова всполошилась мама. – Пойди попарься и аспирин выпей.
Маша с радостью закрылась от нее в ванной. Теплая ласковая струя душа сразу сняла напряжение. Маша вымыла голову ромашковым отваром и медленно, словно лаская, стала намыливать тело жесткой мочалкой.
Завтра к ней будут прикасаться руки ее любимого... Завтра она должна будет отдать ему всю себя. Она станет принадлежать ему, и он сделает ее женщиной... Это страшно и заманчиво... Она готова вытерпеть самую жуткую боль, лишь бы знать, что ему хорошо с ней, что он счастлив... Неужели это правда так больно, как говорят? Ерунда, все ведь через это проходят... Маша посмотрела на свой живот, плоский, с хорошо натренированными мышцами, на маленький кучерявый бугорок снизу... Она будет женщиной... женой... в голове не укладывается. Вот только сможет ли она преодолеть свой страх, чтобы отдаваться так, как ей виделось в мечтах, – легко и жадно, без стеснения следуя своим желаниям?
Мыльная пена распространяла аромат ландыша. Так будет завтра пахнуть ее тело, когда Иона...
Маша закрыла глаза и попыталась представить себе, как он прикасается к ней, осторожно и в то же время нетерпеливо... Легкая судорога пробежала по ногам, и Маша быстро сжала колени... Нет, лучше не думать об этом... завтра... И будь что будет!
Глава 7
НЕВЕСТА
Рано утром приехали родители. Мать недовольно поджимала губы, а отец только курил молча одну за другой.
– Что за фокусы, Иоанн? – Прямо с порога на высокой ноте напустилась мать. – Надумал жениться, так хоть познакомил бы! А то на тебе, звонок с бухты-барахты: «Приезжайте, завтра свадьба»! Я даже нового ничего не успела купить!
– Ничего, ты и так хорошо выглядишь, – усмехнулся Иона. – Некогда было на пустяки время тратить.
– Пустяки! – трагически закатила глаза мама. – Единственный сын совершает такой ответственный шаг, а я даже не знаю!
– Вот теперь и узнаешь, – парировал Иона.
– И что за фря тебя так быстро окрутить сумела? – подозрительно прищурилась мать. – Надеюсь, ты навел справки о ее прошлом? Не будешь потом локти кусать? Ты убедился, что ей нужен именно ты, а не это все? – Она широким взмахом руки обвела вокруг себя.
Иона ухмыльнулся:
– Убедился. А об этом... – он повторил ее жест, – Машенька даже понятия не имеет.
Он с удовольствием не звал бы на свадьбу своих родственников, но Прасковья Митрофановна об этом даже и слышать не пожелала.
– Митрофановна! – позвал он. – Проинструктируй моих родителей, что да как. – И строго посмотрел на мать. – Только без твоих фокусов, мама. Договорились? Я долго искал себе невесту и не хочу ее потерять. Поняла?
Маша мучилась перед зеркалом, пытаясь уложить тяжелые пряди. Но, кроме привычного пучка, ничего не получалось. Мама носилась вокруг нее с электрощипцами, пыталась завить локон, но кудри, едва их подхватывали шпильками, моментально распрямлялись. Иона стремительно ворвался к ним, когда они обе уже совершенно отчаялись.
– Посмотри на этот кошмар! – со слезами на глазах сказала Маша. Надо же, столько ждала этого дня, а теперь все из рук валится, все наперекосяк...
– Ты прекрасна, как никогда... – шепнул Иона, целуя ее в шею. – А это что? Приданое? Шесть подвод? Ребята, грузите, – велел он вошедшим вслед за ним мужчинам. – Все помните, как положено?
И, не слушая больше возражений, он заставил Машу с мамой сесть в машину и стремительно помчался вперед. Сгрудившиеся у подъезда соседи так и не поняли, что произошло. Где жених, где невеста, где обещанная свадьба? Вещи вон грузят... Переезжают, что ли?
Серебристый «мерседес» миновал буковую аллею и остановился у тяжелых кованых ворот, по обе стороны которых тянулся в бесконечность высокий забор с сигнализацией.
– Это ваш клуб? – спросила мама.
– Это мой дом, – ответил Иона, искоса поглядывая на Машу.
Ворота открылись, и они очутились в прекрасном ухоженном парке, а вдалеке, в самом конце асфальтовой дороги, угадывался дом. Нет, скорее, замок... Все три этажа прочерчивали стрельчатые арки, а боковая стена была увита настоящим плющом. Маша растерянно вжалась в сиденье и со страхом посмотрела на Иону.
– Мы... здесь будем жить? – заикаясь, спросила она.
– Думаешь, тесновато? Ничего, когда пойдут дети, я еще одну пристройку сделаю, – пообещал он.
Степан выбежал на крыльцо и раскатал перед Машей белую полотняную дорожку. Маша осторожно ступила на нее, оглянулась на Иону... Он стоял и с улыбкой смотрел, как с двух сторон Машу взяли под руки деревенские женщины в длинных сарафанах и повели в глубь дома...
Вслед за «мерседесом» во двор въехал доверху груженный пикап, и из него неожиданно вышла Митрофановна с живой индюшкой в руках, наряженной в чепчик с разноцветными ленточками. Она горделиво улыбнулась Наталье Петровне и зычно велела Степану:
– Веди мать наш поезд встречать. – А Машиной маме шепнула: – Ты отрез приготовила?
– Какой отрез?
– Сватье на платье.
Наталья Петровна охнула, бросилась к вещам, которые выгружали из пикапа дружки Ионы, и принялась лихорадочно копаться в сумке.
Торжественная и подтянутая, появилась в дверях мать Ионы. Видно, Прасковьины наставления впрок пошли, губы ее не кривила больше презрительная усмешка, она с достоинством готовилась исполнить свою роль.
Ребята один за другим нагромождали у ее ног тюки и сумки, она делала вид, что скрупулезно их пересчитывает, и кивала одобрительно. Машина мама радовалась про себя, что не послушалась глупую дочку и собрала-таки приданое. А сваха Митрофановна сопровождала каждую вещь шуточками-прибауточками:
Здесь, чтоб елось и пилось,
Здесь, чтоб сладко спалось.
Пуховые перинки молодым согреют спинки,
Простыней целый пуд в жарких ласках изорвут...
Она с поклоном поднесла матери жениха разнаряженную индюшку, и та взяла ее неловко, крепко прижимая к себе вырывающуюся птицу. Следом Машина мать вручила сватье отрез, и Митрофановна велела новоявленным родственникам троекратно расцеловаться. «Больно строгая свекровь... – подумала Наталья Петровна, вдохнув пряный запах «Шанели», исходящий от ухоженной кожи сватьи. – Ишь, как себя холит. Такой вовек не угодишь. Хорошо, хоть отдельно жить будут, а то пропала бы моя Машка...» А свекровь, бросив на нее испытующий взгляд, отметила: «Мать-то простая, хозяйственная. А дочка какова? Как начнет из Иоанна веревки вить, капризничать да приказывать...»
Они и словечком не успели перемолвиться, как Митрофановна споро развела их по разным половинам, четко разграничив территорию жениха и невесты.
Маша находилась посреди большой светлой комнаты, уставленной множеством зеркал. По углам комнаты висели связки лука и чеснока, маленькие медные колокольчики позвякивали от легкого сквозняка, путаясь в длинных рыбацких сетях... Вдоль стен сидели женщины и тихонько тянули медленную печальную песню, так что душу щемило...
Ой да ты рябина, да ты рябинушка,
Ой да ты садова зелена прекудрявая,
Ой да когда ты взросла, когда выросла?
Ой да весной-то взросла, летом выросла.
Ой да когда выросла, когда вызрела?
Две девушки подошли к Маше и принялись расстегивать пуговицы платья.
– Что вы, я сама, – возразила Маша.
Ей было неловко, что все смотрят, что чужие руки раздевают ее, пусть даже женские... Простенькое платье упало на пол, а девушки отступили в сторону, давая дорогу Прасковье Митрофановне, которая на вытянутых руках несла перед собой большую берестяную шкатулку.
Где-то Маша уже видела такой узор из сплетенных колечек на тонкой, словно медовой бересте... Орешки! Непонятный ночной подарок от неизвестного... Понятно теперь, кто был этот таинственный даритель...
Она улыбнулась и снова почувствовала во рту сладкий привкус того лакомства. А Митрофановна поклонилась в пояс и раскрыла шкатулку.
Пышная белая пена медленно выползала под ее руками, расправлялась, опадала мягкими складками... и превратилась в длинную многослойную фату, которую девушки тут же приняли от Маши, растянув по всей комнате.
А на дне шкатулки лежал букетик флердоранжа, две витые восковые свечи, гребни, щетки для волос, булавки, иголки и черная коробочка, в которой обнаружился маленький флакончик французских духов с тонким нежным ароматом. Маша не удержалась и осторожно мазнула пальчиком за мочками ушей, у ключицы... и даже глаза закрыла. Запах воска, духов, исходящий от ее волос ромашковый дух смешивались с простым резким запахом, источаемым луком и чесноком, в непередаваемую странную гамму. А медные колокольчики, позвякивая, вторили тягучей песне...
Ой да ты, дева, дева, ты зачем рано замуж пошла?
Ой да не сама я, сама замуж пошла,
Да просватал меня сударь-батюшка,
Потакала меня родна матушка...
Слезы вдруг сами покатились по щекам от переполнивших Машу чувств.
– Плачь, плачь, девка, – шептала Митрофановна. – Оплакивай свое девичество. Сейчас отплачешь, потом порадуешься...
Прохладный скользкий шелк коснулся тела, девушки помогли Маше продеть руки в рукава, споро застегнули сзади многочисленные крючочки. Митрофановна опоясала ее талию красной шерстяной ниткой, нагнулась и быстро вколола в подол взятые из шкатулки иголки и булавки.
– Заперто ключами и замками и восковыми печатями запечатано, – скороговоркой пробубнила она.
Ловкие старушечьи пальцы вмиг расплели Машину косу, и Митрофановна провела гребнем по длинным пшеничным прядям. Волосы тяжелой волной упали на спину, приподнялись, разделились пополам, и Маша почувствовала, как они послушно сплетаются, свиваются в непонятный узор. Эти две толстые золотистые плетенки опоясали ее голову, и старушка ловко сколола их изящными жемчужными шпильками. Надо же, а Маша все утро промучилась с непослушными волосами...
Ее подвели к красному бархатному креслу, и мальчик с необычайно серьезным лицом, ужасно важный от возложенной на него миссии, поставил перед ней серебряный поднос с крохотными атласными туфельками, шитыми жемчугом и стразами.
Он аккуратно, сопя от волнения, натянул Маше на ногу одну туфельку, потом другую и отошел в сторонку, взявшись за край пышной фаты, которую девушки поднесли к Маше и укрепили на ее голове такими же жемчужными заколками, какие были в косах. Митрофановна с удовлетворением оглядела Машу с ног до головы.
– Ну, смотри теперь. Какова?
...Нет, это не она отражается в глубине большого зеркала. Она не может быть такой красавицей...
Тонкий шелковый сарафан весь покрыт белоснежным узором плотного ручного кружева, а руки и грудь закрывает тончайшее плетение атласных нитей, усыпанное крохотными жемчужинками. Широкий рукав сужается у локтя, плотно обхватывая руку. Сплетенные хитрым узором косы обхватывают голову, точно золотая корона, которую сверху покрывает кипенно-белая фата. Она спадает с плеч широкими волнами до самых носочков атласных башмачков и тянется дальше пышным шлейфом, который на вытянутых дрожащих руках держит серьезный мальчик-паж. Это царевна Лебедь из пушкинской сказки... «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит...»
Сейчас Маша шевельнет рукой, повернет голову – и исчезнет эта незнакомая девушка-невеста, словно призрак, привидевшийся в матовой глубине зеркал...
Глава 8
ПТИЦА-ТРОЙКА
Иона в парадном черном костюме с белой хризантемой в кармашке нетерпеливо вертел головой, пока Костя с Серегой запихивали ему в башмак золотую монету и пытались пригладить опять вставший дыбом вихор.
Оба дружки были крест-накрест перепоясаны длинными вышитыми полотенцами. Они мешали, то и дело соскальзывали с плеча...
– Ну, выдумщик! Сам от счастья совсем сбрендил, а мы-то за что страдаем?
Вчерашняя гулянка требовала немедленного опохмела. У Кости с Серегой во рту было сухо и шершаво, а этот жених все тянул с поднесением положенной чарки.
– Готово, – заглянула к ним Прасковья Митрофановна. – Садись на квашню, милок. А ты благословляй, дружок.
Иона сел на накрытую новой шубой квашню с подходящим, пыхтящим внутри тестом. А Митрофановна внесла в комнату икону Космы и Дамиана, и под ее строгим взглядом Костя неловко перекрестился и послушно произнес:
Дом священный, мир крещеный,
Тихая беседа, веселое игранье,
Утишитесь на этот час,
Уймитесь на это время,
Благословите Кузьму заиграть,
Благословите князю свадьбу начать.
Иона встал, приложился к иконе святых – покровителей молодоженов, и они пошли вслед за Митрофановной на «невестину половину».
Крепкие деревенские тетки преградили им путь:
– Кто такие?
– Купцы, торгующие красным товаром, – зачастил Серега. – Заблудились, пустите ночевать.
– А задаром дверь не откроется, за просто так девка головы не повернет! – выдвинулась вперед бойкая тетушка. – Выкуп давай!
Дружки принялись одаривать теток деньгами и платками.
– Мало! – хихикали те. – Дешево ценишь! На такую красу пощедрее охотники найдутся!
Костя с Серегой вошли в роль и отчаянно торговались, делая вид, что поворачивают назад.
– Так мы нашего жениха уведем. Пусть холостым еще погуляет.
Маша слушала из-за закрытой двери громкие шутливые пререкания и не верила, что все это действительно происходит с ней. И даже по-настоящему испугалась, что Иона и вправду повернет назад, не допущенный к ней ее требовательными стражами.
– Хватит! – вдруг крикнула она. – Пустите его!
Женщины расступились, дверь распахнулась... И Иона чуть не ослеп от белого сияния.
Солнечный свет пронизывал легкое облако фаты, зажигал мерцающие искорки в россыпи жемчужин, ласково скользил по тяжелому золоту волос... И там, внутри этого белоснежного свечения, угадывалось бледное взволнованное лицо с огромными карими глазами...
Иона замер, не решаясь шагнуть к ней, не веря, что это и есть она, его невеста, его Маша... Неужели его она ждет и он тот, кто поведет к алтарю это неземное волшебное создание? Даже Костя с Серегой затаили дыхание, не в силах оторвать глаз от Иониной невесты. Потом Костя восхищенно повертел головой и изрек:
– Понял... Я пас...
– Настоящая русская красавица, – поддержал его Серега.
Маша протянула руку, и Иона осторожно взял ее дрожащую ладошку, провел по широкому коридору мимо выстроившихся вдоль стен гостей, и они вошли в высокий зал с огромными, до самого потолка, окнами, где их с иконами в руках поджидали родители. Прасковья Митрофановна подвела молодых под благословение, шепотом подсказывая каждой из матерей полагающиеся слова. А у тех горло перехватывало от волнения, они бормотали и путались, пока наконец не сказали синхронно, не сговариваясь:
– Будьте счастливы, дети...
Тетушки в сарафанах опять затянули красивую протяжную песню, под нее соединенные руки Маши и Ионы обвили полотенцем, крепко связали концы и троекратно обвели их вокруг стола. Этот старинный ритуал назывался «своды» – он должен был скрепить новоявленный союз, прежде чем молодые принесут церковные обеты.
Приехали автобусы с гостями, которые Иона послал за Машиными подругами и своими знакомыми. Многие друзья решили ехать на свадебный пир без машин, чтобы вволю мед-пиво хлебнуть, не опасаясь за последующие разборки с ГАИ.
– Ой, это Машка? – ахнула Лариса.
– Ущипни меня! – потребовала Сашенька. – Я не сплю?
А Маша вышла на крыльцо и остолбенела. Прямо у парадного подъезда, фыркая и прядая ушами, нетерпеливо перебирали тонкими ногами три белоснежных коня с вплетенными в длинные гривы пестрыми ленточками. Золоченая сбруя, высокая расписная дуга, а на ней настоящий валдайский колокольчик... И впряжена была чудо-тройка в открытую легкую коляску... или карету... с откидным верхом, белыми лаковыми боками, украшенными гербом с вензелями.
Белая полотняная дорожка, по которой Маша входила в дом, теперь тянулась прямо к распахнутой дверце кареты. Маша ступила на нее, и тут сверху неожиданно посыпались душистые цветы хмеля и крупные янтарные зерна овса. Словно дождь пролился на головы молодых... Дождь, предвещающий плодородие, достаток и терпкую хмельную любовь. А Серега с Костей дождались наконец желанного мига и припали к расписным ковшам с крепким, забористым домашним пивом, сладким и холодным до ломоты в зубах, враз снимающим все похмелье и прочищающим буйны головы...
Женщины в сарафанах обнесли всех собравшихся питьем. Маша двинулась вперед и вдруг испуганно вскрикнула. Прямо у них под ногами вспыхнул пучок соломы. Иона крепко сжал ее руки и первым переступил через огонь. Маша подобрала длинную юбку, опасаясь, что тонкий шелк и кружево сейчас вспыхнут, и осторожно последовала его примеру. Дружки тут же затоптали огонь, легкие рессоры дрогнули, хлопнула дверца кареты... Маша прижалась к плечу Ионы, закрыла глаза. И птица-тройка резво рванулась со двора, унося ее навстречу счастью...
Неслась тройка по буковой аллее, по широкому шоссе, по тихой лесной дороге... Звенел под дугой колокольчик, веселил душу... Летела по ветру пышная длинная фата, развевалась позади кареты. Маша приникла к Ионе, он обхватил ее худенькие плечи. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Маше вдруг захотелось рассмеяться громко, крикнуть на весь лес, чтобы выплеснуть переполнявший ее восторг. Но тут Иона привстал в коляске и зычно проорал прямо в осеннее белесое небо:
– Эге-гей!
«Гей...» – отозвалось гулкое эхо...
– Тебе нравится? – спросил Иона, склонившись к Маше.
– Как в сказке... – тихонько ответила она.
Как жаль, что закончился этот сказочный бег. Птица-тройка послушно замерла у входа в районный загс. Маша даже не узнала сразу старое здание клуба. Оно сияло свежей покраской, словно игрушечный пряничный домик. А безмерно довольная заведующая уже встречала у входа дорогих гостей.
На радостях она избавила их от нудной официальной процедуры с непременным вальсом Мендельсона на заедающей фонограмме. Они просто поставили свои подписи, выслушали простые человеческие поздравления, а маленький камерный оркестр тихо играл чудесную музыку, под которую хотелось кружиться, раскинув руки...
– Смотри, – сказал Иона и раскрыл перед ней новенькое свидетельство.
– Жена... – прочла Маша. – Коло... ой, нет, Соколова Мария Николаевна... Я теперь Соколова? Как странно...
Она прижала к груди подаренный Ионой свадебный букет, аранжированный из роз, лилий и незнакомых мелких пушистых цветочков. Они, как снежинки, густо усеяли кружевные веточки...
– Привыкай, – улыбнулся Иона. – Миссис Соколова. – Он посмотрел на часы. – С официальной частью покончено. По коням!
...И снова тройка мчала их по брусчатке райцентра, по узким деревенским улочкам, по полю мимо большого ярко-голубого озера, в котором отражались верхушки сосен...
Храм возник перед ними неожиданно, словно вынырнул из-за поворота, и встал горделиво на перекрестье трех дорог. Блестели на солнце золотые купола, переливались золотистым отливом желтые и красноватые кроны деревьев... Красная бархатная дорожка поднималась по ступеням и исчезала в глубине храма. Оттуда пахло ладаном, теплым воском и еще чем-то волнующим и необычным...
Они ступили под гулкие церковные своды, и Маша замерла в предчувствии того, что сейчас произойдет великое и непонятное таинство – венчание. Она только в книжках читала да в кино видела, как это происходит, но отрывочные сведения путались в голове. Мария даже растерялась, боясь совершить какую-нибудь оплошность...
Иона тоже волновался. При их появлении тихо зазвучал скрытый наверху, за деревянными перилами хор. Словно ангелы сопровождали их до самого конца выстланной перед ними дорожки до самого аналоя.
Маша быстро и нервно сжала руки Ионы, и он ответил ей коротким пожатием. После яркого осеннего солнца таким контрастным был полумрак храма, освещаемого только колеблющимся пламенем свечей вдоль иконостаса... Словно они оба попали в другой мир. Распахнулись царские врата, и из алтаря появился серьезный пожилой священник в длинной, шитой золотом накидке. Следом за ним дьякон вынес на серебряном подносе чашу с обручальными кольцами.
